Текст книги "Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц)

– Они говорят, что никакой организации нет.

– У их группы должно быть какое-то самоназвание.

– Они не особенно делились со мной этими вещами. У них не было причин доверять мне.

– Но ведь у них были причины переправить тебя по тайным подземным тоннелям из одного округа в другой и предоставить убежище у твоей старой подруги с очень большим стажем экстремистской деятельности на просторах Содружества, – заговорил с неприкрытой иронией Поль. – Тебя весьма своеобразно «держали в заложниках», не находишь? Сексуальные утехи в исполнении многоопытной гетеры были частью жестоких пыток, которым тебя подвергались, да?

– Да нет!.. Вы ничего не понимаете!.. – я едва не задохнулся от возмущения и гнева, смешанных с нешуточным волнением.

Разговор входил все в более дерьмовое русло.

– Нет, ну что же тут непонятного? – усмехнувшись, Торричелли красноречиво переглянулся с коллегой. – Только лишь жестокие издевательства, которым подвергала тебя Ризителли в своей постели, воспрепятствовали тебе появиться на связи и дать о себе знать коллегам в то время, как тысячи офицеров полиции, сбиваясь с ног, разыскивали своего «пропавшего» коллегу…

Я в отчаянии покачал головой.

– Специальный агент Абэ, вы должны отстранить этого человека от расследования, – показывая пальцем на Паоло, обратился я к суровому японцу. – Вы что, не читали моего досье? Он предвзято ко мне относится, пытается отомстить за обиды времен интерната, и поэтому наводит вас на ложный след…

– Тогда я повторю вам его вопрос, – пресек мою речь спецагент. – Объясните, как вы попали в место, где были задержаны, и что вы там делали?

– Поймите, я не знал, кому доверять! – в ужасе вскричал я, сознавая, что ситуация принимает крайне дурной оборот. – Меня подставили, едва не убили! Я до сих пор не знаю, кто стоит за «Эклипсом», кто был заказчиком! Я… черт, да я как раз собирался все-таки выйти на связь, как раз перед тем как…

– Довольно уже, Войцеховский! – вдруг гаркнул на меня Абэ, сверкнув глазами. – Довольно этих дурацких историй и наспех слепленной лжи! Она тебе не поможет! Подумай наконец о своем положении!

– Я говорю правду! Просканируйте еще раз мой мозг! Допросите наконец Блэка, черт возьми!

– Когда именно Клаудия Ризителли завербовала вас в организацию? – продолжал рубить он с плеча, испепеляя меня взглядом.

– Да вы что?! – я помотал головой, сгоняя наваждение. – Клаудия не имеет никакого отношения…

– Это было еще в 82-ом, после вашей знаменитой олимпийской речи? Или позже, в 83-ем, когда вы выложили в Сеть ваше первое экстремистское видео?

– Что? Черт, вы что, говорите о той глупой пьяной выходке сто лет назад?!

– Это по ее заданию вы отправились на территорию так называемого Альянса в августе 83-го? – продолжал сыпать дикими вопросами Абэ. – Вы смогли заручиться там поддержкой для вашей организации? Или поддержка была и ранее? Кто курирует эти вопросы со стороны Альянса? Лично Троян Думитреску, старый друг вашего отца? Это он поручил вам помочь внедрить на территорию Содружества своего протеже Мирослава Молдовану?

– Да вы сбрендили! – продолжая с ужасом глядеть на него, прошептал я. – Миро?! Вы что?! О, Господи. Только его в это не впутывайте! Он же простой сантехник, черт бы вас побрал!

– Да очнись ты наконец, Войцеховский! – атаковал с другой стороны Торричелли. – Твоя игра окончена. Ты зашел слишком далеко, чтобы рассчитывать как-то выпутаться из этой истории. Твой бывший опекун, на протекцию которого ты привык рассчитывать, давно уволился из Объединенных миротворческих сил. А даже если бы Роберт Ленц и не ушел в отставку – он не повторил бы своих ошибок, которые совершал, будучи ослепленным своей сентиментальностью. Никто не станет пытаться выгородить тебя под тяжестью того, что ты натворил.

