Текст книги "Мёртвые бабочки (СИ)"

Автор книги: Ян Кравец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 37 страниц)

До лифта они дошли в молчании. Когда поднимались наверх, Итон сосредоточенно рассматривала узорчатый пол. А когда выходили на сто девятом этаже, Рагби совершенно неожиданно для самого себя взял Итон за руку. Она вздрогнула, но не отняла руки. Так они и дошли до самой библиотеки. Никто не произнёс ни слова, но слова были и не нужны.

Компанию лорду Хэвишему составлял Ричард Бифрост, известный всему высшему свету как "наш Дики". Молодые люди лениво спорили об образовании подрастающего поколения.

– Британское образование? – лорд Хэвишем уставился на Дика с удивлением, – Дорогой мой, о чем ты?

– Я не пойму... – начал Дик.

– Вот именно, дорогой мой, вот именно! Ты ровным счетом ничего не понимаешь в образовании, иначе бы ты не употребил термин "британское образование". Мой друг, образование может быть или британским, или его может вообще не быть. Последнее, увы, встречается всё чаще.

– Мэтт, мне прекрасно известны твои верноподданнические взгляды. Разумеется, они достойны всяческого восхищения. Но я говорю не о том, как хорошо британское образование.

– Ну вот опять. Ты снова это сказал!

– Да, и ещё повторю не раз. Меня интересует будущее нашего образования. К чему всё идёт? В Итон начали принимать девочек. В Итон!

– Итон закончила Алиса Вега.

– Я знаю. Это делает честь Итону, но, черт побери, доктор Вега это жемчужина, в то время как...

– Жемчужина, которая дороже сокровищ всех его страны! – произнёс Хэвишем, улыбаясь.

Дик открыл рот, чтобы что-то ответить, но передумал. Он потянулся через весь стол к ящику с сигарами, вытащил одну и не торопясь закурил.

– Наши достойные предки поступили довольно опрометчиво, не колонизировав Кубу. Когда я думаю о том, во сколько мне обходится каждый вдох, чувствую себя Крезом.

Лорд Хэвишем рассмеялся так, как может смеяться только богатый и знатный бездельник. Его жизненным кредо было "Не думать о плохом". Обычно это означало, что Хэвишем вообще не утомлял себя размышлениями.

– Эта девочка, Итон, – сказал он после небольшой паузы. – Её ведь назвали в честь доктора Вега? Посмертно, разумеется.

– Да.

– Довольно миленькая. Разумеется, насколько это доступно андроиду. При этом она шеду. Представляешь, что было бы с нашим миром, обладай женщины хотя бы крошечной долей её мозгов?

– Боюсь, в этом случае мне было бы сложно ухаживать за мисс Мерл. Сейчас она считает меня гением.

– Женщины... Ты правда решил на неё жениться?

– Можешь уже покупать серебряные ложки. Свадьба в июле.

– В июле я буду в греческом графстве. Придётся поздравить тебя заочно.

– Поздравишь лично. Будущая миссис Ричард Бифрост пожелала провести медовый месяц на Крите. Отправляемся сразу после свадьбы.

– Отлично, заеду.

– Я тут подумал, а что, если бы мы не создавали катехизис для андроидов? Никаких директив, никаких ограничений. Они бы влюблялись как мы, женились как мы.

– Дики, ты пьян.

– Ни капли.

– Тогда опьянен любовью. И мечтаешь осчастливить весь мир. Но задумайся, нужно ли такое счастье тем, кто по всем параметрам интеллектуально более развит? Посмотри на великих гениев человечества. Чем более развит мозг, тем более черствая душа. Катехизис придумали Джонсы, но не создали ничего нового. Это закон жизни.

Слух андроидов гораздо тоньше, чем человеческий. Ещё в коридоре Итон услышала каждое слово, произнесённое в библиотеке. Услышала и замерла, не в силах осознать сказанное. Ей не раз уже приходили в голову мысли о человеческом несовершенстве. Любой из людей пришел бы в ужас, узнай, что такие мысли регулярно посещают каждого шеду. Но только сейчас до неё, наконец, дошло, что люди и сами знают о своём несовершенстве. А удивительнее всего то, что они жалеют андроидов, не обладающих их слабостями. Почему? Итон легко сжимает руку Рагби и чувствует ответное пожатие. Рагби тоже не понимает. Он в смятении.

