Текст книги "Слабое звено (СИ)"

Автор книги: Юрий Кунцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)

Следующим, что она смогла запомнить, была острая боль в предплечье, вытесняющая сознание из тела, и склонившийся над ней Эмиль, который что-то обеспокоенно спрашивал, утешающее положив ладонь ей на плечо. Мысли вернулись в голову и тут же утонули в болевом шоке. Ей хотелось одновременно потерять сознание и проблеваться, но вместо этого она лишь сжалась в позу эмбриона, несколько раз жадно схватила ртом воздух и почувствовала, как ясность мысли вопреки желанию возвращается в голову.

– Похоже, у тебя перелом, – стали первыми словами Эмиля, которые у нее хватило сил разобрать, – Ирма? Ответь, ты что-нибудь еще чувствуешь?

– Да, – выдохнула она, когда к ней вернулся дар речи, – Очень много чего чувствую.

– Что чувствуешь? – Эмиль внимательно разглядывал ее тело в поисках других повреждений, боясь неосторожным движением еще больше навредить коллеге.

– Чувствую, как я ненавижу четвертый строительно-монтажный флот.

3. Мы должны избавиться от нее

Абсолютно каждый буксир в обязательном порядке комплектовался лазаретом, однако ни один из этих лазаретов не комплектовался человеком с медицинской специальностью. Как показала печальная практика, лицензия на медицинскую деятельность практически полностью исключает вероятность того, что ее обладатель является умалишенным социопатом, готовым годами болтаться в большом металлическом ящике и ждать, пока кто-то достаточно сильно порежет пальчик. Врачи не суются в межзвездное пространство, предпочитая помогать людям здесь и сейчас, поэтому экспедиторов заставляют проходить обязательные курсы оказания медицинской помощи. Курсы были ускоренными, но емкими, и по их окончании с курсанта требовали лишь поставить подпись, после чего его отпускали на все четыре стороны вооруженным навыками оказания полевой медицинской помощи абсолютно любому виду латексных манекенов.

Разумеется, курсы никак не могли заменить пять лет медицинской академии и еще пять лет интернатуры, поэтому в случае серьезных травм, отравлений и прочих состояний, угрожающих жизни пациента, инструкция настоятельно рекомендовала держать свои кривые неумелые руки подальше от и без того измученного пострадавшего, и просто стабилизировать его состояние доступными средствами и заморозить в криостазе, где он почти со стопроцентной вероятностью дождется адекватной медицинской помощи.

Освоение астероида 2Г было сложной процедурой и занимало без малого три года, что будет рекордом по длительности коммерческой экспедиции. В пути могло случиться многое, и все члены экипажей должны были быть трудоспособны, поэтому отдел кадров подсуетился и сделал то, что недавно считалось невозможным – нашел врача, готового продать три года своей социальной жизни и подежурить на страже здоровья космических дальнобойщиков.

Фельдшер Игорь Соломенников официально был зачислен в экипаж буксира Два-Пять, находящегося в диаметрально-противоположном конце мультисостава, поэтому не было ничего удивительного в том, что большая часть экипажа Ноль-Девять пропустила ровно столько плановых медосмотров, сколько значилось в планах. Разумеется, Ирма была в списке прогульщиков и не могла быть знакомой с Соломенниковым, но обстоятельства решили это исправить радикальным образом.

Она лежала на койке в лазарете, стараясь не отключиться от дефицита крови в текущих по венам анальгетиках. От туго наложенной шины из пластиковых хомутов и гаечных ключей ее пальцы правой руки переставали напоминать остальному телу о своем существовании. Сквозь дверь до ее уха донеслись шаги, и она резко села. Ее рука, рефлекторно напрягшись, взвыла отдаленными приступами боли, и тут же замолчала, захлебнувшись в обезболивающих.

– Добрый вечер, – соврал Игорь, войдя в лазарет, и, окатив ее беглым взглядом, сходу обронил вопрос, – А вы мальчик или девочка?

Это был до смешного простой вопрос, который моментально загнал Ирму в тупик, заткнул ей глотку и на пару градусов приблизил температуру ее мозга к летальной. Сонливость таинственным образом пропала без вести.