– Вы что, правда верите в то, что говорите? – по очереди глядя на двух сумасшедших, спросил я.

– Ты всегда был противником Содружества, Войцеховский. Я знаю это не понаслышке. Это и не удивительно, учитывая, где ты вырос и какую позицию занимали твои родственники. Это твое отношение было многократно зафиксировано: и при первом въезде на территорию государства, и при поступлении в интернат, и в том самом видео, что ты сам выложил, утратив над собой контроль под действием наркотиков. Ты всегда был бунтарем, еще со времен интерната. Вступал в конфликты с преподавателями. Якшался с маргиналами, как Ши Хон. Хон, кстати, получил больш-о-о-ой срок год назад, тебе это известно?

Судьба Ши мне была хорошо известна. Долгое время он ходил на грани закона, пока в начале 87-го его не арестовали вместе с еще дюжиной людей по подозрению в организации экстремистской группы под видом профсоюзной организации. По версии следствия, впоследствии подтвержденной судом, Ши и несколько его сообщников, состоящих в профсоюзе, подстрекали рабочих металлообрабатывающего предприятия в графстве МакДонелл к производственному саботажу, забастовкам и незаконным массовым акциям, распространяли среди них материалы экстремистского характера, призывающие к свержению конституционного строя. Во время одной из организованных ими акций сотрудник администрации предприятия, вышедший к протестующим для ведения переговоров, был убит кирпичом, брошенным из толпы пьяным участником демонстрации.

Суд графства МакДонелл оказался суров к обвиняемым: убийца, раскаявшийся и признавший свою вину, был осужден к пятнадцати годам лишения свободы, а организаторы акции получили, в зависимости от их роли и позиции во время следствия, от пяти до двадцати лет. Ши, отказавшийся сотрудничать со следствием и ведущий себя вызывающе перед судьей, заработал себе восемнадцать – больше него дали лишь руководителю организации.

– Представляю себе, как ты радовался, – прошептал я презрительно.

– Это было неминуемо. Я удивился лишь, как он пробыл на свободе так долго. То же самое касается и тебя. Твой опекун наивно полагал, что хорошее воспитание и образование откроют тебе глаза на вещи, сделают из тебя добропорядочного гражданина. Но он просто тебя не знал. Он недооценил той ненависти, которую ты затаил, не так ли? Ты пронес ее сквозь всю вашу жизнь: интернат, академия, служба в полиции…

– А вот тут закрой-ка ты свою пасть, Ссыкун Полли, – наполняясь холодной злостью, перебил его я.

Паоло, несомненно, вырос. И за годы работы в весьма специфической организации научился изрядному самоконтролю. Но, услышав прозвище, которым «обзывал» его весь интернат на протяжении всего второго курса, маленький ублюдок ощутимо побагровел. Дразнить его вряд ли было хорошей стратегией в моей ситуации. Но терпеть его назидательный тон и обвинительные интонации – нет уж, лучше сразу в тюрьму.

– Я сделал для защиты Содружества намного больше, чем десять вонючих жополизов вроде тебя! В отличие от тыловых крыс, способных лишь протирать задницей кресло, я рисковал своей задницей, борясь с преступностью. И я не позволю тебя городить здесь эту хрень, ясно?!

Краем глаза я заметил, как охранник, стоящий у окна, кладет руку на рукоять пистолета, заряженного шприцами с транквилизатором. Это средство могло понадобиться, чтобы успокоить меня даже раньше, чем это сделает впрыснутое в мою кровь ФСК, активировать которую в любой момент был готов один из следователей.

– Ты не в том положении, чтобы ставить нам ультиматумы! – пришел на помощь коллеге, ощутимо стушевавшемуся под моим напором, более матерый Абэ.

