Текст книги "Операция "Берег" (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 40 страниц)

– По-моему, вот ту, что западнее стоит, развернуло. У нее люки несимметричного размера, заметно, что поменялись. Может, течением повернуло, – осторожно предположил вдумчивый и усидчивый Тяпка.

– Течением и прибоем это вряд ли, судя по осадке, она корпусом в песке сидит. Но она все равно маловата для оборудования старта, – пояснил Земляков, окончательно начиная нервничать. Неужели действительно проглядели и упустили?

– А если они эти корыта вместе сводят? Они же сидят почти рядом, отбуксировать и сплотить – дело пары часов. Мы так импровизированную гм, артиллерийскую площадку создавали, – сказала Катерина.

– А энергопитание? Их же запитать нужно.

– С берега. Вывели кабель, спрятали, а у берега углубили дно. Сволакивают баржи, подключают – и готово. Ну, или как-то так. Я же не морская инженерша.

– Можно подумать, я адмирал-конструктор. Но быстро-сборная площадка – интересная идея.

– Так, запрашивай немедля. Пусть специалисты подумают, свежие снимки глянут. И по коду «29». Давай, Горнявый, выходи на связь, не подведи, радиокудесник.

Бронекатер проходил мимо островной дамбы, чуть подсохшие пленные немцы со слабой надеждой смотрели на приближающийся берег, причалы, дома и деревья. Дома, оно всегда легче. А может, звуки отдаленной перестрелки фрицам надежды подавали.

Некогда было на пленных смотреть старшему лейтенанту Землякову – шли энергичные радио-переговоры. Названый код дал приоритет, теперь все доступные каналы – от корпусного до армейского – в первую очередь занимались делами крошечной оперативной группы, слушали и дублировали маломощный «Север», дан новый уровень, заработала ВЧ-связь. Садятся по кабинам штурмовиков летчики резервной, дожидающиеся именно этого момента, эскадрильи. Уже наверняка дошло до Москвы, подскочили со своих мест специалисты аэрофотосъемки, заметались девушки-аккуратистки, навечно пропахшие канцелярским клеем, склеившие десятки километров фотографий, поднял телефонную трубку и слушает экстренные новости генерал Попутный, оторвались от своих дел и обратились мыслями к далекому Пайзе иные высокие чины и должности…

И не дай вам боги ошибиться, опергруппа «Город»…

– Подходим! Слышите, товарищи старшие лейтенанты, подходим! – кричал из боевой рубки лейтенант Одинцов.

– Жень, сворачиваемся, – сказала Катерина, закидывая за спину карабин.

– Ты на ходу слушать можешь? – спросил Евгений у радиста.

– Так батареи же.… Вот-вот сядут, – виновато напомнил радист.

– Придется выжать до последнего. Момент такой. Позже нам связь уже не очень интересна, нам и так навтыкают, вполне очно, – усмехнулась Катерина.

Евгений заглянул к раненым, крикнул Звягину и остальным, чтоб держались, скоро будет медпомощь.

Приближались причалы, не особо выдающаяся постройка, оказавшаяся знаменитой «с часами». Опергруппа поспешно прошла на нос катера, Катерина знаком показала фрицам, чтоб раздвинулись, Горнявый сосредоточенно поправлял лямки рации – еще замочить связь в такой момент не хватало. Катер примерялся к причалу, сбавлял ход…

– Долговязая русская шлюха, – с ненавистью процедил по-немецки сидящий на палубе пленный, снизу-вверх глядя на рослую контрразведчицу.

– Ты, свинья, у меня первым на допрос пойдешь! – немедля гавкнул тоже по-немецки Земляков. – Осмелел, крыса моченая.

– Хамит? Про меня? – понимающе уточнила Катерина. – Вот же низкая нацистско-мизогиническая душонка. Двинуть бы его прикладом промеж глаз. Но я в это время дня очень гуманная.

Ударила Катерина без размаха, даже не ударила, а слегка лягнула ногой, не особо сильно, но точно угодив каблуком в белобрысый лоб. Немец хрюкнул от неожиданности, остальные пленные отшатнулись от дурака.

Всё – Евгений больше не отвлекался. На пару с Катериной спрыгнули на пирс, подхватили-приняли громоздкого радиста, приноровившийся к посадкам и высадкам Тяпоков сиганул сам – с грацией молодого козленка, но уверенно.