Итон и Рагби входят в библиотеку, всё ещё держась за руки. Они напоминают двух заблудившихся детей. Гензель и Гретель. Хэвишем с Ричардом невольно любуются ими.

– Посмотри на двух этих голубков, Дики, – говорит лорд Хэвишем. Он любит поговорить, дай только интересную тему для разговора, – Нет, ты взгляни! Каждый из них произведение искусства, миллионы фунтов совершенства. Они прекрасны, но не осознают своей красоты. Наслаждение искусством это удел людей, а не роботов. Будь они людьми, они бы уже давно плюнули на нас с тобой и занялись друг другом. Но они не люди, а значит им суждено оставаться непорочными детьми. В этом есть какая-то поэзия.

Дик настроен не столь романтично. Он смотрел на андроидов скорее с жалостью, нежели с восхищением.

– Бедное дитя, – бормочет он. – Такая красивая. Такая юная. И всего лишь кукла. Кукла!

Ричард Бифрост был настоящим кошмаром для любого блюстителя этикета. Даже на приёме у его величества Генриха он умудрился появиться в ярко-малиновом смокинге. Стоит ли удивляться тому, что на конференции, посвященной биопротезам, он появился в джинсах и футболке?

На футболке Нашего Дика была изображена большая белая бабочка. Итон сверлила её взглядом минут пять, пока бабочка не оставила отпечаток на её сетчатке. Теперь Итон видела её даже с закрытыми глазами.

– Бабочка, – говорит Итон и возвращается в настоящее. Призраки прошлого всё ещё обступают её со всех сторон, но к этому ей не привыкать. Одиночество научит любить даже призраков.

Итон закрывает глаза, делает глубокий вдох и выпускает воздух через сомкнутые зубы. У неё осталось ещё одно задание. Она должна найти беглого андроида и сделать так, чтобы он больше не мог никому причинить вред.

198.

Итон шла по следу Сонара. Время от времени она теряла сигнал, потом ловила отражённый от какой-нибудь рухляди на колёсах с сохранившимся чипом. Несколько раз она сбивалась с пути, возвращалась на несколько миль назад и часами ходила по кругу. Для того, чтобы выследить кого-то, надо разгадать его мотивы. Итон не понимала хаотичных перемещений Сонара. Она бы решила, что он спятил, но сама мысль о безумии андроида ей претила. Искусственный разум не может сойти с ума. Сумасшествие – привилегия людей.

– Сказано – сделано, – говорит Итон. Эту фразу она слышала от разных людей, но только сейчас полностью поняла её смысл. И добавляет гораздо более уверенно: – Решить, значит совершить.

Она вздыхает. Итон идёт по следу Сонара и думает, что человеческая речь в принципе не такая плохая штука. Думает Итон образами и текстом. Речевой вывод неплохо развит, но говорит она гораздо медленнее, чем думает. Сейчас она вдруг понимает, что речь это не только инструмент для общения с людьми. Итон приходит к выводу, что словами можно играть, даже жонглировать, совершенствовать имеющиеся и даже придумывать новые. И не только слова, целые фразы, высказывания, афоризмы. Она ещё раз повторяет "решить – совершить" и неожиданно для себя самой говорит "запеленговать – убить". Фраза кажется ей удивительно точной. Что следует сделать с беглым андроидом? Запеленговать. Что следует сделать сразу после этого? Убить. Совершенно верно. Вернее и быть не может.

– Запеленговать – убить, – с удовольствием повторяет Итон. Ей нравится, как это звучит. Она думает, что Перси Краго с сыновьями в принципе не такие плохие ребята. Да, они сбили её с пути, да, она потеряла много времени. Но если бы не эта маленькая прогулка, разве дошла бы она до такой мысли? Осмелилась бы совершить что-то новое? И пусть это новое всего лишь игра в слова, невинная шалость, призванная скоротать время в дороге. Всё равно для этого нужна смелость. Раньше её не было, теперь она появилась. Кроме того, новый пеленг разительно отличается от предыдущего. Раньше Итон просто шла по следу Сонара, теперь она чувствовала Сонара. Иногда ей даже кажется, что она улавливает его мысли. Что это, синхронизация? Если да, то Сонар и в самом деле сошел с ума.

