Текст книги "Русский транзит"
Автор книги: Вячеслав Барковский
Соавторы: Андрей Измайлов
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 42 страниц)
– А чтобы хоть один шанс сохранить, когда ты отсюда, с дачи, рванешь. Загаженному трудней.
Логично. Пистолет дрогнул, все еще вдавливался в висок, но уже не так сверляще.
– Когда они здесь будут? Ну эти… твои? – не без вкрадчивости спросил Грюнберг.
По интонации я понял, что мы с ним не на даче. Значит, не на даче. Я так и предполагал. Не мог я так долго быть в «отрубе» после удара дверью, чтобы они успели меня доставить аж в Комарово. Тем лучше!
– Сам подумай. Сколько им нужно, чтобы получить санкцию прокурора на обыск и до Комарово доехать. У них форсированный мотор, ты знаешь… – Грюнберг молчал. – А где наш уважаемый Николай Владимирович? Тоже здесь неподалеку, а? Нет. Пожалуй, он не такой дурак. Он, пожалуй, в порту сейчас. Руководит Зотовым. Погрузка-разгрузка, то-се. И получаешься ты крайний, Миша. Тебе и отвечать. Ты и на Кавказ ездил к джигитам, и на Брайтон-Бич твоя физиономия примелькалась, и два убийства на тебе висят – Борюсика и Фэда. Зато директор наш замечательный чист, как горный снег. И паспорт у него заграничный есть, и виза открытая – если что не так, Зотов пособит. А у тебя? Гостевая, хлопот с ней! Так что не светит тебе заграница – в лучшем случае будешь ты отсиживаться в горах Кавказа у друзей Джумшуда. Только и туда еще надо добраться. Но и крепко подумать перед этим. Им, ребятам простым-горячим, ничего не стоит чиркнуть тебе по горлу, как Фэду. Зачем ты им засвеченный? Дружба дружбой, знаешь ли… но до тех пор, пока ты в силе. А трупы нынче на Кавказе даже и не пересчитывают.
– Ну-ну. И что ты предлагаешь? – еще не выигрыш, Грюнберг еще не взял меня в напарники, еще сарказм в тон подпускает. Да и не станет он со мной… хм, дружить. Да и я не стану! Однако вопрос задан!
– А предлагаю я тебе вот что. Прежде всего развяжи меня. Боишься? У тебя же «магнум» и «Макаров» мой в придачу.
– Обойдешься. Отдыхай, набегался.
– Ну гляди… короче, если мы сейчас вдвоем рванем в порт и поставим Мезенцева раком, то…
– А в порту уже твои дружки на стреме, да?
– Ну как знаешь! Значит, с директором вы встретитесь не в порту, а на Литейном. Тебя возьмут здесь, его – там. Дурак ты!!! – заорал я будто бы в сердцах. – На кой черт мне сдавать ментам «Демьяна» со всем героином?!! Я еще на нем собирался мотануть подальше!.. Собираюсь… И не с голым задом, а с приличным капитальцем!
– Ты… ты про героин… не сказал? ИМ? Не сказал?
– Дур-рак!!!
Грюнберг опять затих, взвешивая моего «дурака». А ведь верно! Про визит к Зотову Зотовым и доложено. И про мои условия, и про полста кусков зелененькими, и про стремление мотануть подальше… А что это означает? А означает это, что Бояров мог (МОГ!) заложить всех и вся, кроме «Демьяна» – единственного средства для побега. И значит, если Мезенцев сейчас в порту, то Мезенцев почти не рискует. А Грюнберг рискует – не тем, конечно, что его повяжут (пусть Бояров считает, что валяется в Комарово, но на самом деле отсюда далековато и Комарово, и… порт), а рискует Грюнберг остаться на свободе, но без штанов, загнанным зайцем. В то время как директор, не без понятных сложностей, но уйдет с грузом за кордон.
Я был готов. Я ожидал, когда же, когда же?! Ну сейчас! Вот сейчас! Стрелять он не станет – вовремя я ему про брызги… А удары – что ж, мало ли я их получал! Главное, сгруппироваться, включить все внутренние блоки. Чтоб не насмерть.
И все же удар был внезапным. Железом по голове. Свет! Яркий! И – тьма.
