Текст книги "Мёртвые бабочки (СИ)"
Автор книги: Ян Кравец
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 37 страниц)
Но главная тайна Роудин заключалась не в вечной молодости и не в той энергии, которую она вкладывала в образование своих подопечных. Роудин ревностно скрывала свои чувства к брату Питера, господину Ларсену. Именно она в своё время поспособствовала тому, чтобы сместить Питера с политической арены. И именно она раз за разом подсказывала Ларсену способы для достижения любых целей. Делала она это так мягко, что Ларсен не мог и заподозрить её влияние. Все гениальные ходы он искренне приписывал себе самому и относился к Роудин также пренебрежительно, как и ко всем во дворце.
Роудин любит Ларсена, Роудин любит Сиа. По-своему она любит даже архонта Питера. В конце концов, она его вырастила с пелёнок и навсегда запомнила худеньким мальчиком в бархатном костюмчике. Роудин никогда в жизни не видела Нека, а если бы ей довелось с ним встретиться, поразилось бы тому, как сильно он похож на маленького Питера. И дело тут не в том, что все маленькие светловолосые мальчики выглядят на одно лицо. Застенчивый взгляд и не по годам умные глаза, вот что роднило Нека и Питера. Сиа в этом же возрасте была энергичной и капризной девочкой с двумя растрёпанными хвостиками, перетянутыми цветными лентами. Глаза у неё, что в детстве, что сейчас, не изменились. Глупый и холодный взгляд рыбы. Даже в постели с любовником взгляд остаётся тем же. Никакой дымки страсти, застилающей глаза возбуждённой женщины. Если задуматься, её вообще ничего не возбуждает. Она спит с мужчинами только потому, что это заряжает её какой-то странной горячей энергией. На следующий день после хорошо проведённой ночи Сиа чувствует себя готовой и горы свернуть.
Принцессе Сиа двадцать два года, выглядит она на шестнадцать, умственное развитие остановилось на двенадцати годах. Сиа любит своих кошек и сладкое, интересуется только красивыми картинками и мечтает выйти замуж за собственного брата. Когда её трахает отцовский камердинер, Сиа представляет нежное лицо Стивена. Когда камердинер наваливается на неё всем телом, она вдыхает запах его потной кожи, духов архонта, пыльного бархата и жареного мяса. Сиа думает "о черт, а ведь от Стивена пахнет только чем-то воздушным". Её брат Стивен помешан на чистоте. По меньшей мере, трижды в день он принимает ванну, в которую щедро льют ландышевое масло, а потом велит натереть себя кремом с розовой водой. Волосы Стивена длинные и золотые, они вьются крупными кольцами почти до лопаток.
По вечерам Сиа мечтает о великолепном теле Стивена и ненавидит, когда её беспокоят во время сладких грёз. Когда с ней говорит брат, она от волнения ничего не может ответить и только широко раскрывает рот. Стивен считает её дурочкой, и, надо сказать, в этом недалеко уходит от истины.
Есть у Сиа и маленькая тайна. Если взобраться на крышу дворцовой оранжереи и протиснуться между трубой большой печи, обогревающей цветы холодной зимой, то можно увидеть сверху купальню Стивена. Стивен понятия не имеет, как много знает о нём его сестра. Она единственный свидетель того, что он вытворяет с многочисленными отцовскими фаворитками. Иногда личико Сиа краснеет от стыда и гнева. Она сжимает маленькие кулачки и обещает всё рассказать отцу. Но тут же она смотрит на великолепно вылепленное тело Стивена и понимает, что такой мужчина может делать с женщинами всё что угодно. А судя по тому, что фаворитки Питера приходят в купальню Стивена снова и снова, на этот раз правда уже за Сиа.
Вот и сегодня Сиа тоже хотела прийти в своё тайное местечко, но по дороге к оранжерее узнаёт такое, от чего планы её кардинально меняются. Она дрожит и задыхается от гнева, сжимает кулаки и издаёт отчаянные вопли. Слуга, проходящий за два коридора от принцессы, слышит её вопли и роняет поднос с напитками.
158.
Принцесса Сиа бежит в отцовские покои и врывается в библиотеку. Архонт стоит спиной к окну и задумчиво вертит в руках вещицу, похожую на самую большую в мире курительную трубку. Когда Сиа подбегает к нему и даёт пощечину, он роняет трубку, и она раскалывается на части.
