Текст книги "Операция "Берег" (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 40 страниц)

Сунулся на ближайшую проходную – «пошел вон, пьянь, щас как пальну!». Ладно, другой забор, другая проходная.

– Товарищ, рабочие руки цеху нужны? Опыт есть, с руками, правда, не особо, но одна точно действующая…

В отделе кадров посмотрели с большим сомнением, но документы у Иванова имелись, а люди, хоть и с одной рукой, нужны позарез. Взяли с испытательным сроком и вообще не по специальности. Собственно, все равно было где работать, нужно было в себя прийти. А мозги товарищу Иванову работа всегда надежно вправляла, это даже пустая голова не забывала.

…Штамповочный станок, лист легкого дрянного металла – из листа 116 шайб артикула 66–92. «Права на брак не имеем – продукция понятно куда идет».

Понятно, чего тут непонятного. Штамповал. 140 % плана на второй день, поскольку мозг не отвлекается, и сосредотачиваться человек умеет. Спал в кубовой за лестницами. Сказали – «не положено», были посланы, выволокли силой. После следующей смены снова залез, пришли гнать, были посланы, плюнули, больше не лезли. Да некуда и незачем было выходить с завода штамповщику Иванову, это даже дураку понятно. Да и заводик был не особо режимный, обсудили начальники, решили, что контуженный и малость псих, но работать умеет. Чего вам еще-то?

… Вздыхал-лязгал станок, звякали-катились в ящик-контейнер специфические шайбы. Направлял верной и точной рукой лист железа человек в дырявой спецовке, подправлял неловкой левой рукой, и шло дело. Голова что-то себе начала думать: между сменами пошел, договорился насчет досок, зашел в столярку.

– Слушай, Митрич, ты как-то нормально спросить можешь? Мне же для дела не жалко. Но ты ж смотришь, словно сейчас за кадык возьмешь. Так и тянет тебя киянкой по лбу двинуть. В целях предупредительной профилактики.

– Это после ранения. Не серчай, я же взглядом управлять не особо могу. Засверлиться есть чем?

– Да найдем…

Сделали подкатные ко’злы, удобства сразу прибавилось, не нужно легкий, но прогибающийся лист руками на весу крутить, точнее работа идет. К трем другим станкам приспособили усовершенствование, товарищу Иванову символическую рационализаторскую премию выписали и внеочередной робой поощрили. Пробовали сманить в столярный цех – спец виден. Но Митрич отказался. Знал, что ненадолго здесь. Рука разрабатывалась – цеховая физиотерапия, или как там ее по-медицински правильно обозвать – великая вещь.

Прохладно стало уже и здесь, на югах – шел Иванов по улице, подумывал о кепке. Видимо, когда голова пустая, она больше мерзнуть начинает. А может, возраст….

Совсем себя стариком чувствовал Дмитрий Дмитриевич Иванов. Но это чувство требовалось отложить, поскольку медкомиссия может бдительность проявить.

Военкоматский старлей рассматривал жеваные справки и выписки, мятую красноармейскую книжку.

– У тебя до переосвидетельствования медкомиссии еще почти полгода. Может, долечишься? Успеешь в действующую-то.

– Чего ждать-то? Я одинокий, рука прошла, разработалась.

– Совсем, что ли, разработалась?

– Да почти. Забирайте на фронт, чего там смотреть-думать.

– Смотри, не мальчишка, сам знаешь, каково там.

– О чем и речь. Должок мне нужно отдать.

– Это серьезное основание, – старший лейтенант начал выписывать повестку. – Значит, считай, опять добровольцем?

– Ну, дык привычка.

На заводе рассчитался, медкомиссию проскочил со свистом, постригся товарищ Иванов в последний раз на свои кровные, и первым прибыл в команду мобилизованных.

…Эшелон, шуточки характерные, новобранцы со своими сомнениями и нервами. Знакомое дело. Знал Иванов, что едет в одну сторону, но на сердце определенно стало легче. И в голове что-то начало появляться. Фронт – он творческого подхода требует, там по глупому заканчивать нельзя. Опять же старое гадание припомнилось.

