Текст книги "Слабое звено (СИ)"

Автор книги: Юрий Кунцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

– У меня есть совесть, – произнесла она на прощание скорее самой себе, чем фельдшеру, и со второй попытки попала пальцем по кнопке на двери.

19. Запуск

Хоть никто и не решался произнести это вслух, но сама идея ремонта посреди космической пустоты межзвездного корабля, который из-за столкновения со звездным осколком лишился около пяти процентов своей массы, вполне могла сойти за симптом какого-нибудь психического расстройства. Этот симптом становился вдвойне тревожным из-за того, что межзвездная пустота являлась не такой уж и пустой, и была наполнена всевозможными скрытыми от глаз сюрпризами вроде безобидных атомов водорода или заплутавших космических булыжников, так и не нашедших свой гравитационный колодец. Но времена были отчаянными, а меры еще отчаяннее. График диктовал, что они должны успеть на Нерву точно в назначенное время, но мультисостав несся с сильным опережением графика. Отключив поля Алькубьерре чуть раньше планируемого можно было легко решить вопрос о конечном пункте назначения, и в результате мультисостав все равно остановится точно у металлургического комбината, не проскочив его пулей, но те же поля Алькубьерре ровным счетом ничего не могли сделать со импульсом астероида. При дефиците физической тяги они не уложатся в график в любом случае, а без Шесть-Три этот дефицит был критическим. Другими словами никто и думать не смел о том, чтобы опустить руки.

На самом деле все дело было не в графике, а скорее в графиках. Учитывая затрудненную межзвездную связь рейсы в сложной транспортной цепочке планировались даже не на месяцы, а на годы вперед. Разгрузочные площадки резервировались заранее, влияя на расписание пересекающихся рейсов. Одно опоздание сулило срочное и сложное перекроение всей тщательно спланированной череды погрузок и отгрузок, что в свою очередь грозило мучительной гибелью сотен людей от бюрократической головной боли. В случае с мультисоставом этих опозданий будет сразу шесть, и такое событие смело можно было приравнивать к экономической катастрофе.

Как правило, экипажи межзвездных буксиров состояли из ответственных людей, осознающих важность своей работы, но в своевременном прибытии был так же и их личный интерес. Временной промежуток между прибытием и отбытием из космопорта для экипажа считался выходными днями, и эти дни обязательно будут первым, что отнимут у честных работяг в фонд компенсации потерянного времени. Не стоит так же забывать про штрафные санкции за опоздания в менее твердой валюте, и в конечном счете все сводится к простому принципу «убейся, но сделай».

И они делали, стараясь не убиться.

– …и с вашим вопиющим пренебрежением техникой безопасности вы однажды убьетесь, – наконец-то закончился воздух в легких Эмиля, и в эфире послышался глубокий судорожный вздох.

– Возможно, тебе будет сложно в это поверить, но мы с Пингом так же не первый день работаем, – ответил Клим, стараясь скрыть раздражение в голосе, – Мы с ним разделили столько порезов и ожогов, что нам впору самим писать правила техники безопасности.

– Рад, что ваши порезы научили вас держать нож правильным концом, но я все равно напомню, что вы вдвоем сейчас находитесь в машинном отделении неисправного судна рядом с потенциальной термоядерной бомбой, которая в случае неудачи может взорваться не хуже пары килотонн тротила, и на таком расстоянии этот взрыв вас ничему не научит. Какого черта вам двоим там понадобилось? Запуск легко можно было произвести дистанционно.

– Как ты верно заметил, это судно действительно неисправно, – заговорил Пинг своим манерно-сахарным голосом, словно находился на собеседовании при приеме на работу в детский сад, – В момент запуска что-то действительно может пойти не так, но я готов руку дать на отсечение, что до взрыва не дойдет.

– Если до взрыва все-таки дойдет, у тебя уже нечего будет отсекать.

– В момент запуска как можно больше ответственных узлов энергосистемы должны быть под контролем, – настоял Клим, – Если что-то пойдет не так, мы первые узнаем, что, где и куда именно пошло не так, и сможем оперативно это исправить. Мы тут, на минуточку, торопимся, Эмиль.

