Текст книги "Русский транзит"

Автор книги: Вячеслав Барковский

Соавторы: Андрей Измайлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 42 страниц)

Мы отдохнули. Я объявил проституточкам, что нынче у них выходной, пусть зализывают вчерашние раны. Что касается материального обеспечения, то – не беспокойтесь. И они не беспокоились. Из десяти тысяч, бывших у меня в наличии, улетело где-то штуки полторы. Мы отдохнули…

Ресторан потихоньку прекращал работу, время позднее. Я договорился с Мариной, что поедем вместе – к ней. Но с условием, чтобы не приставала со своей «профессиональной» ерундой.

– А что, мущ-щина, не понравилась?

– Понравилась, понравилась.

– А-а… – и с деланным сочувствием, якобы понимающе, съязвила – Понятно. Триппер подхватил, палец вывихнул и язык прикусил, да? Одновременно?

Только со «своим» позволительно так шутить. Иной другой устроил бы ей взбучку почище вчерашней, кавказской. Да уж, детишки подрастают! Будь я лет на пять старше, она бы мне в дочери годилась. Поколеньице. Этим детишкам палец в рот не клади… Да что там палец!..

Мы взяли еще коньячку, еще «с пузыриками», еще какой-то еды. Вперед!

Квартирка стандартно-проститучья – облезлая, грязноватая. А для шику – пачки импортных сигарет там-сям, большей частью пустые, бутылки (тоже пустые, но старательно расставленные яркими наклейками к свету), двухкассетник дешевка-Гонконг, тахта-сексодром под цветастым покрывалом. Да-а, плохонько живет наш народ, блеск и нищета… Господи, везде одно и то же, везде одно и то же.

Марина наконец доплескалась в ванной, вышла голышом:

– Осматриваешься? Ремонт бы надо сделать. Будь квартира моя, давно бы ремонт сделала. Ты – спать сразу или как?

– Или как. Я еще на кухне посижу. Подумать надо.

– Больше тебе ничего не надо? – она повела плечиком, откровенно потянулась.

– Ничего. Мы же договорились. Отсыпайся, труженик.

– А мы договорились? Н-ну… как скажешь! – и нырнула под покрывало. Через минуту уже мирно спала.

И правильно! При ее роде занятий имитировать неожиданно обрушившуюся страсть? Да еще «своему»?

… А я обосновался на кухне. Когда не знаешь, что делать, делай шаг вперед. Я его уже сделал, и сделал не один шаг. Ввяжемся в драку, а там посмотрим. Я уже ввязался, и я уже весьма сожалел, что ввязался.

Допустим, мне известна схема переправки героина – русский транзит. Допустим, потому что пока все мои домыслы – только домыслы. Допустим, героин в нескольких банках «Туборга» среди десятков других, неотличимых. Допустим, эти несколько банок находятся или скоро будут находиться на круизном теплоходе «Демьян Бедный». Вот и все. И никакой «бомбы» на самом-то деле у меня нет – чтобы она бабахнула, нужна не только оболочка, но и содержимое. Содержимое, то есть подлинная и проверенная информация. Тут я на полном ноле. Ну, сообщу я каким-то, пока непонятно каким, образом комитетчикам о героине. Ну, поверят они, хотя вряд ли, голословным утверждениям беглого преступника. Ну, пусть даже приостановят выход «Демьяна Бедного» из порта, даже обыщут, даже найдут. И что? Администрация АБО сделает круглые глаза, выложит все документы, оформленные должным образом: пиво абсолютно законным образом закуплено в Финляндии, и нет дураков вскрывать каждую банку – с ума, что ли, сошли?! Да, в АБО нет дураков. А я буду дурак дураком. Не знаю количества наркотика; не знаю человека (человеков?) из команды теплохода, повязанного в этом деле; не знаю получателя в Америке. Уж не говоря о том, что банки с героином (сколько их может быть: две, три, пять?) всегда можно вытащить из фирменной упаковки, надежно запрятать или в самом крайнем случае сбросить за борт. А где недостающие? Как где?! Выпили! Вы что, уважаемые товарищи, сомневаетесь? Сами попробуйте! Разве «Туборг» будет залеживаться?! Попробуйте, попробуйте! Ах вы на службе? Тогда извините. Но мы тоже на службе, а вы рейс задерживаете. А неустойка, а контракт, а иностранные туристы скандал закатят?!