– Я надеюсь, вы понимаете, что вне зависимости от моей половой принадлежности этот вопрос слегка бестактен? – вытолкнула она ответный вопрос из своего ступора.

– Прекрасно понимаю, – пренебрежительно бросил он и уселся за письменный стол, – Просто у вас очень необычная стрижка.

– Ах, это… – протянула она, задумчиво проведя уцелевшей рукой по своему черному ежику, – После третьего криостаза я психанула и сбрила волосы. Отмывать их от геля – сплошной кошмар.

– Надеюсь, это того стоило, – выдвинув из стола ящик, он достал документ с описью медицинского инвентаря и начал неспешно поглощать информацию. Воспользовавшись моментом, Ирма позволила себе внимательно рассмотреть человека, который собирается вмешаться в ее физическое состояние. Серебряные нити в волосах и борозды на лице говорили о том, что он был почти вдвое старше нее. Лет сорок-пятьдесят – идеальный возраст для чего угодно, кроме траты времени на скитания в дальнем космосе. Она попыталась представить, какой гонорар мог заставить его согласиться на участие в этой экспедиции, и от количества нулей в ее голове закончилось место.

Ленар вошел в лазарет с растрепанным видом и положил на стол перед Игорем белую папку с медицинской картой.

– Спасибо, – поблагодарил его Игорь натянутой доброжелательной улыбкой.

– Нужно что-нибудь еще?

– Жесткий лучезапястный ортез бы сильно не помешал, – фельдшер указал взглядом на Ирму.

– У нас таких нет, – растерянно развел Ленар руками и указал на инвентарную опись, – Только термопластиковые лонгеты.

– Каменный век… – последовал озабоченный вздох, – В таком случае, пока вы мне ничем помочь не можете, спасибо.

Стиснув зубы, Ленар шумно вздохнул через нос, оценивающе посмотрел на Ирму и удалился из лазарета. Она провожала его молчаливым оцепеневшим взглядом до тех пор, пока закрывшаяся дверь не отрезала зрительный контакт. По его лицу сложно было сказать, в каких пропорциях в нем смешались злость, жалость и разочарование, но получившийся коктейль был горьковатым на вкус и не нес в себе пользы для здоровья.

– Ирма Волчек… – Ирма резко обернулась на звук своего имени и обнаружила, что Игорь лишь прочел вслух жирную рукописную надпись на ее медицинской карте, – На что жалуетесь?

Еще один до смешного простой вопрос, и Ирме вновь пришлось напомнить своим легким про их прямые обязанности. По его лицу сложно было сходу определить, была ли это шутка или готовый психиатрический диагноз всему отделу кадров?

– Вы ведь с буксира Два-Пять? – смущенно уточнила она, – Вас Эмиль позвал?

– Пока все верно, – кивнул он.

– А вы точно врач?

– Мне сказали, что точно, – прозвучал очередной тревожный звоночек, и безучастный взгляд фельдшера нырнул обратно в документы, – Есть какая-либо аллергия на медицинские препараты?

– Нет, – качнула она головой, – Только на медицинский персонал.

– Хорошо… – задумчиво протянул он, не отвлекаясь от чтения, – До этого травмы руки были?

– С какой целью вы сейчас читаете мою медицинскую карту? – раздраженно спросила Ирма и поправила врезающийся в плечо ремешок редуктора, из которого Эмиль додумался изготовить перевязь.

– Чтобы определить анамнез, и очень надеюсь, что вы мне в этом поможете, – Игорь оторвался от медкарты и бросил на нее неодобрительный взгляд, – Постарайтесь не шевелить рукой.

– Никаких травм не было… Ну, может чуть-чуть порезалась о куст. Еще меня собака покусала. Обожглась о горячий металл однажды. Пять лет назад посадила синяк, когда упала с…

– Достаточно, – он положил карту на стол, поднялся со стула и тихим шагом подошел к Ирме, продемонстрировав ей свою идеальную осанку и способность угрожающе нависать над пациентками. Из-под самодельной шины на него выглянула припухлая кожа, и он с ювелирной аккуратностью взял в руки зафиксированную конечность, словно древнюю китайскую вазу, – Вы ведь знакомы с Вильмой?