Странное дело: лицо Фиры вспоминалось, как будто вчера простились. А Антонина… пятна на щеках и визг среди винограда. Не лицо – сущая смутность и цветное платье. Был ли женат Иванов? Не был ли?

Гришка и Сашка… то отдельное. Навсегда жгучее, горькое. Себе непростительное. Нет, нельзя про это.

Запасной полк, наладили на учебу. «Минометчики им нужны.» Да ну их в жопу. Опытен был красноармеец Иванов – взял в укромном месте взводного за грудки, сказал без свидетелей насчет кормежки голодной и всего прочего пару ласковых слов. Живо в маршевую роту сбагрили.

А ехать было недалече. Ноябрь, Сталинградский фронт…

* * *

Восточная Пруссия. Велау.

18:18

Глядя на бледное небо, покачал в ладони опустевшую фляжку рядовой Иванов. Напрасно продукт перевел, хлопцам оно бы в удовольствие было. Не берет. И тогда, в ту жуткую приморскую осень, не брало. От драк и то легче было. Даже не в аду жил, а летел-летел на дно, шмякнуться не получалось. Не дай бог. Дни как один единый шли – черные и безмозглые. Что на берегу валяешься, что у штампа стоишь, хотя это сравнивать вовсе и неправильно – у станка хоть польза от тебя. Но сдох тогда Иванов. Не когда в снегу ранило и похоронку послали, и не в госпитале, а у калитки, среди винограда и кустов ярких, век бы их названия не знать. Всё – смерть и холод. Такое вспоминать вообще нельзя.

А ожил в Сталинграде. Пусть ненадолго, но все же. Иное дело. Нужно пойти, парням чего-то бодрого рассказать, да фляжку спрятать. Пригодится еще.

Кенигсберг. 1945 г. Межфортовое укрепление.

Глава 10

10. Где же, приятель,

Песня твоя

Кёнигсберг. Апрель 1945-го. Противотанковый ров. (район Центрального рынка)

6 апреля. Восточная Пруссия

штаб 8-го гв. стрелкового корпуса

9:32

Суетился штабной народ, офицеры кричали в телефоны, аппараты тут же отвечали очередными зуммерами вызовов, их поддерживало нервное щелканье пишмашинок. И лишь старший лейтенант Земляков сидел за столом и вникал в личные дела камрада Хельмута Хуля.

«… Русские готовятся. Боюсь, в ближайшее время отбросить их за границы Рейха не удастся. Именно поэтому, дорогая Ирма, я считаю, что нам нужно прояснить отношения…» – довольно минорно писал Хельмут, видимо, предчувствуя свою невеселую судьбу.

За окном, заглушая стук штабных пишущих машинок, требовательно засигналил автомобильный клаксон.

– Это что еще за безобразие⁈ – возмутился майор политотдела.

– Это не безобразие, это меня вызывают, – пояснил Земляков, спешно ставя личную переводческую подпись и штамп на немецком письме. – А переписка – пустышка. В 69-й пехотной служил немец, мы про нее знаем, в остальном ничего интересного. Всё, разрешите отбыть, товарищи офицеры.

– Евгений, да тебя волшебно похищают! – ахнул подполковник, выглянувший в окно. – Это кто ж такая шумная и наг… самоуверенная?

За рулем громогласного «доджа», прибывшего за переводчиком, сидела особа действительно яркая: в кожаной летной куртке, на светловолосой голове новенькая кубанка с почему-то светло-синим терским верхом, руки на руле в кожаных перчатках. Разговаривает с каким-то офицером, улыбается…

– Актриса? Обещали привезти концертную бригаду, – предположил проницательный политотделец.

– Это контрразведка, – пояснил Земляков, сдергивая с вешалки свою шинель и ППС. – Между нами говоря, самый жуткий инструктор по физподготовке и тактике боя малых групп. Но чертовски мила и обаятельна. Если не злить. Всё, товарищи, я отбыл.

Офицеры наспех пожали руки, вернулись к телефонам и иным неотложным мероприятиям. Но в сторону окна поглядывали. Вот прямо все как обычно, когда товарищ Мезина присутствует.