– Ох, товарищи командиры, а нас Тима встречает! – закричал радист. – Прям на душе полегчало, сейчас дело само пойдет-поедет.

Действительно, перепрыгивая через ящики и канаты на причале, навстречу несся мелкий и крайне незаменимый старшина Лавренко, призывно махал рукой.

– Действительно, просто праздник какой-то, – восхитилась Катерина. – Может, мне даже самозарядку отдадут.

– Едем, товарищи! У меня тут «броня», только она сюда не протискивается, завалено все – сходу закричал Тимка. – Наши электростанцию штурмуют, вон она.

– Трудно ее не заметить, – Катерина еще раз глянула на пару высоченных труб совсем недалеко от причала. – Только спокойнее, без суеты. Нам сейчас метаться, время терять никак нельзя.

Тима докладывал обстановку: немцы засели на электростанции, от здания управления их выбили – там наша опергруппа удержалась, подмоги дождалась. Но машинный зал работает, здание там толстостенное, серьезное, без артиллерии не возьмешь. У ОМГП два танка осталось, сейчас где-то на подходе, от дивизии гаубичную батарею направили, но тех раньше чем через два-три часа не ждать…

Над заливом пронеслись два краснозвездных истребителя – ушли вдоль берега. Старшему лейтенанту Землякову очень хотелось верить, что это разведка, и строго в интересах текущей оперативной работы…

Пока опергруппа рысила за склады, Тимка завершал доклад по обстановке:

…– а майорская опергруппа погибла. Они как раз у машинных залов были, там, где трансформаторы или как их там…. По ним первым немцы огонь и открыли. Сейчас наши саперы пытаются в кабелях разобраться, взорвать нужный. Но тут же хозяйство огромное…

Опергруппа выскочила к бронетранспортеру – легкому, колесному – с борта смотрели бойцы с оружием наготове.

– А «Додж»-то твой где⁈ – ужаснулась Катерина.

– Так говорю же – прижали нас там у развилки, воевать пришлось. Побили наш «додж», водителя ранили. Но твою… вашу винтовку я прихватил. Магазины, снаряжение, все есть. Думаю, нужно забрать на всякий случай, упрут же.

– Тима, ты прекрасен!

– Господи, да потом любезничать будете, – взмолился Евгений. – Сейчас главное связь. Тимка, ты случаем, запасные батареи для «Севера» не взял?

– Взял. Радиста мне не дали – много побило наших. А батареи дали. Только это… давайте к своим, на электростанцию доедем. Тут небезопасно – немцы шныряют, частью переодетые, вообще ничего не поймешь. Мы тут едем, бежит какой-то субтильный в шляпе, и вдруг гранату…

– Некогда нам ездить, Горнявый давай связь, давай…

17 апреля 1945 года

Циммербуде

10:26

Выходить из-за защиты броневого бока бронетранспортера было неосмотрительно. Евгений вставал, делал два шага, снова присаживался на корточки. Радист работал из тесноватого нутра «222»-го[11]. Откуда взялся броневичок, Евгений так и не понял – литеры «Л» на броне не имелось, чумазый водитель незнаком – не из «Линды» и ОМГП машина. Ну, Тимка изыскал где-то транспорт – если надо, старшина всё может. Сам сидит за 20-миллиметровой пушкой, терпеливо ждет. Остальные бойцы ждут между машиной и стеной склада. Немного – три человека, потрепало отряд прикрытия. Вот и знакомую «тридцатьчетверку» подбили, товарищ Иванов немедля в мотострелки перешел. Вот даже не странно, что он здесь, оно вроде как и напрашивалось, не удивляет. Катерина шепотом о чем-то зубастого родственника расспрашивает. А минуты уходят, уходят…

Болела голова у старшего лейтенанта Земляков, подкатывала со стороны желудка тяжелое чувство, даже не тошнота, гадость какая-то глубоко физиологическая. Готовят немцы Старт, это прямо до невозможности организмом и умом ощущается. Нужно ехать, искать, срочно, тут каждая минута…