– Сукин сын! – кричит Сиа, – Как ты мог её убить! Она была милой! Милой!
Слово "милой" в её исполнении звучит протяжно – "ми-и-и-илой". Архонт тупо смотрит на дочь и потирает щёку.
– Кого? Кто кого убил?
– Ублюдок! Ты убил Джейни! Она была моей подругой! Она была милой! Она была...
Сиа не договаривает. Она падает ничком на толстый ковёр и колотит по нему маленькими кулачками.
– Ты убил Джейми! – сквозь слёзы разбирает архонт. Он снимает очки, пыхтит и тяжело опускается на колени рядом с дочерью.
– Д-дорогая, – бормочет он. В минуты волнения архонт начинает заикаться, – В-в-в чем д-дело?
– Д-д-дело! – передразнивает Сиа. Даже сквозь рыдания в её голосе слышится ярость, – Ты убил Джейми!
– Кого?
– Джейми! – вопит Сиа, – Джейми! Джейми-Джейми-Джейми!
– Джейми? – выдыхает архонт и силы его оставляют. Он переваливается на бок и остаётся лежать. Сиа слышит, каким тяжелым стало его дыхание.
– Джейми мертва? – говорит он.
– Ты убил её! – верещит Сиа, но уже менее уверенно. Что-то в интонации отца заставляет её на коленях подползти к отцу и низко над ним склониться.
– Ты не знал, что она мертва? Её убили не по твоему приказу? – шепотом спрашивает она. Но ответ Питера уже не имеет значения. Он лежит на полу, обхватив руками плечи и воет нечеловеческим голосом. Сиа становится страшно.
– Отец! Папа... – на этот раз голос её звучит умоляюще, – Папочка, это не ты её убил?
– Я любил её! – кричит Питер, не обращая внимания на слова дочери, – Джейми! Джейми!
На шум сбегается половина дворцовых слуг. Горничные и камердинеры столпились в дверях, начальник охраны и отважная Роудин прорываются в комнату.
– Ваше вы... – говорит начальник охраны и тут же прикусывает себе язык. На принцессе ничего нет, кроме прозрачной сорочки, а стражник знает, что бывает с теми, кто пялится на прелести женской половины королевского семейства. Он благоразумно выдергивает из кармана носовой платок и завязывает им глаза.
– Ваше высочество, что случилось?
Сиа вскакивает и набрасывается на него с кулаками.
– Случилось?! Ублюдок! Вы убили Джейми!
Стражник озадачен. Он знает, что сегодня утром была совершена публичная казнь королевской фаворитки, но уверен, что Питер был в курсе дел.
Сиа не унимается. С той же яростью, как несколько мгновение назад она обличала отца, она набрасывается на начальника охраны:
– Убийцы! Палачи! Изменники!
Начальник охраны благодарит всех известных ему богов за собственную предусмотрительность. Он даже обещает принести обильную жертву, если удастся выйти сухим из этой передряги. Правой рукой он удерживает на глазах сползающий платок, левой лезет во внутренний карман и наощупь достаёт оттуда копию королевского приказа. Капитан стражи левша и вытерпел немало насмешек по этому поводу при дворе. Но сейчас он вторично возносит хвалу богам. Будь он правшой и потянись в скрытый карман, непременно бы зацепил и выронил копию королевской печати. А там уже кто знает, как бы всё могло обернуться. Сложно было бы объяснять разгневанной принцессе, что балом давно правит её обходительный дядюшка.
Сиа выхватывает приказ из его рук и начинает читать. Капитан видит через платок, как шевелятся её полные губы и успевает подумать, как бы они сжимались вокруг определённой части его тела.
– Сукин сын! – визжит Сиа, подбегает к отцу и пинает его ногой под рёбра. На её ногах шитые золотом туфли с загнутыми носками. В носки для прочности вшиты металлические пластины, так что удар получается очень чувствительным. Архонт хрипит и переворачивается на спину, а Сиа пинает его в пах.
– Ты отдал приказ убить её! Ты лгал мне! Выродок и сын выродка! Шлюхино отродье!
