Текст книги "Слабое звено (СИ)"

Автор книги: Юрий Кунцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

– Мы проработали восемь часов и сорок пять минут, – прочитал Клим на своих часах, – Бывало и дольше, но лично мне уже страшно осточертело копаться в этом кустарном хламе.

– Мне тоже. Но знаешь, как говорят, когда ищешь иголочку в стогу сена, достаточно лишь прыгнуть в этот стог сена, и ты непременно ее найдешь.

– Вот как раз этого мы и пытаемся избежать, – напомнил Клим, сматывая провода мультиметра, – Будь это не главная магистраль, а какой-нибудь вторичный контур, я бы сразу на все наплевал и провел бы параллельный контур в обход поврежденного. Черт, почему все так сложно?

– Потому что мы уже в двух шагах от Нервы. Сложности часто случаются в самом конце и в самую последнюю минуту.

– Нет, – резко возразил Клим, – Сложности возникают гораздо раньше, просто мы их не вовремя замечаем. А в самом конце, в эту самую последнюю минуту мы их обычно исправляем, потому что иначе никак. Зуб даю, что мы найдем и исправим поломку, когда до Здоровяка останется не больше пары часов.

– Надеюсь, что ты не прав, – устало вздохнул Радэк, – Потому что в этом случае мы потратим на поиски еще двое суток.

План торможения включал в себя проход мультисостава сквозь две планеты, и Кнопка с легкостью стала бы третьей, если бы атмосфера с очень высоким альбедо не превратила эту планету в ледяного гиганта. Примерно восемьдесят два процента массы планеты находилось в твердом агрегатном состоянии, а почти все оставшиеся тринадцать процентов жидкости прятались под корой планеты при достаточно высоком давлении, чтобы отбить у бурильщиков всякое желание лично присутствовать при заборах глубинных кернов.

Маневр вокруг этой планеты был предельно простым – просто пролететь мимо, в нужный момент направив тягу поперечно курсу, чтобы как можно сильнее изогнуть траекторию вокруг этого гигантского ледяного шара. Чудес никто не ждал, но план торможения подразумевал, что космоплаватели будут ногтями и зубами выдирать из астероида каждый килограмм на метр в секунду, яростно доказывая Исааку Ньютону, что их астероид находится далеко не в состоянии покоя.

– Всем машинам доложить о готовности, – официальным тоном приказало радио.

– Ноль-Девять готов, – ответил Ленар не менее официально, и затем спросил слегка притихшим голосом, – Ирма, ты ведь готова?

Между постами капитана и оператора не было никакого зрительного контакта, но Ленар все равно почувствовал сквозь металл и электронику, как Ирма оскорблено оглянулась.

– Готова, – проглотила она легкую нотку обиды, – Ленар, не переживай, с этим маневром и обезьяна справится.

– Не обижайся, но сейчас за операторским пультом сидит вовсе не обезьяна.

– Не обиделась, – бросила Ирма и вполголоса произнесла себе под нос, – Я не обезьяна.

Эфир продолжал стрекотать переговорами капитанов, Кнопка продолжала приближаться, время продолжало уходить. Морща лоб, Ирма внимательно наблюдала за цифрами, бегущими по шкале дальномера и ждала, пока над ее ухом не выстрелят стартовым пистолетом. То, что обезьяна могла справиться с этой задачей, было не правдой. То, что со стороны выглядит, как нажатие кнопки, на деле требовало ввода целой череды параметров, таких как пропорции реактивной массы и активного топлива, индукция сдерживающего поля, конфигурация маршевых двигателей и рассеяние водяной плазмы, чтобы двигатели не расплавили свои собственные дюзы. Все осложнилось после прохождения сквозь Страж: астероид потерял двенадцать миллионов тонн, что хоть и казалось ничтожно малым на фоне общей массы астероида, но в масштабах постоянного торможения сулило проблемы в навигации из-за слегка сползшего в сторону центра масс. Слаженная работа в данном случае ценилась выше, чем индивидуальные навыки отдельного оператора, поэтому справляться с такой задачей должна не одна обезьяна, а сразу шесть, одну из которых замещал Штефан.