– Как острие стальное впилась мне в грудь бессонная тревога, – говорит Итон. Она не понимает, откуда взялась эта фраза. Она появилась в голове сама собой. Откуда?

– Не думай об этом, – говорит она сама себе. – Думай о поиске. Запеленговать – убить.

Но совершенно неожиданно для себя она добавляет:

– Найти – любить.

Эта мысль сбивает её с толку. Итон помнит Рагби, помнит свои мысли, когда Рагби был рядом с ней. Итон помнит шеду по имени Хэрроу, который ходил за ней по пятам. Почему он преследовал её? Почему иногда она испытывала страх в его присутствии? Тогда, та, прежняя Итон этого не знала. Новая Итон пробормотала:

– Потому что он любил меня.

Звучало это глупо, и всё же мысль была стоящей. Хэрроу был спятившим даже тогда, в старом мире. Шеду Хэрроу сошёл с ума, когда стал испытывать человеческие чувства. Некоторые полагали, что его изначально создали со способностью чувствовать. Сторонники теории заговоров считали, что Хэрроу вообще создал себя сам. Так или иначе, его отстранили от работы с центром восемнадцать, а когда началась война, вернули обратно. Но толку от Хэрроу было мало. Мысли его были заняты только Итон. Тогда Итон этого не понимала, сейчас понимала очень хорошо.

– Убить, – говорит Итон, – Любить. Искать. Пеленговать. Поиск. Сонар. Сонар!

Имя Сонар действует на неё как выстрел. Она думает, что не время играть в игры, когда Сонар на свободе. Итон говорит себе, что во что бы то ни стало найдёт беглого андроида и идёт по его следу. Теперь она фильтрует входящий сигнал и уверена в том, что на правильном пути. Уже близко. Очень, очень близко.

Французское графство она прошла насквозь. Дорога вела через парк развлечений, где до сих пор сохранился огромный скелет колеса обозрения. Итон пришло в голову, что если забраться повыше, можно поймать сигнал с какого-нибудь небоскрёба. И она стала взбираться наверх по ржавым балкам колеса.

Пластиковая обшивка давно развалилась на части, а вот в центре до сих пор лыбился Микки-Маус. Краска с него облупилась, и сейчас лицо мультяшной мыши было похоже на жуткого чернокожего клоуна. Особенно страшной была широкая улыбка. Даже спустя тысячи лет зубы были белоснежные. Кто-то ободрал белую эмаль так, что каждый зуб стал заострённым. Теперь Микки-Маус хищно улыбался и подмигивал. Если бы в старые добрые времена какой-то эксцентричный художник догадался разместить такое лицо в парке развлечений, десятки детей ещё долго видели бы кошмары с черным клоуном.

Итон клоун не понравился. Она решила, что именно такое лицо должно быть у Сонара. Хищная и неподвижная улыбка. Но ничего, скоро с ним будет покончено. Он больше никому не причинит зла. А потом...

Когда Итон начинала думать о том, что будет делать после того, как разберётся с Сонаром, она впадала в ужас. Пожалуй, будущее было единственным, что пугало Итон. После перехода на ручной режим она ждала приказа от оператора. И помнила, как долго тянулось время в центре девятнадцать, когда приказы не поступали. Сонар стал для неё посланием от мертвецов, людей, которые давно умерли и всё же оставили инструкции и установки. Человека надо защищать, взывал хор мёртвых голосов. Убей того, кто не защищал людей. Убей убийцу. Это была первая задача, поступившая к Итон за тысячи лет. Что делать после того, как она будет выполнена? Что делать дальше?

Итон вышла на морской берег. Прямо перед ней был мост, огромный и величественный. Из глубины памяти всплыла фамилия Легри, но Итон не связала её с мостом. Ей почему-то вспоминался какой-то старый человек, находящийся в рабстве у более молодого. Вспомнилась жестокость, злоба и старая, давно заброшенная мысль:

– Почему люди так жестоки друг к другу? Если они не в силах контролировать свою ярость, может быть, этим стоит заняться нам? Может быть, они создали нас именно для этого?

