Текст книги "Слабое звено (СИ)"

Автор книги: Юрий Кунцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

Восстановив дыхание и промакнув рукавом блестящий лоб, Синг вновь взвалил свою ношу на плечи и понес своего пустотелого товарища по коридору, ведущему к левому борту.

– Уже бегу, – проводила его Рахаф взглядом и виновата взглянула на Ирму, – Прости, сейчас некогда, работы по уши.

– Я хочу сегодня поужинать отдельно от экипажа, – произнесла Ирма вдогонку, – Ты освободишься часа через три?

– Очень надеюсь на это. Если освобожусь, с радостью присоединюсь.

– Не надорвись! – бросила Ирма на прощание и поспешно шагнула в шлюз, словно в теряющий терпение лифт.

Внутренняя дверь закрылась, Марвин подумал, и наружная дверь открылась, выпустив Ирму в затопленный холодным светом круглый коридор, рябящий перспективой и безмолвно бросающий вызов. Пролистав в голове уроки, которые ей когда-то преподавала Рахаф, Ирма сгруппировалась, оттолкнулась от края шлюза и нырнула в злополучный переход, из-за которого когда-то очень давно сломала руку. Привычные представления о законах физики вновь перевернулись, и невидимая сила мощным порывом ударила стенку рукава размякшим телом обескураженного оператора. Рукав был гибким и пластичным с точки зрения монтажного проекта, но горящий болью свежий кровоподтек на подбородке готов был поклясться, что эти безобидные на вид ребристые стенки по твердости ничем не уступали качественному дубовому брусу.

«Таких не берут в космонавты» – пронеслась в голове ироничная мысль, и сквозь болезненные стоны Ирма поднялась на ноги.

В обсерватории левого борта как обычно было темно, и лишь огоньки-ориентиры тускло выглядывали из темноты, обозначая контуры комнаты и не позволяя посетителям по ошибке поцеловать переборку или споткнуться о невидимую преграду. Блистер открывал красивый вид на небо, украшенное блестящими бусинками и сияющий воздушный рукав, невесомо парящий в пространстве и обрывающийся где-то во тьме. Линия горизонта была зыбкой, как и сливающаяся с ней угловатая черная фигура, ластиком стирающая с черного полотна серебристые проблески.

Двое мужчин стояли перед блистером, сложив руки на груди, и вглядывались в открывающуюся картину, затаив дыхание, словно боясь спугнуть трусливого зверя, кутающегося в густых тенях. Наконец, один из них сдался перед попавшим в глаза зудом, проморгался и громко прочистил горло.

– Я же говорил, что тут ни черта не будет видно.

– Попытаться стоило. Абсолютного вакуума нет, как и нет абсолютной темноты, а учитывая то, что тут понастроили ребята из четвертого строительно-монтажного флота, я бы не удивился парочке неожиданных прожекторов, помпезно освещающих корабли.

– Человеческие глаза тут бессильны, – послышались шорохи, с которыми один из мужчин натянул на свое лицо громоздкий прибор, обхватывающий череп пластиковым ободом с мягкой засаленной подкладкой, щелкнул тумблером, и яркая черно-белая картинка обожгла его глаза, – А вот так гораздо лучше.

– Ты что, нашел окуляр?

– Да.

– И что там видно?

– Ничего хорошего, – мужчина снял окуляр и ткнул им в плечо своему коллеге, – Держи, сам посмотри.

Второй мужчина, вкусив удивленными глазами графическое послание из инфракрасного диапазона, присвистнул, озвучив свое восхищение открывшейся его взору картине, пока его зрачки безуспешно пытались определиться с приемлемым диаметром.

– Ничего себе…

– Да. И ведь в этом в определенной степени виноваты мы.

– Но если смотреть объективно, могло быть и хуже.

– Ты точно смотришь в нужную сторону? Куда хуже-то?

– Помнишь Объект Буткевичуте? Он все еще дрейфует где-то в этом скоплении, ожидая зазевавшихся олухов.