– Ноль-Девять, Один-Четыре и Девять Четыре… – протянул Ковальски, выжидая нужный момент, – Отключить тягу!

Одно деление на один удар сердца, повторяла она про себя, медленно ведя на себя рычаг управления тягой. Если дернуть слишком сильно, двигатели могут захлебнуться в собственной плазме, и в лучшем случае это сократит их срок службы, а в худшем взорвет их. Разумеется, целая система предохранителей и вентиляционных клапанов просто не позволит довести все до взрыва, но износ двигателей – это износ двигателей.

Точки на навигационном экране пришли в синхронное движение, поплыв к левому краю стаей мелких серебристых рыбешек. Мультисостав начал вращаться. Числа на спидометре медленно поползли вверх – это нормально, когда объект попадает в гравитационный колодец крупного небесного тела. Совсем скоро скорость начнет снова опускаться, а пока…

– Ноль-Девять, Один-Четыре, Девять-Четыре… два и тридцать пять тераньютонов через десять… девять…

Почти максимум для тяжелого буксира и далеко за пределами номинальной нагрузки. Ирма начала вводить конфигурацию, вспоминая прямо на ходу, как именно должно вести себя магнитное поле, чтобы двигатели попали точно в заданный режим, не промахнувшись мимо оптимального удельного импульса реактивной массы, и при этом не разорвав себя на части.

– Пять… четыре… три…

Ее ладонь крепко обхватила рычаг, вслушиваясь через противоскользящее покрытие в ритм собственного пульса. Противоскользящее покрытие, как обычно, слегка скользило по влажной ладони, а пульс взволнованно отбивал о кожу барабанную дробь. Такие моменты сопровождались приятной болью в груди, когда дыхание перехватывает, органы чувств обостряются до предела, а ягодицы врастают в обивку кресла. Это было страшно и приятно одновременно. Она бы любила этот рычаг, даже если бы он был покрыт наждачкой вместо неопрена.

– Один. Пуск!

И рычаг медленно пополз от нее, подчиняясь четко выверенному усилию руки. Обезьяна бы так не смогла, напоминала себе Ирма, наблюдая краем глаза за тем, как стая рыбок на экране постепенно замедляется, отсчитывая последние минуты и секунды разворота мультисостава. И вот крутящий момент погашен, и всю остальную работу за них будут делать законы физики.

– Вписались в поворот, – радостно заявил Ковальски и в следующую его фразу закралась плохо спрятанная фальшь, – Я знал, что вы справитесь.

– Ерунда, – ответил Ленар, – С таким маневром и обезьяна бы справилась.

– Есть результат, – ожила Вильма, – Мы только что успешно отдали Кнопке эквивалент тридцати шести петаньютонов.

– Неплохо.

– Неплохо? – нервно усмехнулась Ирма, – Кажется, вы, тяжеловозы, совсем зазнались. Когда я водила межпланетную баржу, этой силы было бы достаточно, чтобы… чтобы… В общем, ее было бы достаточно с лихвой!

– Ладно, тогда этого достаточно с лихвой, – вяло повторил Ленар и включил интерком, – Машинная, мы только что проскочили Кнопку. Как там наши движки? Не сильно греются.

– Нет, – ответил Эмиль, – Прекрасно тянут. В таком режиме они проработают еще целых сорок часов, а потом их можно будет смело выбрасывать в металлолом.

– Не волнуйся, скоро дадим им отдохнуть, – он отключил интерком и встретился с Вильмой взглядами, – А потом и сами отдохнем.

