Текст книги "Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 35 страниц)

Впервые в жизни я ощутил, каково это: когда что-то не в порядке у тебя внутри. Химикаты, которые в меня лили каждую ночь, творили неладное. Я ощущал, как организм вопит о помощи каждый раз после приема новой порции яда.

Но биостимуляторы в совокупности с психотропными средствами делали свое черное дело. Я ощущал, как ментальные щупальца внедряются мне в подкорку с каждым днем, и с каждой ночью – упорно, неутомимо и неумолимо. Они приходили ко мне ночью, вторгались в мои сны, путали воспоминания и мысли. Они подчиняли меня себе. Я полагал, что, пройдя «Вознесение», способен бороться с этим, сохранять свое сознание и сопротивляться гипнозу. Но я ошибался. Воля человека не безгранична. Ее всегда можно сломить – вопрос лишь в том, насколько сильные средства для этого требуются.

Томсон, Тауни и другие инструктора с удовлетворением глядели, как напичканные метамфетаминами и энергетиками рекруты, высушенные, жилистые, с дико выпученными глазами, превосходят физические нормативы день за днем, порой разрывая мышцы от нагрузок, многократно превышающих те, что даны им от природы. Крики становились все стройнее, жалоб становилось все меньше, а взгляды делались все безумнее и свирепее.

Часы, отведенные для занятий по стрельбе, технико-инженерной, информационной, тактической и другой специальной подготовки были для рекрутов вершиной блаженства. В такие дни дозу «Валькирии» уменьшали. Исступленно повторяя вслух и заучивая наизусть строки уставов и технических инструкций, будто слова молитвы, или ковыряясь в оружии и технике, мы были счастливы, что наши истерзанные тела отдыхают. Но расслабиться на этих занятиях не получалось – тех, кто не преуспевал, наказывали дополнительными физическими нагрузками.

Отстающих никто не жалел. Их ломали. На моих глазах некоторые выбыли из строя, получив серьезные травмы во время тренировок. Кое-кто позднее вернулся в строй, кое-кто – нет. Я часто задумывался, куда они деваются, не перевели ли их в другую часть, или, может быть, вовсе расторгли с ними контракт? Задумывался об этом не я один.

Где-то день на тридцатый, мужик из роты «В», прибывший в одно время со мной, на вид довольно крутой и поначалу сильно хорохорившийся, предпринял отчаянный шаг. Во время тренировки он специально рухнул с высокой лестницы на полигоне и сломал обе ноги, надеясь выбраться с Грей-Айленде за ненадобностью. Членовредительство вскрылось, когда бедняге просканировали мозг. Днем позже нервы не выдержали у еще одного из новичков, из роты «С». Он попытался повеситься в туалете на своем ремне, но другие рекруты вытащили его из петли.

Решив, видимо, что с подобной «эпидемией» необходимо что-то делать, руководство следующим же утром собрало на главном плацу все роты. Оба провинившихся стояли напротив строя, прикованные наручниками к столбу под флагом Легиона – тому самому, у которого мне и другим рекрутам доводилось отведывать кнута инструктора Тауни. Присмотревшись, я узнал парня, который пытался повеситься. Это Хэнк Уотерс, тот самый бывший морпех, с которым мы летели в одном самолете! Уотерса было сложно узнать – за прошедший месяц, или сколько там прошло, Хэнк скинул килограммов десять и выглядел совершенно сломленным. Впрочем, это наблюдение не слишком сильно меня взволновало – ранним утром действие повышенной дозы «Валькирии», которую мне выписал Браун, было еще настолько сильным, что проблесков сознания практически не случалось.

Зашагав перед строем, майор-инструктор Томсон заорал:

– Равняйсь! Смирно! Слушайте внимательно, мясо!

Следом за ним показался профессор Говард Браун. Осмотрев рекрутов своими ледяными синими глазами, он произнес:

– Сегодня вам уготован необычный урок. Урок правоведения. По законам республики Силенд, которую частные военные компании создали специально для выполнения своих целей, деяния, совершенные этими двумя объектами, считаются тяжкими преступлениями. И подлежат трибуналу по упрощенной процедуре. Трибунал уже состоялась: краткое следствие, краткое совещание трех судей, один из которых стоит перед вами – и приговор предстоит незамедлительно привести в исполнение. Сейчас вы это увидите.