– Да, пожалуй ты прав, – сквозь тьму прорезался нервный смешок, – А ведь ловко тогда Вильма выкрутилась с названием для черной дыры.

– Действительно, и изящно увековечила себя в астрографической карте, – второй мужчина снял с себя окуляр и небрежно положил его на ближайшую полку, – Знаешь, что самое жуткое во всей этой ситуации?

– Что?

– Если вдуматься, то опасность не миновала, и в данный момент нам угрожает тоже самое.

– Угроза пренебрежительно мала. Тут был один шанс на миллион.

– Ты серьезно так думаешь?

– А ты нет?

– Тут скорее был шанс пятьдесят на пятьдесят, что такое случится.

– Почему?

– Орел – случится, решка – не случится, – внезапно темноту расколол на мелкие кусочки звон металла, с которым монета прокатилась по полу и затаилась где-то среди выстроившихся в ряды светлячков. Первый мужчина вздрогнул от неожиданности, – Черт, теперь я ее не найду.

– Это был самый гнусный способ прогнозирования результатов экспедиции, так что поделом тебе.

– А еще я лишился части своих сбережений.

– Будешь знать, как совать всюду и везде свою монету.

– О, ты видел?

– Нет, – первый мужчина вгляделся внимательнее в темный угловатый силуэт, и воспаленная фантазия зашевелила бесформенными образами, – Что я должен был увидеть?

Из черноты вынырнуло какое-то светлое пятнышко и тут же нырнуло обратно, раздразнив воображение еще сильнее и утянув сознание за собой в чрево исполинского металлического трупа.

– Вот это.

– Вот теперь видел. Кажется, они там все еще что-то делают.

– Интересно, что?

– Может быть, они уверены, что смогут что-то исправить?

– Не знаю, отсюда все выглядит паршиво.

– У тебя сейчас нет мурашек по спине?

– Нет. С чего им быть?

– С того, что мы к Шесть-Три стоим впритык, а это значит, что нас мечтают нагрузить работой по полной программе. И, возможно, нас уже ищут.

– Тогда давай постоим тут еще немного. Хочу успеть насладиться покоем.

– Наслаждайся, сколько влезет, а я пойду и сделаю что-нибудь полезное.

– Ты трудоголик.

– Нет, просто у меня есть чувство ответственности.

Дверь открылась, и свет из коридора уксусом плеснул Радэку в лицо. Ему потребовалось отвернуться и похлопать глазами, чтобы вновь привыкнуть к освещению, и краем глаза он заметил, как на полу что-то блеснуло.

– Я нашел твою монету, – указал он пальцем на металлический диск, и Эмиль поспешно подошел к своим сбережениями, присев на корточки и уперев взгляд в серебристую чеканку.

– Орел, – заключил он с улыбкой, – Какое совпадение, не правда ли?

9. Это угроза

Академический комплекс астропланетарной логистики имени Шварценберга относился к Эридису лишь географически. На деле же он был замкнут и изолирован от всего остального мира, благодаря чему едва ли не заслуживал право считаться отдельным государством. Грубо но смело его население можно было делить на два социальных класса: представляющий власть преподавательский состав и толпа студентов, чьи права ограничивались в основном тем, чтобы внимать и зубрить, делая перерывы на сон, обед и исполнение функций обслуживающего персонала. Если копнуть чуть глубже, то между этими слоями обнаруживалось множество механизмов взаимодействия, будь то собственные органы правопорядка или средства массовой информации, не всегда достоверной и ни в коем случае не массовой.

В комплексе водились свои закулисные интриги, общественные мероприятия, бунты, праздники, демонстрации, скелеты в шкафах, тайны под сукном и псевдорелигиозные движения. Другими словами, обитатели комплекса развлекались как могли.