– Немного.

– Скажите, она в последнее время драках не участвовала?

– Откуда я знаю? – повысился уровень возмущения в воздухе, – Кто сейчас ваш пациент: она или я?

– Просто у нее странный шрам на скуле…

На мгновение Ирма задрала голову к потолку, задумавшись о шраме.

– Я ничего об этом не знаю. Как видите, мне и своих шрамов хватает.

– Как это случилось?

– Я нарушила порядок перемещения между кораблями.

– Каким образом?

– Приникла в шлюз без процедуры авторизации.

– И вам за это сломали руку?

– Что-то вроде того.

– Кто?

– Ноль-Девять…

Воздух ненадолго застыл в немой паузе, и Игорь отвел глаза в сторону, дав волю воображению.

– Серьезный противник, – заключил он спустя пару секунд и отпустил пострадавшую руку, – Больше не вступайте с ним в рукопашные схватки.

– Так что с моей рукой?

– Томограф покажет.

Пульт управления томографом выглядывал из переборки, и Игорь встал перед ним с осуждающим взглядом, некоторое время просто рассматривая символы на клавиатуре в поисках знакомых значков. Ирма обреченно вздохнула, и он прервал тишину автоматной очередью из неудобных вопросов, от которых по телу начинали бегать мурашки. Она начала рыться в осколках своей кратковременной памяти и не смогла вспомнить, чувствовала ли она хруст или треск в запястье, была ли боль тупой, острой или пульсирующей до того, как она запустила себе в рот вагон таблеток, и сколько именно таблеток содержалось в этом вагоне. Она смогла лишь определенно ответить на вопрос о своем возрасте, после чего осторожно спросила:

– Все правильно?

Вдоль ее руки с металлическим чавканьем поползли ножницы, и каждое касание их стального холодка заставляло сердце настороженно остановиться. Хомуты лопались и отпрыгивали в сторону. Поврежденная конечность освободилась от импровизированных тисков и с помощью второй руки осторожно легла в томографическую камеру. Кровь хлынула в пальцы волной иголок. Томографический компьютер, который был в пять раз старше Ирмы, начал шумно думать, и через минуту на дисплее высветилась черно-белая трехмерная модель костной структуры. Небольшое нажатие на выпирающую из пульта шишку трекбола заставило освобожденную от кожи и мяса конечность испуганно дернуться, и Игорь последующие несколько минут нещадно выворачивал и заламывал ее в разные стороны, жадным взглядом голодной собаки пожирая область в районе лучезапястного сустава.

Возможно, где-то на втором году интернатуры каждого уважающего себя специалиста учат простому способу вывести пациента из себя – по завершении обследования драматично сесть за стол, взять ручку, забыть про существование пациента и начать писать мемуары. Нетерпение нарастало внутренним давлением, и когда оно достигло критической отметки, изо рта пациентки громко вырвалось:

– Ну, что там?

– У вас перелом, – заключил он, на секунду оторвавшись от бумажной работы.

– Да что вы! – выкрикнула она и вытаращила на Игоря свой обезумевший от сарказма взгляд, – Неужели?

В кают-компании стоял запах повидла и глубокого возмущения. Ленар молча созерцал статую Вильмы и внимательно наблюдал, как ее лицо постепенно преодолевает третий оттенок серого. Артерия на ее шее из слоновой кости нерешительно извивалась от толчков железного расплава, а ясные глаза из холодного бледного апатита, обрамленного в белоснежный мрамор, начали расцветать красными прожилками яшмы.

– Как? – выскользнуло из ее набитого рта, и она проглотила пищу.

– Упала, – лаконично ответил Ленар, и скрестил руки на груди в знак того, что не хочет углубляться в обсуждение, – Какие еще тебе нужны подробности?

Очередной сухарик нырнул в банку с повидлом, вынырнул и с громким предсмертным хрустом исчез за створками нервно сомкнувшихся челюстей.

– Что, опять упала? – переспросила Вильма, моментально размолов закуску зубами, – Почему она такая неуклюжая? Сколько можно падать?