Прав я – дурак все-таки Грюнберг! Чего проще было меня элементарно задушить. Но… может, и не такой дурак? Просто в спешке не все сообразишь. Да и вешать на себя еще одно убийство, даже полагая, что отвечать за него не придется, не захотелось Мишеньке. Тем более – придется. Не здесь, но – там. Наша страна действительно одной ногой в Интерполе – достанут, могут выдать, привлекут. А так – вроде и не за что! Ну, повздорили малость с товарищем по работе, мужская разборка. А все эти бредни этого товарища про героин и мафию – сами понимаете, голову морочит товарищ, в отместку еще и не то наговорит, обвинит черт знает в чем: в убийствах каких-нибудь, только вопрос, на чьей они, убийства, совести, пусть изворачивается, пусть доказывает, что не на его совести… Это особое удовольствие – наблюдать за бессилием системы: знаю, что вы знаете, но попробуйте прищучить!.. Возможно, и не для особого удовольствия Грюнберг пришиб меня не до смерти. Возможно, посчитал: пригожусь живой, если с Мезенцевым общего языка не найдет, – тогда можно на мне сыграть, мол, Бояров жив и будет выпущен, если «Демьян Бедный» отойдет от причала без Грюнберга; если же договорятся администратор с директором, то – вперед, за океан, а Бояров без посторонней помощи не выберется, он связан, оглушен, заперт и через двое-трое суток сам отбросит коньки, мир его праху.
Так что не совсем Грюнберг дурак. Ладно, оставил в живых – спасибо. Я еще успею ему это «спасибо» при личной встрече сказать, когда его в порту возьмут с поличным. И директору – отдельное спасибо. Ох, сомневаюсь я, что Мезенцев сейчас в порту, куда на встречу с ним помчался Миша Грюнберг.
Однако мне надо высвобождаться. А то на самом деле через двое-трое суток – конец. Ничего новенького я тут не вылежу, только сил будет все меньше и меньше. Я судорожно задвигался. Где бы меня ни заперли, должна быть на полу хоть какая-нибудь ерундовина, о которую можно перепилить-перетереть веревку. Глаза по-прежнему заклеены, ползти наугад, непонятно куда – хуже нет. И голова раскалывалась от боли – в придачу к «дверной» травме Грюнберг меня шарахнул рукояткой пистолета напоследок.
Минут через десять моего ползанья вслепую я наткнулся на препятствие. Попробовал лизнуть. Похоже, картон! Картонная коробка! Я боднул ее головой – глухой булькающий звук. Так! Приподнявшись рывком, наплевав на боль, я зубами вцепился в край коробки и начал разгрызать ее. Еще немного мучений – я смог, перевернувшись на живот, кончиками пальцев ухватить одну из бутылок. Да, коробка с бутылками!
Только с пятой попытки – роняя на бетонный пол, отыскивая, снова ухватывая скользкое горлышко, снова роняя, – удалось разбить. Запах был резкий и знакомый. Виски!
Я зажал между кроссовок горлышко от бутылки и стал пилить-пилить-перепиливать веревки на руках. Свободен! Отчасти. Руки свободны. Я осторожно, чтобы не ссаднить брови, шипя и матерясь, снял с глаз клейкую ленту. Да будет свет.
Здесь мне, оказывается, приходилось бывать. В ином, правда, качестве. Итак, склад «Каринко-Виктори», совместного предприятия. Он же – склад и «Пальмиры», и «Черной лошади», и «Корвета», и «Приюта», в общем – всех филиалов мезенцевского куста. Сотнями коробок здесь стояли виски, пиво, финские и голландские ликеры, португальские сардины, маслины из Испании, югославская ветчина… Проще сказать, чего тут не было. А не было здесь, скажем; мастерской, где в банки из-под «Туборга» запаивался героин. Был склад – неподходящее место для такой мастерской. Слишком много людей толклось обычно на складе, нужные люди – исполкомовцы, партийные пристебаи, правоохранители городского и областного масштаба. Пусть не каждый день, но толклись: дефицит неизбежно притягивает внимание. А самым большим дефицитом в нашем отечестве является что? Е-да. Тем более качественная. А мастерская, в которой мастерятся идеальные контейнеры для переправки героина, должна находиться в месте, не привлекающем внимания.
