Текст книги "Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)

– Ты убиваешь неплохо, Сандерс. Без изысков, но чисто и быстро. Но с тем, что нам предстоит, справился бы и Пайп. Или Дир. Да кто угодно из наших! Но я взял тебя. Потому что с тобой есть о чем поговорить. Ты – интересный тип, Сандерс. Черт возьми, чертовски интересный!

Я не счел нужным отвечать на словоизлияние, не содержащее ни ценной информации, ни вопроса, ни приказа. Фраза об «интересности» была лишена для меня смысла. Сейчас, когда по моим жилам тек эликсир убийцы, я особенно четко и недвусмысленно осознавал цель и смысл своего существования. Ничего общего с «интересными разговорами» это не имело.

– Молчишь. Но за твоим молчанием не пустота, за ним есть смысл. Поверь, Сандерс, я очень хорошо умею читать молчание!

Я не стал с ним спорить. Не понимал, о чем речь. Локи, не переставая усмехаться, присел на камень, поставил свое оружие рядом. Наблюдать за выражением моего лица отчего-то доставляло ему искренне удовольствие, он словно бы забавлялся, наблюдая за моим недоумением. Кто-то когда-то уже смотрел на меня похожим взглядом. Кто-то, на кого Локи был чертовски похож. И кого я очень сильно не любил. В глубинах сознания, находящегося во власти «Валькирии», заворочались зачатки раздражения, от которого, как я знал, был всего один шаг до неукротимой, безумной ярости. Но искра быстро угасла. Сработал предохранитель, условный рефлекс, выработанный на Грей-Айленде тренировками, наказаниями, болью. Передо мной командир. Он не может быть объектом моей ярости.

– Знаешь, что отличает меня от других, Сандерс? В чем я лучше всех во всем нашем Легионе? – Локи вопросительно поднял брови, но, не дожидаясь догадок из моих уст, ответил сам: – У меня феноменальная память. Очень хорошая. И даже она не в состоянии ее побороть. «Валькирия». Она может ее заглушить, размыть, смазать. Но не стереть. Такой вот я гений! Я помню намного больше, чем вы все вместе взятые. Помню многое из своего прошлого. Иногда воспоминания путаются с фантазиями и снами, как у всех. Но все равно я помню чертовски много. И очень много понимаю.

Я не прерывал своего молчания.

– Знаешь, каким человеком я был? До этого?

Локи засмеялся каким-то собственным воспоминаниям, легкомысленно махнув рукой.

– О, я был человеком-проблемой! Никто не мог совладать с моим нравом. У меня очень тонкое чувство прекрасного. Но я напрочь лишен шор. Всех этих дурацких моральных императивов. А люди, полные комплексов, боятся признать, что видят красоту в некоторых вещах. В смертельном танце гладиаторов, охваченных экстазом боя, когда острые лезвия мечей звенят, соприкасаясь, перерезают жилы и пускают фонтаны крови. В яркой, как Солнце, вспышке ядерного взрыва, разрывающего тончайшие ткани материи, обнажающего мироздание до самых его основ. Есть много красивых вещей. Смертельно-опасных, ужасных и невыносимо красивых. Я всегда замечал их. Они всегда приводили меня в неописуемый восторг. Я никогда не был простым воякой или наемником. Я чувствовал себя воином-художником, убийцей-поэтом. Или даже кем-то невыразимо большим, имеющим священную власть над жизнью и смертью. Я стремился лишь к тому, чтобы раствориться в этой красоте. Ничего больше не имело для меня значения. Хм. И знаешь, что? Похоже, я не сильно-то и изменился.

Локи долго хохотал после своих собственных слов, будто отмочил невероятно смешную шутку. Его совершенно не волновало, что уголки моих губ даже не тронул улыбка, что я не повел даже бровью. И лишь вдоволь нахохотавшись собственной шутке, он перевел на меня свой смеющийся взгляд.

– Но ты был не таким, Сандерс. О, нет! Ты был сложным человеком.

