Текст книги "Слабое звено (СИ)"

Автор книги: Юрий Кунцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

– Интересно узнать, откуда у тебя такие глубокие познания в этом вопросе.

– Вильма, я тебя очень уважаю как человека и как штурмана… – начал он уходить от ответа.

– Очень приятно это слышать, – перебила она его и выдернула обратно в неудобное русло, – но я сейчас о другом спрашивала.

– Ты даже представить себе не можешь, – выдавливал он с неохотой слова из своей глотки, – сколько грязных секретов за последнее время всплыло в самых неожиданных местах.

– Так значит, и у тебя есть грязные секреты?

– У всех они есть, и вот тебе дружеский совет…

– Даже не пинок под зад?

– …никогда и ни с кем не делись секретами, которыми не хочешь никогда и ни с кем делиться.

– Ладно, – поелозила Вильма на стуле еще немного, – Хорошо, держи свои секреты при себе, если хочешь. Это твое право. Но знай, что сегодня ты сильно нарушил рамки дозволенного. Я была о тебе лучшего мнения.

– Ты чего вообще хочешь? – обвиняющее вопросил он, – Чтобы Ирма стала эффективным членом экипажа, или чтобы она поскорее убралась отсюда?

– Я ей добра желаю.

– А что есть добро? Не подпускать ее к воде или научить плавать?

– Добром может быть много вещей, но ты к ним, кажется, не относишься, – почесалась Вильма, – Я после такого даже не могу быть уверена, что завтра утром не проснусь в своем самом страшном кошмаре, потому что тебе приспичило провести тренинг личностного роста.

– Можешь не беспокоиться, я не знаю, в чем заключается твой самый страшный кошмар.

Она не знала, был ли он самым страшным, но несомненно одним из ее кошмаров было то, что в данный момент выглядывало из-под задравшегося рукава. Продолговатая синюшная отметила браслетом охватывала запястье, а поверх нее кожа обрастала хрупкой белесой паутинкой из трещинок в омертвевшем слое эпителия. Все тело болело, зудело и боялось зеркал. Случайная мысль о том, что это не пройдет еще минимум пару недель, моментально надламывала волю, подкатывала к горлу ком, набивала нос колючками и увлажняла глаза. Вильме хотелось кричать и бежать, если не с корабля, то хотя бы из этой реальности. Быть может, ей тоже не помешал бы «пинок под зад»?

– Как же я сильно ошибалась на твой счет, – резко выдохнула она, стараясь сохранять голос ровным и, почесавшись, поднялась со стула.

– Идешь мыться?

– Да, – ответила она, выходя из кают-компании, – Заодно смою с себя всю грязь, которую только что от тебя услышала.

– Тогда три спинку с особой тщательностью, – воткнулось ей в спину, и дверь гильотиной отрезала их друг от друга.

Известный общекорабельный факт – если Вильма пошла в душ, то это надолго. Время, вода и терпение очереди утекали в невероятных объемах, однако в этот раз душевая спросом не пользовалась, и можно было спокойно стоять под водой, пока Эмиль не вернется со смены.

Вильма вошла в душевую, и ее встретили несколько бледных алых пятен на полу – напоминание о том, как Ирма смывала с себя кровь, слезы и шок от пережитого спектакля. Мурашки пробежали по спине и заставили ее чесаться еще сильнее.

Дверца в стене распахнулась, явив за собой нишу, являющуюся шкафчиком для одежды и принадлежностей. Что ей было нужно? Мочалка пожестче и контрастный душ? Одно ускорит сход синяков, другое немного облегчит чесотку. Сразу два дополнительных стимула, чтобы провести под душем пару недель. Для полного счастья не хватало только провести в душевую отдельный кран с горячим кофе – экзотической жидкостью, которая недавно резко подскочила в цене, и в этой части космоса начала цениться дороже золота.

