Текст книги "Операция "Берег" (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 40 страниц)

Евгений подошел к водительскому люку:

– Что там у вас за лингвистическая проблема?

Железнозубый боец высунул на броню мешок, довольно увесистый:

– Вот, товстарнант, трофеи собрали по случаю. Вы не думайте, не пошлое барахло с часами и тряпьем. Так сказать, чисто провизионное, резервный сухпай. Но ничего по этикетке не поймешь, вскрываем на пробу как в лотерее. Ежели есть минутка, переведите.

– Да легко.

Выставляли на броню банки, Евгений переводил, Митрич, слюнявя химический карандаш, надписывал поверх немецкого названия правильное русскоязычное.

…– Вот, оказывается, «Мясо с овощами», а мы вскрыли да выкинули – показалось, сплошная капуста.

– На дне мясо, нужно перемешивать, – пояснил Земляков. – Ну, или с другой стороны вскрывать, с мясной.

На дне мешка обнаружились помятые плитки шоколада – довольно специфического. Евгений объяснил насчет первитина[8] и его непростого действия. Танкисты многозначительно переглянулись:

– Придумают же, гады, а ты поди догадайся. Спасибо, товарищ старший лейтенант, будем знать.

– Это да, у немцев всё непросто, – Евгений заглянул в люк и неожиданно для себя попросил: – А залезть-то можно? Вот ни разу в «тридцатьчетверке» не сидел.

– Еще спрашиваете? Милости просим! – обрадовался командир машины.

Краткая экскурсия оказалась интересной – товарищ переводчик и на месте мехвода посидел, примерился к рычагам, и в прицел танковый глянул, маховики наводки тронул, осмотрел боеукладку. Командир пояснял что к чему, снаружи подсказывали остальные члены экипажа. Перемещаясь по боевому отделению, товарищ Земляков невольно подумал, что воевать толмачом все же легче. Танк – пространство очень скованного маневра, в любом бронетранспортере и то полегче устроиться. А тут… то полы шинели цепляются, то башкой норовишь стукнуться, да еще очки бдительно беречь приходится.

Протиснулся на свободу через верхний люк, сел на высоте. Танкисты, улыбаясь, спрашивали о впечатлениях:

– Уважаю вашу специальность, – честно сказал Евгений. – Тесно, аж жуть. На броне мне приходилось ездить, и под танком лежать – это всё лучше, чем внутри.

Хотел сказать, что хуже тесноты танка только падение в сбитом самолете, но это бы выглядело чистым хвастовством.

– Дело привычки, – улыбнулся командир машины. – А вы под танком где лежали?

Земляков рассказал про памятное пережидание обстрела под танковым брюхом у Севастополя. Когда опасался не понятно чего больше: близкого разрыва или того, что тяжелый КВ вдруг двинется и сослепу раздавит как букашку.

– Да, знакомые опасения, – вздохнул командир машины. – Один-то ты был?

– Не поверите. С красивой девушкой. Но там девичьи нервы – что броня у трех «тигров», если разом. Инструктор. Учила меня войну воевать.

– Рукоприкладством? – ужаснулся ехидный Митрич.

Земляков прищурился на бойца:

– Шутку понимаю. Но та товарищ сержант – из разведки. Если встретишь, поймешь, о чем речь.

– Намек понял. Сдуру ляпнул, – мирно признал Митрич. – Спасибо вам, товстарлнт, за консерву. От самой души и желудка спасибо.

– Товарищ Земляков, ты уже заряжающим пристроился? – окликнули издали. – Слезай, нам ехать пора.

Евгений наскоро пожал руку командиру танка, махнул остальным танкистам, слетел с брони. Полковник Запруженко смотрел с большим интересом. И действительно – как мальчишка умный товарищ переводчик по танку лазил.

* * *

– Очкастый и штабной, а ничего так. Свойский, – сказал мехвод Тищенко.

– Интересуется человек, развивает кругозор, – согласился Олег. – И это правильно. А что очки… разве он виноват? Вон у Митрича зубы, у тебя живот, у меня так вообще…. Зрение и болезни люди себе не выбирают.

Митрич хмыкнул.