…но ехать некуда. Они рядом, где-то по берегу. Но местность незнакомая, проводников нет, определенно куда-то не туда заедешь. Но и сидеть невмоготу. Катерина отвратительно спокойна – это же даже не стальные нервы, а титановые пополам с победитовыми. Ладно, начальница – это понятно. Митрич, гад, тоже совершенно спокоен. Белеет бинт на горле под расстегнутым воротом гимнастерки и подпаленного комбинезона. Что-то сегодня всех в горло цепляет. Ничего, Звягина не очень глубоко, выкарабкается…

…Евгений с тоской осознал, что думает о чем угодно, но только не о деле. Но что о «стартовой» думать? В этом направлении мысль как та собака за своим хвостом крутится, истерично подскуливает и взгавкивает, никакого толку. Инфы мало. Спокойнее нужно, ждать, терпеть, экономить силы и нервы. Шанс еще есть…

Вновь из-заброни подал голос радист. И снова не то. Нельзя сказать, что рация молчит. Вводных много, по большей части уже открытым текстом шпарят. Спешит гаубичная батарея, летят-гремят по дороге, пытаясь не рассыпать траки, последние «тридцатьчетверки» отряда, перебрасывают от Фишхаузена разведроту, подходят тылы ОМГП, уточняют саперы по поводу кабеля: «бронированный ли и предположительное сечение?». Но это все не то.

Сиди, товарищ Земляков, жди. Все-таки тоже опыт имеешь. «Поздняк метаться», как говаривали соседи-комендачи Отдела «К». Времени осталось на одно движение, нет вариантов.

Посматривают искоса на старлея Катерина и Митрич – совершенно разные, и все же похожие. Опыт, иной уровень опыта. Нехрена они не родственники, просто… Опыт у них, да.

Старший лейтенант Земляков неожиданно для себя корчит злобную рожу – ну да, нервничаю, ерзаю и психую. Начал бы волосы рвать, но перед рядовым составом немного стыдно.

Улыбаются, садисты. Между прочим, даже сидят одинаково – винтовки между колен, только и разницы, что «трехлинейка» и «самозарядка».

– «Второй» передает, – в полный голос сообщает радист из-за брони. – 'Стоянка барж. Четыре километра юго-северо-восточнее окраины[12] Циммербуде. Береговой ориентир: въезд в рощу, там, предположительно, старая стройплощадка. Баржи опознаны как угольные. По реестру номера 34 и 77. В период 7–9 апреля западная баржа поменяла местоположение. Сдвиг около пятидесяти метров. Предположительно.

– Всё! Двинулись! – Катерина уже на ногах.

– Стойте! – кричит Горнявый. – Опять от «Второго». Данные авиаразведки. «Авиаразведкой обнаружено движение. Два буксира, баржи, катер. Ориентировочно три километра от окраины Циммербуде. Суда обстреляны нашими истребителями, ответного огня не открывали.»

– Понятно, передавай – «выдвигаемся».

Броневик оказывается разболтанным, гремящим, как котелок с гайками и гильзами, и до жути тесным из-за переполненности. В более тесной бронетехнике старшему лейтенанту приходилось ездить только во Львове, был там случай. Но что характерно, и тогда и сейчас неудобство салона и склонность рассыпаться на ходу на скоростные качества машин не влияли.

– Боги, да у нас сейчас колеса отлетят, – предрекает Катерина, сидя на борту и изо всех сил цепляясь за турель пушки.

– Не боись, проверенная машина! – кричит водитель, хищно согнувшийся на своем месте. – А ваще ты, товарищ разведчица, села бы рядом, оно надежнее.

Катерина советует умнику не отвлекаться, пока его не послали в пешем строю по известному направлению. Чумазый наглец хохочет, броневик уже скачет-гремит по поврежденной дороге, мелькают крайние дома. Трясет так, что чуть язык себе не прикусываешь, Евгений машинально придерживает подсумок с магазинами – как бы не повылетали. Хорошо. дозарядиться успели, пока ждали-нервничали.

…мелькают деревья и болотистые прогалины, близкого канала не видно, но он там, за леском. Изгибается дорога, броневик проскакивает брошенные повозки, лежащая в кювете убитая лошадь уже распухла, на тела немцев тоже лучше не смотреть…

Бах– хрясь! Броневик сходу преодолевает внезапную воронку.