Она лениво сняла с себя куртку и повесила в шкафчик, предвкушая, как льющаяся вода будет сотней игривых щенков зализывать раны на ее истерзанном теле. Настроение начало вяло карабкаться куда-то вверх, но оступилось и резко сорвалось в бездну, когда Вильма нащупала пальцами край своей футболки, потянула ее вверх и, скосив по старой привычке глаза влево, утонула взглядом в настенном зеркале, из которого на нее смотрела незнакомая женщина, демонстрирующая свой пятнистый живот. Отпустив футболку, Вильма испуганно отшатнулась в сторону и утратила незнакомку из поля зрения.

Незнакомка ей не понравилась. Это была совсем не та женщина, которую хотелось баловать сладостями, прыгать ради нее на скакалке, угощать ее кофе, делать ей педикюр и отмывать от геля ее золотистые волосы, штопором падающие с головы. Ее хотелось лишь пожалеть, одеть потеплее, отправить домой и забыть о ней, как о страшном сне.

Опустившись на скамью, Вильма запутала пальцы в своих волосах, неровно всхлипнула и задалась вопросом, сколько еще слез она должна пролить впустую? Этому несомненно, придет конец, но есть ли способ как-то дожить до этого конца?

Приподняв взгляд, она оглядела расплывающиеся контуры душевой. Было тихо, светло и пусто. Было одиноко, и в то же время кто-то был рядом. Стоило ей встать и сделать шаг вперед, как она снова встретится взглядом с незнакомкой.

Она преследовала ее и будет продолжать преследовать еще долгое время. У нее не было добрых или злых намерений, у нее не было разума или силы, которая дергала ее за ниточки. Она была сравнима с природной стихией, столь же бессмысленной, сколь и необузданной. Она будет все время рядом, ложиться вместе с Вильмой спать, делить с ней завтрак, влезать с ней в один скафандр, пить из одной кружки, носить одну одежду и сидеть в штурманском кресле, и чем быстрее Вильма будет бежать ото всех, тем быстрее она прибежит к ней. Даже собственную тень можно похоронить во тьме, а незнакомка будет рядом каждую секунду, требуя к себе внимания.

«Бред какой-то», – заключила Вильма и окончательно передумала принимать душ. Возможно, позже, а сейчас она не хотела оставаться наедине с самой собой. Ей нужен был друг, с которым можно поговорить, и который так же, как и она, не испытывал к Ленару чрезмерной симпатии. Казалось бы, выбор широк, но Вильме на ум приходило только одно имя.

То имя, которое она еще совсем недавно смешивала со словами «Мы должны избавиться от нее».

Она поднялась, накинула куртку на плечи, закрыла шкафчик и поспешно вышла из душевой, стараясь не встречаться взглядами с мутировавшей версией своей пассии. Ее ноги вели ее на третью палубу, а мысли уводили прочь от реальности, переполняя голову воспоминаниями, образами и обрывками фраз, бесконечно множащимися и чередой повторяющимися друг за другом, заполняя в мыслях пустоту и вытесняя рассуждения о том, куда она идет, зачем и чего вообще хочет добиться.

Выговориться? Глупо пытаться жаловаться на жизнь той, у которой над головой еще совсем недавно угрожающе нависали тяжелые грузы вроде смерти и даже увольнения. Глупо идти и искать утешение в компании той, которую Вильма совсем недавно хотела выгнать с корабля. Глупо все, что сейчас связано с Вильмой, но Вильма нутром чувствовала, что эти глупости сожрут ее заживо, если продолжать называть их глупостями, что само по себе тоже было глупо.

Она спустилась на вторую палубу и попыталась убедить себя, что она должна подняться обратно, но искусственная гравитация настойчиво указывала вниз, и сопротивляться ее искусственной воле не было никакого желания. Вильма продолжила спуск по вертикальной лестнице, и ее голову проточил какой-то червячок, проев мысли насквозь и оставив после себя лишь непонятный отзвук.

