Текст книги "Слабое звено (СИ)"

Автор книги: Юрий Кунцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

– Нет, совещание еще только начинается.

Он отошел от маркерной доски и позволил собравшимся взглянуть на спешно нарисованную неаккуратную схему в неправильном масштабе и пропорциях, что ничуть не помешало Радэку первым разгадать этот незамысловатый ребус и первым выпустить изо рта правильный ответ:

– Это схема третьей палубы.

– Молодец, – щелкнул Ленар пальцами, – А теперь послушайте, эта экспедиция далась нам мягко говоря не просто, но, к счастью, она подходит к концу… Что, Эмиль?

– Я до сих пор не понял, – опустил Эмиль руку, – Мы опаздываем или нет?

– Да, мы опаздываем и вовремя уже никак не успеваем, так что приготовьтесь к последствиям. Но суть не в этом, а в том что нам надо сейчас собраться и как следует приготовиться к прибытию. Я знаю, что я слегка не оправдал ваше доверие, но я хочу, чтобы мы все сплотились ради всеобщего благополучия.

– Ты наш капитан, – напомнила ему Ирма, – Скажи, что сделать, и мы не подведем.

– Спасибо, – нервно облизнул он верхнюю губу, – Перед криостазом надо сделать одну вещь, которая снизит риски. Никому ведь не хочется ложиться в холодильник с мыслью, что при пробуждении его может ожидать неприятный сюрприз?

– Нет, – хором ответил его экипаж.

– Вот наше последнее приготовление, – указал он рукой на схему третьей палубы, – Обещаю, что это будет не сложно, но мне нужно участие всех вас.

– Пустяки, – отозвался Радэк, – Это ведь наша работа. Говори, в чем заключается это дельце?

– Мы должны ограбить Октавию.

– Что?

21. На моей стороне правое дело

Ленар являлся опытным грузоперевозчиком, но никак не мог претендовать на звание матерого преступника. Вся его криминальная история крутилась вокруг одной и той же женщины, и началась она, как и многие из его настоящих проблем, два с половиной года назад в космопорту Нервы. Все начиналось предельно заурядно: мужчина-капитан встретил женщину-капитана, узнал ее имя и номер буксира, выпил немного храбрости и решил не тратить зря ценнейший во всей вселенной ресурс под названием время. Что-то подобное переживает каждый грузоперевозчик, освободившийся от работы, обязанностей и чувства ответственности, и нельзя было представить лучшего вложения свободного времени, чем заветный двойной икс. Он приготовил целую речь, но, подойдя к ней, разгрузил ей в уши лишь вопрос «Девушка, что вы делаете сегодня вечером?». Либо «девушка» выпила не так много храбрости, либо она действительно знала, чем ей заняться сегодня вечером. Не может же быть такого, чтобы он ей чем-то не понравился, решил Ленар и на следующий день предпринял вторую попытку, на этот раз без горючих веществ в своей и без того горячей крови. Наткнувшись на второй отказ, он понял, что гордость не позволит ему сдаться, и решил взять эту крепость штурмом. Вооружившись букетом цветов, коробкой конфет и двумя билетами в вип-ложу кабаре «Голубая сорока», он направился на прямиком на буксир Один-Четыре без объявления войны, где его встретили со словами «Капитан Сабо сегодня утром пропала, никому ничего не сказав». Оставшуюся часть дня он потратил на ее поиски, нарезая петли по космопорту, донимая охранников, буфетчиц и обслуживающий персонал. Когда он уже отчаялся до такой степени, что выбросил букет в мусорное ведро и съел половину коробки конфет, сама вселенная послала, как ему тогда показалось, подарок в виде женщины, одетой в спецовку инженеров космопорта и покрывшей голову пестрой косынкой. Она была почти неузнаваема, но ее лик настолько крепко застрял у Ленара в голове, что он узнал ее практически со спины. Это была она, и все это было чертовски подозрительно, поэтому он последовал за ней, стараясь не выдавать своего присутствия. Зайдя вместе с ней в отсек сервисной диагностики № 3 и окончательно осознав, что он сейчас поймает ее на чем-то нехорошем, Ленар подумал, что вот он – шанс завязать с ней диалог, от которого она не сможет убежать. Он был слеп, глуп и самоуверен, поэтому даже не заметил, как быстро он преодолел спринтерскую дистанцию между «она вскружила ему голову» до «все покатилось к чертовой матери». Она оказалась камнем, который он добровольно повесил себе на шею и прыгнул в озеро, и лишь спустя два с половиной года понял, что его тянет на самое дно.

