Текст книги "Кровавая графиня"

Автор книги: Йожо Нижнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 38 страниц)

Толпа расступилась, освобождая пришедшим дорогу. Лишь на передних скамьях не было радости. Там сидели гости Алжбеты Батори. Теперь, преодолев первоначальное изумление, они испытывали один страх. Испуганно зажимали руками карманы и драгоценности, уверенные, что в любую минуту могут с ними распроститься.

Поначалу Ян Поницен ничего не мог понять. И только немного погодя догадка осенила его. Улыбающийся жених своим спокойным и хладнокровным поведением прояснил все его недоумения. Алжбета Батори стояла как каменная и лишь таращила глаза на разбойников. Впереди всех шагал Андрей Дрозд, улыбающийся великан, на две головы выше своих товарищей. А рядом с ним выступал – о Боже, возможно ли это? – пандурский капитан Имрих Кендерешши в парадной форме, красной, как и его загорелое, веселое лицо. А сколько их, кстати? Один, два, три, пять, десять, двадцать! Двадцать разбойников! Когда только успела дружина Дрозда так разрастись! И это еще не все. Кое-кто тщетно выискивал в толпе Яна Калину, того самого, кто, окончив учение, подался сразу в леса, точно с детства учился разбойному ремеслу. Эржика неотрывно смотрела на Андрея Дрозда, глаза ее сверкали, сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

В какие-то мгновения она думала, что сейчас же умрет. Не обманывают ли ее собственные глаза? Боже, с какой преданностью смотрит на нее Андрей Дрозд! Этот взгляд обжигает ее, пронизывает все ее существо. И вот, потеряв всякую власть над собой, она бросилась навстречу ему…

Он сжал ее в объятиях, осыпал поцелуями и, озорно подняв словно перышко в воздух, зашептал слова неописуемого счастья:

– Еще минуту, Эржика, и мы станем мужем и женой…

– Мужем и женой, – тихо отозвалась она и расплакалась так, что и у чахтичан на глаза навернулись слезы.

Но то были слезы радости и счастья.

Буря в церкви

Чахтицкая графиня между тем лихорадочно думала, как выбраться из этой неприятной заварухи, одолеть разбойников и спасти дочь от позорного брака. Какие-то надежды она еще возлагала на графа Няри, но, увидев на его равнодушном лице ироническую ухмылку, поняла, что все это подстроил именно он. Ради этого он разыграл с ней гнусную комедию, этим можно объяснить и его таинственные перешептывания с Эржикой.

– Негодяй! – бросила она ему, но он и ухом не повел, а лишь удовлетворенно улыбался, глядя на счастливую пару.

Госпожа ястребом налетела на влюбленных.

– Я приказываю тебе, Эржика, отойди от этого человека! – проскрежетала она, схватив дочь за руку. В выражении ее лица было столько гнева, злости, ненависти, что Эржика затряслась, словно мороз пробирал ее до костей. И все же решительно возразила:

– Нет, ни за что не отойду от него!

Ногти матери, словно когти хищника, вцепились в ее плечо – девушка застонала от боли, белоснежный рукав окрасился кровью.

– Потаскуха! – прошипела графиня и, отпустив плечо, размахнулась для удара.

В этот миг молнией подскочил к Алжбете Батори Вавро, схватил ее за руки, подбросил вверх, точно мешок, который собирался закинуть на плечи, и с силой бросил на пустую господскую скамью. Кровь кипела в жилах графини, гнев ослеплял ее, но при виде могучих кулаков Вавро, способных измолотить ее, словно цепами, она застыла на месте – казалось, его ощеренные зубы вот-вот вгрызутся в нее волчьими клыками.

– Сиди тише мыши, если жизнь тебе дорога! – пригрозил он ей. И графиня поняла, что это не пустая угроза.

Чахтичане были в восторге от поведения Вавро. Еще бы! Увидеть такой жалкой и беспомощной ее графскую светлость, перед которой каждый трепетал и унижался, а порой и дышать не осмеливался!

Андрей Дрозд и Эржика предстали перед священником. Ян Поницен смотрел на них с такой нежностью, что им казалось, он взглядом благословлял их.

– Мы просим вас, святой отец, соедините нас брачными узами! – проговорил Андрей Дрозд.