Переборки имели возможность проводить звук, и если на третьей палубе кто-то чем-то гремел, это можно было услышать за запертой дверью. Вильма прислушалась и вновь услышала тот же звук. Кто-то волочил что-то тяжелое по палубе – Ирма решила сделать уборку на складе? Отличный повод зайти к ней и помочь. Глупый, но отличный.

Она прошла в коридор, ведущий к складу, репетируя в голове слова, которыми она завяжет в Ирмой долгий женский разговор, как вдруг раздалось шипение, и открылась дверь из технической комнаты. Все же было в Вильме что-то от маленького зверька, потому что иначе нельзя было объяснить, почему иногда ее пугали совершенно простые вещи, никак не угрожающие ее жизни. Она сама никогда не задумывалась об этом, и поддавшись подсознательному импульсу вжалась в нишу складской двери и краем глаза заметила движение.

Ленар волоком перемещал незнакомые ящики к шлюзу. На ящиках прямоугольником белела этикетка, покрытая мелкими рядами надписей и крупным логотипом, очертания которого вызывали в Вильме какие-то смутные ассоциации. Она когда-то давно уже видела этот логотип, но не могла вспомнить, когда и где.

Ящики исчезли вместе с Ленаром в отсеке вентрального технического шлюза, но двери остались открытыми – вероятно, он оставлял путь свободным для следующего захода.

Вильма нажала на кнопку, и дверь склада с предательским шипением отъехала в сторону.

Чем бы ни занимался Ленар в шлюзовом отсеке, но грохот, издаваемый ящиками успешно маскировал все свидетельства присутствия Вильмы.

Чем бы ни занималась Ирма, но на складе ее не было. Все еще старается держаться от Ленара подальше?

Чем бы ни занималась Вильма, но ей хотелось продолжать. Почесавшись, она выглянула из склада и увидела совершено чистый путь к технической комнате, лишенный внимания ее капитана. Она встала на цыпочки и начала красться, словно вор в ночи. Техническая комната приближалась, а Вильма нервничала от давящего на голову ощущения, что Ленар вот-вот поймет ее с поличным. Но разве это не глупо?

Зайдя в техническую комнату, она увидела еще с десяток ящиков, наклонилась к одной из этикеток, чтобы пробежаться взглядом по печатным надписям, и вспомнила, где именно ей встречался этот вычурный логотип. Она видела его во время званного ужина в космопорту Нервы, и этот логотип стоял на богато сервированном столе, украшая собой стеклянную тару, полную колдовства…

«Балджевый ветер»

«Элитная коллекция, вино, красное, сладкое»

«Крепость: 12,5 %»

«Производство: Нерва»

14. Тебе пора

Если внимательно приглядеться к подробным схемам буксиров марки «Гаял», то на третьей палубе под четвертой технической комнатой можно обнаружить блок неизвестного назначения под названием «БЦ-1», и строчку мелкого текста «доступ только для обслуживающего персонала» прямо под сноской. Подавляющее большинство экипажей привыкло не обращать внимания на этот блок и делать вид, что его не существует. Особо любопытные вскрывали палубу в четвертой технической комнате и обнаруживали под ней восьмимиллиметровую дюралевую плиту, под которой был похоронен «БЦ-1», без видимого способа снять ее. И лишь единицы по причинам, известным лишь дипломированным специалистам в области прикладной психиатрии, брали в руки плазменный резак, разрезали плиту, заглядывали внутрь и оставшуюся часть дня пребывали в шоке от глубокого разочарования.