– Уверены, что вы трезво взвесили все риски?

– Эмиль, ты хоть можешь себе представить, как давно мы уже работаем на Шесть-Три? Да я каждую царапину на нем знаю, я лично прошелся по всем отремонтированным узлам и убедился, что все сделано как надо.

– Даже по техношахтам? – послышалась язвительность в голосе.

– Почти по всем узлам, – поправился Клим, смущенно прочистив горло, – Но я знаю эту машину, как свои пять пальцев, я заботился о ее работоспособности на протяжении пяти миллиардов полезных грузов, перевезенных через сотни световых лет. Она теперь уже мне как родная дочь, и я хочу быть рядом, когда она очнется.

– О, нет, это неверный подход, – протянул Эмиль, – Корабль – это рабочий инструмент, и одушевлять его – этическая ошибка, зачастую перечащая объективным суждениям и грозящая…

– А ну-ка закрыли все свои рты! – громом раздался в эфире голос Штефана, – Не засоряйте канал без необходимости.

Ремонт Шесть-Три был подобен попыткам наложить упавшему с большой высоты человеку несколько шин и заставить его самостоятельно добираться до больницы, хотя злые языки вполголоса поговаривали, что это скорее похоже на оживление мертвеца. Лишь Пинг и Клим ни на секунду не теряли веры, что их судно все еще на ходу и подлежит ремонту, поэтому последний месяц они били все рекорды по продолжительности работы в скафандрах. Они сами настояли на присутствии на своих постах в момент запуска реакторов, готовые поклясться на чем угодно, что реакторы совершенно точно не взорвутся, однако достоверная информация на этот счет принадлежала лишь Штефану. Термоядерные реакторы – это в достаточной степени сложные устройства, чтобы у двух жалких техников, уровень интеллекта которых ниже десяти тысяч, а рук меньше двадцати, не получилось проконтролировать их работу без компьютеризированной помощи. На самом же деле работа реакторов на девяносто восемь процентов была во власти управляющего интеллекта МРВ-1500, над главным интерфейсом которого все последние три часа сидел Штефан и пытался подтвердить то, в чем и так все были излишне уверены.

– Мы не взорвемся, – еще раз повторил Клим, переключившись на приватный канал, и подплыл поближе к Пингу, обхватившему привинченное к палубе кресло перед терминалом.

– Ожидание невыносимо, – последовал озабоченный вздох, и Пинг несколько раз нажал что-то на клавиатуре. Экран, заваленный на первый взгляд беспорядочными символами, никак не отреагировал. – Даже не знаю, что меня сейчас раздражает сильнее: то, что нашему буксиру кишки выпустило, или что мы за целых трое суток не сбросили скорость ни на единый малюсенький метр в даже самую коротенькую секунду.

– Мы не можем взорваться, – все твердил себе под нос Клим и тоже постучал по клавиатуре, – У наших реакторов ведь множество аварийной механики на случай выхода плазмы из-под контроля. Не может же все зависеть от Марвина. Эти ребята просто слишком озабочены своими собственными машинами. Подумаешь, у Два-Пять пару раз скакнуло магнитное поле. Сразу тревогу из-за этого подняли, чертовы паникеры. Ничего, вот запустим двигатели и покажем им, на что способны тяжелые буксиры. Врубим такую тягу, что они все посгорают со стыда, неженки проклятые.

– Даже не знаю, насколько теперь Шесть-Три застрянет в сервисном доке. Интересно, а страховой ли это случай? Я просто не знаю, были ли прецеденты… хотя, кого я обманываю? Разумеется, не было. Мы потонем в бюрократии, прежде чем наша дальнейшая судьба решится окончательно. Ах, как хорошо, что не мне придется все это разгребать…

– Поверить не могу, столько сил и времени мы вложили в него, а они меня еще предупреждают, что он может взорваться, – всплеснул Клим руками и сам не заметил, как завертелся вокруг своего желудка, – Да я душу вложил в этот корабль. Да даже если бы и не было никакого мультисостава, я бы все равно зубами, сваркой и изолентой вернул бы его в строй! Я такие поломки чинил, от которых они бы мигом напрудили в свои штанишки и ретировались на челноках. Взорвется он, видите ли… Рабочий он, видите ли, инструмент… Да какая разница, как его называть, если мы все без него как без рук и ног!