Алжбета Батори напряженно следила за каждым движением пастора. С ним была связана ее последняя надежда. Теперь только он может спасти положение. Никто не может заставить его сочетать браком Эржику с разбойником. Но при виде спокойного, довольного лица пастора она потеряла и эту надежду.

Ян Поницен приступил к свадебному обряду прочувствованно и с большим достоинством. Никто не сомневался, что делает он это от чистого сердца.

– За мной тоже еще есть слово! – вскричал Беньямин Приборский, который наконец решился действовать. – Я не позволю, чтобы моя дочь вышла замуж за разбойника!

Примерно пятеро лесных братьев окружили его. Тут его взгляд упал на графа. Его улыбающаяся физиономия возмутила его.

– В ваших жилах течет не кровь, а вода, сударь! – накинулся он на него, пылая от негодования. – Вы баба, трус, коли позволяете отобрать свою невесту!

Графу Няри было ясно, что Беньямин Приборский так и не понял, кого надо благодарить за то, что дело обрело такой оборот. Ему стало так смешно, что он расхохотался.

– Я не баба и не трус, – ответил он, – я просто разумный человек. И не ввязываюсь в безнадежную схватку!

– А если у тебя разума маловато, – пронзил Приборского взглядом Вавро, – мы тебе прибавим тумаками.

Алжбету Батори, отчаянно искавшую спасительный выход, вдруг осенила новая мысль. Она поднялась со скамьи и крикнула:

– Чахтичане!

Вавро бросил на нее злобный взгляд, но любопытство взяло свое. Пусть говорит что хочет!

– Чахтичане, – повторила она. – Всех, кто должен отрабатывать мне барщину, освобождаю на три года. Данники мои могут три года не давать мне ни динария! От будущего урожая позволяю и вам продавать вино во всех моих селах! А войско сегодня же покинет Чахтицы, если только вы поможете мне одолеть разбойников. Окружите храм и схватите их!

Тут заговорил Вавро.

– Можешь наобещать чахтичанам еще больше льгот, – крикнул он ей. – Зато я обещаю тебе одно. Если кто-нибудь попадется на твои обещания, которые ты так щедро раздаешь, покуда сидишь в луже, и тотчас забудешь, как только вновь окажешься на коне, клянусь, я тебя так отделаю, что ты до смерти будешь помнить!

Никто в храме не сдвинулся с места. Алжбета Батори, воззрившись на могучий кулак Вавро, торчавший у нее перед носом, с ужасом осознала, что поздно: никто уж теперь не поможет.

Все погибло!

Потеряв сознание, она рухнула на скамью. Служанки было бросились к ней – привести в чувство, но Вавро пригвоздил их к месту уничтожающим взглядом.

Свадебная церемония близилась к концу.

Андрей и Эржика стали супругами.

Лесные братья задвигались, подали знак свадебным гостям освободить середину храма. Андрей Дрозд взял Эржику под руку, подошел с ней к графу Няри, обменялся с ним рукопожатием.

Люди глазам своим не верили.

Господин сердечно трясет руку разбойника!

– Мы благодарны вам, ваша светлость, благодарны от всего сердца, – сказал Андрей Дрозд, и к нему тотчас же присоединилась и Эржика.

Присутствовавшим все стало ясно.

Оказывается, граф Няри притворялся до самой свадьбы, и невеста тоже, и сейчас от смены жениха она безмерно счастлива. Вот так свадьба! Такую свет еще не видывал. При мысли о солдатах и гайдуках, которые, следуя за Фицко, ищут разбойников далеко за Вагом, когда те бесчинствуют в Чахтицах, даже кое-кто из господ не мог сдержать улыбки.

Граф Няри шепнул Андрею Дрозду:

– Поторопитесь, добрые молодцы, черт не дремлет, как бы у ваших преследователей не открылись глаза и они не вернулись быстрей, чем мы предполагаем. Живите себе в подготовленном для вас убежище. Я навещу вас!

Сияющих счастьем супругов сопровождало множество доброжелательных глаз. Но Алжбета Батори не видела их. У паперти лесные братья вскочили на коней. Андрей Дрозд легко поднял Эржику, усадил рядом на коне и отдал приказ товарищам: «За мной!» Свадебные гости и чахтичане повалили из церкви.