И все останется на своих местах. Только мне место определят не в соответствии с собственным пожеланием. И Мезенцев не поможет – да он сам слетит, на всякий случай, чтобы ушами не хлопал. Назначат нового директора, а при нем – все тот же Грюнберг, незаменимый, всех знает, все схвачено. Куда ни кинь…

Умник-Грюнберг. Минфин, Совмин бьются-бьются и при всем желании не могут проблемы решить хотя бы в принципе, как рубль конвертируемым сделать. А тут – пожалуйста! Плюс сверхприбыль. Вложенный капитал оправдывает себя в несколько тысяч раз. И чем эффективней работает карательная система, чем больше товара конфискуется, тем он дефицитней, следовательно, дороже.

Впрочем, тема вполне годится для разработки всяческих экономистов, социологов и так далее. Меня же волнуют несколько иные проблемы. Не до жиру…

«Каждый на своем месте…» Неужели мое место теперь – в запертых гаражах, в позаимствованных автомобилях, в задрапированных квартирках проституток? В подполье, одним словом.

Вот что! Пора мне из подполья выходить. Да, пора. Я выяснил максимум, который мог выяснить, будучи «зарезанным». Пора «воскресать» и объявляться. Вызывать огонь на себя. Дернуть за веревочку – дверь и откроется. По-простому, без затей. Не так, конечно, чтобы прийти к Грюнбергу и прижать его. Во-первых, за Мишей сложная, хорошо организованная мафия. Во-вторых, явись я неожиданно, он по-простому, без затей спровоцирует драку – я-то его положу, нет вопросов… но меня же тепленького тут и возьмут «компетентные товарищи». Так что как раз Мишеньку надо избегать чем дольше, тем лучше. Пусть он за мной побегает, а не я за ним. А он побегает, объявись я, скажем… в порту, в АБО, и устрой я там разборку, скажем… ну, с кем? А чего мелочиться! Да! Хоть с генеральным! С Зотовым! Если мои фантазии – не фантазии, то гендиректор АБО так или иначе контачит с Грюнбергом. Дерни за веревочку – и не только дверь откроется, но и все повалится. Ведь сложная, хорошо организованная система чем слаба? Тем, что маленький сбой вызывает цепную реакцию – задымит, заискрит, есть вероятность, что током убьет, но и сама система откажет. А маленький сбой могу твердо обещать, не будь я Бояровым. И чтобы не убило при этом, тоже очень хотелось себе пообещать…

Я хлопнул последнюю рюмку коньяка и пошел в комнату, на тахту, под покрывало. Не на полу же спать.

Марина во сне, не открывая глаз, что-то пробормотала нечленораздельное и пристроилась головой у меня на плече. Я полагал, что засну мгновенно. Не получилось. Предвкушение завтрашнего дня! Куда только девалась вся накопленная усталость – и нервная, и физическая! Хоть сейчас вскакивай и мчись в порт для разборки. Но не вскочил. Зато Марина сказала неожиданно ясно, хоть и спросонья:

– Жарко. От тебя, как от печки, пышет… – но не отодвинулась, а еще крепче прижалась.

Что ж, человеку не чуждо ничто человеческое. Я – человек!

– … А сам говорил: без всяких этих! На кухне отсиживался! Эгоист!

– Предпочитаю сутки потерпеть, чем месяц упрашивать.

– Молодец, дядя! А что, меня нужно упрашивать?

– Да нет, тетя! Ты тоже молодец!

– А еще? Слабо?

– Х-ха!

Мне было не слабо. Нам обоим до самого утра было не слабо. Интересно, Швед передал деньги тезке? Где и как сейчас Сандрочка? Эх, тезка!..

Для начала я потолкался у проходной. Пропускной режим в порту не ахти. Тем не менее… лучше не рисковать – прицепится старикан-вохр, шум поднимет. Из бывших гэпэушников. У нонешних-то кагэбэшников вона какая власть, у него не меньше было, а теперя?! Так что если она, власть, микроскопическая, то уж ею-то он насладится-воспользуется: «Куды-ы-ы?!!».