– Да что же так долго? – спросил Пинг у непонятно кого и переключился обратно на общий канал, – Штефан, мы тут не можем долго торчать. Рано или поздно у нас кончится терпение и воздух. Что там с Марвином?

– Марвин в порядке, – последовал ответ, – Просто он все еще в бесперебойном режиме. Ты бы и сам был в шоке, если бы однажды проснулся без пары органов.

– Так он может нас запустить или нет?

– Не торопитесь. Во время ремонта корабль пережил некоторые модификации, и Марвину надо объяснить, как правильно ими управлять.

– И долго ты будешь…

– Уже закончил! – воскликнул Штефан, и экран перед гермошлемом Пинга несколько раз мигнул.

Всплывшая на экране надпись «МРВ-1500 готов к работе» возвестила о том, что Марвину вправили его перекошенные от внезапной встречи электронные мозги. Возможно, он даже издал приветственные звуковые сигналы, но вакуумная среда сильно мешала оценить всю волнительность момента. Поскольку в космонавты не берут глухих, а конструкция корабля не подразумевала, что на нем продолжат работать люди даже после того, как из него вырвет систему жизнеобеспечения, Марвин часто общался с экипажем посредством звукового кода. Теперь же акустическая часть контакта между машиной и человеком была утеряна, но люди продолжали работать, Марвин продолжал заполнять экраны буквами и цифрами, а корабль продолжал оживать.

– Мужики, – официальным тоном произнес Штефан, – Я рад наконец-то объявить вслух, что ремонтные работы подошли к концу. Это были непростые несколько недель, и все мы, наверное, уже не раз успели попрощаться с нашим любимым Шесть-Три…

– Только не я.

– Попридержи язык, Клим. Так вот, возвращением Шесть-Три в строй мы обязаны нашим соседям по астероиду. Сейчас впору сказать им спасибо, но все мы знаем, что лучшей благодарностью для них будет немедленно запустить двигатели и, наконец-то, завершить эту проклятую экспедицию. Мне уже надоело ощущать себя бактерией верхом на булыжнике. Пора снова взять импульс в свои руки и сообщить этой груде металлической руды несколько миллиардов Ньютонов.

– Прежде чем мы запустим двигатели, один вопрос, – проговорил в полголоса Пинг, – Как только мы вернемся, нам придется ждать ремонта Шесть-Три, или нас пересадят на запасную машину?

– Зависит от того, сочтут ли нас виновными в аварии, но если нас оправдают, – тяжело вздохнул Штефан, – То пересаживать нас все равно будет не на что. Все запасные машины пущены в оборот в связи с тем, что сразу шесть машин снарядили в одну экспедицию.

– Готов, – отчитался Клим, обхватив ногами кресло возле своего пульта.

– Тогда я подключаю ваши пульты. Не смейте нажать ничего лишнего.

– В этих перчатках это проблематично, – глянул Пинг на свои толстые, как сосиски, пальцы, растущие из рукава скафандра.

– Это Ковальски, – вдруг представились шлемофоны, отчего Пинг едва заметно вздрогнул, – Если вы не против, я хотел бы быть на связи в момент запуска Шесть-Три.

– Вы тоже считаете, что мы взорвемся?

– Нет, я просто хочу услышать хорошие новости.

– Хорошо, тогда не будем тратить драгоценное время, – сказал Штефан сквозь шорохи, – Мне тут, знаете ли, крайне осточертела невесомость. Надеюсь, что вам тоже, мужики. Что ж… Контрольное оборудование подключено, можете производить запуск по вашему усмо…

– Запуск! – не выдержав воскликнул Клим и вдавил кнопку так сильно, что сквозь перчатку услышал жалобный стон пластика и металла.