Повсюду царило возбуждение, стоял говор.

Свадебные гости считали самым разумным как можно быстрее скрыться с глаз. Прощаясь с графом Няри, они тщетно забрасывали его вопросами, отчего он связался с разбойниками, вместо того чтобы приказать ловить их. На вопросы он отвечал с загадочной улыбкой:

– Удивляетесь тому, что я так поступил? Уверяю вас, что в скором времени вы удивитесь куда больше!

Наконец служанки привели в чувство Алжбету Батори.

Она огляделась и увидела, что все конечно. Разбойников и след простыл, ее дочь стала женой одного из них. Тут она встретилась взглядом с графом Няри.

Для всех, кто наблюдал за ними в эти мгновения, было ясно: друг против друга стоят непримиримые враги.

Шла она спокойно, никого не замечая вокруг, смотрела перед собой недвижным, отсутствующим взглядом. Няри не должен живым покинуть Чахтицы!

Когда граф вернулся в замок, чтобы собрать свои вещи и сделать то, что собирался, он крикнул своим гайдукам:

– Гайдуки, оружие наготове и не дремлите – напрягите зрение и слух! Только услышите мой свист или крик, врывайтесь в замок, хотя бы через трупы, и спешите на помощь! Значит, мне грозит опасность.

Он вошел в замок. В коридоре остановил горничную:

– Что делает госпожа?

– Лежит в спальне, – ответила она растерянно.

Как только девушка исчезла из виду, он подкрался к спальне графини и, склонившись к замочной скважине, прислушался.

Хозяйка замка лежала в постели, а Майорова натирала ей виски каким-то снадобьем. Рядом стояли Дора, Илона и еще несколько женщин.

– Внимательно слушайте меня, – говорила госпожа мрачно, – граф Няри не должен выйти из замка живым. Если это случится, я накажу вас всех, а одна из вас умрет той смертью, какая была уготована ему.

Служанки стали жаловаться, что в замке нет почти ни одного мужчины, все отправились ловить разбойников. А без мужиков что сделаешь?

– Это ваша забота. Извольте привести сюда графа живого или мертвого!

Няри этого было достаточно. Он выпрямился, и, стиснув зубы, уверенными шагами направился в свою комнату.

Самый опасный враг

Павел Ледерер не щадил коня. Когда он увидел Острый Верх, конь был уже в пене. Павел придержал скакуна, огляделся, не следит ли кто за ним. Нигде ни одной живой души. Лишь впереди вышагивала молодая женщина в городском платье. Стало быть, это не служанка и не подданная чахтицкой госпожи, которая бы могла проговориться о встрече с господским слесарем близ Врбовцев.

Он собирался незаметно перегнать женщину. Но, едва взглянув на нее, остановил коня и удивленно воззрился на нее. То была Барбора Репашова. Она была не менее ошеломлена неожиданной встречей после стольких месяцев разлуки.

Павел Ледерер часто мысленно обращался к ней, и чем дольше он думал, тем менее виновной она ему казалась. Он все время вспоминал свое возвращение с чужбины – как горестно и любовно она встретила его! Сердце у него сжималось, кровь бурлила в жилах, он все чаще упрекал себя, что был с ней так жесток. Все порывался увидеть ее, но что-то мешало, знал ведь, что она в Новом Месте, у матери, но не пошел туда.

– Барбора! – обрадованно воскликнул он и, соскочив с коня, подбежал к ней.

Но на ее лице радости не было. И рука, которую она подала ему, была холодна.

– Разве не радует тебя наша встреча, Барбора? – спросил он с укором, и сердце сжалось, когда он взглянул в ее бледное лицо и печальные глаза.

– Радоваться следовало бы, Павел, если бы мы не встречались только случайно. И если бы я вообще умела радоваться.

– А может быть, совсем не случай, а судьба подарила нам эту встречу, чтобы я мог сказать тебе, что уже совсем не сержусь на тебя.

– Уже не сердишься… – горько улыбнулась она. – Ты гневался на меня за любовь мою, за слабодушие, что я была неспособна жить без тебя. Но это уже ушло в прошлое. Наши дороги разошлись навсегда, как ты этого и хотел.