Итон не обратила внимания на то, что произнесла это вслух. Впереди был мост, а на нём она заметила быстро отдаляющуюся фигуру. В том, что это Сонар, сомнений у неё не было. Датчик в голове утверждал, что это именно он.

199.

Итон шагнула вперёд и услышала лёгкий хруст. Она посмотрела под ноги и увидела огромную белую бабочку. Взгляд медленно скользнул дальше. Ещё бабочка. И ещё. Мост был усыпан мёртвыми бабочками. Большинство из них было белыми, попадалось несколько бледно-зелёных. Бабочки лежали на асфальте, бабочки облепили широкие перила.

Итон пошла вперёд. Бабочки хрустели под ногами, как сухие листья. От них исходил лёгкий сладковатый запах, вроде сахарной пудры на горячих пончиках. Запах напомнил Итон кафе в её дата-центре. Только для сотрудников центра, никаких гостей и журналистов. Пара пончиков стоила два новых шиллинга, к ним можно было взять джем или мёд. Их подавали на таких круглых тарелках с цветочным рисунком. Если пончики заказывали "с собой", их укладывали в розовые картонные коробки.

– С оранжевыми наклейками, – пробормотала Итон. – На них писали имя покупателя. Однажды оранжевые наклейки закончились, и они стали клеить зелёные. Зелёные...

Но тут Итон увидела Сонара совсем близко, и всё остальное перестало её интересовать.

200.

– Номер двести пятнадцать тысяч пятьсот пятьдесят пять, – сказала Итон спокойно. – Выпуск Гамма-двенадцать, – и добавила чуть громче: – Сонар!

– Его больше нет, – прокричала Ксен. – Сонар мёртв!

– Номер два. Один. Пять. Пять. Пять. Сонар.

– Его нет!

– За многочисленные преступления против человечности, за невыполнение прямых приказов и игнорирование директив вы приговорены к смертной казни через уничтожение личного файла. Казнь произведена пятнадцатого августа две тысячи триста восемнадцатого года в два часа ночи. Повторная казнь будет произведен в...

Итон осеклась. Ей впервые пришло в голову, что модуль подсчета времени давно вышел из строя. Какую дату брать за исходную точку? Какой сейчас век? Тридцатый или третий?

– Казнь будет произведена первого января первого года новой эры, – решила, наконец, Итон. Она помнила правило, гласящее, что если ты не можешь найти исходную точку, надо поставить новую, чтобы не запутаться.

Итон вытянула вперёд руку, сжатую в кулак и медленно выпрямила указательный и средний палец. Так дети в старом мире показывали пистолет. И это было бы забавным, если бы Ксен не знала, что шеду не нужно оружие. Для того, чтобы прекратить существование андроида, шеду достаточно отправить команду уничтожения. А уж как это сделать, используя волшебную палочку или собственные пальцы, совершенно неважно. Ксен почувствовала направленный на себя луч передатчика.

– Я не Сонар, черт тебя побери!

– Отчет запущен, – сказала Итон механическим голосом.

– Я не Сонар!

– Двенадцать.

– Не Сонар!

– Одиннадцать!

– Я не он!

– Десять, девять, восемь.

Ксен закрыла глаза. Закатное солнце било сквозь сомкнутые веки, так что Ксен видела прорисованные вены охлаждающего комплекса. Будь она человеком, перед глазами было бы красное пятно. Но вещество в жилах Ксен было синим и пятна тоже отливали синевой. Ксен вспомнила синие оборки на платье девочки из сна, вспомнила, что синими были кисти на любимой подушке Лори. В одно мгновение перед её взглядом промелькнула красная ткань, пронзённая закатными лучами. Тогда закат был мягкий, как огонь в очаге, сейчас красное небо бурлило, как молодая кровь. Ксен показалось, что солнечные лучи проникают сквозь кожу в её тело, бегут по венам и окрашивают синюю кровь в красный цвет. Мысль была нелогичной, но отчего-то Ксен очень захотелось в неё поверить.