В термоядерном реакторе было не так много двигающихся частей, поэтому почувствовать, как сердце корабля вновь забилось, было крайне сложно даже для людей, проработавших рядом с ним большую часть жизни. Характерными признаками работающих реакторов является гул, успешно пробивающийся через звукоизоляцию, повышение температуры от теплоносителей, внезапный приступ искусственного притяжения, грозящий травмами не вовремя сгруппировавшимся техникам, и кратковременная вспышка света от скачка напряжения. Техники были не просто готовы ко всему этому, они жаждали этого, ощетинившись вставшими по всему телу волосками в легком приступе мандража, и жадно поглощали взглядами отчеты о последовательности запуска, выводимые Марвином на экран. Всплеск на экране возвестил о том, что аккумуляторы успешно передали в реакционную камеру короткий импульс. «Мы точно не взорвемся» – повторил Клим, и его сердце на какое-то время остановилось в так с самым страшным звуком, который только можно было услышать на космическим корабле.

Тишина.

Ничего другого техники и не ожидали от вакуумной среды, но это была особая гнетущая мертвая тишина, которую могли ощущать лишь люди, проработавшие в машинном отделении столько времени, что начали различать вибрации от отслаивающегося куска обшивки, а затем заново научились их не замечать. Секунда без каких-либо событий растянулась на целую вечность, и лишь затем машинное отделение потонуло в аварийном освещении.

– Я не слышу хороших новостей, – первым нарушил тишину Ковальски, – У вас все в порядке?

– Ну… – протянул Клим, неуклюже тыкая толстыми пальцами в клавиатуру, – Мы не взорвались. Вас устроит такая хорошая новость?

– Штефан, вы на связи? Вы запустили энергосистему или нет?

– Ожидайте, – озадаченно проговорил рот Штефана, явно утратив связь с мозгом, занятым другими делами, – Пинг, что у тебя на мониторе?

– На мониторе по нулям, – попытался он пожать плечами, – Нет зажигания.

– Может, где-то обрыв?

– Обрыва нет. Марвин точно зарегистрировал запуск зажигательных лазеров, но зажигания не прошло.

– Подача топлива?

– Топливо подано в нужной порции. Все в порядке. Ничего не понимаю…

– Нашел! – возвестил Клим, ударив рукой по своему пульту, – Четвертый и пятый аккумуляторы не отвечают, и без них для зажигания не хватило около пяти гигаватт.

– Ох, черт возьми… – простонал Ковальски, – Вы же меня уверяли, что энергосистема работоспособна.

– И я продолжаю вас уверять, что она была абсолютно работоспособна перед тем как отказалась работать.

– Значит, запуск откладывается на неопределенный срок, – высказал Штефан приговор, – Будем проводить диагностику, пока не поймем, почему не сработали аккумуляторы.

У Клима перед глазами пролетел весь последний месяц, состоявший из работы с перерывами на обед и сон. Он работал, словно машина, черпая силы из чувства приближающегося запуска, и фактически весь его смысл недавнего отрезка жизни сосредотачивался в этом самом моменте, который так и не настал. На него разом навалилась вся усталость, накопившаяся за последний месяц, и ему даже показалось, что искусственное притяжение начало клонить его к палубе. Ему на плечи навалилась лень, а лень всегда являлась двигателем прогресса. Подобно тому, как это неблагородное чувство дарило крылья великим изобретателям, так и Клим сумел воспарить над всем мультисоставом, осмотреть огоньки буксиров, выстроившихся в цепочку, и в голове пронеслось лишь одно слово:

– Нет! – выкрикнул он, сам от себя не ожидая такой резкой интонации, – К чертям собачьим эти аккумуляторы! Мы с ними потеряем кучу времени, и нет никакой гарантии, что нам удастся их починить! К черту их, они нам все равно не нужны!

– То есть как это не нужны?

– Да вот так! Кому вообще они нужны, когда у нас тут на борту два источника термоядерной энергии?

– Нам? – неуверенно спросил Пинг, от крика коллеги на секунду утративший веру в законы физики, – Без них мы не сможем поджечь топливо. Или ты предлагаешь делать все по старинке, трутом и соломой?

