Текст книги "Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 35 страниц)

К счастью, левый ведущий Бен Хаим, недавно получивший звание сержанта, сработал очень грамотно, жестко и быстро: сбил идиота с ног ударом щита, и сапогом отбросил пистолет-пулемет подальше. Тщедушный малый оказался оглушен, и, может, потерял пару зубов (ветрозащитные полы шляпы при падении размотались, и на лице была видна кровь), но все-таки остался жив, за что сможет потом возблагодарить Бога, если он в него верит.

Сквозь выбитый «Автоботом» проем в стене мы попали в здание. Вихрем пронеслись через набитые народом коридоры и квартиры. Девицы кричали, младенцы рыдали, испуганные мамаши хватали и оттаскивали чад по углам, старики громко причитали.

Сапоги неучтиво ступали по напольным матрасам. Ведущие расшвыривали с пути столы и стулья, били посуду, кого-то нерасторопного оттолкнули щитами – нет времени на церемонии. Может быть, когда-то этим людям возместят ущерб. Впрочем, едва ли, если учитывать, что это здание было возведено здесь незаконно, и жили они здесь без каких-либо прав.

Мы миновали обломки платяного шкафа, под которыми валялись какие-то люди без сознания: похоже, попробовали перегородить этим шкафом дверной проем, не подумав, что войти захочет «Автобот».

Коридоры, комнаты, коридоры. Плечи цеплялись за разный хлам: коробки, мешки, доски, велосипеды. Мимо прошмыгивали лишь испуганные зеваки: если боевики «Либертадорес» здесь и были, их раскидали «Автоботы». Одна из дверей была выбита, за ней слышались причитания, скрипение сервоприводов и механический голос робота, скороговоркой зачитывающий права.

Вышли на верхнюю террасу внутреннего дворика через 00:01:24 после высадки (отстаем от графика лишь на несколько секунд). Широкая терраса опоясывала квадратный двор со всех четырех сторон. На ней кресла, столики, топчаны и матрасы (люди и здесь тоже спят). Полным-полно народу: люди вжимались в стены, сидели и лежали на полу, многие от страха кричали. Меж сторонами террасы были протянуты многочисленные веревки с бельем (сколько же тут белья?!).

Из-за закопченного пластикового купола вверху пробивались лучи света. Купол был едва виден из-за полупрозрачного безэкранного дисплея с рекламными роликами, восхваляющими зубную пасту и таблетки от похудения. Голографическая фигурка девочки гонялась по террасе за своим голографическим щенком, чтобы затем взять мохнатого друга на руки и поведать всем любопытным о пользе и необходимости стерилизации.

Увидел одного из «Автоботов» – скрутил двух правонарушителей. Ещё один мужчина валялся рядом бездыханный, и ограда террасы невдалеке проломлена (не полетел ли ещё кто-то вниз?).

– Синяя команда, работаем на удержание, – раздался в динамике голос Бен Хаима.

В этом месте, согласно плану, мы делимся поровну на «синих» и «красных»: «синие» берут под контроль террасу и прикрывают тыл, «красные» продвигаются на противоположную её сторону и врываются в притон, находящийся под контролем «Либертадорес». Там должны находиться наши цели.

На дальнем конце террасы гремела канонада.

– Живее, живее! – заорал я «красным».

Половину поля моего зрения занимал полупрозрачный калейдоскоп видеоизображений и бегущих строк: подборка информации из глобального интерфейса, автоматически сформированная ИИ для ведома командира отделения. Это отвлекало от реальности, но я обучен этому, и к тому же привык. Мое существо делится надвое: один смотрит, бежит и стреляет, второй переваривает информацию и анализирует ход операции.

Вижу, как «Автобот» натолкнулся на серьезное сопротивление на том конце террасы. Краем глаза я наблюдал, как махина разбирается с полудюжиной боевиков, успев поймать корпусом с полсотни выстрелов. Какой-то идиот попытался протаранить робота мотороллером, но оказался выбит из седла, и беспомощно дырчащий транспорт, протаранив заграждение, рухнул во внутренний дворик, срывая и таща за собой бельевые веревки. Некий громила с татуированными запястьями, в упор расстрелял в робота полмагазина своего калаша прежде чем поймать яйцами электрошок. Индикатор машины мигал оранжевым: системы серьезно повреждены.