Преступная деятельность имела что-то общее с зыбучими песками. Чем сильнее барахтаешься, тем глубже засасывает, но Ленар пообещал самому себе, что этим преступным рывком он выберется из этих песков и снова заживет законопослушной жизнью, обходя остроносых короткостриженных блондинок за несколько километров. Возможно, он и не был создан для криминальной деятельности, но отчего-то план похищения материального имущества Октавии представлялся ему гораздо четче, яснее и понятнее, чем план похищения сердца Октавии. Если в обычном городе с населением в полтора миллиона человек подключались различные меры охраны правопорядка, системы наблюдения и экстренного оповещения, сигнализации, патрули, надежные сейфы и хитрые замки, то на межзвездных кораблях с населением от пяти до восьми человек не встречалось ничего подобного. Зачем все это, когда в тесном кругу все равно утаивать что-либо бесполезно, а воровать еще бесполезнее? Неужели злоумышленник возьмет и проникнет на корабль извне?

Да, проникнет, решил Ленар, обрадовавшись недальновидности авторов систем безопасности, которых просто не существовало, как и самих авторов. Его коварный план был до невозможного прост:

1) Проникнуть на Один-Четыре.

2) Добраться до Балластной Цистерны.

2) Опустошить Балластную Цистерну.

Он запросто мог бы провернуть все это без помощи своего экипажа. Ему было достаточно просто скомпрометировать Октавию перед ее подчиненными, и тогда они с радостью помогли бы ему избавиться от опасного груза, но он считал себя порядочным мужчиной и, как и каждый порядочный мужчина, он счел наиболее порядочным обокрасть даму без лишнего ущерба ее репутации. Возможно, это была любовь.

– Бред все это! – простонала Вильма, когда шлюзовая камера впустила на Один-Четыре полный состав экипажа соседнего буксира, – Ох, почему, ну почему меня всегда ставят в подчинение к капитанам, которые не испытывают никакого уважения к закону?

– Видимо, такова сущность должности капитана, – ответил Эмиль, измеряя взглядом глубину коридора.

– Все, хватит, – зашипел Ленар, ведя своих людей на будущее место преступления, – Давайте быстро все сделаем, вернемся на наш корабль, и там можете меня хоть камнями закидать.

– Ты уверен, что они все сейчас на первой палубе? – задал Радэк первый за этот день вопрос, лишенный колкостей и издевок.

– Уверен, потому что сейчас у них время обеда. Я уже некоторое время назад запомнил некоторые пункты их расписания.

– Я сейчас не про расписание спрашиваю. Что, если кто-то из них, как Ирма в нашем случае, решит во время обеда спуститься и проверить урожай?

– Не решат. Ты не понимаешь, насколько Октавия педантична. Если в расписании указан обеденный перерыв, она заставит всех подчиниться этому расписанию, даже если на корабле начнется пожар.

Обычно, проходя через соседний буксир, никто из них не рассматривал поверхности палуб и переборок, не цеплялся взглядом за каждый светильник и не смаковал витающие в воздухе пары смазки. Все это казалось знакомым и приевшимся, точно повторяющим каждый контур и изгиб интерьеров Ноль-Девять, но сейчас все было слегка по-другому. Параноидально оглядываясь, команда невероятно недовольного своим капитаном экипажа искала подвох в каждой щелочке и дрожала от нетерпения поскорее закончить это безумие, вернуться на родной буксир и принять душ, чтобы хоть как-то отмыться перед законом. Даже шаги они старались делать мягче, словно звук мог просочиться на две палубы вверх и встревожить хозяев. Когда цивилизованный человек, воспитанный в хорошей семье, идет на преступление в первый раз, его преследует предельно мерзкое ощущение дискомфорта, и где-то в районе живота толкается единственное желание – убежать. По Ленару нельзя было этого сказать – это был его не первый раз, поэтому он шел прямо, уверенно и чуть быстрее остальных. Вопреки здравому смыслу, он торопился НА преступление, а не ОТ преступления.