– Нет, – взял Клим пазу, пытаясь переварить суп из мыслей, кипящих в его черепе, – я предлагаю выцарапать недостающие пять гигаватт из сети Ноль-Семь и Ноль-Девять при помощи цепочки силовых промкабелей для наружного оборудования.

– Что-что, простите? – переспросил Ковальски с надеждой, что связь его подвела, и он ослышался.

– Я говорю, что эти умалишенные решили испортить один километр кабеля и нарушить половину правил пожарной безопасности! – переиначил свои слова Эмиль.

Он торопливо чеканил шаг по коридору третьей палубы, до конца так и не определившись, торопится ли он успеть за «умалишенными» с Шесть-Три или просто бежит от мысли, что помогая им он и сам становится «умалишенным». Он шел так быстро, что Радэк смог его догнать лишь у препятствия в виде не слишком торопливо открывающейся двери, отделяющей их от склада. Им в лица ударил свежий воздух, насыщенный кислородом, влагой и запахом свежих плодов.

– Хотел бы я их за это отругать, но не могу, – порылся Радэк в кустах растерянным взглядом, – Вторую половину правил пожарной безопасности уже давно нарушаем мы. Будь у нас на борту пожарный инспектор, он бы умер сначала от шока, а потом и от самовозгорания.

– Сомневаюсь, что пожарные инспектора способны умирать дважды, – Эмиль прошелся между двумя заросшими стеллажами и выкрикнул, – Ирма! Ирма, ты здесь?

– Думаю, ее здесь нет.

– Очень жаль. Она лучше всех знает, где тут что лежит.

– Кстати, о нарушениях правил пожарной безопасности, – ткнул Радэк пальцем в перечень складского инвентаря, разросшегося по переборке на десяток бумажных листов, – Ты не замечал, что у нас половина корабля обклеена горючими материалами?

– Предлагаешь их снять?

– Хотел бы, да уж очень я к ним привык, – его палец пробежался по списку, пока не зацепился за нужный пункт.

– В качестве компромисса можно будет однажды закупиться бумполимером, – Эмиль по чистой случайности наткнулся на выглядывающий из-под кустов блеск Т-образного инструмента и протянул к нему руку. Догадки его не подвели, и в его руке оказался штангенциркуль. – Она в разы пожаробезопаснее.

– У меня такое ощущение, что когда-то этот разговор уже происходил на этом корабле, – нашел Радэк нужную нишу в переборке и обнаружил в ней пучок дюралевых труб, закрепленных стальными тросами, – Если не между нами, то между кем-то другим. И кончался он словом «потом», после чего вылетал из памяти.

– Надо будет на этот раз не забыть и повесить на стенку памятку. А лучше две, – штангенциркуль разинул свою пасть и плотно закусил одну из труб, находящихся на поверхности пучка, – Каков прогноз? Подойдет нам такое сечение?

– Конечно подойдет! – легкомысленно усмехнулся Клим, – Будто бы у нас выбор какой-то есть!

– Вообще-то есть, – сказал Пинг, сняв катушку толстого кабеля со втулки, – Мы все еще можем сделать вид, что мы психически нормальные люди, и начать решать проблему с аккумуляторами.

Катушка была необычайно легкой и весила всего три килограмма, чего нельзя было сказать о семидесяти килограммах провода, завернутого в желтую изоляцию и намотанного аккуратной спиралью. Техник дал ей легкий толчок, отправив ее в полет к выходу из склада, и почувствовав ее массу, осознал, что рабочая смена будет невероятно увлекательной.

– Ты точно хочешь начать разбирать только что собранную энергосистему по винтикам и проверять все силовые контроллеры на предмет сбоев?

– Катушка всего на пятьдесят метров, – сделал он вид, что не услышал вопроса, – У нас таких должно быть всего шесть, правильно?

– Не правильно, – описал Клим окружность ярким лучом фонаря, – У нас их четыре. Две я лично пустил на обход сгоревших узлов.

