Текст книги "Слабое звено (СИ)"

Автор книги: Юрий Кунцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

Ноль.

Наступил один из редчайших моментов в ее жизни, когда она поняла, что не сможет больше сделать ни единого вдоха, если немедленно не понизит содержание крови в своей кофеносной системе.

Ради кофе стоило все это пережить.

Скафандры ВКД были устроены так, чтобы сдерживать у себя внутри атмосферное давление, не давая ему просочиться наружу, но они ни в коем случае не были рассчитаны на то, чтобы сдерживать давление извне, не давая ему превратить бедного космонавта в консервированный человеческий фарш. Внешнее давление, оказанное на буксиры при прохождении сквозь Страж, было очень большим с точки зрения конструктивных особенностей судна, и просто невероятным с точки зрения беззащитного человечка из мяса и костей, упакованного в герметичный костюм. Репульсионные поля не отменяли третьего закона Ньютона, а лишь заставили его акцентировать внешние силы на несущих двуквадровых балках, которые, теоретически, способны были пережить две-три ядерные войны. Тем самым металл смог выдержать нагрузку, но перепады внешнего давления грозили раздавить каждого, кто находился в негерметичной части корабля, а на Шесть-Три таковой являлась лишь первая палуба. От условий, несовместимых даже с самыми дерзкими человеческими фантазиями, ее отделял лишь лестничный пролет, запечатанный трехсантиметровой дюралевой заслонкой, усиленной ребрами жесткости из пятисантиметровой алюминиевой полосы, а когда двое техников закачали на первую палубу аргон под давлением в полтора Бара, у них закончилось воображение, и они больше не смогли придумать, чем еще им обезопасить свой центр управления. Проинспектировав их приготовления капитан Штефан Горак с неохотой отогнул кверху большой палец и отправился на мостик замещать Ильгиза, который в свою очередь был временно переведен на Ноль-Семь, замещать захворавшего оператора Виктора Чернявского.

Все то, что происходило на Шесть-Три, можно было описать любым словом, не являющимся синонимом к слову «порядок». При неполном экипаже и отсутствующем куске в корпусе работоспособная система контроля массы казалась каким-то предметом роскоши. Все делалось на коленке и как угодно, но не так, как должно было быть согласно изначальному дизайну. Шесть-Три все сильнее напоминал собой монстра Франкенштейна, и каждый раз, когда Штефан спрашивал, почему такая-то система зажигает аварийный сигнал, Клим ему не без издевки отвечал, что это, вероятно, из-за того, что Шесть-Три недавно попал в аварию, а Пинг добавлял воодушевляющее «просто заклей аварийный индикатор пластырем и забудь».

Так Шесть-Три и летел сквозь Страж. На пластыре.

К счастью, сами техники додумались прилепить себя к переборке комнаты отдыха вовсе не пластырем, а стяжными ремнями, чтобы от навалившихся перегрузок их не избил до смерти их собственный корабль. Пять секунд для них протянулись чуть дольше, чем для всех остальных – все эти пять секунд они были лишь пассажирами, от которых ничего не зависело и которым требовалось протерпеть еще целых десять дополнительных секунд затаенного дыхания, чтобы Штефан на мостике немного пришел в себя, сверился с приборами и передал им по радиосвязи:

– Мы проскочили.

Эта новость их не просто не успокоила. Они пропустили эту новость мимо ушей, когда свет несколько раз моргнул неисправным стробоскопом, на мгновения погружая двух космонавтов во тьму, из которой разноцветными глазками выглядывали индикаторы в гермошлемах, и выдергивая обратно на холодный неуверенный свет.

– Не к добру это, – прошептал Пинг, словно боясь звуком своего голоса испортить что-то еще.