По молчаливому сигналу Брауна Томсон махнул рукой Тауни. На глазах у всего батальона, выстроившегося в угрюмые черные шеренги, плачущему мужику с переломанными ногами, который продолжал клясться, что сканер сработал неправильно, всыпали пятьдесят ударов кнутом. Где-то до тридцатого раза он еще стонал и звал на помощь маму, затем – утих. Кажется, он умер, но точно я не мог быть уверен.

– Что до этого, – получив еще один молчаливый сигнал от Брауна, Томсон кивнул на Хэнка Уотерса. – Триста шестьдесят первый так хочет выбраться отсюда, что ему уже на все плевать. Он готов уехать с Грей-Айленда даже в цинковом гробу. Верно я говорю, Триста шестьдесят первый?

– Да, сэр, – дрожащим голосом произнес Уотерс. – Мне плевать. Я не могу. Из меня не вышел легионер. Я слаб. Можете убить меня. Пристрелить, как собаку. Я просто не могу.

– Что ж, ты убедил профессора Брауна, – ухмыльнулся Томсон. – И он позволил тебе выбраться отсюда.

Я вначале не поверил своим ушам. Но затем майор махнул рукой, и четверо рекрутов торжественно выкатили откуда-то цинковый гроб на колесиках, обернутый флагом Железного легиона. Томсон приглашающим жестом указал в сторону гроба.

– Давай, Триста шестьдесят первый. Полезай.

Глаза Хэнка расширились. Он не понимал, что происходит.

– Помогите ему! – крикнул Томсон.

– Сэр, вы что делаете?! Нет, я не хочу! – с ужасом осознав, что происходит, заартачился Уотерс. – Я передумал, сэр! Нет, пожалуйста!

Перед всем батальоном Хэнка, отчаянно отбивающегося и молящего о пощаде, четверо рекрутов из его же роты «В» силой приволокли к гробу и затолкали туда, прикрыв крышкой сверху. Изнутри продолжал доноситься отчаянный стук и приглушенные крики. Томсон махнул рукой еще раз – и над плацом заиграли из динамика звуки старинного воинского оркестра.

– Жаль, но у нас нет капеллана и почетного караула, так что на этом процедура заканчивается. Давайте, ребята. Исполните последнюю волю Триста шестьдесят первого – придайте его тело морю, – майор указал в сторону бьющихся о скалы волн.

Пока гроб, из которого продолжал доноситься стук, катили в сторону моря, майор-инструктор, повернувшись к нам, истошно заорал:

– КТО ВЫ?!

– МЯСО!!!

– ЗАЧЕМ ВЫ ЗДЕСЬ?!

– УБИВАТЬ!!!

В такие моменты я сам не замечал, как из груди рвется полный бешенства крик. Глаза застилала белая пелена, а катушки сознания сами собой раскручивались, поднося чуждые и непривычные мне мысли.

Крайне редко, в основном вечерами, наступали минуты просветления, когда ко мне возвращалось адекватное восприятие действительности. В такие моменты я пытался прочитать во взглядах других рекрутов, адекватны ли они. Но я мог лишь догадываться, что кроется за их бесстрастными лицами.

Порядки Грей-Айленда запрещали неуставное общение «мяса» между собой. За это причиталось телесное наказание в виде ударов кнутом. Об этом никто из рекрутов не забывал ни на минуту – удары были так жестоки, что спина на всю жизнь сохранит следы истязаний. Ни у кого из рекрутов не было средств связи – согласно условиям контракта, они не имели на это права. У нас не было доступа к глобальной сети, к телевидению, к иным источникам информации извне. Мы не имели никаких шансов выбраться отсюда или дать кому-либо о себе знать.