– На танке оно было даже как-то спокойнее, – с грустью замечает Иванов. – А там немцев-то – по прибытию – много будет?

– Да хрен их знает. Порядком, видимо. Охрана, техники, беженцы, – говорит Евгений, оберегая норовящие клацнуть зубы. – Не пойму, почему медлят, не стартуют.

Над шоссе и несущимся броневиком мелькает огромная драконья тень – на миг накрывает, пересекает курс, снижаясь, уходит в сторону моря, с опозданием раздается рев винтов – тень трехмоторная. Летающая лодка «Дорнье», индекс и точные ТТХ товарищ переводчик не помнит[13], кресты на крыльях не оставляют сомнений в принадлежности самолета…

…Звон авиационных двигателей угас, исчезла тень, словно и не было. А ведь чуть пузом-килем не зацепил, гадина, прошел на высоте метров в пятнадцать.

– Тоже шизанутые, – говорит Катерина, глядя в сторону сгинувшего самолета. – Но теперь хоть понятно, кого ждали. Несколько минут у нас есть, пока приводнятся, пока пересядут.… Но вообще-то, истекает наш временной лимит. Эй, шумахер, ты поднажми, пока не рассыпались.

– Вот обзываете вдруг по-вражески. А небось, сознательные, партийные. А я, между прочим, жму, стараюсь, – орет водитель, не отрываясь от руля.

– Я с восхищением, – заверяет Катерина. – И это не особо ругательство, скорее, классификация.

Машина на дороге… брошена. Еще одна, еще дымится. Сожгли. Где-то здесь, здесь…

– Стой! Проскочили! – хором кричат Мезина и бдительный старшина Тимка…

…Съезд практически незаметен – глубокий кювет, камни, прошлогодняя жухлая трава. Разве что выглядит именно здесь чуть ровнее и снабжен неочевидной ирригационной хреновиной. Но кювет же…

– Вон, вон перемычка! – тычет стволом автомата Тимка.

– Да я разве проеду, – сомневается водитель. – Рассыплется же.

– Под тягачи делали, крепко, – заверяет, спрыгивая на землю Иванов…

…он пятится, руководя машиной, броневик неуверенно скатывается, начинает довольно мягко выезжать наверх…

– Бетоном, что ли, залито? – удивляется водитель.

Переезд действительно угадывается больше ощупью – слой грунта и травы маскирует просто идеально. Как это сделано, не совсем понятно, да и некогда понимать. Впереди негустая роща, дальше проглядывает бухточка и водный простор канала.

– Товарстарнатн, маневр установке нужен, – говорит длинноносый боец, разворачивая турель. – Неровен час, встретят нас тута.

Евгений подвигается. Тряска в броневике сказывается на переводческом организме не лучшим образом – головная боль усилилась, тошнота аж на гландах сидит. Наверное, от этого соображает товарищ Земляков туговато. Катерина, старшина уже бегут между сосен – напрямую к берегу рванули…

… матерясь, Евгений, спрыгивает с броневика, устремляется следом, догоняет Иванова. Тот скалится сталью пасти, винтовка тоже наготове:

– Эх, молодые, прыткие…

– Не смеши. Голова как?

– Да сейчас лопнет. Виски как струбциной вдавливает.

– Вот и у меня. Струбциной. И прям даже из желудка выжимает.

Обсудить печальное состояние здоровья не удается. Старшина впереди машет – «ложись»!

…Нет, окоп узок, по сути, почти блиндаж – хорошо замаскирован, накат из толстых досок, плащ-палатка прикрывает короткий ход сообщения. Пулемет остался на своем месте, лента заправлена, чистенькая, протертая. Еще дымится окурок сигаретки…

– Уже свернулись, отошли, прощай, фатерлянд, – бормочет Катерина. – Интересно, что они рядовому и младшему составу обещали? Неужели возьмут? Впрочем, куда без исполнительных ефрейторов и фельдфебелей, это вообще будет не жисть. Сохраняют традиции и дисциплину, этого не отнять.