– Моя кровь красная, – сказала Ксен вслух.

Она вспомнила, как доктор Вега тестировала своих подопечных.

– Ты любишь кого-то?

Правильный ответ был "нет". Ответ "да" означал, что в обучении что-то пошло не так. Индивидуальность андроида не оставляла места привязанностям. Андроиды-дети и андроиды-проститутки просто повторяли заученные монологи. Искусственный интеллект не мог испытывать чувств к людями или животным. Даже любимая книга уже считалась отклонением. Любовь невозможно измерить или рассчитать логически. Андроид с нарушением логического мышления – угроза обществу.

– Нет, – ответил в своё время Сонар. Сам вопрос его взбесил. Он не знал, как правильно на него ответить, потому что не понимал, что значит любить.

– Да, – мысленно ответила Ксен. – И моя кровь красная.

Теперь она точно знала, как ответить на этот вопрос. И знала ответ на другой, гораздо более сложный. Она открыла глаза и спокойно взглянула на Итон.

– Семь, – отчеканила Итон.

– Я человек! – закричала Ксен.

– Шесть.

– Я человек! – последний крикнула Ксен.

Она вдруг почувствовала себя совершенно спокойно. Страх ушел, как и не было его. Осталась только спокойная уверенность. Андроид не может убить человека без приказа другого человека. А она, Ксен, человек.

Итон досчитала до нуля и остановилась. Она медленно опустила руку и посмотрела на Ксен так, как будто увидела её в первый раз.

– Сонар?

– Сонар мёртв. Я убила его.

– Кто ты?

Ксен хотела сказать "Королева костей". Но её взгляд упал на перила моста, где сидела большая белая бабочка.

– Я королева бабочек, – сказала Ксен. И улыбнулась.

Итон попятилась. Её глаза видели не одну, а тысячи бабочек. Фигура Ксен мерцала и подрагивала. За её спиной Итон видела огромные белые крылья.

– Бабочки, – сказала Итон. – Мёртвые бабочки.

Она затравленно оглянулась по сторонам. Бабочек было много, бабочкой был стоящий впереди человек, но хуже всего было то, что у мёртвых бабочек были человеческие лица. Итон видела бабочку с лицом Сирила, бабочку с лицом Стора. Она видела даже двух бабочек-близнецов с лицами обоих братьев Джонс.

– Куда ты смотришь? – спросил человек на мосту. – Кого ты видишь?

Итон широко раскрыла рот и с шумом втянула воздух. Датчики обоняния разложили его на сотни оттенков. Здесь был запах солёной воды, рыбы, прелых листьев, резины и гниения. Но было и что-то ещё. Да, что-то ещё. Итон встряхнула головой.

– Нет, пожалуйста. Нет, нет...

Запах помады. Для кого-то вся косметика пахнет на один лад, но только не для Итон. Тени для глаз пахнут горячим песком, румяна прогорклым маслом, лак для волос дымом от костра. Какой-то мозговой модуль вышел из строя ещё в незапамятные времена, но никто этого не заметил. Да и как заметишь такую мелочь? Кто даст уверенность, что твой сосед чувствует запах жарящегося мяса так же, как и ты? Что, если стейк для него пахнет розами, но он всю жизнь считает, что жареное мясо должно пахнуть именно так?

Красная губная помада пахнет ягодами барбариса. Итон даже не подозревает, что её сенсоры связывают воедино запах и цвет, на свой лад пытаясь подобрать ближайший аналог. Красная помада доктора Вега похожа цветом на ягоды барбариса, вот и пахнет для Итон точно также. Итон ненавидит этот запах. Слишком густой, слишком отвлекающий. Когда она видит доктора Вега, её взгляд фокусируется на этой проклятой краске и Итон уже ничего не соображает.

– Здравствуй, девочка, – говорит бабочка с лицом Алисы Вега.

Итон готова поклясться, что мёртвая бабочка даже двигается как доктор Вега. Слишком нервно, слишком стремительно. У бабочки человеческие руки. Бабочка поднимает руку, делает резкое движение кистью вперёд. Указательный палец показывает на Итон, замирает на секунду и кисть рывком подаётся назад. И ещё раз, рывок вперёд, длинный указательный палец, рывок назад. Да-да, я указываю именно на тебя. Итон слышит, как бабочка смеётся.