– Итого двести метров, – подплыл Пинг к следующей катушке, – Значит, еще парочка циклов шлюзования неизбежна. Хорошая возможность перекусить.

– Вот кто тебя за язык тянул? Мне теперь тоже есть захотелось, а долгие перерывы на обед непозволительны.

– Почему?

– Потому что каждый обед – это плюс к затраченному времени, а чем больше времени мы затратим, тем глупее мы будем выглядеть, когда наконец-то запустим энергосистему, – прокряхтел Клим и бросил последнюю катушку в раскрытую дверь, – Все, а теперь нам нужны самые мощные гильзы и не менее мощные пресс-клещи.

– Клещи у меня, – продемонстрировал Пинг инструмент в своей руке, – Очень надеюсь, что твой план сработает, потому что иначе мы будем выглядеть глупо вне зависимости от затраченного времени.

– Я большую часть жизни занимаюсь энергосистемами, и поверь, что если я хочу спалить электрическую цепь, то это абсолютно точно не из-за того, что мне захотелось повалять дурака.

Пинг неуклюже открыл коробку, и взрывом в замедленном воспроизведении из нее расплескался во все стороны металлический лоск.

– При любых других обстоятельствах нам бы за одни лишь твои слова сделали бы выговор, – начал он ловить гильзы и рассовывать их по карманам на скафандре.

– К счастью, мы сейчас в тех обстоятельствах, которые отделяют гениев от безумцев! – самоуверенно воскликнул Клим, поймав подплывший к нему кусок металла, – Наши соседи потом будут своим детям байки травить про то, как они имели честь работать с великим Климом Скачко – выдающимся инженером, сумевшим посреди межзвездной пустоты оживить машину, которую нарекли мертвой!

– Да ни за что! – отрезал Радэк, перекрикивая визги станка, – Мне такое ни в одном кошмарном сне не снилось!

– Что, даже не интересно было? – прокричал Эмиль в ответ, ехидно улыбаясь.

– Я и так знаю, чем это все может кончиться! Кучей зазря испорченного материала!

Пятнадцатисантиметровый теплый отрезок, отделенный от трубы ленточным станком, удобно уместился в ладони техника, после чего отправился в полет через половину складского отсека и окунулся в лужу металлического лязга, забрызгав помещение звонким звуком.

– То есть ты не веришь в успех этой затеи? – разжал Эмиль тиски и все тем же штангенциркулем отмерил царапинами на трубе следующие пятнадцать сантиметров.

– Да нет, верю, – нажал Радэк на кнопку, и склад вновь наполнился шумом электропривода, – Просто я не верю, что этого нельзя было добиться менее дурацким способом.

– Их не так много, и все они отнимут чертову кучу времени!

– Это тебе Клим сказал?

– Нет, это мне сказал Ковальски, – Эмиль выдержал задумчивую паузу, – А вот ему уже сказал Клим!

– Я бы похвалил его рвение, если бы оно не казалось мне таким фанатичным!

– Ты тоже это заметил? – с наигранным удивлением вопросил Эмиль, и дождался, пока станок заглохнет, – Иногда мне кажется, что он немного необъективен по отношению к своей работы. Он просто не знает, когда надо остановиться.

– Очень хотел бы с тобой согласиться, но я не уверен, как бы отреагировал, окажись я на его месте.

– Думаю, ты бы уснуть не смог, пока что-то где-то сломано.

– Не делай из меня законченного педанта, – отмахнулся Радэк, и по его лицу пробежала тень отвращения, – Я ответственно подхожу к работе, но это не повод делать из меня карикатуру на трудоголика.

– Тогда ответь, чем ты планируешь заняться после окончания контракта?

– Женюсь на красивой женщине, нарожаю двух-трех сыновей и отпущу усы, – без запинки ответил Радэк, и лицо Эмиля покрылось разочарованием.

– Ты понимаешь, что ты сейчас ответил то, что ответили бы… – развел он руками, – все! И никаких подробностей. Такое ощущение, что ты никогда всерьез и не задумывался о личной жизни.

