Текст книги "Слабое звено (СИ)"

Автор книги: Юрий Кунцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

У Ирмы внутри разгорелась война между Ирмой, которая не хотела умирать на работе, и Ирмой, которая хотела самоотверженно сделать то, что требуется, исправить свои ошибки, доказать коллегам, что она достойна называться космическим экспедитором и готова была умереть назло всей вселенной просто из принципа. Драка была отчаянная, и обеим как следует доставалось. Шлемофон пропитался потом насквозь, хотя считалось, что это невозможно, и уже начал натирать кожу на лбу. Система жизнеобеспечения из последних сил боролась за комфортную температуру и влажность воздуха. Ирма попыталась лечь на лед, чтобы отдать Коле немного своего тепла, но слой термоизоляции оказался предательски хорош, и тепло не спешило покидать скафандр.

Из шлюза выпала новая партия труб, и Ирма на автопилоте пошла ее принимать. Трубы были гладкие и слишком большого диаметра, поэтому удерживать их в руках было неудобно даже с противоскользящим покрытием на перчатках. Их переноска отнимала как физические, так и моральные силы. В какой-то момент Ирма просто закинула трубу себе на плечо и поняла, что так нужно было делать с самого начала. По пути к скважине, которая маяком горела всполохами сварочного аппарата, она пошатнулась и замерла на месте. Ватные ноги постепенно устраивали бунт против мозга, а тот в ответ пригрозил им репрессией и заставил работать дальше, пообещав в скором времени небольшой перерыв. Спустя пару шагов Ирма пошатнулась еще раз и едва не упала. Взмахнув руками и уронив трубу на лед, она вновь нащупала равновесие и выругала себя за всю ту цепочку событий, которая привела ее к этому моменту. Ей захотелось кричать от отчаяния, и ее мысли на секунду заняло искушение отключить ненадолго рацию и послать к черту самоконтроль. Она уже потянулась к своей нарукавной клавиатуре, как вдруг ее отвлекло какое-то движение. Она повернулась и увидела, что труба медленно сдвигается с места под воздействием непонятной силы. В других обстоятельствах Ирма смогла бы отреагировать рационально, но сейчас в ней вскипела злость и обида, наполнившие ее тело новыми силами, а голову отчаянным стремлением схватить проклятую убегающую от нее трубу и закончить дело. Она сделала неуклюжий шаг вперед, и падая на живот поняла, что ее ноги окончательно ее предали. Она выбросила руку перед собой в попытке поймать трубу, но труба издевательски продолжала катиться и набирать скорость. Это было большой наглостью со стороны алюминиевого металлолома, и Ирма, до боли стиснув зубы, вскочила на ноги, одержимая желанием поставить непослушную трубу на место и показать, кто здесь покоритель космоса, а кто кусок временного водопровода. Она бездумно погналась за трубой, как кошка за лазерной указкой, и слишком поздно осознала, что неведомая сила, толкавшая трубу все это время, теперь толкает и ее.

Не сразу осознав, во что она вляпалась, Ирма лишь успела отметить, что поверхность Коли сверхъестественным образом накренилась, и пологая равнина внутри кратера обернулась наклоненным блюдцем, с которого она сейчас скатывается неведомо куда. Скорость нарастала, и в какой-то момент ее проглотила тень от стремительно приближающегося гребня. Ирма запаниковала до такой степени, что не могла произнести ни звука. Лишь взяв себя в руки, она исполнила свое желание минутной давности и выдавила из себя крик, оглушив четыре пары ушей, находящихся в эфире. В ответ эфир заполнился кашей из неразборчивых голосов, а затем Ирма ударилась о гребень кратера и почувствовала, как вслед за теплой струйкой пота по ее лицу покатилась теплая струйка чего-то еще. Гребень сработал как трамплин, и ее тряпичное тело вырвало из микрогравитации Коли. Вселенная закрутилась калейдоскопом из ледяных колец, газового гиганта, Мерклина и звездного неба.

– Ирма, ответь! – послышался голос Ленара, когда она вновь обрела способность соображать.

– Ленар! – крикнула она, словно боясь, что он ее не услышит.

