Текст книги "Русский транзит"

Автор книги: Вячеслав Барковский

Соавторы: Андрей Измайлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 42 страниц)

Ну да! В предвкушении заработка эти бедняги все до единого согласятся, что еще вчера ко всем чертям нанимались дрова колоть и костры под сковородками раздувать, – лишь бы их сегодня туда же отвезли. А куда – туда? Вот кто у сеньора вкалывал, тот пусть и показывает дорогу к сеньору. Ошибетесь, сдам куда следует, чтоб не врали. Я и сам, разумеется, дорогу знаю отлично, вот и проверю, кто из вас не врет. А в награду: правдивых – на фронт… работ, трепачей – куда следует, то бишь в грозную службу иммиграции и натурализации. В гневе я страшен!.. Не мысль ли?

Не мысль. Мелко. Мысль, конечно, однако несколько провинциально-питерская. Питер город маленький. Нью-Йорк город большой. Да и сеньор Вилланова – человек большой, не стал бы он охломонов нанимать на строительство, ему под ключ, небось, компания какая-нибудь солидная виллу сдала. Сколько вилл-особняков в Нью-Джерси?!

Самая простая мысль всегда гениальна. Я гений Александр Бояров! Шучу – шучу. Хоть и северянин, само собой. Северянину Боярову нужен южанин Вилланова, род занятий – наркотики, камешки, мужская галантерея – «галстуки»! При подобном роде занятий лучше не светиться, не так ли? Не так. Они, отцы крестные, легализоваться норовят – респект, законопослушность, чин чинарем. Вот и в справочнике – пожалуйста!

Телефон мой с автоответчиком, естественно, был раздраконен, провода щупальцами торчат-пошевеливаются на сквознячке. А мне надо звонить. Марси. Добрался благополучно, звоню с улицы – телефон отрубили, не знаю, за… черт с ней, с логикой, за неуплату. Все, падаю в койку. Отосплюсь – приеду. Или позвоню. Ближе к вечеру, вероятно. Нет, ко мне – не надо, у меня тут э-э… не прибрано.

Толстенный талмуд-справочник сам просился в руки – полистай, Бояров, полистай.

Да, один-единственный Вилланова. Нью-Джерси. Берген Каунти. (201)261-8412.

Ткнул пальцем – и попал:

– Quien dice? Que usted quiere?

– Это Боярофф. Я – из полиции. Буду через два часа.

– iNo comprendo!

– Что тебе непонятно, дерево?! Английским языком тебе говорят: пусть сеньор Вилланова ждет и встречает мистера Бояроффа через два часа.

Все, дал отбой. Блефовать так блефовать, Я ведь и в самом деле из полиции! Только вчера из полиции! Поостерегутся принимать необратимые решения. Во всяком случае, сначала подумают. А это – время. Необходимое и, надеюсь, достаточное. Достаточное для меня – сориентироваться по обстановке, предпринять меры… Но это – в перспективе, через два часа. Мне не помешает предпринять некоторые меры уже сейчас. В банк звякнуть – снести туда двадцать штук зеленых без малого. В магазинчик поприличней тоже звякнуть (благо справочник под рукой) – заказать полный шкаф обнов, а то ходить не в чем! Все – от туфлей-носков до костюма-плащика-саквояжа (благо мои размеры мне известны, а выбор тут, у нас, в Америке… что говорить, были б деньги – деньги были, чек отправляйте в банк… диктую… номер счета… диктую… эх, сервис! все у них… м-м… у нас, в Америке, есть! на любой извращенный-утонченный вкус! помнится, два года назад потрясла меня не прорва бананов-ананасов, не колбаса ста сортов, не первая клубника в шесть утра – читали, ТиВи смотрели! – потрясла меня «СОЛЬ С МАЛЫМ СОДЕРЖАНИЕМ СОЛИ»! зажрались, паразиты!). О’кей, мистер! Куда прислать? Момент! Я перезвоню.

Список отелей в талмуде-справочнике длинный-нескончаемый. Глаз зацепил: «Pierre». Пусть будет «Pierre»!

Номер? Разумеется. Александр Е. Боярофф. Но проблем. На сколько? Три дня. Но проблем. (Пусть пока будет три дня – число счастливое, Бог троицу любит, а там посмотрим). Ваш номер – 1703. Пли-из. (Запомню. Год основания Питера, символично).

Снова – в магазин. Перешлите все в отель «Pierre», 1703. Боярофф. Пли-из.