Баржи у берега и как на ладони: стоят бок о бок, грязноватые, неказистые корыта. Но испачканные углем и ржавчиной чехлы уже сдернуты, брезент колышут волны, больше не нужна маскировка. На палубах возвышается конструкция из стальных балок, соединяющая корпуса судов, торчит надстройка из рифленых листов железа. Балансирует на стальном мостике техник, ловко пробегает до стрелы лебедки, на ней горит прожектор – видимо, предупреждающий. Стоят пришвартованные к баржам буксиры, но низкий, давящий на виски, гул идет не от них. И не от самолета – приводнившийся «Дорнье» дрейфует чуть мористее, гребут оттуда надувные лодки, полные немцев.

Видимо, день такой – все средства транспорта – битком. День-час-пик, так сказать.

Людей у барж действительно много, там работают техники в рабочих робах, а у легких металлических сходен выстроена очередь: человек восемьдесят, часть в военной форме, часть в гражданском, у всех небольшие чемоданчики, ранцы или просто импровизированные узлы. Изрядно их в багаже ограничили, это же всё награбленное непосильным трудом, выжатое эксплуатацией классов и народов бросать приходится. Прямо сердце разрывается от столь скорбной картины. Сволочи. Топчутся перед автоматчиками у сходен, ждут, надеются…

Соображал товарищ Земляков туго – голову просто разламывало. Катерина командовала – подтянулся личный немногочисленный состав опергруппы, спрятался за деревьями на обнаруженной дороге-спуску к берегу броневик. И «Северок» не подкачал – связь установили мгновенно.

– Основная часть сделана, – Катерина оперлась локтями о бруствер, совершенно по-солдатски утерла разгоряченное лицо пилоткой.

– Фи, совершенно неблагородно выглядите, леди, – с трудом ворочая языком, поведал Евгений.

– Много ты в истинных ледях понимаешь, смерд столичный, – ухмыльнулась былая начальница. – Я говорю – удалось все же, вычислили. Остались завершающие штрихи. Основной будет нанесен через двенадцать минут – подлетное время штурмовиков. У тебя что – голова вообще отваливается?

– Не то слово. И у меня, и у Митрича. А ты как?

– Острое предчувствие крупного ненормального Прыжка. Прямо мороз по коже. Но у меня чисто психологически, без боли.

– Везет некоторым. Кать, а мы можем попытаться кабель подорвать?

– Вряд ли. Его маскировали и прятали на совесть. Выход у самого берега, на виду у техников. И там бетонный колодец, а сам кабель толстенный и, видимо, действительно бронированный. Собственно, зачем рисковать?

– Как «зачем»⁈ Двенадцать минут – это много, они же уже готовы. Уйдут в последний момент.

– Да и пусть валят. Наверное, это не принципиально.

– Вот тут вообще не понял, – признался старший лейтенант Земляков.

– Ну… – Катерина сделала странную паузу. – Ты представляешь, что с колонистами будет Там? Может, они очень пожалеют, что не остались в старом мире? Отсидели бы малость в тюрьме, кого-то и повесили бы, но немногих. Зато дома.

– Там что, хуже, чем в тюрьме или на виселице будет? – изумился Евгений.

– Да не то чтобы хуже. Иначе. Настолько иначе, что и поверить невозможно.

– Я не особо верующий, мне религиозные нюансы побоку. Нужно как-то задержать. Не будем же мы сидеть и любоваться?

– Да что сделать-то? Обстрелять из пушечки и атаковать развернутой цепью в восемь штыков? Нас пистолетными залпами положат. Вот «Илы» придут, разберутся. Мы дочистим. Нам главное эти корыта, в смысле, «стартовую» уничтожить окончательно и бесповоротно.

– Нет, так не пойдет, – старший лейтенант Земляков попытался усилием воли отстранить головную боль. – У нас ясно поставленная задача: «найти и уничтожить». Я пойду. Нет, лучше поеду. На броневике выйдет убедительнее.

– И что дальше? Бумаги начнешь фрицам предъявлять? Бумаги у тебя убедительные, спору нет, только им уже пофиг. Они одной ногой в иной юрисдикции.

– Нет, так мы вообще никогда ничего не доделаем. Всё, я туда. Пойду, рискну.

– Ну, тогда я с тобой, – неожиданно легко сказала Катерина.

– Это еще зачем? Ты только с виду нордичная и белокурая. По-немецки два слова и то…

– Обижаешь. Уже все четыре слова, а ругательств даже больше.