Две бутылки водки я уже взял. У таксистов. Мог бы и коньяк прихватить с Маринкиной квартиры (дрыхла, как сурок… да я и сам глаза открыл только в час дня), но тут бла– ародные напитки не в чести, водочка – да! Конечно, не для стрелка вневедомственной охраны.

Я безошибочно определил среди идущих на территорию порта грузчиков:

– Мужики! Разговор есть.

– Ну давай, говори!

Говорил я, естественно, уже под бульканье и стук стаканов («О! А у нас и стакан есть!»). Говорил я, естественно, уже на территории порта в теплой компании. Говорил я, естественно, совсем не то, что думал.

Нужен, понимаете ли, мужики, кофе. Чтобы в зернах и приличный – не «робуста» какая-нибудь. Для бара. Да нет ничего проще, только не у нас, правда, мы сейчас хлопок грузим. А вот на «Мясникове» кофе есть. Да ну, какой там кофе! Там бумага, финны! Мужики, я ведь не тоннами его собираюсь брать, вы что! А-а-а, тогда прямым ходом на «Демьян Бедный», там свой бар, иностранцы там, мешок-два? Запросто! И качество! Не станут ведь у нас иностранцев дерьмом поить? Не станут. А как туда, а с кем там? А мы щас сведем!

Свели. Я переговорил с «демьян-бедными» грузчиками. Да, есть приличный кофе. Ну тогда завтра подбросьте пару мешочков во «Фрегат». Знаете такой бар? Ну как же! А это – аванс, остальное завтра. Мужик, обижаешь! Как хотите… а может еще чего дефицитного?

Да, погрузили вчера на теплоход «Демьян Бедный» две машины датского пива. «Туборг»? «Туборг», точно! Что и требовалось доказать. «Туборг» поставляет единственная фирма.

– «Каринко-Виктори». Совпало!

Никакого кофе я покупать, само собой, не собирался. А чужой бар назвал, зная: этот товар оторвут с руками и спрашивать не станут, откуда привалило. Доброжелатель пожелал остаться неизвестным.

– Ну договорились, мужики!

– Договорились! Заходи еще!

Со всеми бы так договариваться! Ладно, не со всеми, а пока хотя бы с Зотовым. Ну, Зотов, погоди!

Генеральный директор АБО – большая шишка в масштабах города. Попасть к нему в кабинет просто так, с улицы, не просто. Но зацепка у меня была. Вот уже почти два года, как началась осторожная и постепенная, но неуклонная реабилитация каратэ. Даже федерацию вновь создали, с-сво-лочи. Потому «с-сволочи», что годы ушли, для меня многое было потеряно. Однако на общегородской конференции, учитывая прежние заслуги, Боярова избрали аж в президиум федерации. При двух воздержавшихся. Свадебным генералом. А вот настоящим генералом, и единогласно, в тот президиум попал Геннадий Федорович Зотов, генеральный директор Акционерного Балтийского общества. Его кандидатуру предложило руководство спорткомитета, и все, как бараны, проголосовали «за», сами не понимая, почему так поступают. Я сам не понимал. Ну, на кой хрен нам Зотов?! Даже верноподданная его референтша (нам с ней тоже довелось пару раз… дружить) отстаивала Геннадия Федоровича, отстаивала – «Да ну, Саша, он хороший человек…»– а потом все же признала: «… только от него иногда тошнит…». Вот с такой формулировкой согласен: хороший человек, только тошнит от него! Не исключено, спорткомитетчиков тоже от Зотова тошнило, но – для них он был хорошим человеком. Лишь когда все руководство федерации заимело служебные загранпаспорта, стало понятно, почему человек, ни разу за два года не появившийся ни на одном заседании федерации, человек, путающий каратэ и дзю-до, – почему Геннадий Федорович Зотов был «хорошим». И наши деятели получили возможность независимо проходить мимо таможенного контроля по «зеленой улице», сотнями пронося кожаные куртки, десятками – комплекты видеоаппаратуры. Точно так же беспошлинно на судах АБО все они привозили из каждой поездки за кордон подержанные машины разных иномарок…