Он решительно открыл дверь технической комнату № 4, со стен которой свисали десятки технических узлов с датчиками, вентилями, рычажками и индикаторами, решительно шагнул вперед и быстро пересчитал решительным взглядом решетки, покрывающие палубу. Его взгляд остановился на нужной решетке, за которой таился красный сладкий сюрприз, и его указательный палец вытянулся в ее сторону:

– Вот эта, – посмотрел он на Вильму и не удержался от колкости, – Хотя, ты и так знаешь.

– Не смешно, – кисло ответила она, освободив порог и впустив двух техников.

Радэк и Эмиль, вооружившись аварийными ключами, отжали замок, приподняли решетку и отодвинули ее в сторону. Все казалось предельно простым, однако под решеткой их ждал не совсем тот сюрприз, на который они рассчитывали.

Как и ожидалось, в заплатке на Балластной Цистерне плазменным резаком было вырезано квадратное отверстие по размеру решетки. Чего не ожидалось, так это того, что отверстие было вновь закрыто вырезанным куском и заварено, судя по пологому валику с небольшим черным глазком, аргоном.

Все могло быть куда хуже. Шов мог быть сплошным по всей длине стыка, и тогда вскрывать его пришлось бы долго, но это был не шов, а лишь четыре прихватки, на которых держалась заплатка. Четыре сварных точки на первый взгляд казались ничтожным креплением, но техники знали не понаслышке, что четыре точки вполне способны оказаться непреодолимой преградой для человека, не вооруженного демонтажным инструментом. Радэк встал на колено, осмотрел одну из прихваток, пощупал ее и высказал диагноз:

– Она, видимо, торопилась.

– Это хорошо?

– Нет, это плохо, – поднялся Радэк обратно, – Она взяла высокий ток, чтобы потратить минимальное количество времени на прихватки, и в результате проплав получился глубоким и качественным, если не считать этого дурацкого кратера.

– Да ладно вам, – всплеснула Ирма руками, – Это же дюраль марки 19. Просто сплав алюминия со всяким барахлом, ее не так просто заварить наспех, там наверняка полно холодных микротрещин, и эти прихватки готовы развалиться от любой поперечной ударной нагрузки.

– Прости, я, кажется, пропустил этот пункт в твоем личном деле, – признался Ленар, и наткнулся на легкий укор в ее взгляде, – Так какой у тебя разряд по сварке?

– Пятый.

– Уже?

– Ну, что я могу сказать. На Эридисе это был обязательный навык для работы в космосе, а женщинам сварка дается легче.

– Ладно, проехали, – вновь вернул Радэк взгляд на заплатку, – Теоретически, она права, но ударная нагрузка должна быть сильной. Кто из нас самый тяжелый?

– Точно не я, – отступила Вильма на шаг назад, и Ирма тут же последовала ее примеру.

– Эмиль, кажется, ты весил восемьдесят пять.

– Это было десять лет назад, и с тех пор я похудел.

– Я взвешивался примерно тогда же и не уверен, что что-то набрал.

– Все, хватит, отойдите, чертовы болтуны, – отпихнул Ленар техников в стороны и встал обеими ногами на заплатку, – Я вешу восемьдесят два.

На несколько секунд он застыл в нерешительности и начал собираться с мыслями. Очень быстро он понял, что «собираться с мыслями» – это плохая идея. Он не имел никакого представления, каким образом Октавия укладывала ящики в Балластной Цистерне. С одинаковым успехом под ним могло быть как десять сантиметров небольшой пустоты, так и полтора метра весьма болезненной пропасти, и мысли, с которыми он собрался, нашептывали ему не торопиться вышибать из-под ног опору, под которой таится неизвестность.

– Ленар, время идет, – с нетерпением постукала Вильма ноготком по наручным часам, – Давай быстрее расхлебывать эту кашу.