– Что ты придираешься? – возмутился командир. – Человек пришел, поинтересовался, помог с надписями, хотя дело ерундовое, даже стыдно спрашивать. Толковый парень. А что не на передовой воюет, так у него и зрение, и образование. В тылах тоже нужны толковые люди.

– Вот ничуть не возражаю, приличный старлей, – признал Митрич. – Я про другое – просто гадаю, с кем он меня спутал. Любопытно же.

– Да, странно смотрел, – согласился Олег. – Ну, мало ли. Только что ж тут хмыкать?

Про свое хмыканье Митрич объяснил позже, когда с командиром вдвоем остались.

– Старлей-то того… слегка фальшивый. Думаю, он с разведки, и немалых высот.

– Откуда такая версия? – изумился Олег.

– А я до войны, по-твоему, кем работал?

– Так столяром, ты же сам говорил.

– Верно. Но не просто столяром, а специалистом-модельщиком, и рядом с оптикой. Не то что я мастер этого сложного оптического дела, но тонкое простое стекло от настоящей очечной линзы с диоптриями вполне могу отличить. Для форсу наш знакомый очечки-то носит. А учитывая, что человек серьезный – тут я спорить не стану – окуляры у него для отвода глаз. Типа интеллигенция, дыхни – сдует, а сам… Разведка или СМЕРШ, точно тебе говорю.

– Ну… то не наше дело. Хотя с физподготовкой у него всё верно… я-то и смотрю, как с танка прыгнул, – пробормотал Олег.

– Еще у него второй «шпалер» имеется. Малый пистоль, за поясом таскает, под гимнастеркой. Шинелька задралась, я и угадал.

– Это, Митрич, вообще не довод. Таскает трофейный пистолет, так сейчас почти у каждого есть, мода такая.

– То конечно. Но кобур редкий, куцый такой, вся рукоять наружу. Не доводилось раньше такой кобуры видеть Полагаю, заказной-специальный пошив. Может, наш знакомец и в дело пистолетики пускать умеет, вот не удивлюсь.

– Так и хорошо. Пусть и в тылу что-то умеют, а уж кто он там по должности, уж определенно не наше дело. Консервы перевел – однозначно хороший человек.

– Верно. Будем сухпай потреблять, вспомним благодарным чавкающим словом. Но с кем он меня спутал, все же любопытно…

* * *

На аэродроме всё оказалось попроще, чем думалось нервному старшему лейтенанту Землякову. Шестеро бойцов «Долины» были уверены в себе, люди опытные, дело свое понимающие. Разговорились. Евгений рассказал о текущей обстановке в Кёнигсберге и окрестностях, намекнул, что сведения, конечно, не самые свежие, но вполне проверенные. Вопросы задавали по существу, а не в духе «да откуда вам знать-то»? Нет, опытные бойцы, понимающие. И оба радиста – парни, отчего как-то легче.

Авиаторы объявили «посадку». Провожающие дошли до самолета, пожелали удачи.

Неспешно взревел моторами «Ли-2», порычал, разогнался по взлетной и ушел в темное небо. Обычная работа, что тут скажешь. Разве что на удачу перекрестить красную звезду на хвосте летуна, как в том знаменитом фильме, да народ здесь по большей части в себя верит, на Бога не особо надеется.

– Спасибо, товарищ старший лейтенант, – сказал провожавший майор из разведотдела. – Полезная была беседа. Про город, да и про все эти вспомогательные гражданско-полицейские своры фрицев мы не очень-то знали.

– Да, у немцев с этим как в многослойной фанере – организаций навыдумывали, не пересчитать, – согласился Земляков, попрощался и пошел к своей машине.

«Додж», помятый, с кое-как залатанным передним крылом, ждал. Водитель крепко спал, откинув голову с приоткрытым ртом, струйка пара дыхания тянулась вверх, как из самовара. Невысокий юный старшина, как и положено, бдил, легко спрыгнул из машины навстречу:

– Улетели, товарищ старший лейтенант?

– Угу. Серьезная такая команда, должны уцелеть.

– Непременно уцелеют. Отъезжаем подальше?

– Да отсюда уйду, все равно никого нет, что зря кататься, – Евгений начал разоружаться и снимать лишнее. Старшина Лавренко принимал пистолеты и магазины с патронами, забрал фуражку, немедля почистил рукавом верх.