Клим ответил ему озабоченным вздохом человека, которому до смерти надоело, что вокруг него все ломается вопреки тому, что он первоклассный инженер. В данном случае первоклассный инженер отличался от инженера средней руки тем, что первый сразу поймет, что все безнадежно, в то время как второй будет лелеять надежды, будто бы из куска копролита можно сделать кондитерское изделие. Тем не менее, обстоятельства вынуждали продолжать делать вид, будто этот труп с дыркой в груди размером с кулак сможет встать на ноги, стоит лишь наклеить ему пластырь. Полоса препятствий еще не закончилась.

Впереди оставался еще один тяжелый маневр.

– Штефан, – произнес Клим, с недоверием глядя на светильники, – напомни, сколько нам до Здоровяка?

– Примерно пятьдесят один час, – последовал ответ, – Но у нас возникли проблемы…

– Да, я их вижу, – свет снова мигнул, – Опять какие-то неполадки в энергосистеме. Проклятье, а я-то надеялся выспаться сегодня…

– Я тоже, но ты же понимаешь, что нам осталось совсем чуть-чуть. Последний рывок, и мы, наконец-то, сможем расслабиться.

– Не надо меня мотивировать, – последовал резкий ответ, – Я все прекрасно понимаю и без твоих наставлений, поэтому будь уверен, мы с Пингом сдохнем, но доведем эту машину до сервисного дока.

– Подыхать запрещаю, а вот отремонтировать то, что сломалось – это всегда приветствуется. Давайте, мужики, соберитесь, нам необходимо за двадцать пять часов привести Шесть-Три в более менее подобающую форму.

– Не могу сказать, что я разделяю боевой дух Клима, – вставил Пинг, – Ты ведь понимаешь, что возможности и времязатраты на ремонт напрямую зависит от характера поломки? А энергосистема – это очень сложный механизм производства и утилизации энергии, из которого состоит чуть ли не половина судна. Скажи, что именно у нас сломалось, и я смогу примерно сказать, насколько сильно мы замучаемся с ремонтом.

– Я не знаю.

– Что? – почти что крикнул Клим, не удовлетворившись ответом.

– Я не знаю, – повторил Штефан, – щит контроля повреждений не может интерпретировать характер поломки. Скажите спасибо тем, кто придумал впаять в нашу энергомагистраль полсотни кустарных модификаций. Марвин теперь не просто не может определить, что сломано. Он даже не знает, как все это вообще должно работать.

– Чудесно…

– …двадцать два часа, после чего мы произведем маневр Оберта вокруг Кнопки, – потянулся Ленар к маркерной доске, и его экипаж дружно уставился на закорючки, следящие за движением его руки, – К тому времени нужно, чтобы ходовая часть Шесть-Три была способна дать устойчивую маршевую тягу, потому что Кнопка не отличается большой массой, и нам придется постараться выжать из наших движков все, что сможем, чтобы гравитационный колодец Кнопки поглотил как можно больше импульса из нашего груза.

– А сможем ли? – поинтересовалась Ирма.

– Бумага говорит, что сможем, а Марвин ей поддакнул. Да, Радэк?

Радэк опустил руку.

– Что конкретно у них сломалось?

– Буксир, – отрезал Ленар, – Как я уже сказал, у них перебои в работе всей энергосистемы.

– Эти перебои почти наверняка завязаны на модифицированном сегменте главной магистрали, – Радэк поднялся со стула и начал выводить на доске ветвящиеся линии, – Если, конечно, не произошел скачок энергии, повредивший промежуточные подстанции. Но если поломка обнаружилась при прохождении сквозь Страж, я сделаю ставку на модифицированный сегмент главной магистрали. Если я все правильно понял, поломку надо найти и исправить в ближайшие два дня.

– А потом что? – спросила Вильма.

– А потом мы по плану должны будем пролететь сквозь планету Здоровяк, – указал Ленар на кружок, пересеченный пунктирной линией, – И делать это на буксире с неисправной энергосистемой нежелательно.