Архонт корчится от боли и уже не думает о том, чтобы возражать дочери. Его мир сузился до двух кожаных мешочков, в которых ещё недавно были его яйца. Сейчас эти мешочки кто-то набил гвоздями и битым стеклом, отчего архонту хочется подумать о чем угодно, только не об убитой Джейми.
– Убийца! – вопит Сиа. На этот раз отцу достаётся по голеням, но что это за боль по сравнению с ударом по яйцам!
– Милая моя, – говорит Роудин и губы её дрожат, – Солнышко, не нервничай.
Сиа бьёт няньку в грудь, та спотыкается и падает на пол. Встать она не пытается, только жадно ловит ртом воздух. Архонт в ужасе смотрит на неё и вдруг решает, что это его единственное спасение. Всё-таки Роудин вынянчила не только его дочь, но и его самого. Архонт ползёт к ней в надежде на защиту, а его бывшая няня больше не видит могущественного повелителя. Теперь Питер её маленький мальчик, который разбил коленку и бежит к ней в надежде на сочувствие. Роудин широко раскидывает руки и заключает архонта в свои объятия. Она гневно смотрит на Сиа снизу вверх и принцесса явственно читает угрозу в ей взгляде. Характер няньки ей известен очень хорошо. Роудин может быть доброй и ласковой, но если её хорошенько довести, придётся тяжко.
– Он убил Джейни, – говорит Сиа.
– Твой отец никогда бы никого не убил.
– Ну, отдал приказ, – поясняет Сиа. – Её казнили сегодня утром.
– Это правда? – обращается Роудин к Питеру. – Ты отдал приказ казнить Джейми?
– Нет! Я не...
– Он лжёт! Вот приказ!
Роудин внимательно рассматривает пергамент, но не читает его, а только тянет время и думает. Она знает, о чём в нём говорится и знает, что Питер в жизни бы не отдал такого приказа. Все приказы давно отдаёт Ларсен. Но зачем было убивать несчастную Джейми? Она и в самом деле была милой. Джейми нравилась Питеру, Джейми нравилась Сиа, Джейми нравилась самой Роудин. Убивать? Зачем? Роудин не знает, что делать. Объявить приказ подделкой значит подставить Ларсена. Но нельзя и допустить, чтобы в сердце Сиа поселилась ненависть к отцу. У девчонки энергии хоть отбавляй, а значит, она может выкинуть любую глупость. Нет, так дело не пойдёт.
– Это подделка, – решается, наконец, Роудин. В глазах архонта появляется надежда. Роудин встаёт сама и помогает ему встать. Она обнимает его за плечи одной рукой. Питер закрывает её ладонь своей.
– Подделка? – спрашивает Сиа.
– Да, – твёрдо говорит Роудин. – Кому могла помешать Джейми? Кто хотел бы убить её?
– Она была милой, – всхлипывает Сиа. Плакать она перестала и только вздыхает как ребёнок после долгого плача.
– Была, – подтверждает Питер и не может сдержать слёз. – Я любил её.
Сиа вдруг издаёт отчаянный всхлип и бросается на шею отцу.
– Прости, папочка. Прости, прости меня пожалуйста. Я тоже её любила. Очень-очень любила. Она была милой. Милой. Милой!
Архонт гладит дочь по голове и смотрит на Роудин через её плечо. Во взгляде её столько благодарности, что Роудин понимает, чем именно Питер покоряет сердца своих любовниц. Он похож на крупного спаниеля с большими грустными глазами, которого так и хочется прижать к груди. Миленький, чудесный щеночек. Настоящая находка для тех, кто видит в мужчине не любовника, а ребёнка.
Начальник охраны между тем предпринимает попытки ретироваться. Роудин хватает его плечо и разворачивает к себе.
– А ну ка постой, милый.
Она умелым жестом обшаривает его карманы и находит копию печати. Начальник охраны смотрит на неё так, как будто видит первый раз в жизни.
– Мне надо объяснять тебе, что это такое? – спрашивает Роудин. Сиа отрывается от отца и смотрит на печать с недоумением.
– Это не моё! – говорит начальник охраны. Роудин смеётся.
– Конечно, не твоё. Но ты этим пользуешься.
– Что это? – спрашивает Сиа. – Что это, Роудин?
– Это та печать, которая стоит под приказом. С её помощью этот сукин сын отправил Джейми на плаху.
