Текст книги "Слабое звено (СИ)"

Автор книги: Юрий Кунцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

– Нравится? – спросила Октавия, когда опустевшая кружка легла на стол.

– Да, – ответил Ленар, жадно облизнув верхнюю губу. Он не был уверен, что его ответ сильно бы поменялся, будь в этой кружке сырая нефть, – Кто готовил?

– Я.

– Интересно…

– Ты хотел со мной «серьезно поговорить», – напомнила она, нетерпеливо постукивая по столешнице нестрижеными ноготками.

Напиток словно бы смазал его глотку и размягчил голосовые связки, поэтому Ленар начал свой «серьезный разговор» на пару тонов ниже, чем изначально планировал:

– Фельдшер сказал мне, что знает про то, чем мы с тобой занимались в космопорту Нервы. Для начала мне хотелось бы узнать, как в его уши попала эта информация.

– Я думала, что он тебе все рассказал.

– Не совсем.

– Я сломала нос, – без энтузиазма начала она пересказывать давние события, – Я пришла к нему за помощью, и он почувствовал от меня…

– Да-да, – перебил ее Ленар, – Это все я слышал: ты пришла к нему за помощью, и он почувствовал от тебя острый аромат непрофессионализма.

– Чего же ты хочешь услышать?

– Фельдшер сказал, что знает, чем МЫ занимались, – сделал Ленар громкий акцент на местоимении, – Не ТЫ, а именно МЫ. Ты сдала ему нас обоих?

– Да, – озабоченно вздохнула она, рассматривая что-то невероятно интересное на потолке, – Я сдала ему нас обоих.

– Но почему? – прозвучал вопрос, полный оскорбленных интонаций.

– Я не знаю.

– Не на такой ответ я рассчитывал.

– А на какой? – решилась она посмотреть ему в глаза, – Какой ответ тебя бы устроил?

– Вообще-то никакой, – признался он, пожав плечами, – Я просто хотел надавить на твое чувство вины и посмотреть, какие звуки оно издаст.

– Я растерялась, – зазвучало ее чувство вины, – Фельдшер, можно сказать, поймал меня с поличным, и я решила, что не в том положении, чтобы врать ему. Он спросил, употребляла и я алкоголь, действительно ли я пронесла его на борт в обход таможенного контроля, и знаю ли я, что пить в межзвездном пространстве строго запрещено… Он задавал очевидные вопросы, ответы на которые и так уже знал, но я все равно отвечала и сама не заметила, как от нервов меня прорвало, и мой язык совсем развязался. Чем больше он спрашивал, тем сложнее становились вопросы, и тем подробнее я ему обо всем рассказывала. Не знаю, что со мной произошло, но, кажется, у меня в тот момент отказал фильтр между мозгом и языком. Не уверена, примешь ли ты это в качестве оправдания, но я в тот момент все еще была под градусом, и, возможно, вино ударило мне по голове сильнее, чем я рассчитывала.

– Ты меня сдала, – заключил Ленар, – Это было обидно.

– Прости меня. Веришь ты мне или нет, но я действительно сожалею об этом поступке.

– Простить? – выпрыгнула из его рта нервная усмешка, – Как же часто в последнее время я слышу эти слова от окружающих меня женщин. Хорошо было бы хоть раз услышать «Я сделала все как надо, без сучка и задоринки». Но нет, обязательно произойдет что-то плохое, и все, что я получаю в итоге, это «прости». В последнее время я все чаще задумываюсь над тем, на что я мог бы обменять накопленные «прости».

– Ладно, я поняла тебя, – смущенно потупила она взор, – Что было, того не изменишь.

– А почему ты мне не рассказала?

– О чем?

– О том, что рассказала ему.

– Я не придала этому значения. Игорь сказал, что не будет нас сдавать, и…

– Игорь сказал, что собирается оповестить космопорт о бреши в безопасности, – напомнил Ленар повышенным тоном, – Так или иначе, наше предприятие заочно провалилось, и не сказав мне об этом, ты подставила меня дважды. Что я тебе такого сделал, что ты решила упечь меня за решетку?

– Ленар, успокойся, – приподняла она обе ладони в успокаивающем жесте, – Никто тебя за решетку не посадит.