Одна из самых страшных тайн, которую профессора клялись унести с собой в могилу, касалась ряда прикладных тестов на третьем курсе, во время которых студентов загоняли в симулятор и прогоняли через различные сценарии космических катастроф, большинство из которых было придумано на коленке, а некоторые были и вовсе безвыходными. За каждый проваленный тест профессора с проворством и изобретательностью черной бухгалтерии делали вид, что занижают студентам баллы, однако истинная суть теста заключалась в наблюдении за психологической реакцией подопытных. Другими словами, это был тест на стрессоустойчивость, который помогал определить, кого на выпускном экзамене стоит завалить и погнать в шею за психологическую профнепригодность. Ирма обязательно стала бы одной из них, если бы не страшная тайна, хранимая в рядах студенческого подполья: студенческое сообщество уже давно раскусило суть теста на стрессоустойчивость и научилось его обманывать при помощи химических познаний и не совсем законной лаборатории, которая изначально создавалась для производства стимуляторов, помогающих утомленному мозгу и обессилевшему телу проработать «еще хотя бы чуть-чуть». После – дцатого энтузиаста, госпитализированного с отравлением «сверхурочной работой» началось тщательное расследование, подполье вынужденно пережило небольшую реорганизацию, и лаборатория по производству кустарных наркотиков сменилась поставками качественных сертифицированных препаратов, которые с точки зрения законодательства Эридиса и всех остальных миров Объединенного Созвездия являлись немножечко контрабандой.

Этот и несколько других теневых аспектов учебной деятельности в ААПЛ им. Шварценберга послужили причиной становления славной традиции выпускать в космос дипломированных специалистов, обученных пробивать себе путь через тернии к звездам не совсем честными методами.

Преодолевая на автопилоте воздушные рукава, коридоры и контрольно-пропускные шлюзы, Ирма упивалась воспоминаниями об академических годах, когда ее постоянно испытывали на прочность и словно бы желали, чтобы ее воля дала трещину. В ее жизни наконец-то наступил тот самый первый раз, когда она вспоминала все эти мучения с чувством ностальгии и пониманием, что жизнь в академическом комплексе была весела и беззаботна. Это могло быть признаком одного из двух: либо она начала взрослеть, либо окончательно сходить с ума. Скорее всего истина была где-то посередине, а перспектива того, что пять лет строгого обучения прошли зря, превращала настоящую реальность в не менее настоящий кошмар.

Все буксиры были очень похожи друг на друга, и Ирма едва не прошла буксир Два-Пять насквозь, когда вовремя вышла из шлюза левого борта обратно в коридор третьей палубы, оставив Марвина с озадаченным требованием предъявить пропуск. Она быстро преодолела путь до первой палубы, так никого и не встретив по пути – тревожный знак, что большая часть экипажа загружена работами над восстановлением буксира Шесть-Три. И так было на всем мультисоставе. Куда бы Ирма ни пошла, она чувствовала себя лишней, и лишь в одном месте ей могли помочь.

Дверь в лазарет распахнулась.

«Доктор» Игорь Соломенников оторвал свой тяжелый взгляд от синей борозды, тянущейся петлями и изгибами за танцующей на бумаге шариковой ручкой, безмолвно разжал губы в попытке выпустить между ними дежурную фразу и трижды изменился в лице. Его растерянный взгляд мигом собрался в медицинский экзоскоп и стремительно изучил с ног до головы изменившуюся за последний месяц фигуру, местами робко выдающую свои контуры через складки в мешковатой одежде. Ирма попыталась в ответ улыбнуться, но ей удалось лишь неуверенно дрогнуть уголками рта.

– Я рад снова увидеть вас, – поздоровался Игорь, отложив ручку в сторону и поднявшись с кресла.

– Хотела бы я сказать тоже самое, но боюсь быть не до конца честна с вами, – она опустила глаза и невольно зацепилась взглядом за ноги, прошедшие мимо нее и остановившиеся возле шкафчика с лекарствами, – Боюсь, в данный момент меня привело к вам отчаяние.

– Не переживайте, это всего лишь ссадина.

– О чем вы? – спросила она, оглянувшись, и ее рука рефлекторно коснулась липкой раны на подбородке, – Ах, это… Это ерунда.

– И все же, поскольку вы здесь, позвольте мне заняться этой ерундой, – его рука приглашающим жестом указала на койку, – Присаживайтесь и задерите голову.

