Текст книги "Слабое звено (СИ)"

Автор книги: Юрий Кунцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)

18. Одной любви недостаточно

Доподлинно известно, что совместное употребление пищи является признаком доверительных отношений и способствует укреплению сплоченности внутри определенной группы лиц. Существует версия, что именно по этой причине на межзвездных кораблях есть лишь один обеденный стол. Ничто не могло лучше стимулировать группу лиц проводить друг с другом больше времени, общаться в неформальной обстановке и постепенно наращивать между собой взаимопонимание. Члены экипажа могли работать в разных частях судна и иметь разные рабочие графики, но обед был для всех един, и легко собирал всех в одном помещении.

Еда объединяла.

Этот простой принцип почти моментально перерос в негласное правило, которому все охотно следовали вплоть до обидного инцидента в системе Мерклин-71 на ледяном планетоиде под названием «Коля», когда оператор буксира Ноль-Девять стала для своих товарищей пятым колесом. Она все еще была новенькой в экипаже и, не смотря на то, что экипаж принял ее как должное, она упрямо стремилась оправдать их доверие. Отчаянная попытка с треском провалилась, и пока ее сослуживцы занимались тяжелой работой, она вынуждена была отсиживаться на корабле и умирать от стыда. Чувствовать себя лишним винтиком в механизме было невыносимо, особенно для маленького, но идейного человека, который всеми силами хотел насытить общественной пользой свое жалкое существование. Она перестала чувствовать себя достойной этого корабля и этого экипажа, и впервые нарушила славную традицию совместной трапезы, а чуть позже и вовсе отправилась в добровольное изгнание на две палубы вниз в складской отсек.

Да, Ирма очень хорошо умела себя накручивать.

Никто вслух не говорил ей, что хочет прогнать ее с борта в место, где она будет по-настоящему полезной, но Ирме не нужно было быть «отборной», чтобы додуматься до этого самостоятельно. В мечтах она ярко представляла себя на руководящей должности, и четко осознавала, что ей в таком случае совсем не был бы нужен член экипажа, не способный исправить то, что сам же и натворил. Так или иначе, ее сослуживцы совсем не являлись хладнокровными циниками, готовыми обрушить на коллегу праведный гнев, и пару раз звали ее обратно в свою компанию, но помимо правила совместного употребления пищи был и один простой принцип: совместное употребление пищи не оказывает должного эффекта без желания всех участвующих.

Теперь же ситуация изменилась. Ирма вновь почувствовала себя равной, вкусила все прелести труда во благо экспедиции, заработала несколько производственных травм и вопреки всем невзгодам с гордостью вспоминала последние два дня. Ей предстояло вновь наладить отношения со своим экипажем, и началось все с Вильмы. После третьей смены она зашла на склад, как бы невзначай пробежалась пальцами по полкам, случайно упомянула свою недавнюю «хворь», и их языки сцепились в беззаботной сугубо женской болтовне, которая началась с промывания костей их капитана, продолжилась обсуждением хода работ на Шесть-Три, а окончилась фразой, которую Ирма очень ожидала услышать: «Эй, а от чего бы тебе не отведать с нами новую стряпню Эмиля?»

Еда вновь объединяла.

Кажется, прошел месяц или двадцать лет с того момента, как Ирма в последний раз заходила в кают компанию не ради того, чтобы что-то утащить в свое логовище на нижней палубе. Чувство, когда ждешь сбора всех участников, будоражило аппетит не хуже любого аперитива, и когда кают-компания сосредоточила в себе весь экипаж, никто не обратил внимание на то, что на обед собралось на одного человека больше, чем обычно. Ирму вновь воспринимали как должное. Ей этого не хватало.

– …а поскольку для нас сейчас наступили тяжелые времена, мы теперь вынуждены питаться только свежей пищей, – выдавал Эмиль застольную тираду, когда все уже успели усесться за стол, но никто еще не успел прикоснуться ложкой к кашеобразной субстанции пастельно-желтого цвета, – Я еще не придумал название этого блюда, но я постарался компенсировать нехватку жиров, немного поиграл со специями, добавил уксуса, и получился этот замечательный суп-пюре, который еще очень не скоро начнет вселять в вас чувство глубочайшего отвращения.