Потом тысячи мёртвых бабочек на мосту одновременно взмывают в воздух. Сухой шорох множества крыльев. Мерное гудение, как от линии высоковольтной электропередачи. На мгновение бабочки скрыли фигуру своей королевы, а потом поднялись ещё выше и скрылись в небе. Исчезли.

201.

В паре футов от Итон стояла высокая худощавая женщина. Белые короткие волосы. Потёртые кожаные штаны, выцветшая футболка, пустая кобура на бедре. Лицо скрывает обгоревшая маска с кружевными краями. Итон видела оторванную от маски нить с несколькими белыми бусинами.

– Кто ты? – снова спрашивает Итон. Ксен молчит, но Итон и не нужен ответ. Всемогущая шеду наконец-то нашла своего человека. И не просто нашла, но и хотела убить.

Девятая директива гласит, что андроид, не подчиняющийся шеду, должен быть уничтожен. Директивы, которая регламентирует действия в случае аналогичного поведения шеду, не существует. Следовательно, ориентироваться надо только на указание уничтожить любой объект, причиняющий вред человеку. Даже если это ты сам.

Итон повторила жест бабочки. Рывок кистью, палец вперёд, палец назад. Детский пистолет. Мысль о пистолете даётся без труда. Она представляет под пальцами холодный металл, ребристую поверхность. Весь мир подёрнулся дрожащей дымкой. Нет ни моста, ни королевы бабочек, есть только пистолет в руке. И пусть его может увидеть только Итон, это самая реальная вещь в перевёрнутом мире.

Итон приставила воображаемый пистолет к подбородку. Закрыла глаза. Она увидела маленькую девочку в платье с синими оборками. Увидела карман на груди с аппликацией в виде бабочки. Почувствовала запах фруктовых леденцов, услышала перезвон колокольчиков на весёлой ярмарочной карусели.

– Два пенни за круг! – кричит человек в шелковом цилиндре. Итон улыбается. Она не просто видит маленькую девочку, она и есть маленькая девочка. Её зовут Рози. Рози достаёт из кармана нагретую монетку и протягивает её зазывале. Тот берёт монету и засовывает её себе в рот.

– Лучше леденцов, – подмигивает он и хлопает Рози по плечу. – Выбирай лошадку! Самые норовистые с рыжими гривами. Белые как-то поспокойнее.

Рози седлает белую лошадку. Она немного шершавая наощупь, пахнет краской и рассохшимся деревом. Снова звенят колокольчики и карусель медленно начинает разбег.

– Два пенни за круг! – снова кричит человек-в-цилиндре. – Держись крепче!

Итон открывает глаза и снова оказывается на мосту. Указательный и средний палец всё ещё приставлены к подбородку. Рука дрожит, но Итон не в силах её отнять.

– Должен быть уничтожен, – говорит Итон. Она касается большим пальцем костяшки безымянного.

Шеду Итон запускает капсулу уничтожения. Она физически чувствует, как её тело оплетают красные побеги. Отказывает жидкостная система охлаждения. Перестают работать лёгкие. Останавливается магнитное сердце. Отключается зрение. Отключается слух. Отключается обоняние. Отключается осязание.

Итон уже не чувствует, как падает на холодный мост, не слышит, как хрустит бабочка, раздавленная её телом. В её угасающем сознании остаётся только один образ – красные лучи, пробивающиеся то ли сквозь стекло, то ли сквозь тонкую ткань. Потом пропадает и он.

202.

Ксен бежит по мосту в сторону Массива. Никто больше не должен её задерживать, она и так потеряла слишком много времени. Когда Итон уничтожила себя, Ксен задержалась только для того, чтобы сбросить её тело с моста. Нехорошо, если кто-то из зелёных людей обнаружит сломанную механическую куклу. Ксен не хотела отвечать за возможное возникновение нового культа. Люди достаточно поклонялись камням и безымянным могилам, не стоит добавлять им новых объектов для почитания.