Недостаток информации и общения действовал так же сильно, как физические мучения и психологические унижения. Долгими ужасными днями мы видели вокруг себя обритые головы товарищей, пытались прочитать на их изможденных лицах те же чувства, что испытывали сами – но не имели права обмолвиться с ними ни единым словом, кроме как по служебным делам. Чужие «уши» и «глаза» были внутри каждого из нас, и всюду вокруг нас: начиная от стен зданий и заканчивая униформой и снаряжением. Как и в «Вознесении», здесь мы на виду у Большого брата. Но этот Большой брат не остается безучастным наблюдателем – он наказывает каждого, кто рискует дерзновенно поднять на него глаза.

«Не может быть цели, оправдывающей такое попирание человечности», – написал бы я в своем дневнике в одну из последних своих минут просветления, если бы я мог вести его. – «Быть может, легионерам нужны испытания, чтобы закалить дух. Но эти испытания не закаливают его – они сводят с ума. Я забываю, как меня зовут. Обращаюсь к себе мысленно как «Триста двадцать четыре». Как же это случилось?! Я взрослый, сознательный человек. Я пять лет прослужил в полиции. Я практически резидент Содружества, черт возьми! Я пришел сюда по зову чертового Чхона, чтобы защищать цивилизацию от агрессора. Но вместо этого меня сделали подопытным кроликом каких-то сумасшедших ученых! Я оказался в рабстве, в ужасной тюрьме, в которой меня жестоко пытают, стараясь вытрясти из меня душу и убить во мне все человеческое, превратить в робота. За что они со мной так? Ведь все мы свои. Ведь все мы служим одной цели… Будь ты проклят, Чхон! Будь ты проклят!»

Каждый день мысли менялись. Возмущение и гнев не задерживались надолго. Чем более изощренно из меня выколачивали дух – тем громче становились мои крики восторга. Это происходит незаметно: страдания превращаются в наркотик, и каждый день ты ждешь новой дозы боли с жадным нетерпением мазохиста, а твой искалеченный организм просит нового вливания биостимуляторов со страстным желанием законченного наркомана. Жестокость становится религией, истязания – молебнами, стимуляторы – благовониями.

Вокруг нет никого, с кем можно поделиться своими соображениями. И за ненадобностью соображения исчезают. Мысли заменяет что-то механическое. Временами разум бунтует: происходят истерики, нервные срывы. Но эти вспышки редки, быстро погашаются транквилизаторами из пульсирующих в крови нанокапсул и каждый день все более вялы. Вещества не позволяют эмоциям возобладать над системой – эмоции уничтожаются ими, как микроорганизмы сильными антибиотиками.

Может быть, если бы я вовремя заметил, как меня затянуло в эту карусель – я бы попытался остановиться. Ведь поначалу я принял решение: «затаиться, перетерпеть, чтобы выбраться отсюда!» Но дьявольская сущность системы в том, что твое сознание меняется настолько быстро, что очень скоро ты просто не можешь оценить вещи объективно. Что было неприемлемым на первый день, на двадцатый становится нормой, на сороковой – мечтой.

Лишь очень редко, в перерывах между вливанием допинга, я осознавал, что несусь на каком-то безумном экспрессе прямиком в пекло, что происходящее вокруг меня дико и ужасно. Но экспресс не делает остановок, а я приобрел себе билет в один конец. Поставив подпись на контракте, я сжег все мосты – пусть я и не знал, на что я соглашаюсь.

§ 44

– Триста двадцать четвертый! – взревел Томсон на N-ный день каторги.

– Сэр, да, сэр! – завопил я громогласно.

– Как твое имя?!

– Номер триста двадцать четыре, сэр!!!

– Кто ты такой?!

– МЯСО!!!

– Зачем ты здесь?!

– УБИВАТЬ!!!

Генерал Чхон улыбался, глядя на меня – он стоял позади инструктора, вместе с Окифорой, Брауном и еще несколькими людьми в штатском. Перед восторженными глазами начальства выстроились триста шестьдесят два человека-машины, в чьих безумных глазах светится преклонение перед командирами и желание нести смерть по их приказу – все те, кто выдержал N-ое количество дней чистилища, чтобы прямиком из него отправиться в ад.