Ирма послушно исполнила указания и прищурилась от давящего на глаза верхнего освещения.

– Скажите, с экипажем Шесть-Три все в порядке? – проговорила она, мешая Игорю обрабатывать рану.

– Было несколько ожогов второй степени, а в остальном жить будут.

– Забавно. Всего пять минут назад мне сказали, что они отделались легким испугом. Интересно, что скажет мне следующий человек, которому я задам этот вопрос? Что их контузило и они потеряли много крови?

– Я не пытаюсь вас успокаивать, – пропитанный антисептиком и багровыми пятнами ватный шарик отправился в полет, и его траектория оборвалась в мусорной корзине, – Теперь, насколько я могу судить при поверхностном осмотре, и вы получили должную медицинскую помощь.

– Спасибо за заботу.

– Не расскажите, как разбили подбородок?

– Кажется, я дура, – Ирма осмелилась врасти своим взглядом Игорю в глаза, словно надеясь, что он тут же увидит характерные симптомы и подтвердит диагноз.

– Я пока не вижу связи между причиной и следствием.

– В последнее время я часто забываю о простых вещах.

– Провалы в памяти? – Игорь вернулся в свое кресло, сложил руки на груди и расслабленно откинулся на спинку, обратившись во внимание, – Рассеянность?

– Скорее второе. Вы знаете, сколько на мультисоставе всего человек?

– Тридцать два, – ответил он без капли раздумий.

– А знаете, сколько человек сейчас им непосредственно управляют?

– Четыре оператора.

– Не правильно, пять.

– Нет, четыре, – настоял Игорь, – Насколько я осведомлен, буксир Девять-Четыре не может давать тягу, не нарушив тяговую симметрию всего мультисостава.

– Точно! – разочарованно хлопнула Ирма по краю койки и устало потерла глаза, – Докатилась… Пассажир лучше меня знает нюансы транспортировки негабаритного груза. Не обижайтесь.

– Не стану. Продолжайте вашу мысль.

– Как вы верно заметили, четыре человека дали реверсивную тягу, и я была среди них. И буквально через десять минут я забыла о том, что мы начали торможение, прыгнула в воздушный рукав, и меня ударила о стенку собственная инерция.

– Спите хорошо?

– Только если получается уснуть, а в последнее время сон приходит ко мне не сразу.

– Как вы думаете, почему?

– Не знаю, – пожала Ирма плечами, – Наверное, потому что моя карьера рушится, мой капитан вероятно хочет от меня отделаться, и я нахожусь в глубоком в отчаянии.

– В том самом отчаянии? – спросил он, скептически прищурившись, – Которое вас сюда привело?

– Вот именно.

– Почему же вы сразу не начали с этого?

– Простите, – вновь пожала Ирма плечами и отвела в сторону смущенный взгляд, – Вы начали засыпать меня вопросами, и мне не хотелось вас сбивать.

– Что-то произошло во время вылазки в систему Мерклина-71?

– Мы успешно заправились водой и вернулись, так что вылазку можно считать успешной, но для меня там произошла катастрофа…

Ирма начала делить свои недавние переживания на мелкие порции и вливать их в уши лжеврачу. Он переваривал информацию с серьезным молчаливым лицом и через каждые полминуты коротким кивком головы давал понять, что внимает и понимает. Его холодный взгляд смотрел на нее, как на студентку во время устного экзамена, но Ирма прекрасно знала ответы на все билеты, стремилась к самому высокому баллу, и чем больше она рассказывала, тем больше ей хотелось рассказать. Ее язык медленно, но неумолимо перемалывал историю в звуки, из которых аккуратно собирал членораздельные фразы, конца которым не было видно. Наконец, ее голос начал срываться из-за наплыва эмоций и нарастающей хрипотцы, и она решила закончить свою речь словами:

– …это вообще немыслимо и до сих пор не укладывается у меня в голове!