– Я спрашиваю сейчас исключительно на всякий случай, – обвел он свой экипаж взглядом, сочащимся страхом перед неизбежным, – Кто-нибудь из вас умеет лечить переломы?

– Я однажды видела, как это делается, – откликнулась Ирма.

– Ну, лучше, чем ничего, – разочарованно процедил Ленар сквозь зубы, переминаясь с ноги на ногу, – Очень не хотелось бы объяснять фельдшеру, при каких обстоятельствах я пострадал.

Он еще раз оглядел заплатку, словно надеясь увидеть сквозь нее четкие перспективы, а все остальные тем временем осматривали жадными взглядами его самого. Им наконец-то стало интересно, чем кончится эта затея, и они безмолвно подначивали его, своими лицами говоря «Сделай это!». Ленар сделал глубокий вздох, прогнал из головы остатки разумных мыслей, оттолкнулся и в прыжке попытался разогнуть ноги так, чтобы его приземление получилось как можно более жестким. От удара металл задрожал, выдавив из себя низкую ноту. Ленар взмахнул руками, словно крыльями, приготовившись терять равновесие, и случайно щелкнул пальцем нос Радэка.

– Ты не мог бы сделать шаг назад? – извинился Ленар и совершил повторный прыжок.

Опора, которая вот-вот обрушится из-под ног – это, несомненно, опасно. Но опора, которая вот-вот обрушится из-под ног, но несмотря на все попытки сбить ее, стоит на месте – это опасно вдвойне. Когда человек прыгает по такой опоре, он постепенно смиряется с роковой мыслью, что эта опора не прошибаема. Его переполняет ложное чувство уверенности, действия становятся все резче, он теряет бдительность, и…

…и с пятой попытки прихватки треснули под натиском восьмидесяти двух килограмм, и заплатка провалилась в цистерну, утянув за собой не успевшего сгруппироваться гения преступного мира.

Он и не заметил, как пара его техников быстро вытащила его на поверхность, поскольку в эти моменты он был очень сильно занят тем, чтобы не выпустить наружу завтрак от боли, туманящей сознание и позывающей как-нибудь грязно выругаться. Он вспомнил всех матерей на свете, пока держался за колено, словно без этого оно грозило развалиться на части, и концентрировался на дыхании, стараясь убедить себя, что у него и нет никакого колена. Когда боль слегка отступила, он почувствовал, что его брюки прилипли к ушибленной части, а его ладонь измазалась в чем-то красном. На секунду он допустил до себя мысль, что это всего лишь красное сладкое впиталась в его штаны из неведомым образом поврежденного ящика, но Вильма, бегло ощупав его ногу, быстро разубедила его в этом, утешив его лишь фразой:

– Перелома вроде нет, – она щелкнула несколько раз пальцами перед его лицом, чтобы убедиться, что он ее слушает, и добавила, – Но лучше тебя, дурака, поскорее перевязать.

– С радостью, – прохрипел он, осторожными движениями поднимаясь на ноги, и окончательно убедился, что, несмотря на боль, колено функционирует вполне уверенно, – Но сначала сделаем нашу работу.

– Не надо называть это работой.

– Хорошо, назовем это внеурочным заданием.

– Кража со взломом и вандализм – вот что это такое.

– А это самая настоящая транспортировка и хранение запрещенных веществ, – указал Ленар рукой в пробитую им дыру, из которой скромно выглядывал металлический уголок ящика с этикеткой, содержащий всем-известно-что, – Если вам от этого будет легче, считайте себя народной дружиной, которая пресекает нарушение закона по личной инициативе.

– Нет, легче не стало, – натужно прохрипел Радэк, встав на четвереньки и вытаскивая из цистерны первый ящик, – Кажется, этот уже вскрывали.

– Да, Октавия любит иногда пригубить, – посмотрел Ленар на Вильму, – Я не говорил, что между вами много общего?

– Нет, – отвернулась Вильма, – Разве что, раз десять или двадцать.

