Текст книги "Улыбка гения"
Автор книги: Вячеслав Софронов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)
– Это куда же? – остановилась она. – На день, два, не больше?
– Да нет, голубушка, на Каспийское море ехать надо, там мои прииски. Может, и вы с нами решитесь? Места на всех хватит. Повар у меня отменный. Правда, вот, на приисках жилье неважное, но что-нибудь придумаем для вас. Решайтесь, мне совсем даже не в тягость будет.
– Нет уж, я дома останусь. Не впервой. Мое слово для него ничего не значит, Я как верная жена дома его ждать буду. Но ему хорошо известно, что у меня после родов здоровье пошатнулось. Вот коль совесть ему позволит, пусть бросает. – Она намеренно обращалась к Кокореву, а не к мужу, отчего тот налился краской и стоял, не произнося ни слова. Когда Феозва вышла, Кокорев развел смущенно руками, произнес негромко:
– С ними, бабами, всегда так: дома сидишь – дело не делается, ущерб один, зато они рады-радехоньки. А лишь шаг за порог сделал, они сразу в крик: на кого бросаешь, не переживу, не вынесу!!! Ну, моя-то попривыкла уже, а для вашей, как погляжу, это впервой. Ничего, и она привыкнет постепенно, – успокоил его Менделеев, хотя сам думал иначе и понимал, предстоит еще выслушать кучу упреков и причитаний от своей любезной супруги.
– Вам решать, – уже открыв дверь и попрощавшись на ходу, бросил Кокорев, – через пару дней извещу о дате отъезда. И скажете, куда коляску за вами присылать. Пока же готовьтесь, берите все, что надо. Жду на моем «Кормильце», не зря так его назвал, – улыбнулся на прощание купец, и ступени заскрипели под его тяжелыми шагами.
Менделеев же, постояв некоторое время, поднял с пола и поставил на кровать портрет Христа и, обратясь к нему, тихо спросил:
– Ну а ты, Спаситель, как бы поступил на моем месте? Дома остался или отправился туда, где ждут и нужен? Знаю, можно не отвечать. Вот и я тем же путем иду и неужели тоже буду в конце его распят, подобно Тебе?
Глава вторая
И он не ошибся. Ему пришлось выдержать серьезный разговор с женой, закончившийся слезами и обещанием наложить на себя руки. Но все это он стойко выдержал и, чтоб как-то успокоить ее, взял у Кокорева аванс за предстоящую работу и почти всю сумму передал Феозве, оставив себе лишь незначительную часть на подарки, которые, как он надеялся, скрасят ее одиночество.
Вместе с Кокоревым и его помощником они добрались до Казани, а там сели на небольшой, но ходкий, как обещал хозяин, пароходик «Кормилец». От нечего делать Менделеев часто выходил покурить на палубу, где к нему почти всегда тут же присоединялся Кокорев. Неизбежно завязывался разговор, часто переходивший в спор, после чего оба расходились по своим каютам, так ни в чем и не уступив один другому, а потому довольные собой и слегка уставшие.
– Скажите, Василий Александрович, вот вы все о доходах своих печетесь. Так? – спрашивает Менделеев.
– Правильно, а в убыток-то себе кто нынче такими делами заниматься станет? Потому и пекусь, чтоб не прогореть и по миру побираться не пойти. А вы разве не печетесь? Семью кормить надо, да и самому жить на что-то. Иначе и быть не может. Глупый вопрос задаете, Дмитрий Иванович.
– И совсем неглупый. Вы же верующий человек, к тому же старообрядец. Разве Христос где-то сказал, что надо богатеть? Верующему человеку самое место в монастыре душу спасать. А вы, как мне кажется, о душе своей и не думаете. – И он хитро улыбнулся, ожидая, что ответит ему купец.