– Ирма, какого черта происходит? Где ты?

– Я не знаю! В невесомости! Меня сбросило с Коли!

– Направление помнишь?

– Направление? – переспросила она, стараясь унять дрожь в голосе, и зубами вырвала из памяти последние минуты, – Кажется, меня унесло в сторону левого борта. Ленар, спаси меня! Я не хочу так умирать!

– Успокойся! – раздался в ответ крик, не располагающий к спокойствию, – Экономь кислород и не от… ючай переда… ик!

– Хорошо.

– Т… бя… охо… ыш… о… – донеслись до нее те обрывки фразы, которые не были проглочены помехами, – Т… вы… ди… и… оны св…и. Жд… и… н… пан… уй.

– Ленар, повтори, тебя плохо слышно! – проревела она, и вселенная начала плавиться от скопившихся в глазах слез, – Ленар, прием!

7. Я задыхаюсь

Звездное скопление у корня рукава Центавра содержало в себе плотное скопление массивных звезд, молекулярного газа и планетарных туманностей, благодаря чему было богато на астрофизические события. Одно из них произошло, когда красный сверхгигант исчерпал свой короткий жизненный цикл, сжег почти все свои запасы термоядерного топлива, вышел из гидростатического равновесия, сильно изменил свой химический состав, схлопнулся и сбросил с себя лишний груз, отправив кашу из различных химических элементов в межзвездное путешествие и оставив после себя нейтронную звезду, которой через восемь веков дадут название Кир-135, а через тысячелетие рядом с соседней звездой создадут колонию под названием Нерва. Сверхактивный регион космоса быстро привлечет к себе внимание из-за своего богатства тяжелыми элементами, несметными месторождениями молекулярного водорода и огромного простора для научных исследований, однако никому не было дело до жалкого Кира-135 ровно до тех пор, пока эхо от его коллапса не совершило то, что по шуточному заявлению инженера межзвездных силовых установок Эмиля Кравчика могло произойти с вероятностью в пятьдесят процентов.

Тем временем в немного другой части скопления происходила спасательная операция, и до судьбы жалкого Кира-135 по-прежнему никому не было дела.

Из шлюзовой камеры по палубе разнесся приглушенный грохот, и Ленар понял, что можно начинать шлюзование. Он вдавил кнопку до упора, и звуковой сигнал оповестил его о герметичности шлюза. Его глаза, обросшие нервной красной сеточкой, провожали медленно ползущую стрелку манометра, мысленно подгоняя ее. Пальцы постукивали по переборке, отсчитывая растянувшиеся секунды. По мере заполнения камеры воздухом звуки борьбы становились слышны все отчетливее, и фантазия тут же бросилась дорисовывать недостающие фрагменты картины. Вечность постепенно подходила к концу. Стрелка манометра замерла, индикатор залил лицо Ленара зеленью, и преграда отъехала в сторону, явив покачивающийся на спине скафандр, панически ощупывающий свой гермошлем в попытках зацепиться толстыми перчатками за замки. Ленар сорвался с места, упал на колено и попытался отстегнуть гермошлем, но паникующий скафандр спутывал и связывал все его действия. Навалившись на него своим весом, он коленями прижал перчатки скафандра к палубе, и освободившимися руками начал разжимать на гермошлеме механизмы, глубоко погребенные под защитой от дурака. Скафандр дал щель в районе шеи, раскрывшись, словно раковина мидии, и из него вырвались натужные стоны, с которыми Ирма начала жадно глотать воздух большими порциями. Из-под ее шлемофона багровел кровавый развод, глаза заплыли, лицо блестело от пота, в общем вид был жалкий, как у побитого щенка. Глядя на нее Ленар даже ненадолго передумал устраивать истерику, и вместо этого, нарушив правила обращения со скафандром, грубо схватил его за шейное кольцо, напряг все мышцы в своем теле и с утробным рыком втащил все его сто двадцать килограмм консервированного оператора в кабину челнока. Поясница загорелась недовольством и послышался предупреждающий треск связок. Потратив еще одно усилие, он усадил Ирму, уперев ее спиной в переборку, и на минуту присел рядом с ней, громко задышав с ней дуэтом.