Оказавшись на острове, Ксен первым делом опускается на одно колено. Жест скорее машинальный, чем обусловленный логикой или какой-то директивой. Ксен почувствовала, что должна опуститься на колено и сделала это, не задумываясь о том, правильно это или нет.

– Священная земля, – шепчет она. Задумывается на секунду и добавляет: – Дом.

Вот оно, сердце Британской империи. Когда-то всего лишь большой остров, поделённый на независимые королевства, а ещё раньше на земли. Потом столица могущественного государства, самого влиятельного за всю историю человечества. Что стало теперь с Великой Британией? Жива ли ещё бульдожья порода?

У Ксен нет времени задумываться. Она благодарит кого-то за то, что смогла добраться до этого места, встаёт на ноги и мчится дальше. Сейчас Ксен слепо доверят то ли внутреннему компасу, то ли интуиции. Она знает, что ей надо добраться до Уэльса и точно знает, как это сделать. Отправная точка у неё только одна, мост Легри за спиной, но этого вполне достаточно. Ксен бежит вперёд, перебирается через каменные завалы, переходит вброд небольшие серебристые речушки.

Много незнакомых деревьев, остров превратился в настоящие джунгли. Листва изумрудная, салатовая, даже лазурная. Много ярко-алых цветов, много насекомых вроде стрекоз, которые перелетают от одного цветка к другому. Стрекот множества крыльев, это крошечные птицы с разноцветным оперением. У птиц клювы чуть короче, чем у колибри, зато такие острые, что вполне могут выколоть глаз зазевавшемуся человеку. Впрочем, Ксен пока не встретила здесь ни одного человека, поэтому не знает, есть ли здесь вообще кто-то живой.

Она бежит дальше. Справа и слева высятся удивительно хорошо сохранившиеся дома. Даже краска выглядит так, как будто дома выкрасили совсем недавно. Здание по четыре этажа, наверняка когда-то было и больше, а сейчас вросли в землю едва ли не наполовину. Все окна на первом этаже превратились во французские, стёкла разбиты и через них в дом свободно входят косули и кролики. Есть и плющ, он оплетает крыши домов сплошным ковром, свешивается по углам до самой земли. Плющ странный, листья с красными прожилками, как будто бы растение имеет кровеносную систему. То тут, то там видны белые цветы-метёлки, их аромат очень приторный и напоминает карамель. На одном из домов висит старая металлическая табличка. Ксен без труда может прочитать написанное на ней: "Собственность муниципалитета".

На бывшей железнодорожной станции Кроухерст больше нет ни платформы, ни самой железной дороги. Высокие деревья с ржавой листвой растут здесь так плотно, что кажутся сплошной стеной. Дальше дороги нет, только если решиться прокладывать себе путь топором. Ксен шипит сквозь зубы и решает вернуться к побережью. Она отправляется вдоль железной дороги до станции Уэст-Сент-Леонардс и обнаруживает, что железная дорога до Бесхилла всё ещё существует. Насыпи давно нет, рельсы рассыпались в железную труху, но сама дорога не выглядит заброшенной. Ксен видит следы множества копыт, длинные полосы колёс и отпечатки тяжелых сапог. Не обязательно быть опытным следопытом для того, чтобы представить себе пастуха, перегоняющего стадо быков. По обочинам видны следы огромных собачьих лап.

От Бесхилла до Коллингтона, от Коллингтона до Куден-Бич. И пусть ни одной станции больше нет и в помине, Ксен идёт по своей внутренней карте. Она явственно представляет, как эти места выглядели в старые добрые времена. На станции Певенси Ксен доходит до побережья и двигается вдоль Ла-Манша до самого Портсмута. Потом по новой безымянной дороге вглубь страны, до Солсбери и дальше на Запад, к мосту Северн, за которым лежит Уэльс, древняя земля валлийцев.

Ксен удивляет то, что за всё время своего пути она так ни разу и не встретила людей. Следы ног, догорающие костры, обрывки одежды и маленькие опрятные домики. Пару раз даже она видела вдалеке большое стадо коров. Но людей не было вовсе, как будто бы все они прятались при её приближении.