– Ну теперь-то уже нет, – всплеснул он руками и перевел дыхание, – Чертова цепь совершенно случайных событий привела к тому, что Игорь мне во всем сознался. Если бы мне так несказанно не повезло, я бы так и вернулся, как дурак, на Нерву в полном неведении и морем контрабандного вина, которое невозможно сбыть.

– Подожди-ка… – наморщился ее лоб, – Что значит «теперь-то уже нет»?

– Это значит, что я сделал единственное, что мне оставалось сделать в такой ситуации. Не одна ты здесь такая предприимчивая.

– Что ты сделал, Ленар?

– Я сбросил вино в космос.

Ее обескураженный лик на мгновение застыл в каменной маске, после чего она устало прикрыла глаза и спрятала лицо за ладонями, растирающими кожу. Ленар ожидал любой реакции, но не такой.

– Что ты наделал… – донеслось из-под ладоней.

– А что я должен был сделать? Сидеть на нем и ждать, пока меня не поймают за руку более принципиальные люди?

– Ты мог бы не поддаваться панике и действовать согласно изначальному плану. Мы могли бы успеть сбыть вино.

– Мы? – поползли брови Ленара куда-то по направлению к затылку, – Ты что, не избавилась от него в тот же день, когда Игорь тебя раскусил?

– Не совсем.

– В смысле?

– Послушай, я не первый год этим занимаюсь, и периодически возникают разного рода трудности, но таковы издержки подобного рода предприятий, и это совсем не повод…

– Октавия, покороче!

– Оно все еще у лежит меня в БЦ.

– Ох, черт возьми…

Наличие на борту капитана, употребляющего алкоголь в обход десятка законов, было само по себе чем-то из ряда вон выходящим, но признание Октавии шокировало достаточно для того, чтобы Ленара самого на миг ущипнуло за глотку желание употребить чего-нибудь запрещенного. Он стыдился таких мыслей и тем сильнее сам приобретал оттенок красного сладкого. Его последующие действия выглядели весьма двусмысленно, но он на некоторое время забылся, и просто поднялся из-за стола, подошел к Октавии и медленно наклонился, едва не пробороздив носом ее пылающую щеку. Она смущенно отстранилась, почувствовав жар постороннего дыхания в своем личном пространстве, но Ленар бесцеремонно сократил дистанцию между их лицами до минимума и шумно втянул ноздрями воздух.

– Что ты делаешь?

– Хотел узнать, чем от тебя пахнет, – разочарованно признался он и вновь приземлился на свой стул.

– Удовлетворен?

– Я допускал два варианта: либо ты опять пьяна, либо окончательно сошла с ума. Вином от тебя вроде не пахнет, так что выбор у тебя не велик.

– Мы успеем, – настаивала она на своем, и ни один лишний мускул не шевельнулся на ее лице.

– Два дня мы в тот раз потратили на разведку, – начал Ленар едва ли не делить слова по слогам, словно объясняя простые вещи едва научившемуся говорить младенцу.

– Ты сильно переоцениваешь их бюрократический аппарат. Анонимные сообщения обладают пониженным приоритетом, и нам очень сильно не повезет, если они рассмотрят сообщение фельдшера хотя бы через неделю.

– Интересно, и откуда же у тебя актуальная информация о работе их бюрократического аппарата? Я вот уже два с половиной года нахожусь в полной изоляции от цивилизации, и ты, как мне кажется, тоже.

– Мир не так быстро меняется, как ты думаешь. К тому же Нерва все еще развивается, из года в год нагрузка на космопорт все выше, транспортный поток все плотнее, а текучка кадров все текучее.

– Да что с тобой такое? – скорее провыл Ленар куда-то в потолок, – Ты запаниковала, когда один фельдшер почуял от тебя запах вина, но сейчас ведешь себя совершенно спокойно, когда вся твоя затея запахла вполне реальной тюрьмой.

– Мне сейчас гораздо любопытнее, чего боишься ты, – вонзила она в Ленара взгляд, которым обычно изучают инфузории под микроскопом, – Ты же сказал, что сбросил свой груз. Теперь, получается, ты чист перед законом.

– Нет, – качнул он головой, – Если тебя поймают, то начнут допрашивать более пытливые люди, чем какой-то там фельдшер. Возможно, они даже прогонят тебя через МРТ и, так или иначе, ты снова подставишь меня.

– Но у тебя нет запрещенных грузов.

– У меня срезана заплатка с БЦ, и это вполне может сойти за доказательство моего соучастия.

