Текст книги "Русский транзит"

Автор книги: Вячеслав Барковский

Соавторы: Андрей Измайлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 42 страниц)

Пока же необходимо как можно быстрее сматывать удочки. Туш в оркестре – спасибо. Но мои кулачные подвиги кем– нибудь могли быть оценены иначе: любой клиент или халдей набрал ноль-два, и – ждите, выезжаем!

Маринка сидела в машине. Я плюхнулся за руль, выехал со двора. Чтобы свернуть на Кировский, пришлось стопануться, пропуская автомобили на скорости.

– Саша! – крикнула Маринка и дернула за рукав.

Я уже усвоил, что Маринка просто так кричать не станет. Да и сам, кося глазом влево, улучая свободную дистанцию, чтобы с поворотом вклиниться и влиться в автомобильный поток, – засек что-то неладное. Грузовичок!

Грузовичок без огней, припаркован чуть поодаль от входа в «Северную Пальмиру». Темно, не разглядеть, но… мы с вами где-то встречались. Крытый, тяжелый, импортный, типа микроавтобуса. Тот ли это был, что чуть не размазал меня по решетке Михайловского сада? Похож. Подробностей выяснить не удалось. Стоило мне высунуться со двора, как грузовичок взревел и дал полный газ.

Еще секунда и он впилился бы моему «вольво» в бок. Сам бы не пострадал, а вот я…

Я ухитрился в единственную секунду таки-вывернуть на Кировский, «подрезав» нос какому-то «Москвичу», и тоже врубил полный газ. Ожидал за спиной, позади, лязг и треск, звон стекол – «Москвич» буквально остолбенел, и грузовичок просто обязан был в него врезаться. Но за рулем там сидел ас. Неимоверно петляя, он обошел препятствие, пристроился в хвост «вольво» – и нас тряхнуло.

Еще раз тряхнуло. Преследователь пинал сзади, раздирая и сминая обшивку (бедный Швед! его счастье, что он не видит!). Потом загремело стекло: аккуратное отверстие с паутиной трещин. Ого! Они, кажется, настроены серьезней, чем я полагал. Это уже пуля.

Пуля прошла насквозь, чудом не задев ни меня, ни Маринку. Дырочка в заднем стекле – не беда. А вот то, что и в лобовом – дыра, усложняло положение. Обзор и так был минимальным: я сполз по возможности ниже (Маринка вообще улеглась на пол, скорчившись в первородной позе) – трассы почти не видел, ориентировался по фонарным столбам. Сеть стеклянных морщин не позволяла разглядеть и такую малость.

Мы мчались по осевой Кировского. Я изловчился, задействовав гибкость суставов, выдавил лобовое стекло – ворвался ветер. На мгновение приподнялся… Эх, пораньше бы!

Слишком поздно. В азарте погони мы уже выскочили на мост. Смели заграждения. Красные огни! Мост разводится!

Только и надежда, что зазор еще не катастрофически велик, и перепрыгнем, будто с трамплина.

Надежда вспыхнула и угасла. «Вольво» не достал до противоположной кромки и по дуге ринулся в воду…

Глава 4

Не везет мне с автотранспортом. Собственная «лохматка», милицейский «мерседес», пожарная «Волга», мезенцевская серебристая роскошь, как средство передвижения… «Вольво».

Серега Швед будет весьма э-э… огорчен. Чуяла его душа – не хотел он мне доверять машину даже на короткое время. И прав оказался. Не везет мне с автотранспортом. Точнее, автотранспорту со мной не везет.

Да! Для ровного счета в ту же компанию угроханных по моей милости автомобилей – грузовичок. Маленький, но тяжелый. Очень тяжелый. Бул-льк!

Нас спасло, вероятно, то, что в воздухе «вольво» задрал нос и приводнился на багажник. Нас спасло, вероятно, то, что и я, и Маринка почти лежали на переднем сидении, вжавшись в упругую кожу кресел. Нас спасло, вероятно, то, что лобовое стекло уже отсутствовало.

А вот грузовичок ничто не спасло – он шел за нами, «дыша в затылок». У пассажиров грузовичка был достаточный обзор, достаточный простор для маневра. Но они, судя по всему, тоже увлеклись, а главное, полагали, что Александр Бояров за рулем «вольво» не рехнулся, и значит: соображает, куда и зачем едет. Следовательно, не отстать бы, догнать бы, а там…

За что терпеть не могу корюшку, так это не за то, что она огурцами пахнет (хотя само по себе – противно), а за то, что она, корюшка, по слухам, питается исключительно мертвяками. Будет ей, корюшке, чем питаться некоторое время. Но – не нами. Ни мной, ни Маринкой.