Павел Ледерер молча смотрел на нее, вбирал в себя ее образ. Никогда она не казалась ему такой красивой, как теперь, никогда он так не желал привлечь ее к себе и наполнить ее сердце счастьем. Но сдерживало его лишь давнее подозрение, что она не любит его. Он отвернулся и направился к своему коню.

– Куда ты едешь, Павел? – подозрительно осведомилась она.

Ее вопрос и голос удивили его.

– А я знаю, куда направляешься, – продолжала она, так как он не сразу ответил. – В дом под Острым Верхом. Сердце влечет тебя туда.

– Конечно, там мой отец.

– А не Магдула?

Эти вопросы озадачили его. В них чувствовалась бесконечная горесть, и он тщетно пытался отгадать причину.

– Скачи к своим дорогим, я тоже туда направлялась. Передай им привет и весточку от меня. Мол, я сделаю то, к чему они меня так дружно склоняли. Скажи, что свадьба моя уже не за горами.

– Ты выходишь замуж? – остолбенел он.

– Выхожу.

Он повернулся, вскочил на коня – и был таков.

Барбора снова выходит замуж и снова не за него!

Гнев ослеплял его, он и не задумывался, вправе ли гневаться. Про себя он клялся, что никогда не посмотрит на нее, а если и случится встретиться, то он за версту обойдет ее.

Она долго смотрела ему вслед, пока он не скрылся среди деревьев. Слезы слепили глаза. Медленными шагами она пошла в направлении Нового Места. Лишь временами оглядывалась, надеясь увидеть повозку, чтобы хоть кусочек пути проехать на ней.

Павел Ледерер успокоенно вздохнул, когда из халупки под Острым Верхом навстречу ему с веселым лаем выбежал Цербер, а вслед за ним показался отец. Обнялись. Отец давно сожалел о том, что проклял сына. Увидя его, он словно бы помолодел.

– А где остальные? – спросил Павел отца.

– Рано утром уехали на свадьбу.

– На какую свадьбу?

– А ты разве не знаешь? – смеялся отец так, словно услышал добрую шутку.

Чуть погодя уже смеялся и сын, узнав, какое событие он проморгал в Чахтицах. Было забавно думать, как рвет и мечет госпожа и как чертыхается Фицко, узнав, что граф Няри одурачил его.

– А где же будет свадьба? – полюбопытствовал он, собираясь удивить свадебных гостей своим внезапным появлением.

– В охотничьем замке графа Няри на Грашном Верхе. Вольные братья доверяют ему, словно он теперь член их дружины.

– А все же осторожность не помешала бы, – заметил Павел. – Уж чересчур подозрительны готовность и любовь графа Няри. Кто знает, что у него на уме.

Когда он рассказал отцу о встрече с Барборой, тот озабоченно поморщился.

– Надо бы тебе быть с ней поосторожней, Павел. Знаю, что было между вами, она мне все рассказала. Безумно любила тебя. Когда же ты отверг ее и отошел, она воспылала ненавистью. Мы даже боялись, что однажды она отправится в замок и выдаст тебя. Сильно ревнует тебя к Магдуле. Оттого мы и обрадовались, когда она в ответ на уговоры матери ушла домой. Говоришь, замуж выходит? Значит, вняла нашим уговорам. Это самое лучшее решение.

Насчет последнего у Павла было иное мнение, но он промолчал. В одном он все же с отцом согласился: отвергнутая женщина – опаснейший враг.

Тут же он погнал коня в охотничий замок на Грашном Верхе. Там его встретили ликующими возгласами. В роскошно обставленных залах пировали разодетые вольные братья, и челядь обслуживала их, точно господ. Графа Няри пока не было. Не было и Мариши Шутовской, ни сестры, ни матери Яна Калины. Павла Ледерера это насторожило. Они должны были уже находиться здесь. Он почувствовал что-то неладное, но молчал – не хотел портить настроение пирующим.

Чуть позже он стал прощаться, хотя его всячески удерживали. Андрей Дрозд, чувствовавший себя на седьмом небе, обнял его.

– Внимательно следи за женой, – шутливо предупредил его Павел Ледерер, – а то как бы Фицко не похитил ее у тебя и не запродал туркам.

Эржика побелела, узнав, какая опасность ей угрожала.

О Яне Калине ему было сказано, что он пошел к Микулашу Лошонскому и что его ожидают с минуты на минуту.