– Черт с ним, с головным убором, – проворчал Земляков, сидя на подножке и разуваясь. – Ты, Тима, остальные комплекты командировочных перепроверь. На всех наших. Намек понял?

– Вы уж извините, товарищ старший лейтенант, какие тут намеки? Понятно, к чему дело идет. Мы всегда готовы, перепроверим еще раз.

– Именно. Ну, до встречи.

– Поосторожнее, товарищ старший лейтенант. Говорят, момент убытия-прибытия сейчас очень непрост.

Отходя от машины, Евгений покачал головой. Если уж сдержанный старшина Лавренко про «момент убытия» упоминает, стало быть, слухи бурлят и побулькивают. Тимофей зря намекать не станет. Ну, на высшем уровне это обстоятельство вполне учитывают, скоро выйдет серьезная поддержка темы от деятелей искусства: и увлекательные книжки о гостях из параллельных времен и миров к печати готовят, и приключенческий фильм доснимают.

Активируемся, отсчет начат…

…Финишировал слишком близко к метро. Две проходящие девицы шарахнулись, весьма по-современному выразив неудовольствие внезапным появлением бомжа. Вот времена: девушки матерятся похлеще былых фронтовых танкистов.

Товарищ Земляков вздохнул, сунул руки в карманы и двинулся к месту расположения. Голые щиколотки холодил свежий воздух: штанины командирских галифе порядком не доходили до спортивных парусиновых туфель, вид откровенно странноватый, хорошо, что завязки брючин убрал. Сменивший шинель ватник глубоко «второго срока службы» был всего с двумя пуговицами – в общем, бомж и есть. А мог бы сейчас сидеть на жесткой лавке в самолете, проверять лямки парашюта и тщательно закрепленный автомат. Толковый переводчик группе «Долина» очень бы пригодился…

Нет, не мог бы. Своих дел по горло, и вряд ли кто-то за товарища Землякова их переделает. Пусть и не очень героические те дела, но тоже необходимые.

Тапки живо промокли, Евгений ускорил шаг, начал в уме подбирать удачные формулировки для рапортов и служебных записок. В общем, переключил режим работы, поскольку время, как обычно, поджимало.

В Отделе оказалось многолюдно – уже начал стекаться будущий командировочный состав. Народ немедля восхитился удачным подбором обуви и галифе – товарищ Земляков отшучивался и здоровался. Перед душем успел отправить СМС «личному генштабу», потом подполковник Коваленко объявил «текущую пятиминутку», она подзатянулась, потом писал срочную справку о силах-средствах ОМГП. Хоть и имелась строгая команда «Землякову на суточный отдых немедленно», но с этим откладывалось.

Личный телефонный звонок настиг, когда выезжали из расположения:

– Джогнут, ты муж или бесчувственная скотина⁈

– Видимо, я совмещаю. Но через десять минут буду дома. Меня уже транспортируют.

– Вот, а я знала, что у вас нормальное начальство появилось. Выгнали таки, хоть в чем-то семье везет.

– Так точно! Начальство на сутки выгнало…

* * *

Суточный отпуск, если он пересекается с выходным жены – удивительно долгий и одновременно мимолетный период жизни. Товарищ Земляков отдохнул, расслабился, оздоровительно похудел – это несмотря на съеденные два килограмма пельменей.

Но все хорошее проходит быстро, пора было возвращаться к ратно-канцелярскому труду.

…– Вот что еще забыл рассказать, из несекретного, но удивительного, – вспомнил Евгений, торопливо допивая кофе. – Встретил одного мужика. Рослый такой боец, поджарый, полная пасть железных зубов, в изрядном возрасте уже, а взгляд такой… гм, один глаз волчий, другой откровенно волкодавский.

– Ой, что за волнующее описание! – восхитилась Иришка, не слишком торопливо натягивая спортивную майку.

– Да, наверняка современным дамам очень бы глянулся мужик. Особенно эксклюзивные стимпанковые зубы. Но дело не в этом. Он мне кого-то жутко напомнил. Прям вот очень настойчиво. Но кого именно – сообразить не могу. Что даже как-то беспокоит.