Я позволил ему рассмотреть себя внимательнее, словно любопытный экспонат в музее, и продолжить психоанализ.

– Многие из наших прежде были теми, кого называют «нормальными людьми». Или даже «хорошими мáлыми». Скучными, приземленными людишками с однообразными унылыми мыслишками, смешными принципами и недалекими стремлениями. Они хотели денег. Повиновались собачьему инстинкту служить и исполнять перед кем-то долг. Хотели побольше адреналина. Либо им нравилось чувствовать свою важность и крохотную власть. Единственное, что отличало их от прочей серой массы – это чуть более развитые бойцовские навыки. Только из-за них они стали рекрутами Легиона. Пройдя через Грей-Айленд, они превратились в бездумные машины. Их убогое сознание растворилось в объятиях «Валькирии», никчемная личность стерлась. Теперь за их каменными лицами не стоит ничего. Они пусты и неживы, как каменные големы. Убивают, как заведенные, без чувств и эмоций. Они даже не способны оценить то, что делают. Увидеть в этом красоту или ужас. Ощутить сладость мести или горечь раскаяния. Но ты…

Локи привстал с камня и возбужденно заходил из стороны в сторону.

– О, я не раз замечал какое-то странное смятение в твоих глазах. Особенно в те минуты, когда эликсира в твоей крови становится меньше. Это такие вспышки из прошлого, да? Остатки старого воспитания!

Что-то всплыло в моей памяти при слове «воспитание». Странно, до боли знакомый мне человек с залысиной и плохим зрением. Тщедушный, интеллигентный, но с сильной волей и несгибаемым характером. Я вдруг ощутил желание поговорить с этим человеком. И в то же время страх. Страх из-за того, что увижу на его лице, если он увидит меня сейчас. Узнает о моих делах.

– Было время, когда ты привык считать себя хорошим парнем. Так ведь? Я видел на твоем лице следы отвращения. Неодобрения. Даже сегодня днем, когда я пристрелил того никчемного старика, которому ты стрельнул в ногу вместо того, чтобы убить. Пожалел это ничего не значащее, никчемное существо!

– Я исполнял приказ – захватить как можно больше целей живыми.

– Да ладно тебе, приятель, не оправдывайся! Я не осуждаю, наоборот, восхищаюсь. На Грей-Айленде ты принимал по девяносто грамм концентрата в день, больше любого из нас – и после этого твое сознание еще сопротивляется! Потрясающая сила духа! Так вот, этот твой поступок, капрал – это была самая настоящая жалость! Может быть, ты сам не замечаешь этого, но от меня это не укроется. Будь твой дух свободен от нашей госпожи «Валькирии», ручаюсь, ты бы не стал делать того, что делаешь. Ты возненавидел бы нас всех. Может быть, даже выступил бы против нас.

– Я никогда не предам Легион, – сухо молвил я, ни на секунду не дрогнув.

– Конечно, не предашь, – не стал спорить Локи. – Но дело в «Валькирии». И в других средствах, на которые тебя подсадили. Лишь их власть удерживает тебя от бунта.

Я не был склонен к напрасной жестикуляции, иначе пожал бы плечами. Какая разница, что мною движет?!

– Но это не все! – громко рассмеялся Локи, задорно хлопнув в ладоши. – Будь ты обыкновенным добрячком, эдаким наивным идиотом, которого силой заточили в стальную оболочку легионера, ты был бы мне совсем не интересен. Но в тебе есть кое-что еще. Когда ты бросаешься в бой, сквозь лед в твоих жилах пробивается огонь хорошо сдерживаемой ярости, азарта и воинского задора. Ты – прирожденный боец, Сандерс. А прирожденный боец не может не иметь чувства прекрасного, схожего с моим. О, у тебя оно есть! Ты хорошо знаешь, что такое упоение схваткой, когда победа или поражение висит на волоске, сердце рвется из груди от возбуждения, и даже боль перестает существовать. Знакома тебе и истинная ненависть. А значит, и сладость мести. Есть ведь люди, которых ты ненавидишь всей душой, да? Тебя на это не запрограммировали, это всегда было в тебе. Ты получил бы искреннее наслаждение от их смерти и страданий, напился бы ими, словно вином. Станешь отрицать?