– Косвенные улики…

– Которые дадут повод включить мое имя в расследование, и черт знает, во что это может вылиться.

– У тебя паранойя, Ленар, – скептически сложила она руки на груди, – Признайся честно, что ты просто беспокоишься за меня.

– Я беспокоюсь за нас обоих, – признался он честно, – Нам нет причин так рисковать.

– Нам? – приподняв брови переспросила она, и Ленар с первых же нот понял, о чем будет эта песня, – Ты уже достаточно долго преследуешь меня. Ты требуешь приватности, ведешь себя так, будто я тебе что-то должна, не уважаешь мое право на уединение. Я все это уже видела раньше. Мы это уже проходили тогда, в космопорту.

– Это все осталось в космопорту, – постарался он пропитать равнодушием каждый звук.

– Я не уверена, что это правда, – Октавия произнесла это спокойным, совершенно заурядным тоном, но этого было достаточно, чтобы контроль над ходом беседы внезапно переполз на ее сторону стола, – Мне кажется, ты так и не смирился с тем, что между нами ничего не будет.

– На нет и суда нет.

– И тем не менее, я хочу на всякий случай прояснить тебе основные моменты. Ты очень напорист и самоуверен. Я ценю в тебе эти качества, но я так же ищу в мужчинах долговременных перспектив, а не отношений, которые продлятся всего неделю и затем превратятся лишь в меланхоличные воспоминания об эфемерном служебном романе.

– Твои требования слишком завышены. Лучшего предложения тебе не светит еще лет двадцать.

– Я очень терпелива. А ты?

– Мое терпение уже очень давно перестало тебя касаться! – прошипел он, сжав кулаки под столешницей.

В этом разговоре не было ни малейшего смысла, и при других обстоятельствах Ленар мигом бы это понял, но не теперь, когда он бездумно повелся на поводу у эмоций, как баран, ведомый на заклание. Октавия виртуозно ушла от неудобной темы тем же путем, каким Ленар ее привел – лишила собеседника чувства комфорта. Казалось, что стул оброс шипами, свет стал невыносимо ярким, а скучные стерильные переборки стали еще скучнее и стерильнее. Ему отчаянно хотелось выкрикнуть, что она не права, но он не успел.

Капитаны испуганно затаили дыхание, когда напряженный воздух в кают-компании задрожал в протяжном писке, и на терминале тревожно замигал желтый огонек. Марвин настойчиво требовал внимания, и получил его в полной мере, попав под перекрестный обстрел двух пар обескураженных глаз. Октавия поднялась со стула, дотронулась до кнопки на терминале, и экран залился стройными рядами текста.

– Экстренное сообщение, – это были первые за долгое время слова Октавии, пролившиеся на Ленара успокаивающим холодным душем.

– Хорошо, – вздохнув, он поднялся из-за стола и направился к выходу, – Кажется, у тебя отбоя нет от поклонников. Не стану тебе…

– Стой, тебя это тоже касается, – бросила она ему вдогонку, когда его палец уже почти дотянулся до кнопки на двери, – Это приоритетное сообщение для Ноль-Девять, Ноль-Семь и Один-Четыре. «Всему свободному командному составу в срочном порядке доложить со своих постов в течение пяти минут». Вот теперь беги.

Один-Четыре и Ноль-Девять располагались по соседству, и пять минут казались целой вечностью, но перед лицом Ленара вдруг возникла планировка буксиров, и он в полной мере осознал, что в его положении пять минут – это время для спринтерского забега с препятствиями, в котором ему нужно спуститься на две палубы, пробраться через шлюз, преодолеть четыреста метров воздушного рукава, пробраться через еще один шлюз, взбежать на две палубы вверх, добежать до мостика и злостно засунуть свой пропуск в глотку командному терминалу, ознаменовав тем самым прибытие к финишу. Тот, кто поставил его в такие жесткие сроки, однозначно имел на то крайне важную причину, и других вариантов Ленар рассматривать не смел. Он торопливо перебирал ногами ступеньки, спускаясь на третью палубу, и когда он вышел в ведущий к шлюзу коридор, перед ним выросло параноидальное ощущение, что кто-то сейчас захочет отнять у него драгоценное время. Это ощущение имело едва пробивающиеся через мешковатую спецовку контуры женской фигуры, смуглую кожу, черные смоляные волосы, слегка раскосые глаза и бархатный голос. Он не счел ее достойной какого-либо внимания, но почему-то моментально вспомнил ее имя, которое слышал лишь раз в жизни.