Сиа больше не кричит "ублюдок" и не хочет придушить стражника собственноручно. Вместо этого она спокойно смотрит на отца и спрашивает:
– Обязательно нужен приказ, чтобы казнить человека? Можно просто отправить его к палачу? Я не хочу долго ждать.
159.
В это же время Ларсен сидит в своей библиотеке, пьёт горячее вино и закусывает индейкой. Его щёки лоснятся, на подбородке подтёки жира, но это его совершенно не волнует. Ларсен думает о женщине, которую казнили сегодня утром. Джейми. Он знал, что Питер называет её Джейми-с-Серебряного-Луга. Кто его знает, с чего это взбрело ему в голову, но брат всегда был странным. Может быть, из-за своих странностей он всё ещё жив. Ларсен никогда не любил Питера, но Питер всегда его забавлял. Плохо быть младшим братом. Но если твой старший брат уверен, что эльфы водят хоровод на берегу ночного озера, жизнь уже кажется не такой дурной штукой.
А вот Джейми пришлось убить. Видят боги, Ларсен хотел этого избежать. Он не жалел Джейми, но Сиа была искренне к ней привязана. Как ни странно, Ларсен любил племянницу и не хотел причинять ей боль. Но что поделать, если любовница брата становится слишком любопытной? Она узнала, что Ларсен собирается убить своего племянника. А уж убийство сына даже глупый Питер не смог бы проигнорировать.
Итак, Джейми мертва. Следующим должен будет умереть Стивен. Сиа нужно будет отдать замуж и тогда последний претендент на трон будет устранён. А вот Питер ещё проживёт долгую счастливую жизнь, наслаждаясь обществом книг и женщин. Ларсен был уверен, что рано или поздно Питер будет уговаривать его принять аметистовую корону. Сначала Ларсен с негодованием откажется от такой чести. Потом всё-таки поддастся уговорам брата и согласится. Может быть, они даже поплачут вместе.
160.
Пока Ларсен предавался честолюбивым мечтам, а Роудин поочерёдно успокаивала то Сиа, то Питера, поезд Орион мчался всё дальше и дальше. Аметистовое море разбилось на сотни рек и ручьёв, которые были похожи на щупальца осьминога. Через несколько часов Ксен начало казаться, что поезд слишком сильно раскачивается из стороны в сторону. Вначале она подумала, что это сказывается следствие недавнего сна. В самом деле, её до сих пор пошатывало, ноги и руки казались совсем чужими. Но вот Орион подбросило вверх на добрый фут и стало ясно, что это не субъективные ощущения.
– С поездом что-то не так.
– Мне тоже так показалось, – сказал Рагби. – Жаль, больше нет Элвина. Он бы подсказал, что и как. Может быть, дорога стала хуже?
– Мы же не по рельсам едем, – возразила Ксен. – Какая ему разница, что с дорогой? Он сам делает себе колею. Он сам...
Поезд тряхнуло так сильно, что экран навигатора сорвало с одного кронштейна, и он резко накренился вниз. Ксен кинулась к нему, убедилась, что трещин на экране нет, попробовала выправить. Следующий толчок сбил её с ног, сорвал второй кронштейн, и Ксен покатилась по салону, сжимая в руках экран.
– Экстренная остановка! – сказал металлический голос.
– Заткнись! – зло крикнула Ксен. Голос не послушался, а вот Ксен здорово шарахнуло разрядом. Сенсор агрессии всё-таки сработал.
– Экстренное торможение!
Двигатели выключились, но поезд продолжил скользить вперёд уже по инерции. Его повело в бок, оторвался один из вагонов, передний лазер включился на несколько секунд и перерезал пополам огромное дерево. А дрожь земли продолжалась. Очень даже продолжалось.
Рагби выбежал из поезда первым. Ксен задержалась, чтобы захватить оранжевый чемоданчик. Она споткнулась, рука скользнула по стене, пальцы сами собой сомкнулись на одном из переключателей и переломили его пополам. Ксен это не огорчило, вряд ли что-то из механизма поезда ещё понадобится. Судя по всему, Новый Восточный Экспресс доживал свои последние часы.
Ещё один толчок. Рагби задал самый идиотский вопрос, который только можно было представить:
– Это, что, землетрясение?