– Кастелян жив? – обрадовался Ледерер.

– Жив, – ответил Вавро. – И сегодня собирался с нами пировать.

Между тем желание Барборы исполнилось. Вскоре позади загромыхала бричка. Завидев на ней женщину, с которой уже имела дело, Барбора хотела сразу скрыться, да было поздно. Эржа Кардош, правившая лошадьми, сама предложила ее подвезти. Жалко, дескать, такие пригожие ножки сбивать. Она была пьяна, и Барборе показалось, что она не узнала ее. Эржа тотчас погнала лошадей и как бы уже не замечала ее. Она сидела спиной к Барборе, время от времени отхлебывала из бутылки и мурлыкала непристойные песенки. Барбора заметила, что Эржа едет незнакомой дорогой, все время куда-то сворачивая. Это ее встревожило.

Наконец они выехали из густого леса, перед ними, прямо рукой подать, высился чахтицкий град. Барбора и оглянуться не успела, как Эржа круто повернулась, набросила на нее холстину, связала ее, заткнула рот и завалила пленницу соломой.

Павел Ледерер, прискакавший как раз в это время под град, изумленно наблюдал за ее действиями. Глядя, как эта бабища довольно похохатывает и потирает руки, он едва сдерживал себя, чтобы не наброситься на нее. Но это значило бы выдать себя: освободив Барбору, он должен был бы с нею бежать. Нет, у него пока нет такого права – он еще не доиграл своей роли. А тем временем Эржа говорила своей туго связанной и прикрытой соломой жертве:

– Один раз ты от меня дала деру, но теперь тебе это не удастся. Не бойся: туда, куда я веду тебя, тебе скучно не будет. Найдешь там всех своих подружек: Магдулу, Маришу Шутовскую, даже эту бабку, мать разбойника! А то они тебя найдут там – если их там пока нет, то, того и гляди, всех приволокут.

Он нерешительно смотрел вслед гремевшей по дороге бричке. Что делать? Не долго думая, он погнал коня напрямик, не разбирая дороги, к тайному входу за градом. Приблизившись, соскочил с коня, привязал его к дереву и, пригнувшись, стал незаметно пробираться сквозь кустарник, закрывавший тайный вход в подземелье. Там он остановился, осмотрелся вокруг.

Вскоре он увидел выезд Эржи. Неподалеку от входа она остановила коней, огляделась. Павел был доволен тем, что верно угадал место, где Эржа отдаст свою жертву ненасытному подземелью.

Убедившись, что вокруг ни души, Эржа стащила с повозки Барбору и поволокла ее к тайному входу. Там три раза хлопнула в ладоши. Подъемная дверь разом открылась, показалась ухмыляющаяся рожа Илоны.

– А вот и мы! – победно воскликнула Эржа.

– Кто?

– Я и жареная голубка, влетевшая в мою повозку.

Она никак не могла нахвалиться своей удачей.

Напрасно, дескать, рыскала по всей округе, чтобы нанять на службу к госпоже девушку. А когда она уже возвращалась, объятая страхом, что госпожа отругает и накажет ее, на дороге подвернулась Барбора.

– Тащи ее сюда побыстрей, – заторопила ее Илона, позавидовав Эржиной удаче. – Чтобы нас не заметили.

– Отдаю с радостью. Только скажи госпоже, что это я тебе одну привезла.

Тут она заметила у входа гайдука.

– И ты подтверди, если понадобится!

Гайдук помог Илоне отнести Барбору.

– А остальные уже здесь? – спросила Эржа.

– Слава Богу, здесь, – ответила Илона Йо. – Пока я тут дожидалась их, промерзла до костей.

– А гайдук так и не додумался согреть тебя? – посмеялась Эржа.

Минуту спустя Эржа уже сидела на козлах, погоняла лошадей, а Павел Ледерер, поразмыслив немного, снова пробрался к своему скакуну и помчался полями в Чахтицы. Напрасно он надеялся, что как только подземелье поглотит Барбору, он пойдет и освободит ее. Он забыл, что днем и ночью у всех входов стоит стража. Он гнал скакуна и ломал голову над тем, как освободить Барбору, Маришу, Магдулу и ее матушку.