– Давай мне, – принял Ленар у Радэка первый ящик и взвесил его руками, – Тяжелый. Вроде, она выпила не так много. Давайте быстрее. Нам нужно успеть за пятнадцать минут перетащить их до вентрального техшлюза, выбросить к чертовой матери в космос и смотаться отсюда до того, как хозяева что-нибудь заподозрят.

– Не спешите, – произнес голос, от которого у Ленара все внутри похолодело, и он обернулся.

В дверном проеме стояла Октавия, на лице которой был недовольный вид, а в руке цилиндрическая рукоять, с одного конца обхватывающая ее запястье капроновым темляком, а с другого оканчивающаяся двумя острыми металлическими жалами. Перед ней, словно перед Медузой, застыл в испуге мраморный памятник начинающих похитителей, выгружающих ящики из-под полы и местами испачканных кровью. Возможно, в будущем они все будут вспоминать этот момент со смехом и слезами, но в тот момент их решимости едва хватало на то, чтобы проглотить скопившуюся слюну. Ленар первым оттаял от конфуза, и произнес самый идиотский вопрос, который только мог прийти в голову человеку, пойманному за воровством с поличным:

– Вы что, уже пообедали?

– Нет, – зачем-то ответила Октавия, и в знак своего недовольства нажала на кнопку, пропустив между жалами синюю искру и угрожающий треск.

– Тогда что ты тут делаешь? – наконец-то придумал Ленар еще более идиотский вопрос.

– Бесшумная сигнализация, – она отогнула рукав и продемонстрировала небольшой металлический браслет на своем предплечье.

– Проклятье… – досадливо каркнул Ленар и вновь посмотрел на Вильму, – И почему я сам не додумался поставить такую?

– Сейчас не до шуток, – закатились глаза Вильмы к потолку.

– Вот именно, – согласилась Октавия, – Что бы вы тут ни делали, я требую, чтобы вы сделали все обратно и покинули мое судно.

– Боюсь, мы не можем себе этого позволить.

– Я вам позволяю и он тоже, – электрошокер неодобрительно посмотрел на Ленара своими блестящими глазками, – Верните ящики в БЦ.

– Не слушайте ее, – жестом остановил Ленар пришедшие в движение статуи, – Октавия, ты, кажется, не до конца понимаешь истинный расклад вещей.

– У нее в руке шокер, который может дернуть тебя двумя сотнями тысяч вольт, – вполголоса подсказал Радэк, – А у тебя лишь грязные штаны.

– На моей стороне правое дело, – устав держать в руках ящик, Ленар сдался и опустил его на палубу, – Я очищу этот корабль от опасного груза, хочешь ты того или нет.

– Я не выпущу из этого помещения ни единого ящика, – настояла Октавия, повысив тон и оскалив резцы, – То, что происходит на моем судне, вообще не должно вас касаться.

– Вообще-то нас это коснется, – заявил Эмиль, так же опустил ящик на палубу и встряхнул уставшие руки, – Если вас поймают на горячем, всему мультисоставу могут устроить обыск, а у нас срезана заплатка с Балластной Цистерны.

– Да, я уже говорил ей об этом, но она упирается.

– Положите ящики на место, – указала она шокером на дыру в палубе, – И уходите.

– Допустим, мы сделаем, как ты просишь, – сделал Ленар шаг навстречу и поднял руки, когда шокер едва не клюнул его в живот, – Ты ведь понимаешь, что эта высоковольтная игрушка в перспективе ничуть не ставит тебя в выгодное положение? Мы можем рассказать о твоем секрете твоим людям или всему мультисоставу, и тогда в лучшем случае ты все равно лишишься вина, а в худшем тебя сдадут управлению системной безопасности, и ты попадешь в тюрьму, как наверняка и будет, если мы не вмешаемся.

– Я рассчитываю на вашу порядочность и солидарность.