– А если точнее, категорически нельзя, – подхватил Радэк, – на корабль в момент прохождения сквозь планету будут воздействовать страшные силы. Если у корабля в этот момент начнутся перебои в энергоснабжении, может произойти все, что угодно. На Шесть-Три в данный момент задействованы лишь жизненно важные системы: система контроля массы, репульсионные проекторы, термоядерные двигатели, и каждая из этих систем должна работать бесперебойно, потому что иначе пролет на неисправном судне сквозь газовый гигант будет равносилен игре в русскую рулетку револьвером, заряженным пятью патронами.

– Значит, не получится отдохнуть, – с горечью вдохнул Эмиль, уперев щеку в кулак, – Никогда бы не подумал, что в свое рабочее время буду тратить столько сил на ремонт чужого корабля.

– В этой экспедиции случилось очень многое из того, о чем мы никогда бы не подумали, – согласилась Вильма, – Порой мне кажется, что эта экспедиция была заочно обречена на провал.

– В смысле?

– В смысле, что я не верю, чтобы наша компания добровольно согласилась бы на все это, – немного приподняла она свой тон, – Есть четкий регламент грузоперевозок, который был нарушен еще лет пять назад, когда эта экспедиция была лишь на стадии проекта. Сначала было принято решение нагрузить восемь буксиров вместо шести, но заказчик сильно торопился, а подрядчик не хотел отправлять в одну и ту же экспедицию сразу восемь буксиров. Думаю, вся эта экспедиция ни за что бы не состоялась без давления государства, а компания не просто готова к тому, что что-то пойдет не так. Она надеется, что что-то пойдет не так.

– Это ударит по ее репутации, – возразил Радэк, – Зачем ей надеяться на такое?

– Чтобы продемонстрировать всю несостоятельность подобных экспедиций! – взмахнула она руками, – Сами подумайте, если экспедиция завершится с полным успехом, это будет сигналом того, что транспортные активы компании «Туда-Обратно» готовы к мультисоставным сверхтяжелым грузоперевозкам, что вообще-то нашей компании не совсем на руку. Она больше заинтересована в схеме «один буксир на один рейс», потому что эта схема гораздо легче поддается оптимизации и планированию.

– Хорошо, я уловил твою мысль, – произнес Ленар и запил свои слова водой, которая казалась до такой степени пресной, что в ней, возможно, даже отсутствовал кислород, – Даже если все так, как ты говоришь, ты что-то хочешь что-то предложить по этому поводу?

– Нет, – мотнула Вильма своими кудрями, – Я просто хочу сказать, что мы везем не просто гигантский кусок металла, но и, возможно, ответ на вопрос, каким курсом дальше пойдет отрасль межзвездных грузоперевозок.

– Если честно, то мне совершенно наплевать, что мы везем, – встал Радэк из-за стола и хрустнул затекшими костями, – Наша работа – доставить груз, и я очень хочу, наконец-то, закончить эту работу.

– Вот теперь я слышу правильные слова, – одобрительно поднял Ленар опустевший стакан, словно произнося тост, – Давайте поторопимся. Получится у нас вся эта безумная затея или нет, но попытаться мы просто обязаны.

28. Изнутри он выглядит лучше, чем снаружи

Доподлинно известно, что космические перелеты отнимают много времени, потому что это все-таки космические перелеты, где расстояния между пунктами назначения измеряются числами, с трудом укладывающимися в человеческом воображении. Человек легко способен понять, что одна Солнечная астрономическая единица равна примерно ста пятидесяти миллионам километров, ста пятидесяти миллиардам метров и приблизительно восьмидесяти одному миллиарду Радэков, однако вся ограниченность чертогов человеческого разума физически не способна в себя вместить восемьдесят один миллиард Радэков, не говоря уже о более существенных космических величинах. Развитие технологии перемещения в пространстве позволило отдать большую часть оперирования пространственными изменениями вычислительным машинам, а люди же стали измерять расстояние в месяцах, днях и часах. С изобретением термоядерных двигателей космические корабли почти перестали двигаться с постоянной скоростью, проводя девяносто девять процентов полета в ускорении или торможении, поэтому отрезок в восемьдесят один миллиард Радэков корабль был способен пересечь как за пару секунд, так и за несколько дней в зависимости от того, в какой именно части маршрута этот отрезок находился, но если сразу сказать, что мультисоставу осталось лететь до Кнопки еще восемь часов, то все сразу вставало на свои места.