– Да пошел ты в задницу, ублюдок! – окончательно теряя над собой контроль, свирепо гаркнул на него я, приподнимаясь так, что капельница зашаталась. – Ты ничем не умнее своего младшего дружка, одержимого жаждой мести из-за незалеченных подростковых комплексов. Считаешь, что нашел виновного?! Да ты хоть представляешь себе, что происходит у тебя под носом?! Громилы из «Эклипса», убивающие полицейских – это только верхушка айсберга. Вам известно имя человека, который навязал полиции участие наемников в этой чертовой операции? Кто это был? Майерс?! Кто-то повыше?! Кто бы это ни был, его надо задержать немедленно!

– Ты правда считаешь, что нелепые теории заговоров помогут тебе защититься от столь серьезных обвинений? – сочувственно глядя на меня, переспросил Поль. – Ты по уши в дерьме, Алекс.

– Меня зовут Димитрис, кретин, и я уже двадцать пятый раз озвучиваю тебе одну и ту же версию. Ты вообще следователь, или хер моржовый, что ты до сих пор не удосужился ее проверить?! Вы можете подозревать меня сколько угодно. Допрашивайте меня в свое удовольствие! Но в соседней камере должен сидеть Блэк. И так должно быть до тех пор, пока расследование не будет завершено! Или я чего-то не понимаю в следственной работе? Знаете, что, ребята? Вы так упорно игнорируете мои показания и гнете свою линию, что мне на ум приходят не очень хорошие мысли.

Мой взгляд вперился прямо в глаза Абэ.

– Ты что, тоже в этом замешан, а? Заодно с теми ребятами, что великодушно решили подставить меня под пулю? Это вы так креативно боретесь с терроризмом? Типа хитроумный удар на упреждение, да? И небольшие оправданные потери во имя всеобщего блага?

Оба какое-то время молчали.

– Да, по вашим рожам я вполне могу поверить. Сволочную-то натуру Поля я знаю не понаслышке. А ты, как я погляжу, ему под стать. Так вот, ублюдки. Не думайте, что вы всесильны. Не думайте, что меня можно запугать. Мы живем не в каком-нибудь гребаном Китае, где жизнь человека ничего не стоит. Я прекрасно знаю, как работает система. Часики тикают. Очень скоро вы вынуждены будете предоставить мне адвоката, хоть об стенку расшибись. Кое-кто еще помнит о моей медальке 82-го. Так что моим арестом заинтересуется толпа журналистов. И они не станут закрывать уши, как кое-кто, когда я произношу реальные факты и фамилии. Наше государство состоит не только из «людей в черном». Оно состоит из миллионов избирателей, которые верят в правосудие и демократию. Мало кто из них отнесется с пониманием к циничному убийству полицейского и попытке подставить его ни в чем не повинного коллеги во имя противодействия мифическим террористам. Поднимется большая шумиха. И тогда ваши боссы могут вдруг вспомнить, что не отдавали вам никаких таких приказов. На бумаге ведь ничего не осталось, я прав?

– Сейчас вряд ли подходящее время для общения с ним, – повернувшись к Полю, произнес Абэ. – Он не в себе после травмы, или просто притворяется.

– Скорее второе. Но ты прав, – кивнул Торричелли, и посмотрел на меня с ядовитой иронией: – Я скажу врачу, чтобы он вколол тебе успокоительного, Войцеховский. И я очень надеюсь, что следующий наш разговор мы начнем более конструктивно. Чем скорее мы подберемся к делу – тем лучше для тебя…

Я провожал их полным бешенства и смятения взглядом. Так и не понял до конца, что стоит за их словами – реальное недоверие тупоголовых следаков, упершихся в одну из удобных версий, или циничный обман участников большого сговора. Ясно было одно – я в таком дерьме, о каком и не помышлял.

§ 32

Первый же допрос практически не оставил надежд на то, что я смогу выпутаться из этой истории с малыми потерями. Шансы на такой исход и без того были крошечными, а участие в расследовании Паоло Торричелли, ненавидящего меня всеми фибрами своей мелочной души, сводили их практически к нулю. А ведь на кону теперь стояла не только моя жизнь. В эти самые минуты где-то томилась в заточении Клаудия. Из намеков следователей я понял, что они арестовали и Миро – ни в чем не повинного Миро, едва-едва начавшего нормально жить, такого далекого от всей этой истории, что он сидит сейчас в камере для допросов и просто не может поверить в то, что слышит. Эти мысли приводили меня в ярость.