Бетонные стены, обитые железом двери, забранные решетками крохотные оконца под потолком. Лучше любой тюрьмы. То есть хуже любой тюрьмы. Для кого как. Для меня – хуже. Отсюда так просто не сбежишь. А если еще сутки– двое на склад никто не заявится (очень возможно! директора нет, администратора нет, никому нельзя!), то… с голоду и от жажды я не помру, но со скуки и от бешенства – могу. Ай да директор! Умеет строить! Чего ему не хватало в этой стране, что он за героин ухватился! Скорее всего и наверняка – страны ему не хватало, другой, «конвертируемой». На то он и директор, чтобы завтрашний день предвидеть. Ох и несладок будет этот завтрашний день, значит, – в ЭТОЙ стране. Ну да для Николая Владимировича уже и сегодняшний день станет отнюдь не халвой.
А выбираться нужно. И можно! Как – другой вопрос. Безвыходных положений не бывает. Избавился же я от веревок! Но сначала не мешает поправить здоровье. Я вернулся к вскрытой коробке, достал из нее одну бутылку, свернул ей шею и сделал несколько больших глотков. Шотландское виски – это вещь! Уже через пару минут боль отпустила, полегчало. Бог с вами, борцы за трезвость, это моя жизнь!
А запрокинув голову, чтобы виски текло сразу в горло, не обжигало разбитые губы, я обнаружил… датчики противопожарной сигнализации. Обычно все эти датчики – больше для самоуспокоения, система не работает. Но тут, на складе, забитом дефицитом… Зачем же пытаться взломать склад изнутри, если приедут специально обученные люди и взломают его снаружи?! Риск? Ну, риск! Даже если сигнализация не действует.
Я хорошо помнил здание, в котором устроен склад. Большой жилой дом на Константиновском проспекте, недалеко от ЦПКиО. Место тихое, но людное. В доме полно жильцов, рядом ресторан, плавательный бассейн. Как бы поздно ни было, заметят! А пожарная часть расположена чуть ли не на соседней улице.
Я выстроил из ящиков и коробок нечто вроде постамента и взобрался к одному из окошек. Не мудрствуя лукаво, разбил его кулаком. Затем то же самое проделал с тремя оконцами в противоположном углу склада. Для тяги. Собрал в угол всю порожнюю тару. Для костра ее маловато. Стал потрошить коробки, вытряхивать содержимое ящиков. Обошел склад – не найдется ли чего? Найдется! На конторском столе аккуратно лежал мой пистолет. ПМ. «Макаров». Не мой, конечно, но я настолько к нему привык за двое суток, что – мой.
Понимаю, спешка! Но не до такой же степени! Пистолет– то Грюнберг должен бы забрать. Забыл? Или как раз не забыл не забрать?.. Я вынул обойму из «Макарова». Ага, пусто. Значит, Грюнберг предусмотрел возможность возвращения. Мало ли что! Буду лежать как лежал – и ПМ так и будет лежать, как его положил Грюнберг. А если исхитрюсь развязаться, найду пистолет (конечно, найду! вот он, на самом видном месте!) и встречу Грюнберга с оружием в руках, тут-то он в меня из «магнума» долбанет. Другое дело, как он будет объяснять, откуда у него «магнум» (подарили! друзья с Брайтон– Бич или с Кавказа… виноват, готов понести ответственность), но главное, он использовал его для самозащиты – а вот застреленный владел «макаровым», отнятым у представителя власти! Зачем Грюнбергу «горячий» ПМ! Незачем! Пусть Бояров из него палит, даром что патронов нет. Это уже проблема Боярова.
Нет, Мишенька, это и твоя проблема. Спешил ты, Мишенька, все-таки. Обойму опустошил, а про досыл забыл. Ведь дослал я патрончик, когда Олежка Др-др-дрского до медвежьей болезни доводил. Так что если вернется Грюнберг, то большая у него возникнет проблема с этим единственным моим «макаровским» патроном. Но это будет проблема номер два. А номер один – проблема вернуться на склад. Не вернешься ты, Миша, на склад. Накроют тебя колпаком в порту профессионалы своего дела, пущенные мной через Льва Михайлыча по следу. Уже накрыли, вероятно. И всю эту лавочку накрыли!
Но пистолет пригодится, не оставлять же его на… на произвол судьбы – солдатушкам пожарных войск.