В это время один из «Глаз» летел по узенькой улочке, балконы по обе стороны которой практически смыкаются – приближался к навесному мостику между балконами. Я узнал это место. Оно хорошо знакомо мне по планам, которые я просматривал перед операцией. Правый конец мостика выходил в то самое здание, в котором мы находимся. Как раз сейчас я спешил со своими людьми к дальней стороне террасы – к этому самому мостику.

Через окуляр «Глаза» я видел, как на мостике появляются двое, спасаясь от нас при нашем приближении. Один остановился и начал стрелять из автоматической винтовки в «Глаз», второй быстро побежал к левой стороне, размахивая руками, и орал что-то по-испански. «Отцепляй! Отцепляй!» – подсказал мне переводчик бегущей строкой внизу экрана. Затем изображение исчезло. Похоже, «Глаз» таки сбили.

– Быстрее! – в который раз закричал я.

Пинками ног отбрасывая стулья, кальяны и каких-то несчастных людей, мы повернули и оказались у начала подвесного мостика. Я взял на прицел бегуна, стремящегося к дальней стороне, сделал одиночный выстрел с бедра – и пробил ему лодыжку. Второй, у которого как раз заклинило оружие, поднял руки вверх, но до него как раз добрался искрящийся «Автобот», зрелищным кроссом послав преступника в нокаут.

Краткий миг я испытывал нерешительность (что, если на той стороне все же отцепят мостик, вместе с двумя своими ранеными товарищами?), но затем устремился вперед. На часах 00:02:26. Времени в обрез!

§ 7

По ту сторону мостика, куда закрыт путь простым смертным, находился клуб «Либертадорес»: место, контролируемое одноименной группировкой.

«Либертадорес» был выполнен в стиле латиноамериканских революционеров XX века, и предлагал посетителям полный набор развлекательных услуг: в десятках темных комнатушек можно было придаться извращенным сексуальным оргиям со своими или здешними шлюхами, опробовать любые виды наркоты, сыграть на деньги или обсудить с компаньонами деликатные дела и скрепить сделки (чаще всего: все это разом). К услугам любителей вирта: темный зал, где можно сутками торчать в выдуманной реальности, ходя под себя и обливаясь слюнями.

Ничего необычного: один из сотен маленьких Содомов, разбросанных на просторах внешнего мира. Как ни странно, сюда часто забредали респектабельные обыватели, населяющие Анклав: тут можно опробовать много такого, что у нас под запретом, да еще и совсем дешево. Правда, есть шанс попасть в неприятности, но небольшой: никому не выгодно терять состоятельного клиента, который мог бы заявиться еще.

По большому счету, такие места вне нашей юрисдикции. Есть местные правоохранительные органы, которые, по идее, должны бороться с преступностью на территории своей административной единицы. Но они слишком слабы и коррумпированы, и это все знают.

Во времена Свифта, когда-то какие-то злачные места «светились» в Анклаве (например, здесь загибался от наркоты какой-нибудь уважаемый бизнесмен, или чей-то обдолбаный муж дырявил свою неверную супругу из приобретенной здесь пушки), полиция Сиднея являлась сюда без приглашения и наводила порядок. Естественно, что эти точечные удары никак не влияли на уровень преступности в целом. Но власти Сиднея и не ставили себе за цель искоренить преступность в «желтых зонах». Тогдашняя изоляционистская политика Анклава предписывала применять стратегию сдерживания относительно внешних территорий. Простыми словами: «Главное, чтобы вся эта пакость не попала к нам в дом».

После кризиса 83-го, по решению Протектора, этой практике был положен конец. Рейды в фавелы стали редкостью, и проходили теперь лишь в порядке поддержи местной муниципальной полиции, в усиление которой были вложены баснословные деньги.