Снаружи сразу навалился гул – небо тяжело вздыхало, свистело, вздрагивало. Артподготовка все продолжалась, грохот крупных и средних калибров сливался воедино. Да, снарядов не жалеют.

Старший лейтенант Земляков сунул портфель – по правде говоря, не особо секретный и важный – сидящему в кузове машинки водителю-«сменщику» Мезиной, запрыгнул на «командирское» сиденье. Катерина дала газ, вертя «баранку», поинтересовалась:

– Опять припахали?

– Это я сознательность проявляю и креплю горизонтальные связи с соседями. Собственно, что сложного – после улаживания наших дел пару документов просмотрел. А ты как? Вспомнились навыки вождения?

– В целом, да.

Вела машину товарищ Мезина весьма осторожно, если не сказать, щепетильно – никаких рискованных маневров и обгонов по обочине, хотя здесь лихостью водители слегка злоупотребляли. Ну и права Катерина – серьезно рисковать еще придется, от этого никуда не денешься.

А артиллерия все грохотала и грохотала. Евгений представлял, что там сейчас творится: и на наших огневых, и на немецких позициях, под многометровыми сводами фортов, в казематах и дотах, в полевых блиндажах и траншеях. Возможно, старший лейтенант Земляков представлял это лучше многих, поскольку точно знал ход ближайших событий и результаты нашей артподготовки.

Штурм будет тяжелым, кровопролитным, но в целом быстрым и удачным.

Всё это верно, вот только «знать» и «участвовать» – немного разные вещи. Пока опергруппы ждут в тылу, их черед придет чуть позже. Пока приходится ковыряться с бюрократией и бороться с нервами.

Сотрясаясь на не особо удобном сидении «доджа», Евгений вспомнил, что бездельничать лично ему придется не так уж долго, и начал нервничать. Все же работа с документами, да и оперативная – дело довольно привычное, а ответственные выступления перед серьезной аудиторией – совсем иной уровень ответственности. Земляков покосился на водительшу:

– Слушай, а ты вообще не нервничаешь?

– По поводу дороги? Да, разбили порядком. Все же танки, они… – заворчала Катерина.

– Хорош издеваться, фиг с ними, с танками. Я про совещание. Все же судьбоносное мероприятие, впервые для широкой аудитории и всякое такое.

– А, в смысле – «впервые на арене»…. Это конечно. Сначала казалось, что не надо было такое выступление именно мне поручать. С другой стороны… Я действительно лучше многих знаю и понимаю. Если напортачу, так ты потом в стенограмме поправишь.

– Не-не, стенограмма – это уже не ко мне. Обязан сосредоточиться, не отвлекаться. Откровенно говоря, мандражирую.

– Пройдет. Тему ты знаешь, карта будет висеть, потыкаешь указкой, изложишь лучшим образом. Ты на этом деле собаку съел. Оперативную. И самую крупную, что странно, учитывая твою штатную должность. Нормально пройдет, Женя.

– Ладно. Ты где такой модный головной убор оторвала, а?

– Махнула не глядя.

– Это кубанку-то? Заливаешь.

– Не особенно. Проспорил мне один красавец. Самоуверенность нужно наказывать…

Шумел относительно просторный церковный зал, в котором намечалось мероприятие, шуршал и кряхтел, как муравейник. Попахивало старой гарью, но выбитые окна были забиты досками и фанерой, сухо и даже тепло. Участники уже собирались, теснились у стен, а лавки и стулья еще расставляли, электрики бегали с проводами и лампами. Примчались разведчики с последними «перепроверенными» сведениями, пришлось захватить стол в углу и срочно беседовать. Ждали генерала…

Начальство, как и положено, прибыло в последний момент.

– Товарищи офицеры! – рявкнули от дверей. Загрохотали стулья…

Генерал Попутный был весь полевой и деловитый. Поверх кителя легкая, камуфляжная «в амебах», куртка. Сбросил камуфляж, прикрывающий погоны, повесил куртку на спинку стула, многозначительно взглянул на часы:

– Время точное, фронтовая операция начата. Нам тоже тянуть неприлично. Включаемся, начинаем операцию «Берег». Итак, вводные. Садимся, товарищи, сосредотачиваемся.

