Текст книги "Слабое звено (СИ)"

Автор книги: Юрий Кунцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

– Фельшер наш, пока вы все разошлись по мультисоставу, попытался отравить Ирму.

– Ирма в порядке, – возразил Эмиль, оторвавшись от пятна на комбинезоне, – Я видел ее всего пару часов назад.

– А он понарошку пытался ее отравить, – всплеснула Вильма руками, – Вместе с Ленаром.

– Так, все ясно, – отступил от нее Радэк на два шага, – Она бредит.

– Может и нет, – Эмиль наклонился к Радэку и заговорил полушепотом, – Ирма действительно странно себя ведет. У нее перевязанная рана на плече, она прячется от Ленара и отказалась объяснять мне, в чем дело.

– И что, хочешь сказать, что фельдшер с Ленаром вступили в сговор, неизвестно зачем решили ее отравить, а затем в последний момент передумали, и Ирма ничего никому не доложила?

– Они устроили ей эту штуку, – вставила слово Вильма, и из Радэка вырвался недовольный рык, – Кажется, она называется… «пинок под зад»? Да, точно, «пинок под зад».

Мужчины вновь от нее отвернулись, создавая иллюзию приватной беседы.

– Чем больше она говорит, тем меньше я ее понимаю, – прошептал Эмиль, – Что на такие случаи написано в инструкциях?

– А разве ты их не читал?

– Возможно не очень внимательно, потому что я ничего не помню про такие случаи.

– Там написано, что нельзя проносить алкоголь на борт во избежание именно таких случаев.

– Тогда кто же его пронес на борт?

– Это Ленар, – словно бы ответил на вопрос интерком, – Почему я никого не могу найти? Есть на корабле хоть кто-нибудь?

– Мы в челноке Б, – ответил Радэк, яростно вдавив кнопку в панель интеркома, – Лучше тебе подойти, потому что у нас проблемы с Вильмой.

– Какого рода проблемы? Позвать фельдшера?

– Нет! – вырвалось из Радэка несколько громче, чем он рассчитывал, – Она не ранена, но тебе все равно лучше подойти.

– Сейчас буду, – ответил он через задумчивую паузу и отключил внутреннюю связь.

– А что дальше? – прошептал Эмиль, – Что дальше было написано в инструкциях?

– Ничего там не было написано! Но если ты хочешь узнать, что будет дальше, почитай транспортный кодекс, там отдельный абзац про последствия подобного бардака на корабле.

– Зачем вы шепчетесь? – вновь зашевелился путающийся язык, – Я может чуть-чуть пьяна, но слух у меня все еще раср… рспр… рспрекрасный.

Раздался глухой булькающий звук, и техники обернулись на самого взрослого ребенка, которого видели в жизни, запрокинувшего голову и пытающегося высосать душу из темного стеклянного сосуда со светлой этикеткой, на которой каллиграфическим шрифтом было выведено «Балджевый ветер».

– У нее тут все это время была целая бутылка?! – бросил Радэк полную обвинений фразу в Эмиля и щедро искупал его в укоризненном взгляде, – И ты не отнял ее?

– Я ее не заметил.

– «Балджевый ветер»! – усмехнулась Вильма, читая этикетку, – Надутые индюки не в курсе, что от Нервы до балджа больше тысячи световых лет! Чего только не придумают ради красного словца.

– Отдай сюда! – прорычал Радэк и грубо выхватил из ее хватки сосуд с жидкой статьей из транспортного кодекса.

Именно в этот момент дверь предательски открылась, и Радэк во всех красках смог представить, что за картину пришлось наблюдать обескураженному капитану, вошедшему в челнок без предварительной подготовки. Он трижды изменился в лице, пока его глаза бегали от кривящей покрасневшими губами Вильмы к бутылке в руках Радэка, затем к пятну на комбинезоне Эмиля и обратно к Вильме. Если он хотел что-то сказать, то ненадолго подавился собственными словами, напрягая мышцы лица, чтобы сохранить хоть какую-то иллюзию невозмутимости. Возможно, в нем сработала какая-то старая привычка, и он начал разговор с выкрика:

– Вы что тут устроили?!