Пора бы им и появиться. Зажигалка при мне – щелк! Огонь полез по картону медленно, но верно. Я присел на стол и похлопал себя по карманам – надо перекурить. Нет, нету сигарет. А, черт, кусошник Грюнберг – и денег нет, тех, что из катрана. Ладно, легко достались, легко расстались. С сигаретами тоже просто – взломал коробку, вытянул блок «Винстона», пачку вскрыл. Перекур.
Но скоро не то что курить, а и дышать стало сложно. Склад наполнялся дымом и, хотя львиная доля вытягивалась в разбитые окошки, но еще минут двадцать – и внутри будет газовая камера. Картонные коробки горели плохо, больше дымили – это-то и требовалось, но… не переусердствовать бы. Где они, доблестные работники багра и топора?!
Вот они! Я уже лег на пол, спасаясь от угара, дышал в рукав – и тут послышался вой сирены.
Хорошо, что я отполз в самый дальний угол – две «дверные» травмы за один день все же многовато было бы, и после второй «дверной» травмы я точно бы не очухался. Пожарная машина эффектно справилась с вопросом запоров и замков. Тяжеленные двери неожиданно подскочили и с грохотом впали внутрь помещения, а следом всунулся бампер тяжелого грузовика.
Выбив двери, машина взревела и медленно сдала назад. В пролом ринулись пожарные в противогазах, а я, как говорится, прикинулся ветошью и под дымовой завесой, по стеночке, по стеночке – выскочил наружу. Темнота, световые блики, мельтешение. Кажется, не заметили. Ценное умение – стать невидимым хоть на секунду. И в Афгане сколько раз выручало, и вот здесь теперь. И снова, в который уже раз: спасибо каратэ. Секунды невидимости мне хватило, чтобы сделать небольшой круг, всего пять шагов, и быть, стать частью толпы зевак.
– Отойдите, граждане! Граждане, отойдите подальше! Ничего интересного! Просто пожар!
Нет ничего более интересного для граждан, чем пожар. По себе помню, по своему сопливому детству, когда отец водил меня по Питеру, чтобы я, пятилетний, уже проникался – это Питер. Но меня больше заинтересовали красные «пожарки» – вдруг пронеслись мимо, с воем, на красный свет: «Папа, они куда? – Наверное, пожар где-то… – А почему?..
– Что?.. – Почему никто не бежит смотреть?!».
Ну а теперь, через четверть века, и здесь смотреть было не на что. Пожар сразу же ликвидировали. Собственно, никакого пожара и не было. Подумаешь, несколько тлеющих коробок, изобилие дыма. Зато шум большой!.. Не помешает и даже поможет.
У склада стояли три пожарные машины, от них в склад и из склада к ним бегали бойцы, разматывали шланги, командовал офицер. Пожарные – они ведь в системе МВД? МВД! Я представил, что с минуты на минуту вслед за пожарными поспеет и милиция…
Чуть в стороне стояла ярко-красная «Волга». Начальство прибыло. Я заглянул внутрь – никого. Ключи – в замке зажигания. Я даже не задумывался, что меня толкнуло. Во всяком случае не «гуси летят!!!». Эмоций не было, снова заработал инстинкт. Вот и рассуждай на досуге о свободе выбора! Сел за руль, плавно, без хлопка закрылся, повернул ключ – мотор заработал. Внимательно огляделся по сторонам – никому до меня нет дела, пожарные заняты своими прямыми обязанностями. Я медленно-медленно задним ходом тронул машину, готовый при первом же окрике вдарить по газам. И таким вот образом, пятясь, завернул за ближайший угол, доехал с потушенными огнями до следующего перекрестка, а уж там включил фары и, нырнув в боковую улицу, прибавил скорость. Само собой, уже не задом наперед. Особенно долго раскатывать на столь приметном автомобиле я не хотел – просто отъеду с Крестовского подальше, чтобы не напороться на ментов, а там припаркую в целости и сохранности и дальше – на своих двоих. Многовато что-то я машин сменил за двое суток – моя «лохматка», перламутровая «девятка», теперь «пожарка». «Пожарки» хватятся очень скоро, если уже не хватились. Значит, чем быстрее я ее брошу, тем спокойней. Даже со скидкой на совдеповский бардак, при котором сначала станут выяснять не «что делать?», а «кто виноват?», и, уже найдя виноватого, к примеру шофера, отчитав его перед строем, пригрозив ему служебным несоответствием, отматерив, придут к выводу: надо искать! надо догонять! надо сообщить по рации!.. Искать, не сомневаюсь, побегут не в ту сторону, догнать начальственную «Волгу» с форсированным мотором, специально усовершенствованную, – догоняйте! А насчет рации – рация как раз здесь, в моей машине, на какое-то время моей. И не только рация! Телефон! Очень кстати! Я знаю, что я сделаю. Я позвоню Шведу, предупрежу, что снова желал бы арендовать на ночь его гараж – и пусть он подберет меня где-нибудь в городе.