– Прочь от поезда! – крикнула Ксен. И вовремя, потому что под головным вагоном образовалась трещина и поезд начал потихоньку в неё сползать. Металлический голос, усиленный, кажется, всеми имеющимися динамиками равнодушно произнёс:
– Мы просим пассажиров покинуть вагоны. Класс опасности двенадцать. Мы просим пассажиров покинуть вагоны.
– Сука тупая, – беззлобно выругалась Ксен. Она метнулась к выходу.
Прежде чем грянул взрыв, они с Рагби успели отбежать от поезда на полмили. От взрывной волны земля вздыбилась, но это не шло ни в какое сравнение с взрывом морганиума.
– Откуда ты знала, что он взорвётся?
– Это не он. Это аметист. Он получил половину нашего топлива. А я не могу даже представить себе, сколько там информации.
Аметистовые реки текли иногда медленно, иногда быстро. Кристаллы использовали солнечный свет и землю, отравленную многочисленными ядерными ударами, росли вширь и вверх, принимали самые сложные формы. Они пробивались из-под земли как весенние крокусы. Сначала показывалось острое сиреневое остриё, потом распускался крупный и многогранный цветок. Цветов становилось всё больше, пока они не сливались в одно большое поле. Поле ширилось, росло, из него выбивались многочисленные лучи. Фермеры говорили, что земля породила ещё одно каменное море и спешили покинуть обжитые места. Они знали, что фиолетовый камень будет расти дальше и его не остановит ни огонь, ни оружие.
Волна, поднявшаяся от взрыва морганиума, обогнула земной шар, вызвав где-то чёрные дожди, а где-то заставив яблони плодоносить ядовитыми фруктами. Но то, что происходило на поверхности, было несоизмеримо с тем, что творилось под землёй. Взрыв заставил кристаллы аметиста расти быстрее в десятки раз. Кристаллы передавали указание по цепочке, оно расходилось во все стороны, к каждому каменному морю и к каждой фиолетовой реке. Жилы аметиста, мирно текущие под землёй, устремились вверх. Они выворачивали с корнем могучие деревья, перегораживали реки и сносили холмы. Даже мощные лазеры поезда Орион не стали для них препятствием. Орион сошел с пути и провалился в образовавшуюся расщелину. Аметист прошил его насквозь, прошёлся через каждый вагон, вспорол топливные канистры и получил импульс сжиженной энергии. Энергия оказалась ненаправленной, её невозможно было ни сосчитать, ни поглотить. Аметистовое море оказалось в роли зверя, проглотившего ядовитую приманку. Полученная задача была сродни попытке просчитать число Пи до последнего знака или сосчитать все звёзды этой и соседней галактик.
Аметист не имел самосознания, и не подозревал о том, что такое задачи, не имеющие решения. Он занялся подсчетами того, что нельзя было досчитать до конца, мощностей не хватало, и процесс самовоспроизведения многократно ускорился.
Ксен с Рагби почувствовали, как земля нагревается под ногами. Справа и слева пошли глубокие трещины, в которых проглядывал розово-кровавый камень. Трещины ширились, кристаллы выплескивались из них наружу, стремительно покрывая землю сверкающей коркой. Некоторые деревья падали с перерубленными корнями, другие обрастали аметистовыми кристаллами. Огромный раскидистый дуб за несколько минут превратился в прекрасное каменное изваяние. Его фиолетовые листья больше не шелестели на ветру, а несколько тяжелых желудей со звоном упали на каменную землю.
– Надо бежать, – сказала Ксен.
И они побежали.
161.
За спиной раздалось несколько коротких хлопков. Тяжелое аметистовое полотно разворачивалось быстро, время от времени образовывало небольшие холмы и скрученные столбы. Ксен оглянулась назад и увидела, что мир стал фиолетовым. Деревья и травы, дома и изгороди превратились в полупрозрачный камень. Одни из них были почти чернильного цвета, другие нежно-розовые, как рассветное небо.
Потом рост кристаллов замедлился, а затем и вовсе прекратился. Больше не надо было бежать, опасаясь, что тебя нагонит каменная волна. В то же время стало больше подземных толчков. Земля сотрясалась с глухим гулом, аметистовые деревья надламывались у самого основания, розовые булыжники тряслись и подпрыгивали. Ксен остановилась и посмотрела на Рагби.