Тот громко хмыкнул и сплюнул за борт, некоторое время молчал и лишь потом ответил:
– Вы хоть с батюшкой схожи обликом своим, но все одно исповедоваться перед вами не стану. Я так отвечу: в Евангелии нигде не сказано, что жить в нищете следует. Ежели я свой капитал праведным путем нажил, то в чем мой грех? Ответьте… Вы, как погляжу, тоже не в рубище одеты и от лишней копейки не отказываетесь. Неужто нищий, что на паперти побирается, больший праведник? Он делом заняться не желает, а говорит, будто так Бог сулил: ему кружку для подаяний, а мне пароход и забот куча. Я бы поглядел, чтоб он, окажись на моем месте, с капиталом моим делал. Да профукал бы враз – и вся недолга…
– А что, вином торговать – это праведное занятие? Народ пьет, а кому-то прибыль от того. Нет, батенька, не тот это промысел…
– Кто ж ему пить-то велит? Выпил с устатку, коль душа просит, иди трудись дальше. А коль ему никакого удержа нет, кто ж в том виноват? И в храме божьем вино для причастия подают, а грехом не считают. Насчет праведности, о чем говорили, я так отвечу: деньги под проценты давать, то великий грех. За то Христос и менял из храма изгнал, что они этим пакостным делом занимались. А с моих капиталов не считал, сколько богаделен, больниц, храмов отстроено. Нищих привечаем, художников принимаю у себя на даче с бесплатным столом по неделе, а то и больше. Сейчас вот который год уже железку к Каспию прокладываю. Чем худо? Опять же нефть для пользы дела добыть хочу, чтоб из матушки России никуда не делась, а у нас осталась. Чего-то не пойму я вас, Дмитрий Иванович, вы меня поддеть хотите или просто для красного словца интересуетесь? Вы вроде неглупый человек, сами все понимать должны, а то завели речь, кто больше грешен, а кто без греха живет. Да нет таких, безгрешных, на всяком какой-нибудь грех да лежит. Вот только не всяк его на себе видит…
– Сдаюсь, сдаюсь, Василий Александрович, вижу, к вам с любым вопросом не так-то просто подступиться, а потому прекратим разговоры на этот счет. Скажите лучше, скоро ли остановка?
– Думаю, часика через два должна быть. А вы отчего интересуетесь? На берег сойти желаете? Мы часа два дрова грузить будем, да еще разные товары на прииски хочу закупить, час накинем. Можете и погулять это время. А пока пойдемте отобедаем, повар обещал сегодня стерляжью уху изготовить, так что, милости прошу в столовую нашу. – И он гостеприимно распахнул дверь, пропуская гостя вперед.
Оказавшись на берегу, Дмитрий Иванович поймал извозчика и помчался на рынок, а оттуда пробежался по близлежащим лавкам, где закупил себе несколько книг о Кавказе, жене серой материи на платье, несколько игрушек для дочки, пять фунтов фисташек, урюка, сушеных абрикосов, персиков и отборного чая. Тут же, не теряя времени, он помчался на почту, где все свои покупки попросил упаковать и торопливо написал письмо, где спрашивал о здоровье супруги, сетовал, что они не вместе, и спрашивал, как там дорогая Машенька. Отправив посылку, он неспешно отправился на пристань, где его уже ждал пароход, готовый к отправке.
К концу недели они добрались до Дербента, оттуда в Баку, а там и на нефтяные прииски в местечке, носившем название Суруханы. Менделеева сразу же заинтересовало древнее сооружение, похожее на сторожевую башню, но не имевшее ни окон, ни дверей, а лишь сквозные полукруглые ниши со всех четырех сторон. В центре его полыхало пламя, поднимавшееся ввысь до середины человеческого роста. Вокруг сидели на коленях какие-то странные люди в тюрбанах на головах и истово кланялись, глядя на огонь.
– Что это? – спросил он своего спутника. – И что за люди сидят рядом? Лечиться, что ли, пожаловали? Никогда подобное зрелище наблюдать не приходилось… Что-то средневековое, мистическое…
– Именно так, – поспешил ответить Кокорев, – то храм огнепоклонников, и сколько ему сотен лет никто точно не знает. Болтают, будто еще до прихода на землю Христа, Господа нашего, он уже существовал.