Присутствующие загрохотали, рассаживаясь.

Адъютант уже отдергивал шторы на карте. Генерал обернулся, на миг замер, разглядывая очертания главного прусского логова врага и нацеленные на него красные стрелы.

– Перед нами город Кёнигсберг. Он будет взят нашими войсками в ближайшие дни. Есть у нас в этом серьезная, обоснованная уверенность. Ваша задача намного уже и сложнее. Необходимо захватить и изолировать секретный объект фашистов. Подчеркну – важнейший объект. Подчеркну еще раз – еще жирнее и определеннее – объект имеет первоочередную важность. Там – в Берлине – стоят и ждут нашего штурма канцелярия фюрера и рейхстаг – объекты, имеющие важнейшее политическое и стратегическое значение. Наш объект – третий по важности. Возможно – и второй.

По церковному залу прошел шумок.

– Вы, товарищи, выполняете строго секретное задание, – негромко напомнил генерал. – Важность его и наша страна, и мы в полной мере оценим позже – после Победы. Частично суть задания вы поймете в ближайшие минуты, но, повторюсь – в общем и целом – значительно позже. А сейчас убедительно прошу и приказываю – приложить все усилия к достижению цели. Для этого вас собирали и готовили последний месяц, для этого дали лучшее оружие, снаряжение, связь. Обосраться не имеем права. Это всем ясно?

– Так точно! – многоголосо заверил церковный зал.

– Иного ответа мы дать и не можем, – кивнул генерал. – Задача сложная. Как технически, так и с моральной, и даже с научной стороны. Враг прикладывает всю свою звериную хитрость, всю изворотливость, дабы оттянуть неизбежный конец, как свой личный, так и своего важнейшего объекта. С секретным назначением объекта, с общей сложившейся ситуацией в обозначенном направлении вас познакомит старший лейтенант Мезина.

Катерина поднялась на импровизированный помост, зал закономерно отозвался вздохом не очень уставного характера.

Уже севший за стол генерал намекнул:

– А всё лишнее и лирическое мы сейчас отставим. До Победы.

Наступила тишина.

Катерина, была уже без щегольской кубанки, в отглаженной летней пилотке, безукоризненно и чуть наискось сидящей на светлых волосах. Бестрепетно глянула в зал:

– Товарищи! Я не техник и не теоретик. Научной лекции не получится, поскольку я чистый практик. Так что основная вводная коротка: в последнее время фашистам удалось воплотить в жизнь революционное изобретение в области физики пространств и создать устройство, позволяющее проникать в иные миры. Упрощенно говоря, это шлюзовые ворота, дающие возможность переправлять личный состав и снаряжение на другие планеты. Немецкое название сооружения крайне сложно и труднопроизносимо, упрощенно в переводе на русский будет звучать как «Портал». Так вот: основной Портал противника расположен в районе Кёнигсберга. Ликвидация его и станет основной нашей задачей. Точное место расположения объекта неизвестно – секретность у немцев строжайшая. Ликвидировать Портал необходимо в ближайшее время – издыхающие нацисты продолжают спешную эвакуацию. Мощности шлюза невелики, но противник старается изо всех сил. Бегут гады.

В момент этого краткого введения в зале стояла мертвая тишина, лишь снаружи доносилась канонада. Офицеров можно было понять – новости шокирующие и не очень приятные. Но тут кто-то из товарищей не выдержал:

– И что, Гитлер тоже того? Сбежал уже⁈

– Это вряд ли, – заверила Мезина. – В верхушке рейха еще то гадючье гнездо, друг другу там категорически не доверяют. Насколько нам известно, фюрера вообще не ставили в известность о постройке «Портала». Своего бесноватого Адольфа верхушка нацистов уже списала. Первыми бегут самые хитрые и пронырливые. Что задачу нам существенно не облегчает – наш противник шуст и быстр.

– А наши-то что? Ученые, разведка⁈ Прошляпили⁈ – ужаснулся долговязый капитан-связист.