Еще больше денег было вложено в бестолковую рекламную кампанию на тему «Мы все – Содружество», призванную сгладить противоречия между жителями различных районов Сиднея: митинги, концерты, марафоны, благотворительные акции. Телевизионщики едва успевали освещать все эти проплаченные события, от откровенной натянутости которых иногда становилось тошно.

Не прекращалось строительство новых приличных микрорайонов с озоногенераторами, школами и больницами, куда планово переселяли не менее ста тысяч жителей «желтых зон» в год. В этом году обещали переселить сто тридцать тысяч. Но это все равно крохи. Всего лишь капля в море из десятков миллионов нищих и озлобленных людей.

В чем бы не пыталось убедить обывателей телевидение, Анклав все так же остался Анклавом, а фавелы – фавелами. Квоты на миграцию по-прежнему существуют и безбожно нарушаются. «Крысоловы» по-прежнему не дремлют, днями и ночами отлавливая и выдворяя из «зеленой зоны» нелегалов. А правозащитники, как и раньше, без устали кипят от гнева, а радикалы бросаются в полицию камнями.

И, конечно, на этой почве обильно плодятся экстремисты, все эти борцы за свободу и равенство. Всех их названий и не упомнишь. «Справедливый джихад» – не первые и не последние. Радикальные группировки с их дешевыми лозунгами живо находят отклик в сердцах угнетенных людей. И вот они уже готовы взрывать нас, похищать и пытать, за то, что мы их к себе не пускаем. За то, что мы дышим чистым воздухом и пьем чистую воду, а они нет.

Я легко мог представить себе, как все это смотрится с их стороны. Уж мне-то, с моим прошлым, это было несложно. Но ставить себя на место оппонента – это прерогатива психологов, философов или даже политиков, но уж никак не полицейских и солдат. Наше дело – применять против оппонента кулаки.

Доселе я не жаловался на такой удел. Мои мытарства в разрушенную Европу в августе 83-го стали для меня переломным моментом. Туда я уезжал мучимым депрессией и страдающим от кризиса самоопределения, а вернулся совсем другим человеком, который оставил свое прошлое и в прошлом, и стремился лишь к тому, чтобы найти в этой жизни теплое и достойное место.

Простые и понятные жизненные ориентиры легко нашли свою нишу в моем сознании, и за прошедшие пять лет разрослись там в пышный куст, благоухающий чувством долга и профессиональной гордостью, и лишь немного прело попахивающий полицейским нигилизмом.

В тот момент, я, конечно, не думал обо всем этом. Задуматься предстояло позже.

§ 8

Бен обогнал меня всего на полшага – спешил занять свое место в авангарде, ведь именно он в «красной» группе нес щит, и он должен быть впереди, когда мы вломимся в клуб, полный накачанных наркотой громил.

Не знаю, думал ли он в тот момент об опасности, которой все мы подвергаемся во время подобных операций. Наверное, нет. За его плечами было даже больше рейдов, чем за моими, и за прошедшие пять лет ему посчастливилось отделаться парой синяков и царапин. Полицейская махина работала так слаженно, что иногда начинаешь чувствовать себя неуязвимым и бессмертным.

Момент, когда плексиглас его шлема разлетелся на куски, навсегда застынет в моей памяти. Люди и прежде умирали рядом со мной, но это никогда не было настолько близко и настолько зрелищно-жестоко. Позже оказалось, что это была разрывная пуля – пробив стекло, она взорвалась внутри шлема, превратив голову бедного Бена в кровавый фарш. Одно хорошо – он определенно не мог успеть понять, что произошло. Умер мгновенно, распаленный азартом погони, не помышляющий ни о чем плохом. Наверное, это не самый плохой конец.

Может, когда-то я сумел бы убедить себя, что МакБрайд хотел умереть так. Если бы не знал, чего он на самом деле хотел: по окончании второго контракта перейти на штабную работу, а еще лет через двадцать – уйти на пенсию, проведя долгую старость в окружении внуков и правнуков.

Кровавые осколки вместе с ошметками плоти окатили меня фонтаном, и забрызгали стекло моего шлема.

– Снайпер! – испуганно закричал идущий позади меня офицер Блан.