Он должен их освободить, должен. Но как?!

Стрела в сердце

Граф Няри, вернувшись из церкви, собрал свои вещи, но прежде чем уехать, прошел прямо в зал, где было спрятано его завещание. Дверь была открыта, но ларец с бумагами был заперт. Ключ, однако, он нашел на письменном столе. Открыв ларец, он нашел завещание на том же месте, куда положила его Алжбета Батори. Граф вынул его с брезгливой гримасой, потом зажег в подсвечнике свечу и подпалил бумагу. Пепел еще падал на стол, когда неожиданно распахнулась дверь и в зал влетела графиня Батори. Вид у нее был очень измученный.

– Грабитель! – крикнула она. – Вы взломали ларец с грамотами Надашди и Батори!

– Ни о каком взломе говорить не приходится! – улыбнулся высокомерно граф. – Ваша служанка сказала мне, что после удара, который постиг, собственно, не вас, а меня, ибо у меня разбойник отнял невесту и замечательную женщину, вы занемогли и легли в постель. Вот я и решил, что бумагу, теперь уже никому не нужную, я возьму сам, чтобы не утомлять вас и после всех волнений, сиятельный друг, не нарушить ваш покой.

– Вот вы и сбросили маску, ничтожество, сообщник разбойничий! Или вы хотите утаить, что действуете заодно с ними?

– И не подумаю, – разразился он смехом, который приводил ее в ярость, – Я был бы последним недоумком, если бы не связался с вашими врагами. Вы убедились, что этот союз оправдал себя. А в будущем оправдает себя и того больше, сами увидите.

Она подскочила к нему, схватила за руку. Глаза ее зловеще сверкали.

– Скажите, что вы задумали?

– Вы сказали, что я сбросил маску. Да, сбросил. Не считаю необходимым скрывать свои чувства или бороться против вас исподтишка. Я хочу, чтобы вы знали, кого благодарить за это повторное поражение и от кого зависит, чтобы вы оказались там, где ваше место!

– Где? – выкрикнула она.

– На скамье подсудимых, – ответил он высокомерно.

– Так, значит, вы хотите предать меня светскому суду, – прошипела она. – Но я вас опережу. Я тотчас же предам вас суду Божьему.

Граф Няри и оглянуться не успел, как чахтицкая госпожа вытащила из ящика стола заряженный пистолет и направила на него.

Он хотел броситься к ней и вырвать из руки пистолет. Но едва он сделал движение, зал огласился выстрелом. Сквозь поваливший густой дым она услышала шум глухого падения. Это граф рухнул, точно подкошенный. Из коридора донесся топот шагов – к дверям бежали люди, всполошенные выстрелом.

Когда дым рассеялся, госпожа увидела бледное лицо графа с закрытыми глазами, пробитый ментик на груди, словно в него вгрызлись клыки свирепого волка.

Графиня желчно рассмеялась:

– Я попала тебе прямо в сердце, подлое и предательское сердце! Счастливого пути в преисподнюю!

Дверь распахнулась, в зал ввалилась прислуга, предводимая Дорой.

Все в ужасе уставились на графа, распластанного на полу.

– Он что, совсем скопытился? – осмелилась спросить Дора.

– Надеюсь, да, – сухо ответила госпожа. – А если нет, дай ему лизнуть напитка, который он должен был отведать на свадьбе. Надеюсь, ты не выпила его сама.

– Как бы не так, – рассмеялась Дора. – Не по вкусу он мне.

– Возьми его и оттащи в людскую, – приказала госпожа. – При жизни он любил в таких местах волочиться за женщинами, так ему и мертвому там самое место.

Дора схватила графа и взгромоздила его на спину.

– А как стемнеет, – продолжала госпожа, – зарой его в саду или отнеси в подвал и сбрось в пропасть. Да, лучше отнеси туда, чтобы бедняга Вихрь не переворачивался в гробу от столь гнусного соседства.

Сопровождаемая примолкшей прислугой, Дора вышла из зала. Граф болтался у нее на плече, словно деревянный брус. Алжбета Батори чувствовала себя отомщенной за позор и унижение, которые он причинил ей. Наконец с нее спала давящая тяжесть. Графа Няри она всегда считала самым хитрым пройдохой из всех своих знакомых. А сегодня она убедилась, что именно он – самый ее опасный недруг.