– Ты тоже периодически падаешь.

– Но я при этом не нарушаю первую заповедь экипажа Ноль-Девять.

– Впервые слышу о таких заповедях, – навострил Ленар уши в надежде исправить это.

– Первая заповедь гласит… – Вильма сделала паузу на расправу с еще одним сухариком, – …«Никогда не вреди своему экипажу».

– Не надо драматизировать, никому из нас она еще не навредила.

– Вторая заповедь гласит «Причинив вред себе, ты причиняешь вред своему экипажу». Получается, она нарушила уже две заповеди за раз.

– Ты их на ходу сочиняешь что ли?

– Давно пора… – пробубнила она, облизывая пальцы.

– А в твоих заповедях ничего не говорится про несчастные случаи?

– Конечно. Третья заповедь – «В космосе нет несчастных случаев». Из-за нее мы потеряли воду.

– Мы потеряли воду из-за того, что кто-то проявил халатность при изготовлении и монтаже консоли, – возразил Ленар, повысив голос на полтона.

– Мы потеряли воду из-за того, что Ирма совершила ошибку при маневрировании, – Вильма стремительно догнала тон собеседника, – Мы были в курсе проблемы с перегревом, и если бы Ирма не облажалась, все прошло бы удачно, мы бы уже исправили фитинги, и все жили бы счастливо.

– Давай еще на Марвина все свалим! – саркастично всплеснул он руками, – Это же он выбросил в космос всю нашу воду, не так ли?

– Четвертая заповедь – «Не сваливай долбанную проблему на Марвина»!

– Если ты хочешь устроить охоту на ведьм, то у меня есть еще парочка кандидатов, – прорычал Ленар, стараясь не переходить на крик, – Эмиль оставил ящик с инструментами в неположенном месте, тем самым нарушив рабочую обстановку и косвенно поспособствовав деморализации экипажа, а ты по своей собственной инициативе инструктировала Ирму в действиях, которые сама же сейчас называешь ошибочными.

– Хорошо, признаю, я тоже была не совсем права, – выдохнула она, и температура в помещении постепенно начала возвращаться к пригодной для жизни, – Но ты не можешь отрицать того факта, что Ирма с нами всего одну экспедицию, и от нее уже много проблем. Она слишком молода, неопытна, несобранна и морально неустойчива.

– А ты не была такой?

– Была, – равнодушно кивнула она и вновь запустила руку в коробку с сухариками, – И в свое время мне пришлось ответить за свои оплошности. А потом я поумнела и поняла, что очень легко отделалась. Наверное, мне везло. И, как ты видишь, на ее стороне такого везения нет. Она притягивает неприятности, а нам они здесь не нужны.

– В каком-то смысле это везение.

– О чем ты? – раздался раздражающий хруст.

– А ты посмотри на обстоятельства с ее точки зрения. Ноль-Девять поставили в жесткий график, и тут мы лишаемся своего оператора, а на поиски замены просто нет времени, поэтому нам на Эридисе выделяют единственного свободного человека, который хоть что-то соображает в управлении грузовым транспортом. И при всем этом она сходу становится участником совершенно беспрецедентной экспедиции. Для нее это просто подарок судьбы, резкий толчок в карьере, совершенно новый и бесценный опыт. Она уже самый молодой оператор ТБДС из всех, что я знал. Возможно, самый молодой в истории. О чем это говорит?

– О том, что наши гениальнейшие эксперты-логистики вконец рехнулись, – выплюнула Вильма порцию горького скепсиса, – Ради соблюдения установленных сроков они нам готовы ноги ампутировать, чтобы уменьшить массу состава.

– В этом тоже есть доля правды…

– Мы должны что-то со всем этим делать.

– Что например?

– Мы должны избавиться от нее, – произнесла она то, что Ленар ожидал услышать меньше всего и внимательно посмотрела полным решительности взглядом в его выпученные глаза.

– Что ты сказала? – переспросил он, дав ей шанс взять слова обратно.

– Я говорю, что мы должны избавиться от нее! – издевательски повторили она.