… Вода была горячая, с пенкой, с ароматом хвои, мяты, меда – сложный и вкусный букет. Мы по плечи торчали в воде лицом к лицу, Маринка пихала меня ногами, валяя дурака, старалась подщипнуть за… самое дорогое. В ванне. Вдвоем. На Гражданке. У Маринки.

А в Неве-то, вода, разумеется, была, мягко говоря, прохладной и вонючей. И Маринка, выяснилось, плавала, как топор. Но не хотела – как топор… Потому цеплялась за меня, как осьминог. И если бы я не успокоил ее специфическим тычком, оба ушли бы на дно корюшку кормить.

До берега добирался мучительно долго. Загребал одной рукой, другой буксировал даму за волосы, стараясь, чтобы не хлебнула. Романтика, мать вашу! Белые ночи, багровый блин на горизонте – то ли все еще заходит, то ли уже всходит. Плеск, журчание, тишина-а. Любимый город может спать спокойно. Он так и делал. Конечно, зеваки всегда найдутся – те же владельцы машин, скопившиеся в ожидании сведения моста. Но они пялились туда, куда бултыхнулись «вольво» и грузовичок, – а нас течением отнесло. И далее, далее – я подгребал, подгребал…

Мимо пляжа Петропавловки протащило – течение здесь дурацкое, РАЗНОЕ. Трубецкой бастион, еще дальше…

А вот тут и причалим. Мертвая зона, подальше от любопытных глаз. Раньше здесь «Кронверк» швартовался.

Маринка очнулась, заскулила. Парадно-выходной гарнитурчик изгажен навсегда. Но живы – и слава богу.

Я извлек размокшую пачку денег (уцелели! умеют корейцы шить тренировочные костюмы!), отлепил сотенную и, помахав ею перед первой же машиной, убедил парня-шофера, что нам с ним по пути.

По сложному маршруту, через Каменный остров, торопясь проскочить мосты (два нырка для одной ночи – многовато) – проскочили. А что мокрые до нитки… мало ли! Под дождик попали, трудовым потом покрылись, поливалка окатила. За сотенную можно не только подвезти, но и помолчать, воздержаться от вопросов.

В квартире на Гражданке ничего не изменилось с моего первого визита. Разве только бутылок импортных прибавилось – но все таких же пустых, выставленных напоказ.

Маринка первым делом кинулась в ванную, включила полный напор, что-то оттуда неразборчиво зачирикала. А я рассортировал купюры на ковре – для просушки. Сколько их осталось? На жизнь пока хватит, а на компенсацию Шведу за утопленный «вольво» – нет. Да и деньгами тут не компенсируешь, деньги – тьфу!

Потом согнутым пальцем постучал в дверь ванной и вошел, не дожидаясь приглашения. Маринка сидела, раздевшись догола, мелко тряслась от холода и перенапряжения, нетерпеливо следила, когда же вода наполнится хотя бы до уровня груди – согреться! Пузырилась пенка.

– Должна же я!.. – начала она, когда я открыл дверь.

– … глаза в порядок привести! – продолжил я. – Между прочим, я замерз не меньше! – содрал с себя всё (на раз-два, как в армии) и залез в воду к Маринке, валетом. – А вот так она быстрей наполнится!

И действительно.

– Не посягай на честную девушку, дядя! – взвизгнула Маринка, но не истерично, а по-домашнему. Чего там! Насмотрелась более чем… И пока бегали по двору больницы, и пока ехали в ныне покойном «вольво» на Комендантский. Не до жиру. Сроднились. Спинку потереть?

Кроме импортных, но пустых емкостей, у хозяйки дома отыскалась отечественная нормальная бутылка с винтом – а внутри не водка, правда, не коньяк, но отечественная ненормальная дрянь: градусов шестьдесят, тягучая и густобежевого цвета. «Обезьяний хвостик»…

– Это еще что за дрянь?!

– Ликер, если хочешь знать! Дрянь, дрянь, тоже мне! Распробовал бы сначала.

Я распробовал. Дрянь. Такая… дамская.

– Если хочешь знать, сплошной натуральный продукт: спирт, сгущенка, порошок какао, яйцо. «Обезьяний хвостик» называется. Не нравится – не пей, мне больше достанется.

Не достанется. За неимением ничего другого и это сгодится. В конце концов до десерта мы не дошли в «Северной Пальмире» – вот и десерт.