– Нет, бойцы! – раскатился по строю голос Чхона. – Вы больше не мясо. Теперь вы – элита. Лучшие из лучших. Достойнейшие из достойнейших. Вы – легионеры Железного Легиона. Вы – безымянные герои, принесшие себя в жертву во имя великой цели. Защитники нашей державы, сторожевые псы, охраняющие великое Содружество наций, охраняющие все человечество. Вы – наша надежда и наша опора! Вы те, кто понесете наше знамя. Вы к этому готовы?!!

– СЭР, ДА, СЭР!!! – прокатился грозный рокот по строю.

Один из людей в штатском, стоящих по соседству с Чхоном, прошептал несколько слов. Кивнув ему, генерал стальным голосом отдал команду:

– Легион – смирно! Сейчас вы услышите речь самого Протектора! Приветствуем нашего Верховного главнокомандующего!

– У-Р-А!!! У-Р-А!!! У-Р-А!!!

Огромный воздушный дисплей раскинулся перед нашими шеренгами за спинами начальства. В нем было по меньшей мере двадцать метров высоты и столько же – ширины. С этого исполина на нас взирала огромная голова Уоллеса Патриджа. Властелин наших судеб взирал властно, с сознанием собственного величия.

Волна обожания и преклонения перед этим человеком захлестнула стройные ряды новообращенных адептов Великого Содружества, и распространилась по ним, как вирус. Никто не заметил, что буквально за последний год Протектор впервые начал выглядеть старцем. Черты его лица как-то незаметно заострились, стали резкими – и это перемена лишила диктатора части харизматичного обаяния, которым он славился еще со времен Старого мира. Многие приметили этот симптом наступающей старости или серьезной болезни. Многие – но не мы.

– Жители Содружества! Наше государство стоит на пороге непростых времен. Преодолев все испытания, которые уготовала нам судьба, нашими совместными титаническими усилиями, человеческая цивилизация воспрянула из хаоса и анархии, подобно прекрасному фениксу, возродившемуся из пепла. Все мы хотим жить и растить наших детей под мирным солнцем, никогда больше не возвращаясь к ужасным ошибкам прошлого. Мы всегда полагали, что это естественное, единственно возможное мироощущение всех людей, которым посчастливилось пережить Апокалипсис и увидеть зарю Нового мира. Но оказалось, что это не так. Мы стали свидетелями вызывающей и агрессивной политики со стороны наших соседей, называющих себя Евразийским Союзом. Все вы знаете меня как сторонника компромисса. Все эти годы я не терял надежды, что в конце концов все люди нашей планеты объединятся под флагом единого мирового государства, что навсегда положит конец любым распрям. Я не теряю этой надежды и сейчас. Но я больше не могу игнорировать политику наших соседей после всех тех бед, к которым она привела в Индостане, в Европе, а теперь и в Африке. Эта политика угрожает нарушить естественное течение жизни, к которому мы так долго и с таким трудом шли. Она грозит уничтожить все, чего мы достигли, и повергнуть мир назад в пучину опустошения.

С каждым новым словом Протектора меня переполнял праведный гнев. Руки невольно сжимались в кулаки. Мы не позволим им разрушить наш мир! Я не позволю им это сделать!

– Тридцать три года назад человечество жестоко поплатилось за свою гордыню. Много миллиардов людей были убиты во имя глупых идей и алчных политиков. Мы никогда не забудем этого – ни сегодня, ни через десять, ни через сто лет. Каждый из нас, выживших и родившихся после, несет долг перед человеческой цивилизацией – мы не должны допустить, чтобы это повторилось. Мир есть высшее благо, а война – самое страшное зло. И мы защитим мир во что бы то ни стало.

Слова о мире не отдаются в моей душе. Я – мясо. Я здесь, чтобы убивать. Чтобы искромсать в клочья, разорвать зубами, сжечь, расплавить выродков, пусть мне только их укажут. Разве может быть мир с ними?! Никогда!!!