Когда круглый силуэт ледяного гиганта остался далеко позади, это ознаменовало начало новой гонки со временем, когда техники вновь самоотверженно упаковывали себя в скафандры ради поисков какой-то хорошо спрятавшейся от их внимания мелочи. Находящийся под прицелами десятка телескопов Здоровяк неумолимо приближался, все отчетливее являя свои слоистые облака, пестрящие пастельным холодом и закручивающиеся в мелкие спирали исполинских ураганов, свойственных лишь газовым гигантам. С расстояния в миллионы километров он уже выглядел недружелюбно, а с каждой канувшей в прошлое минутой он приобретал все более грозный вид, словно бы напоминая, что техникам пора бы уже случайно наткнуться на поломку и исправить ее.

– Мы вот-вот достигнем точки отмены, – действовал Климу на нервы его капитан, ничуть не помогая тем самым перебирать самодельную электрическую цепь толстыми перчатками.

– Никаких отмен, – раздраженно рычал Клим в ответ, тщетно стараясь почесать взмокшую спину о подкладку скафандра, – Не для того мы все это затевали, чтобы что-то там отменять. Я все исправлю, обещаю. Разве было хоть раз такое, чтобы я не выполнил обещание?

– Не было, – согласился Штефан, – Но ты и обещания даешь не так часто, как хотелось бы.

– Потому что я обещаю лишь то, в чем точно уверен. И я уверен, что у нас все получится. Только дай мне еще немного времени.

– Постой, сейчас я тебя переключу на другой канал.

– Зачем?

– Хочу ретранслировать твой сигнал по лазерной связи прямо на Здоровяк, чтобы ты сам попросил его подвинуться в сторонку и дать тебе побольше времени.

Клим ничего не ответил, если не считать того, как он шепотом выругался себе под нос, что-то проворчал на тему того, что его опять отвлекают от важной работы, и вернул все свое внимание в важную работу. В жизни каждого человека бывают минуты просветления, в которые даже при безрезультативной работе у человека все равно получается максимально сосредоточиться на какой-то задаче и выполнять привычные действия так, будто его законсервированные в толстый перчатки руки – это узкоспециализированный механизм из закаленной стали, способный делать все быстро, точно, а главное – без ошибок. Именно такие минуты послужили живительной смазкой в уставших сочленениях Клима, когда он наткнулся на затерянную в заросшем проводами лабиринте охладительных установок карболитную коробку, из которой выглядывали цифровые индикаторы и причудливыми цепями тянулись вглубь переборки длинные звенья хрупкого гиперпроводника, окутанные неплотной муфтой прозрачной изоляции из армированного полиуретана. Ее термореактивный корпус дразняще подмигивал ему зелеными глазками-индикаторами, и техник на ощупь выбрал на изоляции случайные места, в которые вонзил щупы-иголки, и уронил взгляд на хаотично бегающие показатели.

– Пинг! – в его взволнованном тоне была отчетлива слышна кратковременная остановка сжавшегося от радости сердца.

– Да? – спросил Пинг, заранее зная, что обозначает этот тон.

– Как сказал один мужик, который очень любил водные процедуры, нашел! Это автоматическое ГП-реле!

– Никогда им не доверял, – последовал раздраженный ответ, – Говорил же, что надо полагаться на аналоговые устройства.

– Сейчас нет времени полагаться на аналог, – бросил Клим взгляд на часы, – У нас есть около часа, чтобы заменить реле. У нас ведь есть запаска на складе?

– Найдем. Я сейчас как раз рядом со складом. Сколько ты говоришь осталось?

Клим скосил глаза на часы.

– Шестьдесят семь минут.

– Мы управимся за пятнадцать.