– Жив останусь? – не к месту и не ко времени вроде бы пошутил я.

– И это он после того, как я его от смерти спасла!

– Ну, тетя, я сегодня тебя тоже спас. Плаваешь ты, надо сказать, н-неважно. Квиты.

– Да-а, сначала чуть не угробил!

Я намеревался за этаким легоньким трепом на ковре среди кучи купюр растеребить Маринку на предметную тему: о больнице, о потрошителях, о причинах и следствиях разделывания на кусочки (скелеты скелетами, но печень-почки-требуха зачем?! они же почти сразу гибнут, насколько даже я, полный ноль в медицине, помню… доктор Барнард, отторжение), о… о многом. И не из праздного любопытства.

Но почувствовал, что плыву, плыву… На мгновение пришло ощущение безопасности – поплыл. Вероятно, и остаточное действие оказывала доза, впрыснутая в меня на операционном столе. И если там, в прозекторской (или как она у них называется?), я собрался с силами, удержался на поверхности, то здесь – поплыл: вглубь, в глубь. И последняя на сегодня мысль была: «Жив останусь?». Уже без всяких шуток, но и без паники, вполне равнодушно.

Жив остался. Свежая постель, тяжелое одеяло. Маринка под боком. За окнами день в разгаре.

Как же она меня с ковра на постель перекантовала? Есть женщины в русских селеньях!

Костюм высох, деньги высохли.

Я принял контрастный душ. Оделся. Растолкал Маринку. Она никак не желала просыпаться. Потом подскочила:

– Который час?!!

– Понятия не имею. Нет часов.

– Ой, блин!!! Убьют меня!!!

Обычное преувеличение. Подумаешь – не явилась в срок на заранее назначенные процедуры: вибромассаж и так далее. Клиенты привыкли ждать – терпеливо и безропотно. Страна такая! Да и Маринкин образ жизни подразумевал некоторую беспорядочность и распустяйство. Это ведь только у нас с ней и, пожалуй, только на вчерашнюю-позавчерашнюю ночи сложились на редкость целомудренные отношения. Обычно же… что я, не знаю образ жизни и распорядок дня питерских путаночек?!

Однако Маринка заторопилась всерьез и даже на процедуру «должна же я глаза в порядок привести» затратила не больше пяти минут. «Убьют меня!».

Вряд ли. А меня – могут.

Мы еще были вместе, в одной квартире, но уже раздельно: каждый думал о своем.

– Подбросишь до метро, дядя?.. Ах, да…

Что да, то да. Теперь не на чем. Ладно, вместе выйдем, частника поймаем. На бегу, на ходу сговорились, что вечером встречаемся здесь же, у Маринки. Точно? Точно! И Шведа чтобы на этот раз не забыла предупредить. А как же! Точно? Точно! Ну, смотри у меня, тетя!

– Ты сам смотри у меня, дядя! Адрес запомнил? Не потеряешься?

Адрес запомнил. Не потеряюсь. Хотя… Откуда мне знать?

Маринке было куда спешить. Мне – тоже. Жаль, у нее телефона дома нет. Позвонить бы. Впрочем, при некотором навыке из любого автомата и без монетки…

– Лий! Бояров. Ты как?

…– Лийка умела разговаривать молча. У ее молчания разные интонации.

– В общем, если ты про машину, то не волнуйся. Мне Серега разрешил, я еще чуть покатаюсь и сам загоню в гараж.

– … – Лийка не волновалась за машину.

– Кстати, навестила бы ты Серегу напоследок. Он там, в больнице, совсем один. Мается. Навестила бы, а?

– … – Лийка не собирается навещать Серегу. Будь тот хоть один, хоть НЕ один. А Лийка крест поставила на нем. И зачем лишние нервы? И ей, и Сереге. Он сам решил. А она сама решила. Теперь у каждого своя дорога.

– Зря вы, ребята… Барабашку бы пожалели.

– … – Лийка Барабашку и пожалела, заранее его сбагрила за кордон, чтобы не травмировать. Лийка весьма благодарна Саше Боярову за участие, но прежнего не вернуть…

– Так ты визу получила? У тебя все в порядке?

– … – Лийка визу получила. В этом смысле у нее все в порядке. Не вхолостую съездила.

– А дома у тебя как? Помочь? Ну там… вещи, чемоданы, я не знаю…

– … – дома у Лийки нормально. Помощь не требуется. Особых тяжестей нет, пусть все остается новому владельцу, а она как-нибудь налегке! Лишь бы поскорее отсюда!