Вроде отходные пути обеспечил. Как-то еще сложится беседа с карликом-Карлосом. Не исключено, здесь в студии я последний раз. Не исключено, возвращаться сюда… лучше не возвращаться, если колумбийские красавцы-мерзавцы проведали адресок и по нему уже разик наведались.

Ну что, Бояров? Шаг вперед?!

Пересек поперек Манхаттан, проскочил под Гудзоном по Линкольн-тоннелю (два доллара вынь да положь за перегон).

– Нью-Джерси. Ничё тут у них. Вроде нашего Зеленогорска. Выбрался я сюда, грешен, впервые – ориентировался хреново. Ну да по указателям, по указателям. На север, на север.

Плакатный щит: «БЕРГЕН КАУНТИ – самое респектабельное графство Нью-Джерси». Прибыли! Глянул на «сейку» – полдень. Тик в тик уложился, обещался через два часа – и вот я здесь! Которая тут новая вилла сеньора Виллановы? Ага, она!

Я еще проехался – до спуска с федеральной дороги. Свернул, притушил свою «громовую птичку» неподалеку (рощица не рощица, но укрыть машину позволяет). А теперь пешим ходом, ножками-ножками. Вот парадный подъезд. По торжественным дням.

День-то какой нынче! Торжественный! Печальная дата.

Вилла была еще та! Не стану описывать – видеть надо. Одно скажу: я бы в такой жить не стал. Мы русские, мы не англичане, однако это и наш девиз: мой дом – моя крепость. Желательны сплошные стенки, непроницаемые – укромное местечко, укрепрайон, где что хочу, то делаю. А как соизволите делать что хочу, если не дом, а такой… аквариум. Все наружу – да, роскошная мебелишка, да, рояль, да, махровая оранжерейщина, да, сверкает-блестит-переливается, но зачем наружу-то?! Ясно, внутри подобного «аквариума» еще и «грот» со спальнями, с кегельбаном, с бассейном, с деловыми кабинетами, с библиотекой. Но все равно! Выставляться зачем? Пусть даже отчасти. С голой жопой, опять же, по оранжерее не прошвырнуться – насквозь снаружи видать. Хотя ближе сотни метров к «аквариуму» просто так не подступиться – ограда, частные владения, – особо не разглядишь. Да и плевали они, сильные мира сего, на тех, кто не внутри, а снаружи. Переодеваемся мы без стеснения при кошках-собаках.

На меня плевать не советую, я пока снаружи, но сейчас буду внутри. Кстати, о собаках – не держит ли сеньор Вилланова пару-тройку псов-телят, натасканных на гостей, которых не ждут? Вроде бы нет – и слава Богу. Это тебе, Бояров, не дача Мезенцева, с местными собачками общего языка на найдешь: ни русского, ни английского, разве испанского? Впрочем, я не из категории гостей, которых не ждут. Заранее оповестил. Я, если угодно, тоже сильный мира сего. А появятся у кого сомнения, могу убедить вмиг.

Был я настроен вообще-то миролюбиво, на авторитете ведь намеревался разобраться: мол, что за дела, дорогой сеньор?! объясните неграмотному! Пришла беда, отворяй ворота!

Но ворота отворять не пожелали. Про парадный подъезд – я для красного словца, там до этого подъезда еще идти-идти от ворот по дорожке. Пока же мне демонстрируют от ворот поворот. Что за дела, дорогой сеньор?! Я предупредил о визите. И явился вовремя! Я из полиции, дорогой сеньор!

Надавил раз-другой на кнопку, состроил чиз-смайл в телевик. Будь у меня значок полицейский, и его бы показал. Чего нет, того нет. Еще надавил – зуммер проходит, слыхать. Но… Ноль внимания. А ведь есть кто-нибудь в доме, определенно есть! Ну-ну, щас я ваше внимание привлеку!

Развернулся и от всей души, от всех отпущенных мне природой щедрот провел йоко-гери – не чтобы вышибить, а чтобы обратили внимание: могу и вышибить!

Обратили. Наконец-то! Тетери глухие! Над головой щелкнул динамик:

– Что надо?

– Сеньора Вилланову.

– Нет никого. Уходи.

– Я сказал, мне сеньора Вилланову!

– Уходи. Нет.

Южный, романский акцент в английском чем-то сильно смахивает на кавказский в русском. Типа чечни. Может, я это сам себе придумал. Может быть. Но звучит очень по– хамски. И оскорбительно дальше некуда.

Я оскорбился. Дайте только повод! Повод был дан.