Вообще меня всегда удивляло, почему каратэ – благородный, интеллектуальный спорт, искусство! – притягивает ущербных людей. Разговоры о духовном самосовершенствовании, управлении внутренней энергией, о нравственных основах каратэ-до совмещались в этих прилипалах с жадностью, трусостью, враньем. Да, любой большой спорт, любая спортивная кухня – это достаточно грязно. И все же – не до такой ведь степени! Я, конечно, сам – не ангел, какой уж там ангел! Но – смотря в чем!.. Живи как нравится, зарабатывай на том, что умеешь, – было бы дело. Для меня делом было каратэ, и я – умел. А для всех этих Фуников и Фишей каратэ было дельцем. Постольку-поскольку, знаете ли, нормальный ход, перемелется… И если раньше ленинградская школа считалась сильнейшей в стране, то теперь и на всесоюзные первенства не всегда приглашали. Развал полный. Ба– ардак. При чем тут школа, при чем тут каратэ, когда есть загранпаспорт, когда есть валюта, когда есть всяческие Зотовы?!

Кстати, что за навар имел Геннадий Федорович взамен всех благ, предоставленных им нашим деятелям, я не знал и знать не желал. До поры до времени. Чужие дела меня не интересовали – пока не накладывались на мои собственные. Вот и наложились.

Административное здание АБО – если не самое заметное в порту, то одно из самых заметных. «Мерседес» генерального директора здесь же. Значит, и генеральный директор еще здесь.

За два года, пока судьба не сталкивала нас, многое изменилось. Главное, референт у Геннадия Федоровича сменился, а жаль – никаких бы проблем не возникло. Впрочем, кто сказал, что они у меня возникнут с новым референтом?!

Свой я, свой!

– Федрыч? – свойски не спросил, а уточнил я, кивнув на дверь из предбанника в кабинет. Мол, знаю-знаю, что он там, но – он один, или какая-нибудь шелупонь отнимает драгоценное время у Геннадия Федоровича, у нас с Геннадием Федоровичем?

– Федрыч! – согласилась-попалась референтша. А ничего-о! Умеет старый хрыч выбирать референтш-секретарш.

«Главное, обрести чувство хозяина!». У этой фотомодельки чувство хозяина было обострено, чувство-чутье: кто хозяин, кому служить. А уж блефовать я умел. Хотя к чему блефовать, если на руках и без того отличная карта. Так что по сути не ошиблась девочка, верно почуяла во мне хозяина. Но помимо хозяина-Боярова есть еще и хозяин-Зотов.

– Я спрошу только, ладно? – все-таки опередила она меня у самого входа в кабинет. – А то рабочий день уже закончился. Что сказать?

– Сказать: из федерации каратэ…

– Ос-с-с! – полупочтительно-полуиронично произнесла фотомоделька. Нахватались, соплявки, терминов – каратэ в моде.

… Зотов расплылся было в улыбке, но застыл – наша федерация ассоциировалась у него явно не со мной. Он силился припомнить, но тщетно.

– Бояров. Александр Евгеньевич, – помог я ему. Не столько ему, сколько тем, для кого моя фамилия действительно прозвучит, стоит Зотову в панике отсигналить по телефону: «Был какой-то Бояров! Он ЗНАЕТ!».

– Как же, как же! Бояров! Еще бы! Бояров! – изображал он. Типичная рожа представителя «группы товарищей», партийно-хозяйственная рожа, хороший человек, только от него иногда тошнит. Ему ли не знать этой фамилии. Только он ни за что не спросит «вы не сын Евгения Викторовича?». Партийно-хозяйственные рожи не спрашивают о степени родства, они в курсе. Или прикидываются на всякий случай, что в курсе.

Но я пришел не как сын Евгения Викторовича, не как Бояров-младший. Да и для Зотова «не работает» Евгений Викторович, сошедший с арены. Так вот, генеральный директор, запомни меня получше – я Бояров. Не Евгений Викторович, а Александр Евгеньевич. И я с арены не сошел, а только– только на ней появился. Во всем белом. Запомни и доложись впоследствии.

– Думаю, мы без труда уладим ваш вопрос к общему удовольствию! – с оптимистичной ритуальной значительностью разглагольствовал Зотов. – Позвоните в четверг.

– Синоптики дождь обещали. В среду.

– Э… Объяснитесь.

– Не я, а вы будете объясняться. И не после дождичка в четверг. А сейчас и здесь.