День я провел в палате в одиночестве, если не считать виртуального интеллекта, один раз зашедшей молчаливой медсестры и врача-травматолога, который быстро совершал необходимые процедуры, задавал несколько вопросов о самочувствии и уходил, игнорируя расспросы. За моей дверью дежурили как минимум два охранника. Но, когда я пытался достучаться до них, они не шли на контакт и вообще не произносили ни звука.

Следующий допрос состоялся тем же вечером, и не принес, как и ожидалось, ни капли облегчения. Абэ и Торричелли вряд ли восприняли всерьез мои утренние угрозы. Наоборот, за день они лишь зарядились энергией, укрепились в своей позиции, и продолжили давить на меня тем же катком, что и утром. Мои вопросы о Гаррисоне и Блэке и любые попытки отвести разговор хоть на йоту от моей персоны они упорно игнорировали. Зато мне продемонстрировали богатую коллекцию письменных, аудио– и видеофайлов, найденных на моем коммуникаторе, в моем облачном хранилище и на моих аккаунтах в социальных сетях. Я и представить себе не мог, как быстро и методично они сумеют перерыть все мое нижнее белье!

Каждое следующее из предъявленных следователями «доказательств» заставляло меня болезненно морщиться. Вырванные из контекста, половинчатые, но реальные факты и фразы соседствовали с откровенной «липой», которая, совершенно очевидно, была залита в мои личные файлы до проведения обыска. Все это в совокупности рисовало весьма красочный портрет классического социопата: молчаливый, замкнутый человек с кучей детских и подростковых травм, обид и комплексов; беспорядочен в личной жизни; склонен к нервным срывам; и, конечно же, очень критично настроен по отношению к властям.

Оставалось гадать, кто стоит за подтасовкой доказательств.

Могло быть три варианта.

Первый и худший из них – работа СБС, санкционированная сверху. Это означало, что слова Лейлы Аль Кадри сбываются. Против меня работает вся система. И шансов выбраться сухим из воды – никаких.

Второй вариант – контрмина, заложенная под меня наемниками «Эклипса» и их покровителями (возможно даже, кем-то из СБС, ведущим свою игру) в ожидании моего неминуемого возвращения. Они могли подбросить следствию компромат, чтобы дискредитировать меня и обесценить мои показания против них. Этот вариант оставлял мне определенные шансы на победу. Однако, учитывая персоналии тех, кто ведет следствие – шансы эти выглядели ничтожными.

Наконец, третья, наиболее экзотичная версия – самодеятельность мстительного ублюдка Паоло Торричелли, готового на все, чтобы опозорить меня и засадить в тюрьму. В какой-то момент, мучимый паранойей, я даже подумал, не стоит ли именно Паоло за всей этой историей. Но я вовремя себя одернул. Поль был слишком ничтожной личностью, чтобы самостоятельно вести игру такого масштаба.

Я потребовал у Абэ, чтобы все мои гаджеты и аккаунты были тщательно проверены на предмет внешнего вмешательства в преддверии обыска, и прямо озвучил ему свою версию № 2. Однако японец даже бровью не повел, и позволил своему подчиненному третировать меня дальше, предъявляя все новые и новые «улики».

После того как крысеныш с издевательским выражением лица прокрутил мне несколько отрывков из аудиодневника, в который я периодически записывал обращения к родителям до 83-го, когда узнал об их смерти, я забыл о своем намерении больше не переходить на личности и сорвался на крик, заставивший охранников вновь хвататься за пистолеты с транквилизаторами.

Перед тем как уйти, специальный агент Абэ с ноткой угрозы в голосе заверил, что Клаудия и Мирослав находятся в «надлежащем месте» и с ними «активно работают», так что, если я не собираюсь переходить от препирательств к даче правдивых показаний, то скоро они могут вообще не понадобиться. К этому времени я уже совершенно не верил в его непредвзятость, но действие наркотиков в моем организме уже закончился, поэтому я не стал посылать его в задницу и ограничился обещанием заставить японца пожалеть об этом.