Дверь шлюза закрылась, спасательную операцию можно было считать успешной.

– Как ты? – спросил Ленар, потянувшись за аптечкой над своей головой.

– Живая, – Ирма шумно всасывала в себя воздух, словно пылесос, и резкими толчками выгоняла его из легких. Она словно пыталась надышаться на всю жизнь вперед, делая короткие перерывы на односложные фразы, – Спасибо.

Резкими движениями, маскирующими нервный тремор, мужская рука сорвала с ее головы шлемофон, освободив вставшие беспорядочным ершом волосы, и отправила в свободный полет по направлению к стеллажу. Указательный палец оттопырился и начал двигаться по беспорядочной траектории.

– Следи за моим пальцем, – приказал он, стараясь поймать взглядом ход ее зрачков, – В глазах не двоится?

– Нет, – качнула она головой, рваными движениями глаз провожая кончик его пальца.

– Хорошо, – он распечатал аптечку и неровными движениями опаздывающего к ужину мясника потрошил ее до тех пор, пока не нашел кусочек марли. Запекшаяся кровь на ее виске отказалась впитываться в марлю, но Ленар настойчиво тер ее, словно грязяное пятно на ботинке, и ее голова покачивалась в такт движениям.

– Что?

– У тебя кровь. Кажется, ты ударилась о гермошлем, – несколько кровавых хлопьев старой краской отвалились от ее виска, и марля полетела следом за шлемофоном, – Голова не кружится? Не тошнит?

– Да, – кивнула она, сглотнув слюну.

– Что «да»?

– Мне нехорошо, – ее дыхание постепенно становилось ровнее, а взгляд более упорядоченно бегал по интерьеру челнока, все еще осознавая, что сейчас произошло, – У меня сотрясение?

– Не похоже.

– Спасибо, – вновь поблагодарила она его.

Ее благодарность промелькнула перед лицом Ленара красной тряпкой. Ему потребовалось сделать три глубоких вдоха, чтобы заставить себя проглотить танцующие на языке эпитеты и сесть в пилотское кресло. Его руки схватились за рычаги управления, глаза устремились в экран, а мысли настырно роились вокруг Ирмы, связанной собственным скафандром за его спиной. Он понимал, что нужно возвращаться к Коле, но хаос в голове выветрил все воспоминания о том, где он находится, как управлять челноком и что он вообще здесь делает. От злости его оглушал стук собственной крови в голове, и он позволил себе сорваться:

– Чем ты думала? – крикнул он, едва не забрызгав слюной навигационный дисплей, и звук его голоса несколько раз отрикошетил от облицовки, – Тебе же ясно сказали – не выходи из безопасного периметра!

– Прости, я виновата, – прошептала она еле слышно.

– Что?

– Прости! – ее пристыженный голос надрывался от потуг на строительство членораздельных фраз, – Я провинилась, прости меня.

– Ты хоть осознаешь, что только что произошло?

– В моем скафандре кончился воздух, и я… – она запнулась о собственный всхлип, – …я была уверена, что там и умру. А ты меня спас. Я благодарна, правда!

– Нет! – в сердцах выкрикнул Ленар и на секунду задумался, – В смысле, да, и это тоже, но… Черт, как же с тобой сложно!

– Прости.

– Хватит извиняться! Как по-твоему, сколько времени прошло с тех пор, как тебя сбросило с Коли?

– Я не знаю… Часов семь?

– Три часа, Ирма, три часа!

– Всего три?

Ленар насильно приковывал свой взгляд к навигационному дисплею, но не мог разобрать, что на нем творится. Изогнутые линии, символы, буквенно-цифровые последовательности и полигональные сетки оборачивались кашей из непонятных бессмысленных закорючек, и мозг наотрез отказывался усваивать эту кашу. Выпустив сквозь зубы раздосадованный рык, Ленар повернулся в кресле и убедился, что Ирма все так же сидит у переборки без возможности подняться на ноги и учинить новые проблемы.