Вне зависимости от того, прибывает корабль или отбывает, на внутрисистемные перемещения он тратит довольно много времени, и порой изломанный гравитационными маневрами маршрут между космопортом и ключевой внешней планетой может занимать несколько недель, в течение которых прибегать к криостазу не только бессмысленно, но и строго запрещено, и в таких ситуациях космонавтов сильно выручает поле Алькубьерре, увеличивая относительную скорость корабля, не увеличивая при этом самого импульса. Минус такого метода заключался в том, что время определяет очень многое, и если дальнобойщики постоянно заняты поисками способов, как его побыстрее убить, то для машин время – это как второе топливо, без которого нельзя достичь целевого импульса. Балансирование между скоростью передвижения корабля и скоростью прибытия корабля – это целое искусство, создающее творческую головную боль штурманам с того самого дня, как земляне впервые высунулись из своей Солнечной системы.

Мультисостав уже давно пересек границу цивилизации, и близость космопорта Нервы ощущалась сильно, как никогда, подбадривая техников поскорее закончить работу над злополучным Шесть-Три, у которого, казалось, сломалось все, что только может сломаться. Их работа казалась не столько утомительной, сколько бесполезной. Диагностика различных сегментов энергосистемы напоминала лотерею, где на одно выигрышное действие приходилось сто безвыигрышных, а тем временем люди, не привыкшие пачкать руки, внезапно услышали разнесшийся из динамиков всех пяти приемников незнакомый хрипловатый голос.

– Мультисостав, вас вызывает инспектор Питер Кречман по прямой связи.

– Это капитан Михал Ковальски, – представился более знакомый голос, – Как вы вышли на прямую связь? Откуда вы вещаете?

– Если вы направите носовые телескопы строго вперед, то должны будете разглядеть челнок УСБ, который находится в трех тысячах километров от вас.

– Простите, но все наше внимание вот уже некоторое время приковано к вещам, которые находятся в совершенно другой стороне.

– Тогда советую немедленно поймать нас в поле зрения. В данный момент мы рассматриваем возможность стыковки с вами.

– В таком случае простите еще раз, но возможностей стыковки в нами в данный момент нет. Все наши стыковочные шлюзы заняты.

– Да, меня ввели в курс дела по поводу ваших воздушных рукавов, поэтому я рассчитываю на ваше содействие… Минуточку, – внезапно замолчал инспектор, и тишина наполняла эфир примерно минуту, – Михал, с вами очень хочет поговорить один человек, поэтому я переключу вас на него.

– Хорошо.

– Михал, как поживаете? – поздоровался веселый мужской голос.

– Ари! – воскликнул столь же повеселевший Ковальски, – Вы ли это? Кажется, три года уже не слышал вашего голоса. Звучите слегка постаревшим.

– Да, вы тоже не помолодели.

– Я большую часть времени был в холодильнике, а вот вы, видимо нет. Рассказывайте, как ваша служба? Надеюсь, вы поднимаетесь по карьерной лестнице быстрее меня?

– К сожалению нет, – грустно вздохнул Ари, – Я до сих пор всего лишь замдиректора отдела системного регулирования. Будь я чуть повыше в должности, меня бы к вам не прислали.

– С удовольствием пожал бы вам руку, Ари, но вас к нам прислали напрасно. У нас нет свободных узлов стыковки.

– Да, я это знаю, но надеялся, что ради меня вы все же сбросите один из рукавов.

– Ни в коем случае. У нас тут работа кипит, и людям просто необходим двухсторонний доступ к Шесть-Три.

– Да, и про Шесть-Три у меня тоже к вам был отдельный разговор.

– Если вы настаиваете, мы можем поговорить прямо так.