– Отчего же огонь там полыхает? На дрова не похоже… Может, нефть горит, но от нее совсем другое пламя, а это что-то мне совершенно незнакомое.
– Газ горючий из земли выходит, так мне объяснили. Да я особо и не интересовался, не до этого. Горит – и ладно, мне в том какая помеха?
– А возле него турки, что ли, сидят?
– Точно не скажу, но как мне местные говорили, то с Персии и аж из самой Индии паломники сюда едут. У них учение как-то там по-особому зовется. «Золотистами», что ли, их кличут. Только о каком золоте речь идет, опять же не ведаю.
– Насколько мне известно, их учение зовется «зороастризм». От их учителя Заратустры. Кстати, весьма интересное учение, почему он и был изгнан с родины. Очень на наше христианство походит. Они точно огню поклоняются. А меня вот больше всего газ горючий заинтересовал. Вот бы его как-то приручить да в наши дома направить. Может, подойдем глянем, что к чему?
– Ой, Дмитрий Иванович, у нас своих дел столько, боюсь, засветло не успеем все осмотреть. Да и народец этот приставать начнет, вы уж потом как-нибудь, когда время свободное будет, изучите все, что желаете.
И точно к их коляске уже направлялись смуглые люди с тюрбанами на голове. При этом они низко кланялись и простирали руки к небу, словно хотели взлететь. Кокорев приказал вознице трогаться, тогда вдруг несколько огнепоклонников припустили бежать вслед за ними, что-то громко выкрикивая на непонятном гортанном языке, а некоторые даже швыряли вслед им камни, которые, к счастью, не долетали до коляски.
– Говорил же вам, с азиатами связываться – хуже нет. Не поймешь, чего они там замыслили, то ли в огонь тебя кинуть, то ли в свою веру обратить. Потому я их подальше от себя держу и не велю их на прииск пущать, а они злятся оттого, мол, землю ихнюю оскверняем, кровь, что по жилам земным течет, добываем. Тут и солдат две роты стоит, чтоб не пакостили местные, пояснял Кокорев, бросая взгляды назад и не забывая креститься.
– А рабочих где берете?
– В основном из Астрахани местных мужиков везу. Эти-то, косоглазые, ленивые больно, не хотят грязной работой заниматься. Они все больше торгуют: воду нам подвозят, продукты там разные, фрукты свои. А так сядут на корточки и могут весь день глазеть, как работяги нефть из колодца черпают.
– He пробовали черпалки на конской тяге поставить? Быстрее бы дело пошло. А то вручную много ли начерпаешь.
– Думал я… Опять же лошадей надо завозить, корм для них готовить или пасти где-то. Да и мужики осерчать могут, поломают ту черпалку, чтоб без работы не остаться. Сосед мой, Сердюков, рассказывал, как он черпалку такую целый год сооружал. Кузнеца привез, горн поставил, склепали все, опробовали вручную, вроде пошло дело. А ночью кто-то поджог все, а пламя такое, близко не подойдешь, механизм его покорежило от жара, кузнец даже браться не захотел, исправлять чтоб. Так ручной тягой и дальше черпает.
– Надо было мужикам объяснить, что им облегчение от того, а самим другую работу найти на тех же кубах перегонных. Неужто не поняли бы?
– А вы поговорите с ними, погляжу, чего у вас выйдет из этого. Они слушают, башками кивают, мол, поняли все, а делают все по старинке. Да им хоть чего говори, все одно не поймут. Как ихний старший скажет, так и делать будут…
– Знакомо мне это, ой как знакомо. У матушки моей заводик был у нас, в Сибири, фабрикой ее звали, стекло там плавили. Так тоже, чтоб с мужиками договориться, ей пришлось церковь построить, при ней школу открыть, чтоб детки тех работников учились… Мороки много, а толку… – вздохнул Менделеев.
– И что, помогло? Исправно стали работать? – заинтересованно спросил Кокорев, – Мне, что ли, тоже церкву здесь заложить, так местные турки бунт поднимут, все сплошь магометанцы потому как.