– Целых три! – выплюнул Ленар и для наглядности отогнул на своем побелевшем кулаке три пальца, – Целых три часа я потерял, гоняясь за тобой по кольцу. Ты хоть в курсе, что у нас жесткий график?

– Сколько еще раз мне извиниться? – спросила она, глядя куда-то в потолок, и шмыгнула носом.

– От твоих извинений мы воду не добудем. Как только мы вернемся на корабль, я вернусь к работе, а тебе даю четыре часа, чтобы прийти в себя!

– Спасибо.

– И впредь ты больше не будешь работать в космосе без поводка!

– Хорошо.

– Ирма! – резким окликом он вынудил ее встретиться с ним взглядом, – Соберись! В беде тебя никто не бросит, но это совсем не значит, что нам хочется с тобой нянчиться! Нам нужен полезный член экипажа, а не барышня-в-беде.

По ее лицу продолжали бегать судороги, и казалось, что она хочет разрыдаться, но уже успела выплакать все запасы жидкости. Ленар молча смотрел на нее, стараясь не поддаваться жалости. Он вновь и вновь напоминал себе, что Ирма не имеет существенных отличий от проблемного ребенка, и она в полной мере заслужила хорошей взбучки, но глаза предательски убеждали его в том, что они видят перед собой не корень всех его проблем, а маленькое забитое создание, прячущееся в панцирь скафандра от всего мира.

– Прости, – произнесла она в пятый раз и вновь отвела виноватый взгляд.

Ленар развернулся обратно к навигационному экрану и с удовлетворением увидел на нем осмысленную информацию. Мысли начали возвращаться на полочки, и кресло стало как будто удобнее. Его руки легли обратно на рычаги управления, а мозг в последний раз проклял тот день, когда Ирма появилась на свет.

Путь обратно занял около двадцати минут, и все это время им нечего было сказать друг другу. Ирма терпеливо сидела в плену у скафандра и не решалась подавать признаков жизни. От нее веяло слабостью вперемешку с неприятностями, и Ленар старался не поворачиваться к ней, концентрируясь на работе. Работа была его жизнью, но совсем не той, о которой он мечтал, а той, которой он вынужден был жить. Работа стала для него привычным способом существования, и хорошо выполненной работе он радовался, как еще одному успешно прожитому году. Сейчас же он чувствовал себя человеком, которому навязанная ему в помощь неумеха грозила сорвать празднование очередного дня рождения, испортить горячее угощение и случайно потерять все подарки.

Все, до чего дотрагивалась проблемная Ирма, шло наперекосяк.

Челнок несколько раз дрогнул в конвульсиях, пытаясь состыковаться обратно с буксиром, и Ленар начал подбадривать его щедрым потоком тихой ругани в экран. Он не помнил, в каком веке в последний раз управлял транспортным средством, но предположил, что у Ирмы это вышло бы лучше. Его и без того попорченное настроение отравила горькая мысль, что с каждой неудачной попыткой он теряет авторитет перед мертвым грузом за своей спиной. Ирма умудрялась бесить его даже спокойно сидя в углу.

После пятой попытки челнок замер в мертвой хватке стыковочных замков, и пришло время освобождать пленницу. Он помог ей отстегнуть перчатки и затем потянулся к рюкзаку с кислородными баллонами за ее спиной. По инструкции опустошенные кислородные баллоны необходимо было пометить, даже если на корабле не было полных имбецилов, которые наденут на себя баллоны, не проверив давление, поэтому он достал из кармана маркер, снял с него колпачок и замер, так и не дотянувшись стержнем до металлического цилиндра. Его взгляд остановился на манометре, и он несколько раз щелкнул по нему пальцем, ожидая, что заклинившая стрелка дрогнет, и пружина упрет ее в единицу. Стрелка дрогнула, но сохранила свою позицию. Оставшегося кислорода хватило бы еще на пару часов. Поломка скафандра?

Ленар вздрагивал от боли каждый раз, когда его била плетью по спине очередная прошедшая впустую секунда, поэтому он чуть не загнал Вильму до смерти, когда вместе с ней в спешке заколотил в вентральный шлюз оставшиеся трубы и бочки с герметиком. По ту сторону обшивки Радэк и Ленар принимали посылки практически без перерыва, превратив поверхность Коли в небольшой склад материальных ценностей.