– Обидно предполагаете, – нахмурилась товарищ Мезина. – Я вам про что докладываю? Есть у нас сведения, имеем общие координаты. До конца уточнить и вычислить – и есть наша задача. Способности нашей глубинной разведки и наших ученых все-таки весьма ограничены – штурмовать, взрывать и зачищать они обучены слабовато. И давайте поймем масштаб возможностей и вероятностей: миров и планет бесконечное множество, с ними нам в будущем еще работать и работать. Тут простор открывается воистину необъятный… – Катерина раскинула руки, раскрыла ладони, и на миг замолчала, демонстрируя необъятность задач.

Это было выразительно. Зал – сто тридцать шесть офицеров – это запомнят: молодая женщина в военной форме, с пистолетом на ремне, держащая на ладонях будущие тысячи тысяч миров. Оно так и будет. Пусть и очень нескоро. Через космос, иными путями и техническими средствами, но непременно получится. Если не дрогнем, конечно.

Зал вздохнул. Потом кто-то с печалью сказал:

– Но фрицы-то первые успели?

– Откуда такой вывод? – удивилась Мезина. – Да, пока у немцев есть крупный действующий портал. Но это такое себе преимущество… все равно что толпой в воду нырять в абсолютно неизвестном месте. Кто-то выплывет, а кто-то гарантированно себе головы порасшибает о камни на дне, кто-то акулам в зубы бахнется, да и просто захлебнется. Там – по ту сторону порталов – отнюдь не курортная зона, не Ялта с Кисловодском. Хотя есть и гостеприимные места, как же без этого.

– Значит, и там наши были? – с замиранием спросил сидящий во втором ряду майор Васюк.

– А вы сомневались, Сергей Аркадьевич? – удивилась Катерина. – Вот напрасно. Работаем. Конечно, оглашать практические результаты преждевременно. Дело сложнейшее, это вы и сами понимаете. Безответственно рисковать людьми и ситуацией мы никак не можем. Вниз головой пусть гитлеровцы сигают, им все равно деваться некуда. А у нас задачи масштабные, на долгие годы.

– Вы уж до конца ситуацию проясните, Екатерина Георгиевна, – негромко потребовал генерал.

– Так точно, – Мезина взяла лежащие на столе две книги. – Вот если наглядно, и ближе к нашим ближайшим практическим задачам. Физика пространств чертовски сложна. Кроме дальних миров, существуют близкие нам, так сказать, соседние и родственные. Вот как два этих издания замечательной книги товарища Гайдара «Военная тайна». Все читали? Издано с разницей в год, а уже есть маленькие отличия в тексте, переплет чуть иной, шрифт и прочие мелкие детали. Так и с реальностями наших миров. Во всех наших мирах было отменено крепостное право, случилась Октябрьская революция, построили Днепрогэс и началась Великая Отечественная война. Но есть и некоторая разница в ходе событий, последовательности и датах. Именно поэтому наш переход из одной временной «книги» в другую принципиально возможен, но это не будет та же самая страница и глава, что и в нашей домашней реальности. Буквой, знаком, но будет отличаться. Когда Уэллс писал «Машину времени», он подразумевал прямые линейные переходы. Понятно, мир намного сложнее, гости по временам ходят не строго вперед-назад, а чуть и по диагонали. И, как доказывают нам ученые и практика, это только к лучшему, иначе парадоксов было бы не счесть. А у нас, товарищи, история и так непростая, нам лишние парадоксы и сюрпризы ни к чему.

– Товарищ Мезина, а мы правильно понимаем, что уже получилось? В смысле, по временам уже ходят?

– Товарищи офицеры, вы же опытные и образованные люди. Сами подумайте: если есть возможность, неужели излишне деятельные бойцы и отдельные гражданские, не очень дисциплинированные лица не забредут в эту самую возможность? Конечно, случалось и случается: оказывались люди и в параллельных близких реальностях, и дальше. Принципиальная возможность такая существует. Иное дело, что до осознанного, упорядоченного и планового использования таких возможностей нам еще далеко. Пока короткие дистанции, скромные масштабы.

– Но есть же? Есть, а? Слухи ходят… – начали из зала.