– Это действительно немыслимо, – согласился Игорь, кивнув в двадцать седьмой раз и с хрустом размял затекшую шею, – Но вы пережили травмирующий опыт, и я бы сказал, что тут нет ничего сверхъестественного. Признаться честно, я ни разу не пользовался скафандром и понятия не имею, как бы я себя повел в такой ситуации.

– Но я пользовалась скафандрами и не раз. Да, пусть не в полевых условиях, но я доказала, что способна работать в космосе… а теперь доказала, что не способна. Я не знаю, что со мной не так.

– К сожалению, я тоже, – Игорь озабоченно вздохнул, – Я могу лишь надеяться, что теперь, когда вы выговорились, вам стало легче.

– Что? – резко подняла Ирма голову, услышав, как профессор царапает в ее зачетке слово «неуд», – Нет, мне совсем не полегчало!

– Тогда от чего вам станет легче? – спросил Игорь, в беспомощном жесте разведя руки в стороны, – Скажите, и я постараюсь что-нибудь сделать.

– Я совсем не такое ожидала от вас услышать.

– А что вы ожидали?

– Что вы мне поможете. Вы же врач.

– По специальности я хирург, а не психотерапевт.

– Нравится вам это или нет, но сейчас вы самый близкий к этой области человек, – Ирма встала с кушетки и начала беспорядочно бороздить лазарет по броуновской траектории, – Для чего вас назначили в эту экспедицию? Чтобы помогать нуждающимся, не так ли? Я сейчас очень даже нуждаюсь в вашей помощи.

– Это я понимаю, но и вы должны понять, что я работаю с телом, а не с разумом.

– Но у вас ведь были знакомые психологи, верно? – выстрелила она в него полным надежды взглядом, – Должны были быть. Вы должны были что-то от них почерпнуть.

– Был один, – последовал двадцать восьмой кивок, – И одну вещь я действительно от него почерпнул, и вряд ли вы будете рады ее услышать.

– Давайте выясним, буду я рада или нет.

– Он мне все время говорил, что психология как наука все еще не выросла из детских ползунков, и быть в чем-то уверенным в плане человеческой психологии попросту нельзя.

– Вы правы, – остановилась Ирма и села в кресло напротив письменного стола, – Звучит неутешительно. Но, так или иначе, всегда есть варианты.

– И каких вариантов вы от меня ждете?

– Пропишите мне седатики, – выплюнула она и поняла, что с ее вытаращенными глазами и надрывающимся голосом эта фраза прозвучала как горячечный бред сумасшедшей. Ее губы зачем-то шепотом добавили, – Пожалуйста.

– Нет, – хладнокровно ответил Игорь и ради разнообразия качнул головой.

– Почему? – задала Ирма еще более глупый вопрос, продолжая ломать ногти в попытках уцепиться покрепче за ускользающую надежду.

– Две причины. Во-первых межзвездный транспорт не комплектуется седативными препаратами, и у вас на кораблях с этим строго. Странно, что вы не в курсе.

– Да… – притихшим голосом согласилась Ирма, распрощавшись с последним проблеском надежды на наркотики, – Я в курсе… Просто из головы вылетело.

– Вторая причина в том, что я вам попросту не пропишу седатики, – если бы камни умели говорить, то говорили бы именно таким тоном, – Как бы вы меня ни умоляли, но седатики – это не выход, не говоря уже о том, что это весьма опасные игры со своим здоровьем. У вас, как я понимаю, и так проблем хватает. Сильно ли вам нужны еще и проблемы с психоактивными веществами?

– Я хочу решить всего одну проблему. И пока я ее не решу, об остальных я даже думать не могу.

– В таком случае я вынужден с вами согласиться. Вы действительно дура.

У каждого человека есть свой предел терпения, и со своим пределом Ирма была настолько плохо знакома, что до этого момента лишь смутно догадывалась о том, как он выглядит. И вот предел был достигнут, и кожа на лице зажглась костром, когда вся кровь в жилах обернулась железным расплавом, выжигающим по всему телу истончившиеся оковы морального кодекса. В ней взревел вырвавшийся из пожизненного заточения гнев, и его казалось так много, что обращать его против одного Игоря совершенно бесполезно – проще было бы обернуть его против всей вселенной. Тело грозило взорваться от переполняющей его энергии, и последние монеты здравого смысла утонули в прорези неисправного автомата по раздаче успокоительных.