Из машины в машину. В конце концов он мне пообещал двое суток, они еще не истекли. «Симонов» приходит утром, успеет Швед к прибытию «Симонова» с грузом иностранцев на борту…
«Симонов» приходит утром. «Демьян Бедный» отходит утром. «Демьян»… Не мешало бы проконтролировать, как там и что. У Перельмана долго никто не снимал трубку. Наконец отозвались:
– Тель-Авив на проводе! Вас-с-слуш-шьют!
– Лев! Бояров. Ты как?
– Я в пл-лном пр-рядке. А кто говорит?
– Бояров, Бояров! Ты что, надрался на радостях?!
– Бояров. Дворянов. Смердов… – глубокомысленно проговорил Лев. – Очь пр’ятно. Никого нет дома. Все выехали. Вы тльк пымите м-мня прально. Выехали все. Кто куда. А я нет. Шир-рка стр-рна моя р-р-родная! Слыш-ш-шь, какое чистое эр?! Р-р-р! Стр-р-рана. Р-р-родина!
– Лев!!! Не валяй дурака! Напился и напился. Ты звонил?! Я тебя спрашиваю?!!
– Вот как раз зв-в-вню. Кто у аппар-р-рата?!
Дверь он открывал мучительно, на автопилоте, путаясь в количестве замков и в очередности их отмыкания. Почти отчаялся, заголосил изнутри:
– Выпустите меня! Заперли! Выпустите меня! Сейчас же! Я свб’ный гражданин!
– Лев! Сначала нижний на два оборота влево… – я руководил его бестолковыми действиями сквозь дверь, стараясь не ошибиться, вызывая в памяти как можно более четкую картинку: замок внизу, еще ригельный на уровне груди, еще один под ним, еще засов. Я не пожарный грузовик, мне с кондачка ТАКУЮ дверь не выбить. Но что же Лев?!
Он наконец справился. Справились совместными усилиями.
– Вы кто?! – с пьяной амбициозностью поинтересовался Лев.
– Михалыч, приди в себя! – достаточно я насмотрелся пьяных на своей работе, чтобы безошибочно определить, прикидывается клиент или действительно лыка не вяжет. Этот «клиент» лыка не вязал.
– Са-а-аша! Как ты изменился… только п’йми м-мня прально. Дв-вай выпьм-м!
Я легонько отодвинул его плечом – он не устоял, повалился спиной, зацепил настенное зеркало бог знает какого века и рухнул вместе с ним на пол.
В комнате был развал. «Смирнофф» стоял пустой. Черт! В ней же, в бутылке, не меньше литра оставалось, когда я уходил. Какие-то тряпки, какие-то распахнутые чемоданы, а на столике (мозаичном, наборном, штук восемь-двенадцать потянет) красовалась пара туфель, плохо начищенных и с оторванными каблуками. Каблуки лежали тут же на столике, рядом еще стамеска, несколько сапожных гвоздиков, молоток.
Я вернулся в коридор – Лев сидел на полу, раскинув ноги и держа перед собой зеркало. Он плакал.
– Зеркало треснуло! – пожаловался мне.
– Ты звонил или нет?!!
– Треснуло… Примета пл-лхая.
Он плакал не из-за зеркала. И не только по пьяни. Он не звонил. По пьяни у него произошел сдвиг в кудлатой башке – собираться начал, тайнички для камушков выдалбливать в каблуках, шмотки в кучу бросать. Он не звонил.
Мне стало ясно, что он вообще ничего не предпринимал, если не считать бессмысленных и бестолковых сборов. Лев просто напился немедленно после моего ухода, чтобы ни за что не отвечать. Дескать, что с пьяного взять.