– Не смей орать на них! – парировала Вильма, пригрозив Ленару пальцем, выписывающим в воздухе хаотичный узор, – Ты, чертов вредитель, пронес на борт море вина и поставил нас всех под удар!

– Это правда? – спросил Радэк, аккуратно поставив недопитую бутылку на приборную панель.

– Нет, – растерянно ответил Ленар, убавив интонацию, – Да. Ну, почти.

– Подробности можно? Я бы хотел узнать, как так получилось, что мы нарушили закон, сами о том не зная.

– Я тайно пронес его с космопорта Нервы, довольны? А теперь скажите мне, что вы тут устроили? Откуда вы достали вино и какого черта устроили здесь попойку?

– Они не пили, – вновь кинулась Вильма защищать техников, – Пила только я, а они пытались не позволить мне этого сделать. Единственные добросовестные люди на борту. Спасибо вам, ребята, лишь на таких как вы держится вся межзвездная трансп-портная сеть.

– Вильма, ты что наделала? У тебя же скоро начинается смена!

– Я в порядке, – поднялась она на ноги и тут же неваляшкой плюхнулась обратно в кресло, – Щас немного разомнусь. Зато я уже почти не чувствую боли и зуда. Надеюсь, ты прстишь мне мою маленькую слабость.

– Хорошо, но только сначала попробуй освободиться, – выплюнул Ленар с издевкой и несколькими молниеносными движениями приковал штурмана к креслу ремнями безопасности. Раздалась серия щелчков смазки и металла.

– Да без труда, – улыбнулась Вильма, и ее путающиеся пальцы начали неуклюже ковырять защиту от дурака на замке от ремней, – Сейчас, найду только эту чертву собачку…

– Как ты пронес вино на борт? – продолжил напирать Радэк на своего капитана.

– Серьезно? У нас тут штурман надрался в хлам перед самой сменой, мне теперь надо как-то объясняться перед остальными капитанами, а тебя интересует лишь то, как я пронес вино на борт?

– Насколько я понял, Вильма теперь никуда не торопится, – бросил он взгляд на женщину, с пыхтениями пытающуюся решить головоломку.

– Мне тоже стало интересно, – добавил Эмиль, – Я думал, что мы экипаж, и должны доверять друг другу, а тут ты совершил над нами это практически предательство, поставил нас всех под удар, и нам теперь всем придется как-то убеждать комиссию, что мы не знали о твоей авантюре, не были твоими соучастниками и технически не нарушали закон. А ты знаешь, как с этим строго в наше время? Знаешь, что нас могут прогнать через МРТ и все равно не факт, что нам поверят? Знаешь, что будет, если…

– Ладно, все, хватит, – сдался Ленар, опустив голову, – Я пронес вино через канал для сервисных дронов, пока мы были в порту. Я пронаблюдал за рабочими графиками и вычислил окно, в котором через этот канал можно безопасно пройти, затем через него покинул территорию порта и взошел на наш борт через вентральный технический шлюз.

– Кажется, ты что-то выдумываешь… Этот канал предназначен для дронов, а не для людей, и через него невозможно протиснуться в скафандре… Хотя… – зашевелился в голове Радэка дедуктивный ряд, – Кажется, я все понял.

– А я пока ничего не поняла, – пропыхтела Вильма, – Зачем ты вообще взял с собой столько выпивки? Я насчитала шестнадцать ящиков…

– Шестнадцать ящиков?! – взорвалось у Эмиля во рту, – Какого черта, Ленар?

– Спокойно, я не алкоголик, – прикрыл он глаза, чтобы успокоить взбунтовавшиеся нервы, – Я их взял для перепродажи. А не для того, чтобы кто-то их вылакал!

– Может быть, я и не матерый контрбандист, – сдалась Вильма и убрала руки от замка, – Но мне казалось, что смысл контрбанды в том, чтобы доставить незаконный груз из точки А в точку Б. А ты, получается, купил вино на Нерве, чтобы перевезти его… на Нерву? Не обижайся, Ленар, но из тебя отвртительный контрбандист.

– Это вино из космического винограда очень ограниченного урожая…

– А, так вот почему это «Балджевый ветер»…

– …взял я его свежим, а вернуть собирался трехлетней выдержки, когда цена подскочит процентов на двадцать.