Я отступил шагов на пять, прикинул высоту ограды, рассчитал траекторию, оттолкнулся и взбежал по этой ограде на гребень, а оттуда просто спрыгнул внутрь. Высота-то всего метра четыре, не восьмой, чай, этаж на Бэдфорд-авеню.

Ну вот я и внутри. Дорожка-стометровка до «аквариума». Уже спрыгнув, осознал: что-то не то я делаю, частные владения, подстрелят – и любой суд оправдает, не зря ли завелся?

Но, согласитесь, Боярова – и не пускают! Сам был швейцаром, так сказать, привратником. Сам пускал по выбору. Но выбирал-то безошибочно! А здесь, значит меня не выбрали? При том, что я заранее звонил-заказывал! Я что, говно последнее для вас?! Как тут не завестись!

Однако… пальнут из «обрегона» по движущейся мишени и будут формально правы. Разве что… Бояров из полиции, живцом пошел, а за происходящим следят из хорошей оптики бравые копы, только и ждут если не причины, то повода застукать уважаемого сеньора Вилланову на чем-нибудь неуважаемом.

Стометровку я не промчался, не пробежал, не прошел, а прошаркал. Показывая пустые руки и в полный голос оповещая: «Амиго! Полис! Амиго! Полис!». По сути взаимоисключающие понятия для колумбийской компашки: друг и полиция. Логический тупик. Вот и соображайте! Только не палите в гостя-Боярова, как в копеечку.

Обошлось без пальбы. У входа непосредственно в помещение меня ждали. Четверо. Смугленькие-меленькие-злобненькие. Пройдемте в помещение, орлы! Сеньор ваш будет недоволен, если заминка-задержка… А уж я-то как буду недоволен!

Не упускайте мгновения – видите, я пока доволен, я пока улыбаюсь: широко, искренне, чи-и-из! Друг я. Пока. Амиго. Пройдемте в помещение. Ну? Чего на дороге встали?

Э, орлы! Только без рук! Обыскивать меня не советую. Я ведь не только амиго, я еще и полис! Кто же полицейского обыскивает! Не советую. Ну вы, мальчики-с-пальчики, я же сказал: не советую! Ах, та-ак?! Ладно, руки у меня пустые, но вы в курсе, что каратэ и есть – пустая рука? А у вас что?

У них, судя по стойке, капоэйра. Кисло, мальчики, кисло. Этот бразильский танец мне знаком – против каратэ-до слабоват будет. Четверо вас? Ну, попляшите, попляшите. Недолго вам…

Я положил всех четверых. Отскочил назад – они рванулись было вдогонку. Тогда прыгнул к ним вплотную и, пока меня брали в кольцо (обрадовались, дурачки!), пустил в ход плечи-локти-колено. Вообще предпочитаю бой на короткой дистанции.

Короткий получился бой. Брык!

Но я и на длинной могу, не брезгую. Стоило вломиться в оранжерею, откуда-то сверху, с винтовой лестницы грянулся новый боец и обернулся неплохим мастером. По тому, как человек принимает стойку, я-то могу определить его уровень. Это уже никакая не капоэйра, это вполне приличное каратэ. Сётокан. И партнер да, смугленький, да, злобненький, но отнюдь не меленький – верзила моей весовой категории.

Он замер настороженно – кокутцу-дачи, задняя стойка, переходная от защиты к контратаке. И наоборот.

Давненько, давненько я не разминался столь интенсивно. Он пошел на меня с маэ-гери, но – блок гедан бараэ, резкий уход вниз, захват, подсечка, бросок. Верзила своим туловом разбомбил вдребезги замечательный стол, стеклянный такой, просторный, никак по индивидуальному заказу делали… рухнул. Но конечный отоши хиджи-атэ мне провести не удалось, не успел – боец перекатился и вскочил. Надо же! Молодец, уважаю!

А вот этого не уважаю! Двое дерутся – третий не лезь. Тем более четвертый. И пятый. Вы что, почкованием размножаетесь, красавцы-мерзавцы?!

Я скользяще пошел вбок, вроде уклоняюсь, – достал мимоходом одного статиста по печени; второму угодил ребром ступни (сокуто) в самые что ни на есть помидоры. А дальше решил «потанцевать». Та-анцуют все!

Честно скажу, большее удовольствие я получал не от того, насколько послушно было собственное тело, несмотря на подраненную давешними осколками задницу и располосованные пальцы. Большее удовольствие я получал от того, насколько тела соперников плохо слушались собственных хозяев. Переколошматили мальчики-с-пальчики, промахиваясь, уйму всего. Разгром поизрядней устроенного ими же (ими?) в Квинсе на Джамайка-авеню. Благо и выбор по части предметов роскоши в «аквариуме» Виллановы побогаче будет, чем в студии Боярова. Око за око, зуб за зуб!