Товарищи открыли огонь, метя куда-то по окнам зданий, нависающим над мостиком, но я не стал им уподобляться – мгновенно схватил щит МакБрайда, и, закрывшись им, приказал:

– За щитом! Вперед, живо!

Проверил Бену пульс, будто сам не понимал, что произошло необратимое. Перед глазами пронеслась картина: мы вместе с ним занимаемся рядом на беговых дорожках, и сквозь тяжелое дыхание он хвастливо рассказывает мне, что маленький Тим сказал первое слово: «Папа». Кровь стучала в ушах, будто порвался какой-то сосуд. Страх перемешивался с гневом, а смятение – с жаждой немедленной расправы.

– Офицер ранен! Офицер ранен! – как эхо, разнесся тревожный голос в динамиках. У нас не принято говорить «Офицер погиб», – пока это не засвидетельствует медик.

Подонок действительно ждал нас. Он занял удобную позицию над этим мостиком: в месте, где мы непременно пройдем, и где мы будем без поддержки «Ворона», который беспомощно парил наверху, не в силах опуститься так низко, чтобы нормально обозревать окна в узеньком проулке. Это не похоже на бандюков. Уголовники могут убегать и драться, цепляясь за свою жизнь и свободу, но подкараулить и убить копа – это поступок совершенно отмороженного психопата. Террориста.

«Вы сами сделали свой выбор, сукины дети!» – злобно подумала какая-то часть меня, пока я несся к запертой двери «Либертадорес», готовясь выбить ее ногой. Теперь, после того, что они совершили, перед нами не стоит моральной дилеммы. Те, кто так-вот убивает офицера полиции, снимают всяческие правила.

Я вышиб дверь, закрылся щитом от возможного огня. Через щит полетели ослепительные и ультразвуковые гранаты. Крики, хлопки, звон разбивающихся предметов. Теперь – вперед.

– Полиция!

– Бросайте оружие!

– На пол! Руки за голову!

Мы, перекрикивали один другого, но мало было тех, кто прислушался к полезным советам. Большая часть людей корчилась на полу, среди разломанных предметов мебели, держась за кровоточащие барабанные перепонки и невыносимо саднящие глаза. Среди них, конечно, больше случайных прохожих, чем преступников, но вряд ли в этом гадюшнике кто-то совсем свят.

Немногие, кто остался на ногах, благостно таращились на нас такими обдолбаными глазами, так что становилось ясно: они вряд ли сейчас расстроятся, даже если им прострелить пах.

Вокруг было немало голых женщин. Похоже, дресс-код «Либертадорес» предписывал прекрасному полу демонстрировать самое прекрасное без стеснения. Разноцветные силиконовые сиськи и ягодицы то и дело мелькали со всех сторон. Но возбужденные первобытным охотничьим инстинктом и яростью из-за смерти товарища, мужчины в керамических доспехах грубо отшвыривали нимф в стороны, пробиваясь к своей цели.

Ведомый навигатором, я несся вперед, словно заведенный, мимо всех этих загаженных наркоманских комнаток – пусть туземная полиция расчищает этот мусорник, мне не до того. Люди шарахались с моего пути и забивались по углам, надеясь, что буря пронесется мимо. Один обколотый идиот выбрался из своей комнатушки в одних трусах, размахивая пистолетом – я пустил пулю ему в плечо.

Вот лестничка вниз. На лестнице сшиб каких-то людей, они кубарем покатились вниз. Близко, совсем близко. Вот по этому коридору, теперь направо, и еще раз. Двери захлопывались за кричащими от страха людьми. Из-за перегородок доносились сладостные стоны – кое-кто трахался, не подозревая, что творится за стеной… Вот эта дверь! Бронированная – такую не вышибешь ногой, если ты не «Автобот». Из-за двери доносились беспокойные голоса, какая-то возня. Может быть, над ней установлена камера, и они знают, что мы здесь, готовятся ко встрече.

На таймере 00:03:17. Оглянулся – двое позади, Блан и Эриксон. Передал щит Эриксону – пусть со щитом идет салага, я буду стрелком. Налепил на дверь маленький направленный заряд взрывчатки: эта крошка легко вышибет металлическую конструкцию и отшвырнет ее метра на три внутрь помещения. Может быть, зашибет кого-то, но это не мои проблемы.