29. Чтобы ты начал умирать

В космосе дисциплина – это не пустой звук, а та черта, которая часто отделяет рабочие условия от полного хаоса, а космонавтов от гибели. Именно дисциплина делает экипаж организованным, функциональным и слаженным механизмом, в котором ни один винтик не выкрутится из своей гайки и не сломает пару зубов шестеренке за то, что та без спроса позволила себе выпить лишнюю каплю литиевой смазки. Пусть экипажи многих кораблей и привыкли допускать между собой некоторые фамильярности, но каждый из них постоянно думал о рамках… за исключением случаев, когда забывал о них. В случае с грузоперевозочным сегментом коммерческого флота эти рамки были предельно простые: не выражать ни к кому особого отношения, относиться к коллегам с уважением, не ставить в приоритет личные интересы и всегда помнить о командной цепочке. Командная цепочка всегда начиналась с капитана и заканчивалась двумя техниками, прозябающими большую часть рабочего времени в закромах машинного отделения. Если предположить, что один из техников однажды начнет совершать действие, идущее вразрез с правилами техники безопасности, отметки в его послужном списке будут на совести капитана. Если капитан отдал технику прямой приказ прекратить нарушение техники безопасности, техник, безусловно, обязан подчиниться, если в силу не вступают какие-либо особые условия, вроде доказанной недееспособности самого капитана. Если техник проигнорировал легитимный приказ, капитан должен отдать приказ повторно, даже если абсолютно уверен в том, что у нарушителя не торчат бананы из ушей. В случае, если приказ был повторно проигнорирован, капитан вправе применить умеренную силу с последующим отстранением виновника от исполнения обязанностей. Если же возможности капитана оказались ограниченны или (ну вдруг) виновник окажет сопротивление и даже применит силу, чтобы оттолкнуть от себя главного человека на борту, это уже можно было считать преступлением, которое страшно не столько своей тяжестью, сколько беспрецедентностью. Если кто-то вдруг вздумал вступить в физическую борьбу с капитаном, то он либо полный дурак, либо совершенно отчаянный дурак, но ни тех ни других в космос старались не пускать. Уж слишком важна в космосе дисциплина, чтобы отправлять туда тех, кто не готов ее соблюдать. К сожалению, люди со временем пересматривают свое понимание дисциплины, и сложно определить тот момент, когда человек обрел готовность преступить роковую черту, как и сложно определить то, насколько прав он был в преступлении этой черты.

Поскольку связь сквозь астероид была невозможна, все буксиры были связаны в единую цепь ретрансляторов, поэтому эфир гудел от переговоров, словно разворошенный пчелиный улей, пока Здоровяк медленно бросал на мультисостав свою необъятную тень, негласно предупреждая о том, что космос не так-то пуст, как хотелось бы.

– Что происходит?

– Немедленно прекратите!

– Штефан!

– Послушайте же вы…

– Даже не думайте…

– …либо помоги мне…

– Вы совсем с ума посходили?

– …либо иди к черту…

– …Здоровяк приближается…

– Это приказ!

– Пинг, что вы делаете?

– Ковальски, это вы?

– Прекратите засорять эфир!

– Вы умрете!

– Да возьмите же контроль…

– …перепады давления…

– Вы все трусы!

– Пинг, немедленно вернись!

– Все кончено, время вышло.

– Вы потом молить меня будете…

– Закрой рот, Клим!

– Прости, но он…

– Да замолчите же вы!

– …еще никогда не ошибался.

– …под суд отдадим вас…

– Как? Мы же все умрем!

– Да одумайтесь же вы, два идиота!

Последняя фраза принадлежала Штефану, и если капитан назвал своих подчиненных двумя идиотами, значит определенно происходит нечто ужасное.

Женщины по натуре такие существа, которые зачастую вслушиваются в интонацию сильнее, чем в значение сказанных слов, и последняя фраза Штефана кричала всеми нотами между животным страхом и звериной яростью. Чтобы довести свои голосовые связки до таких звуков, надо было быть либо выдающимся артистом, либо человеком, утонувшим в отчаянии, и на артиста Штефан точно не был похож. Ирма уже дважды слышала такое совсем недавно в своем собственном крике, который чуть не вдавил ей барабанные перепонки в череп, многократно отразившись от стенок ее собственного гермошлема. Оба раза она чувствовала костлявую руку космической смерти на своем плече, и теперь Штефан столь же отчетливо чувствовал ее зловещее присутствие на борту своего корабля.

После того, как общий канал заглох, по мостику процокала серия щелчков, с которой Ленар переключился на частный канал связи. Напряженное любопытство витало в воздухе, придав ему твердое агрегатное состояние, и даже сглотнуть слюну казалось кощунством на одном уровне с болтовней в театре во время арии.