Зуба я чуть и не лишился. Верзила-профи достал-таки меня пяткой в челюсть. Хрупнуло. Ну все! Поигрались-поплясали… Удар я держу хорошо, но предпочитаю все же наносить. А такое ты видел, верзила?! Я пристойно провел комбинацию, попал ступней в лицо бойцу, на расслабленном бедре маханул ногой через голову противника и впечатал пяткой в точку за ухом. Готов! Аут! Полный аут!

Еле сдержался – автоматизм, там должен быть тройной удар ногой для классического завершения комбинации, но тогда я бы его убил. Пусть поживет. Достойный боец. Остальные – так себе. Ну? Кто на новенького?

Никто. Я с чувством глубокого удовлетворения огляделся. Квиты. Побродил по «аквариуму», покричал для очистки совести: «Карлос! Ка-арлос! Ты где?! К тебе пришли!». Нету, значит, сеньора Виллановы дома? Как же так? Несолидно! Мы ведь договаривались. То бишь я договаривался. Ну, на нет и суда нет. Передайте, когда очухаетесь: Бояров заходил, вот его визитная карточка – вот, видите, кругом и везде. Ответный визит. Вежливости. А то невежливо получается: орлы карлика-Карлоса навестили Боярова, визитку оставили (и на Бэдфорд-авеню, и на Джамайка-авеню), а Бояров игнорирует, не уважает, что ли? Уважаю! И себя уважать заставлю. Заставил. А ничего лучше выдумать не мог. Только чего-то все же не хватает. Последний штрих, так сказать.

Я прошелся по оранжерее… по бывшей оранжерее (она теперь больше лесоповал напоминала), подобрал некий сосуд – герметичный, с распылителем. Прыснул для пробы на пол – густокоричневое и вонючее. От вредителей? Ну-ну!

Направил раструб на крышку белого рояля (пижоны-южане музицирующие!) и старательно вывел: No seas copullo!

Последнюю буковку довыструивал и тут:

– Не портьте инструмент, сеньор!

Карлик-Карлос все же оказался дома. В «гроте» отсиживался: в спаленке, в библиотеке? Или шары гонял в подвале кегельбанном? Чу? Шум и ярость! Надо поинтересоваться!

Короче, я послушно перестал портить инструмент, сосуд вонючий из рук выпустил, а руки поднял повыше. Время блефовать и время очки подсчитывать. Блефовать под прицелом – ищите дурака. А очки явно в пользу сеньора Виллановы. С ним еще двое. Натуральные «гориллы». И тоже, как и он, со «стволами».

Я к ним – спиной. Между нами – пожалуй, больше семи метров. Вроде пока диспозиция такова, не выстрелят. Хотя… не строй розовых иллюзий, Бояров! Ты вооружен. Ты посягнул на неприкосновенность жилища, ты напал… Чувствовал же: что-то не то я делаю!

Если бы я знал-подозревал, до какой степени я сделал не то!.. Ищите дурака, ищите дурака! Чего, спрашивается, искать? Вот стою я перед вами, будто голенький.

Сопротивляться я не стал. Хотя подступившие «гориллы» чуть не вынудили – один из них подрубил мне голеностоп, заставив опуститься на колено, второй ухватил за волосы и дернул назад, вжав под челюсть дуло пистолета. Я бы рыпнулся, но это было бы уже действие второе: помахались-попрыгали? пар выпустили? теперь побеседуем. Зачем рыпаться, если пришел для беседы – и вот час ее наконец-то наступил. Пистолетный ствол – издержки. Даже не страшно, а просто неприятно – саднит кожу. Или пугайте, или стреляйте! Хотя… неприятно, конечно.

Чуть позже мы сели. Если можно так выразиться, за стол переговоров. Уцелевших столов в обозримом пространстве не наблюдалось. Впрочем, как и стульев.

Посадили Сашу на пол, чуть не оторвали Саше лапу. В «грот» меня сеньор Вилланова пригласить не соизволил. Зато ему-то из глубин «аквариума» выкатили шикарное кресло. Так мы и общались – он на меня сверху вниз, я на него снизу вверх. И частокол ног вокруг – отключенные мной красавцы-мерзавцы постепенно, по одному включались, поднимались, ковыляли поближе. Окружили. Дай им волю – запинали бы обидчика. Но карлик-Карлос пока волю им не давал. А без команды свыше они бессильны. Дис-цип-лин-ка!