– Вот и матушке не помогло, спалили всё же фабрику нашу, потому в столицу и переехали, что всяческих доходов лишились… Оно, может, и к лучшему…
– Да, дела. У нас вот, у людей старой веры, такого сроду не водилось, к чужому добру завсегда уважительно относились. Коль не тобой сделано, не трошь, а то поймают и на месте суд тому мерзавцу устроят. А тут без солдатиков никак не обойтись, земля чужая, порядки не наши, недолго и головы лишиться, коль в строгости держать этот народ будешь.
Они миновали высокий холм, с которого виднелась обезображенная бурыми, черными пятнами земля, все изрытая, насколько хватал глаз, массой колодцев, рядом с которыми дымились чадящие котлы и так называемые «кубы» для перегонки нефти, и спустились в долину с нефтеносным пластом. Вонь от этого производства исходила ужасная, и Менделеев невольно вытащил платок и прикрыл им лицо, чтоб поменьше вдыхать зловонные испражнения,
– Значит, вот он какой ад будет? – полушутливо спросил он у Кокорева, который нацепил на лицо что-то, похожее на карнавальную маску, и подал такую же своему спутнику.
– Согласен, тогда у нас в российских краях не что иное, как райские кущи, только мы этого почему-то не ценим. Да что говорить, слава богу, что не нашли где-нибудь на Волге или на Каме эту самую нефть, будь она неладна. Может, потому и не лежит у меня душа к ней, уж лучше соль добывать, как то мои предки испокон веков делали.
– Попомните мое слово, через короткий срок половина земли-матушки будет нами же превращена в такие вот адские разработки…
– Да не может такого быть…
– Вспомните, любезнейший, как выглядят ваши обожаемые соляные копи – да там на десять верст вокруг живого ничего не сыщешь. Чем от этих колодцев отличаются? Да ничем… Попомните мое слово…
– Хватит, Дмитрий Иванович, мне проповеди читать, я уж говорил, вам бы рясу да крест на грудь, псалтырь в руки – и айда проповедовать. Давайте лучше делом заниматься, тут каждый час дорог.
К ним подошел весь перепачканный с головы до ног нефтяными пятнами широкоплечий мужик, степенно поклонился и низким басом произнес:
– С прибытием вас, хозяин. Чего не предупредили, я бы отправил кого встретить вас, жилье приготовил, а то как снег на голову…
– Прошу любить и жаловать, моя правая рука на приисках – Степан Кузнецов. Из самой Москвы мной сюда привезен. Кстати, кузнечное дело знает доподлинно, молот пудовый, как игрушку, крутит, потому рука у него крепкая, мужики с ним спорить опасаются, раз кулак его испробовав… Так говорю? Все у тебя тут в полном порядке или есть кто из особо ленивых бездельников. Сказывай сразу, потом не до того будет. Я вот привез знатока по энтому нефтяному делу, будешь каждое его слово слушать и на ус мотать все, что он тебе скажет. Понял, или повторить?
Менделеев глянул на Степана, который с недоверием разглядывал его, и подумал про себя, что вряд ли этот детина, привыкший молотом махать, правильно поймет все тонкости, в которые он будет его посвящать. Но выбора у него не было, потому он сразу предложил:
– Веди, Степушка, показывай мне производство ваше, будем вместе думать, как его улучшать, прибыльней сделать. Давай, ты первый иди, а я следом. Да, Василий Александрович, распорядитесь, чтоб мой багаж аккуратно сгружали, а то у меня там колбы, пробирки и иное оборудование для опытов, как бы не побили все, к чертовой матери…
– Сделаем, Дмитрий Иванович, сам прослежу, – откликнулся Кокорев, и на том они расстались.
– Негоже к ночи нечистого поминать, – осторожно заметил Степан, пока они шли, – тут точно преисподняя самая что ни на есть, а потому и враги рода человеческого рядом где-то гнездятся, лучше и не вспоминать о них, – перекрестился он на ходу.
– Поди, тоже из старообрядцев? – спросил с усмешкой Менделеев.