– Готовимся, – шепнул я, щелчком вынимая полупустой магазин из гнезда, вставляя на его место полный.

Не так часто приходилось лезть в самое пекло. Вламываться в комнату, полную вооруженных маргиналов – занятие для роботов. Но роботы остались позади. Так и было задумано: ведь они не умеют убивать, а мы умеем, и сейчас предстоит сделать именно это.

Я знал, что Рейнолдс, Гонсалес и все остальные сейчас следят за всем этим, смотрят нашими глазами. Никто не пытался влезать и отдавать команды: это не принято, в эти моменты лишь я за все отвечаю, и решения принимать лишь мне.

– Заходим, – велел я, и, сжавшись в комок за щитом, нажал на своем коммуникаторе кнопку детонатора.

§ 9

Штурм мы провели образцово, как на учениях. Следом за вышибленной дверью пошли ультразвук и вспышки. Эриксон, как носорог, ринулся вперед со щитом наперевес, а мы с Бланом шли следом гуськом следом, каждый держа свой фланг.

Странное помещение – ни дать, ни взять – современный двухкомнатный люкс в фешенебельном отеле. Мебель – настоящее дерево, или хорошая подделка. Зеркала, хрустальные люстры. Должны быть, здесь обычно отдыхает какой-то наркобарон в компании нескольких любовниц – вынюхивает порошок прямо с их обнаженных тел.

Здесь не было балкона и ни единого окна, но такова уж особенность трущобной архитектуры: настоящие проемы заменяют экраны со мнимой панорамой сверкающего огнями ночного города.

От взрывов все эти экраны, люстры и зеркала рассыпались на тысячи осколков, пророча обитателям люкса большое несчастье.

На моем фланге оказалось двое дюжих мужчин, совершенно обескураженных, но явно собиравшихся встретить нас огнем до того, как их оглушили взрывы: у одного в руках помповый дробовик, у второго – кустарный пистолет-пулемет. Нечего и думать об аресте, когда в мою сторону смотрят стволы. Инструкции на этот счет у нас четкие.

Времени очухаться и сдаться я им не дал: одному очередь в шею и голову, второму очередь в грудь. Оба падают. Особых эмоций я не испытываю. Они не первые в моей жизни. О грудь второго пули зазвенели странно – похоже, под свитером был бронежилет. Предусмотрительный засранец. Подскочив, я ударил его ногой в лицо, раскроив череп. Оглядываюсь: Эриксон уже положил одного, орудуя щитом, а со стороны Блана – продырявленный труп и отчаянно орущая окровавленная женщина, осыпанная осколками зеркал.

Мы прорвались в смежную комнату. Громадная кровать с вызывающей алой постелью, какие-то пуфики, сигаретный дым. Трое мужчин застыли с расширенными от страха зрачками, в руках у одного чемодан, у второго опущенный пистолет, у третьего – совсем ничего. Двое, похоже, из «Либертадорес». Третий, молодой курчавый индиец с серьгой в ухе…

Девдас Шастри, 27 лет, активист «Справедливого джихада».

Палец дрожал на курке, но на меня глядели расширенные от страха карие глаза, никаких резких движений, и совершенно очевидно, что он безоружен. Дернись хотя бы кто-то из латиносов рядом с ним – мог бы скосить заодно и Шастри. Но они готовы сдаться. А я не могу прям так, не могу просто убить его, как собаку, глядя в лицо.

Взревев от злости, сделал для острастки очередь в потолок, подскочил к индусу, с размаху ударил его локтем в подбородок, повалив на мягкие перины необъятной кровати. Взобрался на него сверху, придавил локтем горло, грозно проревел сквозь мембраны противогаза:

– Захери! Где Захери, сволочь?!

Он смотрел на меня невинными телячьими глазами: словно поражен и напуган моей невиданной и неоправданной жестокостью. Вспомнил из досье, что этот парень, кажется, приверженец философии мирного протеста Ганди, и чуть ли не монах. Все это сейчас снимает камера на моем шлеме, и это был бы прекрасный кадр для душераздирающего репортажа о попрании прав человека офицерами полиции Анклава. Понимая это, я убрал локоть.