Когда, наконец, разгрузка была окончена, Ленар с Вильмой заковали друг друга в скафандры и спустились к скважине, подарив техникам две пары рабочих рук. Эмиль подключил к сварочному аппарату вторую горелку, зарядил в него еще одну катушку с алюминиевым присадком, и процесс сварки пошел в две руки.

По Ленару можно было сверять время: каждые пять минут он напоминал, что все швы должны быть обязательно герметичными, а каждые пятнадцать минут запрещал Вильме считать ворон. Их гонка со временем все больше напоминала погоню за линией горизонта, техники во время сварки мешались друг другу, а после завершения шва мешались друг другу еще сильнее, проводя визуальный контроль швов и ругаясь из-за нестыковки направления чешуек.

Трубопровод рос метр за метром, все глубже погружаясь в скважину, и казалось, что время утекает туда же с пугающей скоростью. Взглянув на часы, Ленар осознал, что Ирма отдыхает слишком долго, и был твердо намерен насильно выжать из нее пользу не смотря ни на что. Он запрыгнул на лестницу, тянущуюся к шлюзу и напоследок мысленно пообещал Коле, что скоро вернется, затолкает ему в глотку стасорокаметровую соломинку и позволит своему кораблю напиться на световые годы вперед. Сбросив с себя скафандр, Ленар быстро нашел Ирму на спальной полке в комнате отдыха, вырвал из дремы, заставил съесть полбанки консервированных овощей, бросил в нее сверток свежего гигроскопического белья и приказал возвращаться к работе.

Сонная пелена окутывала ее плотным саваном, делая движения вялыми, а реакцию заторможенной, и разорвалась в клочья при спуске на третью палубу к стенду со скафандрами. Ее глаза заметно округлились, а движения стали настолько скованными, что гермошлем вырвался у нее из рук и громко лязгнул о палубу.

– Ирма, не спи! – выпалил Ленар в ответ, хотя в ее взгляде читалось меньше сонливости и больше какого-то непонятного возбуждения, – Соберись! Что с тобой сегодня?

– Прости, – повторила она в шестой раз, и Ленар, стиснув зубы, начал замуровывать ее в герметичный антропоморфный пузырь.

– Твоя рассеянность тебя однажды убьет. Сосредоточься.

– Я сосредоточена, – ответила она голосом ребенка, который клянется, что не разбивал ту банку варенья, – Просто я, кажется, устала сильнее, чем мне казалось…

– Ты уже отдохнула, так что не стони, – он подтянул к себе ее нарукавную клавиатуру и включил рециркуляцию воздуха.

– В мыслях не было.

– Пока ты отдыхала, Радэк и Эмиль работали как проклятые. Они устали, так что нам сейчас придется их сменить. Умеешь обращаться с полуавтоматом?

– С чем? – переспросила она, пошатнувшись, когда Ленар туго затянул на ее скафандре ремешок.

– Сварочный полуавтомат, Ирма, соберись! – он издевательски щелкнул пальцами перед ее носом.

– Да, конечно, – проговорила она, облачив руку в перчатку и застегнув замок, – А ты все это время был внизу?

– Да, – он помог ей застегнуть вторую перчатку и почувствовал, как зрачки в ее глазах стали еще шире, – И я тоже очень устал, и с удовольствием бы выспался, да обстоятельства не те.

– Ленар, прости меня, что я нас всех загнала в такую задницу, – через силу прожевала она слова, и ее глаза беспокойно забегали, – Я не хотела всего этого, и мне очень стыдно перед всеми вами.

– Если хочешь что-то исправить – исправляй, – он накрыл ее голову гермошлемом, и раздался щелчок замков. Из смотрового щитка на него неодобрительно посмотрело его собственное съежившееся отражение. – С меня уже довольно твоих извинений. Давай просто сделаем свое дело и не будем больше лажать. Хорошо?