– А ты понимаешь, что ты сейчас без толку балаболишь вместо того, чтобы способствовать окончанию ремонта наших соседей? – пригрозил Радэк обрезком трубы и бросил его в образовавшуюся кучу, – Если не хочешь помогать, то хотя бы не отвлекай меня. Мне нужно помочь Климу и Пингу совершить самый полезный в истории акт вандализма.

– Просто хотел тебе напомнить, – поставил Эмиль очередную метку, – что все мы работаем ради чего-то помимо работы. Допустим, я вот однажды собираюсь осесть на берегу озера и обустроить собственную небольшую рыбную ферму. Хочу разводить корюшковых всех цветов и размеров, и готовить из них самый вкусный суп во вселенной.

– Ты бросишь эту затею уже через месяц.

– Почему?

– Из рыб очень плохие собеседники. Особенно в супе. А теперь прекрати меня отвлекать и скажи, сколько нам еще осталось?

– Еще восемьдесят метров, – отчитался Клим, тяжело дыша, и перехватился поудобнее.

Его способ перемещения нельзя было назвать скольжением вдоль троса воздушного рукава, потому что скольжение обычно подразумевает легкое перемещение с незначительной силой трения. То, что он делал, скорее можно было назвать лазаньем по канату. Его продвижению вперед упорно сопротивлялся с неохотой тянущийся за ним кабель, кончик которого был закреплен на поясе, а предплечья горели адским пожаром от усталости.

– Я… уже ползу… навстречу, – натужно прохрипел Пинг, – Я тут посчитал… на всем мультисоставе… если мы не начнем потрошить уцелевшие машины… то на всем мультисоставе… не найдется двух километров промышленного кабеля.

– Нам два и не надо. Хватит и одного.

– Но если все же не хватит, то второй попытки у нас не будет.

Даже самый необразованный космонавт доподлинно знал, что состояние покоя иллюзорно, и абсолютно все во вселенной находится в движении, но когда Клим уловил своим скептически настроенным взглядом несколько звезд, которые ленивыми светлячками начали ползать по черному небесному полотну, он практически сразу сообразил, что что-то не так.

– Ты видишь это? – замер он, боясь потерять из виду движущиеся огоньки.

– Что?

– Движение в небе. Азимут примерно восемьдесят пять, восхождение… черт, просто посмотри назад.

– Вижу только звезды.

– Они и движутся, причем как-то странно. Может, это гравитационное линзирование?

– Клим, ты чего? У нас не может быть никакого гравитационного линзирования. Только не под этим углом.

Глаза начали зудеть от сухости, и Клим позволил им проморгаться. Из-под века предательски вылезла слеза и размазала всю вселенную. Забывшись, он протянул руку, чтобы протереть блокированный глаз, и пальцы ткнулись в прозрачное препятствие.

– Да, – смирился он с собственной беспомощностью, – Наверное, показалось.

– Может, ты сделаешь перерыв и отдохнешь?

– Обязательно. После того, как мы запустим энергосистему, – перехватил он трос еще раз и пополз дальше, вылавливая глазом размытые контуры рукава, – Мы столько времени и сил угробили на ремонт, и вот теперь, когда я уже почти чую запах ядерного синтеза, ты предлагаешь мне просто взять и грохнуться головой на подушку?

– Вообще-то да, именно это я и предлагаю.

– Даже если я сейчас сделаю вид, что не проигнорировал твое предложение, я все равно не смогу уснуть. Энергосистема – это моя зона ответственности, и если я сейчас все брошу, то как я потом на себя буду в зеркало смотреть?

– Как на здравомыслящего человека. Поначалу будет странно, но ты привыкнешь.

– В моем контракте не было такого пункта.

– Ты ведь знаешь, я люблю ее ничуть не меньше тебя.

– Ты о подушке? – вновь замер Клим.

– Нет, о Шесть-Три. Я тоже потратил много времени и сил на эту машину, и мне так же, как и тебе, не по себе от того, что она не способна делать то, для чего создана. Я смогу тебя подменить при необходимости.

– Никаких подмен, – отрезал Клим и пополз дальше, – Наш прямой долг оживить ее, и вместе мы сделаем это быстрее.