– Ковальски, – обернул он свой голос электромагнитными волнами, – Ковальски, прием.

– Да! – раздраженно рявкнул Михал через несколько секунд напряженного молчания, – У вас что-то срочное?

– Да, я очень срочно хочу уточнить статус Шесть-Три. Что за бардак там творится, Михал?

– Если кратко, то Шесть-Три летит к чертям.

– Все понятно, – ничего не понял Ленар, – А если менее кратко?

– Уязвимости энергосистемы Шесть-Три устранить не удалось.

– Разве неисправный узел не был найден и заменен?

– Был, – последовал озабоченный вздох, – Оказалось, что это был не единственный неисправный узел. Времени на дальнейшую диагностику уже слишком мало, поэтому Штефан объявил полную эвакуацию с Шесть-Три.

– В чем же проблема?

– Два его придурка-техника решили устроить бунт и остаться. Они уперлись намертво, оказывают сопротивление и клянутся, что успеют все исправить вовремя и в последний момент укрыться в безопасном помещении от перепадов давления.

– А у них получится?

– Откуда я знаю? Штефан уверен, что нет, и я просто верю ему на слово.

– И что вы планируете с ними делать?

– Я?! – взорвались динамики удивленным воскликом, – Я ничего не планирую с ними делать в соответствии с разделом «Порядок Проведения Маневров», пункт семнадцать, и частными положениями техники безопасности, пункт тридцать-пять-точка-три! Мы уже потеряли Шесть-Три, и на всех нас лежит обязанность взять посильный контроль над рисками.

– Мы что, просто бросим их там?

– А у вас есть какие-то более разумные предложения?

– Нет, – ответил Ленар помрачневшим голосом, потратив секунду на размышления, – Надеюсь, что у них все получится.

– Скрестим за них пальцы.

– Конец связи, – попрощался Ленар, и связь оборвалась едва слышимым щелчком.

Казалось, что на мостике наступила траурная тишина, и никто не решался сделать вздоха, боясь нарушить момент.

– Это неправильно, – нарушила Ирма момент, – Нельзя оставлять людей в опасности.

– Можно, – отрезал Ленар, – В соответствии с разделом ППМ и частными положениями техники безопасности тридцать-пять-точка…

– Я знаю все эти положения! – вскипела она, – Меня не так давно заставляли их зубрить и бесконечно напоминали, что их несоблюдения однажды совершенно точно убьет меня, но то, что мы сейчас хладнокровно сидим на своих задницах и ждем, пока на соседнем буксире двое людей принесут себя в жертву – это бесчеловечно! Надо что-то делать. Надо отменить маневр…

– Маневр не отменить, – ответила Вильма, – Мы уже проскочили точку отмены и нам не хватит мощности, чтобы увернуться от Здоровяка.

– Вам что, просто наплевать на жизни наших товарищей?

– Мне не наплевать, – прошипел Ленар, и что-то странное произошло с его голосом, будто бы его злость была адресована вовсе не Ирме, – Но если твоя совесть не дает тебе сосредоточиться на маневре, тогда давай обсудим это. Даже если я сейчас наплюю на устав, покину свой пост во время ответственного маневра и лично отправлюсь на Шесть-Три, то как раз успею сбегать туда и вернуться обратно до входа в Здоровяк, но пользы от такой пробежки не будет ровным счетом никакой. Допустим, я возьму с собой еще кого-то. Это дополнительное время на сборы, но в принципе мы все равно успеем вернуться обратно, и это все равно будет бесполезно. А знаешь, почему?

– Нет.

– Потому что спасти двух человек и спасти двух сопротивляющихся человек – это совершенно разные вещи. Добавь к этому, что там двое здоровых мужиков, облаченных в шестидесятикилограммовое снаряжение ВКД, и каждый, кто туда отправится, будет вынужден облачиться точно так же. В таких скафандрах можно толкнуть или ударить человека, но чтобы скрутить его, обездвижить и насильно протащить через половину корабля – такое нужно совершать минимум вчетвером, а в их случае ввосьмером. И поэтому выбор сейчас не в том, спасать их или нет, а в том, сидеть на своих задницах и делать то, что в наших силах, или бездумно тащиться на Шесть-Три и погибнуть вместе с ними!