– Когда ты хоть выезжаешь? Проводил бы.

– … – Лийка выезжает скоро. Очень скоро. Чем скорей, тем лучше. Провожать не надо, спасибо.

– М-мда… Ну… До свидания, Лий…

– Нет уж! Прощай.

Прощай, значит. Что ж. Права. При всем нашем приятельстве, я прежде всего друг Сереги Шведа. Совесть чиста. Во всяком случае повторных покушений на неприкосновенность Лийкиной жилплощади не было, как выяснилось. Что же касается машины, то… совесть будет чиста.

Я набрал номер «Пальмиры», свой прежний рабочий телефон. Юрка откликнулся. Я узнал его по голосу. А он меня по голосу не узнал. Потому что я послушал-послушал Юркино «алё! алё! Пальмира! говорите!», и повесил трубку, не подав голоса.

Бывшая перламутровая, ныне бордовая «девятка» по всем параметрам уступает «вольво», но в какой-то мере утешит «безлошадного» по вине друга-Боярова Серегу Шведа.

Бордовая «девятка» по-прежнему отдыхала во внутреннем дворике «Пальмиры». Обойдя ее, я скользнул к черному ходу, занял позицию в коридорчике – невидимый и неслышный. Ловил звуки оттуда, из бара. Крепыш-швейцар на дверях должен стоять, Юрка должен готовиться к очередному рабочему дню: вот-вот пора открываться. Значит, ДОЛЖЕН сновать из бара в кладовку – по коридорчику. Картонные ящики с «Честерфилдом», «Мальборо», «Винстоном». Упаковки с пивом (не «Туборг» теперь, ну на худой конец и «Левенброй» сойдет). Коньяк, сыры, колбасы. Я-то в бытность швейцаром, естественно, помогал перетаскивать груз, но то – я, свой в доску. А крепыш – новенький. Юрка его сразу не допустит в святая святых, сам будет пыхтеть. Пыхти, пыхти, Юрок! Ты мне нужен один, без свидетелей.

Он и появился. Один. Без свидетелей. Сначала туда, в кладовку. Потом оттуда, пыхтя, еле удерживая сразу три коробки с сигаретами, поставленные друг на дружку. Вернее… Оттуда он выйти не успел – я сделал шаг наперерез, мягонько вдвинул его вместе с коробками назад, в кладовку и прикрыл за собой дверь.

Юрка было чертыхнулся, но почему-то шепотом. Да не «почему-то», а из чувства самосохранения. Само собой, сквозь коробки он меня не видел, но как-то сразу понял… И понял также, что шепотом лучше. Иначе: крикнет и – замолчит. Надолго.

Жив остался. Я. Да. А вот Тихона убили. Хоп!

Юрка выдавил из себя эту новость первым делом. Знал, что остальное волей-неволей отойдет на второй план.

Я машинально вытряхивал из него то, что намеревался вытряхнуть, когда шел в «Пальмиру»: да, он заказывал вчера столик; да, он предупредил – не для кого-нибудь там, а для Саши Боярова; да, мэтр был в курсе… кто еще?… ну официанты… ну, Степка-солист; нет, ничего он не знает про пятерых боксеров, он же в баре, он же в десять закрывает – Саша Бояров помнит же, сам же совсем недавно…

Саша Бояров помнит. И Юрка помнит. Юрка также помнит, что совсем недавно в кладовке, вот тут, тут, был убит Борюсик Быстров неким Грюнбергом… А теперь тут, тут трепыхается он, Юрка, и Саша Бояров покруче Грюнберга будет. Даром что вместе работали. Ведь работали вместе, но сдал Юрка вчера Сашу Боярова неизвестным боксерам.

Не сдавал он, не сдавал! Он только сказал, что столик не кому-нибудь, а… Знать не знает он, Юрка, никаких боксеров. Понятия не имеет – ольгинские то парни или комитетчики… или бойцы Мишани Грюнберга! Христом-богом!