Экипаж вооружился космическими ложками. Говорят, что нельзя болтать во время еды, но что есть еда, если не топливо для непринужденной беседы? Такого мнения придерживались все люди, которым по долгу службы приходилось вместе жить и работать. Обед был частью рабочего перерыва, а лучший перерыв – этот тот, в котором от работы отдыхает не только тело, но и разум. И если телу для этого достаточно принять горизонтальное положение, то разум – более капризное создание. Для качественного отдыха ему требуется смена трудовой деятельности, и застольная болтовня для этого подходила идеально.

– И ты сделал это из суперпаслена? – недоверчиво вопросил Радэк, просмаковав две ложки, – Похоже, у тебя действительно получилось меня удивить.

– Всего лишь удивить? – переспросила Вильма, приподняв брови, – Эмиль, да ты превзошел сам себя. Хоть ты и любишь в свои блюда бросать много масла, но ради такого мне и пару килограмм набрать не страшно.

– О, благодарю, – скривил губы Эмиль, – Но я бы сильно слукавил, если бы сказал, что это целиком и полностью моя заслуга. Даже после двойной термообработки примерно сорок процентов вкуса зависят от условий, в которых были выращены ингредиенты, поэтому на сорок процентов мы все обязаны Ирме.

– Мне? – едва не подавилась Ирма, и тут же пришла в сознание, – В смысле, да, я смешивала концентрат с водой и заливала в гидропонику. Но с этим и дурак бы справился, так что не стоит сильно преувеличивать мой вклад.

– Вот за что ты мне нравишься, так это за скромность, – облизнулся Радэк и тряхнул перечницей над своей тарелкой, – Как-то раз, когда я был проездом на Дариусе, я разговорился с мужиками о выращивании суперпаслена. В тот раз они мне рассказали об одной метафизической составляющей, обитающей где-то на тонких материях, про которую ты мне сейчас напомнила.

– И что же это за составляющая?

– Любовь, – выдал Радэк совершенно рядовым тоном, – В любом деле любовь является определяющим фактором. Без любви невозможно вырастить здоровый урожай, построить крепкий межзвездный корабль и основать благополучную колонию. И так уж получилось, что ни одному мужчине природой не дано любить так, как это дано женщине. Поэтому твой вклад в этот обед нельзя преувеличить.

Где-то в судовых инструкциях тирада Радэка про любовь должна была описываться в перечне нештатных ситуаций с подробным указанием действий. Но поскольку в инструкциях такое событие не было учтено, Ленар лишь смог озадаченно ткнуть ложкой в так и не открывшийся рот, и навострил уши. Происходило что-то интересное, даже по меркам их текущей экспедиции.

– Спасибо… – неуверенно промолвила Ирма, на секунду забыв о тарелке у себя под носом, – Но тут получается одна нестыковочка. Ноль-Девять очень большой, тяжелый и, простите, старый корабль. Чтобы он до сих пор не развалился на кусочки, требуется приложить очень немало любви. А я бы даже сказала, что он в практически идеальном состоянии. И все благодаря тебе, Радэк.

– Не совсем, – возразил он все с той же невозмутимой гримасой, – Это наши совместные с Эмилем плоды. Если бы не его содействие, у меня бы ни за что не получилось удержать кормовую секцию прикрепленной к носовой.

– Именно поэтому очень важно не забывать, что одной любви недостаточно, – подытожил Эмиль, – Необходимо так же работать сообща, четко осознавать, что твой сослуживец – не просто сослуживец, но еще и твой друг, который в нужный момент без лишних вопросов подставит тебе плечо. И я рад, что у меня есть такой друг.

– Звучит как тост, – улыбнулась Вильма.

– Только не начинай.

– Ребята, ну мне правда очень стыдно за тот случай. Простите меня, если сможете.