Заметив, что Вильма снова тянется к хрустящей закуске, Ленар сделал молниеносный выпад и забрал коробку прямо из-под ее ладони. От его озлобленной хватки коробка смялась, и сухарики издали жалобный протяжный хруст.

– Как ты можешь жрать и плести интриги одновременно?

– Прости, на меня жор напал, – невозмутимо ответила она, явно ожидавшая подобной реакции.

– Мне послышалось, что ты предложила мне избавиться от Ирмы.

– Нет, тебе не послышалось. Как я уже и сказала, от нее очень много проблем. Для всех нас, и в первую очередь для нее будет лучше, если по прибытии на Нерву мы высадим ее с корабля и запросим другого оператора.

– Ты так говоришь, будто это мы определяем состав нашего экипажа. Да с такими запросами нас в отделе кадров поднимут на смех!

– Если мы напишем на нее жалобу с указанием всех ее косяков, ее неизбежно снимут с должности.

– А вот это уже подлость, – заявил Ленар и сделал глубокий успокаивающий вдох, – Я уже вступился за нее на собрании, и теперь ты просишь меня поломать ей карьеру. Каким образом ей от этого будет лучше?

– Так у нее будет меньше возможностей угробить себя и нас заодно, – хладнокровно ответила она и протянула руку с настойчивым жестом, – Верни мне мои сухарики.

– Не растолстей, – исполнил он просьбу, – А то выйдешь из физических нормативов, и тебя тоже кто-нибудь решит заменить.

– Пообещай хотя бы подумать над моими словами. У тебя на размышления еще целый год.

Ленар обреченно вздохнул и попытался смириться со жгучим чувством того, что Вильма несет не полный бред. Чертова интриганка и возмутительница спокойствия выжидающе смотрела на него, настойчиво требуя расписаться кровью в вынужденном контракте с совестью.

– Я постараюсь выделить время.

Дверь неожиданно распахнулась, впустив двух техников в помещение, и Ленар бросил на часы недоверчивый взгляд. Эти двое явились на пять минут позже оговоренного и под самый конец тяжелого разговора, поэтому Ленар сложил два плюс два и осуждающе поприветствовал их:

– Вы что, подслушивали?

Радэк на секунду замер скульптурой со стулом в руках, словно вор, пойманный с поличным.

– Да, – смиренно признался он, и ему в затылок уткнулся удивленный взгляд преданного Эмиля.

– Она все еще в лазарете?

– Пятнадцать минут назад была.

– Я прошу вас не говорить ей о том, что вы сейчас услышали.

– Мы ей не скажем, – уселся Эмиль за стол и попытался расслабленно откинуться на спинку, – Но ты должен понимать, что шептаться о таком у нее за спиной трусливо и подло. А теперь ты просишь меня хранить ваши грязные секреты, и фактически вынуждаешь стать соучастниками. Я прикладной инженер – я привык пачкать руки, но не настолько, поэтому мне будет чуточку легче нести этот груз, если ты сейчас признаешься, что тебе хоть капельку стыдно за свое поведение.

– Да я сгореть готов от стыда, – громко и уверенно произнес Ленар, не успев определиться, правду он сказал или нет.

– Ладно, давайте ненадолго забудем то, что сейчас было сказано, – постарался Радэк разрядить искрящий от напряжения воздух, – Что у нас на повестке дня?

– С этого момента мультисостав на ближайшие четыре месяца переходит в режим умеренного торможения. Плюс в том, что нам хватит собственного теплового рассеивания, и перегрева больше не случится.

– Это, наверное, хорошо. А что будет через четыре месяца?

– Мы произведем расстыковку, и вы проведете необходимое техобслуживание фитингов. Сразу же после этого мы ненадолго смотаемся в систему Мерклин-71.

– Звучит так, будто мы собрались сгонять в соседний ларек за хлебом, – из Эмиля вырвалась нервная усмешка.

– Не за хлебом, – не оценил нахмурившийся Ленар шутки, – За водой.

Он рассказывал план, стараясь опускать подробности, которые даже он сам плохо себе представлял. Все мыслимые пробелы он затыкал мыслями «будем импровизировать», а немыслимые простодушно игнорировал под предлогом «не можем же мы быть настолько неудачниками».