– Нет, ну выдержка определенно чувствуется…

– Ленар, ты серьезно подставил всех нас ради двадцати процентов прибыли, – заключил Радэк.

– Успокойся, вина больше нет на борту. Я его сбросил через шлюз, так что мы все отныне чисты.

На три секунды челнок Б наполнился задумчивой тишиной.

– Я, конечно, рад это слышать, – придумал что сказать Эмиль, – но Вильма права – из тебя действительно отвратительный контрабандист.

– Хорошо, согласен, а теперь можно, мы перейдем к более важным вопросам? – взмолился Ленар, – У Вильмы смена на носу.

– У Вильмы больше нет смены на носу, – произнес Радэк непреложную истину.

– Знаю, но теперь ее придется кем-то заменить, и у нас есть лишь один кандидат. Где Ирма?

– Ирма не готова.

– Вообще-то теоретически готова, – протянул Эмиль, – Она преодолела свою скафандрофобию.

– Как?

– С помощью «пинка под зад», – донеслось от Вильмы.

– У нас нет времени на дискуссии, – повысил Ленар интонацию, и на его лбу вздулась вена, – Обещаю не посылать ее в техношахту против ее воли, а теперь скажите мне, где она находится.

– Она просила меня не говорить тебе, что прячется в челноке А, – ответил Эмиль, разглядывая потолок.

– Хорошо, тогда пойду и скажу ей, что ты мне этого не говорил, – Ленар развернулся, открыл дверь шлюза и на секунду замер, – Почему сегодня все попрятались по челнокам?

– Потому что на них ты реже всего заходишь.

Казалось, что ответ его удовлетворил, и он поспешно удалился, скрывшись за задвинувшейся дверью. Радэка переполняли противоречивые чувства, и что-то в нем суетилось, не давая покоя. Его голова настойчиво пыталась взорваться, и он сломался под натиском спонтанного порыва.

– Радэк! – возмущенно воскликнул Эмиль, – Ты чего?

– Всего два глотка, – ответил Радэк, проведя по губам рукавом, и поставил бутылку на место, – Для одного дня слишком много впечатлений… Черт, а вино и вправду потрясающее.

– От тебя так хорошо пахнет, – промолвила Вильма, уткнувшись носом в шею Радэка, – Как же я балдею от мущин, пахнущих шампунем.

Она неохотно волочила ноги по палубе, повиснув на Радэке одной рукой и постепенно сокращая путь к своей спальной полке. Радэк тащил ее от самого челнока, каким-то чудом поднял ее промаринованное тело на первую палубу, и вот перед ним уже открывалась заветная дверь, за которой Вильма сможет проспаться, а он дать протестующей спине немного отдохнуть. Про таких женщин как она принято говорить, что они легкие, как перышко, но Радэк готов был признать вслух, что все это абсолютная ерунда, и даже самые красивые женщины сделаны из той же инертной массы мяса и костей, которую сложно перемещать на большие расстояния без силового оборудования. Астероиды в космосе тоже кажутся невесомыми.

– Ты тоже пахнешь ничего, – ответил он, стараясь не дышать носом. От Вильмы настолько сильно веяло винными парами, что глаза начинали покрываться слезами, а мысли путаться, – Скажи честно, ты была в сговоре с Ленаром?

– Да ни за что, – отчеканила она, четко разделяя слова, и Радэк мешком картошки бросил ее тело на полку, – Осторожнее, Радэк… кажется, меня подташнивает…

– Тогда как ты нашла вино? – легким пинком он отправил ведро к ее полке.

– Случайно, – она подвинула ведро поближе к изголовью, – Спасибо. Настоящий друг.

– Тебе кто-нибудь говорил, что порой быть твоим другом очень сложно?

– Ни разу.

– Ну так порой быть твои другом чертовски сложно, – хрустнул он уставшим плечом и присел рядом, – Допустим, ты случайно нашла вино. Нажралась ты до такой степени тоже случайно?