– Вы ставите меня в не очень удобное положение.

– Ничего, как только мы доберемся до космопорта, я поставлю вас обратно в удобное положение, и тогда мы поговорим на ваших условиях. А пока будьте любезны, дайте людям качественно сделать свою работу и скажите, с какой именно целью вы прилетели к нам аж на транспорте УСБ?

– Мы получили неприятные донесения с аванпоста «Страж», – с неохотой перешел Ари к делу, – Нам сообщили, что ваш мультисостав сильно превысил входную скорость, проигнорировал указания диспетчера, пролетел сквозь планету и все это с развороченным до неузнаваемости буксиром Шесть-Три у себя под мышкой. Михал, вы что, с войны вернулись?

– Рейс выдался не самый простой, – прозвучал Михал шутливым тоном, – По моим расчетам после Здоровяка у нас всех выдастся несколько свободных часов, которые мы с радостью потратим на составление подробных отчетов. Не переживайте, эти отчеты будут со всеми подробностями.

– Меня прислали сюда именно потому что никто не хочет ждать ваших отчетов. Я должен удостовериться, что вы все в своем уме, ваше оборудование работоспособно, а ваш план полета не является способом группового самоубийства. Наш счетчик массы говорит, что после прохождения через Страж ваш астероид слегка похудел… на двенадцать миллионов тонн.

– Ерунда, – пренебрежительно ответил Ковальски, – Просто небольшая абляция при контакте с плотными слоями водорода. Но если вас интересует каждый килограмм груза…

– Двенадцать миллионов тонн, Михал!

– Хорошо, – поправился Ковальски, – Если вас интересует каждый миллион тонн груза, то простите еще раз, но у нас чрезвычайные обстоятельства. Шесть-Три пережил столкновение с блуждающим твердым телом, и из-за этого мы не успеваем затормозить традиционными способами. Однако, если вы проведете инфракрасный контроль, то увидите, что маршевые двигатели работоспособны и готовы к маневрам.

– И вы серьезно собираетесь пересечь Здоровяк?

– Конечно, а разве вам не передали наш план полета?

– Передали, но я до последнего надеялся, что это шутка.

– Почему?

– Потому что, как я и сказал, вы ставите нас в очень неудобное положение. Мы бы с радостью забраковали этот план, если бы у нас были достойные альтернативы, но на данный момент у нас их нет, поэтому я просто хочу убедиться, что у вас есть техническая готовность к его исполнению.

– Вас смущает состояние Шесть-Три?

– Смущает – это очень слабо сказано. От него словно гигантский космический аллигатор откусил кусок. Я вообще не понимаю, как он до сих пор на ходу.

– Поверьте, изнутри он выглядит лучше, чем снаружи. Повреждения в основном поверхностные, две палубы было разгерметизировано, экипаж отделался легким испугом, силовая установка, энергосистема и управляющий интеллект работают в нормальном режиме. На данный момент главная проблема в том, что у Шесть-Три отказала часть маневровых двигателей и уничтожена радиостанция, поэтому после расстыковки он не будет способен самостоятельно добраться до сервисного дока.

– Послушайте, Михал, это все, конечно, звучит очень оптимистично, но нам бы хотелось лично стыковаться с вами и провести контроль повреждений.

– Я услышал вас, Ари. Стыковка невозможна. Предлагаю вам удовлетвориться внешним контролем повреждений или дождаться наших подробных отчетов. Однако, если вас настолько сильно тревожит состояние Шесть-Три, я бы не отказался сбросить его с консоли прямо сейчас и заменить любым полностью исправным тяжелым «Гаялом».

– Вы так говорите, будто у нас тут склад тяжелых буксиров. Ближайший ожидается в нашей системе лишь через полгода.

– Как через полгода? – не понял Ковальски, – Разве Нерва не занимается регулярными отправлениями грузов?