– Капитан Велиев, – заслонила собой Рахаф половину коридорного просвета, – Вы не против, если я немного…

– Нет, – пронесся он мимо, едва не сдув ее всколыхнувшимся воздухом.

Ощущение перевернувшихся органов нахлынуло вместе с ощущением, что вместе с ними перевернулась вся вселенная. Опора словно растворилась, и Ирма начала куда-то падать. До сих пор считается, что нет вычислительной машины быстрее той, которая находится у человека в голове, но ни одной разумной мысли не успело сформироваться за ту жалкую долю секунды, когда рефлексы растопырили в стороны все конечности, создав четыре ненужных точки опоры и острое желание взвыть от приступа ненависти к дизайнерам этого костюма. Она прикрыла глаза в надежде на время абстрагироваться от всего на свете, но костюм словно обладал каким-то своим собственным слоем реальности, и отвлечься от него было равносильно попыткам освободиться от собственной кожи.

Успокоив взбесившуюся бурю эмоций, Ирма уперла руку в стенку и подтвердила свою догадку – она в невесомости. Это был без сомнения плохой знак, но она не могла думать о плохих знаках. Она просто воспользовалась моментом и ненадолго расслабилась, окунувшись в легкость и беззаботность. Что бы ни случилось, ей не было смысла напрягаться до возвращения Карлсона. Она начинала любить невесомость.

Момент умиротворения закончился моментально.

Из состояния, которое отдаленно напоминало чувство комфорта, ее вырвал противный писк, едва не проткнувший насквозь барабанную перепонку, и она подтянула к своему смотровому щитку запястный компьютер. Красный мигающий индикатор манил к себе внимание и умолял откликнуться на зов. Это было предупреждение о надвигающейся смерти, и Ирма нажала на кнопку, заставив миниатюрный дисплей загореться танцующими цифрами, указывающими расстояние и направление к конечной остановке.

С того самого момента, когда осколок врезался в буксир Шесть-Три, и у него отказала искусственная гравитация, понятия «верх» и «низ» утратили остатки смысла, и лишь тяга маршевых двигателей остального мультисостава позволяла как-то ориентироваться в пространстве. Теперь же вступила в свои права невесомость, и Ирма судорожно вспоминала, в какой стороне находится нос, в какой корма, в какой вторая палуба, а в какой конец всему этому кошмару. Единственными ориентирами для нее были лишь выглядывающий из-под снятой панели недокалиброванный отражатель и боль от долгого лежания на одном боку. Найдя сцепление со стенками, она оттолкнулась ногами и с непривычной легкостью протолкнула себя вдоль шахты. Она продолжала любить невесомость.

– Сестренка, – наконец-то ожил Карлсон, когда Ирма уже дотянулась до открытого люка, – Прости, что отходил, у нас тут была экстренная ситуация.

– У меня сейчас тоже экстренная ситуация, – прокряхтела она, вытаскивая себя из узкого лаза.

– Постой, что ты делаешь? Мы еще не закончили калибровку.

– Мне пришел автоматический сигнал бедствия, – воспарила она птицей в просторном коридоре, и ей показалось, что дышать стало легче, – Кажется, это где-то на второй палубе в носовой секции.

– Да, теперь и я его вижу. Это…

– …скафандр Синга, – оттолкнулась она от переборки и начала зигзагом нарезать коридор, – Сигнализирует, что он теряет воздух.

– Все правильно. А теперь развернись.

– Там что, нет прохода?

Ирма попыталась ухватиться за край дверного среза, но наладонный филлер благополучно ей помешал. Проскользнувшие по рваному металлическому краю пальцы придали ее телу крутящий момент. Корабль закружился вокруг нее в калейдоскопе цветных огоньков, и желудок взбунтовался. Она прекратила любить невесомость.

– Там есть проход, но тебе не туда.

– Не понимаю.

Ирма вновь бросила взгляд на показания компьютера и наткнулась на неразборчивую бессмыслицу, в которую обычно полагалось превращаться индикатору, пытающемуся поспеть за целью, водящую головокружительные хороводы. Иногда даже самому дохлому эго бывает приятно от мысли, что вся вселенная вращается вокруг него, но только не у Ирмы, и не после такого. Наугад выбросив руку вперед, она ощутила, как что-то ужалило ее в безымянный палец – одну из немногочисленных конечностей, не покрытых защитой.