На стадии проектирования конструкторы приложили немало времени, сил и смекалки, чтобы сэкономить на объеме и сделать корабль компактным. В финальном проекте выяснилось, что они слегка перестарались, и в третьей палубе образовалось пять с половиной кубометров пустого пространства, которому никак не могли найти разумное применение. Именно эти пять с половиной кубометров и решено было закрыть от посторонних глаз металлической заплаткой и красивым именем «БЦ-1», что расшифровывалось как «Балластная Цистерна». Предполагалось, что в будущем это пространство будет использовано для модернизации или расширения смежных систем, но это будущее совсем не торопилось наступать, а балластная цистерна переходила по наследству все новым моделям «Гаялов», лишь слегка меняясь в габаритах.

Однажды капитан ТБДС Ленар Велиев услышал от другого капитана, что за надписью «БЦ-1» скрывается пустое место, и после двух дней мучительных барахтаний в трясине сомнений он срезал заплатку и наконец-то поверил услышанному. Спустя еще один день он использовал балластную цистерну по единственному назначению, напрашивающемуся на язык – чтобы скрыть от собственного экипажа груз, который… требовалось скрыть от собственного экипажа. Когда он вернул обратно на свое место палубную панель, балластная цистерна исчезла, и напоминала о своем существовании лишь маленькой сноской на чертеже.

Шестнадцать ящиков с бутылками дорогого элитного вина воспринимались Ленаром скорее как шестнадцать ящиков противокорабельных кумулятивных боеприпасов, заряженных взрывчатым веществом. Они пролежали на боевом взводе почти два с половиной года, когда балластную цистерну вскрыли и начали извлекать их наружу. Шестнадцать ящиков выстроились четырьмя ровными башнями в четвертой технической комнате, и Ленар начал перетаскивать их в отсек вентрального технического шлюза, заранее озаботившись, чтобы рядом не было посторонних свидетелей. Перетащив шесть ящиков, он нажал кнопку, и внутренняя дверь шлюза открылась в палубе голодным ртом, изрыгающим желтое сияние. Ящики посмотрели на Ленара значком бокала и надписью «Не кантовать» с тремя восклицательными знаками, и на какой-то момент боеприпас обернулся тем же, чем был два с половиной года назад – жидкой валютой, вопреки законам физики текущей вверх по графику рыночных котировок. На ящики в последний раз упал полный отчаяния взгляд, и Ленар по очереди скантовал их в шлюзовую камеру. Сквозь грохот металла его резанул по ушам едва слышимый звук лопающегося стекла. Шлюз закрылся и выплюнул их по ту сторону обшивки навстречу космической бездне. Ящики описали параболическую траекторию, зацепили своими углами металлическую поверхность астероида 2Г, завертелись волчком и полетели вперед, в сторону Нервы. Отсчитав от корабля несколько десятков метров, ящики вошли в адский слоеный пирог из поля Алькубьерре и репульсионного поля, приняли на себя могучие удары гравитационных приливных волн и вышли по ту сторону полей в виде тщательно прожеванного в бесформенность металлолома, окруженного свежевыжатым облаком брызг из нежно-алого винного пара и стеклянного песка.

Тем временем Ленар подтаскивал к шлюзу следующую партию самого дорогого космического мусора в истории коммерческого космоплавания, и где-то внутри него чувство алчности испускало предсмертные вопли.

Лазарев пик представлял собой самую высокую гору из цепочки давно потухших вулканов, выстроившихся вдоль линии тектонического разлома и в последний раз извергавших магму еще до того, как обезьяны научились пользоваться палками. Восхождение на нее обозначало преодоление извилистого пути общей протяженностью в пятьдесят шесть километров, и первые километры прошли в условиях тотальной давки, когда пять групп студентов общей численностью в полторы сотни пар ног вступили на узкую каменистую тропу, и первое же ущелье растянуло беспорядочную толпу в длинную очередь, упорядочив молодых людей от торопящихся поскорее преодолеть нелегкий путь до тех, кто экономил силы для грядущих испытаний.