– С каких пор прикрывать контрабандиста называется порядочностью и солидарностью? – слишком резко махнул Ленар руками и чуть не наткнулся на «высоковольтную игрушку», – Ладно, ты права, на самом деле никто в этой комнате не хочет сажать тебя в тюрьму, иначе нас бы тут сейчас не было. Но впереди еще целых полгода пути, а нам всем сегодня надо ложиться в криостаз. Что помешает мне запрограммировать Марвина так, чтобы он вывел меня из криостаза в случайный момент времени, чтобы я в свою очередь заявился сюда с ручным плазменным резаком, не спеша прожег любую преграду, которую ты тут сможешь наварить, и спокойно выкинул в космос все ящики, один за другим? Будешь тут сидеть и караулить груз все полгода?

– Я пытаюсь договориться по-хорошему, – настаивала она на своем, стараясь не вдумываться в гипнотические речи, – Если потребуется, буду сидеть тут все полгода.

– Как ты не понимаешь, что у нас есть с десяток способов отнять у тебя это вино, и исключительно ради тебя я избрал самый безболезненный? – взвыл Ленар в потолок

– Я понимаю это так, – описал ее шокер небольшую окружность, – Ты не вовремя струсил, сбросил вино, а затем вбил себе в голову все эти мысли про неотвратимость наказания, чтобы не чувствовать себя последним неудачником и нагадить мне точно так же, как ты нагадил себе!

– Ладно, – оскорбленно нахмурился он, – На самом деле трактовка моих помыслов сейчас имеет не такое уж и большое значение. Просто ты должна понять, что я настроен очень серьезно.

– И я тоже, – пустила она через шокер еще одну предупреждающую искру.

– Зачем тебе вообще все это? Тебя не устраивает твоя зарплата?

– Это вино поможет мне компенсировать штрафные санкции…

– Только не надо мне сейчас заливать в уши эту ерунду, – опустил Ленар руки, но тут же поднял их, когда Октавия сделала угрожающий выпад, – Спокойнее. Я совсем не хочу решать наши проблемы насилием. Опусти оружие, и мы спокойно поговорим.

– Я не опущу оружие, и нам не о чем больше говорить.

– Зачем тебе выручка с контрабанды?

– А разве это не очевидно? – с издевкой произнесла она и перехватила поудобнее шокер, который уже начал выскальзывать из вспотевшей руки, – Мне нужны деньги.

– Да, но зачем?

– А вот это уже слишком личное, – отрезала она.

– Хорошо, я понял тебя, – Ленар оглянулся на своих сослуживцев, на лицах которых испуг давно сменился усталостью от неопределенности и неподвижных поз, – Ребята, вы не против, если мы сейчас с Октавией выйдем за дверь и побеседуем без свидетелей? А вы пока подождите нас здесь.

– Ленар, ты совсем обалдел? – устало задала Вильма вопрос, на который и так знала ответ.

– Мы ненадолго, – его рука жестом предложила Октавии освободить дверной проем, – Не волнуйся, из этой комнаты есть лишь один выход, так что никуда твои ящики не убегут.

Короткими шажками Октавия спятилась, не опуская шокер, а проглядывающие через кожу напряженные жилы на ее руке предупреждали о том, что большой палец, лежащий на кнопке, испытывает страшный приступ чесотки. Боль в колене окончательно отошла куда-то на второй план. Ленар вышел из технической комнаты, стараясь двигаться плавно, словно под водой, и, протянув руку к панели управления, нежно нажал кнопку, и дверь за его спиной закрылась, отрезав их от четырех пар лишних ушей. В тот момент он понял, что действительно обращается со своими подчиненными не совсем справедливо, и пообещал себе срочно поменять свой образ жизни. Как только они прибудут в космопорт, он обязательно устроит им персональный банкет, накормит их мясом с серебряных тарелок и напоит изысканным вином из хрустальных бокалов, но сейчас он пообещал во что бы то ни стало избавиться от алкоголя, даже если ему придется грудью броситься на электрошокер и придавить Октавию своим слегка поджаренным восьмидесятидвухкилограммовым телом к палубе, чтобы его подчиненные смогли обезоружить контрабандистку и сделать буксир Один-Четыре чистым перед законом.

– Рассказывай, – кивнул Ленар, – Я никому не расскажу.

Она отвела взгляд в сторону, обдумывая, с чего ей начать рассказ, и нужные слова сами посыпались с ее нижней губы:

– Двенадцать лет назад я прошла полное медицинское обследование.