– Вернись к работе, сестренка.

– Карлсон, ты что, не слышал? Там у человека утечка в скафандре!

Ирма никогда по-настоящему не теряла кислород, но во время своих приступов паники ей казалось, что она прожила без воздуха пару отдельных жизней. Воспоминания об этом кошмаре были еще свежи, липки и обжигающи. Осознание, что кто-то в тридцати метрах от нее чувствует хотя бы приблизительно нечто похожее, плетьми подстегивало ее, словно мать, спасающую своего ребенка из пасти крокодила. При любых других обстоятельствах ее бы сильно встревожила кровь, от которой начала темнеть перчатка, но сейчас это была обычная царапина, не заслуживающая пристального внимания. Ирма лишь бегло осмотрела источник острой боли, ставшей скорее приятным разнообразием, чем причиной серьезного дискомфорта, и медленно расползающееся багровое пятно угодило в объектив камеры гермошлема.

– У тебя кровь, – прокомментировал Карлсон.

– А то я не в курсе, – продолжила Ирма пробираться вдоль коридора, – Зацепилась за какой-то заусенец.

– Открытые раны в вакууме – это уже не шутки. Немедленно замотай рану и возвращайся к работе.

Из глубин праздничного полумрака блеснули контуры лестницы, пронзающей насквозь три палубы. На краю поля зрения продолжал пульсировать тревожным цветом запястный компьютер. О внутреннюю стенку черепа отчаянно бились позывы спасти угодившего в беду коллегу. Все кричало о том, что Ирма должна спешить на вторую палубу. Все, кроме Карслона, который настаивал на том, чтобы Ирма проигнорировала одно из самых важных правил поведения в экстренных ситуациях. Заряженными злостью ногами она оттолкнулась от переборки сильнее, чем планировала, и вновь рефлексы взяли контроль над ее телом. Моментально сгруппировавшись, она вновь ощутила короткую вспышку боли, оттолкнув от себя встречную переборку, и рикошетящей пулей долетела до лестницы. В последний раз, когда она вытворяла нечто подобное, все кончилось переломом и четырьмя месяцами восстановления. На тот раз ее движения были точны, уверенны и хорошо скоординированны. Она точно не знала, что за сила теперь дергает за ее ниточки, но еще никогда она так хорошо не перемещалась в невесомости.

– Ты не поможешь ему, – настаивал Карлсон, – На второй палубе работают еще двое техников, которые находятся к Сингу значительно ближе и точно так же, как и ты, приняли сигнал бедствия. Я сейчас как раз уточняю, оказана ли первая помощь.

– Я не могу надеяться на двух техников, которые находятся черт знает где в своих неповоротливых раковинах, – прорычала она сквозь появившуюся одышку, и потянула себя вдоль лестницы, – Разве ты не понимаешь, товарищ «идеальный космонавт», что именно по этой причине в космосе запрещено работать по одиночке? Как раз на такие случаи космонавту нужен напарник, который сможет вовремя поставить заплатку на брешь в скафандре. А пока я не удостоверюсь, что его жизнь вне опасности, я не вернусь в техношахту.

– Рад, что ты помнишь лекции по внекорабельной безопасности, сестренка, но в космосе так же важно сохранять самообладание…

Дальше Ирма не слушала, поскольку от его безразличного тона потеряла самообладание. У нее было много причин остановиться, и она пролетела их все насквозь. Она могла потратить время на то, чтобы переключиться на канал Синга и справиться о его состоянии. Она могла остановиться и дождаться от Карлсона хоть какой-то ясности. В конце концов, она могла бы обеспокоиться тем, что и сама имеет опасную для жизни утечку. Лишь на секунду она отвлеклась, когда заметила на переборках красные пятна, отмечающие места, к которым она прикасалась левой ладонью, и сжала пальцы в кулак, перекрыв крови путь к свободе.

Мысленно она представляла, где могла образоваться брешь в скафандре, и как ее удобнее будет закупорить. Она хорошо представляла, как может чувствовать себя Синг, оставшийся наедине с опасным повреждением и наблюдающий, как воздух утекает из его скафандра вместе с оставшимися секундами его жизни. Она представляла, как посылает Карлсона к черту с его пренебрежительным хладнокровием. Впервые за долгое время она четко представляла, что должна делать.