Во второй половине дня они начали замечать, что вулканическая порода все сильнее вытесняет с ландшафта деревья и кустарники, давая простор для разрастания Пионерского лишайника – по праву первой формы жизни, которая колонизировала эту планету. Его наросты окрашивали скалы в серовато-зеленые оттенки и лишний раз напоминали, кто истинный хозяин этого горного массива. Опасные извилистые серпантины становились все опаснее и извилистее, разбушевавшийся высотный ветер не то подгонял людей в спину, не то пытался сорвать с тропы и унести вниз по крутому склону. Особо опасные переходы приходилось миновать, пристегнувшись к страховочному тросу, натянутому между рым-анкерами, вколоченными на полтора метра в горную породу еще до рождения большинства студентов.

Первая развилка разрезала колонну на две части, и на восходящей тропе стало несколько посвободнее. Появилось ощущение небольшого затишья, и даже природа робела с движением светила к рваному горизонту. С наступлением сумерек, когда предвещающая ночь прохлада начала проникать сквозь плотную одежду, инструкторы отдали команду, и колонна начала организацию ночлега. Студенты сняли с себя ранцы, и плечи заныли, словно рот, из которого только что вытащили кляп. На обочине вдоль каменистой тропы начала лениво вытягиваться цепочка двухместных палаток. Небо окрасилось в холодные пастельные тона и наполнилось криками проснувшихся пернатых хищников. Наступающей тьме дали робкий отпор тусклые огоньки газовых горелок и электрических фонарей. Воздух наполнился ароматом разогреваемых консервов и сушащихся ботинок. Шелест армированного полиэстра чередовался со звуком камней – это студенты тщетно пытались разровнять площадку под палатками. Густой растительности не было. Аллювиального грунта не было. Ничего, чем можно было бы смягчить себе ночлег, не было. Была лишь усталость в ногах, боль в плечах и сонливость в голове, которая могла убаюкать даже на острых, как бритва, камнях.

Утро встретило их ледяной прохладой, головной болью и чувством усталости. Инструкторы трубили в свои горны до тех пор, пока последняя палатка не расстегнулась. Перекличка, завтрак и общие сборы были насильно втоптаны в рамки одного часа, после чего восхождение продолжилось. Тем утром никто не чувствовал себя бодрым, но ноги шли вперед, черпая силы из какой-то параллельной вселенной.

Через несколько часов показалась еще одна развилка, и колонна снова раскололась. Осталось лишь двадцать восемь человек, один инструктор и его ассистентка. Им предстояло преодолеть оставшуюся часть пути вместе, больше не разделяясь.

Группа была заранее поделена на пары, и внутри каждой пары студенты состояли друг у друга на взаимной поруке. Каждый обязан был постоянно держать своего напарника на виду, следить за его самочувствием и помогать ему, не отвлекаясь на людей из чужой пары. Помимо воспитательных целей такой подход сильно облегчал инструкторам контроль над группой, и они без устали повторяли, что пару, которую они обнаружат разделенной друг от друга хотя бы двумя метрами, они тут же скуют наручниками. Восхождение было тяжелым, а снаряжение еще тяжелее, поэтому никто не верил, что их инструктор действительно нагрузил свой рюкзак таким количеством наручников, но к правилам все привыкли относиться серьезно, и группа тянулась ровным парными рядами, словно солдаты на марше.

Как и в любом коллективе, у всех были свои друзья и неприятели, но никому не позволили роскошь выбора партнера, доверив это дело случайной жеребьевке, в которой была лишь одна поправка: каждая пара должна состоять из однополых партнеров. Им предстояло делить вместе еду, кров, невзгоды и впечатления весь ближайший месяц, и перед ними вставало два варианта: передраться и совместно вылететь с последнего курса обучения или срочно начать налаживать отношения, оказав друг другу услугу и сильно облегчив взаимное существование. Кому-то это давалось легко, а для кого-то оборачивалось назреваемым сумасшествием. Бывало такое, что у партнера был легкий и уживчивый характер, но он так много болтал о совершенно неинтересных вещах, что изображать чуткость и вежливость становилось все более непосильной ношей. Были и те, кто предпочитал дружеской беседе молчание, открывая рот лишь при случае необходимости – этим вообще ничего не попишешь, но хоть спать не мешают. Для опытных инструкторов, которые водили студентов по вулкану уже много лет, все это было давно знакомо, но для самих студентов становилось большим сюрпризом, что в группе из тридцати человек оказывается можно было страдать от одиночества.