– О, нет, Вильма, тебе совсем не стоит просить прощения… – поперхнулся Радэк.

– Я знаю, что моим поступкам…

– …на такую как ты…

– …совсем нет оправдания…

– …просто невозможно…

– …но в тот день я…

– …долго держать обиду.

– …чувствовала себя уродливым мешком с костями.

– Что? – прищурился Эмиль, – Ты же по жизни цветешь и вдохновляешь. Ты страшна, как сама смерть, когда вылезаешь из криостата, но после всего трех часов в душевой ты выглядишь так, будто снаружи тебя ждет космическая карета, которая доставит тебя на галактический бал. У тебя самые длинные волосы во всем межзвездном пространстве, ногти всегда идеально чистые, осанка такая, будто на тебя не действует искусственная гравитация, а одежда даже самого универсального размера смотрится на тебе безукоризненно. Рядом с тобой мне становится стыдно за каждую складку на моей спецовке, за каждый проросший волосок на моем лице и за каждое пятнышко графита на моих руках, – Эмиль сделал паузу и, наконец, позволил легким глотнуть свежего воздуха, – Ты можешь быть мешком чего угодно, но уж точно не уродливым.

– О, Эмиль, ты как всегда сладкоречивый дьявол, – обнажила Вильма свои зубы мудрости и слегка залилась краской, – Ты никогда за словом не лез в карман, и иногда мне кажется, что ты даже Ноль-Девять способен убедить в том, что гравитации не существует.

– Это все читая правда.

– И тем не менее, я, как приличная девушка, обязана молить о прощении за свое недостойное поведение. Слабое оправдание, но я потеряла контроль над собой.

– Мы прощаем тебя.

– А ты? – повернулась она к Ирме и наткнулась на вопросительный взгляд, – Из-за меня на тебя навалилась тяжелая смена раньше времени. В каком-то смысле я подставила тебя, так что перед тобой я провинилась сильнее всего.

– Да нет, – равнодушно пожала Ирма плечами, – У меня прощения просить стоит в самую последнюю очередь. На самом деле это я первой должна была забраться в компрессионный костюм и залезть в эту чертову техношахту. Возможно, я даже должна поблагодарить тебя за то, что ты в тот день нажр… немного выпила.

– Рада, что ты не держишь на меня зла, и обещаю, что впредь этого не повторится.

– А этого и не повторится, – скептически заметил Радэк, – Весь алкоголь, что был у нас на борту, отправился в очень дальнее путешествие, напоследок нарушив закон о космической экологии.

– Разве этот закон распространяется на межзвездное пространство?

– Этот закон распространяется на все пространство, в котором передвигаются космические корабли.

– Кстати, о передвижении, – заговорила Ирма ожившим голосом, – Что произошло во время моей последней смены?

– Разве ты не помнишь? – вознесла Вильма брови к челке, – У Синга начал протекать скафандр, а ты сразу же кинулась ему на помощь.

– Да, – подхватил Радэк, – это был похвальный поступок.

– Жаль, что Карлсон этого не оценил.

– Не слушай Карлсона, – махнула Вильма ложкой, и капелька супа, сорвавшись с края, описала короткую траекторию до центра столешницы, – Он порой бывает довольно заносчив. На самом деле помочь находящемуся в опасности человеку – святое дело.

Легким взмахом салфетки Вильма подобрала разбившуюся каплю.

– В том-то и проблема, – вяло ковырнула что-то ложкой Ирма у себя в тарелке, – Я не помогла ему.

– Не важно, кто ему помог. Главное, что ты попыталась. Он отделался легким испугом лишь благодаря тому, что его окружали такие как ты. Может, тебя бы и не стал никто осуждать за бездействие, но твоя реакция похвальна. Так держать, Ирма.

– Постойте, – тряхнула она головой, – Вы меня сбили с мысли. Я хотела спросить, что вообще произошло во время моей последней смены.