– Сержант! – пока Эриксон укладывал латиносов носом в пол, меня позвал Блан. – Балкон, смотрите!

Сукины дети. Все-таки здесь был балкон: потайной, узенький вход на который спрятан за платяным шкафом. Они выбрались туда, спустили связанную из простыней веревку и ушли. Такой вариант мы не продумывали, никто ничего не говорил об этом долбанном балконе.

Балкон выходил не на улицу – с него открывался кошмарный вид на огромный и уродливый палаточно-избушечный городок, раскинувшийся под закопченной стеклопластиковой крышей ж/д вокзала. Электрички все еще каким-то образом ходили здесь, хотя самодельные жилища подступают к самым колеям.

Прямо под балконом из стены вытекала широкая сточная канава. Бурлящие нечистоты неслись вперед, окаймляя берега палаточного городка, обитатели которого даже в этот момент справляли туда нужду, усиливая этот зловонный поток.

Хлюпая ногами по жидкому дерьму, от нас удалялись двое.

– Я возьму их! – Блан вылез на балкон, упер приклад в плечо…

И на него с отчаянным ревом кинулся незаметно засевший на балконе мужчина, занося для удара стул. Жерар инстинктивно закрылся от удара рукой, но это его не спасло. Я мог лишь наблюдать, как удар обрушился на него, стул сломался, и офицер, запоздало пытаясь балансировать над узкими перилами, начал неумолимо переваливаться на ту сторону.

– Нет! – я бросился туда, но уже видел, что не успеваю.

В отчаянном порыве спастись Жерар схватил за ворот рубашки нападавшего, и тот, все еще движимый инерцией замаха, перевалился через перила следом. В последний момент, когда сплетенные меж собой мужчины падали вниз, глобальный интерфейс «Ориона» ни к чему подсказал мне, что нападавший – Хаял Махмудов, дагестанец, 34 года, еще один активист проклятòй организации.

Я вскинул винтовку даже Прежде чем услышал всплеск дерьма, принявшего в себя упавшие силуэты. Но уже поздно – те двое гадов скрылись за изгибом канавы, почти спаслись.

– За ними! – заорал я, практически выйдя из себя от бешенства.

Схватился за веревку из простыней, не заботясь о том, выдержит ли она больше центнера веса. За миг соскользнул по ней, окуная сапоги в вязкую смердящую жижу. Увидел, как два тела копошатся рядом, и с облегчением понял, что Блан выжил благодаря принявшему его спасительному дерьмовому батуту. Если даже переломал себе что-то: ничего, современная медицина все это лечит.

Теперь надо бежать. Я рванулся вперед с максимальной скоростью, на которую способен мой невероятно тренированный организм, которому не требуется допинг боевых стимуляторов. Почти каждый офицер принимал эти препараты перед операцией, но не я – ежедневные тренировки и так приблизили меня по свойствам к боевой машине, настолько, насколько это вообще возможно без серьезного вреда здоровью.

Преодолев метров тридцать дерьма, я повернул за угол – и увидел, что они совсем близко. Два силуэта в неброских темных одеждах. Намылились выбраться из канавы. И какие-то люди сверху уже тянули им руки, готовые помочь. Слишком поздно.

Я остановился, расчетливо занял положение для стрельбы с бедра, пустил пулю выше их голов. Ну давайте, сволочи, дергайтесь! Один из них действительно резко повернулся, начал поднимать штурмовую винтовку… (Ронин Хуай, 24 года, активист «Справедливого джихада» – представил его мне «Орион» за миг до того, как я одним движением пальца отправлю это досье в архив).

… и вдруг второй человек стремительно вскинул руку, схватил ствол винтовки и силой опустил вниз, в тот же миг поднимая другую руку вверх с раскрытой ладонью.