– Сегодня наше правительство направило лидеру Евразийского Союза официальную ноту с предложением об урегулировании нарастающих между нашими державами противоречий. Наши настойчивые предложения: прекращение территориальной экспансии, физического и психологического насилия по отношению к жителям Содружества наций и других независимых общин, – произнес Патридж спокойно. – Наше правительство и правительства наших членов поступает так во имя всеобщего блага. И мы призываем правительство Евразийского Союза и его членов к тому же. Пусть политические амбиции отойдут на второй план – ведь все мы люди, и все мы живем на одной планете.

Мускулы у меня на щеке слегка задрожали. Я не понимал, почему этот старик говорит так много умных и витиеватых слов, преисполненных чуждого мне пафоса. Разве это он – Верховный главнокомандующий? Тогда почему он не приказывает мне броситься в бой?! Почему он не кричит, чтобы я наконец отправил проклятых выродков в небытие?!!

– В течение месяца мы будем ждать реакции на нашу дипломатическую ноту, не теряя надежды. В этот период ни один военнослужащий Объединенных миротворческих сил, ни один сотрудник сил охраны порядка или любой иной правоохранительной структуры Содружества наций не предпримет ни единого акта военного характера, не смотря ни на какие провокации. Я гарантирую это. Я верю в людей. Я верю, что благоразумие превзойдет гордыню, а миролюбие возьмет верх над злобой. Я верю в то, что…

На протяжении того дня нас больше не трогали и ни к чему не принуждали. Майор-инструктор Томсон куда-то исчез, как и большая часть инструкторов. Наш статус изменился – мы теперь были легионерами, а не рекрутами. Но никто не понимал, что это значит, и мы всего лишь вели себя так, как привыкли.

Сразу после построения Сто шестой погнал взвод на пробежку к тренировочному полигону. Там мы занимались согласно обычному распорядку дня, и в таком же бодром темпе бежали обратно. Несмотря на отсутствие инструкторов, никто и не думал сачковать или ослаблять интенсивность занятий. Ни крики, ни электрошок больше не требовались, чтобы заставить выкладываться на полную катушку. За прошедшие месяцы, двадцать человек, оставшихся во взводе, превратились в безотказно работавший механизм.

У каждого из нас крутились в памяти слова, услышанные этим утром на судьбоносном построении из уст наших командиров и самого Протектора. Каждому из нас было известно, что со дня на день мы покинем Грей-Айленд и перейдем к новому этапу нашего существования. Мы даже испытывали эмоции – настолько, насколько наша психика все еще осталась на них способна. Но мы не делились нашими переживаниями. Мы здесь не для этого. Мы – мясо. Наша задача проста и понятна – убивать. А пока нам не дали целей – что ж, мы потренируемся делать это.

Конвертопланы стали прилетать на Грей-Айленд за легионерами в тот же день, ближе к вечеру. В связи с этим нас начали собирать на плацу небольшими группами – по ротам или взводам.

Погода на острове в это время стояла паскуднейшая. Редкое просветление, случившееся на небе этим утром не иначе как благодаря стараниями ВВС, вызванных из-за визита высокого начальства, исчезло, будто его и не было. Тяжелые черные тучи заволокли небеса и, временами озаряясь вспышками молний и раскатами грома, обрушили на проклятый остров проливной дождь. Подхваченные порывами злобного ветра, струи воды хлестали в лица легионерам, однако те не проявляли никакого беспокойство. Что такое дождь в сравнении с тем, что они испытывают каждый день?

Большая часть начальства отбыла. Чхон, однако же, остался здесь. Когда по команде Сто шестого 1-ый взвод роты «А» выгнали на плац, я заметил, что взгляд генерала, прокатываясь по строю орошаемых ливнем легионеров, на секунду остановился и на мне. Он все еще помнит, кем я был до того, как стал Триста двадцать четвертым. Помнит то, чего я сам уже не помню. Но это не важно.

– На ваш взвод уже есть заказ, – объявил генерал Сто шестому, когда тот выстроил взвод и ступил вперед, отдав честь. – Центральная Африка – вот куда вы отправитесь.

Никто из легионеров не проронил ни звука. Не было ни перешептываний, ни переглядываний, ни вздохов. Легионерам не важно, на каком континенте исполнять свое предназначение.