Да, можно и нужно было предположить. Человек годами трепался о том, как он мечтает выехать, а только дошло до дела, он скис, все ушло в болтовню. А может, еще проще: никто ему в визе не отказывал, езжай, Лев Михалыч, скатертью дорога, а он врал, что не пускают, придавая себе значительность в глазах других, отводя подозрения. Да и то сказать, куда ему уезжать? К сыну, к дочери? Спокойная старость, теплый климат? Слишком деятельная натура, чтобы добровольно уйти на покой. А все связи – здесь, все контакты – здесь. Здесь он – Сам Перельман, а там – обыкновенный олим, который и языка предков не удосужился выучить. Кроме «киш мин ин тохес», ни одного слова. Здесь ему этого словарного запаса хватало, а там – кому он будет голову морочить? Нет, не звонил, старый хрыч.
Что ж, никакого решения – тоже решение. Но такое решение Перельмана ставило меня в безвыходное и идиотское положение: Грюнберг, поверив мне, помчался в порт утрясать все, что можно утрясти. И утрясет – помех не будет, помехи и не подозревают, чему и кому они должны помешать. И спугнул, предупредил всю наркокомпанию – я. И махнут они спокойно за кордон, а я останусь здесь с двумя трупами на шее.
– Уже уходишь? – жалобно спросил Лев. – Не оставляй м-мня. Давай пз-звоним?! Ты номер знаешь? А то я п’терял…
Киш мин ин тохес, Лев Михайлович, старый, хитрый и беспомощный Перельман.
Глава 6
– Валя? Надеюсь, ты трезв.
– О, привет! Куда пропал?.. Погоди секунду, я тут… выключу…
Не для того Головнин устроил паузу, чтобы что-то там выключить, а скорее, чтобы что-то там включить – и засечь, откуда звонит беглый преступник, с которым до поры до времени надо играть в друга-приятеля.
– Ну так куда ты пропал? Я тебя ждал, ждал…
– И не один, а с коллегами.
– Какие еще коллеги?! Саша, а ты сам-то, надеюсь, трезв?
– Да ладно тебе!.. Кстати, аппаратуру свою можешь действительно выключить. Меня вы сейчас не засечете.
– Послушай, Саша, самое лучшее для тебя в сложившейся ситуации – это…
– Самое лучшее для меня в сложившейся ситуации – это если ты меня дослушаешь без ваших штучек-дрючек и немедленно поднимешь своих. Это самое лучшее – и для меня, и для тебя!
И я как мог кратко, но емко изложил ему «сложившуюся ситуацию». Не знаю, насколько все прозвучало убедительно. Больше походило на плохой комикс – три-четыре картинки, много бессвязных реплик, а по сути – бред.
– Бред… – заключил Головнин. – Но где ты колесишь?
– Ага! Я же тебе сказал, чтобы зря не старался. Вы меня не засечете. Не поверил? Теперь поверил? Валя, поверь еще раз. Это не бред! И времени терять нельзя!
– А почему ты звонишь мне?
– Ва-ля! У вас что, тоже практикуется спихивание дел, лишь бы жилось спокойно?! Валя! Я тоже хочу жить спокойно, а не бегать от каждого куста! А за каждым кустом то ли кагэбэшник, то ли мафиози! Валя! Тебе тоже не удастся жить спокойно, с тебя семь шкур спустят и турнут в Африку, советником посольства в Тыр-Быр-Дыр! Обещаю!
– Угрожаешь, что ли? Мне?
– Не угрожаю, а предупреждаю. И хочу разозлить, чтобы мозги у тебя прочистились.
– Мы сделаем так! – заявил он через паузу. – Записывай. Тебе есть чем записать?
– Что записать?!!
– Телефон дежурного. Объяснишь ему все, что объяснил мне, и это будет уже официальное заявление, по нему можно принимать меры. Ты записываешь?
– Вот повезло мне сегодня с дураками! И трусами! Ты понимаешь, что времени мало?! Что времени нет?! Что оно уже упущено! Почти упущено! Какой дежурный мне поверит?! Два дня назад я бы сам не поверил!
– Но от меня этого требуешь?
– Знаешь… как хочешь. Но учти, до отхода «Демьяна» несколько часов, героин на борту, а может быть, уже выгружен или выгружается. Я их спугнул, спровоцировал.
– Зачем?
– Затем, чтобы вы со своей хваленой оперативностью взяли их с поличным! А ты голову мне по телефону морочишь!
– Это ты мне морочишь!!!