Когда наступила пора второй ночевки, многие отказались от ужина. Едва завернувшись в свои спальники, словно в коконы, студенты закрыли глаза и спустя несколько секунд открывали их под звук утреннего горна, вдавливающего барабанные перепонки в череп. Все кинулись проверять часы, но никто не верил тому, что они показывали. Студенты провели в глубоком крепком сне положенные восемь часов, но их тела кричали, что их где-то жестоко обманули. Но никакого обмана не было, и первые слепящие лучи света пролились через горизонт, согревая и подгоняя на оставшемся отрезке пути.

Воздух гулко завибрировал, донеся откуда-то издалека громогласный звук пушечных выстрелов, и особо наблюдательные могли заметить снаряд, летящий по параболической траектории высоко над их головами. Не успев скрыться из поля зрения, черная точка снаряда на бело-голубом небе расцвела ярко-оранжевым букетом из трех парашютов и начала медленно сползать вниз по невидимому полотну, пока не скрылась далеко за скалами. В последующие три часа с равными интервалами было произведено еще несколько выстрелов, и каждый раз двадцать восемь пар глаз и несколько воздетых в небо указательных пальцев провожали бороздящий небо снаряд полными надеждой взглядами. Кто-то начал раньше времени вычислять расстояние до ближайшего места посадки, но под рукой не было калькуляторов, а головы предательски плохо работали, борясь с ноющей болью, усталостью, одышкой и тошнотой. В конце концов, кто-то из группы радостно выкрикнул что-то про два километра, в ответ на что инструктор наградил его издевательским смехом.

Спустя семь километров они добрались до вожделенной деревянной таблички, на которой было вытиснено под толстым слоем лака «Добро пожаловать», чуть ниже стояла более скромная надпись «Тренировочный лагерь Меридиан-3», еще ниже «Высота 5032 метра над уровнем моря», и в самом низу мелким шрифтом было выдавлено «Так близко к космосу вы еще не были».

За табличкой крылось небольшое плато, обросшее вокруг спортивной площадки деревянными одноэтажными домиками, и измученные студенты наконец-то почуяли запах комфорта и мягкость сбитых о камни ватных ног. Инструктор велел всем построиться и объявил жеребьевку, в ходе которой выкрикивал номер пары и указывал им на их новое жилье. Домики выглядели обманчиво: снаружи они напоминали гостиничные номера шикарного горного курорта, внутри же таилась аскетичная простота, состоящая из прихожей, трех двухместных спален, одной кухни и шести кукишей с маслом. Санузлы были отдельной роскошью в небольшой деревянной пристройке, которая не вдохновляла на подвиги во время разгула холодных ночных ветров. Очень быстро выяснилось, что местный водопровод был столь же суров – им служил водный резервуар, вмонтированный прямо в скалу и выглядывающий на поверхность скромным каменным колодцем, из которого воду приходилось вручную добывать при помощи старинного метода ведра и цепочки, таскать до умывальников, чайников и обливных кабинок, и лишь затем использовать ее на свое усмотрение. Электричество обеспечивалось двумя солнечными панелями, и его хватало лишь на то, чтобы держать рабочей радиостанцию и заряжать аккумуляторы в ручных фонарях, которые были единственным источником искусственного освещения на многие километры вокруг.