– Киншаса стала первой «зеленой зоной» и первым оплотом Содружества наций в Центральной Африке, еще с Темных времен. Именно там располагалась главная база Объединенных спасательных сил во время операции «Ковчег». Для каждого, кто пережил Апокалипсис, это место является священным. За три десятка лет в Африке зажглись десятки очагов цивилизации. Материк, в старые времена бывший рассадником бедности и невежества, теперь стал домом для тридцати пяти миллионов граждан Содружества – десятой части всего нашего населения. Что еще важнее, там зарыта почти треть мировых запасов полезных ископаемых. Контроль над ними имеет стратегическое значение для безопасности Содружества. Африка – наша, черт возьми! Так и должно оставаться. Правильно я говорю?!

– Да, сэр! – пророкотал весь взвод, не обращая внимания на ливень.

– Но коммунистические ублюдки на этот счет иного мнения. Что бы там не говорили политики, в какие бы игры не играли дипломаты, эти злобные выродки работают, не покладая рук, чтобы принести в Африку власть советов. Евразийских солдат в Африке нет – их военно-морские базы были полностью уничтожены в первые недели Третьей мировой войны. Но они щедро подкармливают так называемые «освободительные движения», которые борются, как они полагают, против «иностранных капиталистических захватчиков».

Чхон осмотрел легионеров суровым взглядом.

– В моей памяти свежи уже множество волн обострения ситуации в Африке. Та, что разгорается сейчас – самая мощная. Евразийцы окончательно потеряли страх и теперь поставляют туда оружие целыми суднами. Мишенью для террора они решили избрать промышленность – залог экономического процветания Содружества. Боевики, называющие себя не то «туарегами», не то «бедуинами», не то ещё какими-то козопасами, постоянными набегами и диверсиями практически парализовали разработку крупнейших в мире месторождений платины и титана, которыми владеет «Юнайтед минералс». Постоянным нападкам подвергаются алмазные шахты «Редстоун». Идиоты из «Глобал Секьюрити» просто не в состоянии обеспечить там безопасность. Из-за незапланированных перебоев с поставками руды гигантские перерабатывающие заводы и металлургические комбинаты, построенные «Дженераль металс» и «Нагано индастриз» на побережье континента, работают на половину мощности. Мало того – чуть ли не каждый день где-нибудь устраивают теракт переправляющиеся с Аравийского полуострова исламисты, прислуживающие своему чертовому «аятолле» – эти выродки так и не перевелись. Практически вся тяжелая и машиностроительная промышленность страдает от нехватки сырья. Очень скоро зажравшиеся потребители начнут страдать от нехватки товаров, а чертовы фондовые рынки поползут вниз. Думаете, мне на них не плевать?! Еще как плевать! Я срал на них с самой высокой башни! Но знаете, на что мне НЕ плевать? Знаете?!! МНЕ НЕ ПЛЕВАТЬ НА БЕЗОПАСНОСТЬ СОДРУЖЕСТВА! А она прямо завязана на экономике! Экономическая мощь – это наша сила. Без чертовых бабок, которые ему платят корпорации, Содружество не сможет строить новые военные базы и авианосцы, военную технику, всех этих чертовых дронов и боевых роботов, производить оружие и боеприпасы. А знаете, что произойдет тогда?! ЗНАЕТЕ?!!!

Свирепый взгляд Чхона прокатился по строю, словно пресс.

– Коммунисты придут по наши души, – прошептал он. – Как только они почувствуют, что мы слабы и не способны защитить себя – они двинутся на нас. Они нагнут нас и вжарят в задницу по самое не могу. Хотите ощутить в своих задницах дряблые китайские члены, а?!

– Нет, сэр!

– А они будут там! Они будут в ваших задницах, в задницах ваших матерей, сестер, дочерей, жен, и кто еще у вас там есть! И не только в задницах. Еще скорее они будут в ваших мозгах! Они придут в города, которые строили наши отцы, задыхаясь в радиоактивной пыли, повесят над ними красные флаги и установят чертовы пси-излучатели, которые превратят людей в зомби, читающих коммунистические речевки. Потом они вживят каждому из вас чипы. И это уже будет навсегда. Как вам такая картинка, а?!