– Я буду стараться, – ответил гермошлем искаженным до неузнаваемости голосом, и скафандр с Ирмой покачнулся на месте, завалившись вперед, и взмахнул руками, словно выпавший из гнезда птенец своими неразвитыми крыльями. Ленар поймал падающую тяжеловесную статую в клинч и навалился на нее всем телом, возвращая ей равновесие.

– Осторожнее.

– Ленар, помоги пожалуйста, – она протянула ему левую руку, – Включи мне рециркуляцию воздуха.

– Минуту, – он взял ее за руку, потянулся к клавиатуре, и его пальцы замерли над кнопками, – Постой, я же ее только что включил.

– Кажется, она не работает.

– А индикатор что говорит?

– Индикатор горит зеленым.

– Значит, она работает, – Ленар выпустил из руки клавиатуру, и скафандр на несколько секунд неуверенно замолчал, пробуя воздух внутри себя на вкус.

– Ты мне не мог по ошибке подключить пустые баллоны?

– Конечно нет, я ведь не идиот, – оскорблено воскликнул Ленар и постарался незаметно бросить взгляд на нарукавный манометр. Стрелка топорщилась у верхнего края шкалы.

– Кажется… – сделал скафандр паузу, – Этот скафандр неисправен.

– Что говорят индикаторы?

– Они ничего внятного не говорят. Скорее всего компьютер полетел.

– Быть не может, этот компьютер отказоустойчив, – озадаченно проговорил Ленар и принялся проверять приборы на рюкзаке с баллонами, – Может, клапаны в редукторе заклинили? Нет, судя по расходомеру воздух идет.

– Расходомер сломан.

– Чушь собачья, это механический расходомер. Если бы он был сломан, он бы вообще ничего не показывал. Ирма, соберись, хватит отлынивать от работы.

– Ленар… – издал скафандр неровный голос, и его перчатки потянулись к смотровому щитку.

– Что? Скажешь, что светофильтр барахлит?

– Нет, Ленар, помоги мне расстегнуться.

– Ирма, сосредоточься, скафандр исправен!

– Я задыхаюсь! – воскликнул голос из-за щитка, и перчатки панически начали ощупывать гермошлем в поисках свободы и свежего воздуха. Точно как в тот раз, в шлюзе челнока.

– Ирма, успокойся, – он схватил ее за руки.

– Я задыхаюсь! – повторила она, – Мне не хватает воздуха!

Внутри скафандра вдруг проснулась неожиданная для хрупкой на вид девчонки сила, с которой Ирма оттолкнула от себя капитана, окончательно утратила равновесие и со страшным грохотом ударила палубу своим телом. Ленар подскочил к ней в два прыжка, уже второй раз за день грубо ее обездвижил в партере и почувствовал, что это начинает входить в привычку. Резко сняв с нее гермошлем, словно оторвав ей голову, он встретился взглядом с выпученными животным страхом глазами и широко распахнутым ртом, пытающимся со стоном высосать весь кислород с палубы. После продолжительного вдоха и взрывного выдоха на Ирму напала ожесточенная одышка нетренированного спринтера, и она обессилено перевернулась на бок в побеге от зрительного контакта со своим капитаном. Ленар прислонил тыльную сторону ладони к ее щеке и почувствовал жар ее кожи и холод бегущей струйки газа.

– Ленар, – простонала она, скосив на него робкий взгляд, – Чем заправлены эти баллоны?

Наступил долгожданный момент, когда алюминиевые трубы начали заканчиваться вместе с глубиной скважины, и предвкушение близящегося отдыха наполняло экспедиторов силами для последнего рывка. Радэк победоносно приварил радиальную полку к стыку предпоследней трубы и после очередного погружения полка закрыла почти весь просвет скважины, оцарапав стенки своими краями. Двадцать бочек герметика, обернутые электрообогревателем для улучшения адгезии, дождались своего часа, и начали по одной подкатываться к краю скважины, где их подключали к воздушному компрессору, и избыточным давлением выгоняли их содержимое в скважину.