Эти слова тоже разбередили что-то в глубинах моей души. Я видел старика с седой бородой, грозно кричащего что-то с телеэкрана, и восторженно вопящую толпу. Видел силуэт женщины, исчезающей во вспышке пламени. Ощущал дуновение холодного ветра на кладбище, тихий шепот от старого деревянного креста. Вспоминал огромного и злобного блондина с белой кожей и голубыми глазами, ощущение моих кулаков, врезающихся ему в морду. Затем был свист кнута, щекочущее покалывание в глубоких шрамах у меня на спине. Чей-то дикий крик, белесые волосы, дергающийся зрачок. Рыдающий человек, которого запихивают в цинковый гроб. Суровое лицо азиата, в груди которого бьется ледяное сердце. Очень похожего на кого-то. Смутные образы перемешались, слились во что-то единое… и растворились. Вместо них всплыли образы четкие и ясные, даже какие-то примитивно упрощенные, грубо выжженные на оболочке моего сознания во время ночных психотропных сеансов.

– Конечно, я ненавижу наших врагов. Врагов человеческой цивилизации. Врагов Содружества наций. Террористов. Анархистов. Бунтовщиков. Евразийский Союз, и всех, кого он поддерживает! – словно робот, пролаял я, уловив эти образы.

– О, это далеко не все, – хитро ухмыльнулся сержант. – Кроме машинной ненависти, на которую мы все запрограммированы, в тебе есть и личная. Тонкая, трепещущая, живая. На твоем лице все было написано! Какой роскошный букет чувств! В тебе так прекрасно сочетается Инь и Янь, Сандерс. Мне это нравится. Это на самом деле красиво.

Локи подошел ко мне вплотную, дерзко и дразняще улыбаясь прямо в лицо. Я оставался неподвижен.

– А теперь я хочу, чтобы ты выпустил свою истинную сущность на свободу.

Я угрюмо молчал.

– У тебя осталась еще одна резервная дозы. Прими ее. Целиком, – прошептал Локи совсем тихо, практически мне на ухо. – «Валькирия» поможет тебе встряхнуться.

– Я в норме, сержант. Я готов к бою, – спокойно ответил я.

– Ну уж нет. Ты будешь в норме, когда я скажу, Сандерс, – покачал головой Локи, тряхнув черными волосами с сединой. – Я хочу помочь тебе. И ты сам этого хочешь. Давай! Это приказ!

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я с видимой неохотой, механическим движением достал из аптечки шприц, заряженный сорока миллиграммами концентрата. Мой мозг все еще был способен на расчеты: общее количества вещества в моем организме скоро достигнет сотни миллиграммов, двойного размера стандартной боевой дозы. Так много «Валькирии» в моей крови не было еще никогда, даже на Грей-Айленд. Когда шприц коснулся вены, я почувствовал, как меня охватывает вихрь, которому я не в силах противостоять. Контроль над сознанием исчез. Что-то вышло на свободу. Что-то, чего я всегда втайне боялся, что никогда не хотел выпускать.

Локи вдруг с силой толкнул меня кулаком в грудь.

– А теперь нападай, Сандерс! Дерись со мной! – возбужденно взревел он, секундой раньше тоже всадив иглу себе в вену.

– Ты – сержант Легиона. Мой командир, – прошептали мои губы, но они уже почти не имели связи с сознанием, которое отдало команду пальцам, сжавшимся в кулаки.

В щеку мне прилетел предательский удар. Я не чувствовал боли, но из глубин сознания начала накатывать неудержимая ярость.

– Не делай этого, – отирая с уголка губы кровь, прошептал я, чувствуя, как мой голос начинает меняться и становится чужим.