Ирма своими женскими ушами слушала не столько его слова, сколько его тон, и она, наконец, поняла, что злость в голосе ее капитана направлена не на нее и ее наивные вопросы, а скорее на его же собственную беспомощность. Ленар уже сдался, вкушал горечь поражения, заранее оплакивал потерю двух коллег с соседнего буксира и злился из-за того, что так и не смог ничего сделать. Двое техников, которые еще три минуты назад были эпицентром споров на общем канале, для него были уже мертвы, как и для Вильмы, Ковальски и, возможно, всех остальных, кроме Штефана, который не был связан Порядком Проведения Маневров, но был столь же бессилен перед упрямством своих подчиненных.

Пинг и Клим.

Она несколько раз повторила их имена в своей голове, совершив роковую ошибку человека, который пошел на поводу у своих эмоций и вопреки логике решил ухватиться за горячую ручку двери, ведущей в охваченный пожаром дом.

– Я не хочу бросать их умирать.

– Запомни раз и навсегда простой жизненный принцип, – отчеканил Ленар, – Никогда не смей помогать тому, кто не просит твоей помощи. Такая помощь может принести лишь вред.

– Я не хочу бросать их умирать, – повторила Ирма в точности той же интонацией, словно заевшая пластинка.

– Послушай, Ирма, – послышался успокаивающий тон Вильмы, – Никто никого не хочет бросать умирать, но мы им ничем не поможем. В данный момент спасти их могут лишь они сами.

– Это же я виновата, – промолвила она, чувствуя уходящую из-под нее опору, – Это ведь я во всем виновата.

– Не пори чепуху, ты не виновата в том, что они устроили бунт.

Ирма за все последние три года так и не успела нормально познакомиться ни с Климом, ни с Пингом, поэтому для нее они были лишь двумя односложными именами, которые очень скоро украсят собой пару гранитных плит, но отчего-то в ней кипело чувство личной ответственности за их жизни, и при полном отсутствии какого-либо плана спасения ее тянуло к ним веревками. Она отказывалась сопротивляться спонтанным позывам. У нее не было детей, и она их не планировала в ближайшие лет семьдесят, но она была практически уверена, что то, что она в тот момент испытала, было чем-то очень близким к материнскому инстинкту.

– Я иду за ними.

– Ты никуда не пойдешь, – выбрал Ленар самый емкий ответ, и это было его ошибкой.

Он мог вступить с ней в дискуссию, устроить полемику, завалить ее аргументами и еще триста раз попытаться отговорить, но этой простой фразой он настолько утвердил свою позицию и сэкономил так много времени на бесполезных разговорах, что дал Ирме возможность обдумать свои действия и решиться на них.

Она расстегнула свою куртку и поднялась с кресла.

– Это приказ, – хладнокровно произнес Ленар и заслонил своей статной фигурой единственный выход с мостика.

Ей достаточно было окинуть его беглым взглядом, чтобы удостовериться в серьезности его намерений. Он запросто мог применить силу, чтобы задержать ее на посту и вынудить подчиниться уставу, а сил в нем было явно побольше, чем в пятидесятикилограммовой девчонке, которая возомнила, что от нее зависят судьбы людей. Ее взгляд ненадолго зацепился за штрих на его коленке. Он действительно был рад, когда обнаружил, что кто-то зашил дыру на его брюках, и это был один из очень редких моментов, когда он подарил Ирме свою одобрительную улыбку. Она попыталась выжечь эту улыбку в своей памяти настолько глубоко, чтобы можно было до конца жизни возвращаться к этому моменту, после чего сделала глубокий вдох и резко пополнила статистику насильственных преступлений на космических кораблях.