– Товарищ! – выработали, рожи номенклатурные, за семьдесят с лишним лет интонацию гуся по отношению к свинье! Ну, Зотов, погоди! Ты у меня сменишь интонацию!

– Думаю, мы без труда уладим ваш вопрос к общему удовольствию! – передразнил я его.

– Что еще за вопрос, товарищ! Ну-ка, выйдите из кабинета!

– Ну-ка, сядьте, Геннадий Федорович! И не трогайте телефон. И вообще вам лучше не делать лишних движений. Я действительно член президиума. Нашего президиума, нашего – каратэ. Ясно?

Ему пока было не ясно. Одно он понял: лучше на самом деле избегать лишних движений. Я в свои годы тоже выработал определенную интонацию для определенных обстоятельств.

– Так вот… Я давно за вами наблюдаю, Геннадий Федорович. Вы – умница, у вас настоящий размах! Нет, я про заурядную контрабанду, про нашу с вами федерацию и не говорю! Это так, семечки. И про бартерные сделки, когда вы цветные сплавы – тот же баббит – продавали инофирмам как металлолом, я тоже молчу. Хотя знаю даже, в какие магазины и по какой цене пошел весь ширпотреб, полученный вами по этому бартеру. Но молчу. А ведь стоило мне только рот открыть и… У вас в пароходстве много врагов? Должно быть много – вы же не любите делиться, а за это не любят.

– Послушайте!

– Нет, я пока поговорю. А послушаете вы. Так вот по поводу того, что вы не любите делиться… «Каринко-Виктори», известное вам предприятие… – я сделал паузу: да, известное, более чем известное! сморгнул генеральный директор! – … поставляет для вас…

Ну! Напрягся, дорогуша! Или «потечет», или взбунтуется.

– Вы пьяны!!!

– Я-то просплюсь, – утешил я Зотова. (Кто же так бунтует, дешевка!) – Итак, «Каринко-Виктори» поставляет для вас, кроме всего прочего, замечательное пивко. Я, конечно, не пьян, но где-то ваша правда: с похмела. Пивко было бы в самый раз. Не поделитесь?

– Вон отсюда! Нет у меня никакого пивка! – неубедительно прозвучало, дорогой генеральный директор, неубедительно.

– Есть. «Туборг». На «Демьяне Бедном». Неужели вам хотя бы одной баночки жалко?! Ну, не одной, конечно, а двух, трех… четырех… Не любите делиться? А то сходим вместе на судно? Я себе выберу парочку баночек, похмелюсь, и разойдемся красиво. Только я сам выбирать буду, а? Сходим? Пока «Демьян» у причала. А то отправится в круиз – вертолет придется снаряжать.

– Вы…

– Я не ОТТУДА. Я же сказал: член президиума нашей федерации. Если угодно, частное лицо. Так что, поделитесь? Вы же в глубине души щедрый человек, Геннадий Федорович, не так ли? Вон и на «Туборг» раскошелились. Кстати, почему ваше Акционерное общество, дрожащее над каждой валютной копейкой, прикупило это пиво именно у Финляндии? Суоми – дорогая страна. В той же Дании, да хоть в Германий «Туборг» в два-три раза дешевле. Нет, мне объяснять не надо, я-то понимаю. Но поймут ли вас другие? ДРУГИЕ… А вам придется до-о-олго объясниться с ними – и тут уж никакая щедрость не спасет, Геннадий Федорович.

– Какая еще щедрость! – снова неубедительно. То есть не возмущение, а вопрос. Возмущенный вопрос, риторический. Уже не риторический, уже, пожалуй, конкретный.

– Пятьдесят… – рановато вы, товарищ Зотов, облегченно и чуть заметно вздыхаете! – … долларов! – добавил я. – В тысячах, разумеется. И каютка. На «Демьяне Бедном». Никого не обременю, не беспокойтесь. Наоборот! На «Демьяне» хорошие бармены? Уверяю, я – лучше. Загранпаспорт у меня есть. Вашими молитвами, кстати. Как и у всех наших… из федерации. Вот теперь я вас слушаю.

А мне и слушать не надо – и так все понятно: партийно-хозяйственная рожа закрылась маской озабоченности – озабоченности не собственной судьбой, а проблемами товарища, пришедшего на прием. «Тут ко мне товарищ один пришел. Надо непременно ему помочь. Что? Да, записываю. Понял».