Вильма вглядывалась в бездну, наблюдая за тем, как вязкое полупрозрачное вещество разливалось по полке, и как только герметик подполз к краям и начал нащупывать лазейки к остальному отрезку скважины, она дала команду остановить заливку и облучила расползающуюся субстанцию ультрафиолетом, обращая ее в камень и представляя себя Медузой. Скважина была закупорена, и получившаяся пробка начала обрастать все новыми слоями, стискивая трубопровод в своих полимерных объятиях и все крепче замуровывая горлышко гигантской ледяной бутылки.

Пока Вильма с Радэком наслаивали тромб, Эмиль с Ленаром вступили в схватку с техногенной анакондой в виде громоздкого и непослушного заправочного рукава, с неохотой покидающего свое логово в корпусе корабля. Он казался живым, диким и необузданным животным, всеми силами сопротивляющимся любому принуждению и выпивающим силы из обнимающих его рук. Борьба с ним казалась борьбой с природной стихией, он изворачивался и опрокидывал космонавтов на лед, не позволяя им диктовать свою форму и самостоятельно решая, в каком направлении будет смотреть его штуцер, заменяющий голову.

– Перерыв десять минут, – сдался Ленар.

По эфиру пронеслась волна вымученных стонов, с которыми космонавты обессилено плюхнулись на лед и обратили свои уставшие тела в растекшееся по скафандрам желе. Руки горели, спина ныла, ноги отнимались, и лишь язык Эмиля не знал усталости и покоя:

– На самом деле кораблестроение в каком-то смысле противоположно базовым принципам биологии.

– Да ты что? – саркастично воскликнула Вильма сквозь одышку, и едва заметно шевельнула руками, – Серьезно?

– С первого взгляда может показаться, что тут работают базовые принципы естественного отбора. Люди проектируют корабль на основе опыта предыдущих моделей аналогичного назначения и моделируют его поведение в реальном космосе. Если на стадии моделирования выявляются очевидные недостатки, а они всегда выявляются, дефективный проект отсеивается, и предпочтение отдается наиболее жизнеспособному проекту. Затем собирают прототип и подвергают его тестовым пробегам и прочим испытанием в реальных условиях. Если прототип не удовлетворяет заявленным требованиям, его переделывают или строят другой прототип, и так делают до тех пор, пока у них случайно не получится что-то, что не стыдно выпустить на рынок по баснословной цене. И вот готовый корабль выпускают в серийное производство, смотрят на совокупность факторов, влияющих на его продажи, альтернативные целевые назначения, отчеты из сервисных доков, отзывы закупщиков, и выпускают модификацию этой модели, более соответствующую спросу, которая в конечном итоге и продолжает жить чуть ли не веками, как наш Ноль-Девять. Множество моделей отправились на свалку истории ради того, чтобы одна модель выжила и продолжала толкать прогресс. – Эмиль прервался, чтобы перевести дыхание, – Но на самом деле все не так просто. Теория корабельной эволюции имеет множество опровергающих ее огрехов, и один из них сейчас висит прямо над нами, потому что вопреки двигателю любой эволюции в лице инстинкта самосохранения эта упрямая сволочь сначала выплюнула в космос всю нашу воду и обрекла себя на обезвоживание, а теперь она еще и капризничает, отказываясь пить приготовленный нами природный родник, который стоил нам нескольких литров пота, крови и слез!

– А ты заболтай его! – огрызнулся Радэк.

– Нет, для этого у меня есть вы. Наш корабль – это очень большой и тупой кусок металла, даже с Марвином на борту. Сегодняшний день показал, что стоит ему лишь немного выйти из рабочего режима, как наша жизнь тут же обернется сущим кошмаром. Нет ничего хуже, чем гигантский корабль, сломавшийся посреди космоса.

– Наш корабль далеко не самый гигантский, – возразил Ленар, – По общей классификации он относится к сверхсредней категории космического транспорта.

– По классификации межзвездного транспорта он относится к тяжелой категории. Тяжелее нас между звездами ничего не летает. Ты никогда не задумывался, почему?

– Потому что это не рентабельно, – попытался Ленар пожать плечами, но скафандр ему помешал, – Корабли начиная от субтяжелой категории и выше обычно за весь срок службы совершают лишь два межзвездных перелета: первый в систему приписки, второй на утилизацию. Нет никакого смысла комплектовать их Умножителем Алькубьерре и системой криостаза.