– Черта с два, сэр! – закричал Сто шестой, глаза которого налились кровью.

Командир взвода выразил мои мысли. Все мое существо наполнялось гневом и ненавистью. Каждое слово генерала вызывало в моей памяти яркие ассоциации и картины из моего собственного прошлого, а может, и из моих снов, но это совершенно не важно. Я НЕНАВИЖУ чертовых ублюдков. НЕНАВИЖУ!!! Проклятый Евразийский Союз БУДЕТ ГОРЕТЬ В ОГНЕ!

Генерал удовлетворенно оглядел выражение наших лиц.

– Месяц назад люди, называющие себя «Фракцией африканских рабочих», захватил три сотни заложников в офисе корпорации «Андромеда» в Киншасе. При попытке штурма, предпринятой неумехами из Сил специальных операций, которые так расхваливает генерал Окифора, сорок семь заложников откинули копыта. Это наконец заставило нерешительных слабаков из «Смарт Тек», которые ждали, что террористы передохнут сами собой, действовать. Наблюдательный совет принял решение усилить охрану всех своих объектов в регионе. Вот под таким соусом вы туда и отправитесь. В качестве охраны, нанятой на деньги корпораций. Для всех, кто будет спрашивать – вы работаете в «Глобал Секьюрити». Вы затеряетесь среди тамошних дармоедов, будете носить их форму, и даже жить с ними в одних бараках. Знаете, какой будет ваша настоящая задача?

– Мочить коммунистических выродков! – гаркнул Сто шестой.

– Верно, – довольно усмехнулся Чхон. – Пока правительство официально занимается свистоплясками и дипломатическими танцами на тему мира во всем мире, мы положим конец всем этим «Фракциям африканских рабочих» и прочим подручным гребаных коммунистов в Африке. Они ведь не имеют отношения к Союзу, верно? А мы не имеем отношения к Содружеству. Частные разборки, не более того. Все понятно, легионеры?!

– ДА, СЭР!!!

– Вот и отлично. Отправляйтесь туда. Покажите, на что вы способны. Вы хорошо показали себя на учениях. Но это – не учения. Это – война. ВОЙНА УЖЕ НАЧАЛАСЬ! И мне плевать, что там говорят политики!

Глядя на исполосованное шрамами лицо генерала Чхона, слушая его командирский бас, я чувствовал, что едва могу сдержать вопль восхищения. Я преклонялся перед тем, кто вот уже несколько десятков лет стоит на страже мира, не зная страха и упрека, не зная ни минуты покоя. Он был в пекле боя, когда я был еще сопливым мальчишкой. Он продолжал сражаться, пока я жил никчемной жизнью эгоистичного обывателя, делая вид, что безопасность этого мира не имеет ко мне никакого отношения, или даже хуже того – обманывая себя, будто я делаю что-то для этой безопасности, одевая на себя жалкий мундир полиции Сиднея.

Каждой клеточкой своего тела я ощущал исходящую от этого человека силу. Когда он закричал «ВОЙНА УЖЕ НАЧАЛАСЬ!» – мое тело пробрала дрожь. Я готов был пойти за ним хоть в огонь. Я был уверен, что только Чхон понимает, что к чему. Только он видит то, чего не видят политики. Он не испытывает иллюзий насчет того, как устроен мир. Только он и такие, как он, способны были повести за собой Легион и привести нас к победе.

– Вы покидаете лагерь, но вы не должны ни на минуту расслабляться. Постоянные тренировки, неукоснительная субординация, бесстрашие и неутомимость – все это теперь в вашей крови. Вы должны и далее своевременно принимать препараты, которые делают вас сильнее и быстрее. Но лишь в тех дозах, которые необходимы. Теперь это ваша личная ответственность. Ваша и ваших командиров. Вам понятно?!

– ДА, СЭР!!!

– Вот и отлично. Командуй, Сто шестой. Теперь ты – лейтенант Легиона.

– Так точно, генерал!

– Служите достойно.