– Вот тут я начинаю нервничать. Безусловно, мой муж и не был идеален, но раньше мужчины его фантазию не очень-то беспокоили.

– Очень нервничаешь по этому поводу? – Евгений прищурился.

– Не-не, не смей, маньяк, у нас времени уже нет, – с обворожительной стеснительностью залепетала Иришка, и фыркнула: – Пошли уже служить. А бойца зубастого «пробей» по базе, может общие родичи-знакомые есть, осознаешь сходство.

Быстрым разминочным шагом двинули через парк, наверстали хронометраж, к мосту вышли своевременно и снизили скорость.

– Жень, от меня начальству привет. Если Марина появится, ей – персональный. Мы созваниваемся, но в реале пересечься не получается, – вздохнула Иришка. – Насколько понимаю, вы переходите на казарменно-подготовительное положение, домой в ближайшее время вряд ли забредешь.

– Видимо, да. Но все ж мы рядом, наверняка повидаемся до отбытия.

– Надеюсь. Но СМС-ки – это по-любому, ты мой график знаешь, и уж… – Иришка осеклась.

Евгений вздрогнул мгновением раньше.

У бесконечной стеклянной стены пешеходного моста стоял мужчина неопределенного возраста. В легком, очень стильном пальто, с шарфом и изящной тростью. Смотрел однозначно – строго на пару приближающихся военнослужащих.

– Спокойно, я его знаю, – прошептал опомнившийся Земляков. – Это по службе, не волнуйся.

Иришку это заверение едва ли полностью успокоило. В человеке у стекла удивительно сочеталась вальяжная ретроградная богемность и нечто… неопределенное, но прямо сказать, чуждое и страшноватое.

Человек приподнял шляпу и склонил голову, приветствуя очаровательную сержанта Землякову. Чуть улыбнулся, в меру извиняясь.

– Фу, Джогнут, что-то я от твоих знакомых мужчин начинаю не на шутку нервничать, – прошептала Ирина.

– Это, собственно, не столько мой знакомый, как Катькин.

– А, тогда понятно.

– Насколько я понимаю, он на пару слов. Подожди, пожалуйста, – Евгений направился к внезапному старому знакомому.

– Добрый день, Прот Андреевич[9]. Не ожидал, но рад видеть.

– Без церемоний, Евгений Романович. Не рискнул бы отвлекать от службы, но меня настойчиво просили кое-что оценить. Передаю информацию вам, поскольку офицер вы ответственный, да и найти вас проще.

– Благодарю. Слушаю внимательно.

– Собственно, порадовать нечем. Германский портал мне увидеть не удалось. Не вдаваясь в малообъяснимые подробности, скажу так – видна одна вода. Судя по всему – морская. Залив или открытый берег моря, уточнить не удалось. Уж простите великодушно, я весьма старался.

– Понял. Благодарю. Отрицательный результат – тоже результат.

– Несомненно, Евгений Романович. Но стоит учесть, что столь неопределенные результаты для меня весьма редки. Откровенно говоря, я неприятно удивлен. Складывается впечатление, что ваш портал – в смысле, этот ваш искомый германский – в определенном смысле дрейфует в реальностях. Как вы знаете, я отнюдь не ученый, и вообще ничуть не теоретик, объяснить с научной, да и просто реалистичной точки зрения сей парадокс не берусь. Но очень-очень удивлен. Будьте осторожны.

– Понял. Еще раз искренне благодарю вас, Прот Андреевич…

– Не стоит. В данном случае я едва ли вам серьезно помог. Да, и еще, Евгений. Возможно, ситуация сложится редчайшая. Там видится полное равновесие и в нем две пылинки.

– Виноват, не совсем понял. В каком смысле «пылинки»?

Визитер вздохнул и оперся о трость:

– Боюсь, объяснить затруднительно. Это не касается непосредственно военных действий, это там… дальше. Пылинка, или, если угодно – свободный радикал – то, что способно решить равновесную ситуацию. Такие ситуации возникают крайне редко. Ах, Евгений, давайте я не буду вам морочить голову. Просто передайте мое предупреждение Екатерине Георгиевне, возможно, она поймет на интуитивном уровне.