– Экстренное отключение тяги, – ответил Радэк, когда Ленар уже открыл рот с готовым ответом, – На Два-Пять взбесилась силовая установка, и они подняли всех свободных людей по тревоге, чтобы как можно быстрее синхронно сбросить ход. Вас предупредить попросту не успели. Оказалось, что зря. От внезапной потери тяги Синг сам себя полоснул по скафандру труборезом. Что было дальше, ты знаешь.

– Дальше мне пришлось долго убеждать Карлсона, что я способна работать и дальше, – продемонстрировала Ирма кусочек пластыря на своем пальце, – Всего лишь немного укололась, а Карлсона это встревожило сильнее, чем утечка воздуха в скафандре Синга.

– Я бы тоже встревожился, – протянул Эмиль, – Твои изящные пальчики на вес палладия, а в сложившейся ситуации и того дороже. Есть маленькая вероятность, что когда эта экспедиция завершится, она попадет в учебники истории, и там будет отдельная сносочка про «список Соломенникова», и, возможно, в ней пару строчек уделят тебе и твоему героическому вкладу в ремонт фотонной системы в совершенно нечеловеческих условиях. Поверь, менее самоотверженные люди уже давно махнули бы на все рукой и остались бы дожидаться возвращения в космопорт.

– Ну, в конечном счете заслуга не моя, – замялась Ирма, с неохотой выжимая из себя признание, – На самом деле это Вильма отрегулировала лазерный отражатель.

– Не надо, – смущенно скривила Вильма губами, – Я всего-навсего додумалась до того, что направляющие балки могли сместиться, чуточку раньше остальных. Это не вклад, а всего лишь легкое опережение.

– Из-за твоего «легкого опережения» мы наконец-то приближаемся к завершению ремонтных работ и запуску энергосистемы Шесть-Три, – произнес Радэк, опустошив свою тарелку, – Иногда мне кажется, что из тебя техник вышел бы лучше, чем из меня.

– Ну нет, ни в коем случае, это невозможно. Я в жизни не встречала более ответственного человека, чем ты. Иногда мне кажется, что у тебя есть все, что нужно, чтобы быть идеальным техником: и способный коллега, и любовь, и азарт, и…

– Все, хватит, – схватился Ленар за голову, – Все, я вас понял, прекращайте, а не то у меня от ваших разговоров сейчас диабетический припадок случится.

– Ну наконец-то, – облегченно выдохнул Радэк, – А то у меня уже начали заканчиваться комплименты.

– Итак, – облизнулась Вильма и, отодвинув от себя опустевшую тарелку, сложила руки на груди, – Мы слушаем.

Еда могла объединять по-разному, будь то перекус в перерыве, дружеский обед, романтический ужин или бескровный словесный поход против человека, который совершил что-то ужасное и должен был перед всеми ответить. Стол стал им полем битвы, слова заменили оружие, а еда, как обычно, оказалась мостиком, без которого стороны конфликта не смогли бы встретиться.

– Простите меня, – изрек Ленар в попытке быстро закончить это противостояние.

– И все? – спросил Эмиль, не желая так быстро оканчивать противостояние, – Это хорошо, что ты попросил прощения, но мы рассчитывали на что-то более искреннее.

– Я виноват, что подверг вас всех риску, – начал давить Ленар слова сквозь зубы, будучи не привыкшим находиться по эту сторону обвинений, – Кажется, я думал не тем местом, когда решил взять на борт контрабанду.

– А вот с этого момента поподробнее, – облокотилась Вильма на столешницу и жадно навострила уши, – Каким местом ты думал? Тебя не устраивает твоя зарплата?

– Устраивает, но мне почему-то вдруг стало интересно, получится у меня обойти закон или нет. Как видите, не получилось, – произнес Ленар, и его тон вдруг резко наполнился уверенностью, – И прошу заметить, исключительно ради вашей же безопасности при первых же проблемах я сбросил в космос четыре своих годовых оклада.

– Дорого же тебе встала эта авантюра…

– Еще раз простите меня. Довольны?

– Не совсем, – сказала Вильма, звонко пробежалась ноготками по столешнице и посмотрела на Ирму, – Перед одним из нас ты провинился в особенной степени.