– И тебе за это обследование выставили заоблачные счета?

– Давай без издевок, хорошо?

– Хорошо, продолжай, – он сделал шаг назад, расслабленно скрестил руки на груди и подпер своим плечом переборку.

– Мне сказали то, что в принципе не должны были говорить. Оказалось, что я слишком стара для долгосрочных контрактов.

– Я тебя старой не нахожу, – пожал Ленар плечами и, на всякий случай присмотрелся к ней, – Выглядишь молодой и полной сил. Тебе сколько лет? Восемьдесят? Восемьдесят два? Выглядишь ты всего на семьдесят.

– Дело не в этом, – качнула она головой и, наконец-то, решилась опустить шокер, – Я хочу детей, понимаешь?

– Это нормальное желание. Но причем тут деньги?

– К тому моменту, когда я закрою свой контракт, мои биологические часики закончат обратный отсчет, и я уже не смогу забеременеть.

– Сочувствую, – проговорил Ленар даже без тени искренности в голосе, за что мысленно отругал себя, – Но я все еще не понимаю, причем тут деньги.

– Я хочу разорвать свой контракт раньше времени, выплатить неустойку и свободно пойти на все четыре стороны, – развела она руками, – Теперь понимаешь?

– Теперь понимаю, – вздохнул Ленар, смущенно потупил взгляд в палубу и задумался о том, что он никогда об этом не задумывался, – Но в тюрьме семью будет завести проблематично. Ты слышала, что сказал Ковальски. Мы опаздываем, и сообщение фельдшера о дырах в безопасности прочтут задолго до того, как мы достигнем космопорта.

– Мы могли бы разобраться с фельдшером.

– Как? Ударить его током и выбросить тело в космос?

– Не знаю, – пожала она плечами, – Ты ведь веришь, что всегда можно договориться, так зачем же пришел ко мне? Пришел бы лучше к нему и попытался убедить его дать мне фору.

– Да, я бы мог так поступить, но… – свернул он губы трубочкой и шумно всосал воздух, – …не поступлю.

– Почему?

– Не могу, – выдавил он из себя ухмылку, – Совесть не позволяет. На самом-то деле он абсолютно прав, и я с ним полностью согласен. Игры с законом не приведут ни к чему хорошему. Сколько люди уже планет колонизировали, шестьдесят две? Каждая колония переживала сложный процесс роста и развития, и в основу каждой колонии закладывалась идея закона и порядка – это две такие тоненькие пленочки, отделяющие человека от анархии, а в анархии не растет ничего. Ни урожай, ни город, ни дети.

– Только не надо читать мне лекции по обществоведению, я всего лишь хочу вернуть алкоголь туда, где купила его на честно заработанные деньги, а не разжигать революцию.

– Легкие деньги – это скользкая тропа, которая приведет тебя в еще большие неприятности. Посмотри, до чего я докатился? – указал он рукой куда-то в сторону, – Начинал с обычного жалкого контрабандиста, а теперь я взломщик, вор, вандал и интриган. Мне уже на самого себя смотреть противно. Поэтому ты меня не разжалобишь, и я не позволю тебе преступить закон.

– Ты хоть понимаешь, что за этой дверью, – указала она шокером в запертую дверь, – четыре моих годовых оклада, которые на Нерве превратятся в пять. А ты сейчас хочешь все это выкинуть в космос!

– Если ты все остальные деньги не просадила на подобные предприятия, то тебе должно хватить на оплату неустойки.

– И сколько тогда мне в итоге останется? – надрывающимся голосом спросила она, – Процентов тридцать от суммы, оговоренной в контракте? Получается, что почти полвека работы были зря?

– Эй, не я до этого довел.

– Нет, ты! – обвиняющее указала она на него, – Не будь эгоистичным засранцем, Ленар, и хоть на миг войди в мое положение!