– Михал, кажется, вы слишком много времени провели в межзвездном пространстве. Мы специально освободили трафик из-за того, что у нас ожидается прибытие сразу шести буксиров, которые мы не имеем права отпускать порожняком.

– Да, совсем забыл, – произнес Ковальски извиняющимся тоном, – Профессиональная деформация. Надеюсь, вы уже передали в наш филиал, что отправка Шесть-Три мягко говоря задерживается?

– Нет, – удивился Ари, – А разве вы не слушали новости?

– Нет, у нас тут своих забот пока хватает. А в новостях говорят про что-то интересное?

– После вашей выходки на Страже в новостях говорят в основном о вас. Тут хочешь не хочешь, а уже каждая живая душа на Нерве в курсе, что к ним мчится астероид, который тянет на себе пять с половиной буксиров и пробивает насквозь газовые гиганты.

– Надеюсь, никто не начал паниковать?

– Только рабочие металлургического комбината – им грозит столкновение с двумя миллиардами тонн работы.

Задорный смех разлился по эфиру.

– Постараюсь не оставлять их без работы, – сказал просмеявшийся Ковальски, – Ари, мне было приятно с вами поболтать, но мне нужно возвращаться к своим делам. Стыковку я вам позволить не могу, но если вы хотите добавить что-то еще, то говорите прямо сейчас.

– Раз уж нам не суждено стыковаться, то мы вынуждены сопровождать вас на протяжении всего вашего маршрута. Если у вас что-то произойдет, немедленно докладывайте мне. Если вам понадобится помощь извне – докладывайте мне. Если вам просто станет скучно – докладывайте мне.

– Поверьте, Ари, скучно нам не будет, а вот за сопровождение огромная вам благодарность. Приятно, что рядом есть кто-то подвижный.

– Мы будем постоянно следить за вами, и если с вами что-то случится, то это будет на моей совести. Не подведите меня, Михал.

– Не подведу.

– Тогда до связи. Надеюсь, что ваша авантюра обернется успехом.

И на этой ноте приемник замолчал.

Две женщины, с растопыренными ушами нависшие над динамиками, еще несколько секунд сверлили взглядами индикатор частоты микроволнового сигнала, и лишь затем с облегченными выдохами синхронно выпрямили свои уставшие спины. Звук незнакомого голоса, передающийся по эфиру извне оказывал ободряющее действие и делал необъятную пустоту космоса чуть менее необъятной и чуть менее пустой. Этот голос стал для них первым ощутимым доказательством того, что они, наконец-то, ушли с ничейной территории и теперь могут перестать чувствовать себя одинокими.

– Зачем Ковальски ему солгал? – наконец-то решилась Ирма вполголоса задать вопрос.

– Точного ответа дать не могу, – развела Вильма ладонями, – Но могу сказать, почему на его месте я бы тоже солгала. Все эти люди из отдела регулирования системных перемещений просто ненавидят, когда что-то уходит из-под их контроля. Пока мы летаем в своем межзвездном пространстве, мы имеем полное право на личную инициативу, но здесь, в системе, изволь все согласовывать и обо всем предупреждать заблаговременно. Сейчас их утешает лишь мысль о том, что если контроль не в их руках, так хоть в наших. А узнай они, что мы и сами тут жонглируем поломками, стоя на одной ноге, они бы подняли настоящую панику.

– Как-то раз на моей платформе поломался один из маршевых двигателей, – скептически ответила Ирма, садясь обратно в свое кресло, – Никто панику не поднимал.

– Это потому что ты управляла самоходной баржей общей массой в два-три десятка тысяч тонн, не менее скептически заметила Вильма и так же плюхнулась на свой пост, – Ари правильно выразился. Не мы тянем астероид, а астероид тянет нас. С такой массой справиться сложно. Сколько там было в нашем грузе… – бросила она взгляд на стикер на своем навигационном пульте, – Два триллиона тридцать два миллиарда семьсот шесть миллионов двести семнадцать тысяч сто девяносто шесть килограмм. Делим на шесть, и это получится…

– Триста сорок восемь миллиардов килограмм, – подсказала Ирма.