Женщины встретились взглядами, и взгляд Ирмы был полон растерянности. Она знала, что этот обед будет «против Ленара», но ни в коем случае не подозревала, что вдруг тоже станет частью центра внимания. Ей стало неловко, и вдвойне неловко от того, что компрессионный костюм уже давно выдавил из нее последнее чувство обиды в адрес своего капитана.

– Ирма, ты…

– Нет, – перебила она его, вспорхнув уцелевшими пальцами, – я не держу на тебя зла. Я, кажется, начала понимать, каково тебе было «за кулисами» всего этого представления. То, что ты сделал, действительно не вписывается ни в какие рамки, но я думаю, что ты на это решился не из личной прихоти, а потому что увидел в этом необходимость. Ты порой ведешь себя как бессовестный оппортунист, Ленар, но я сама не лучше, так что никаких обид.

– Я не бессовестный.

– Еще какой бессовестный, – настояла Вильма, бросив на Ирму непонимающий взгляд, – Даже если не брать в расчет твои хулиганские замашки, ты уже претендуешь на звание рекордсмена по количеству грубых нарушений профессиональной…

– Давайте прекратим спорить посреди космоса, – выдала Ирма слова, которые по степени разумности превзошли все, что было сказано за последние месяцы, – Если вы готовы хоть во что-то поставить мое мнение, то я не хочу бунта на корабле. Даже белого. Ленар все еще мой капитан, и я ему доверяю. А теперь, если вы не против, я выполню свой долг.

Еще прежде чем кто-то догадался бросить взгляд на доску с графиком дежурств, Ирма встала из-за стола и начала собирать грязные тарелки в стопку. Затишье, сопровождавшее ее на пути к умывальнику, свидетельствовало о том, что она окончательно испортила всем настроение для дальнейших колкостей. Послышались булькающие звуки, с которыми ее коллеги начали наполнять свои кружки питьевой водой. Затем Эмиль что-то проворчал про то, что обед без чая за обед не считается, на что Ленар ему что-то ответил про рецепт нектара из суперпаслена. С неохотными шорохами экипаж начал таять. Столь же неохотно стопка грязных тарелок таяла в моющем средстве. Мытье посуды – занятие медитативное. Можно запросто совершать руками простые движения, мыслями улетев куда-то очень далеко. Поэтому она от неожиданности вздрогнула, когда мужской голос, нависший у нее над ухом, выдернул ее из неведомых далей:

– Болит?

Ленар все это время стоял за ее спиной и дожидался, пока все разойдутся, оставив капитана с оператором наедине.

Опять.

Ирма до сих пор не могла определиться, стоит ли ей пугаться такой тенденции или начинать привыкать к ней. Ни то, ни другое не казалось ей нормальным.

– Рана? – спросила она и бросила взгляд на оттопыренный безымянный палец, словно интересуясь его мнением, – Да, болит.

– Такие ранения в космосе очень опасны.

– Да, меня Карлсон уже просветил.

– Давай я сам.

Его жест располагался где-то между такими понятиями как грубость и забота. Он взял тарелку у нее из руки и легким движением бедра отпихнул ее в сторону. Она не стала сопротивляться. Ей показалось, что его все еще грызет совесть, и она не понаслышке знала, как хорошо такие жесты могут сточить совести зубы. Лучшее, что она могла сделать – это уступить ему.

– Значит, ты пользовался компрессионным костюмом, – завязала она разговор, чтобы воздух напряженно звенел чуть потише.

– Да, – ответил он после небольшой задумчивой паузы, – Так что я прекрасно понимаю, каково вам приходится в техношахтах.

– Поэтому я и не держу на тебя зла. Ты знал, на что меня отправляешь, и заставить тебя пойти на это могли лишь склонность к садизму или отчаяние. И садиста в тебе я не вижу.

– Я просто хочу завершить эту экспедицию, – закончил он мыть тарелки и начал растирать их полотенцем, – Потом я хочу завершить еще одну. А потом еще одну. И в конце будет финиш. Конечная цель, к которой мы все стремимся.