В моей психике уже произошел переворот. Логика полицейского, привыкшего опираться на закон и считать себя частью системы, трансформировалась в логику загнанного в угол изгоя, оставшегося один на один со всем миром. Я был готов к новым раундам изнурительного противостояния с парочкой фашистов, которым предстояло, очевидно, продлится до тех пор, пока они не вынуждены будут предоставить мне адвоката и перевести следственные действия в законную плоскость.

§ 33

Субботним утром, после пресного больничного завтрака, я тоскливо вспоминал, что как раз в этот день, 14-го мая, я собирался отпраздновать свой день рождения. Я решился на это после долгих колебаний. Поначалу мне хотелось ограничиться тем, чтобы выставиться перед коллегами, как я сделал на 27-летие. В Сиднее было не так уж много на самом деле близких мне людей, присутствие которых могло бы превратить день моего рождения в праздник. А «отбывать номер», устраивая шаблонную вечеринку, не хотелось. Однако что-то заставило меня передумать.

Ничего особенного я не планировал. Заказал в итальянском ресторане еды и напитков. Нанял на пятничный вечер горничную, которая могла привести мою квартиру в более опрятный вид, нежели робот-уборщик (вот уж она удивилась, наверное, когда вместо хозяина застала вчера в квартире толпу суровых людей, рассматривающих все углы под микроскопом). И, конечно, лично пригласил гостей.

Список приглашенных оказался на удивление коротким. Едва в памяти всплывало какое-то имя, как его по тем или иным причинам приходилось вычеркивать.

С тех пор как я расстался с Дженет, у меня так и не появилось постоянной спутницы. Наши отношения с бывшей остались достаточно ровными, чтобы поздравлять друг друга на дни рождения электронными открытками, но до звонков и переписки дело уже пару лет не доходило. Чжоу Син, с которой я завел интрижку, была бы, наверное, вовсе не прочь составить мне компанию в субботу, но я был в этом отношении осмотрителен и пресекал любые попытки превратить легкий служебный роман в нечто более серьезное.

Генераторное и все связанные с ним остались в прошлом, если не считать Миро. Роберт и Руби Ленц больше не жили в Сиднее, а их сын никогда не был мне близок. Товарищей по интернату, с некоторыми из которых я был когда-то очень близок, жизнь раскидала кого куда. Мои отношения с Энди Коулом исчерпали себя, когда он стал частым гостем на alumni-meetings в «Вознесении». Несчастный безумец Ши Хон исчез с горизонта навсегда, став очередным «черным пятном» в моем личном файле. Шон Голдстейн, ставший в последние годы решительным противником Ши и даже дававший против него показания, работал сейчас где-то на Северном побережье, жил своей жизнью, и я вовсе не был уверен, что хочу знать, какой именно. Серега Парфенов дорабатывал свой пятилетний контракт с “Dreamtech” в одном из IT-хабов в Аргентине, а по ночам был ди-джеем в одном из ночных клубов, и планировал продолжить свою жизнь в том же амплуа. Мы связывались иногда, но не более того. Осталась, конечно, Рина Кейдж. Но она поздравила меня своеобразным образом во вторник и не собиралась участвовать в субботнем «пенсионерском ужине».

Из товарищей по академии мне остался близок лишь Бен. Германа Кенига больше не было. Прочие сокурсники вроде Рона Дэвиса и Кайлы Линдерсон остались не более чем шапочными знакомыми. Мой старый учитель сержант-детектив Филипс был в числе людей, к которым я относился с глубоким уважением, однако история 86-го года провела между нами невидимую черту. Я послушался его совета, пойдя на сделку со своей совестью, но в душе не мог простить его за это, как и себя самого. Я бы мог, конечно, пригласить своего босса лейтенанта Гонсалеса, с которым мы неплохо ладили. Но Матадор не принадлежал к любителям смешивать работу с личной жизнью, да и я не любил подлизываться к начальству.