Да, все что было вытряхнул. Но машинально. А в голове металась одна мысль: Тихон! Случайно ли, намеренно – Юрка выбил меня из колеи. Он продолжал задушенным голосом излагать: Тихон отсюда поехал к своей ласточке и… не доехал (был один, без телохранителей, как-никак в гости к даме!) – в два часа ночи жильцы с первого этажа вызвали милицию: стреляют в подъезде! Никто, конечно, не высунулся. И бабенка тихоновская тоже притаилась тише мыши. Менты примчались – у лифта лежит Тихон. Труп. Шесть пуль всажено. Лужа громадная, ошметки кровавые. Менты на полные обороты включились, ночью же повязали тех бойцов, что Тихона днем сопровождали, – с постели подняли и тепленькими увезли. Где не надо они, менты, лихо работают. При чем здесь тихоновская охрана! А с утра началось! Вся команда собралась, объехала гостиницы в поисках чечни, никого не нашли. Похоже, Джемал с кунаками сделал дело и рванул из города. Тогда пошло-поехало: парни двинули по ресторанам, рынкам, закатили разборку всем черным – и прутья железные в ход пошли, и кастеты… только на глаза попадись кто со знойного Юга! Омоновцы, конечно, тут как тут – целыми автобусами. Всех карманников, мелкую фарцу будто ветром сдуло…

Да-а… Новость о Тихоне перебила все мои выяснения о вчерашнем побоище в «Северной Пальмире». Тут покруче побоище! Я, разумеется, не карманник, не мелкая фарца, но похоже, что лучшее сейчас – это если и меня ветром сдует. Куда подальше. Подальше от Питера. Не до собственных разборок. Тихон в корне ошибочно вел разговор с чеченцами у «Астории», понадеялся на свою внушительность, на грозный вид, на габариты. Ну так в крупномасштабную мишень проще попасть. А нажать на курок – особой силы не требуется. Требуется лишь беспредел в голове, чеченцы же и есть беспредел.

Но не от них я вдруг решил бежать. Скорее, к ним. То есть в Москву. Я не Тихон, я худо-бедно разберусь с чечней по-своему, если приспичит. Но! Взяли охрану Тихона, взяли тех, кто был с ним рядом. А я был радом. Более того! Я еще и вдвоем с ним был не далее как вчера. Свидетелей полным полна коробочка. Милиция поднята на ноги, омоновцы шустрят. Запросто напорешься и отмазывайся потом.

Следует пересидеть, переждать. А где? Маринка… Не годится. При всей ее престижной и респектабельной деятельности в больнице есть и вторая ипостась: проституточка из «Хелены». Доктор Чантурия вполне вероятно не в курсе. Но у ментов она на примете. А я вчера с ней хороводился. Весь ресторан имел счастье наблюдать. Риск – благородное дело, но там, где он оправдан. Идти к Маринке – неоправданный риск. Адрес запомнил. Но – потеряюсь. Черт! Не предупредить никак!

Да! Могу, разумеется, просто-напросто вернуться в мою (мою!) квартиру – жиличка, по достоверным сведениям, выбыла. Вроде не должны меня там искать. Где-где, но не там. Опять же – ключи! Ключи, естественно, жиличка по рассеянности прихватила с собой. Не у соседей же оставила. Ломиться к себе? Или все же у соседей поспрашивать: меня, знаете ли, давненько не было, жили здесь, знаете ли, черт знает кто – не передавали вам эти черт знает кто ключики?

В Москву, Бояров, в Москву!

Во-первых, там тезка-Сандра – и провались она пропадом, но у нее ключики.

Во-вторых, там некий Бесо, связанный, как выяснилось, одной ниточкой с доктором Чантурия.

В-третьих, там Костик Сурнов, который в состоянии объяснить мне: чем таким промышляет доктор Чантурия. В самых общих чертах хотя бы.

В четвертых, помимо Костика Сурнова, в столице все наши ребята – на первенстве. И Галлай, и Кудрин, и Карковский, и Камиль. Давно не виделись!

В-пятых… да просто валить надо! И чем скорее, тем лучше. Пока первая волна не спадет.

Вопрос – как. На чем?

Самолет отпадает, нет у меня никаких документов – костюм корейский на голое тело и пачка денег. Всё.

А если машиной? «Девяткой»?

– Значит, говоришь, если мне вдруг машина понадобится…

– О чем разговор! О чем разговор, Саша! Конечно! Хоть сейчас! Она на ходу! Полный порядок! О чем разговор!

Разговор о том, что документов на машину у меня тоже нет. Одно дело – в городе, в Питере, где любой закоулочек мне известен. Другое дело – трасса, путешествие из Петербурга в Москву, гаишные посты, да и в столице я ориентируюсь хуже, чем в родных закоулочках, да и… откуда мне знать, что Юрка не заложит меня тут же – ментам, Комитету, Грюнбергу. Доверяй, но проверяй. А у меня не было твердых оснований доверять ему после «пьяных» подставных боксеров. И тем более не было времени проверять его на вшивость. Ну как сяду я за руль, а Юрок анонимно стукнет: обратите внимание на «девятку» цвета бордо с номерными знаками такими-то.