Что ж, теперь ему конец, она может свободно дышать.

Она открыла окно, чтобы выветрился запах пороха. Дора как раз выходила с добычей во двор. Вдруг там поднялся дикий гам. Алжбета Батори взволнованно поглядела, что же происходит.

Десять преданных графу гайдуков, вооруженных, согласно приказу, и готовых к схватке, тщетно ждали на дворе свиста или выкрика своего господина. Именно в те минуты, когда они судили-рядили, не стоит ли кому из них сбегать в замок и выяснить, что там творится, во дворе показалась Дора, выносившая бездыханное тело господина.

Сперва они глазам своим не поверили. Но уже в следующую минуту с гневными криками кинулись к Доре. Та испугалась, побледнела, остальные слуги почувствовали себя не лучше.

– Убили нашего господина! – раздался пронзительный крик. Несколько гайдуков обнажили сабли, словно собирались разрубить Дору на куски.

Алжбета Батори в тревоге выбежала во двор.

– Схватим их и запрем! – указал на стаю слуг самый решительный гайдук.

– Надо выяснить, кто убил нашего господина. Не уйти ему от заслуженного наказания.

Дора струхнула и выпустила графа из рук. Он упал на землю навзничь, и гайдуки увидели простреленный ментик. Дора не знала, как ей быть. Сказать ли правду, что графа застрелила госпожа, или смолчать? Не поплатится ли она своей головой, если смолчит? А ну как госпожа, если почва уйдет у нее из-под ног, свалит убийство на служанку и не подумает потом ее освободить? А если сказать правду, что сделает с ней госпожа?

– Марш отсюда, гайдуки! – крикнула графиня, прибежавшая как раз в ту минуту, когда они уже начали подбираться к ее служанкам.

– Вы нам не указ, ваша милость, – отрезал самый воинственный из них. – Нашим господином был граф Няри, а раз его лишили жизни, мы должны хотя бы его убийц судить и наказать по справедливости.

– Ничтожество ты эдакое! – заорала она на гайдука. – Ты что, осмеливаешься возражать мне, чахтицкой госпоже?

И она набросилась на упрямого гайдука. Дубасила его кулаками но чему ни попадя, наконец выхватила у него саблю и так замахнулась ею, что он в испуге отскочил.

– Всех прикажу вздернуть, если сию же минуту не исчезнете с глаз, – кричала она, трясясь всем телом.

Гайдуки отступили, устрашенные ее решимостью.

Она размахивала саблей, которая так и сверкала у нее в руке, и гонялась за ними. А гайдуки, отродясь приученные слушаться господ, и не думали сопротивляться. Дора сразу же ожила. Глядя, как гайдуки бегают по двору, она расхохоталась.

Госпоже было не до смеха. Она вся кипела от злости.

– Виновника хотите отдать под суд, тупицы? – кричала она на гайдуков. – Что ж, извольте! Слышите? Это я убила графа Няри. Кто из вас хочет со мной помериться силой?

Гайдуки обомлели, слушая ее признания.

– Кто из вас осмелится еще болтать о суде?

Никому уже не хотелось противостоять госпоже.

– Вы слышали? Это я убила графа Няри. Есть ли среди вас желающие об этом помнить?

В ответ на этот зловещий вопрос весь двор притих.

В наступившей тишине тем страшнее прозвучал вопль Доры.

Она крикнула так, будто перед пей разверзлась земля и обнажился ад.

Стальная рубашка

Все замерли, не веря своим глазам.

Граф Няри заерзал на земле, открыл глаза и сразу стал потешаться над тем, как он всех напугал.

Лицо у Алжбеты Батори, багровое от ярости, вдруг побелело.

Граф Няри сел и, обратив саркастически ухмыляющееся лицо к госпоже, вскочил на ноги.

– Кончай его, Дора, – распорядилась графиня. Представив себе месть графа Няри за этот выстрел, она сразу опомнилась и, готовая действовать, кинулась к нему.

Прислужников, только что полагавших, что граф погиб, а теперь увидевших его живого, охватил суеверный страх.

Но что это? На его рубашке нет и следа крови!

– Кончай же его, – приказала госпожа во второй раз, поскольку Дора продолжала стоять на месте, вытаращившись на графа.