– Точно, тут многие старой веры, потому не курим и вина в рот не берем, и вам лучше бы папироску спрятать, кивнул он на самокрутку Менделеева, которую тот по привычке держал во рту.
– Спасибо за предупреждение, – кивнул тот, – я тоже об этом подумал. А то так полыхнет, что и черти не помогут.
Они подошли вначале к колодцу, из которого двое рабочих черпали по очереди ведрами, закрепленными на длинных шестах, нефть и сливали ее в громадный котел, замурованный в кирпичную кладку, а под ним виднелось пепелище от недавно полыхавшего там огня.
– Чем топите? Нефтью, поди?
– А чем же еще, дров на эту дуру не напасешься, они у нас только на розжиг идут, а так доставлять их за десять верст не резон.
– И сколько по времени выпарка идет?
– По всякому, от ветра зависит. Если сильный с моря дует, гасит пламя, то полдня уходит на один куб, а в безветрие побыстрей будет.
– Кто ж вам не велит заградительные щиты поставить? Или лучше стенку из кирпичей выложить, для надежности.
– Как же ее потом перетаскивать будем, когда нефть в этом колодце закончится? Не дело это. И так идет неплохо… Нам куда спешить, коль хозяин за час платит. Мы и так, посчитай, без перерывов этим делом заняты.
– А когда выпарка идет? Тоже делом заняты? Или сидите и смотрите, пока все не перегоните до конца.
– Как же иначе, котел не бросишь, приходится смотреть за ним. Да если и бросить, то чем мужиков занять? У других колодцев иные люди работают…
– И когда отдыхать идут?
– Как положено, когда темнеть начинает. Ужинают и спать…
– А ночью никто не работает?
– Как же ночью-то? Факела, что ли жечь? Опасно опять же.
– Ясно, ясно, – думал о чем-то своем Менделеев. – И куда продукцию после выпарки деваете?
– Это нафтель-то? Известно куда, в бидоны, а потом на арбу – и к морю везут, тут подолгу не храним, опасно потому как опять же. г
– Потом, значит, на корабль – и по Волге в Россию, уже сам себе пробормотал Менделеев, после чего осмотрел еще несколько нефтяных колодцев и стоящие поблизости чаны для выпарки нефти и отправился искать место их ночлега.
То оказался глинобитный сарай с небольшими оконцами, крытый сверху камышом, обмазанным глиной, внутри которого находилось несколько комнат для приезжих и небольшая кухонька. Кокорева там не оказалось, и он начал разборку своего оборудования, заняв под него пустующую комнату.
На следующий день, когда он проснулся, Кокорева в доме опять не оказалось, видимо, тот находился где-то на приисках, потому Менделеев занялся исследованием образцов нефти, которую попросил принести в отдельном небольшом ведерке одного из рабочих. Он собрал из привезенного с собой химического оборудования небольшую установку для перегонки нефти, налил в специальный герметический сосуд немного маслянистой жидкости из ведра и зажег спиртовку. А сам опустился на лавку и стал наблюдать за происходящим процессом.
Кокорев появился уже под вечер и заглянул в походную лабораторию, с интересом уставился на собранную Менделеевым установку, в которой бурлила залитая туда нефть.
– Колдуете? – поинтересовался он, присаживаясь на корточки, чтоб видеть происходящее. – Никогда бы не подумал, что это так занимательно. И впрямь на колдовство походит. И что у вас из всего этого вышло?
Менделеев подвинул стоящие в стороне колбы, в которых помещалась разная по цвету жидкость, и принялся объяснять:
– Вот это продукт одноразовой перегонки ваших образцов нефти. Как видите, жидкость темного цвета и мутная. А вот он же, но после двойной перегонки – уже светлее и запаху нее другой. Понюхайте, – предложил он тому. – Чувствуете, совершенно на нефть не походит? Идем дальше. Вот что получилось после тройной перегонки. Что скажете? Почти прозрачная жидкость. Это и есть настоящий керосин, что нам привозят из-за границы, где его производство поставлено как нужно. Соответственно и цена у него в три раза выше, нежели вашего нафтеля, который горит с копотью и светит гораздо хуже.