– Я не хотела, – промямлила она, прикрыв глаза, и постепенно начала утопать во сне, – Просто столько всего произошло… Работа эта в техношахте, костюм, Ленар со своей авантюрой… А еще я теперь некрасивая. Я ведь некрасивая, да?

– Ты пьяная, и я от тебя всякого ожидал, но не такого. Как ты до сих пор не уяснила, что ТАМ мы можем себе позволить расслабиться, но ЗДЕСЬ, на борту корабля, мы постоянно на работе, и даже когда мы ложимся спать, это считается за перерыв, в который мы не имеем права… Вильма? Вильма! – потряс ее Радэк за плечо.

– А? – разлепила она глаза.

– Не спи, я тебе важные вещи объясняю.

– Я не сплю.

– Ты хоть понимаешь, что сегодня прошла по самому краю?

– Ага.

– Понимаешь, что такое поведение вообще недопустимо?

– Ага.

– Ты понимаешь, что в наказание за употребление алкоголя на работе тебя насмерть закормят печеньем с малиновым джемом?

– Ага.

– Все ясно, – вздохнул Радэк, укрыл ее одеялом и выключил лампу, – Чтоб я тебя нашел трезвой, как стеклышко.

Она ничего не ответила.

16. Работай без оглядки

Каждый человек по-своему переживает свой первый опыт какой-либо ответственной работы, и эти переживания легко можно умножать на два, если перед этим человек не потренировался на чем-либо менее ответственном. В таких случаях человека обычно заваливают советами наподобие «Главное не нервничай» или «Там нет ничего страшного», и эти советы либо не работают вообще, либо оказывают прямо противоположный эффект. О том, чтобы сотрясшийся от пары слов воздух оказывал какое-либо значительное раскрепощающее воздействие на человека, шагающего в кромешную тьму, науке ничего неизвестно. Степень ответственности работы сама по себе не так важна, личные переживания человека все равно остаются личными переживаниями, и в борьбе с ними человек чувствует себя самым одиноким существом во вселенной.

В случае с Ирмой все начиналось с пустоты. Еще когда она в начале своих первых практических работ восходила на борт межпланетной самоходной баржи, она не пыталась себя накручивать, утешать, успокаивать или вообще как-то готовить к первому настоящему полету через четверть звездной системы. Она сразу поняла, что все это бессмысленно, и просто выпустила из себя мысли, как воздух из шарика, оставив внутри себя лишь пустоту. Все чувства и эмоции покинули ее, и она бездумным роботом вошла в шлюз, дождалась завершения процедуры шлюзования, сухо познакомилась со своим новым инструктором, обсудила с ним план полета, выслушала все его рекомендации и, наконец, заступила на пост оператора. Диспетчерская отдала им разрешение на полет, Ирма прикоснулась руками к незнакомому пульту управления, и лишь тогда она все прочувствовала. Прочувствовала прямо сквозь спинку сиденья внимательный взгляд инструктора, прочувствовала всю инертность десяти тысяч тонн металла под собой, прочувствовала как пустота внутри нее стремительно заполняется свинцом и, самое главное, прочувствовала, что значит настоящее одиночество.

Одиночество – это то самое липкое и противное чувство, когда вокруг тебя много людей, но никто из них тебе не поможет.

Второй раз она ощутила эту череду переживаний, когда внезапно ее пересадили с межпланетной баржи на тяжелый межзвездный буксир, масса которого была почти в шесть раз больше, масса максимальной полезной нагрузки была в три тысячи раз больше, а масса груза ответственности с трудом поддавалась математическим вычислениям.

Когда она шла к шлюзу в сопровождении своего капитана, все началось по третьему кругу, и внутри нее вновь образовалась пустота. Возможно, так себя чувствуют смертники, когда их ведут на смертную казнь: сначала они смиренно принимают свою участь, и лишь когда они начинают ощущать тонкий запах человеческого пепла, доносящийся из пирокамеры, их сдавшийся мозг впервые трезво осознает, что перед ним находится конец всего.