– Ну и ладушки! Спи спокойно, дорогой товарищ! Послушал сказку на ночь, а теперь спи!
Я разозлил не только его, но и себя. Возможно, мой тон все же убедил Головнина. Напоследок. Я на самом деле готов был шмякнуть трубку.
– Но так ведь не делается, Саша. Без разработки, без санкции руководства, прокурора… – своим тоном он уже убеждал меня войти в его положение, встать на его место.
Значит, он уже на своем месте – на месте офицера, которому на голову рухнула оперативная информация, и пренебречь ею нельзя.
Не буду я вставать на его место! Каждый на своем месте должен делать свою работу!.. Делай, Валя Головнин! Зарабатывай звездочку на погоны! Хотя ОНИ – в штатском. А может быть такое, что у НИХ погоны с внутренней стороны пиджака пришиваются? Заодно и как плечи накладные – сейчас модно… Я поймал себя на том, что уже поднялось настроение, почувствовал прилив сил.
Делай свое дело, Валя! А я – свое…
«Моя» красная «Волга» шла по Выборгскому шоссе. Поклонная гора осталась позади, город кончился. Белые ночи уже убывали, но еще достаточно светло. И во всей этой истории многое просветлело. Валя Головнин теперь доложит о «Туборге», о «Демьяне», о мафии. В крайнем случае рискнет сам прогуляться в порт. Возьмет с собой пару-тройку приятелей-сослуживцев: мол, ребятки, есть идейка, а не прогуляться ли нам в порт! Зная привычки и пристрастия компанейского Валентина Сергеевича, запросто «ребятки» клюнут: небось маленький междусобойчик на круизном каком-нибудь судне? банька финская, стол разнообразный, напитки прохладительные-горячительные и прочая, и прочая. И все это под предлогом некоей законспирированной акции. Почему бы и не прогуляться? Капитаны некоторых теплоходов гостеприимны и щедры – пригодится дружба, когда из рейса судно на родную землю вернется: ширпотреб, видео-, аудиотехника в таком количестве ввозится, что никаких чеков, никаких сертификатов не хватит, а раз так, то – контрабанда… но если у команды в друзьях «ребятки», то… Ну и так далее. Только нынче – наоборот: под видом гулянки провернет Валя несанкционированную операцию. И поставит перед фактом. Лучше получить взбучку за самовольные действия, чем действительно слететь в условную Африку за подневольное бездействие. Победителей не судят, а вот виноват всегда стрелочник. И стрелочником может стать Головнин. Или победителем. Есть из чего выбирать, ей-богу! Я бы выбрал победителя.
Выбрать-то выбрал, но им еще надо стать. Трижды-четырежды звучало сегодня «Комарово». И у директора, и у Грюнберга. Они считали, что ничем не рискуют, – я-то, по их мнению, уже ничего и никому не скажу. И я-таки не сказал. За двумя зайцами погонишься… Либо в порт, либо в Комарово. В порт – Головнину. В Комарово – мне. Скажи я Головнину еще и про Комарово, он бы послал меня куда подальше: ври да не завирайся. Избыток информации иногда хуже, чем ее недостаток.
Так что я как-нибудь сам. Помощи ждать неоткуда. Помешать – да, могут в любую минуту. Я ведь пока в розыске, да и пожарные бойцы давно спохватились, отзвонили куда только служебных номеров хватило. Оно, конечно, удобно и безопасно звонить из ярко-красной «Волги» на полном ходу комитетчику – ни в жисть не засекут, а засекут, не догонят. Но неудобно и опасно гонять на ярко-красной «Волге», которую видно за версту, идеальная… мишень. А мне надо, надо благополучно добраться до Комарово. Ведь не исключено, что Валя повесил трубку и лег спать, ну, поворочался в раздумьях, опрокинул стаканчик и уснул чутким профессиональным сном. Никакого решения – тоже решение. История с Перельманом запросто имеет шанс повториться. Но это будет уже история с Головниным. Поэтому оставлю-ка я порт на совести или на бессовестности Комитета, а дачку директорскую – себе. И если кагэбэшники ничего не добьются в порту, то я добьюсь: кроме меня самого, никто не докажет мою же невиновность… ну, относительную невиновность.