– Верно! Это получится по триста сорок восемь миллионов тонн на каждый буксир при максимальной рекомендуемой нагрузке в сто восемьдесят миллионов тонн и при максимально допустимой нагрузке в двести десять миллионов тонн. У нас такой страшный перегруз, что мы, вероятно, доставили бы этот астероид быстрее, если бы четвертый строительно-монтажный флот прямо на месте потрудился разделить его на двенадцать равных частей.

– Если бы его прямо там разделили на двенадцать равных частей, он бы сильно потерял в массе в виде мелких осколков и испарившегося металла, четвертый строительно-монтажный флот потерял бы больше времени и ресурсов, а мы бы совершили двенадцать порожних рейсов вместо шести. Для нас это действительно было бы быстрее, но в общем плане это было бы менее рационально.

– Я бы согласилась с тобой пару лет назад, – хмыкнул пост штурмана, – Но не теперь. Теперь мы барахтаемся, как лягушки в молоке, и надеемся оказаться в масле.

– Вильма, – попыталась Ирма произнести слова извинений, но вдруг поняла, что в последнее время так часто извинялась, что ее уже тошнит от этих слов, – Мне очень стыдно за то, что я обрекла вас на такие неприятности.

– О чем ты? – спросила Вильма и тут же вспомнила, о чем она, – Ах, ты о том самом случае. Не переживай. Вселенная не вращается вокруг тебя, и ты не можешь быть виновата во всех наших бедах.

– Но я виновата, – возмущенно настаивала Ирма, – Если бы я не совершила ошибку, разве хоть что-то из всего этого произошло бы? Мы бы не перегрелись, не потеряли воду, не полетели на Мерклин-71 для дозаправки, не оставили бы Шесть-Три беззащитным, чтобы он…

– Цыц! – заткнула она раскаивающийся пост оператора, – Когда мне потребуются твои извинения, я непременно потребую их вслух, а сейчас мы в том положении, в котором оказались, и поменять уже ничего нельзя, поэтому либо ты сейчас продолжишь распускать сопли и раздувать свое чувство вины, либо поведешь себя как профессионал, возьмешь себя в руки и просто доделаешь свою работу!

Вильма не кричала, но глаголила тоном строгой учительницы, обрушившись на нее, словно гром среди ясного неба. Ей удалось подобрать интонацию под каждое слово с хирургической точностью, с какой опытные забойщики забивали крупный рогатый скот одним невероятно точным, сильным и безболезненным ударом кувалды. Ирме потребовалось время, чтобы отойти от легкого культурного шока, и немного решимости, чтобы заговорить на отвлеченную тему:

– Еще я хотела сказать, что мне очень нравятся твои волосы.

– Спасибо, – смущенно ответила Вильма, рефлекторно намотав несколько золотистых кудрей на свой палец, – Мне твои тоже нравились.

Обмен комплиментами – хороший способ закончить разговор, даже если по его окончании наступает неловкая пауза, в течение которой хочется чем-то себя занять и отвлечься, но в голове не укладывается ни одной служебной мысли. Вильма зажгла навигационный экран, выловила на карте линию их запланированного маршрута, уткнула в нее свой взгляд и начала пытаться думать о работе. Ирма же сдалась сразу, откинулась на спинку сиденья, запрокинула голову в сторону главной приборной панели и начала витать в облаках. Им обеим хотелось есть, но ни одной из них не хотелось есть то, что находится на корабле. Нет, Ирма не плохо готовила, но в условиях дефицита продуктов, когда приходится делать консервированный паек из одного лишь суперпаслена и горстки ничего, у кого угодно возникла бы мысль, что иногда поголодать полезно, а девять дней – это не так уж и много.