Нет, где я, что я – об этом никто не должен знать. А потому сделаю-ка так:

– Юрок! Мне машина вечерком понадобится, понял?

Он понял.

– Начиная с нынешнего вечера и… надолго. Понял?

Он понял.

– Закончишь смену, отгонишь машину на площадку у моего дома. Помнишь, знаешь?

Он помнил, он знал.

– И забудешь про нее. А ключ кинь в почтовый ящик. Всё понял?

Он всё понял.

Гуляй тогда. Отпускаю душу на покаяние. Не до тебя.

А я по-старинке. Если путешествие из Петербурга в Москву неизбежно, то и вид транспорта надлежит выбирать соответствующий классике.

Удачно, что четверг. Я неприхотлив в пище, напитках, ночлеге, но на дальние расстояния предпочитаю перемещаться с максимальным комфортом. Комфорт в поезде – это СВ. Но спальные вагоны по большей части в ночных «стрелах», а мне до ночи нет никакого резона бесцельно мотаться по улицам – ненароком наткнусь не на тех, кто нужен. (А кто мне НУЖЕН?) Так что удачно: четверг. ЭР-200. Показушный экспресс… Делаем ракеты, перекрыли Енисей, в области балета – тоже, а еще имеется у нас чудо техники ЭР-200. Надеюсь, он хотя бы до завтра потерпит и с рельс не сойдет. Завтра – пожалуйста. Но без меня. А сегодня Александр Евгеньевич почтит вниманием скоростной экспресс и через четыре часа с минутами будет в белокаменной. Вопрос с билетом уладился сам собой. Обычно на ЭР-200 не попасть, каждый норовит отметиться, опробовать чудо-техники на себе. Но… сам собой улаживается вопрос с билетом, если в обмен на эту бумажку предлагаешь другую, и на той, на другой, есть водяные знаки и цифра 100.

Путешествие прошло незаметно: лег в кресло, откинулся, прикрыл глаза, открываю – Москва!

Даже обидно. Никаких особых впечатлений! Впрочем, это и называется – комфорт. Когда не ворочаешься с боку на бок, не переминаешься с отсиженной ягодицы на еще не отсиженную ягодицу. Когда заснул мгновенно, а проснулся уже в пункте назначения. Чудо техники… Однако пора выколачивать из себя медвежью спячку. Скоты-вурдалаки! Вкололи черт знает что! Остаточное явление. А мне нужно держаться в хорошей форме, в отличной форме, в идеальной форме.

Из ближайшего телефона на площади трех вокзалов я позвонил Камилю. Друзей в Москве много, всех объехать-навестить – месяца не хватит, но ведь не просто погостить я прибыл, но и по возможности дело сделать. Так что – Камиль. Помимо всех наших общих с ним интересов, где на первом месте, безусловно, каратэ-до, был у меня еще и свой собственный интерес. Камиль Хамхоев. Пусть он и натурализовался в столице, москвич во втором поколении, но – Камиль, но – Хамхоев. А вдруг… Голос крови и так далее. А вдруг что-нибудь подскажет, наведет. Тем более, что хоть какая-то оперативная информация у него просто должна быть – по роду деятельности. Не знаю, насколько он преуспел, но доходили до Питера весточки: Камиль всерьез попер на Моссовет, на МВД. Когда ему отказали в регистрации частного криминального бюро. Недвусмысленно дали понять: поэт всегда прав – моя милиция меня бережет. Она и только она. И не надо, пожалуйста, вашей самодеятельности, и не задерживайте прием граждан, покиньте кабинет.

Камиль по опыту знал (да кто из нас не знал и не знает?!), что поэт несколько э-э… преувеличил. И упорно гнул свою линию. А упорства ему не занимать. Само собой, в его планы не входило становиться верным помощником доблестным стражам общественного порядка. Некоторым образом это – попытка легализоваться. Судя по ситуации в стране Советов, вполне небезнадежная попытка… Ну не сейчас, не через месяц – через год. Всё к тому идет. Главное – не кипятиться, а методично давить. Гуси летят.

– Камиль?

– Шу-у-ура! Ты в Москве?! Ты где?! Стой где стоишь! Я как раз выхожу! Молодец, что застал!

Через десять минут мы уже обнимались. Ну правильно, ему ехать всего ничего, от Красных ворот. Он в Орликовом переулке обосновался. Пешочком дойти! А он еще и не пешочком – на новенькой «тойоте».