Ладонь описала широкую дугу.

Очнулась она уже стоя одним коленом на столешнице, и ее рука горела болью от хлесткого контакта с колючей мужской щекой. На нее смотрели два обескураженных карих глаза, наполненные настолько плотно упакованными эмоциями, что различить их не представлялось возможным. Сделав глубокий вдох, Ирма слезла со стола, одернула задравшуюся куртку, разжала до боли стиснутые челюсти и постаралась произнести как можно более спокойным тоном:

– Мне нужна помощь.

– Поищите ее в другом месте! – приподнял он свой тон, словно общаясь со строптивым ребенком, и поскреб ногтями покрасневшую кожу на щеке.

– Мне больше негде ее искать.

– Тогда вам придется дождаться прибытия на Нерву.

– Я не могу ждать прибытия. Вы что, не видите, что я тону? К тому моменту, когда мы прибудем на Нерву, я захлебнусь, и для меня все будет кончено.

– Возможно, это и к лучшему, – его взгляд дрогнул, рефлекторно пробежавшись по ее рукам.

– А вы когда-нибудь тонули?

– Очень давно, в детстве.

– Тогда советую вам немедленно вспомнить, каково это – тонуть, – она поочередно выдавливала из себя слова, рвущиеся наружу, словно просроченный окунь в томатном соусе, – Когда вы начинаете захлебываться, у вас в голове есть лишь один позыв – ухватиться за что-нибудь. Даже если это будет другой человек, которого вы утянете с собой на дно. И поверьте мне, ухватиться за вас мне будет не трудно.

– Мне стоит воспринимать эти слова как угрозу? – его брови приподнялись от удивления.

– О, да, это угроза, – кивнула Ирма, – И вы просто обязаны понять меня и воспринять всерьез мои намерения. Вы, как и я, дорожите своей карьерой. И либо мы оба получим того, что желаем, либо оба отправимся ко дну.

– Это большая ошибка, Ирма.

– Нет, потому что вы найдете способ помочь мне, – произнесла Ирма так, словно оказалась в рабовладельческом строе и диктовала свою волю наиболее преданному рабу, – В противном случае терять мне нечего.

– Даже совесть?

– Там сейчас тридцать человек поочередно трудятся над тем, чтобы не уронить честь нашей компании, а я вынуждена отсиживаться здесь мертвым грузом – вот о чем сейчас щебечет мне моя совесть! – почти прорычала она от сдавившей глотку злости, – И уж точно моей совести не повредит тот факт, что в медицинской сфере будет одним алкоголиком меньше!

– Бывшим, – только и смог добавить он сквозь пелену шока, сковавшую все его тело.

– Не важно. Докажите мне свою медицинскую состоятельность, – Ирма попятилась к дверям, не сводя глаз с его неподвижной фигуры, – или признайте, что ваше назначение сюда было такой же большой ошибкой, как и мое! Даю вам неделю!

Игорю впервые за долгое время нечего было ответить, и ему лишь оставалось смотреть на нее с потерянным выражением на лице. Ирма вышла из лазарета и с тихим утробным ревом сквозь сжатые зубы попыталась насильно вернуть себе способность к адекватным поступкам. Голос разума молчал, зато взбесившаяся кровь в ушах нашептывала ей сделать что-нибудь глупое. Она бездумно подчинилась нерациональным позывам и в сердцах пнула ни в чем не повинную переборку. Твердый металл болезненно дал сдачи, спросил, что она только что натворила, и напомнил ей, что она дура.