– Стоп! – Евгений смотрел на улыбающуюся былую начальницу. – Я что, лично и единолично должен был это решение принять?

– Такой вот момент, Жень. В некотором смысле я представляю, гм… третью темпоральную сторону.

– Да идите вы в жопу со своей временной и пространственной дипломатией, – с чувством заявил Земляков и полез из траншейки.

Немецкий бронеавтомобиль Sd Kfz 222 (не наш, а доездившийся)

[1] Явная путаница в отчетной документации. В Восточную Пруссию по железной дороге был переброшен 2-й дивизион бронекатеров Пиллавской военно-морской базы. Катера спустили на воду реки Прегель. В состав дивизиона входили «БК-158, '159», «202», «204», «205», «212», «213», «214», «308», «309», «310», «322», «325». Командовал дивизионом капитан 2 ранга М. Ф. Крохин. Катера «199» там не числилось, хотя малые речные бронекатера проекта 1125 определенно имелись.

[2] В ночь на 17 апреля парный дозор наших катеров находился на фарватере между Пайзе и Пиллау, но не заметил немецкие суда, эвакуировавшие с полуострова немецких танкистов. В защиту наших катерников можно сказать, что стоял туман, локаторов, да и вообще особых средств наблюдения и навигации, они не имели.

[3] Экипаж малого речного бронекатера проекта 1125 штатно насчитывал 10–12 человек (в зависимости от установленного вооружения). Но достаточно редко экипаж был полностью укомплектован.

[4] Документов по реальному бою, произошедшему утром 17 апреля 1945 года между нашими бронекатерами и немецким караваном, весьма немного, некоторые их детали кажутся странными и несколько противоречивыми. Но, видимо, нечто очень похожее в тот день произошло. Здесь изложен один из возможных вариантов событий.

[5] Немецкие быстроходные десантные баржи. Несмотря на название – серьезные, порой, чрезвычайно мощно вооруженные военные корабли кригсмарине. Весьма живучие и доставившие много проблем нашим морякам.

[6] (нем.) За фюрера и отечество!

[7] В источниках фигурирует цифры: потоплено две БДБ, три несамоходные баржи, 117 шлюпов, баркасов, рыбацких лодок и плотов, более 5 тысяч немцев. В плен взято 12 немецких офицеров. Видимо, это не совсем точные данные, но дающие общее представление о произошедшем.

[8] Наверное, это линия «К», в реальности пленных было меньше. Но повторимся – подробностей боя очень немного.

[9] С названиями в данной местности всё очень сложно. Населенный пункт Пайзе (в переводе «местность у леса»), рыбацкая деревушка Циммербуде (вдоль окраины которой в 1894–1901 годах был построен судоходный канал) и деревня Неплекен образуют некий географический треугольник вдоль выступа побережья. Поселения были объединены в одну церковную общину в 1901 году и в какой-то мере начали считаться единым населенным пунктом Пайзе, но при этом сохранили и собственные названия. Ныне всё это город Светлый.

[10] Название судов и кораблей, места их затопления не совсем точны.

[11] Легкий немецкий бронеавтомобиль Sd.Kfz. 222. Вес около 4,8 тонны, экипаж три человека, вооружение основной модификации – 20-мм пушка и пулемет МG-34. Существовало несколько модификаций радиомашин на этой же базе.

[12] Координаты изменены и зашифрованы, поскольку информация до сих пор не рассекречена.

[13] Скорее всего, это был «Дорнье Do-24» – многоцелевая летающая лодка. Выпускалась в вариантах морского спасателя, дальнего разведчика, разведчика-бомбардировщика и т.д. Максимальный взлетный вес около 16,2 тонны, крейсерская скорость 290–330 км/час, экипаж 5–6 человек. Имел вооружение, в спасательном варианте имел шесть коек и медицинское оборудование.

Глава 22

22. На берегу

17 апреля 1945 года

Берег Кёнигсбергского канала

11:03

…– Вот так сходу и подкатить? – уточнил Митрич.

– Почему нет? – Катерина легко вскочила на крыло броневика, переступила на броню выше. – Война кончается, перед нами маячит время переговоров.

– Порешат сразу.

– Это мы еще посмотрим. Да тут на болтовню минут пять осталось, до прилета штурмовых ангелов. В любом случае, не заскучаем. Ну?