– Почему это?! – широко расставив руки, издевательски переспросил Локи.

– Не делай этого, потому что пожалеешь, – объяснил я, и мои зрачки прищурились от злости. Голос мне уже не принадлежал.

– Да ну? Неужели?!

Не знаю, много ли времени я не владел собой. Но просветление снизошло на меня в подходящий момент. Мозг отдал мне приказ остановиться за миг до того, как было бы уже слишком поздно. Перед моими глазами всплыло лицо Локи с заплывшим от удара глазом и кровавой ссадиной на лбу. Я убрал локоть, уже упершийся ему в кадык, и колено, упершееся ему в пах. Поднялся, отошел на несколько шагов, осмотрелся. В песке невдалеке валялся кинжал, который я выбил из руки Локи. Сержант лежал, тяжело дыша и посмеиваясь, закатив глаза на лоб. На его побитом лице было написано блаженство законченного мазохиста.

– Божественная драка, Сандерс… – прохрипел он. – Быстро же ты меня сделал… и красиво. О, как же это прекрасно!

Он хрипел из-за сломанных ребер – я хорошо помню, как вдавил их в грудь ударом кулака. И вряд ли он сможет в ближайшее время бегать. Помню, как нанес ему увечье, ударив ногой сзади под колено. Странно, что я его не убил. А ведь собирался всего секунду назад. Я не помнил тогда, почему хотел это сделать. И не очень-то понимал теперь, почему мне перехотелось. В сознании все еще бушевал наркотический шторм. Я оказался в глазу торнадо, но спокойствие наступило ненадолго – вихрь вот-вот подхватит меня снова, и вскоре я снова забуду себя.

– Мы должны возвращаться на базу, – произнес я, пока понимал, что говорю. – Сержант, ситуация выходит из-под контроля…

– О, нет. Мы тут еще не закончили! – взревел Локи, с трудом поднимаясь на ноги, и вдруг замер: – Слышишь?! О боги! Нам нами хлопают крылья Валькирии. Я слышу их! Черт, как же я хочу, чтоб этот миг длился вечно!

Лицо сержанта было совершенно безумным. Доза была слишком высока.

– Ты не пригоден к бою. Ты даже не сможешь подняться на эту скалу из-за травмы, – я все еще пытался держать ситуацию под контролем.

– Еще как смогу, черт возьми! Я чувствую себя прекрасно! Лучше, чем когда-либо!

Локи оступился, попробовав ступить на левую ногу. Чертыхнулся – не от боли, от досады. Нога невольно подогнулась.

– Помоги мне! – велел он и, опершись о моем плечо, зашептал мне на ухо. – Мы должны сделать это, Сандерс. Сделаем это вместе. А если вдруг я не дойду до вершины – ты сделаешь все сам.

Что было дальше, я не помню.

§ 48

История умалчивает, кому принадлежит сама идея «отвалов». Никто не помнит и о том, когда это словечко появилось в солдатском жаргоне. Идея, между тем, имела смысл, если смотреть глазами наемников и их нанимателей. Затраты же на ее реализацию были ничтожны в масштабах общего бюджета амбициозных бизнес-проектов, которые реализовывались консорциумом «Смарт Тек» на пустынных землях, где прежде находились многочисленные африканские страны с чертовски бедным населением и чертовски богатыми недрами: все эти Конго, Анголы, Замбии и Зимбабве. Эти образования и прежде сложно было назвать «государствами», а после краха Старого мира любые признаки их государственности и вовсе канули в Лету, уступив место старому-доброму закону джунглей.