– Не сомневайтесь, передам дословно. Не уверен, что она…

– Тут отнюдь не в уверенности дело. Ситуация категорически иная – устойчиво неопределенная. Но Екатерина должна понять, она, в определенном смысле и сама пушинка-радикал.

– О, сейчас чуть понял.

– Умнейший вы человек, Евгений Романович. Это я без всякой иронии. Так что строго между нами, про личное. Вы в пророчество насчет возвращений с заданий, отягощаемых мелкими недугами, безусловно верьте. Это верно сказано. Но в данном случае удвойте осторожность.

– Понял. Удвою. Даже постараюсь утроить.

– Это будет самым разумным. Всего наилучшего, Евгений Романович. И мои извинения вашей дорожайшей супруге, – гость снова приподнял шляпу, адресуя извинения замершей в отдалении Иришке.

Сержант Землякова ожила и сделала вежливое движение, отдаленно напоминающее крайне корректный книксен.

Фигасе, что жена умеет.

Молодые люди двинулись дальше. Иришка прошептала:

– Что-то я даже оглянуться боюсь.

– И не надо. Вообще это человек, можно сказать, свой. Просто очень-очень нездешний.

– Вот это я прочувствовала на двести процентов. Жень, ты у меня бесстрашный как берсерк. Двинулся к этому… даже ничуть не дрогнув фейсом.

– Какие неожиданные открытия по поводу мужа…

* * *

Абсолютным бесстрашием штабному офицеру обладать не обязательно, вот иметь чугунную задницу, само-слетающие на клавиатуру текстовые формулировки и безостановочно работающий творческий офисный разум – это уж будьте любезны.

Шла активная подготовка к операции, прибывали люди и снаряжение – некоторые прямиком отозванные с совершенно иного фронта боевых действий. В «тактическом зале» светилась электронная карта города-крепости Кёнигсберг и области. Шли бесконечные уточнения, поправки и корректировки. Изредка, вырываясь во двор, одуревший старший лейтенант Земляков крутился на турнике, норовя повиснуть вниз головой и произвести принудительно-освежающий перелив мозговой деятельности.

Насчет встречи на мосту изложил начальству дословно. Товарищи офицеры озадачились:

– Кто его, вашего Прота Павловича, собственно, просил экстрасенсорные способности применять? Задача у нас, между прочим, высшего уровня секретности.

– Тут или Сан Саныч по своим каналам запрос засылал, или наша вольнонаемная богиня удачи со своей стороны удочку закидывала, – сказал подполковник Коваленко. – В целом не наше дело, мы по боевой линии работаем, отвлекаться не можем и не будем. Вот придут специально обученные основам современной мистики люди, все нам объяснят.

Это было верно. Пока с мистикой Отдел не сталкивался, а упахивался по полной в части планирования и технического обеспечения.

Хотя, если вдуматься, в любом деле есть мистическая составляющая. Об этом старший лейтенант Земляков вспомнил, когда запрос сделал. В обед за крабовым салатом вдруг вспомнилось, записал на салфетке, вернувшись к компьютеру наконец «пробил» странного танкиста, благо его личные данные были просты, в штабе ОМГП легко запомнились.

На выходе получилась фигня: «Иванов Дмитрий Дмитриевич,… года рождения, призван… военкоматом города Москвы. Доброволец, красноармеец 3-й Коммунистической ДНО, затем 130-й стрелковой дивизии (переименовали)… медаль „За отвагу“… тяжело ранен в бою западнее поселка Новая Русса, умер от ран 25 января 1942-го, место захоронения неизвестно».

Видимо, ошибка. Что-то где-то напутано. Евгений на день изменил дату рождения искомого Иванова, получил список из семи десятков очень схожих Ивановых-красноармейцев, вздохнул в безнадежной печали и занялся более насущными делами. Видимо, нужного Иванова проще искать по уникальным стоматологическим данным, но программа вести столь изощренный поиск пока не умела. Ладно, доведется встретиться под Кёнигом, проще у бойца напрямую спросить.

Автоматчики. Восточная Пруссия 1945 год.

[1] Такого населенного пункта не существовало.

[2] Мощная советская авиабомба.