– Хорошо живешь, кучеряво! – я похлопал ладонью по капоту «тойоты». – Гляжу, уважает Москва каратэ!

– Не без того. А у вас что, хуже?

– Куда нам, провинциалам!

– Сам виноват. Я тебе сколько раз предлагал к нам перебираться? И сейчас предлагаю!

– Вот я и подумал: не пора ли? Видишь, приехал.

– Ну да! Насовсем?! Молодец! Пока у меня поживешь, в два счета прописку сделаем через спорткомитет, квартиру подыщем! С работой – никаких проблем. Хочешь, ко мне? У меня уже вся документация, бюро, считай, действует. Еще последняя инстанция осталась, там один гад сидит, но я с ним…

– Погоди, погоди! Не гони лошадей. Я пока на несколько дней только…

– Да? – где-то даже трогательно было наблюдать за искренним огорчением Камиля. – А зря. Оставался бы уже. Чем тебя ваше сырое болото держит? А у нас… У нас и школа получше будет. Сейчас такие ребята пришли молодые, эх! Решайся, пока чахотку не подхватил в своем Питере!

Конечно, мое место там, где я есть. Но в том случае, если это место еще не занято. А в Москве – занято. Хотя в так называемом городе образцового коммунистического порядка я и чувствовал себя в своей тарелке, но… все-таки в тарелке. А из тарелки в любой момент могут подцепить на вилку и схарчить за милую душу. В Москве – могут. Питер тоже – не колыбелька, чахотку вряд ли, а пулю, нож, грузовичок в бок – запросто. Но: «потому, сынок, что это наша родина». Насчет же школы каратэ – еще поспорим, где она лучше!

Мы с Камилем практически каждую встречу спорили о преимуществах СВОЕЙ школы. Именно практически. В свое время оба чемпионили, на союзных соревнованиях бились с переменным успехом. Кстати, Маринка отметила: «нос чуток на боку» – давняя метка Камиля. Ладно бы на соревнованиях, а то в мирной домашней обстановочке, в Орликовом переулке, нагрузились на радостях и раздухарились. Играючи. Он и поставил на мой маэ-гери блок гедан-бараэ и контратаковал тетцуи-учи. Но то по пьянке, то не на татами. А по существу питерская школа повыше будет.

– Питерская школа повыше будет! – поддразнил я Камиля.

– Да-а-а?! Перестань! Да кто у вас есть?! О присутствующих не говорим! Один Галлай – приличный мастер, и то потому, что вовремя в Москву переехал! – Камиль завелся с пол-оборота, как истинный кавказец.

– Галлай – приличный мастер потому, что он мой ученик. А Кудрин? А Карковский?

– А вот посмотрим! Сегодня полуфиналы прошли, но вот завтра в финалах посмотрим! – горячился Камиль.

– Ну и как полуфиналы? – продолжал я «кипятить» Хамхоева, поняв по его тону, что все наши, питерские, в финалы пробились, переплюнув столичную школу.

– Ладно-ладно! Вот завтра посмотрим! Ты как завтра?

– Само собой! Хотя… В общем… Не знаю…

– Шу-у-ура! Что такое – не знаю?!

А я действительно: не знаю. В зависимости от того, что день грядущий мне готовит. И вкратце посвятил Камиля во все перепитии. Ну, не во все, но в общих чертах. Подробней если, то суток не хватит.

– Что скажешь? Ты же у нас теперь почти профи. Частный детектив.

Он сказал. Что касается Грюнберга, Комитета, вурдалаков в белых халатах, то ничего конкретного не скажешь – на месте надо ориентироваться. А вот Бес… Тут Камиль как раз сориентирован: место ведь – Москва. Чеченцы сейчас в большой силе, с ними непросто договориться, обнаглели. На них все команды города зуб имеют – и долгопрудненские, и люберецкие, и солнцевские. Скоро всю эту мафию мочить будут, а Беса точно подвесят за одно место.

– Он что, тебя лично достал?

– Да как сказать… Он питерских парней достал – из-за Тихона. А я… Про меня он, думаю, и не знает. Если Бес в одном деле с Чантурией, то Чантурия, наоборот, должен бы обо мне молчать, как рыба: ведь карты приоткрыл, а клиента упустил. Впрочем, не в курсе их разборок. Может, доктору проще доложиться начальству, чтобы потом хуже не стало. Бес – начальство? Или нет?