Миротворцы Содружества, основные силы которых были сосредоточены у крупных очагов цивилизации, не в состоянии были, и даже особо не пытались обеспечить безопасность за пределами немногочисленных, теснящихся друг к другу вблизи побережья «зеленых зон». Даже если корпорациям удавалось преодолеть бюрократическую машину и заставить миротворцев предпринять военные акции, которые политкорректно именовались не иначе как «меры реагирования», такие акции могли быть предприняты лишь с далеких баз в Киншасе или Уамбо, находящихся более чем в шестистах милях от крупнейших алмазных месторождений: легендарной кимберлитовой трубки Катока, рудников с непроизносимыми названиями Камафука и Камазамбо, а также других адских мест, которые, вопреки своей внешней неприглядности, приносили добывающим компаниям неисчислимые миллиарды фунтов каждый год. Такая удаленность означала лишь одно: военные могли поспеть на место происшествия как раз вовремя, чтобы не позволить дикарям, поубивавшим персонал горнодобывающих компаний, поглумиться над трупами.

Так бы и было, если бы могущественный консорциум не взял ситуацию в свои руки.

В регионе постоянно работали не менее шести тысяч частных «специалистов по безопасности», законтрактованных консорциумом в интересах корпорации «Редстоун», крупнейшего в мире добытчика алмазов. Примерно половина контрактников работали в «Глобал Секьюрити», около тысячи двухсот – в «Чи Милитари», семь-восемь сотен – в «Бразилиа армз», остальные представляли различные мелкие фирмы или были фрилансерами.

В отличие от миротворцев, подавляющее большинство которых несли службу на крупных военно-морских и военно-воздушных базах, лишь немногие из работников ЧВК наслаждались работой в условиях цивилизации. Всего несколько сотен административного и обслуживающего персонала, а также инструкторов тренировочного центра, разместились в уютных офисах с кондиционерами в Киншасе. Все остальные, пройдя интенсивную месячную «учебку» в Киншасе (и это лишь в том случае, если они раньше не имели «ходок» в горячие точки), отрабатывали свои деньги сполна.

Местом постоянной дислокации наемников были базы, напоминающие крепости, возведенные на стратегических дорожных узлах и вблизи промышленных центров. Крупнейшая база, принадлежащая «Глобал Секьюрити», называлась Форт-Даймонд и находилась в Сауримо, в двадцати милях от самых крупных в мире алмазных копей. В Форт-Даймонде был собственный аэропорт, медицинский центр и даже маленький военный городок, где офицеры, не желавшие проживать в казарме, могли селиться в маленьких комнатках холостяцкого общежития. Однако никто не сидел на базе безвылазно.

Большую часть времени контрактники проводили на ногах и с оружием в руках: патрулировали транспортные артерии; сопровождали конвои с людьми и полезными ископаемыми; удерживали аванпосты на важных перекрестках, которые в любой момент могли подвергнуться нападению; участвовали в карательных акциях против местных недоброжелателей; охраняли шахты, на которых работали уголовники; приходили на помощь собственной службе безопасности «Редстоун», когда той не удавалось совладать с беспорядками среди туземных рабочих на других шахтах.

Работы было много. Работа была паскудной. Опасной. Смертельной. Дешевая бравада, которой славились «солдаты удачи», не способна была обмануть суровую статистику: 3,2 % наемников за время службы здесь погибали или пропадали без вести, еще 7,5 % получали ранения. Статистика, между тем, безбожно врала: если взять за основу лишь боевой персонал, отняв технарей, хозяйственников и прочих тыловиков, то показатель был бы по меньшей мере в полтора раза выше.

Однако была и другая сторона медали. За эту сволочную работу очень хорошо платили. Каждый час работы наемника тарифицировался, включался в счет и стоил консорциуму баснословных денег. К счастью, корпорации «Редстоун», не имеющей на рынке серьезных конкурентов, не составляло труда заложить эти затраты в стоимость продукции. Богачи из «зеленых зон» всегда готовы были платить за драгоценности для своих супруг и дочерей столько, сколько потребуется.