Эмиль слушал, периодически беззвучно приоткрывая рот в попытках что-то сказать, но речевой механизм давал сбой, не найдя подходящих слов. В его глазах блестела надежда, что вот сейчас, когда градус театрального драматизма разорвет на куски их рискометр, капитан произнесет что-то ободряющее про чудесную помощь от какого-нибудь пролетающего мимо фрегата или космического джинна, исполняющего желания.

Радэк сидел и стоически поглощал ушами рассказ об импровизированной космической вылазке за льдом с каменным выражением лица, не выявляя признаков обеспокоенности, сомнений или чувства, что вся их экспедиция пошла наперекосяк, и они сейчас своими отчаянными барахтаньями в зыбучих песках лишь усугубляют положение.

Вильма хрустела сухариками.

– Есть вопросы? – закончил Ленар свой доклад.

– Да, – поднял Эмиль руку, словно на школьном уроке, – Я правильно понял, что за время нашего отсутствия буксиры Один-Четыре, Шесть-три, Ноль-Семь и… и…

– Девять-Четыре, – подсказал Радэк.

– Да, спасибо. Так вот, они вчетвером будут тормозить в жестком режиме все время нашего отсутствия?

– Именно так.

– Но они еще так не нагружали свои движки. Что, если вдруг выяснится, что у кого-то из них тоже проблемы с теплоотдачей?

– У них не будет проблем с теплоотдачей, – настойчиво проговорил Ленар, будто диктовал мирозданию свои собственные законы.

– Но если вдруг? – обеспокоенно развел Эмиль руками, – Тогда они совершат вынужденную остановку, не успеют сбросить скорость, промчатся раньше времени через точку рандеву, и тогда мы их попросту потеряем с концами!

– Послушай, у нас было несколько вариантов вписаться в график, и этот вариант оказался наиболее бескровным. Мы вынуждены проделывать все эти фокусы с торможениями, чтобы максимально быстро отремонтировать фитинги, добыть воду и вернуться. Если все сделаем правильно, тогда весь мультисостав перейдет в режим жесткого торможения и впишется в график.

– Это… – начал Эмиль рыбой открывать и закрывать рот, – У меня слов подходящих нет… пойду, сожгу все инструкции по эксплуатации двигателей.

– А я помогу ему, – наконец-то нашел что добавить Радэк.

С тоской на сердце Ирма стояла в отсеке криостаза, поглаживая свою наглухо упакованную в термопластик руку и пытаясь найти себе место.

Когда ее выпустили из лазарета, никто не мог с ней поздороваться, не справившись при этом о ее самочувствии. В глубине души она понимала, что за этими масками теплоты, заботы и доброты кроется холодный лик прагматизма, которому просто не нужен поломанный человек на посту оператора. Когда Ленар наконец решился сказать вслух, что ей нельзя ложиться в криостаз, он совсем не имел ввиду, что собирается отказаться от нее, словно от сломанного инструмента, но Ирма поняла это именно так. Ее выбросили из рабочего уклада и не примут обратно до тех пор, пока она не починится. Она запросто могла устроить истерику и засыпать Ленара обвинениями в том, что ее наказывают за независящие от нее обстоятельства и подвергают дискриминации по признаку физического здоровья, но решила смиренно принять неизбежное, проглотить еще одну горькую пилюлю во имя пункта 8.14 действующего контракта и уже потом вдоволь выплакаться в подушку. В качестве контрольного выстрела Ленар рассказал ей о предстоящем плане полета и несколько раз спросил, готова ли она к таким маневрам. Она соврала, что готова, и вдруг поняла, что отчаянно не хочет ложиться в криостаз. Противоречивые чувства чуть не сожрали ее изнутри, но в какой-то момент умерли от обжорства, оставив вместо себя пустоту и неприятное чувство отсутствия чувств.

– Экипаж Ноль-Семь отчитался о заморозке, – сказал Ленар, в последний раз взглянув на терминал, – Мы последние.