Закат наступил незаметно, и сквозь широко раскрытые рты начала выходить зевота. Подавляющее большинство студентов, мучимых усталостью и тошнотой, вновь пропустило ужин. Не теряя много времени на распаковку и обустройство они быстро разошлись по своим спальням и плюхнулись в свои койки. После двух ночей в палатке, которая своей формой очень хорошо повторяла каждый камушек, попавший под днище, койки с деревянными пружинами и тонкими гелевыми матрасами напоминали мягкую, почти жидкую перину, в которой можно было утонуть и с упоением захлебнуться в стране сновидений.

На следующее утро, вопреки планам студенты уничтожили не все запасы еды, которые брали с собой. Тем не менее, ее количество угрожающе стремилось к нулю, и глядя на скудные запасы некоторые непроизвольно начинали чувствовать предвосхищенное урчание в желудке. Начался учебный день с вопроса инструктора о том, кто из студентов не хочет умереть в горах от голода. Руку подняли все, и тогда он выдал каждой паре по гаечному ключу, проинструктировал о том, на какое расстояние им разрешено удаляться от лагеря и скомандовал немедленно начать поиск провизии. Они разбрелись в разные стороны и ощутили, что прогулка в горах налегке немногим легче, чем с двадцатикилограммовым рюкзаком за спиной. Склон вулкана был достаточно пологим, чтобы безопасно взбираться в него без помощи альпинистского снаряжения, и достаточно крутым, чтобы каждые несколько шагов заставлять организм задыхаться и судорожно всасывать воздух в приступе тяжелой одышки.

Весь план по поискам пропитания неизбежно упирался в то, чтобы забраться повыше и уже оттуда тщательно оглядеть территорию в поисках чем поживиться. Очень скоро сразу две пары обнаружили вдали яркое пятно, и от легкого приступа эйфории один из них при неосторожном спуске подвернул себе ногу. У его напарника просто не осталось выбора, кроме как прекратить миссию по добыче ресурсов и помочь товарищу вернуться в лагерь. Оставшаяся же пара продолжила спуск в более осторожном темпе и благополучно добралась до оранжевого полотна, из-под которого выпирало что-то круглое. Немного поборовшись с морем синтетического шелка, они выкопали из-под парашютов сферический грузовой снаряд диаметром в три метра, опоясанный рядом жестких крылышек-стабилизаторов, которые в атмосфере заставляли его принять правильное положение для срабатывания парашютной системы, а на земле не позволяли ему скатиться вниз по склону. Гаечный ключ быстро скрутил все болты с люка, и внутри их ждало неслыханное богатство: плотно упакованные фрукты и овощи, чудесным образом не превратившиеся в пюре от перегрузок, баллоны с горючим, гигиенические принадлежности, медикаменты, сушеные травы, специи, чай, кофе и, в качестве вишенки на торте, вакуумные упаковки, в которых была свежевыловленная рыба и все то, что обычно остается от курицы после того, как ей отрубают голову. Легкая часть испытания была позади, теперь им предстояло как-то организоваться, чтобы протащить все это богатство по двум километрам бездорожья, не умерев при этом от одышки. Им повезло и не повезло одновременно: по другую сторону лагеря была найдена еще одна капсула с припасами, и группе студентов пришлось разделиться на два фронта, муравьями перетаскивая припасы в лагерь посильными порциями. Самое сложное было с баллонами с горючим – каждый баллон весил двадцать килограмм, плюс сорок килограмм горючего внутри него, и поделить эту массу поровну было чертовски сложно. Можно прибавить к этому крайне неудобную для транспортировки форму, у которой почти не за что было ухватиться, и разряженный горный воздух, и тогда картина отчаяния начинала играть новыми красками. Кто-то догадался принести нож, срезал стропы с одного из парашютов, превратил шелковое полотно в относительно удобные носилки для баллонов и всю дорогу назад молился, чтобы его не выгнали с последнего курса за порчу академического имущества.