[3] Речь идет о тайной нацистской организации, проводившей безумные эксперименты по проникновению в иные пространства. Опытные читатели наверняка помнят предыдущее противостояние Отдела «К» с этой организацией.

[4] Подразумевается Пруссия в тогдашних границах, включающих часть современной Польши и Литвы.

[5] Псевдоним разведчицы З. М. Бардышевой.

[6] Рассказы о подобных последних мгновениях человеческих судеб часто противоречивы и не очень точны. По понятным причинам. Здесь одна из версий событий. Вообще история работы разведгрупп, действовавших в Восточной Пруссии, достойна отдельных книг и исследований. Собственно, как и судьбы абсолютно всех наших разведгрупп и той, и иных войн. Мы с товарищем Земляковым касаемся тех событий лишь очень-очень поверхностно, читатель может найти множество материалов по этой теме.

[7] Симонов – Константин Михайлович Симонов – видимо, известен всем читателям. Соболев – Леонид Сергеевич Соболев, военкор и писатель, участник обороны Одессы и Севастополя, автор великолепного сборника очерков и рассказов «Морская душа», повести «Зеленый луч» и романа «Капитальный ремонт», сейчас не так известен.

[8] Первитин – производная амфетамина, добавлялся в шоколад, срабатывал как допинг. Последствия применения, да и собственно результаты воздействия, были весьма нехороши.

[9] Герой одной из давних историй Отдела «К» – Павлович Прот Андреевич (отчество может меняться) – личность действительно загадочная и странная.

Глава 8

8. Откуда ж, приятель,

Песня твоя

20 марта 1945 года.

Восточная Пруссия, городок Велау[1]

10:25

Конек крыши срезал снаряд – словно специально целились, самый угол сшибли. Впрочем, уже залатано: прямо поверх черепицы доски и брезент пристроили и хитроумно закрыли дыру. Ну, саперы, они саперы и есть – удобство себе всегда обеспечат. Вообще во время штурма город изрядно пострадал, но как-то частями: центр раздолбили полностью, некоторые улочки целенькие, и это несмотря на упорные бои. Война, конечно, чудные истории творит: тут две реки – Алле и Прегель[2], так немцы почему-то еще до нашего наступления мост через Алле рванули, спохватились, начали строить временный. Как раз успели доделать, и заново взорвали при начале январских боев.

Митрич закончил с оценкой крыши, заложил руки за спину и еще разок прошелся вдоль штабного дома. День выдался совсем весенний, хорошо, что шинели в танке оставили, двинулись «в гости» налегке, в телогрейках, солнышко пригревает, даже жарковато. Ну, это на солнце, а в тени еще холодок, Пруссия, вечно окаянная, себе не изменяет.

Вообще рядовой Иванов считался вроде как сопровождающим, с будущей функцией носильщика – собирались к саперному зампотылу зайти, вещевое довольствие получить, не дожидаясь, когда на экипаж выдадут – тогда непременно с размерами ерунда выйдет. Перед этим пригнали к задворкам расположения саперов два танка – штурмовые бойцы будут посадку и высадку танкодесанта отрабатывать, они тут к новым решетчатым машинам не очень привычны. Ну, пусть лазят, а экипажу всегда есть чем заняться, что в порядок приводить. Но пока старший лейтенант Олежка и остальные офицеры Группы усиления сидели на общем совещании с умными саперами, а рядовой Иванов – вот, на бездельной прогулке. Ну, иногда оно не помешает.

Успела вновь перебазироваться ОМГП – ближе к дорогам, на окраину городка, отсюда в любую сторону выдвигаться удобно. Теперь располагались бок о бок с саперами «Линды». Придумают же такое название отряду, прямо даже странно, что командование разрешило. С другой стороны, запоминающееся, не перепутается, другой «Линды» на фронте явно не найти. Ну, не в названии дело. Иная война пошла, сложно-связанная, все норовят плотно взаимодействовать, начальство к тому напрямую пихает, требует сработаться надежнее. Не только саперы и танкисты – что понятно, но и новых связистов придали почти целую роту, и даже малочисленный, но полноценный санвзвод – медицина новенькая, вся на машинах, ученая и строгая до последней степени непреклонности.