Я, к слову, тоже бессилен. Мой «томас» перекочевал от «горилл», изъявших его, к сеньору Вилланове (А я и не пользовался! Я взял просто так, на всякий случай! И случая как-то не представилось…).

Даже не в том фокус, что мой «томас» в меня же вдруг и выстрелит – это как раз ерунда, у колумбийской братии и без моей игрушки есть из чего в Боярова пальнуть. А в том фокус, что мой «томас» выстрелит в кого-либо – и не в одного, и не однажды, пусть не сию минуту, а в перспективе – отдуваться же Боярову, попади «томас» в полицию. Карлик же Карлос постарается, чтобы бояровское оружие (ах, у вас, сеньор, и лицензия имеется? храните вечно, не потеряйте!) замазалось погуще «обрегона», ради которого крестному папе-Карлосу пришлось быть вежливым и предупредительным по отношению к двум сеньорам из «Русского Фаберже». Да, лицензия действительна до момента ее изъятия. Да, она может быть изъята в любой момент. Бог с вами, сеньор Боярофф, никто ее, лицензию, у вас изымать не собирается. В ней же черным по розовому написано: и подпись владельца, и марка, и калибр, и номер, и – отпечаток пальца. И данные эти продублированы в Городском Бюро Выдачи Разрешений На Ношение и Хранение Оружия. Если где-то, кого-то, почему-то шлепнут из «томаса» – даже при отсутствии чьих-либо отпечатков (тщательно стертых!) следы приведут к кому?..

Сиди, Бояров, набирайся сил, набирайся ума. Беседуй.

– Ты хотел меня видеть?

– Я? – Конечно, хотел. Но рассчитывал на иное. Было в интонации карлика-Карлоса нечто… не угроза, нет. Как бы объяснить… Угроза тоже, но сродни той, что у случайного прохожего: шел спокойно, никого не трогал, вдруг набегают сзади и отвешивают полновесного пенделя – оборачиваешься, а там зверская морда конфузится: извини, старик, обознался!

У девяти из десяти совковых случайных прохожих в таких (и нередких) случаях реакция мирная: «Ничего-ничего… Но повнимательней надо быть, повнимательней». Главное, конфликт улажен, инцидент исчерпан. Я же – тот десятый из того десятка: обознался, понимаю, теперь получи вдвое, н– н-на! Вот теперь иди и больше не греши, повнимательней надо быть! А сеньор Вилланова, как и я, сначала вернет вдвое, потом отпустит с библейским напутствием. Может быть…

Неужто я обознался? В истолковании происшедшего на Бэдфорд-авеню, на Джамайка-авеню? Не в сути истории с Гришей-Мишей-Лешей, не в сути истории с разгромом студии в Квинсе. А вот роль личности карлика-Карлоса в этой истории… была ли она, роль? Я же никогда не упущу повод лишний раз упомянуть: Бояров – хороший физиономист. Вот и не упущу: я – хороший физиономист. А физиономия сеньора Виллановы выражала многое, и среди многого – угрозы, досады, оскорбленности… – было еще и недоумение: чего надо-то?

Вот и беседы не получилось. Я-то воображал: явлюсь аки лев рыкающий, мол, ты, говорят, искал меня – вот и я! А карлик-Карлос глядит тускло: явился, говоришь? и на хрен ты мне нужен?.. Я вас слушаю! нет, это я вас слушаю!.. Говорите, вас слушают! Что тут скажешь?

– У вас хороший галстук, сеньор… – намекнул было. – Колумбийский?

– Английский! – сеньор-Вилланова и глазом не моргнул, не скосил (а то, знаете, известный «детский» финт: что это у вас там? – и за нос цап!).

– А костюм не от Кардэна? – намекнул было.

– Костюм «Тед Лапидус».

– А у меня от Кардэна. Был. Тоже неплохой. Какие-то придурки изрезали в клочья.

«Вы понимаете намек? Да, когда знаю, что это намек. Так вот, обратите внимание: намек!». Сеньор Вилланова, возможно, понимал намек, но не понимал – на что, собственно, намек?

– Автограф оставили. На стене. А я предпочел рояль… – блуждал я впотьмах и сознавал, что заблудился.

– Вы совершили ошибку, – наставительно произнес карлик-Карлос. – Непростительную ошибку.