Если во вселенной и была сила, способная заставить Михала Ковальски переступить закон, то Ленар ничего о ней не слышал. К несчастью это распространялось не только на юридические законы, но и законы гостеприимства, по которым встреча двух капитанов обязательно должна пройти сидя за столом с небольшой чайной церемонией, и никакие деловые разговоры не должны начаться раньше чаепития. Возможно, Ленар его не так понял, и Михал лишь использовал этот предлог для издевки, желая помучить капитана, с которого началась вся череда неудач. Так или иначе, пока вода в чайнике закипала, в Ленаре закипало нетерпение, его глаза нервно бегали по гладкой и стерильной кают-компании в поисках занятий, а ноги начали отбивать под столом неумелую чечетку с неуловимым мотивом.

Когда дымящиеся кружки с глухим ударом встали на стол, напоминая две градирни, Ленар взял фальстарт и протараторил:

– А теперь мы наконец-то можем обсудить подро…

Михал прервал его оттопыренным указательным пальцем и молча поднес свою кружку к лицу, выглядывая из-за керамического ободка выжидающим взглядом. Ленар сделал в ответ несколько торопливых глотков. Болезненное кряхтение натужно выдавилось из его ошпаренной глотки, а из левого глаза прочертила мокрую дорожку скупая слеза. Лишь после этого Михал понял, что можно начинать разговор.

– Скажу начистоту – мне надоело с вами нянчиться.

– Хорошо, я вас услышал. А теперь можно к делу?

Михал запустил руку под стол и чудесным образом, словно кролика из шляпы, вытащил ламинированный рулон, белизну которого на мелкие кусочки разрезали тонкие черные линии. Рулон расправился и накрыл собой большую часть столешницы, явив схематичные изображения буксира в трех проекциях, каждая из которых была представлена в трех разрезах.

– Это упрощенная схема буксира модели Гаял-Т56К/87, но пусть вас не сбивает с толку номер модели, на самом деле все тяжелые Гаялы являются едва ли не клонами друг друга.

– Надеюсь, вы в курсе, что вашего Гаяла почти целиком перевели на сенсорные интерфейсы и МРВ-1700? – спросил Ленар и скептически посмотрел на Михала.

– Что ж… у всех свои недостатки, – пожал Михал плечами и указал на линии, обозначающие вторую палубу, – Так или иначе, системы коммуникаций за последние сто лет так и не претерпели существенных изменений. Самые основные пучки и магистрали прячут поглубже в недра корабля на второй палубе, а основные разветвления сосредоточены в носовой и кормовой секциях судна.

– Я все это знаю, не пудрите мне мозги. Давайте без вступлений. Расскажите все с самого начала.

– Самое начало произошло больше тысячи лет назад, когда красный сверхгигант Кир-135 схлопнулся и превратился в нейтронную звезду.

– Я имел ввиду не настолько ранее начало.

– Если вы продолжите меня перебивать, то я вам вообще ничего рассказывать не буду, – проворчал Михал предупреждающим тоном и указал взглядом на кружку, – Пейте свой чай и слушайте.

– Хорошо, – послушно кивнул Ленар и еще раз обжег свое горло.

– Когда вы отстыковались и улетели на экстренную заправку, вы унесли с собой кое-что очень важное. Догадываетесь, о чем я? – спросил Михал и с удовлетворением услышал в ответ внимательное молчание, – Помните, как мы условились отключиться вентральные репульсионные проекторы, чтобы снизить нагрузку на стыковочные консоли и энергосистему? Нас выстроили в цепь, в которой это все равно не имело большого значения, так как мы все прикрывали друг друга, а затем вы улетели, и в репульсионном поле мультисостава образовалась брешь. Две недели назад в эту брешь по поперечной траектории просочился осколок. Как мы предполагаем, это был осколок Кира-135, который всю последнюю тысячу лет блуждал по гравитационным колодцам скопления и искал, во что бы ему врезаться. Кто знает, сколько тут еще дрейфует таких объектов…

– Значит, все-таки все уперлось в репульсионные поля, – заключил Ленар, отведя взгляд, и попытался представить себе, насколько крошечным должен был быть осколок, чтобы на таких скоростях не превратить корабль в облако пара, – Получается, опасность все еще существует? Шесть-Три не функционирует, и брешь в репульсионном поле теперь ничем не закрыть?