– Это тоже верно, но есть и еще одна причина. На сегодняшний день установлено, что в межзвездном пространстве с кораблем может случиться сто семьдесят пять различных сценариев аварийных ситуаций. В случае с нашим сверхсредним кораблем мы можем своими силами завершить сто двадцать семь сценариев самостоятельным возвращением корабля в строй и последующим прибытием в сервисный док. В двадцати семи сценариях мы можем лишь бросить корабль и добраться до ближайшей колонии на челноках. Еще в пяти сценариях мы не можем ничего сделать, кроме как включить аварийный маяк, перейти в энергосберегающий режим и ждать прибытия помощи в криостазе. Оставшиеся шестнадцать сценариев оканчивается полной гибелью корабля. – Эмиль вновь прервался, чтобы расправить сложившиеся от монолитного потока слов легкие, – А теперь внимание: на кораблях субтяжелой категории количество сценариев, оканчивающихся самостоятельным прибытием корабля в док резко падает до ста трех, количество фатальных сценариев увеличивается до двадцати шести. При всей их высокой автономности они становятся слишком беспомощными в аварийной ситуации… почти как мы сейчас.

– Мы не беспомощны, – сказал Радэк, прочистив горло, – Просто мы сделаны из мяса, а не из металла, поэтому устаем гораздо быстрее. Мы все торопимся и торопимся… Тебе не кажется это парадоксальным?

– Что конкретно?

– Мы убиваем девяносто процентов своего времени лежа в криостазе, потому что у нас его всегда в избытке, и девать его больше попросту некуда, а теперь у нас этого времени не хватает, и мы пытаемся с пользой потратить каждую секунду.

– Это называется «нормальная жизнь», Радэк, – усмехнулась Вильма, – Когда ты закроешь свой контракт, тебе придется снова входить в ритм нормальной жизни. Спать по восемь часов в сутки, есть каждый день, ходить на прогулки, следить за новостями и планировать культурные мероприятия на выходные с друзьями.

– Жду не дождусь, – последовал ответ, лишенный энтузиазма, – Ленар, почему мы работаем лишь вчетвером? Где Ирма?

– Десять минут окончились, – выпалил Ленар в ответ и поспешно поднялся на ноги, – За работу.

Остальные трое поднялись с неохотой, не издав ни звука, и набросились четырьмя парами рук на заправочный рукав с приступом ярости и желанием придушить непокорную тварь.

Спустя три минуты рукав был плотно закреплен на трубопроводе.

– Ну… – смущенно прокомментировал Эмиль, – Вероятно, я его все же заболтал.

Очень сложно переоценить момент, наступающий по окончании восьми часов тяжелой работы в скафандре ВКД, когда космонавты возвращаются на корабль, сбрасывают с себя тяжелые панцири и просто сидят некоторое время в объятиях привычной гравитации при открытом пространстве и свежем воздухе. Нахлынувшее волной чувство эйфории скалило зубы и кривило губы в глупых улыбках, заставляло наслаждаться болью в теле и выдувало все мысли из головы. Лишь у Радэка оставался профессиональный зуд, который он никак не мог унять, и первым отправился на свой пост передавать кораблю эстафетную палочку в гонке за водные ресурсы.

Остальную работу корабль делал сам. Глубоко похороненный подо льдом магнетрон ожил, вонзил микроволны в стенки скважины и начал медленно испарять лед. У пара не было выхода в замкнутом пространстве, и давление начало нарастать до тех пор, пока пар не начинал конденсироваться. Образовавшаяся жидкая вода нагревалась гораздо лучше льда, часть превращалась обратно в пар, другая часть оставалась в жидком состоянии и передавала свою энергию окружающему льду. Пошел круговорот агрегатных состояний, а давление в пузыре росло до тех пор, пока в корабле не сработали клапаны, и жидкая вода не начала выталкиваться избыточным давлением пара через готовый трубопровод в вакуумный насос, направляющий жидкость в баки. Буксир жадно пил подледное озеро затяжными глотками, пока почти весь его экипаж сидел в кают-компании и обсуждал планы на ближайшее будущее.