– Там ещё одна трещина, – она показала вперёд. – Обойдём? Или пойдём в другую сторону?
Рагби поёжился.
– Если в другую, это прямо по камню. А если они снова начнут расти? Я не хочу становиться как то дерево.
– Тогда в обход. Если я всё правильно понимаю, мы в тридцати милях от Крона. Если поспешим, доберёмся к вечеру. А там уже присмотрим, на чём быстрее добраться до старого центра.
– Если только он ещё есть, – сказал Рагби.
– Кто, центр? Должен быть.
– Я про город. Тридцать миль не расстояние. Откуда ты знаешь, может быть, эта чертовщина происходит по всему миру.
Ксен не хотела об этом думать. Она уже проклинала себя за то, что надолго оставила Лори. А если и в самом деле это творится повсеместно? Что, если когда она вернётся домой, то найдёт там каменную сестру в каменной пещере? Она встряхнула головой, пытаясь отогнать дурные мысли.
– Пойдём.
Они пошли по самой кромке нового аметистового моря. Солнечные лучи разбились на камнях тысячами бликов, от которых слепило глаза и кружилась голова. С каждым новым подземным толчком появлялись новые трещины. В конце концов, сначала Ксен, потом Рагби пришлось ступить на камень и идти уже по нему.
Следующее землетрясение было такой силы, что андроиды не смогли удержать равновесие. Падая, Ксенобия схватилась за плечо Рагби, но пальцы только скользнули по его рубашке. Рагби откатился на десяток шагов, попытался встать на ноги и тут же снова упал. Между ним и Ксен образовалась длинная трещина, которая всё увеличивалась в размерах. Ксен хотела перескочить через неё, но вовремя увидела, что справа и слева от Рагби образовались ещё трещины, так, что он оказался в центре крошечного треугольника.
– Прыгай! – крикнула Ксен. Рагби предпринял ещё одну попытку встать, но отлетевший камень размером с голову ощутимо ударил его в грудь. Он упал, еле удержался на краю и беспомощно взглянул на Ксен.
– Я не могу! Трещина слишком широкая!
Ксен видела это и кусала губы от бессилия. Каждая трещина была шириной не меньше десяти футов и продолжала расти так, что ей приходилось пятиться. Рагби стоял на маленьком треугольном островке, который постепенно приподнимался вверх.
– Уходи! – закричал он.
– Я не могу тебя бросить!
– Уходи!
– Не могу!
– Уходи, она ждёт тебя! Тебя ждёт Лори!
Слова о Лори ударили Ксен, как плетью. Она не могла спасти Рагби, но всё ещё могла помочь своей сестре. Как получилось так, что Рагби стал так для неё важен? Когда Ксен отправлялась в своё маленькое путешествие, она думала, что в целом мире нет никого дороже Лори.
– Я вернусь за тобой! – крикнула Ксен так же, как когда-то крикнула Неку. Может быть, если ей и в самом деле удалось вернуться за мальчиком, получится вернуться и за Рагби. Хотелось бы в это верить.
Рагби, судя по всему, не верил.
– Не грусти обо мне, – прокричал Рагби, – В конце концов, я бессмертен! И так давно хотел побыть один!
– Тебе не хватит аккумуляторов!
– Не думай обо мне! Уходи!
– Я вернусь! Я всегда возвращаюсь!
– Уходи! – сказал он на этот раз так тихо, что Ксен не услышала. Но ему было уже всё равно. Рагби хотел, чтобы влияние Абидосского Разлома распространялось чуть дальше голубого озера. Желательно, чтобы в зоне влияния оказался весь мир. Тогда можно было бы спокойно думать об Итон. До тех пор, пока ещё есть силы. В конце концов, у него больше нет ни аккумуляторов, ни энергии. А это значит, что вечность продлиться не очень долго.
И Ксен ушла, а Рагби остался на сужающейся аметистовой плите. Сначала он стоял и всё вглядывался туда, где змеился глубокий разлом в каменном море. Потом он усмехнулся, сел и поджал под себя одну ногу. Достал из кармана губную гармошку, старенький hohner и заиграл полузабытую мелодию. Love me do.
162.