Слова звучали как обратный отсчет до тревожного события, неумолимо ползущего с горизонта. Ее сослуживцы в компании доктора Соломенникова суетились, ходили по отсеку, проверяли приборы и готовились к заморозке. Снова все были чем-то заняты, а Ирма стояла, смотрела на чужую работу и уже начинала сходить с ума от бездействия. Ощущение, будто она мертвый груз, мертвым грузом лежало на ее плечах и давило сквозь прослойку расстегнутой куртки, усугубляя бегающий по коже холодок. Она шмыгнула носом и попыталась неловким движением потеплее завернуться в одежду.

– Давай, помогу, – подбежал к ней Радэк, засунул штифт молнии в «собачку», и застегнул ее куртку до самого подбородка. Ткань куртки плотно прижала забинтованную руку к животу.

– Спасибо, – натянула Ирма улыбку и снова шмыгнула носом.

– Не смей простужаться, – шутливо пригрозил он ей, – А то войдешь в историю как единственный оператор, который в лазарете пролежал больше времени, чем в холодильнике.

– Я этого не допущу.

– Ты как, готова?

– Странно слышать это от человека, которого сейчас введут в состояние клинической смерти и заморозят.

– Подумаешь, умру на несколько месяцев. Вот прожить два месяца на пустом корабле – это настоящее испытание для психики.

– Не волнуйся за меня, я буду все время под присмотром, – Ирма указала носом на фельдшера.

– Быть под постоянным эксклюзивным присмотром врача несомненно хорошо, – в голосе Радэка появились нотки сомнения, и он перешел на полушепот, – Но под чьим присмотром будет он?

– Радэк, не пугай меня.

– Я просто шучу, – выдавил он из себя улыбку, – Тебе нужно немного расслабиться.

– Ты слишком много общаешься с Эмилем.

– Ничего, в ближайшие четыре месяца мы с ним вообще разговаривать не будем.

– Эмиль даже в заморозке заболтает кого угодно до смерти, – сказала она, и уголок ее рта заметно вздернулся.

– Вот теперь я вижу правильный настрой. Так держать. – Радэк оглянулся на свою капсулу, – А теперь мне пора в холодильник.

– Давай.

Ирма внимательно проследила за Радэком. Вот он подходит к капсуле. Вот ложится в нее. Вот Игорь помогает ему налепить датчики на тело и ввести иглу в вену. Со стороны это напоминало какой-то магический ритуал доктора Франкенштейна, только имеющий обратный эффект.

– Ирма, – окликнул ее бодрый мужской голос, и она обернулась к подошедшему к ней возбужденному Эмилю, – У меня к тебе будет очень большая просьба.

– Я слушаю.

– Пока я буду спать, не суйся, пожалуйста, в воздушные рукава.

– Прости, Эмиль, но я как раз после вашей заморозки собиралась немного полетать, – ответила она из вредности.

– Я серьезно, – Эмиль приподнял брови в попытке заглянуть Ирме прямо в душу и затараторил, словно пытаясь наговориться на четыре месяца вперед, – Я уже пообещал экипажу Один-Четыре, что буду первым, кто чисто пройдет дистанцию. А сейчас я прикинул, и понял, что у тебя будет достаточно времени, чтобы натренироваться и опередить меня. Учитывая твой последний опыт полета через рукав для меня это будет страшный позор. Я этого не вынесу и выброшусь через шлюз.

– Обещаю не покрывать тебя позором. Доверю это тебе.

– Спасибо, – с ходу выпалил он, не успев определиться, стоило ли говорить это в саркастических тонах.

– А теперь иди, – указала она ему взглядом на капсулу, – Тебе надо немного остыть.

– Увидимся через четыре месяца, – на секунду забывшись он дружески хлопнул ее по плечу, и его лицо тут же перекосилось в гримасе испуга, – Ой, прости, я забыл!

– Все в порядке, – успокоила его Ирма жестом левой руки, – Плечо у меня все еще целое.

– Точно? – неуверенно спросил он, – Ты уверена?

– Все в порядке, Эмиль.

Радэк исчез в захлопнувшейся пасти криостата, и настала очередь Эмиля проводить ритуал заморозки. Он неуверенно попятился в сторону своей капсулы, не сводя с Ирмы виноватого взгляда. Она оттопырила ему на прощание большой палец, и он решился лечь на алтарь всех богов холода, которых успело выдумать человечество.