Она горячо уважала Ленара даже в те моменты, когда их точки зрения расходились в диаметрально противоположные стороны, поэтому ей было больно ничуть не меньше, чем ему, когда он с ревом раненого зверя повалился в сторону своего кресла и невольно отдал ей несколько секунд для дерзкого побега. Ее лицо перекосилось от ужаса ее собственного поступка, но она нашла в себе силы заглушить хотя бы эти эмоции и перешагнуть через это, успокаивая себя тем, что рана на его колене все равно заживет без последствий.

Она еще не сделала ничего полезного, а от нее уже пострадал человек. Возможно, она что-то делала не так, но поворачивать назад было уже слишком поздно. Точка отмены была настолько далеко позади, что за ней не мог угнаться даже свет.

Цепкие пальцы с безупречным маникюром вцепились ей в рукав когтями орла, и Вильма что-то прокричала, но Ирма не расслышала ее за шумом адреналина в ушах, и легким движением рук сбросила с себя куртку, словно ящерица свой хвост.

Открыв дверь, она побежала навстречу свободе. Свободе ли? Ее поступок ничем не отличался от поступка тех, навстречу кому она понеслась сломя голову. Слегка прислушавшись, она поняла, что сделала ошибочные выводы: она бежит не навстречу Климу и Пингу, а убегает от звуков шагов еще не до конца догоревших мостов за ее спиной. Не стоило оглядываться, чтобы догадаться, что Вильма преследовала ее, и хоть она была менее серьезным противником, чем Ленар, вступать с ней в борьбу было бы во всех смыслах большой ошибкой. Вильма кричала ей вслед что-то похожее на «стой», но Ирма продолжала ее не слушать.

Огнемет для мостов ждал ее у лестничного пролета на второй палубе, и как только она перебрала под собой все ступеньки, ее локоть самозабвенно врезался в стеклянную пломбу на переборке. Звук лопнувшего стекла резанул по ушам, из-под пломбы показался желтый рычаг, а где-то в локте запульсировала острая боль, но обращать на нее внимания просто не было времени. В жизни космического дальнобойщика в принципе почти отсутствовали моменты острой спешки. Если ему было нужно время, перед ним простиралось практически все время вселенной, но у Ирмы каждая секунда была подобно капле крови, покидающей ослабший организм, и все действия она совершала еще раньше, чем успевала о них подумать. Она дернула за рычаг, и аварийная блокировка сработала, как идеально собранные и смазанные часы. Тупой гильотиной люк отсек первую палубу от второй с такой силой, что переборки испуганно вздрогнули, а мосты не просто сгорели – они испарились. Даже если очень сильно захотеть, менее чем за десять минут этот люк обратно не распечатать, и дальше можно было бежать уже не оглядываясь.

От техников на корабле зависело очень многое, и можно было смело сказать, что они гораздо более важные члены экипажа, чем какой-то там капитан. Корабль без капитана все равно корабль, поэтому Ленар легко мог покинуть свое капитанское кресло, чтобы заполнить образовавшийся вакуум на посту оператора, но вот техники были жизненно важными членами экипажами, и поэтому многие задавались вопросами, почему на техников всегда взваливают самую грязную работу, но платят им при этом меньше экипажа мостика? Вдобавок ко всему этому посты техников находились в самой глуби корабля вдали от всех событий, и они зачастую даже не подозревали, что происходит снаружи. Они были относительно маленькими людьми, работа которых зачастую происходила в тени, и пока корабль исправен, об их существовании можно было ненароком забыть… что Ирма и сделала, пока бежала по третьей палубе навстречу шлюзу.

Она угодила в объятия сгустившегося из-за угла Эмиля, словно рыба в сети, и сразу же прочувствовала, как его руки обхватили ее каменной хваткой, не оставляя шансов вырваться на свободу.

– Пусти! – крикнула она, посопротивлявшись где-то с секунду для приличия.

– Тихо-тихо… – прошептал он ей на ухо и ослабил хватку, – Ты ведь спешишь на Шесть-Три?