– Забавно, – иронично улыбнулась Ирма, – Я не вижу своей конечной цели.

– Дай посмотреть.

Она протянула ему руку, и он снял с пальца промокший пластырь. Рана выглядела, как укус какого-то крупного насекомого. Кожа вокруг свежего мелкого рубца переливалась оттенками красного и синего, а Ирма напрягала лицо, стараясь не выдавать в себе признаки боли.

– Похоже, ты занесла инфекцию, – спокойно заключил Ленар, выпустив ее руку.

– Я обработала рану антисептиком, когда вернулась.

– Рана, видно, глубокая. Под кожу могло попасть что угодно и остаться там, – она догадывалась, что он хочет сказать, но отказывалась в это верить, и тогда он произнес эти страшные слова вслух, – Тебе стоит показаться фельдшеру, иначе рискуешь остаться без пальца.

Ирма смутно осознавала, что очень любит этот палец, но одной любви недостаточно. Какое-то мерзкое чувство, похожее на трусость, наступало на горло доводам разума, мешая ногам направляться на Два-Пять, и все же Ирма заставила себя явиться туда, куда давно обещала себе явиться, просто чуточку попозже… когда будет повод… Она стояла перед заурядной дверью и смотрела на нее, словно на адские врата. Она откровенно не понимала, чего так боится и почему не заходит, но нерешительность настойчиво предлагала ей передумать, как обычно предлагает передумать вставать с постели с первым сигналом будильника. Мысли были главными врагами, поэтому она очистила голову, глубоко вздохнула, нажала на кнопку и шагнула в открывшийся дверной проем.

Фельдшер беззаботно восседал за своим столом, протянув ноги, и его глаза торопливо перебирали символы на пожелтевших страницах, но книга тут же легла на столешницу, сверкнув пестрой обложкой и мелким шрифтом, складывающимся в какое-то длинное название, и к Ирме обратилось мужское лицо, бровь и скула которого были покрыты маленькими черточками от еще свежих швов. На секунду у нее замерло дыхание, и она задалась вопросом, ее ли это рук дело?

Разумеется, ее.

– Добрый день? – вопросил он с таким ровным тоном, словно бы это вовсе не она недавно едва не проломила ему череп.

– Добрый, – согласилась Ирма из вежливости и сделала скованной походкой два шага вперед.

Шипение за спиной возвестило, что клетка захлопнулась, и трусливо выбегать из лазарета уже слишком поздно. Игорь протянул руку к соседнему стулу в приглашающем жесте, но Ирма лишь растерянно проводила его жест немым взглядом и не поняла, чего он хочет. Он был высоким человеком, а высокие люди нервничают, когда вынуждены задирать голову к вышестоящему собеседнику, поэтому он поднялся сам:

– На что жалуетесь?

Элементарнейший вопрос заставил ее задуматься, на что она могла бы пожаловаться. Список ее жалоб мог хоть сейчас дотянуться до Нервы, а перечисление всех пунктов могло легко убить время на оставшийся путь без помощи криостаза. На языке плясала жалоба, которая никак не могла прорасти в связное предложение, но уже просилась наружу, и пока Ирма собиралась с мыслями…

– С вами все в порядке? – спросил Игорь, не дождавшись, пока его гостья соберется с мыслями, – Вы выглядите очень… бледной.

– В последнее время я теряю очень много крови, – наконец-то смогла она что-то сказать, и ей показалось, что прозвучало это излишне обвинительно.

– Карлсон мне уже сообщил о вашем недавнем приключении на Шесть-Три.

– Видимо, он очень любит рассказывать про чужие болячки.

– Нет, он просто беспокоится о своих коллегах.

– Я бы не сказала, что он проявлял много беспокойства о Синге.

– Он не хотел, чтобы о нем беспокоились вы, чтобы не… – прервался он, словно утратив мысль, – …чтобы не случилось того, что случилось.

– Кажется, у меня инфекция, – наконец-то решилась она перейти к основной цели своего визита.