Навидался я этих масок! И цену подобной помощи знаю. А понял Геннадий Федорович только то, что я счел нужным дать ему понять: мальчишка-каратэшник решил попытать счастья в стране равных возможностей, «дурилка картонная», доллары ему нужны, против кого попер, не в Америке пока, а в Союзе равные возможности только в Конституции присутствуют, так что поглядим на мальчишку, когда к стенке прижмем, а он, глупенький, возомнил, что сам кого угодно прижмет, шалишь, парнишка, это тебе не каратэ, тут кулаками не отмахаться, а шантаж – не лучший способ заработать и выжить, и ни того, ни другого не получится, слышал звон, даже знаешь, где он, ну ничего, ты еще оглохнешь и ослепнешь, и онемеешь, навсегда.

– Не представляю, о чем вы. Но бармен нам нужен. Именно на «Демьяне Бедном». Языками владеете? В минимальных пределах? Тогда завтра днем, думаю, успеем оформить документы и…

– Завтра УТРОМ «Демьян Бедный» уйдет в рейс.

– Голубчик, иначе никак. Сегодня уже никого не застать, вечер уже. Наспех такие дела не делаются.

– Придется наспех, голубчик. И про жалованье не забудьте. Я уже называл сумму.

– Откуда я вам за несколько часов…

– Из тумбочки. Меня не касается. «Жалование» я хотел бы получить буквально перед отчаливанием. От вас лично, Геннадий Федорович. Никаких посредников, переодетых ментов или наших бойцов. Учтите, в порту у меня есть человек, который внимательно проследит за торжественным вручением. Так что не стоит радовать меня сюрпризами – мой человек, в свою очередь, обрадует вас. Нет, не лично. Просто звякнет куда надо. Вам ясно, куда он звякнет?

– Вы меня ставите в затруднительное положение.

– Но не в безвыходное. Не так ли?

– М-м-м…

– И у меня иного выхода нет. Да! Не вздумайте устраивать мне несчастный случай в рейсе. Случайно выпасть в океан не входит в мои планы. Как и в планы моего человека. Он с нетерпением будет ждать звонка из Нью-Йорка по прибытии туда «Демьяна». И если вдруг… Надо объяснять?

– Не надо.

Да, не надо. Он уже понял. Он понял, что жизнь продолжается! Что ЕГО жизнь продолжается, а моя – счет не на дни, а на часы. «Каждый на своем месте должен делать свое дело…». А на том месте, которое себе выбрал мальчишка-каратэшник, он делает свое дело плохо: наболтал лишнего, для себя лишнего, насмотрелся фильмов и человека для подстраховки нашел или придумал, гарантии обеспечил от «несчастного случая», компетентными органами грозил! В кинобоевичках – да, одиночка противостоит могучей организации, и победа всегда на стороне одиночки. На то и кино. А в действительности, в нынешней суровой советской действительности достаточно звякнуть кому надо, и остальное – дело техники, отлаженной и надежной техники. Боярову есть кому звякнуть? Ну и Зотову есть кому…

И я был удовлетворен. Более чем! Естественно, ни в какую Америку не стремился, никаких пятидесяти тысяч долларов получать у Зотова не собирался (так он их и принес!), вообще к «Демьяну Бедному» за версту не приближусь. Наболтал я достаточно, чтобы после сообщения Зотова по цепочке началось шевеление. Это для Зотова я какой-то там Бояров, он меня в упор не видит. А для тех, кто на конце этой цепочки, Бояров отнюдь не какой-то там. Если Зотов успокоит себя мыслью: «блефует, мальчишка!», то Грюнберг и компания, наоборот, вскинутся: «не блефует, сука! и свой человек в КГБ у него есть!».

Самое время подключать компетентные органы – пусть понаблюдают за спешной, незапланированной разгрузкой теплохода!

– Вазари?! – дружелюбно поинтересовалась фотомоделька, когда я вышел от генерального директора, от хорошего человека, иногда вызывающего тошноту.

Пусть будет «вазари». Хоть горшком называй, только в печь не суй. Ну да я сам суюсь – в печь, в пекло.