– Если опустить то, что я физически не могу войти в твое положение, то все не так уж и плохо кончится. Да, ты потеряешь большую часть своего заработка, но ты быстро найдешь какого-нибудь более честного и богатого дальнобойщика, который, как и ты, только что освободился от контракта и хочет по-быстрому обустроить семейную жизнь. Вы с ним нарожаете кучу детишек и будете жить долго и счастливо, пока служба опеки и попечительства не отнимет у тебя всех твоих детей за то, что ты их учишь неуважительному отношению к закону.

– Как все просто на твоих словах.

– Послушай, я не понаслышке знаю, что на каждой колонии есть специальные клубы для нас, дальнобойщиков. Там тебе по могут со всем, и с адаптацией к новой жизни, и с поисками подходящего мужика, который ни за что не начнет жрать без тебя коробку конфет.

– Хорошо, – кивнула она, – Я тебя услышала.

– А теперь убери шокер.

– Нет, – не убрала она шокер, – Я тебя услышала, и твои сладкие речи меня не тронули. Я не позволю тебе прикоснуться своими грязными руками к моему вину, и довезу его до Нервы.

– Ну, тогда пусть будет другой вариант, – Ленар отошел от переборки, отступил еще на несколько шагов вглубь коридора, сложил свои «грязные» руки рупором на лице и прокричал, – Эй, экипаж Один-Четыре! Ваша капитан хочет сделать срочное заявление!

– И зачем только я вообще его слушаю? – возмущалась Вильма, сидя на одном из ящиков и нервозно наматывая кудри на свои палец, – Я штурман, черт возьми, я должна маршруты прокладывать, а меня тут заперли, как собаку, пока хозяева выясняют свои чертовы отношения.

– Относись к этому по-философски, – протянул Эмиль из угла.

– И какую именно философию я должна вычерпнуть из этой глупой ситуации?

– Не знаю, но в сложных ситуациях эта фраза обычно оказывает успокаивающий эффект.

– И тебя она хоть раз успокаивала?

– Нет, – запустил Эмиль руку в карман и выловил оттуда блестящий металлический диск с чеканкой, – Но меня всегда успокаивала моя любимая монетка. В сложных ситуациях она всегда позволяла мне принять решение, о котором мне не придется жалеть.

– У нас тут сейчас не принятие сложного решения, – указала рука Вильмы на запертую дверь, – Нам вообще никакого права выбора не дали. Ленар помыкает нами как хочет, и эксплуатирует нас в своих личных целях. Я забыла, где такое отношение было прописано в уставе?

– Нигде, – ответил Радэк, – Ирма, а ты что молчишь? Разве ты не хочешь тоже как-нибудь обругать нашего безалаберного капитана?

– Хочу, – тихо произнесла она, удобно устроившись на теплой трубе с теплоносителем, – Но меня слишком хорошо воспитывали, чтобы я произносила такие слова вслух.

Запертая дверь, отделявшая их от двух капитанов, перемалывала и смешивала кулуарную беседу в кашу неразборчивого бубнежа, и даже эти звуки не пробудили ни у кого желания внимать, вызывая лишь раздражение вместо положенного любопытства. По ту сторону до сих пор не раздалось ничего, похожего на звук падающего тела, и всем этого было достаточно.

– Торчим тут, как дураки, – продолжила Вильма ворчать себе под нос, – Будто у нас работы нет. Нам сейчас надо к криостазу готовиться, заготовки делать, а мы сидим верхом на контрабандном вине и ждем, пока нам разрешат вынести его в космос. Да мы самые настоящие герои анекдота!

Воздух задрожал едва уловимым металлическим звоном, и в лучах светильников на мгновение блеснуло серебро.

– Орел! – радостно воскликнул Эмиль, поймав монетку.

– Что ты загадывал?

– Как скоро нас отсюда выпустят.

– И что обозначает орел?

– Двадцать минут.

– А решка?

– Никогда.

– М-да, – промычал Радэк, – Как тебя взяли на такую работу, ума не приложу.

– Вы чувствуете? – наполнила Ирма легкие, – Будто бы тут стало душно.

– Только не начинай… – махнул на нее рукой Радэк, – Все технические помещения сообщаются с вентиляционными каналами, так что мы тут не задохнемся.

– Если только Октавия не поджарила Ленара и не решила избавиться от лишних свидетелей.