Так или иначе, жизнь в постоянной опасности накладывала определенный отпечаток на мироощущение и повадки человека. Когда каждый день может оказаться последним, а вдобавок у тебя есть деньги, здоровье и энергия – любая свободная минутка переживается особенно остро. А если еще учесть, что большая часть «солдат удачи» и без того были людьми несемейными, циничными и безнравственными, к тому же не связанные строгой армейской дисциплиной, то можно легко представить себе результаты. За редкими исключениями, бойцы из «Глобал Секьюрити» любили бухать, курить, трахаться и резаться в любые виды азартных игр по меньшей мере втрое больше, чем среднестатистические люди. А некоторые из них могли бы посоревноваться в этих видах спорта за место в книге рекордов Гиннесса. При таких исходящих данных любая увольнительная могла окончиться не только буйной пьяной оргией и длительным бодуном, но и нешуточным погромом на территории объектов компании и вблизи них.

Сознавая проблему, руководство «Глобал Секьюрити», состоящее в основном из отставных военных, поначалу вознамерилось внедрить среди сотрудников жесткую дисциплину, запретив употребление алкоголя и наркотиков, а также очень строго ограничив частоту и длительность отгулов. Однако вскоре кто-то из прогрессивных менеджеров сообразил, что помещение строптивых и свободолюбивых людей в полную изоляцию может привести к катастрофическому снижению их боевого духа, расстройству психики, недовольству начальством, а возможно, даже к саботажу и дезертирству. И это не говоря уже о снижении привлекательности «Глобал Секьюрити» на рынке труда, которым не замедлят воспользоваться наступающие на пятки конкуренты.

Появился вопрос: как, не нарушая общественного порядка, позволять бойцам «выпускать пар»? Отпускать изголодавшихся по острым ощущениям наемников в населенные пункты – рискованно. Устраивать пьянки прямо на режимных объектах – тоже недопустимо. Тут требовалось выработать мудрую и взвешенную политику. Вопрос этот передали в HR-департамент, те наняли для его решение креативное ивент-агентство. Там, в свою очередь, быстро нашли выход, который пришелся руководству по вкусу.

В пятидесяти милях от Сауримо, в заброшенном поселке, где обитали только крысы, собаки и какие-то троглодиты, нашли старую, пустующую и полуразрушенную обувную фабрику. За совместные деньги «Редстоун» и «Глобал Секьюрити» был нанят строительный подрядчик, который в краткие сроки превратил развалины в некое подобие клуба, способного принять до двухсот отдыхающих. Объект был сдан подрядчиком летом 85-го, и получился как на картинке. Под отремонтированной крышей фабрики разместились бары, танцполы, казино, огромный бассейн, римские парные, ванные с джакузи, кальянные, массажные салоны, спортивные площадки, бойцовская яма, полоса препятствий, веревочный парк, зал погружений в виртуальную реальность, а также множество маленьких уютных комнаток с большими кроватями.

На объекте, скромно записанном в финансовой отчетности как «база отдыха», постоянно дежурило небольшое подразделение службы внутренней безопасности «Глобал Секьюрити», задачей которого было следить за порядком и отпугивать случайных бродяг. Для обслуживания отдыхающих было нанято необходимое количество гражданского обслуживающего персонала: официанты, бармены, уборщики, банщики, массажисты, кальянщики, парикмахер, мастер тату, ди-джеи, пи-джейки, стриптизерши, и, что самое главное – представительницы (и представители) древнейшей профессии, зачастую совмещающие ее, для целей экономии, с одной из перечисленных ранее. Из соображений безопасности персонал проходил тщательную проверку и был завербован, в основном, не из числа местных – ведь любой из туземцев мог оказаться активистом местной террористической группы, который охотно воспользуется удачной возможностью прикончить расслабленных, пьяных и беспомощных «иностранных захватчиков» одним из сотен возможных способов.