Митрич вспомнил новых фельдшериц, покачал головой и поправил на плече ремень неудобного автомата. В отряде прошел слух, что медицина переброшена прямиком из Москвы, очень обученная, но без фронтового опыта. Оно на то и похоже: бабенки ничего себе, на лицо гладкие, в идеально подогнанной форме, но держатся настороже, личного состава несколько опасаются. Войдет в бой отряд, начнется грязь и кровь, может нехорошо пойти. Хотя у медиков есть старший врач, тот вполне на уровне, с солдатской медалью «За отвагу» и боевым орденом, немедля взялся серьезную баню организовывать. С собой банную спец-палатку привезли, тоже какую-то экспериментальную, нового типа.

Баня Митричу понравилась, никакого сравнения с прежними. Прямо почти Сандуны[3], а не военно-полевое торопливое мероприятие. Отчего даже слегка грустно.

В последнее время вспоминалось рядовому Иванову былое, жизненное. Упорно так вспоминалось, упорядоченно. Что явно не к добру. Убьют, наверное. Или тяжко ранят. Последнее вовсе и нежелательно. Смерти Митрич совершенно не боялся, давно свыкся с мыслью. Пора бы свершиться смешному старинному пророчеству Фиры, вот только полноценно в него и раньше-то не верилось. Где Митька Иванов и где славная героическая смертушка? Нет, едва ли пересекутся, как-то по-простому случится, стукнет осколком или пулей, упадет рядовой на землю, потом похоронят в «братской». Хотя нынче тов. Иванов – танкист, значит, имеются и иные варианты. «Гремя огнем, сияя блеском стали», если боекомплект после попадания сдетонирует, обойдемся без «братской» – это ж техника, прогресс наивысшего уровня. Где ж они, танки, раньше были?

* * *

15 февраля 1942-го года

Поле между деревнями Потапово и Малое Рыжово[4].

12:02

– Вперед! Вперед, товарищи! Ура!

Нет, лежал батальон 3-й Коммунистической дивизии народного ополчения, уже ставшей 130-й стрелковой дивизией. Коммунисты среди бойцов оставались, и осознание, что нужно атаковать и взять проклятую деревню, вполне имелось. Возможности не было. Выбиты взводные командиры, убиты пулеметчики. А поле впереди все в чуть заметных телах-холмиках, если присмотреться, сотни их, в белых маскхалатах и накидках. Атаковал первой волной лыжный батальон, да там и остался. Выползали потихоньку раненые, те, что могли, тянули перебитые ноги, волочились неловко намотанные бинты. А немецкие пулеметы резали и резали по полю, словно патронов у них было бесконечно…

Красноармеец Иванов лежал и стрелял. Больше делать было нечего. Пулю за пулей клал в чуть заметный издали бугорок – там иногда угадывались огонек и снежная пыль от дрожи немецкого невидимого пулемета. Накрыть бы, а из винтовки что ему сделаешь?

Нет, пыталась помочь артиллерия. И снаряды у наших пушкарей были, только ложились уж очень неточно. Раз за разом, то ближе, то дальше… аж зло берет. Может и попадали, но там у фрицев заледенелые, толстенные, многократно облитые водой брустверы, разрыв сорокапятимиллиметрового берет ли?

Зачем атаковали развернутыми батальонами, зачем днем, словно нарочно идя под перекрестный огонь? А как надо было? Кто знал и кто умел? Имели приказ «выбить противника», уже же отбросили врага от Москвы, переломили, теперь гнать и гнать фашиста. Получалось же месяц назад? Там получалось, а здесь нет. Нет танков, не хватило сюда авиации штурмовой и бомбовозной. Артиллерия… какая есть, минометы слабенькие – 50-миллиметровые хлопушки, да и к тем через пять минут мины иссякли. ПТРы имелись – били по немецким пулеметным гнездам. И ненависть была, упорство, ползли бойцы вперед между телами убитых и стонущими ранеными, на гранаты и близкий бой надеялись.