Это я уже и сам понял. На «галстук» реакция последовала нормальная (то есть не та, которой я ждал-улавливал). На костюм от Кардэна, изрезанный придурками, – тоже нормальная реакция (то есть снова поощряющая реплика, мол, ну-ну, ты сказать-то что хочешь, парень? говори, пока есть возможность, объясняйся). И стало мне муторно. И от ситуации, и от перспектив, и… от вони. Между ног у меня образовалась отвратная лужица – я уже раздвигал ноги, раздвигал, опираясь на копчик, лишь бы не вляпаться. Не поймите превратно – это брошенный мной сосуд с жидкостью от вредителей, он сифонил, пузырясь сквозь свернутый клапан. А стронуться с места мне затруднительно – две «гориллы» придавливали каблуком кисти моих рук к полу и за плечико придерживали, один слева, другой справа. Полусидеть, опираясь на руки, будто на пляже, – еще можно. А стронуться с места…

Передо мной маячила подошва карлосовской обуви – нога за ногу, каблук дюйма три, у-у, коротышка! Он ведь этим каблуком ка-ак вмажет мне по лицу. И будет прав. Но карлик-Карлос отъехал в кресле на полметра, не больше – примерился тросточкой (тросточка у него! пижон колумбийский!), ткнул в расползающуюся лужицу, а потом – мне в нос. Этакое говно на палочке. Я дернулся – без толку. Карлос опустил тросточку ниже, к моей груди – и этим самым говном на палочке старательно вычертил, пару раз обмакивая «стило» в «чернила»: CAPULLO.

Окончательно изгадил мою любимую майку-тишетку! мало им было разорения бояровского гардеробчика в Квинсе! Ах, да! Там, в Квинсе, были не они, не колумбийцы, не красавцы-мерзавцы сеньора Виллановы. Ибо…

Ибо наставительный тон Карлоса (Вы совершили ошибку…) касался не только правил, так сказать, хорошего тона, но и правил правописания. И он ткнул меня в эту ошибку носом – почти буквально: CAPULLO.

А я-то намалевал на крышке белого рояля: COPULLO.

А со зрительной памятью у меня полный порядок – и в лофте на Бэдфорд-авеню, и в студии на Джамайка-авеню так и было намалевано (в первом случае – кровью, во втором случае – краской): «COPULLO»…

Я и рояль «надписал» ответно – буковка в буковку, мол, знай наших, а уж наши ваших знают доподлинно, в чем и расписываются. И вот… не детишки папы-Карлоса бедокурили в жилищах-обиталищах Александра Евгеньевича Боярова. Ибо…

Ибо сколь бы ни был безграмотен и темен русский человек от крайнего детства до глубочайшей старости, он на заборе никогда не напишет ХЫЙ. Или ХЮЙ. Уж тут-то он, русский человек, в буковках не ошибется. То же справедливо, думаю, в отношении любого безграмотного и темного латиноамериканца: в заборной графике ошибки такого рода исключены. И если кто-то начертал по-испански: «COPULLO», а не «CAPULLO»…

«Вы совершили ошибку. Непростительную ошибку». Так-то, сеньор Боярофф. Не колумбиец начертал. Кто-то, желающий сойти за колумбийца, но не колумбиец. И не мексиканец, не сальвадорец, не кубинец… Так-то, сеньор Боярофф. Повнимательней надо быть, повнимательней.

Однако сеньор Вилланова вряд ли удовлетворится объяснениями типа «извини, старик, обознался». Я и сам на его месте не удовлетворился бы. Сказано уже сеньором Виллановой однозначно про НЕПРОСТИТЕЛЬНУЮ ошибку.

А кисти рук плотно припечатаны к полу, а ноги чуть ли не в шпагате, а «томас» у Карлоса, а вокруг – меленькие– смугленькие-злобненькие, типа чечни. Только на сей раз никакой Камиль Хамхоев не подоспеет на выручку. Сам, Бояров, сам.

Пожалуй, правильно я поступил, когда не стал раздувать ноздри, жилы на шее напрягать, свирепо сопеть, пока сеньор-Вилланова демонстрировал мне правила написания capullo-copullo на моей собственной тишетке. Во-первых, сам понял кое-что. Во-вторых, дал понять окружающим, что сник, смирился, виноват, заслужил, готов отвечать по всей строгости…

Я опрокинулся на спину, чуть не вывернув кисти рук. И сделал ножницы еще те! Любой брейк-пацан позавидует. А ведь я уже далеко не пацан.