– Что, он так и сказал? – опешил Радэк, и выпущенная из его рук решетка содрогнула палубу.

– Да, похоже, что он на пару с Пингом из тех людей, которые предпочитают потонуть вместе с кораблем, – встал Эмиль на одно колено перед выглядывающим из палубы электрическим щитом и, дернув за рубильник, затопил тьмой часть коридора третьей палубы, – Ты ведь не из таких, правда?

– Нет, – улыбнулся Радэк, что для него было совсем ненормальной реакцией, – Я попросту не доведу судно до такого состояния.

– Всякое бывает.

– Меня учили, что надо тонко чувствовать границу между профессиональными обязанностями и необоснованным риском, – дернув за рычажок, Радэк разжал толстые клеммы, и цилиндрический предохранитель сдвинулся с места, ощутив свободу, – Поверь, я знаю, когда надо чинить, а когда плюнуть на все и с чистой совестью опустить руки.

– Знает он! – усмехнулся Эмиль, – Да ни одна живая душа во вселенной этого не знает. В академии тебя учат одному, на первом рабочем инструктаже объясняют другое, а когда набираешь опыта, понимаешь вообще что-то третье. В конечном итоге коммерческий космос покоряется фанатикам, иногда посмертно, чего мне бы крайне не хотелось, но таковы негласные правила нашей профессии.

– Ерунда, – вытащил Радэк предохранитель из гнезда, осмотрел его со всех сторон своим профессиональным прищуром и сунул в карман, – Не спорю, что бывают такие ситуации, когда работа граничит с повышенным риском, но фокус в том, чтобы не нарушать эту границу.

– То есть, окажись мы на месте Клима и Пинга, ты бы все равно настоял на том, чтобы находиться рядом с реакторами в момент запуска?

– Давай, – протянул Радэк руку, и Эмиль отдал ему отрезок трубы.

– Ты не ответил.

– Вот так-то, – засунул он трубу в гнездо и зажал клеммы, – Теперь у нас на борту соблюдены все условия для образования пожара. Так что ты там говорил про реакторы?

– Не важно, – махнул рукой Эмиль и начал возвращать решетку на место, – Мне теперь самому до стало интересно, взорвутся они или нет.

– Точно не взорвемся, – лениво ответил Клим, устраиваясь за своим пультом, – У нас все в пределах нормы, повреждения не коснулись ни самих реакторов, ни контрольного оборудования.

– Ты говорил что-то подобное перед тем, как выяснилось, что у нас проблема с аккумуляторами, – скептически ответил Штефан.

– А вот это уже тебе должно быть виднее. Ты же сидишь в компьютерном ядре и все видишь.

– Вот это меня и беспокоит. Я вижу все, а этого не увидел. Кто знает, чего я еще не увидел.

– Хорошо, Штефан, я тебя понял, – вальяжно протянул Клим, бросив взгляд на Пинга за соседним пультом, – Сейчас, вместо того, чтобы нажать пару кнопок, мы просто отменим запуск и будем перебирать нашу машину по винтикам.

– Ну уж нет. Я приказываю немедленно вернуть ей работоспособность и запрещаю ее взрывать. На случай, если это наш последний разговор, знай, что мои указания были предельно четкими.

– Как скажешь, – ткнул Клим пальцем в клавиатуру и ощутил легкое головокружение, – На случай, если мы не взорвемся, знай, что своему технику надо доверять в таких вопросах.

– Пинг, а ты что молчишь?

– Мне сказать нечего, – вполголоса ответил Пинг, – Но если вам двоим нужно убедиться, что я все еще с вами, то я вам скажу вот что: уймитесь уже, пожалуйста, с вашими разговорами про взрывы. Мне, как инженеру силовых установок, сидящему на своем посту, совсем не это хочется слышать перед тем, как в пятидесяти метрах от меня произойдет термоядерная реакция. Скажите лучше что-нибудь ободряющее.

– Мы починим нашу машину и вернемся на Нерву героями, – отчеканил Клим в такт щелчкам клавиатуры.