В итоге оказались приглашены лишь Миро, Бен и мой бывший тренер по боксу Джефф Кроуди вместе с женами, а также Тим Бартон, с которым мы по какому-то странному капризу судьбы продолжали поддерживать какие-никакие отношения все эти годы. Я не назвал бы Тима своим другом, но счел, что он способен разбавить благопристойную компанию супружеских пар своим специфическим юморком.

«Вот же не повезло всем тем, кто имел несчастье быть приглашенным на эту вечеринку», – думал я печально. Хорошо ещё, если они попытаются отзвониться мне перед визитом и не станут ехать, не найдя меня на связи. В противном случае им предстоит наблюдать у меня в квартире не самую приятную квартиру, а может, и задержаться там, чтобы ответить на пару вопросов. Впрочем, о ком я вообще? Бен и Миро не смогут прийти по вполне понятным причинам. Остались лишь Джефф и Тим, вполне добропорядочные резиденты Сиднея, к которым, я надеялся, у СБС не должно возникнуть слишком уж много вопросов.

А вот, кстати, и они. Нет, не Джефф с Тимом.

Я перевел усталый взгляд от окна на открывающуюся дверь в ожидании, когда из нее покажется ухмыляющаяся рожа Поля. Но на этот раз меня ожидало удивление. Неприятель решил поменять тактику.

Громила-охранник, всегда занимавший во время допросов положение у окна, на этот раз остался за дверью. А вместо моих «добрых друзей» Поля и Абэ в помещении вошла совсем другая пара следователей.

Спокойного и приятного вида русый мужчина лет тридцати пяти, среднего роста и обычной комплекции, представился специальным агентом Аффенбахом. Его напарница, миниатюрная блондинка с коротким каре и аккуратной челкой – агентом Челли. Эти двое казались более дружелюбными, чем их предшественники, однако я не спешил обманываться внешностью.

Первым делом Аффенбах доверительно объявил мне, что расследование было решено перепоручить другой следственной группе на основании правила о конфликте интересов.

– Браво, – не слишком радушно отозвался я. – Хорошо, что вы вспомнили об этом правиле раньше, чем маленький мстительный ублюдок успел засадить меня за решетку. Он мечтал об этом, похоже, всю свою жизнь.

Следователей, однако, не смутило мое враждебное отношение. Чтобы сгладить углы, они решили продемонстрировать мне, что всерьез рассмотрели мою версию. По словам Аффенбаха, компания «Эклипс» входит в пул надежных подрядчиков как SPD, так и других государственных и муниципальных структур Содружества. Компания является победителем многих тендеров, и на работу их персонала (по различным проектам в публичном секторе работало более 1000 человек) прежде не было никаких нареканий. Как объяснил Аффенбах, руководство компании активно сотрудничает со следствием и не было замечено в попытках исказить какие-либо факты. В подтверждение этого он показал мне записи допросов Уильяма Гаррисона и Тайсона Блэка.

Оба ублюдка были чертовски спокойны как для тех, кого схватили за яйца. Из их показаний следовало, что группа Блэка, согласно плану операции, перекрывала наиболее вероятные пути отхода террористов в подземку, однако ни один из подозреваемых в зоне их ответственности якобы так и не появился. Вскоре после получения сообщения диспетчера о нападении на штурмовую группу, группа прикрытия также была отозвана. Ни один боевой патрон не был отстрелян. И все в таком духе.

Вид этих ухмыляющихся рож, убежденных, видимо, в своей безнаказанности, привел меня в ярость. Я начал требовать с ними очной ставки и проведения сканирования их мозга. Однако агент Челли сообщила, что сканирование уже было выполнено, и результаты свидетельствовали о достоверности их показаний со степенью надежности 97 %.

– Чушь! А может быть, они были под воздействием препаратов! Надо изолировать их, а через пару дней попробовать еще раз! – раскричался я, пытаясь скрыть, как я шокирован и раздавлен этой новостью.

Однако они больше не слушали меня, и не возвращались к версии о Гаррисоне и Блэке. Вместо этого агент Челли спроецировала в воздух какую-то видеозапись.

– Вам следует взглянуть на это, – заверила она.