– Какие еще слухи, а, Потапчук? – вкрадчиво уточнил генерал. – Что-то я тебя не узнаю. Серьезный же офицер…

– Виноват! Понятно, слухи отметаем. Пока секретно, это ясно.

– Именно, товарищи. Сами понимаете – всего пока говорить нельзя, – подтвердила Мезина. – Но процесс начат, мы делаем большое общее дело. Наши люди из соседней реальности нам помогают, мы помогаем им. Поскольку мы один народ, одна история, родственники и соотечественники. Так всегда и было. И точное место рождения некоторых наших сослуживцев особого значения не имеет. Да, есть различия, но куда больше у нас сходства. Разбираемся, налаживаем связь, проводим боевое и иное слаживание. Тут время нужно, без этого, конечно, не получится.

Зал согласно выдохнул.

Итоговая формулировка докладчицы казалась упрощенной, можно сказать, нарочито наивной. Но ведь по сути очень верно. И присутствующий подполковник Коваленко со своими людьми это понимал, и все танкисты со штурмовыми саперами.

– Цель операции ясна, со сложными нюансами этой самой физики временных пространств будем разбираться позже, по ходу дела, – объявил генерал. – Сейчас полки уже штурмуют первую линию немецкой обороны, пора и нам подключаться в полную силу. Слово имеет товарищ Земляков. Он у нас и известный переводчик, и в Кёнигсберге успел лично побывать, и логику немецких засекреченных ученых понимает.

Евгений поднялся на помост, Катерина ободряюще пожала руку. М-да, тут бы успокоиться и папку с тезисами не уронить.

Откашлялся, начал говорить – и волнение исчезло, словно его и не было. По сути, в зале сидели свои люди – даже удивительно, когда сверху смотришь – сплошь знакомые физиономии.

В тезисы Евгений заглянул пару раз – исключительно для профилактики. Больше показывал на плане города, отвечал на вопросы. Народ спрашивал по существу, тут все опытные.

Цели, средства, направления…. Опергруппа «Юг», опергруппа «Север», резерв «Центр», схема связи, скоординированные операции отдельных групп и планируемое время выхода к целям…

На скамьях и стульях сидели знающие люди, многократно выполнявшие подобные задачи, профи куда серьезнее, чем штабной переводчик с оперативным уклоном. Просто товарищ Земляков знал общую схему, поскольку его никуда не дергали, работал в Отделе «секретарем», собирал и систематизировал планы и разработки. Нет, конечно, не только сидел, но в общем и целом…. Тьфу, вот что тут мысленно оправдываться? Нормальная штабная работа.

О сенсационном, сказанном до практической части, вроде бы даже все присутствующие и забыли. Оно и верно: боевое дело за нас никто не сделает, а осмысление удивительных фантастических новостей – это потом, оно не уйдет. А вот люди, сидящие в зале, неизбежно уйдут, и не все вернутся. Тяжелые предстоят дни.

* * *

Снова ехал пассажиром товарищ Земляков – теперь уже направлялись к исходной позиции северной опергруппы. Есть время расслабиться, перевести дух, готовиться к первой практической задаче. Но не очень получалось. Катерина ведет машину спокойно, разговаривает с сидящим рядом водителем. В кузове рядом со старшим лейтенантом пара радистов и штатная радиостанция «Север». Старший радист – уже в возрасте, с чуть прищуренным глазом и слишком гладкой розовой щекой – наверное, горел где-то. Посматривает на Землякова.

– «Концерт» слушаете, Михайлов? – понимающе кивает Евгений.

– Да как не слушать? Ох и бьют наши.

Тон близкой канонады изменился – уже не ровный гул, а периодически усиливающийся, чуть стихающий и снова нарастающий грохот. Общая артподготовка завершилась, теперь ведут огонь «по требованию». Отсюда – из машины – кажется, что огонь вообще не стих. Много «требований», местами крепко сидят немцы. Бьют по ним густо – с дороги видны работающие батареи, факелы выстрелов…

Тяжелый день. И для фрицев, которых глушат всеми стволами, и для наших бойцов – идти и штурмовать. Авиации с утра нет – погода плохая. Позже взлетят и двинутся к городу наши соколы.