Но и этот приказ не вывел ее из оцепенения.

Алжбета Батори, подбежав к презрительно улыбавшемуся графу Няри, со всей силой замахнулась на него кулаком.

И тут же; ударив в пустоту, потеряла равновесие и растянулась на земле. Граф Няри конечно же не стал ждать удара и с молодеческой живостью отскочил в сторону. И так захохотал над распластавшейся перед ним госпожой, что весь двор задрожал. Гайдуки смеялись вместе со всеми. Совсем недавно они трепетали от страха, и вот чудеса: чахтицкий дракон лежит, поверженный в пыль.

Поднималась Алжбета Батори медленно, словно не хотела расставаться с землей. Уж лучше сквозь нее провалиться, нежели пережить то, что предстоит ей. Никогда никого она так не боялась, как сейчас графа Няри. Она покусилась на его жизнь, хотела убить его – какой же будет его месть?

– Гайдуки и вы, служилый люд, – отозвался граф Няри, посуровев. – Вы слышали: чахтицкая госпожа хотела меня убить. Даже попыталась сделать это, ее пуля угодила в меня.

Он указал на свой ментик, в котором прямо над сердцем чернела дыра.

– Так слушай же, чахтицкая графиня, – продолжал он холодно, – множество свидетелей подтвердит при любом разбирательстве твое преступное намерение. И еще они засвидетельствуют, что за свою жизнь я должен благодарить не твою неверно целящуюся руку, а только самого себя.

При всеобщем напряженном внимании он снял ментик.

– Стальная рубашка! – раздался крик.

– Да, стальная рубашка сохранила мне жизнь. Она была на мне с той минуты, как я переступил порог замка. В ней я шел к алтарю, поскольку знал, что в стенах замка есть человек, готовый на все.

Стальная рубашка засверкала в лучах солнца.

– Гайдуки, – воззвал граф Няри, – заприте прислугу в людскую. А кто будет сопротивляться, того не щадить.

Алжбета Батори чувствовала себя беспомощной игрушкой в его руках.

– А вы, – кинул он двум крепким гайдукам, – отведите обеих женщин в замок.

Кровь госпожи желчно забурлила при мысли, что он уравнял ее с Дорой, но страх пересилил оскорбленную гордость.

– Что вы замышляете? – едва хватило у нее сил спросить.

– Ухаживать за вами, сиятельная госпожа, – ответил он, приняв вид галантного рыцаря, – ухаживать за вами в одном из уютных залов вашего замка.

Гайдуки повели ее и Дору в замок.

– В спальню, – приказал он им в коридоре, а когда дверь перед ними открылась, добавил: – Ступайте с Дорой в подземелье и освободите узников из всех темниц. Выведите их во двор и ждите там моих дальнейших приказаний.

– По какому праву вы вмешиваетесь в мои дела? – опять вскинулась чахтицкая госпожа. Она обмерла при мысли, что он глазами своих гайдуков-свидетелей проникнет в самые сокровенные тайники замка.

– По тому же праву, по какому вы хотели лишить меня жизни и по какому вы погребли невинных людей в подземелье.

Гайдукам пришлось подтолкнуть Дору, потому что она не сразу последовала их приказу. Она напряженно вглядывалась в лицо госпожи, не подскажет ли та хотя бы глазами, что ей делать. Перехватив наконец взгляд, поняла, что должна сбросить гайдуков в пропасть. Впрочем, она и без того собиралась это сделать. Никого они не освободят, сами сгниют в подземелье. Однако граф Няри, хоть и не заметил тайный уговор госпожи со служанкой, заявил Доре:

– Если вернешься из подземелья одна или хотя бы без одного моего гайдука, сгинете в пропасти и ты, и твоя госпожа.

В серьезности угрозы не сомневался никто – ни госпожа, ни ее служанка.

– А в застенке разбейте железную деву вдребезги, – еще напомнил гайдукам граф Няри.

Гайдуки ушли вместе с Дорой. Граф Няри смотрел им вслед, а про себя подсчитывал, сколько девушек может быть в подземелье и какую сумму денег он мог бы получить за них от турецкого паши.

Он закрыл дверь и остался с госпожой наедине. Граф стоял перед ней молча, его лицо ничего не выражало.