– Я с вами.

– Митрич, нахрена оно тебе надо? – злобно вопросил втиснувшийся на водительское место Земляков – влезание в узкую люк-дверцу переводчику настроения явно не прибавило. – Хер его знает что происходит, тут хоть что-то твоя скрытная родственница понимает. Но ты там вообще не нужен.

– Не-не, я очень нужный, без меня нельзя, – печально усмехнулся Митрич, запрыгивая на броню.

Было слышно, как внутри Земляков буркнул по-немецки, явно выругался, причем грубо.

– Да вы что⁈ – опомнился водитель броневика, сдергивая с головы замасленный насквозь танкошлем. – Моя ж машина-то. Совесть поимейте!

– Перекури вон в траншее, – посоветовала Катерина. – Тебе после марша отдых положен.

– Да ты… – возмутился мехвод, но устроившийся на водительском сидении Земляков уже тронул бронированную машину с места, та нервно дернулась, едва не скинув сидящих на броне, и покатилась вниз по едва очевидной колее между берез и лип.

Из-за деревьев наперерез броневику метнулась невысокая, но прыткая фигура, с разгона запрыгнула на заднее крыло.

– Тима, ошалел⁈ – возмутилась Катерина. – Вот ты здесь определенно нафиг не нужен.

– Не имеешь права, – пропыхтел старшина. – У меня приказ. «Сопровождать безотлучно».

– Но не в этой же ситуации⁈ И вообще это устаревший приказ был, еще кёнигсбергский.

– Генерал не отменял.

– Твою ж… ладно, лезь внутрь, не маячь.

Броневик выкатился на открытую часть спуска.

– Так, обозначаемся, – спохватилась красавица-сквернословка, выхватывая из кармана чистенький носовой платок. – Винтовку давай.

Митрич скинул с плеча ремень винтовки, Катерина принялась привязывать на ствол «трехлинейки» платок. Шло так себе – броневик набрал скорость, раскачивало, сам Иванов кое-как упирался каблуком в закрепленную на броне лопату, придерживал контрразведчицу.

– Положено, вроде, на штык цеплять. Давай примкну.

– Да некогда уже. Мы и так глуповато выглядим.

Броневик катил уже вдоль берега, до барж и немцев было рукой подать. Оттуда смотрели, у солдат оружие нацелено, очередь беженцев-переселенцев у сходен заволновалась, заколыхалась, готовая рассыпаться. Но пока не бегут и не палят – уж очень странно и нагло броневик выкатился.

Митрич поднял ствол винтовки с привязанным светлым платком. Маловат белый флаг, но обозначает.

– Ничего, раз сразу не полоснули, разговор может и состояться, – пояснила с некоторым облегчением Мезина. – Тима, ты там затаись, стань еще поменьше, чем обычно, не высовывайся.

– Понял, – отрапортовал дисциплинированный старшина, завалившийся поглубже в тесные бронированные недра.

– Дурдом, – прокомментировал Земляков. – Тут еще и с тормозами…

– Да мы вообще без тормозов, это все знают, даже начальство. Дима, повыше парламентерский знак.

Эх, «Дима» – давненько так не называли. И пахнет от «родственницы» иными временами – чуть духами, а больше городом и чистотой. Хотя и кровью, порохом с бинтами, это тоже, куда без этого.

Митрич держал винтовку вертикально, платок развевался над головой. Чудные дела – неужели умирать под флажком из чистой ткани придется? Вот уж такого казуса никакое пророчество вообразить не могло.

Броневик шел мягко – под колесами плотный сырой песок. Немцы рядом – лица ошеломленные, злые, перепуганные, фрау жмутся среди солдат, на земле горка «лишних», брошенных пожитков. И стволов на гостей наставлено… десятки. Может, поначалу за свой, за фашистский броневик приняли, но сидящие на броне бойцы в однозначной форме одежды. Сам Иванов в комбинезоне – с трудом, но ещё можно спутать. А Катерина при параде – в форме, при погонах, на голове лихая пилотка с тыловой, вызывающе красной и яркой, звездочкой.

Броневик катил напрямую, прямо к сходням. На таран вздумал брать Земляков?

И правда, нагло бухнули колесом в задребезжавшую сходню, правда, уже с выключенным двигателем наехали.