Старший лейтенант Земляков знает, как оно будет.

Там работают люди. Идут вперед, умирают. Чтобы их друзья и товарищи победили.

Штурм должен был начаться вчера – 5-го апреля. Уже успели закончить разминирование переднего края, уже обозначены проходы, выдвинулась пехота в первую траншею. Но погода ненастная, наблюдатели почти слепы, авиация работать не может. Перенесли начало.

Нет, вовсе не наступила вчера волнующая тревожная тишина. По-прежнему работала дальнобойная артиллерия, нащупывала, била и снова била. После полуночи начали разведку боем. Артналет, пошли в атаку стрелки, к 3:00 была взята первая траншея, в районе артиллерийского полигона захвачен бункер № 102, немцы выбиты с опорного пункта Нойфорверк, перерезано окружное шоссе….

Получилось удачно – исходный рубеж для атаки выдвинули на 600–800 метров вперед. Это очень важные сотни метров.

Фрицы мириться с ситуацией не согласились – упорно контратаковали, но были отбиты.

На рассвете проклятый туман вновь плотно осел на окраины города. Передовая вынужденно притихла. Но об очередном переносе действий по штурму уже не могло идти и речи. Как говорится, что ж там «два раза-то вставать»…

9:00. Взревело – пронзили туман росчерки сотен «эрэсов» – гвардейские минометы дали залпы начала артподготовки.

Заработала артиллерия, напряженно, до раскаленных стволов орудий, до падающих с ног, обессилевших заряжающих. Выпустили густо: свыше ста двадцати снарядов на орудие. И дивизионов хватало.

Всего хватало: боекомплектов, техники, орудий и самоходок. И самолетов – пока ждущих на аэродромах – тоже хватало. Не хватало бойцов-стрелков. Той пехоты, что пойдет и возьмет форты, доты, вокзалы, заводы и кварталы. Малочисленны полки и батальоны. Потому и назначены им самые узкие участки атак…

Они пойдут в 12:45. Поддержка танков и самоходок будет обеспечена. Но местность поганая – болотная низменность, маневр бронетехники ограничен. Передний край немцев уже разнесен в кирпичную пыль и мокрую грязь, но вторую траншею сходу взять не удастся…[1]

Катерина обернулась:

– Товарищ старший лейтенант, ты о своих делах думай. Отвлекись от фронтового масштаба.

– Да я вообще не думаю. Я жрать хочу, – сумрачно поведал Евгений. – У нас вообще завтрак был запланирован?

– Был, и прошел в назначенное время. Кто-то пропустил, к докладу готовился. Бойцы, что вы сидите? У нас главный переводчик с голоду помирает. Там же в «сидоре» есть спасительная краюшка хлеба.

Насмешливой водительше тоже передали ломоть хлеба с салом. Катерина откусывала урывками, жевала, ругала дорогу. Действительно, было тесновато: навстречу ошалело неслись пустые грузовики снабжения, спешащие за снарядами и иным неотложным.

А у переднего края все гремело – арта непрерывно подавляла немецкое сопротивление. После полудня наши завяжут бой за Клайн-Понарт. Бункер в полукилометре юго-западнее будет мешать пулеметным огнем, гвардейцы его обойдут, блокируют. Здесь, осознав ситуацию, фрицевский гарнизончик сдастся в плен.

Примерно так оно и будет по всем направлениям штурма. Задача «не задерживаться, обходить и обтекать» будет выполняться. Форты, большие и малые доты, узлы обороны частично останутся в нашем тылу. Конечно, где-то обойти не удастся, мы упремся лбом, потери будут серьезны. Тогда пойдут к дотам саперы, поползут наши танки и самоходы, груженные ящиками с взрывчаткой.

Борьба по всей линии фронта. Борьба за форты, пулеметные гнезда, траншеи и направления – в буквальном смысле этого слова – направления, по которым может пройти тяжелая техника.