Лицо хорошо видно из-за красного платка, покрывающего волосы: «Лейла Аль Кадри, 25 лет, активист «Справедливого джихада»». Аметистовые глаза, яркие, как настоящие драгоценные камни, впивались в меня как стрелы, неожиданно подвергая испытанию. Этот взгляд заставлял меня обнажиться. Кричал мне вызывающе: «Покажи, кто ты такой! Убийца – так не прячься под маской полицейского!»

Знаю, я мог бы прикончить их в этой канаве, и мне ничего бы из-за этого не было. Ничего. Более того – я отомстил бы за Бена, которого эти вонючие гады подло пристрелили из засады, а теперь смеются мне в лицо, поднимая руки и отдавая себя на благо правосудия с его двуличной гуманностью, со всеми этими адвокатами, журналистами и прочим дерьмом.

– Мы не сопротивляемся, офицер! – быстро шагая ко мне с поднятыми руками, слегка срывающимся голосом вскричала Лейла Аль Кадри. – В чем дело? В чем нас обвиняют?! Я готова ответить на ваши вопросы! Брось ты чертову пушку, Ронин!

Глядя на свою спутницу округленными от потрясения глазами, кореец послушно выронил оружие, будто оно невыносимо жгло ему пальцы. Я вдруг почувствовал себя паршиво. Момент был упущен. Я не мог сделать этого. Не мог.

– На колени! – приказал я, и Лейла исступленно рухнула на колени прямо в говно, продолжая смотреть на меня вызывающие-фанатичным взглядом, вопросительно подняв брови.

– Как скажете, офицер! Но я требую, чтобы вы соблюдали мои права! Назовите свое имя, предъявите мне корочку! Кто передо мной, а?! Вы вообще офицер, или самозванец?!

Парень с дурацким именем Ронин послушно присел в фекалии следом за ней. Я стоял как истукан. Идиотизм ситуации начинал зашкаливать, и я бы сейчас не отказался от небольшой подсказки от Рейнолдса или хрен знает еще кого. Впрочем, что я могу?..

В этот момент произошла вспышка.

§ 10

Здание вокзала на краткий миг наполнилось синим сиянием. Я почти физически почувствовал, как через меня проходит торнадо электромагнитной энергии, и волосы на голове становятся дыбом. Шум в динамиках неожиданно прервался, изображение глобального интерфейса «Ориона» исчезло из-пред моих глаз – осталось лишь темное пятно от запекшейся крови МакБрайда.

«ЭМИ? Не может быть», – пронеслось в моём сознании.

– Лидер «красных» вызывает диспетчера, прием, – пробубнил я, совсем забыв, что передо мной сидят эти двое. – Диспетчер, диспетчер, диспетчер, как слышите?..

– Что это была за чертовщина?! – пораженно прохрипел Хуай.

Он не знает. Не знает? Притворяется?! Не похоже. Но тогда кто?..

– Сэр! – сзади донесся напуганный голос Эриксона.

– Знаю, – не оборачиваясь, не сводя глаз с этой парочки, отозвался я.

– Нет, сэр! «Автобот»!.. – парень, похоже, немного потерял концентрацию.

– Знаю, чёрт возьми, что всё отключилось! – раздражённо отмахнулся я.

– Нет, сэр! Эта хрень напала на Блана! Атаковала офицера!!!

– Что?! – сказанное дошло до меня не сразу.

Я оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть. Махина приближалась к нам семимильными шагами, не обращая внимания на дерьмо и ни на что на свете. Я вперился в него взглядом, нетерпеливо ожидая, когда глобальный интерфейс «Ориона» подскажет его кодовый номер. Потом понял, что ничего не работает.

– Экстренное отключение! «Автобот», экстренное отключение!

Я – авторизованный офицер, они обязаны исполнять команды! Но ничего не работает, ни одна система! Но ведь тогда и сама хрень не должна работать! А если и нет, как она может?! Хаотичные мысли все никак не лягут в ряд.

– Сэр? – Эриксон непонимающе уставился на меня.

В этот момент «Автобот» резко ускорился, настиг его – и проворный скандинав вовремя успел выставить щит, чтобы защититься от чудовищного удара. Сила удара сделала в щите вмятину и отбросила офицера метра на два.