– Да, но мы решили, что панику разводить еще рано. Вероятность повторного столкновения ничтожно мала. Даже молния бьет в одно и то же место несоизмеримо чаще.

– Опасность все еще есть, – настойчиво возразил Ленар, придавив к столу кружкой непослушный уголок чертежа, – Вспомните, по какой причине разработка астероидов началась именно в этом скоплении. Тут очень активная часть космоса, звезды постоянно взрываются, зарождается новые, ядерный синтез создает все более тяжелые элементы, а материя постоянно мечется в движении и трансформациях. Нам, простым смертным, это может показаться неочевидным, но тут настоящий котел астрофизических явлений, и мы сейчас варимся недалеко от его центра. Возможно, пока мы с вами говорим, наши репульсионные поля уже отразили тысячи подобных осколков, а мы этого даже не заметили.

– Не драматизируйте, повторных столкновений не будет.

– Почему вы в этом так уверены?

– Потому что мы не можем себе позволить рассматривать такую возможность, – проговорил Михал голосом, полным нервов, и запил их чаем, – Как вы заметили, оставшиеся буксиры сейчас работают почти на износ, и при таких нагрузках на двигатели им просто необходимо делать перерывы. Мы не успеваем сбросить скорость к прибытию на Нерву, и единственный способ хоть как-то уложиться в график – как можно быстрее отремонтировать Шесть-Три.

– Отремонтировать? – переспросил Ленар, будучи уверенным, что ослышался.

– Согласен, сказано громко. Будет лучше употребить выражение «вернуть в строй».

– Я видел у него в корпусе то, что даже дырой назвать было бы большим преуменьшением. Из него просто кусок вырвало.

– Пока вас не было, мы совместными усилиями успели провести предварительную диагностику, и масштабы разрушений действительно впечатляют, – Михал вернул свой палец в чертеж и начал обводить им контуры и сноски, – Осколок миновал маршевые двигатели, вошел в правый борт и при столкновении высвободил столько энергии, что плазменная волна вышла из носовой секции, превратив в пыль весь носовой радиомассив. Взрыв частично разрушил вторую и третью палубы, разорвал семь шпангоутов, уничтожил несколько дублирующих систем, две опорных стойки, радиорубку, систему разделения газов, один из водяных баков, правую обсерваторию и складской отсек. Так же ударной волной оплавило и деформировало несколько дверей примыкающих отсеков, от чего они полностью утратили функциональность.

– То есть получается, – Ленар навис над чертежом и немного скосил голову, – Ходовая часть, энергосистема и Марвин не пострадали?

– Марвин, насколько мы можем судить, не пострадал. Ходовая часть частично пострадала, но маршевые двигатели работоспособны и не требуют серьезного ремонта. А вот с энергосистемой уже более существенные проблемы. Термоядерные реакторы целы, но повреждения распространились на центральные коммуникации, перебив силовые и кибернетические сообщения.

– И вы решили попытаться восстановить коммуникации?

– Вот именно.

– Но ведь основная силовая магистраль состоит из гиперпроводника, – Ленар для наглядности погладил пальцем обозначение силовой магистрали, и свободной рукой взял свою кружку, – Где вы возьмете запчасти для нее?

– Мы провели зондирование астероида под нами и выяснили, что там есть необходимые элементы для создания гиперпроводящего сплава. В данный момент мы ведем подготовительные работы по разработке руды, чтобы выплавить из нее материалы для замены трех сегментов силовой магистрали.

Из Ленара вырвался крякающий звук, когда он подавился чаем, и следующие полминуты Михал молчаливо наблюдал за тем, как его гость умирает в приступе кашля.

– Вы что… – спросил Ленар, постепенно возвращая контроль над дыханием, – …серьезно собрались изготавливать гиперпроводники в полевых условиях из астероида?

– Конечно нет, как вы могли поверить в этот бред? – с серьезным лицом бросил Ковальски, и вокруг него образовалась едва уловимая аура самодовольства.

– Не шутите так больше, – Ленар смахнул с лица очередную слезу, предательски выкатившуюся из глаза, – Иначе не избежать еще жертв.