Еще на рассвете поползет группа инженерной разведки. Впереди шоссе Кенигсберг – Раушен, здесь, на окраине, оно выпрямляется и стрелой входит в город. Обнаружена группа, бьют по ней пулеметы и снайперы. Ранен один сапер, вжимаясь в землю, ползут товарищи дальше… убит второй боец, ранен третий, кончились пакеты первой помощи. Ползет под огнем старший сержант Булатов. Кювет у шоссе, смотрят на дорогу из амбразур и окон пулеметные стволы, идет обстрел, ползет человек. А асфальт на дороге взломан, заметны трещины между пластов. Фугасы заложены…

Старший сержант Булатов обезвредит двадцать четыре авиабомбы, заложенные фугасами под дорожное покрытие[2]. По шоссе пройдут наши танки

На подступах к городу подбита наша «тридцатьчетверка» – прошита снарядом башня, замер и молчит танк, бегут к нему два десятка радостных фрицев. Из крошечной рощицы – автоматная очередь, длинная, расчетливо-точная. Свалила пятерых немцев, остальные залегли, открыли ответный огонь. А от деревьев к танку ползет наш боец – один, рядовой, автоматчик. Из огневого прикрытия и усиления разве что комсомольский билет в нагрудном кармане.

Он доползет до танка, заберется в нижний люк, осмотрит убитого командира машины, поможет выбраться двум тяжелораненным танкистам. Раненые поползут к роще, а боец будет их прикрывать короткими очередями. Один из обессилевших танкистов не сможет ползти, боец взвалит его на спину, потащит. Обнаглевшие немцы поднимутся в атаку и будут свалены автоматными очередями, опять длинными, но очень расчетливыми. В этой битве «При Битом Танке» одинокий автоматчик[3] и его ППШ завалят 17 немцев.

А у поселка Фридрихсберг наши гвардейцы намертво сцепятся с упорными немцами. Это северная окраина, на ней торчат толстостенные, подготовленные к обороне строения, рядом траншеи, доты, батарея 75-миллиметровых, крепкий господский двор Вальдгарден, да еще мелкая, но зловредная высота «36,0». И жестокие бои до вечера.

Основные силы обойдут, не станут задерживаться. Заниматься гадким местом останется 264-й гвардейский стрелковый полк и 51-й отдельный саперный батальон. Будут делать проходы в минных полях и «колючке», подбираться к доту на вершине «36,0», выковыривать противотанковые мины у канавы со звучным названием Ландграбен, углубленной, превращенной в противотанковый ров, потом примутся строить через нее мост. В темноте начнет атаку штурмовая группа – им предстоит взять дот на высоте «23,5». Да, высоты пониже-пожиже, а доты все такие же упорные…

Штурмовая группа проползет – маршрут намечен, наблюдали днем не зря. Первая и вторая линия траншей, мимо боевого охранения, прозевают мучаемые самыми дурными предчувствиями фрицы, мимо минометных позиций….

Вот она – высота. Помкомвзвода старшина Мельников зашвырнет в амбразуру дота четыре гранаты, немцы в панике ломанутся наружу и полягут под автоматными очередями в упор. 49 трупов…

Начнется общая атака батальона, и группа Мельникова[4] в центре немецкого оборонительного узла окажется еще той занозой. Не устоят гады.

Понятно, Герои вспоминаются первыми. Но мы, хоть и штабные, но практики – знаем, что не всех отметят, не всех наградят. Штурмовая группа – это десятки бойцов, кто-то из них поляжет навсегда, едва поднявшись из траншеи. Иначе не бывает, такая уж у войны арифметика. Родные бойца будут помнить, ну и писарчуки в штабах, иной раз глянув на списки потерь, вздохнут. Писарчуки, они хоть и не особо славны и лично бесстрашны, но иногда про людей понимают.

Идут бои за форты… такие разные, непохожие потерями и судьбами… впрочем, это известные дела…

ИСУ-122 в уличном бою в Кенигсберге. (предположительно САУ 345-го гв. тяжелого самоходно – артиллерийского полка)

– У нас что с графиком? – притормаживая, спросила Катерина.

– Так уже на месте. Вон там, за поворотом, наша силовая поддержка развернулась. Саперы, связь, техника, медики. Собственно, вон «опель» со знаменитой «эл» стоит.

– Так и я о том же, – кивнула Мезина. – Заскочим к медикам? Дельце есть.