Он принял ее руку, выбрал безымянный палец и начал осматривать свежий рубец с пытливостью человека, достающего занозу. Он несколько раз надавил на него, поинтересовался ощущениями, всеми силами вел себя профессионально и, наконец, изрек:

– Кажется, это обычное воспаление.

– Рана глубокая, – настояла Ирма, – По ощущениям заусенец едва не пробил мой палец насквозь. Внутрь могло попасть что угодно.

Он выпустил ее руку, открыл шкафчик с лекарствами и принялся взглядом вылавливать этикетки со стеклянных пузырьков, населяющих полки. Их ровные ряды были выстроены так ровно, что буквально рябили педантизмом, что не помешало Игорю легким прикосновением пальца поправить несколько криво стоящих продуктов фармакологии, и наконец он выхватил из строя револьверный барабан, заряженный стеклянными пулями с белым порошком. Другой рукой он взял бутылку с физраствором, и, наконец, позволил себе нарушить тишину:

– Насколько я понял, вы поранились о срезанную дверь на третьей палубе Шесть-Три, – выдвинув ящик из тумбы, он выловил из нее многоразовый шприц.

– Да, все верно, – кивнула Ирма, уколовшись взглядом о сверкнувшую в свете ламп иглу.

– Тогда поправьте меня, если я где-то ошибусь, но если я правильно все представляю, то та дверь подверглась резкому перепаду давления, пережила волну металлической плазмы, затем остыла до отрицательных температур, затем снова нагрелась от струи ручного плазмотрона, снова остыла до отрицательных температур, и все это происходило с ней в среде космического вакуума.

– Кажется, все так и было, – снова кивнула она, и послышался глухой треск, с которым Игорь отломил от стеклянной ампулы головку.

– В таком случае, вы едва ли могли найти на всем мультисоставе более стерильное место, о которое могли бы уколоться.

Таинственный белый порошок утонул в физрастворе, а Ирма в проклятьях в адрес Ленара. Он все же был бессовестным, и очень даже оппортунистом, а она была наивной дурой, пришедшей к фельдшеру из-за травмы, которую даже дети способны комфортно пережить без постороннего вмешательства. Ленар намеренно свел их вместе, и без сговора с Игорем едва ли это могло обойтись. Ее лицо зажглось огнем, а шприц тем временем выпил из ампулы смешанное лекарство.

– Что это?

– Противовоспалительное, – ответил он и повторил жест, приглашающий сесть на стул, – Так же немного облегчит компрессионный синдром.

Ирма присела и смиренно подставила ему свою вену. Плечо обхватил жгут, кожу над веной обжег холодом антисептик, игла пронзила оболочку и пустила лекарство в кровоток, а Ирма молча наблюдала за всем этим и думала, почему их разговор идет так легко, и почему ей от этого так тяжело? Что-то пыталось вырваться из нее наружу с успехом рыбы, стремящейся полететь в космос. Она ждала, пока произойдет какой-то толчок, и Игорь совершил его, едва вынув иглу у нее из-под кожи.

– А теперь, я полагаю, нам следует серьезно поговорить.

– Пожалуй, вы правы, – екнуло ее сердце.

– Можете начать с извинений.

– С извинений?! – взорвалась Ирма, и неосторожным движением отправила книгу с края стола в непродолжительный полет, – Вы угрожали убить меня!

– Успокойтесь! – повысил он тон, поднял книгу с пола и начал бережливо разглаживать помятые страницы, – Вы начали меня шантажировать, помните?

– Я… – попыталась она облечь мысли в слова, но ей это удалось не с первой попытки, – Я уже попросила у вас за это прощения. И больше просить не собираюсь.

– Я доверял вам.

– Я доверяла вам сильнее. А вы взяли и полностью разрушили мое к вам доверие.

– Неужели? – иронично вздернул он бровь, и положил шприц в ящик для грязных инструментов. – Я сделал ровно то, о чем вы меня просили.