Это абсолютно невозможно, это закон – полицейские роботы никогда не атакуют офицера, даже если он атакует их первым и наносит любые повреждения.

Без слов подняв винтовку, я открыл огонь. Никогда прежде не думал, что мне придется стрелять в «Автобота». Где у этих хреней слабые места?! Пробьют ли их вообще мои 4,73-мм пули с пониженной скоростью полета, которые полиция применяет в густонаселенном районе?!

Я выстрелил с половину магазина, и пули со свистом рикошетили от стали. Клацнул на рычажок подствольника, но тот оказался пуст. И тут эта херовина пошла прямо на меня. Впервые в жизни я оказался по эту сторону, и понял, как это страшно – оказаться лицом к лицу с двухметровым бездушным механизмом, который проворно идет к тебе: неумолимый, холодный металл.

Порывистым рывком я уклонился от мощного, как таран, прямого удара, и оказавшись за спиной махины, расстрелял еще четверть магазина, прежде чем замах металлической руки все же меня настиг. Основная сила удара пришлась по винтовке, которую я выставил, как преграду, но докатилось и до шлема. Плексиглас от давления треснул, лишь чудом не разбившись.

Потеряв равновесие, я плюхнулся в податливое смердящее течение. Шок от происходящего был так силен, что я вряд ли смог бы оказать еще какое-то сопротивление, а если бы и смог – вряд ли это бы помогло. Корпус «Автобота» угрожающе навис надо мной (рука нащупала кобуру с пистолетом М-10, но что толку от десятимиллиметрового калибра?!)… и в этот момент в робота вошел плотный сгусток плазмы, оставивший за собой в воздухе полосу раскаленного испарившегося воздуха. Затем – еще один. И третий – полностью снес то, что у человека было бы башкой.

На меня полетела стружка оплавленного металла. Отчаянно силясь отползти, я бессильно смотрел, как робот, в корпусе которого прожжены уродливые оплавленные дыры диаметром в несколько дюймов, качается, прежде чем натужно завалиться в мою сторону. Отползти я так и не успел, лишь прикрыл голову сложенными руками.

– А-а-а, черт! – крякнул я, придавленный страшной тяжестью.

Из легких, кажется, разом вышел весь воздух, и хорошо еще, что внутренние органы уцелели. Отчаянно ворочаясь под тяжестью «Автобота», я инстинктивно обернулся и сумел разглядеть сквозь призму своего разбитого плексигласа аметистовые глаза Лейлы на фоне плазмомета, который она сжимала в вытянутой руке. Не может быть, чтобы у них было такое мощное оружие! Где она его прятала, как я мог его не заметить?!

Арабка сделал несколько стремительных шагов ко мне, и я успел распрощаться с жизнью, но она всего лишь сказала:

– Тебя просто используют. Как и вас всех. Ты борешься не за правое дело.

– Лейла, скорее! – прокричал где-то позади Ронин.

Наконец она скрылась. Не знаю, почему она не убила меня. Ведь убили же они Бена МакБрайда: хладнокровно, расчетливо и безжалостно. Меня действительно оболванили. Рейнолдс, старый хер, описали мне их как кучку пустых болтунов. Я не знал, с чем мне предстоит столкнуть, не мог знать. Снайперы, ЭМИ, плазмометы – это совсем не похоже на гребаных дилетантов! И что за херня была с этой долбанной жестянкой?!

– Лидер «красных», офицер ранен, диспетчер, вашу мать, – кряхтел я, с огромным трудом сбросив с себя останки «Автобота», а затем и шлем с растрескавшимся стеклом.

Никто, конечно, не ответил. Эриксон без сознания – сидит, прислонившись к бетону, омываемый волнами дерьма. Это дерьмо уже унесло куда-то мое оружие, и его оружие. Я сам весь в дерьме. В прямом и переносном смысле. Связи нет. Не знаю, кто где, и что к чему. Не знаю даже, куда идти: обратно на балкон не подняться, навигатора нет. Безо всей этой техники мы совсем беспомощны. Едва ли не самая паршивая ситуация, в которой я когда-либо оказывался.