– Да, там двое…

– Я тебе помогу, – с ходу выдал он, не став дослушивать, и выпустил ее из объятий, – Я помогу тебе надеть скафандр, но дальше ты сама. Я не должен надолго покидать свой пост.

– Спасибо.

Маленький человек, который редко был в курсе происходящего, вдруг стал пособником в бунте. В другой ситуации она умерла бы от удивления, но в данный момент мыслей о дареных конях в ней почти не было, и следовала она за Эмилем лишь на голых инстинктах и тупом стремлении в неопределенность. Даже если бы к ней явился сам дьявол с предложением помощи, она расписалась бы в контракте своим раненым локтем, не прочитав даже заголовок.

Ленар был чертовски прав. Человек в скафандре ВКД чувствовал себя бульдозером, который ничего не мог поделать с вышедшим из-под контроля другим бульдозером. Эмиль стремительными движениями собирал вокруг Ирмы конструкцию для защиты от космических условий, словно это его жизнь зависела от каждой потерянной секунды. Вопреки своей натуре, он не задавал вопросов, не отпускал комментариев и вообще старался не давать волю своему языку. Возможно, ему впервые в жизни нечего было сказать, а возможно, он, как и Ирма, слишком сильно боялся услышать правду.

Никто из них двоих точно не знал, что она будет делать, когда доберется до двух бунтарей.

Когда внутри гермошлема загорелся индикатор герметичности, Ирма жестом показала, что все в порядке, хотя все ушло настолько далеко от порядка, что уже никто и не помнил, как этот порядок выглядит-то. Эмиль сделал последнее, что от него зависело, и открыл дверь шлюза, и Ирма сделала один маленький шажок вперед. Ее взгляд упал на стеллаж и утонул в холодном блеске одного из древнейших инструментов, придуманных человечеством.

Нож.

Он мог как спасать жизни, так и отнимать их, и вот, когда на дворе уже вторая половина тысячелетия, он до сих пор уверенно доказывал свою незаменимость, надежность и универсальность в любой жизненной ситуации. Он умел зачищать провода, вскрывать консервы, чистить ногти и даже оставлять предсмертные записки. Его покрытое мелкими царапинами лезвие все еще давало мутное отражение из-под тонкого слоя синтетической смазки. О нем заботились почти с той же любовью, с какой и он о своих хозяевах. Не долго думая, Ирма схватила нож и позволила ему прилипнуть к магниту на своем бедре. Она лишь смутно представляла, что собирается с ним делать, и все же он придавал ей уверенности. Она шагнула в шлюз, и сквозь толстые стенки гермошлема к ее ушам пробился размытый голос Эмиля:

– Возвращайся быстрее.

Дверь закрылась, оставив ее наедине с прощальной фразой, и она допустила самую страшную ошибку, которую только возможно было совершить в подобной ситуации, – включила мозги.

О чем она только думала? Неужели она возомнила себя всесильной и бессмертной? Нет, она была лишь жалкой дурой, не сумевшей найти в себе силы даже на то, чтобы смириться с собственной беспомощностью, и сейчас она вопреки здравому смыслу шагает ватными ногами навстречу собственной смерти, словно мотылек на огонь. Она лишь пылинка перед невообразимо большим газопылевым шаром, в котором встречные фронты высокого давления столетиями крутятся в вальсе непостижимых умом сил, способных стереть в порошок всю ее мнимую храбрость вместе с ее до смешного хрупким телом. Почему же она продолжает идти вперед к двум другим идиотам, которые не верят в близость собственной смерти? Ей явно хотелось поиграть в героя, и этим поступкам она окончательно доказала всей вселенной собственную глупость. Она не достойна водить грузовики по космическим просторам. Вот почему Эмиль отпустил ее так просто. Такие как она несут в себе угрозу для себя и окружающих, и если для нее на всем корабле нет подходящего помещения с крепкими замками и мягкими стенами, то проще будет позволить ей умереть и освободить, наконец, многострадальный мультисостав от этой фатальной ошибки отдела кадров.