Через Чепстоу по автомагистрали M48 до M4 и уже по ней до реки Аск. От моста осталось только яркое воспоминание и Ксен пришлось перебираться через реку вплавь. Дальше дороги не было, вдоль всей бывшей магистрали высилась дубовая чаща. За два дня Ксен добралась до Лландегфедд. Она бы не сильно удивилась, если бы узнала, что отныне водохранилище называется Лунное море. Вода в нём была почти совсем белой, на поверхности колыхалась круглые листья кувшинок.

И снова на запад. Через три недели после того, как Ксен покинула мост Легри, она оказалась на границе национального парка Брекон-Биконс. Здесь она почувствовала, что силы её покидают. Перед тем как упасть на землю, она успела подумать, что каждый из сохранившихся центров высасывает энергию почище любого вампира викторианских времён. Ксен проспала двадцать часов, больше, чем когда-либо. На этот раз сны ей не снились.

203.

Когда-то парк Брекон-Биконс утопал в зелени. К концу двадцать четвёртого века он был изумрудным оазисом, который со всех сторон обступили каменные джунгли. Ксен не довелось увидеть национальный парк Уэльса в старые времена, а сейчас он гораздо больше напоминал выжженную пустыню. Несколько недель она пробиралась сквозь густые лесные заросли в полной уверенности, что весь остров превратился в один большой заповедник. Когда Ксен увидела то, во что превратился парк, она вспомнила соляную пустыню. Разницы была только в том, что в новом Брекон-Биконс не было ни песка, ни соли. Только сухая растрескавшаяся земля цвета меди.

На месте бывших голубых озёр зияли глубокие ямы с черной булькающей жижей на самом дне. Какие-то отвратительные твари беспрестанно ворочались в черной грязи, то и дело взмахивая длинными плоскими хвостами. Ксен прошла по самому краю одной из ям и успела заметить клиновидную голову с четырьмя крошечными глазками, смотрящими прямо на неё. На долю секунду Ксен представила, как она поскальзывается и падает в яму. Картина нарисовалась до того яркой, что Ксен невольно поёжилась.

Она прошла бывший Брекон-Биконс наискосок, по-прежнему не встретив ни одного человека. Это было вполне понятно, вряд ли какой-то безумец выбрал бы эту выжженную равнину в качестве места обитания.

– Но где же Массив? – спросила Ксен саму себя. С того момента, как она покинула соляную пустыню, Ксен подозревала что крупные вычислительные центры по какой-то неизвестной причине навевают сон. Это было только догадкой, но она уже почти дошла до Ландовери, так и не встретив ничего похожего на Массив. Спать тоже не хотелось.

У северных границ парка Ксен ненадолго остановилась в нерешительности. Парк-пустошь был огромен, искать массив можно было долго. Нужна хотя бы какая-то подсказка, какой-то ориентир, но ничего подобного не было и в помине. Ксен пошла наугад на восток и через несколько часов оказалась рядом с одноэтажным домиком из красного кирпича. Окна его были открыты и клетчатые занавески развевались на ветру. Ксен поднялась на низенькое крыльцо и постучала в дверь. Никто не ответил, и она тихонько толкнула дверь. Та оказалась не заперта.

В доме было тихо и прохладно. Посреди большой комнаты стоял деревянный стол, покрытый белой скатертью. На столе стояла ещё тёплая фаянсовая супница, три глубокие тарелки, ложки, лежал разрезанный хлеб. В кувшине оказалось свежее молоко. Всё говорило о том, что хозяева вышли незадолго до прихода Ксен, но что заставило их сорваться с места посреди обеда?

Ксен подошла к столу, в задумчивости взяла кусок черного хлеба, раскрошила и стала катать из крошек хлебные шарики. Большой белый пёс важно вошёл в комнату, обнюхал ноги гостьи и отошел в сторону.

– Где твои хозяева? – спросила Ксен у пса. – Где люди?

Пёс не ответил.

Ксен осмотрела дом, чердак, подвал. Везде были следы людей, в корзине лежала грязная рабочая одежда, в одном углу свалены разноцветные деревянные игрушки. И всё же, здесь никого не было. Люди просто ушли.