– Вы совершили насилие над всей моей сущностью, – произнесла она, и вдруг перед глазами молниеносным составом пронеслись картинки из недавнего прошлого, где она пытается начертить на своем плече имя своего убийцы, и в ее носу предательски закололо, – На миг, который для меня растянулся чуть ли не на вечность, вы заставили меня поверить, что вот он – конец моего существования. Разве это как-то согласуется с клятвой Гиппократа?

– Я прочел в одной книге, что иногда стрессовые ситуации могут разбивать психологические блоки и лечить психосоматические расстройства.

– Это была какая-то книжка по популярной психологии?

– Нет, это был детективный триллер, – ответил он с излишне серьезным лицом, и у Ирмы изо рта вырвалась нервная усмешка.

– Вы ставили на мне эксперименты, словно на подопытной мышке, основываясь на детективном триллере?

– Вы ведь понимаете, что я бы вам все равно не навредил?

– Раньше понимала, а теперь, – мотнула она головой, – Теперь я уже не уверена. Получается, я вообще не знаю вас.

– Мы с вами очень много времени провели вместе. Едва ли вы знаете на этом мультисоставе кого-то лучше меня.

– Мне тоже так казалось, – проглотила Ирма ком в горле, – А затем вы сказали, что убьете меня, и я вам поверила. Вы были очень убедительны. А потом оказалось, что все это было спектаклем. Если бы я вас достаточно хорошо знала, то раскусила бы в тот же момент. Получается, что любое сказанное вами слово может быть мастерским обманом, потому что вы умеете быть убедительным, а я умею быть наивной дурой.

– Что-то подобное я могу сказать и о вас, – парировал он, – Сколько еще мне раз повторить, что вы меня шантажировали? Вы поступили очень низко и воспользовались моим слабым местом, которое я вам доверил, – вновь начал он повышать тон и расставлять акценты на рычащих и шипящих звуках, – И вы попытались мне вставить нож в спину из-за личной прихоти, которая не имела ко мне никакого отношения. Вы эгоистка, Ирма, и едва ли вообще между нами хоть что-то было помимо термопластика!

– Я любила вас, – произнесла она виноватым голосом, из последних сил сдерживая слезы.

– Получилось так, что в вашем случае одной любви оказалось недостаточно, – вложил он остатки злости в свой голос и провел пальцами по заболевшим от напряженной гримасы швам, – Я помогал вам, как мог, и в результате получил от вас лишь это!

– Спасибо.

– За что?

– За то, что кричите на меня. Так я точно уверена, что вы сейчас со мной абсолютно искренни.

– Значит, мне стоило кричать на вас почаще, – произнес это Игорь на два тона ниже, потеряв всякое настроение для криков, – Я серьезно ошибался на ваш счет. Что бы я не сделал, как бы я не залечивал ваши травмы и чем бы я не подстегивал ваш моральный дух, ваше место вовсе не здесь. Космос – это вам не спорт, здесь не поощряется гонка за собственными интересами. Если вы не в состоянии найти в себе силы ненадолго отречься от себя и подумать о других, лучше откажитесь от вашей мечты, она вас ни к чему хорошему не приведет.

– А как же ваша мечта? – прочистила она першащее горло, – Думаете, вы готовы к ее реализации? Думаете, вы идеально подходите для лечения людей при всех ваших… – неуклюже взмахнула она руками, – …особенностях, пристрастиях, методах работы.

– Это мое призвание.

– А это – мое! – выкрикнула она неожиданно громко даже для себя, и указала рукой куда-то в переборку. Наконец, из ее глаза просочилась слеза и прочертила лоском кожу на щеке.

– Все ясно, – вздохнул Игорь, безразлично переведя взгляд в сторону, – Если у вас больше нет жалоб на болевые синдромы или любые другие проявления совести, я прошу вас немедленно уйти отсюда.

Подобно тому, как она судорожно искала причины не заходить в этот лазарет, так же она теперь искала по расплывающимся стенам причины задержаться в нем еще ненадолго. Она искала последнее слово, которое смогло бы поставить правильную точку в этом разговоре, но на ум приходили лишь эмоции, никакой логики.