Добрались до шлюза левого борта в молчании, и никто не горел желанием разбавлять тишину. Шлюз был ненадолго превращен в раздевалку со шкафчиком для одежды, инструментами, большим цилиндрическим термосом и еще большим ящиком без маркировки, внутри которого хранились детали от компрессионного комплекта. Войдя в шлюз-раздевалку Ирма первым делом стянула с себя куртку и протянула своему капитану руку, наградив его холодным взглядом. Ленар взял ножницы, и они приникли металлическим холодком под повязку на ее плече, рассекая ее и освобождая свежую надпись на плече «МЕНЯ У». Ирма внимательно смотрела на него, выискивая взглядом хоть какие-то признаки эмоций на его лице, но он делал все совершенно беспристрастно, и в то же время аккуратно, словно в глубине души боясь добавить еще что-либо к этому несостоявшемуся пророчеству. Он столь же аккуратно стер салфеткой с антисептиком излишки запекшейся крови, сделав росчерк еще четче, и замазал его медклеем, словно штрих-корректором, которым старается исправить чужие ошибки, написанные под его диктовку.

Нет, наверное, ему все же не чужды человеческие чувства.

Медклей обернулся упругой полупрозрачной коркой, и на этом миссия Ленара оканчивалась. Он ушел так же молча, и, проплывая мимо него сплошной кокетливой улыбкой, в шлюз вошла Рахаф – самое ближайшее существо, удовлетворяющее трем условиям: не занята ничем неотложным, имеет опыт работы с компрессионным комплектом и родилась девочкой. Буквально час назад ко всем этим условиям негласно прицепилось еще одно – не быть в дрова.

Они сдержанно поздоровались, и Ирма начала стягивать с себя одежду, обнажая кожу под градом вопросов, ответов на которые у нее не было. На каждый новый вопрос она отвечала фразой почти столь же универсальной, что и посыл к черту.

– Я в порядке, Рахф, спасибо, что беспокоишься обо мне.

– Это далеко не порядок, – продолжала она тыкать пальцем в надпись «МЕНЯ У», – Я, конечно, не все повидала в жизни, но по-моему такому просто нет объяснения, которой хоть отдаленно ассоциировалось бы со словом «порядок».

– Рахф, – легла ей на плечо заклеенная рука, и Ирма постаралась выплеснуть на свое выражение лица как можно больше усталости. Странно, но усталости она совсем не чувствовала. – У меня сейчас сложный период, но я его преодолею, если ты не будешь пытаться упечь меня в психушку.

– Так многие говорят перед тем, как отправиться в психушку.

– Ты доверяешь Ленару?

– Это… сложный вопрос, – промычала Рахаф, устремив взгляд куда-то в свои думы, – Я ведь с ним мало знакома. Но, думаю, что если ему доверили капитанский пост, то это не с проста.

– Он только что доверил мне ремонтные работы. Если мое слово имеет для тебя не достаточный вес, тогда прибавь к нему вес его решения.

– Но он в курсе? – вновь указала Рахаф взглядом на росчерк, – Он в курсе этого самого?..

– Поверь, он в курсе всего, что со мной происходило в последнее время.

– Это ненормально, – сказала она это скорее самой себе, покачивая головой, – Я должна буду потом поговорить с ним на эту тему.

– Так будет правильнее, – согласилась Ирма, и ее последние предметы одежды аккуратно легли в шкафчик, – Надеюсь, однажды я стану в чем-то похожей на тебя.

Факт № 1: Компрессионный костюм должен был одеваться на голое тело, однако ничто не мешало особо стеснительным людям оставить на себе нижнее белье, а затем любоваться через зеркало отпечатавшимися на коже швами, складками и резинками.

Факт № 2: Компрессионный костюм в силу специфики материала должен надеваться будучи разогретым хотя бы до семидесяти градусов по Цельсию, а иначе надеть его на себя будет примерно так же сложно, как натянуть варежку на голову.

Факт № 3: С виду человеческое тело имеет неправильную форму, однако инженеры, которые проектировали компрессионный костюм, увидели необходимость так же изобрести новое слово, которым можно будет охарактеризовать всю неподдающуюся определению разницу в неправильности между формами человеческого тела и, скажем, груши. У человека есть много суставов, сгибов, впадин и постоянно меняющих форму мышц. Как это все равномерно обжать – никто так и не придумал, зато в качестве компромисса были придуманы биометрические филлеры из мягкого геля, которые могли относительно безопасно заполнить образовавшиеся пустоты между кожей и обжимным материалом. От всех пустот избавиться физически невозможно, но по крайней мере они уже не будут опасными для здоровья, оставляя на память лишь несколько засосов.