Кисти рук освободились от гнета «горилл» – каждая из них, из «горилл», схлопотала бояровской ногой по морде. Я оттолкнулся спиной, выгнулся в воздухе (ох, кости мои старые!) и опустился на карачки – мог бы и в полный рост, но задача другая, с низкого старта сподручней. С низкого старта я перемахнул разделявшую нас с карликом-Карлосом вонючую лужу и въехал головой аккурат в пах сеньору Вилланове. Мгновение, не больше. Кресло – на колесиках – метнулось назад, застряло, стало заваливаться. Ну и мы с крестным папой-Карлой – соответственно. Мы с ним теперь – не разлей вода. Короче, когда кресло перевернулось, я уже стоял на своих двоих. Карлоса, разумеется, не выпустил. Посиди чуток на моей шее, уважаемый сеньор, вместо бронежилета послужишь, спину прикроешь.

Я прошелся кругом – на былинный манер: где махнет, там будет улица, промахнется – переулочек. Стрелять никто из красавцев-мерзавцев не посмел (еще зацепишь хозяина!), с кулаками тоже никто не рискнул встать на пути – глядите, орлы, какая у меня рогатина! Рогатина у меня состроена из торчащих врозь ног вашего хозяина. Па-а-аберегись!

Я задержался только еще на секундочку: из Карлоса, висящего за моей спиной головой вниз и… э-э… носом в жопу, посыпалось – монетки, портсигар, пистолет. Так! Это не мой!

А это мой. «Томас». Я перехватил на секундочку обе ляжки сеньора Виллановы одной рукой подобрал пистолет и – рванул на волю.

Марш-бросок на сто метров. До ворот. Гвардейцы сеньора Виллановы ожидали, вероятно, чего угодно от крези-бледнолицего, но не такого! Да я и сам от себя не ожидал. Назовем это не бегством, а отходом на заранее подготовленные позиции.

Вслед мне было послано:

– Ты покойник! Ты мертв!

Нет уж, я жив! Сами вы – capullo! Mierda!

Ворота по-прежнему на запоре. С грузом за плечами мне еще не доводилось бегать по стенкам. Довелось! Даром что карлик-Карлос легче армейского рюкзачка моей давней афганской бытности, но чуть не перевесил – брякнулись бы мы назад, исчерпав инерционный ход, тут бы я его раздавил своим весом, как жука. А потом и меня бы раздавили – красавцы-мерзавцы, естественно, вдогонку кинулись, тут как тут. Но – мы не брякнулись. А с гребня стены я уже спрыгнул по всем правилам, даже сеньора Вилланову, кажется, не повредил. Так только… зубы у него чакнули. Зуб за зуб, уважаемый сеньор.

Уважаемый сеньор был в беспамятстве. Немудрено! Я бережно стряхнул ношу на травку: извини, старик, обознался!

Вот тут-то Александр Евгеньевич Бояров задал такого откровенного стрекача, какого не помнил за собой со времен… тьфу! да ни с каких времен! Хорошо, что гвардейцы папы– Карлы по стенкам бегать не умеют – фора в секунд тридцать-сорок: пока, низкорослые, взберутся, пока, бестолковые, ворота отопрут и погоню продолжат… До канадской границы, положим, я не добегу, но до своего упрятанного «тендерберда» – пожалуй! Шаг вперед, Бояров! Шире шаг!

Это я мудро поступил, что пешим ходом к новой вилле сеньора Виллановы подгреб. Если и следили бойцы карлика– Карлоса за дорогой в ожидании визита некоего Боярова из полиции, то могли и заметить: он пришел пешком… то могли бы и не заметить: проезжал тут один на каком-то страшилище во-он туда, а потом оттуда и произошло явление Боярова народу. Это я мудро поступил.

А во всем остальном я поступил, как последний мудак, не побоюсь этого слова.

Фора оказалась даже не в триддать-сорок секунд – в минуту! Вероятно, меня спасло недоумение красавцев-мерзавцев, оторопь их взяла. Ко всему готовы, на все готовы – но чтоб такое! Да и от крестного папы-Карлы распоряжений никаких – на травке забылся. Жив ли? Жив! Только распорядиться не может, заклинило. Оно понятно, у папы-Карлы, вполне возможно, синдром другого папы – папы-Мюллера: «Невозможно иметь дело с непрофессионалами!». Да уж, поди угадай! Пришел, испортил массу мебели, переколотил массу стекла, ухайдакал массу телохранителей, поиграл в лошадки – и ушел. А чего приходил-то?! Ты стой, ты не беги, ты объясни по-человечески: зачем тебе все это надо?!