– А что вон там у вас налито? – показал купец на пробирки с совершенно черным на цвет веществом, – Мы такие отходы от производства в ямы выбрасываем и сжигаем, потому и копоть стоит над всеми приисками нашими.
– И совершенно зря. Это вот мазут, им можно раны заживлять у тех же коров и даже иногда у человека, но я не врач, точно не скажу, когда и в каких случаях лучше. Да, им можно и оси у телег смазывать, ничуть не хуже дегтя. А вот это – битум. Замечательное вещество! Его на Востоке используют вместо извести, чтоб скреплять меж собой камни или кирпичи. Если морской галькой усыпать дорогу, а сверху налить расплавленный битум, то она простоит не одно столетие. Встречал такие в той же Италии. Но пока технология не налажена, никто этим заниматься не собирается, потому вам проще его сжигать. Моя бы воля, я бы тут такое производство развернул, ко мне бы очередь занимали на несколько лет вперед. А вы прииски свои продавать вроде как собрались? Зря, зря. Тут, батенька, золотое дно, если с умом подойти, это я вам точно говорю…
– Слушайте, Дмитрий Иванович, а идете ко мне управляющим! – с жаром воскликнул Кокорев, беря ученого за плечи. – Я вам такое жалованье положу, вы в своем университете и за три жизни столько не заработаете. А, голубчик, соглашайтесь. Жить станем душа в душу. Ну, миленький вы мой, видите ведь, я один разрываюсь на части. Построите тут себе дворец, какой захотите, семейство выпишите, пароход мой в вашем распоряжении будет, рабочие за сто шагов шапку ломать станут, построим здесь настоящий завод – и айда деньгу лопатой шуровать…
Менделеев слушал его и лишь усмехнулся, покачав головой, потом закурил и ответил, глядя тому в глаза:
– Знаете, дорогой Василий Александрович, если бы я за деньгами гнался, заниматься наукой никогда не стал бы. Взялся бы, как вы или мой покойный дядюшка, за винные откупа и разбогател бы, глядишь…
– Так их же отменили, все, шабаш! Кончился наш прибыток, потому и рыщу по свету, ищу себе другое занятие…
– Неважно, не стало винных откупов, можно другой способ найти, мало ли их. Нет, у меня свой интерес в этой жизни. Мне хочется знать, как все в мире устроено, и помочь таким, как вы, что для России на пользу дела трудятся, еще больше пользы приносить. Вот о чем мечтаю…
– И я о том же. Построите завод – и айда пользу ту приносить… Кто ж вам не велит? И сами в достатке будете и остальным польза.
– Я и так вам помогу, поясню, что переделать нужно, чтоб производство ваше хорошую прибыль давало, только мне требуется еще немного осмотреться, подумать, а потом уж и все изложу перед отъездом. А сейчас одно могу сказать: если будете так продолжать перегонку, то через полгодика, а то и раньше в трубу вылетите. Все на самом примитивном уровне, и нужно срочно перестраивать и производство само и оборудование новое вести, не говоря о рабочих и материалах, для того нужных…
– Неужто все так худо? – удивился Кокорев. – У других ничем от моего производство не отличается. И ничего, живут как-то…
– Вот именно, как-то… Придет срок – и позакрывают все свои кубы и убегут отсюда куда подальше. Давайте на сегодня закончим, я же сказал, осмотрюсь, изучу нефть, а потом все изложу. Хотя, может быть, некоторые вещи вместе попробуем, Степан-то ваш – хороший кузнец или перезабыл все? Если я ему нарисую, что отковать требуется, справится?
Как, поди, не справится. Он самолично черпалку ковал, о которой вам рассказывал, все-то у него получилось как надо. И подмастерье тут же, на приисках, есть, чтоб ему помогать. И инструменты при нем. Так что чертите свою штуковину, а я ему велю, чтоб все сделал в точности…