С глухим хлопком крышка термоса подпрыгнула, и из-под нее торопливо выползло облачко водяного пара. Рахаф вытащила щипцами одряхлевший от долгой сауны комбинезон, и все инстинкты кричали, что прикасаться к нему обнаженной кожей не стоит. Но бежать было некуда, а Рахаф наседала, неустанно напоминая, что его важно надеть, пока он не остыл. Разумеется, это было невозможно.

Начинать надо было с ног. Фокус в том, чтобы продеть ноги в комбинезон, исхитрившись при этом заполнить филлерами пустоты между пальцами ног, в изгибе самой стопы и в подколенной ямке. Филлеры шли в нескольких вариантах для разных типов биометрии тела, и пока они подбирали нужный, костюм начинал остывать, крепко сжимая ноги в своих объятиях.

Лишь благодаря широкому набору филлеров этот комплект имел честь называться универсальным.

– Как себя чувствуешь? – почти издевательски спросила Рахаф, доставая из ящика фен.

– Словно мне ноги тисками сдавили.

– Не утрируй. Этот костюм по бумаге должен давить на тебя усилием где-то около трех с половиной Ньютонов на квадратный сантиметр.

– Ты уверена? – Ирма с недоверием осмотрела серый пористый материал, плотно обхвативший ее ноги со всех сторон, – А что мешает ему сдавить сильнее или слабее?

– Тепло твоего тела. Он создан с таким расчетом, что при достаточно тесном контакте с кожей достигает термодинамического баланса и перестает менять эластичность.

– Хитро придумано… почему же его все так ненавидят?

– О, ты скоро это узнаешь, – протянула Рахаф, выпустила из фена горячий поток воздуха и начала нагревать те части костюма, которые уже остыли, но еще не были надеты.

Таков был весь процесс надевания компрессионного костюма: одел небольшую часть, подобрал филлеры, убедился, что все сидит плотно и равномерно, и начал нагревать следующую часть. Каждый раз, когда Рахаф интересовалась самочувствием Ирмы, та не переставала выдавать метафоры про тиски, и лишь когда спустя час мучений компрессионный костюм был надет, Ирма сказала:

– Я задыхаюсь.

– Что, опять?

– Нет, на этот раз в хорошем смысле.

– Не понимаю, какой хороший смысл может быть в том, что ты задыхаешься.

– Он меня немножечко душит, – произнесла она и отогнула двумя пальцами краешек плотно обнявшего шею воротника.

– Он всех душит, – махнула Рахаф рукой, – Очень скоро ты научишься не обращать на это внимание. Подвигайся, походи, присядь и встань, только без резких движений.

Резких движений и не получалось. Человек в компрессионном костюме был гораздо подвижнее, чем в заурядном скафандре ВКД, но ряд движений, такие как полностью согнуть руку в локте или ногу в колене, были ему недоступны. Доступного набора движений было более чем достаточно для работы в вакууме, и катастрофически мало для изобретения какого-нибудь космического вида спорта. Руки были в плотных и достаточно тонких перчатках, которыми удобно было выполнять относительно тонкие манипуляции, но все портил филлер, который заполнял объем внутри ладони и сильно мешал держать в руке крупные предметы. Болезненно стянутая грудь протестовала. Сдавленная кожа отчетливо слышала пульсацию крови в венах. В остальном было очень сложно поверить, что это действительно костюм для внекорабельной деятельности.

– Чувствуешь дискомфорт?

– Еще какой, – кивнула Ирма.

– Филлеры лежат нормально? Нигде вену не пережало?

– Вроде бы нет… – Ирма безуспешно попыталась пошевелить пальцами на ногах, но получила от них необходимые сигналы и ответила, – Кажется, я готова.

– К этому нельзя быть готовой. Но ты по ходу освоишься. Главное – не паникуй.