Один из немцев что-то зло сказал, перевел ствол «Парабеллума» – теперь точно в лоб сидящему на броне гостю смотрел. Митрич усмехнулся, показав зубы…

Сейчас…

* * *

17 апреля 1945 года

Берег Кёнигсбергского канала

11:05

… Блин, да как его остановить-то? С управлением «222»-го разобраться было несложно, но кто знал, что на машине тормозов практически нет⁈ Водила, чучело чумазое, мог бы и предупредить.

На спуске Евгений полностью сосредоточился на управлении – пару раз казалось, машина соскочит с неочевидного проезда, напрямую проломится к воде. Тяжелая, непривычная колымага, и тормоза-то…

…Нет, удалось совладать, будем считать это хорошим знаком.

По берегу катилось полегче, но пришлось нервничать. Переговоры – дело тонкое, тут детали и точно выдержанная дистанция важны. Еще чуть-чуть…

… Евгений осознал, что с дистанцией уже все – наплевать. Может, дать газу да давить фрицев к чертовой бабушке, раз машина все равно останавливаться не желает? Нет, дурацкая идея…

… всё, стоим, поскольку колесом в сходни уперлись.

– Какова наглость. Уверены в своей победе, – сказали за броней по-немецки. – С удовольствием уложу этого танкиста.

Евгений мельком глянул в лобовую «амбразуру» – жутко неудобную и сужающую обзор даже при поднятой бронезаслонке – и распахнул низкую водительскую дверцу.

– Не спешите, гауптман. Успеете всех расстрелять.

Выбираться было крайне неудобно, Евгений понимал, что смешным выглядеть сейчас никак нельзя. Поэтому вылезал откровенно хамски – задом, без спешки, достал с сиденья пачку сигарет и лишь потом повернулся к немцам.

– Добрый день, господа, – переводчик сунул в рот мятую сигаретку из водительской пачки. – Вижу, у вас все готово. Тогда ограничимся парой слов…

Ненависти во взглядах – прямо как воды в канале по соседству – утопить вместе с броневиком как раз плюнуть. Офицеры, лощеные гражданские, странный низкорослый типчик в черных очках… ненавидят истово. Но ведь ждали, пока вылезал, смотрят, ждут, пока не стреляют. Права была Катерина – удивить – изрядная часть успеха. Но кто же у них главный?

… – ограничимся парой слов. У советского командования имеется четкое и ясное предложение. Его выполнение гарантирует сохранение жизни всем присутствующим…

– Вам необходимо наше оборудование? – усмехнулся немец в кожаном плаще, скрывающем знаки различия. – Вы его никогда не получите!

– Был бы признателен, если бы меня не перебивали, я вас не собираюсь утомлять многословием, – сухо сказал Евгений и прикусил сигарету плотнее. – Оборудование, ваши суда и документация нас абсолютно не интересуют. Полагаю, стартовая площадка заминирована, можете ее взорвать сейчас или чуть позже. В любом случае оборудование будет уничтожено.

– Ложь! Вы мечтаете заполучить этот проект! – выкрикнул «кожаный» немец.

– Спокойнее, – призвал старший лейтенант Земляков. – Мы знаем многое о проекте «Глухая кукушка», нас он не интересует. Могу объяснить почему, но это будет долго….

А слушателей прибавилось – подошли немцы, высадившиеся с авиационных лодок-«резинок». И это нехорошо. У этих иное настроение, они никого не ждали, не томились – ждали их. Пятеро летчиков – это ладно, а вот те… одетые по-дорожному, уже не в военную форму…

…– Руководствуясь принципами гуманизма, во избежание напрасных жертв… – продолжил Земляков.

– Заканчивайте это нелепое представление – резко приказал только что подошедший грузный немец в надвинутой на глаза мягкой охотничьей шляпе. – Нам пора. Господин инженер, включайте вашу чудо-машину. Гауптман, расстреляйте русских и уходим.

– Послушайте, вы же не знаете, что вас ждет ТАМ! А мы знаем – повысил голос Евгений, стараясь, чтобы его было слышно не только эмигрантам, но и солдатам, и техникам на второй барже. – Бесчеловечно отправлять людей – пусть и врагов – в такой ад. Вы же не все здесь военные преступники.