Радэк принадлежал к той породе костномозговых профессионалов, которые морально были готовы оставить чай недопитым, а булочку недоеденной, если часы показали окончание обеденного перерыва. Зыбкая черта толщиной в лезвие бритвенного станка отделяла его от трудоголизма, и Радэк находился так близко к этой черте, что она реально могла обрить ему лицо. Он работал так, чтобы по завершении работ взглянуть на свои труды и вкусить блаженного чувства гордости, поэтому порой он терял счет времени, и рабочая смена для него кончалась не когда стрелки на часах укажут в нужные стороны, а когда будет выполнена поставленная перед ним задача. Он работал, словно машина, облаченная в человеческую кожу, но вот настал момент, когда он почувствовал в себе что-то помимо клокочущего рабочего энтузиазма. Ему стало тяжело дышать, где-то в животе что-то засосало, конечности постепенно переставали его слушаться, а скафандр словно бы действительно начал вопреки своей эргономичной конструкции давить на него со всех стороны. Он несколько раз сморгнул резь в глазах, прогнав пляшущие перед взором цветные точки, потряс головой и понял, что он немного утомился.

Восьмичасовая смена подходила к концу, а он так и не совершил ни одного полезного действия, проверяя фонариком, мультиметром и дефектоскопом каждый узел самодельной электрической цепи на предмет источника перебоев питания. Проблема всех самодельных цепей состояла в том, что они все-таки были самодельными. А проблема всех самодельных цепей, собранных в спешке состояла в том, что они были не просто самодельными, но еще и собирались в спешке, явив собой несистематизированное хаотичное нагромождение электрики под лозунгом «Все равно это все временно». У него уже рябило в глазах от ломанных линий на печатных платах контроллеров системы охлаждения и спутанных клубков проводов, некоторые из которых вели в никуда и существовали исключительно ради издевки.

Ему в напарники на эту смену выдали Клима, который был профессионалом ничуть не в меньшей степени, но когда Радэк понял, что уже мечтает потерять сознание, он из последних сил начал внимательно вглядываться в едва пробивающиеся контуры лица коллеги из его смотрового щитка. Он искал на них все, кроме внезапного приступа бодрости, но видел лишь нахмуренные брови, скалящиеся зубы и редкие капельки пота, скатывающиеся вдоль бороздок ранних морщин. На его лице читалась злость и фанатизм, но не усталость или отчаяние, и Радэку от этого почему-то стало стыдно. От ощущения, что его профессиональную гордость вот-вот растопчут, он вырывал откуда-то из закромов своего организма свято хранящиеся крохи энергии, которые были запасены на случай, если над ним нависнет опасность неминуемой смерти или позора, и продолжал работать уже назло Климу, так же хмуря брови и скаля зубы, пропитывая ненавистью каждую уставшую клеточку своего тела.

Так, как Клим возился со своим кораблем, мог возиться лишь очень любящий муж со своей беременной супругой. Сам вид развороченной второй палубы каким-то образом заставил его отрастить крылья, второе сердце и лишнюю пару рук. Он был готов не спать сутками, голодать неделями и дышать одним и тем же воздухом, лишь бы вдохнуть в Шесть-Три еще немного жизни. Чтобы воспитать в себе такое отношение к машине, Клим должен был не просто проработать на ней несколько десятилетий, но так же вложить в нее много своих сил, пропитать каждый ее болтик своей кровью и хотя бы раз поджечь ее термоядерное топливо жаром своего дыхания. Лишь после всего этого страх потерять плоды всех своих многолетних трудов начинал подстегивать человека раскаленными плетьми, не давая ему расслабиться. Возможно, Радэк сможет ощутить что-то подобное, когда пострадает Ноль-Девять, но сейчас он беспристрастно потел над чужим механизмом и горячо надеялся на то, что поломка найдется раньше, чем Клим своим рабочим ритмом доведет его до обморока.

– Время вышло, – прозвучал спасительный голос Штефана в шлемофонах, – Мы приближаемся к Кнопке, всем не приписанным к Шесть-Три разойтись по своим постам.

– Проклятье, – выдавил из себя Радэк сквозь зубы, – А я только-только настроился на работу.