Ксен помнила, что наркотический транс доводит людей до стадии, когда их мозг занят только одной мыслью. Она даже помнила фразу, произнесённую кем-то, кажется, из рок-музыкантов прошлого.
– У меня есть мысль, и я её думаю.
Эта фраза в точности описывала её текущее состояние. У неё и правда была мысль, которую Ксен обсасывала как карамельку. Эта мысль вовсе не была новой или необычной, но впервые Ксен смогла её точно сформулировать.
– Я снова одна.
Одиночество тоже не было ей в новинку, но почему-то на душе было неспокойно. Ксен то и дело хотелось окликнуть Элвина или Рагби. Сгодился бы даже Нек Светлячок. Иногда спутники были в тягость, иногда их вопросы выматывали. Ещё утром Ксен хотела остаться одна. Но когда это действительно произошло, оказалось, что не так уж это приятно. Конечно, можно было сколько угодно думать о Лори, не волнуясь о том, что кто-то может привязаться с ненужным разговором. Можно было не заботиться о сне и отдыхе, так необходимом Элвину. Но всё же чего-то не хватало. Что-то подобное Ксен испытывала после смерти Стора, но тогда ощущение было приглушено тревогой за Лори. Сейчас было просто не по себе. Вдобавок примешивалось ещё что-то странное, неуловимое и до боли знакомое.
– Жажда, – сказала Ксен вслух. – Я хочу...
Она осеклась, потому что боялась признаться в том, чего ей действительно хочется. С тех пор, как в её жизнь вошла Лори, Ксен больше всего на свете боялась вернуться в прошлое. Ей не хотелось вспоминать о том, что происходило в то время, когда она была Сонаром-палачом. Но сейчас произошло что-то такое, от чего сдвинулись старые установки, и в её сознание хлынула долго сдерживаемая жажда насилия. Ей хотелось убивать. Ей в самом деле хотелось убивать. Ярости не было, как и не было ощущений злобы или гнева. Совсем не было ненависти. Всё застелила жажда приносить боль и горе. Ксен честно боролась с этим безумным желанием. Какое-то время ей даже удавалось держаться. Потом всё застелило жёлтое марево, и Ксен перестала себя контролировать.
Сначала она шла, как в бреду, напевая обрывки старых песенок. Почему-то ей опять вспомнился Джерри Ли Льюис, которого так любил покойный Хэрроу. Ксен дошла до песни She Even Woke Me Up и без какого-либо перехода начала читать "Отец мой", молитву семи новых богов, мутировавшую из "Отче наш". В этой новой оригинальной версии Отец жил глубоко под землёй и обращались к нему с просьбой о защите дыхания.
– И защити наш сон, как мы защищаем поля наши. Да будет свято имя твоё как в глубинах земных, так и на дне морском. Истину говорю – воскресни.
Молитва закончилась. Безумие только начиналось.
163.
В город Ярг Ксен зашла с последними лучами солнца. В наступивших сумерках город был похож на сказочный Шир, вотчину хоббитов. В Ярге постоянно проживало не более двух сотен человек, но на завтрашнюю ярмарку съехались фермеры из соседних деревень. На улицах горели смоляные факелы и разноцветные бумажные фонарики. По городу плыли запахи сладостей, которые завтра должны были появиться на прилавках. Дети играли с цветными стеклянными шариками.
Позже Ксен вспоминала о городе Ярге, как о месте, где всё было жёлтое. Жёлтые дома, жёлтые деревья, жёлтые мужчины и жёлтые женщины. Как будто кто-то взял и выкрасил целый город канареечной краской. Девочка и мальчик рисовали на жёлтой каменной мостовой жёлтыми мелками. Ксен подошла к детям. Её не понравилось, как топорщились волосы у мальчика на затылке. Она возненавидела веснушчатую девочку за её открытую улыбку. У девочки не хватало двух передних зубов.
– Вы пришли на ярмарку, миледи? – спросила девочка. Она не выговаривала букву "р" и вдобавок глотала окончания слов. Ксен почувствовала, как виски у неё наливаются свинцом. Ладно бы только жёлтый цвет, но какое право она имеет говорить таким отвратительным голосом?
Ксен обхватила руками голову и закрыла глаза. Жёлтый цвет плескался где-то внутри и имел странный металлический привкус. Ксен вспомнила, что именно такой вкус имеет кровь.