А я знаю?! То есть теперь-то знаю: незачем. Но как бы вам, меленькие-смугленькие-злобненькие, это объяснить подоходчивей. Да так, чтобы вы поняли меня по-человечески, без всяческих «ты мертвец! ты покойник!».

Я оторвался. Парочка «пчел» прожужжала над ухом, когда я уже нырял в рощицу, но и только. «Тендерберд» завелся сразу, но направил я его не на федеральную дорогу, а куда-то вглубь, по рытвинам-ухабам, от глаз подальше – не хотелось мне, чтобы засекли мой «тендерберд»… так, знаете ли, заурчало нечто в роще и скрылось в чаще. Чащей здешние лесопосадки не назовешь, конечно… Однако достаточно густо, чтобы успеть оторваться, не попавшись на глаза преследователям. Нестандартный ход, ралли-совок! Бойцы-колумбийцы и преследовать-то не рискнут: там и змея не проползет, и не найдет дорогу птица! А по российскому Нечерноземью вам, бойцы, не приходилось ездить? То-то! Моя птица, моя «громовая птичка», мой «тендерберд» дорогу найдет. Мы, расейские, привычны. Дороги и дураки – вот неизменно на Руси. И то и другое я с блеском доказал.

Кружил-колесил по Нью-Джерси я изрядно. Так сказать, следы заметал. Не исключено, колумбийская братия уже отошла от первого шока, села в свои автомобильчики, рванула на поиски возмутителя спокойствия – что за марка у возмутителя, не разглядели, но я сам-то в курсе: «тендерберд» без верха, открытый – а мое личико им примелькалось, не без того, не без того…

Выехал, разумеется, на приличную дорогу, как только решил, что оторвался. Даже заправился на бензоколонке – благо заправщик вроде негр, вроде не нашенский, водичкой не станет разбавлять. Позвонил. Марси. Надо посоветоваться. Гудки длинные, отсутственные. Куда она подевалась?!

Пятница. Никуда не собиралась. Ей бы тоже впору лежать-отсыпаться, как и мне. Как и мне… то-то я отоспался!

Не знаю, есть ли тому подлинно научное объяснение? Или по-прежнему все на уровне «тут меня будто что-то толкнуло». Я ее хорошо чувствую. Она меня чувствует еще лучше. Я ей наплел с утра пораньше из телефонной будки «отключили за неуплату», плешь, короче, нес. Да и тон у меня был, вероятно, не самый подходящий для героя-любовника, стремящегося после проявленного героизма забыться одиноким сном… А ну, еще раз! Длинные гудки. Даже автоответчик не отвечает. Пятница. Уик-энд на носу. В свой Хантер-колледж она сегодня не собиралась. Да и кто в пятницу будет высиживать на скамье – учиться, учиться и еще раз учиться?! Да и мне она сама сказала: никуда не собираюсь. И – «тут меня что-то толкнуло». Взбрело мне, что звонила мне Марси, звонила, а потом окунулась в свой «порш» и дернула на всех мыслимых скоростях именно ко мне, именно в Квинс. Только я – именно где угодно, только не в Квинсе. Возможно, мои умозаключения покажутся не очень логичными, даже алогичными. Возможно, будь это не со мной, будь это в каком-нибудь триллере, – я и сам хмыкнул бы: не очень логично. Однако…

Я снова мчался в Квинс. Хотя меня ждал номер в отеле «Pierre» – 1703. Да-да, знаю, помню, успею туда. Только вот зубную щетку заберу, тапочки домашние… проверю, как там и что. Вроде бы и отходные пути заранее обеспечил только для того, чтобы не возвращаться на Джамайка-авеню – и вот… возвращаюсь. Да, выяснилось, не колумбийцы куролесили в моей студии. Следовательно, не знают они адрес (что шатко: после бояровской разведки боем нет ничего проще для агентуры сеньора Виллановы дознаться, где и как проживает буйный визитер – да хотя бы через того же Леву Перельмана: он-то продаст бывшего телохранителя, не задумываясь… а задумавшись, продаст тем более, но по-дороже). Адрес-то они, красавцы-мерзавцы, выяснят без особого труда – меня там не будет, но то проблема карлика-Карлоса. Однако если там меня не будет, но там будет Марси, а колумбийская мелочь пузатая подоспеет… В общем, мчался я в Квинс. Даже если мой глюк по поводу нынешнего местонахождения Марси – только глюк, остается вопрос: кто же тогда, если не бойцы сеньора Виллановы, устроил бедлам, всячески стремясь походить на бойцов сеньора Виллановы.