Все скоропортящиеся продукты складывались в погреб, который углублялся в скалу на несколько метров, уходил прямо под водный резервуар, и температура в котором стремилась к нулю. Весь день был потрачен на заполнение погреба, и в конце дня, когда обессилевшие студенты начали лениво поглощать фрукты, несколько энтузиастов провели инвентаризацию, подсчитали примерный расход калорий и пришли к выводу: нельзя питаться одними фруктами и овощами, курицу и рыбу тоже придется готовить.

Следующий день прошел в сумасшедшем ритме. Большую часть дня отняли физические упражнения, относящиеся к курсу общей физической подготовки с ярко выраженным акцентом на аэробные нагрузки, преследующие единственную цель – заставить студентов задыхаться. Тренирующиеся в полной мере ощутили, каково приходится рыбам, пытающимся дышать без воды. Грудная клетка начинала болеть от постоянной одышки, и все результаты, которых они добивались пятью километрами ниже, легко поделились на четыре. Перерывы в физподготовке тратились на обед и лекции по предметам выживания, которые студенты тщетно старались впитывать своим вывернутым наизнанку вниманием и конспектировали до неузнаваемости изуродованным почерком.

Если исключить время на сон и употребление пищи, студентам в сутки давалось лишь два часа личного времени. Спустя два дня все единодушно пришли к выводу, что самые ценные ресурсы в лагере – это время и топливо. И то и другое требовалось для приготовления пищи. И то и другое требовалось для того, чтобы нагреть воду, в которой можно будет помыться. И то и другое было на исходе, и приходилось как-то учиться экономить важный ресурс. К сожалению, ни курица ни рыба не хотели сами сбрасывать с себя перья и чешую, и их приготовление неизбежно тянулось мучительно долго и болезненно дорого, хотя некоторые упорно экспериментировали с сушеными и солеными блюдами, не требующими термообработки. Студентам пришлось распределять между собой обязанности и организовывать графики дежурств, чтобы время перестало преследовать их разъяренным хищником, щелкающим челюстями около пятой точки. Так в каждом домике произошло разделение труда между тремя парами живущих под одной крышей студентов, что слегка облегчило их сосуществование и приблизило их к общажному симбиозу.

Однажды произошел инцидент, когда две студентки, одна брюнетка с длинной косой и одна блондинка с не менее длинным пучком веника за спиной, совершили на глазах у инструктора страшное преступление: блондинка во время легкого кросса по периметру слегка увлеклась и отбежала от своей запыхавшейся напарницы более чем на два метра, за что их сурово наказали, приковав друг к дружке наручниками. Дальнейший кросс проходил в условиях страшных неудобств, и им приходилось прямо на бегу учиться синхронизировать движения, чтобы не наступать друг дружке на ноги и не толкаться. С наступлением вечера они поняли, что настоящие неудобства только начинаются. Им пришлось распороть рукава на своих куртках, чтобы снять одежду и освежиться под ведром прохладной воды, после чего они начали судорожно соображать, как им в таком положении нормально выспаться. Идеальным казался вариант поставить койки головными торцами встык и попытаться уснуть с высунутыми руками, но выяснилось, что габариты спален просто не позволяют установить койки в таком положении. Компромисс был найден, когда обе студентки по той же схеме постелили на пол матрасы и поджав ноги предприняли отчаянные попытки быстро вырубиться. Попытки увенчались успехом лишь к середине ночи, а на утро их ожидали вдобавок к привычному зову горна затекшие руки, резь в усталых глазах и головная боль. Им нужно было одеваться, но они совсем не хотели портить оставшуюся одежду, и на коленках соорудили себе из спальников что-то вроде туник, оставляющих одно плечо обнаженным. Это был самый первый случай в тренировочном лагере, когда вся группа студентов, включая инструктора и его ассистентку, начали задыхаться не от изнуряющих упражнений, а от дружного задорного смеха. По истечении суток мера наказания себя исчерпала, и наручники были сняты. С тех пор никто не рисковал упускать своего напарника из поля зрения дольше чем на секунду.