Это была не самая вдохновляющая напутственная речь, но возражать было поздно, поскольку Рахаф уже натягивала на нее внешний слой комплекта ВКД, защищающий компрессионный слой от механических повреждений и широкого спектра излучений. Следом ей на плечи повис ранец с системой жизнеобеспечения, и его ремни с громким щелчком застегнулись на поясе и груди. Сам факт того, что жизнеобеспечение шло отдельно от скафандра, казался чем-то из ряда вон выходящим, не говоря уже о том, что ранец был непривычно маленьким, словно инженеры сильно поскупились на многочисленные системы контроля климата и запасы воздуха. Отчасти это было правдой, но в этом был скорее плюс, чем минус – костюм действительно вышел компактным.

Ей на грудь наградными орденами повисли три манометра со светящимися стрелками и циферблатом, один из которых сообщался с гермошлемом, а два других с кислородными баллонами. Предплечья сковали наручи с зеркалом и наручным компьютером, провода от которого тянулись через муфту в рукаве защитного слоя прямо к ранцу. Две других муфты для проводов тянулись вдоль ног от ранца до ботинок с магнитными подошвами. Самый короткий пучок проводов шел от ранца к воротнику, в который были встроены биометрические датчики, ларингофон и прижимное кольцо для гермошлема. Ирма чувствовала, что ее наряжают в какие-то доспехи с минимальным количеством жестких деталей, и с каждым предметом эти доспехи становились все тяжелее. Она чувствовала себя скованной и подвижной, а так же уставшей и готовой взорваться от распирающей ее энергии. Процедура наряда отнимала так много времени и моральных сил, что Ирма уже была готова шагнуть в любое адское пекло, лишь бы покинуть надоевшие стены шлюза-раздевалки.

– Жарко, – простонала она, слушая шорохи в своем ранце.

– Потерпи немного, – донеслось из-за ранца, – Защитный слой отражает инфракрасное излучение, чтобы ты не замерзла, пока будешь сидеть в шахте без движения.

Краешком зрения она уловила на своем наручном компьютере желтый индикатор с изображением гермошлема. Костюм жаждал собраться в полный комплект, и Ирма разделяла его желание. Наконец, Рахаф отогнула большой палец, открыла дверь шлюза. Четыреста метров белого круглого коридора отделяло ее от мертвого судна, и она уверенно сделала шаг вперед, и мир резко повернулся под прямым углом.

– Тебя проводить? – озабоченно вопросила Рахаф, вручая ей гермошлем и чемоданчик с запчастями.

– Спасибо, дальше я сама.

Уверенной поступью она зашагала вперед, как на марше, и лишь когда из-за ее спины послышалось шипение закрывающегося шлюза, она позволила себе выдохнуть и остановиться.

Начинается.

Пустота внутри нее начала стремительно заполняться тем самым коктейлем из чувств одиночества и экзистенциальной тревоги. Наконец-то она прошла все стадии подготовки, и теперь, когда пути назад нет, перед ней выстроилась стена из сомнений. Она напомнила себе, что на самом деле не совсем одинока, и гермошлем с щелчком завершил комплект ее доспехов.

– Это Ирма Волчек с буксира Ноль-Девять, – заговорила она, включив радиосвязь, – Прием.

– Привет, сестренка! – жизнерадостно поздоровался с ней мужской голос, – Это Карлсон, буксир Два-Пять.

– Вы мой…

– Сразу оповещаю, разговаривать с тобой мы будем только на «ты».

– Хорошо… Ты мой куратор?

– Нет, совсем нет. Я куратор Вильмы. Но мне сказали, что она приболела, и ты сейчас вместо нее.

– То есть… – задумалась Ирма, на чистом автопилоте продолжая шагать вдоль воздушного рукава, – …получается, что все-таки ты мой куратор.

– Вот именно!

– Должно быть, скучно тебе там… где бы ты ни был, – протянула она и удивилась, как быстро этот таинственный Карлсон вселил чувство легкости в ее язык.

– О, нет, ты даже представления не имеешь, как тут весело. То вода у кого-то кончится, то кто-то столкнется со звездным осколком. Знала бы ты, как я соскучился по скуке.

– Я тебя понимаю. А имя у тебя есть?

– Конечно есть. Только я его тебе не скажу, чтобы ты звала меня Карлсоном.