– Ирма, – вновь прозвучало ее имя, и Ирма поймала себя на мысли, что уже хочет сама насильно уложить свой экипаж по холодильникам. Вильма подошла к ней почти вплотную, нервно перетаптываясь с ноги на ногу.

– У тебя ко мне просьба? – высказала Ирма предположение.

– Да, а как ты узнала?

– Не волнуйся, я не сунусь в рукава, пока вы спите.

– Что? – переспросила Вильма, прищурив глаза в поисках ответов, – Нет, я не об этом хотела тебя попросить. Просто этот корабль рассчитан на то, что большую часть времени экипаж будет проводить в спячке…

– Я не сойду с ума за это время, обещаю.

– Да нет же, – рассмеялась Вильма услышанному, – Я это говорю к тому, что у нас не самый богатый продуктовый склад, поэтому питайся разнообразнее и не позволяй себе откровенного обжорства. Такое со скуки бывает, поверь мне, я знаю.

– Хорошо, обещаю не оставлять вас без провизии.

– И вот еще, – отогнула Вильма указательный палец для акцента, – там осталась последняя банка земляничного повидла. Если ты вдруг ее вскроешь, оставь мне хотя бы треть.

– Не забывай, что я буду не одна, – вновь указала Ирма на Игоря и поймала на себе его встречный взгляд, – Я буду вместе со взрослым мужчиной, у которого две руки и превосходство в три или четыре весовых категории. Если вдруг выяснится, что он такой же сладкоежка, как и ты, то я не смогу защитить твою банку с повидлом.

– Я очень на тебя рассчитываю.

С глухим звуком капсула криостаза проглотила Эмиля, и Вильма без лишних прощаний или напутствий отправилась к своему сосуду, с каждым шагом эффектно встряхивая пружинки светлых волос на плечах и вызывая в Ирме кислотную зависть, стремительно въедающуюся прямо в душу. Она успокаивала себя лишь тем, что через четыре месяца Вильме придется пройти через еще один ад, освобождая свои локоны от приставучего геля, и рефлекторно провела ладонью по щетине на своей голове. Чувство жесткого и ровного ежика вызвало ощущение правильности, легкости и порядка, но в зеркальном отражении это ощущение мутировало в существо неопределенного пола с болезненным взглядом и чувством неполноценности. К счастью, на буксире было мало зеркал.

Ленар был последним, и не выражал никакого интереса в прощальной беседе. Он молча лег в капсулу и начал самостоятельно клеить на себя датчики.

– Ты злишься на меня? – не выдержав, подошла к нему Ирма и помогла ему прилепить датчик на грудь.

– Я не должен отвечать на этот вопрос, – равнодушно бросил он, стараясь не встречаться с ней взглядом.

– Почему?

– Потому что ответ тебе не понравится, и все последующие два месяца ты будешь нервничать, а это плохо скажется на твоем выздоровлении и рабочей атмосфере.

– Ладно, не говори, – пожала она плечами, – Но хотя бы соври.

– Нет, я на тебя не злюсь, – честно соврал он голосом, который был способен заморозить человека лучше любого криостата.

– Ты вправе «не злиться» на меня. Это нормальное чувство, особенно с учетом обстоятельств. Я совершила ошибку, признала ее и уже успела за нее поплатиться.

– Нет, – протянул он, – Ты не поплатилась за нее, а лишь совершила вторую ошибку. Ты нарушила сразу две заповеди экипажа Ноль-Девять.

Соседняя капсула захлопнулась, издав усмешку. Освободившийся фельдшер подошел к Ленару и с просьбой не шевелиться начал готовить его вену к введению иглы.

– Что за заповеди? – растерялась Ирма, – Я впервые слышу о каких-то заповедях.

– Не бери в голову, – махнул он рукой, – Просто знай, что ты шестеренка в механизме, а у всех шестеренок должны быть целые зубчики. Хочешь что-то исправить – сначала исправь руку. И не бери на себя больше одной проблемы за раз.