Дело происходило на 72-ом этаже «обелиска». Камера, с которой велась сьемка, была установлена, по-видимому, на униформе человека, который в момент, с которого начиналось видео, как раз выходил из лифта. Тут царила даже большая суета, чем обычно. У коллег определенно выдался очень жаркий день, и он, в момент, запечатленный на видео, был еще далек от завершения.

Полторы сотни штабных работников, сидящих в едином «open space» пространстве, представляли собой настоящий улей. Девушки-диспетчера оживленно гомонили и двигали пальцами, находясь всеми своими мыслями в единой информационно-телекоммуникационной системе. Под высоким потолком раскинулась целые мириады бесплотных трехмерных экранов, куда недремлющий искусственный интеллект «Ориона» выводил отобранные им изображения с некоторых из сотен тысяч камер, входящих в его единую сеть. Отгороженные от суеты прозрачным стеклом, утопали в огромных мягких креслах, опутанных проводами, подсоединенные к системе виртуальной реальности операторы управляемой полицейской техники – «Воронов», «пташек», «Баксов».

Надпись на одном из экранов еще недавно гордо гласила, что 44-ый батальон несет службу без потерь среди личного состава уже 309 дней. Теперь этот счетчик обнулился, и ИИ «Ориона» счел разумным дипломатично заменить этот экран на что-то другое.

На усталого офицера Син, стоящую за стойкой дежурного офицера у лифта, наседали с какими-то неотложными требованиями сразу несколько людей. Обычная вежливость и веселье покинули Чжоу. С раздраженным выражением лица она как раз яростно втолковывала что-то одному из людей перед стойкой, когда ее взгляд вдруг замер на человеке с камерой.

– Лейтенант! – крикнула она, махнув рукой. – Есть какие-то новости о Димитрисе?!

– Его ищут, Син! Это все! – не останавливаясь, строго ответил ей человек голосом «Матадора Гонсалеса».

Он направлялся, по-видимому, в сторону лестницы, ведущей на 73-ий, к кабинету Рейнолдса. Однако вдруг в замешательстве замер. По-видимому, он увидел, что на кресле в огороженной стеклянной стеной зоне для отдыха с мягкими диванчиками и комнатными растениями, безутешно рыдала со стаканом воды в руке, Меган МакБрайд. Вода временами выплескивалась на пол, но Меган не замечала этого.

Безутешную вдову ласково держала за плечо сердобольная сержант Майя Захария, одна из старших и самых опытных сотрудниц штаба. Рядом присела на корточки, держа Меган за свободную от стакана руку, еще одна девушка, батальонный психолог Карен Доусон. Их глаза выражали горе и жалость.

– Черт возьми! – выругался Гонсалес, стоя перед стеклом. – Черт, почему сейчас?!

Мэгги вдруг подняла залитые горькими слезами глаза. Ее взгляд остановился на Гонсалесе, и она замахала руками. Тяжело вздохнув, лейтенант приоткрыл дверь и зашел в помещение.

– Лейтенант Гонсалес! Это вы! Вы же его командир, да?! Это правда?! То, что они говорят – правда?!

Какое-то время лейтенант не мог найтись с ответом. Похоже, он не был к этому готов. Лишь молча стоял, растерянно пялясь на заплаканное лицо с безобразно потекшим макияжем.

– О, Господи! Боже мой! Это правда! – прочитав все на лице лейтенант, в отчаянии закусила губу вдова Бена, вдруг раздраженно сбросив с плеча руку Майи и выхватив ладонь из руки Карен. – Не трогайте меня! Дайте мне увидеть Бена! Лейтенант, они не разрешают мне увидеть его! Скажите им!

– Мэгги, прошу, присядь, – наконец взял в свои руки инициативу лейтенант. – Мы все шокированы и убиты. Без Бена все никогда не будет как прежде, ни для кого из нас.

Вдова в ответ лишь всхлипнула, обессиленно откинулась в спинку кресла и закрыла лицо руками. Майе вновь ласково положила руку ей на плечо.

– Но ты должна быть сильной. Ты должна попробовать успокоиться.