– Хорошо, Карлсон, – вяло прожевала она фамилию, пробуя ее на зубок, – Я должна тебе кое в чем признаться. Я не знаю, что я должна делать.

– Ты должна делать то, что я тебе говорю. Я буду объяснять, а твои руки будут исполнять, сестренка.

Шлюз Шесть-Три, обрубающий воздушный рукав, приближался ритмичными наплывами, и вот показались первые повреждения – кто-то вытащил из стены считывающее устройство вместе с мясом, чтобы не тратить лишнее время на контроль пропусков. Ирма получала информацию о ходе ремонта лишь урывками, и ей казалось, что это вовсе и не ремонт, а просто разламывание и распиливание на куски того, что осталось от буксира. Она еще ни разу не слышала, чтобы кто-то что-то восстановил, зато была наслышана о том, что после работы в техношахте люди так же возвращались не вполне целыми.

Несколько раз повторив себе, что назад пути нет, она открыла шлюз, дождалась процедуры шлюзования и взошла на борт мертвого судна, широко распахнув глаза от удивления. Она ожидала увидеть мрачные коридоры, наполненные металлоломом и веющие упадком, но никак не праздничные гирлянды, протянувшиеся по коридорам чередой огоньков, разукрасивших переборки в целую палитру цветов.

– Карлсон, кажется, я уже замерзаю, – сказала она, ощутив холод, армией насекомых начавший кусать кожу.

– Спокойно, сестренка, это всего лишь испаряются излишки влаги. Через пару минут станет легче.

– А еще я тебя как-то странно слышу, – Ирма остановилась, упершись рукой в палубу, – Скажи что-нибудь.

– Что, связь барахлит?

– Нет, – прислушалась она, – Кажется, у меня что-то с ушами.

– Болят?

– Нет, – наконец-то поняла она, в чем дело, – Их начинает закладывать.

Она уже сталкивалась с подобным явлением много раз, но сейчас был именно тот случай, когда ей не хотелось с ним сталкиваться. Ответ висел у нее на груди, и ей понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и поднять руку. Не может быть, чтобы эта вылазка кончилась так быстро, убеждала она себя.

– Сестренка, с тобой все в порядке?

– Пока не знаю, – ее глаза начали нащупывать светящиеся символы в зеркале.

– У тебя подскочил пульс.

Манометр низкого давления явил зеркалу свой циферблат и стрелку, которая едва заметно подрагивала в такт взбесившейся мышце, ритмично бьющейся совсем рядом. Внутри похолодело, кровь отлила от конечностей, и организм возвестил о своей готовности паниковать. В ее голове промчался длинный товарный состав, груженый крупной оптовой партией слова «Нет».

– Манометр показывает, что давление в гермошлеме ноль девять Бара, – произнесла она, когда в глазах уже начало двоиться, – и, кажется, продолжает снижаться.

– Это нормально, сестренка… – только и успел произнести Карлсон, прежде чем его перестали слушать.

Каменная глыба самоконтроля стремительно раскрошилась в песок, утекающий сквозь пальцы, и с каждым вздохом ее шею все сильнее обхватывал ее старый знакомый персональный кошмар. Она почувствовала, как легкие наполняются жидким огнем, а ноги подкашиваются в поисках горизонтального положения. Она согнулась под тяжестью, севшей ей на плечи, и опустилась на одно колено, беззвучно выпустив из руки чемоданчик.

– …и абсорбирует азот… – донесся до нее обрывок фразы из какого-то очень далекого места, и она тряхнула головой, чтобы сбросить невидимого душителя. Еще раз взглянув в зеркало, она увидела, как стрелка манометра указала на ноль восемьдесят пять Бара, и весь ее жизненный опыт кричал, что она и вправду начинает задыхаться, но Карлсон говорил об обратном, и ей отчаянно хотелось ему верить. – …дойдет до ноль тридцати пяти…

Она со стоном втянула разрежающийся воздух, и повторила про себя имена своего экипажа. Паника не спешила охватывать ее тело пожаром, вместо этого ее льдом сковало то самое чувство, с которым можно было если не бороться, то по крайней мере примириться.