Стрелял красноармеец Иванов, выпускал «пачку»[5] за «пачкой», работая затвором, дыша дымом и теплом разогретой «трехлинейки». На убитых не смотрел, на замолкшего отделенного тоже – вначале замотал бинтом младшему сержанту простреленную голову – и забыл. Всем усилием нерва, души и селезенки пули слал – попасть, заткнуть пулемет…

Ничего тогда не вышло. Командиров нет, начали отползать, волоча раненых. Снова заработал свой пулемет, прикрывая отход, и снова немцы перенесли огонь, заставили «максим» замолкнуть. Осталось у красноармейца Иванова десять патронов, прекратил почти бесполезную стрельбу. Глянул на отделенного – белый как снег лежал Семен Громов, окоченел уже. Два часа на снегу, тут и не-раненый насмерть замерзнет.

Полз обратно Митрич, волочил автомат отделенного – легкий, с пустым диском. Высадил издали Сема в минуту все патрончики, наверное, и не долетел до немцев легковесный свинец. А все говорили: – «Автоматического оружия нам не хватает, теперь-то, ого! – в каждом отделении „шпагины“ есть, да еще рота отдельных автоматчиков, дадим жару немцам».

Нет, не автоматов нам не хватало. Ума, знаний и опыта серьезно недоставало. Но этого вооружения на заводах не наштампуешь, не отфрезеруешь. Это только на снегу под пулеметом нарабатывается.

Никого не винил красноармеец Иванов. Догадывался: те толковые командиры, кто мог слёту осознать наши недостатки и перестроить тактику батальонов, по большей части лето и осень первого года войны не пережили. Остальным, призванным из запаса, наскоро выучившимся в училищах, приходилось почти с нуля путь смертельного фронтового опыта проходить. И комдивам, и комбатам с ротными, первым номерам «максимов» и рядовым стрелкам-красноармейцам. Можно было без потерь и отступлений, сразу, славно и безукоризненно врага бить? Да наверняка. Выползи, товарищ, на снег, да покажи как надо.

Самое обидное, что ничего особо хитрого тогда немец не делал. Не имелось у него сплошного фронта, не рыл фашист сплошных траншей. Имел цепь опорных пунктов, не особо-то многочисленных, приспособленных к круговой обороне. Имел толковую систему огня и крепкие нервы. И бить его можно было: обходя с флангов и тыла, малыми штурмовыми группами, быстро и дерзко. У фрицев нервы крепкие, да кто сказал, что у нас-то хлипче?

Собственно, так тогда и вышло. Сидела в неглубоком овражке поредевшая рота, пыталась согреться у крошечных костерков, упихивала в себя подостывшую, но еще теплую кашу – старшина все же успел, подвез. Немец бил из минометов, беспокоил, но не очень точно. Бойцы жевали, не обращая внимания на отдаленные разрывы.

А красноармеец Иванов котелок доставать не стал. Оно и надо бы подзаправиться на будущее, но аппетита вообще не имелось. Было очень обидно, так оно бывает, когда рутинную, в общем-то, работу вдруг не сделаешь и даже сам не поймешь, почему не вышло. Заготовка с брачком или клей слой шпона не взял? Не ясно, но ощущение, будто в морду тебе смачно харкнули.

Наверное, дурной был Митрич, хоть и возрастом не мальчишка. Не о полегших бойцах думал, не о жестокости дня минувшего, а о том, как дело сделать, немцев к ногтю прижать. Ну, и еще о том, что Фира ошиблась: на снегу и холоде ничего особо славного и в принципе не случается.

– Товарищи, в разведку добровольцы есть? – звонко закричал кто-то.

Политрук третьей роты – мальчишка, из студентов геологоразведочного[6]. Из комсостава батальона только он, да ротный-один с простреленной рукой, да сам комбат остались в строю. Взводные – все или на снегу лежат, или в санбат отправились.

Желающих в разведку было не то чтобы густо – обессилели стрелки, день-то был бесконечным. Но Иванов сразу встал, имелось предчувствие, что в деревню батальон не отведут, а мерзнуть на снегу в обнимку с мыслями нехорошими – не лучший вариант…

…Фонарик почти не светил, батарея издыхала, в желтом свете карта едва видна.

– Вот здесь и попробуете обойти, фланг прощупать, слабину у немцев найти. Имеем приказ завтра Потапово взять в любом случае. Это понятно? – старший лейтенант потряс меркнущий фонарик и выругался.