Я изредка прикладывался к бутылке виски, прихваченной со склада на Константиновском – обезболивающее средство, а голова раскалывалась, уж очень большая нагрузка на нее сегодня выдалась… и физическая, и умственная. Перебрать не боялся, экстремальность ситуации мобилизовывала.
Дачу-то я отыщу, бывал пару раз. Уважаемый Николай Владимирович играл в тот самый западный демократизм, в отличие от того самого отечественного панибратства: зазывал избранных подчиненных на шашлычки. Неподалеку и домишко Грюнберга, но с ним сложней, только проездом видел, мельком.
Я миновал окружную железную дорогу. Вот и Парголово уже. Пора сворачивать. Для того-то я и выбрал Выборгское шоссе – на Приморском проскочить незаметно контрольный пост ГАИ невозможно, кругом болота… и парни с КП шутить не станут, у них и «Калашниковы» имеются. Чем дальше от них, тем здоровей буду.
Не доезжая до подъема в гору у самого Парголово, я свернул влево и пригородными улочками выбрался на совхозные поля. В сухую погоду есть там одна дорожка, а по ней – на Горское шоссе, обогнув пост гаишников.
Конечно, и на трассе встречаются мобильные группы автоинспекции – на мотоциклах, даже на «мерседесах». Но, сидя за рулем, я не особенно их опасался. Еще посмотрим кто кого!
И на даче – посмотрим. Чего я хочу добиться на даче, твердо не сказал бы. Трудно прогнозировать, не зная сколько их там. Грюнберг-то в порту, да. Но в одиночку ли отправился директор на дачку? Точно, что отправился – больше ему некуда деваться. Он умней Мишеньки, он осознал, что так или иначе «Демьян» засвечен (информация Зотова, плюс мой с ним, с Мезенцевым, телефонный разговор, при котором рядом со мной еще кто-то был, а где гарантия, что этот кто-то не из органов, как бы Бояров ни отнекивался). Береженого бог бережет. Лучше пожертвовать малым, но сохранить большее. Груз героина – не такое и малое. Но свобода, зеленая улица за кордон (не морем, так сушей, через Выборг) и «кое-что из вещей» с комаровской явки – несравнимо большее. А за кордоном, уверен, директор не пропадет – счет у него не в одном тамошнем банке, и солидный счет.
Лишних свидетелей Мезенцеву не нужно, однако нелишне иметь одного-двух телохранителей. Так? Или не так?
Не знаю. Посмотрим. Короче, ввяжемся в драку, а там…
Приехали! Комарово. Переулками, в рассветных сумерках ориентироваться было не так просто – дача директора, вот она! На самом малом газу, как можно бесшумней, я буквально прополз мимо нее дальше, к лесу, и заглушил машину.
Где-то радом, через два забора заголосила чья-то жучка. Пришлось сделать крюк и подойти к дому задворками. Полная тишина, темень. У Мезенцева две собаки – ротвейлер и южнорусская. Что-то не слыхать. А они злые, тренированные.
Я поцокал языком – собак не боялся, мы с ними за те два-три визита подружились. Никакой реакции. Неужели я опоздал?! И товарищ Мезенцев на полном ходу драпает к границе, за которой он станет мистером Мезенцевым. А я тогда остаюсь дерьмом на палочке – смердящим и у всех на виду.
Нет, не может быть, не должно быть!
Я перескочил через забор. Обошел дом. Все заперто наглухо. Непохоже, что тут вообще сегодня кто-то был. Никого.
А если?.. А ведь вполне вероятно!.. Если и есть в Комарово подпольная мастерская по перепахиванию «Туборга», то не у директора, а у Грюнберга. И Мезенцев снова в стороне, он не станет подставляться. Зачем? Когда есть рядом компаньон, и дачи рядом. Козлы отпущения обходятся в копеечку, чтобы чувствовать себя хозяином жизни и не подозревать, что тебя держат за козла. Но это как раз тот случай, когда овчинка стоит выделки. Ай, Грюнберг, видно, природой тебе предназначено быть козлом: в порту ли, на даче ли!
Ночная езда на пожарной машине по закоулкам подняла бы на нога весь поселок. Потому я предпочел искать на своих двоих. Искал довольно долго – и не столько я нашел, сколько меня нашли: мокрое сопение и подскуливание. Повезло! Если бы Мезенцев не перевез своих собачек к Грюнбергу, найти его дачу в темноте было бы непросто.