– Жёлтая кровь, – сказала она.
И крови было много. Пожалуй, даже слишком много для такого маленького сонного городка. Кровь смыла рисунки на асфальте, кровь пропитала сухую землю. Кровь запеклась на широких придорожных лопухах, окрасила багрянцем высокие подсолнухи. Кто-то сопротивлялся. У кого-то даже нашёлся револьвер, и правое плечо Ксен прошила пуля. Она не помнила, кто стрелял и что было после выстрела. Она помнила только то, что всё было жёлтым и это было ужасно.
А вот город Ярг запомнил Сонара. Его запомнили щели в каменных мостовых, в которых пузырилась и клокотала горячая кровь. Его запомнили дома с выбитыми стёклами, с оконными рамами, промокшими от крови. Его запомнил старый деревянный храм, где всё ещё горели тусклые лампады, а на алтаре высилась гора из остывающих тел. Его запомнили канавы, где на мёртвых взрослых лежали мёртвые дети. Его запомнили колодцы с кровью вместо воды и заросший ряской водоём, ставший могилой для целых семей. Его запомнил стоптанный детский башмак, в котором остался оторванный палец и тряпичная кукла, которая обуглилась вместе со своей владелицей. Сонара запомнил каждый камень, каждая выбоина. Все запомнили Сонара-палача.
Как несложно догадаться, на следующий день ярмарка не состоялась. Сонару не раз доводилось покидать дома с мертвецами. Но целый город мертвецов был в новинку даже для него.
– Я есть, – говорил Сонар. Его удивляло тело Ксен, его удивляли мысли Ксен. Его удивляла маленькая светловолосая девочка, которая сейчас обитала где-то на задворках разума. Девочку звали Лори, и она была кем-то очень для него значимым. Девочка была... Сестрой?
– Лори, – говорил Сонар, пробуя имя на вкус. Он смотрел на оранжевый чемоданчик в своей руке, который не бросил даже в самом центре жёлтого безумия. Ему никак не удавалось вспомнить, что находится внутри чемоданчика. Какие-то документы? Инструкции? Или даже голова какого-нибудь важного сукиного сына?
– Я Саломея. Я несу голову Иоанна Крестителя.
И Сонар смеялся. Смех прорывался сквозь жёлтое безумие, смех звенел в ушах, смех ощущался налётом на зубах. Смех даже застревал в горле и некоторое время Сонар никак не мог сделать вдох. А дыхание было очень важно, потому что какие-то негодяи забрали у Сонара его тело. В насмешку они дали ему полуразрушенное тело какого-то клоуна. По меньшей мере треть внутренних органов была позаимствована из какой-то электронной игрушки. Может быть, это была собака. Может тигр или что-то такое в этом духе.
– Я найду вас. Я отплачу. Ей-богу, я отплачу. Любовью за любовь вознагражу я и станет сердце дикое ручным.
Вдобавок Сонар никак не мог вспомнить, какое задание он выполняет. Он за кем-то охотился, но не помнил ни лица, ни имени. В голове всплывали странные размытые образы. Маленький мальчик в костюме лорда Фаунтлероя и почему-то с жабрами на шее. Маленькая девочка с длинными клыками. Мужчина с обветренным докрасна лицом, который носил гавайские рубашки, подвеску-пацифик и пронзительно-красную бандану. Ещё он слушал рок-н-ролл.
– Ненавижу музыку, – бормотал Сонар на ходу. – Ненавижу гитары. Ненавижу синтезаторы. Ненавижу барабаны. И голоса. Голоса. Заткнись! Заткнись!
Теперь музыка играла у него в голове. Как издалека доносился перебор клавиш расстроенного пианино. Прямо над ухом пиликали скрипки, в висках бухала труба и бренчали медные тарелки. И голоса, уж куда без голосов. Высокий женский голос выводил "Эй, Джуд". Сонар решил, что найдёт этого голосящего ублюдка и заставит его пожалеть о своих поступках. Может быть он ограничится тем, что свернёт ему шею. А может быть засунет в задницу наканифоленный смычок, тут уж как пойдёт. Встретиться бы с ублюдком, и помоги ему бог. При условии конечно, что бог существует. Хотя куда уж без него.