– Или да. У него откуда-то мощный валютный приток. Откуда – толком не понять. Парни мои копают, но пока верхний слой сняли – глухо… Я, конечно, мог бы лично за тебя словечко замолвить перед Бесом, но противно унижаться перед этой тварью. Да и ты бы не согласился.

– Уж не согласился бы! Словечко и у меня найдется. И потом… Камиль, извини, я понимаю, тебе вмешиваться не с руки. Земляки… Я только проконсультироваться хотел, вот и спасибо.

– Пожалуйста! – оскорбился Камиль. – При чем здесь «земляки»! Ну, Шу-у-ура!.. Между прочим, я – аварец. Дед мой до сих пор в Кизляре живет!

Я чуть не ляпнул: какая разница?! Помню ведь: неустанно расписывал-расхваливал Камиль Хамхоев горные красоты, Терек… А Грозный – столица, там где-то и Терек неподалеку. Правда, и Кизляр на Тереке стоит вроде бы. Чеченцы, аварцы, даргинцы, лезгины – какая разница! Говорю же, для меня никакой разницы – был бы человек хороший. Бес, Бесо – человек нехороший. Этим все сказано.

Однако для Камиля разница была. Корни. Несмотря на житье в столице, несмотря на невообразимую мешанину – корни… Так что – хорошо, не ляпнул.

– А куда мы едем? – поинтересовался я, потому что мы куда-то ехали, и Камиль, судя по уверенности и целеустремленности «тойоты», знал куда.

– В «Космос»! Ужинать! Хорошо будет! Все наши ребята уже там! Они чисто символически по бокалу – завтра финалы. А нам кто мешает?! Хорошо будет! Повеселимся! Шу-у-ура, какие девочки! Сам увидишь! Не проститутки, не-ет! Тут в Москве конкурс «Фотомодель-89»! Их всех в «Космосе» поселили. Любую снимем! То есть… они не проститутки, но… проститутки. Хорошо будет! Вот увидишь!

Увижу. На ловца и зверь бежит. Допрыгалась, тезка-Сандра? Чистюля высокопоставленная… «Не проститутки, но… проститутки». Умри, Камиль, лучше не скажешь. То есть, конечно, не умирай. Кстати!

И я очень кстати, к ситуации спросил, не слышал ли Камиль историю про двух кавказцев, один из которых вез другого к себе в гости на дачу. Камиль не слышал и заранее заулыбался в предвкушении. Ну так вот, ехали они, ехали. Хозяин неустанно обещал «как хорошо будет!». Гость чем-то мучился и приговаривал: «ой, плохо мне, ой, плохо!». А тот твердил: «Хорошо будет! Барашек свежий, вино молодое, дэвушки красивые!». А гость за своё: «Ой, плохо! Очень плохо!». Доехали – тут гость прямо в машине взял и умер. Хозяин увидел, понял и воскликнул: «Ах, ты в этом смысле?!».

– Ты в каком смысле?! – поймал Камиль подвох.

– Ой, плохо мне! Ой, плохо! – сымитировал я. – Хочу во все чистое переодеться, пора!

– А-а-а! – дошло до Камиль. – Правильно! Слушай, извини! Я так обрадовался, когда тебя увидел, что даже не подумал! Я ведь сам домой заезжал переодеться! «Космос» все– таки! Сейчас! – и он свернул уже с проспекта Мира куда-то в неизвестные мне проулки. Колесил-колесил и подогнал в конце концов «тойоту» к Орликову, к своему дому. – Сейчас подыщем тебе! Ты что же, без вещей приехал? Прямо в тренировочном костюме, без всего? А! Ты же рассказывал! Извини!.. Деньги нужны?

– Чего-чего, денег достаточно.

Я облачился в более чем приличный финский костюм Камиля («Как влитой! Дарю!») – «клубный» пиджак, брюки с бритвенной стрелкой. Пара обуви в тон тоже нашлась – парадная «саламандра». Ну, сорочки, галстуки – не проблема: их Камиль понавез со всего мира, с каждого соревнования. А комплекция у нас одна, в одном весе выступали. Даром что сложился стереотип: кавказцы – невысокие, тщедушные. Как и с китайцами – стереотип: мелкота. А в Северном Шаолине такие «шкафы» обитают, что не приведи господь на узкой тропинке столкнуться! Вот и кавказцы… Одни борцы чего стоят – «вольник» Сослан Андиев, все без исключения грузины, Камиль тот же. Он по сложению чем-то на Чингачгука похож, то есть на Гойко Митича. Была такая кинозвезда моих юных лет.