– Да, – сквозь слезы пробормотала вдова, кивнув.

– Карен, дайте Мэгги успокоительное, – распорядился шеф.

– Мы позаботимся о ней, лейтенант, – мягко кивнула психолог.

На этой сцене видео прерывалось. Но в моей голове картинка не исчезла. Я сомневался, что смогу избавиться от вида заплаканного лица Мэгги МакБрайд, даже если закрою глаза.

– Из каких таких садистских побуждений вы мне это показали? – прошептал я.

– Мы лишь хотели, чтобы вы видели последствия того, что произошло. Жена лишилась мужа, а ребенок – отца. Вы сами лишились друга. И люди, ответственные за это, должны ответить за содеянное.

– Это так, – сжав зубы от ярости, кивнул я. – И я не успокоюсь, пока его убийца не сядет за решетку. Человек, сделавший это, цинично признался в этом, глядя мне в лицо. И сразу после этого попытался убить меня.

– Вы уверены, что это был именно Тайсон Блэк?

– Конечно же, уверен, мать вашу! Он там был, я видел его лицо, слышал его голос! Там был еще и человек с позывным Девятый! Проверьте, есть ли такой человек в его команде! Я бы никак иначе не узнал этого позывного! Я узнаю его по голосу, узнаю из сотни!

– Вы не допускаете вероятности того, что террористы просто играли с вами? – предположил специальный агент Аффенбах. – Сами же организовали это «нападение» и ваше «спасение», чтобы убедить в правоте своей версии?

– Там были убиты люди! Я сам лично видел не меньше пяти трупов! Я способен отличить настоящую кровь от краски или томатного сока. И это был Блэк, никто другой! Тот самый человек, что утром того же дня стоял передо мной в кабинете у капитана Рейнолдса – если только у него нет клона или брата-близнеца с такими же точно шрамами на роже!

– Значит, вы утверждаете, что настоящий предатель – это Блэк?

– Блэк – «предатель»? Ну не знаю, – такой подход меня озадачил. – Мне не хватает фактов, чтобы сделать такой вывод. По его роже не похоже, чтобы этот тип мог вести свою игру, не получая команд сверху. Если предатель он – то и его босс Гаррисон точно. Но ведь в «предатели» уже записали меня! Ваши коллеги вчера на полном серьезе утверждали, что я чуть ли не шпион Альянса с 82-го года!

– Мы рассматриваем все версии, не только наиболее очевидную. Вы ведь знаете, как ведется следствие. К сожалению, сканирование вашего мозга не дало результатов, и нам приходится полагаться лишь на ваши слова. В ваших интересах – быть предельно открытым и сотрудничать с нами.

– Я и так предельно открыт!

– Лучше расскажите мне больше о Захери и его сообщниках, – попросил Аффенбах. – Это поможет нам продвинуться вперед.

Мне хотелось в отчаянии выкрикнуть, что они продолжают копать не туда. Но я осознал, что следственная нить у них в руках, и я ничего не добьюсь, если не позволю им распутывать ее так, как они считают нужным. После общения с непрошибаемым Абэ и заведомо предвзятым Полем, похоронившими мою веру в правосудие, эти двое вновь зажгли во мне небольшой огонек надежды. Они в состоянии были воспринять мою версию! Надо лишь натолкнуть их на нее, помочь им прийти к ней самостоятельно.

Вздохнув, я начал подробный рассказ о своем пребывании в подземке, излагая факты сухо, но полно и вполне правдиво. Я пытался акцентировать на том, как складен был рассказ Захери об истинной подоплеке случившегося, и как эта версия впоследствии подтвердилась. Скрепя сердцем, я поведал им и о своем разговоре с Лейлой Аль Кадри, о визите в ее арабское поселение и об оказанной мне там помощи. Странно, но при этом я чувствовал себя так паскудно, словно сделался доносчиком, и подло доверие человека, дважды спасшего мне жизнь. Не знаю почему, но я не стал рассказывать им, что она считает себя принцессой какого-то там Бахрейна. «Это не имеет отношения к делу», – убедил я себя.