– Легионеры! – услышал я голос Сто шестого, который принял бразды правления, едва Чхон развернулся и ушел. – С сегодняшнего дня мы становимся боевым взводом Железного легиона! Каждый из нас теперь – боец Легиона! С сегодняшнего дня, вместо номеров, вы можете носить фамилии. Без имен. Забудьте те, что принадлежали вам в прошлом. Выберете себе новые. Меня зовут лейтенант Стил! И я буду счастлив убивать и погибнуть во славу Легиона!

Кому-нибудь в другом месте такое имя, нарочито подогнанное под тематику Железного Легиона, показалось бы смешным, но не тут.

– Здравья желаем, лейтенант Стил!

– Отлично. Первое, что я сделаю – назначу трех сержантов. Каждый сержант будет командовать отделением, и помогать мне в руководстве взводом. Сержанты выберут себе капралов – те будут их заместителями и встанут на их место, если они погибнут. Итак, мой первый сержант – Триста первый. Сержанты – Сто сорок первый и Девяносто пятый. Представьтесь, и назовите своих капралов.

– Меня зовут сержант Колд, – сделал шаг вперед Триста первый. – Я буду счастлив убивать и погибнуть во славу Легиона! Моим капралом будет Семидесятый.

– Меня зовут сержант Ред, – продолжил Сто сорок первый. – Я буду счастлив убивать и погибнуть во славу Легиона! Моим капралом будет Сто восемнадцатый.

– Меня зовут сержант Локи, – как-то хитровато сверкнув глазами, последним шагнул вперед легионер, заговоривший со мной в день моего прибытия на Грей-Ален. – Я буду счастлив убивать и погибнуть во славу Легиона. Хотя не откажусь ограничиться одними лишь убийствами. А моим капралом пусть будет Триста двадцать четвертый.

Я воззрился на Девяносто пятого с удивлением. Этот парень и прежде вел себя эксцентрично по меркам Легиона, нередко прежде выкидывая странные фокусы. Лишь на его лице во время учений, в особенности во время жестоких рукопашных спаррингов, можно вместо каменной мины было увидеть сумасшедшую улыбку. Чего стоит хотя бы то, что он выкинул только что – назваться в честь бога хитрости и обмана из германо-скандинавской мифологии! И все же я никогда не думал, что кто-то додумается сделать меня капралом. У Сто шестого я был не на лучшем счету, и это все знали.

Сто шестой остановил на Девяносто пятом тяжелый, неодобрительный взгляд.

– Ты уверен в своем выборе, сержант? Триста двадцать четвертый проявлял не лучшую субординацию в первые свои дни в Легионе. Кроме того, капралам полагается уменьшенная доза стимуляторов. Это может негативно сказаться на боевых показателях Триста двадцать четвертого. Он привык к усиленной стимуляции.

– Я уверен, что он справится, Стил, – не отступил Девяносто пятый. – Он здоровенный и крутой сукин сын. А если вдруг чего, зададим ему трепку!

Вид у Сто шестого, которого теперь следовало называть лейтенантом Стилом, остался по-прежнему недовольным, но он не стал наказывать строптивого сержанта за демарш.

– Хорошо. А теперь пусть назовутся капралы.

– Меня зовут капрал Солт. Я буду счастлив убивать и погибнуть во славу Легиона!

– Меня зовут капрал Блэк. Я буду счастлив убивать и погибнуть во славу Легиона!

Фамилия «Сандерс» вертелась у меня на языке с того самого момента, как Сто шестой заговорил с нами, и я понял, какая церемония нас сейчас ждет. К этому моменту я не ощущал в себе и тени того, кем я был прежде. Воспоминания, предшествовавшие девяноста дням в Легионе, стерлись и померкли, казались чем-то нереальным и глупым. Я был теперь другим. Я хотел быть другим.

Но в памяти вдруг всплыла моя странная и совсем неподходящая для Железного Легиона украинско-польская фамилия. «Войцеховский». Так не могут звать легионера. Такую фамилию никто бы и не пожелал выговаривать. И все же это воспоминание задело какую-то странную струну в моей душе. Я вдруг замешкался, ощутил смятение. В моей памяти всплыли странные слова человека, которого я когда-то знал. Это был человек по имени Амир Захери