31-го августа 85-го состоялось шумное торжественное открытие с участием топ-менеджеров корпораций. А с начала осени объект вошел в полноценную эксплуатацию. Одна из десяти рот легкой пехоты, несущих службу в Форт-Даймонд по контракту с «Глобал Секьюрити», в порядке очередности, получала в полном составе двухдневную увольнительную, с интервалом в один день, необходимый обслуге, чтобы прибрать за прошлой ротой, привезти необходимые припасы, подготовить все для следующего визита. Таким образом, вылазка на свободу случалась у наемников, в среднем, один раз в месяц. И тут уж они отрывались по полной. Наемники прозвали эти два дня, которые каждый из них ждал с нетерпением, с каким разве что дети ждут подарков на Рождество, словом «отвал». Выражение «уйти в отвал» быстро стало ходовым и употреблялось повсеместно, в том числе у начальства, хотя вряд ли кто-то мог объяснить, откуда оно пошло.

Немногочисленные наемники с семьями, пожелавшие заменить сумасшедшую вечеринку кратким свиданием со своей второй половинкой и/или детьми, могли сделать такой выбор, но таких обычно оказывалось не больше 5-10 % от общей численности роты. Обычно даже больные и раненые в лазарете, способные передвигаться лишь на костылях, умоляли врачей позволить им отправиться на «отвал». К «счастливой роте» присоединялись сотрудники с других баз «Глобал Секьюрити» в регионе, а также охранники из службы собственной безопасности и другие сотрудники «Редстоун», уровня менеджеров и выше, для которых это удовольствие было, правда, платным, но все же они охотно выкупали все оставшиеся места. Таким образом, «отвал» был всегда переполнен.

По неписанному ни в одной корпоративной политике правилу, эти два дня истосковавшиеся по свободе бойцы могли творить что угодно, за исключением убийства и серьезных увечий своих товарищей. На «отвале» наемников ждали: вышколенный, иммунный к хамству, привычный ко всему персонал; практически неограниченный запас бесплатного спиртного; обильное питание; развлечения на любой вкус. Здесь работала система «ultra all-inclusive» – корпорация, обязавшаяся вознаградить людей за месяц непрерывного стресса, смертельного риска и относительного воздержания от веселья, платила за все.

Об «отвале» начинали говорить за неделю, а иногда и за две до его начала, а за несколько дней приподнятая атмосфера среди бойцов «счастливой» роты чувствовалась уже особенно остро. Вертолеты начинали отбывать в 08:00, но толпа наемников обычно выстраивалась в их ожидании с самого рассвета, посмеиваясь, куря одну сигарету за другой и обмениваясь своими планами на предстоящие дни, которые всегда были до смешного одинаковы, банальны и просты, но от того ничуть не менее привлекательны. За полчаса до вылета начиналась сдача оружия и боевого снаряжения. Особенно тщательно служба внутренней безопасности проверяла, чтобы никто не захватил с собой карманных ножиков, отверток, заточек или других подручных орудий, удобных в пьяной драке. Пройдя проверку, наемники садились на ждущие их транспортные вертолеты, бурно ликуя в предвкушении пьяного трэша.

Смысл «отвала» был прост и понятен каждому в Форт-Даймонде и за его пределами, за исключением без малого пяти десятков таинственных, мрачных и нелюдимых мужчин, прибывших в Африку поздней осенью 89-го, когда ситуация в регионе начала ухудшаться настолько, что «Глобал» начал всерьез торговаться с «Редстоун» о повышении тарифов. Эти люди маскировались под сотрудников «Глобал Секьюрити», носили форму компании, но явно были не из них. Для них выделили отдельную казарму на отшибе базы, и они всегда держались там особняком, не показываясь ни в столовой, ни в клубе. Их можно было встретить разве что на стадионе или в тренажерном зале, остервенело истязающих себя тренировками с каменными выражениями лиц.

Слухи о том, с какой целью они сюда прибыли, начали бродить среди персонала Форт-Даймонд сразу же по их прибытию. Очень скоро эти слухи подтвердились: Форт-Даймонд был отправной точкой для их операций, которые случались едва ли не еженедельно, а люди из «Глобал Секьюрити» выступали в рамках этих операций в качестве вспомогательных сил и поддержки. Никакие договора о конфиденциальности не способны были заставить наемника держать язык за зубами, когда тот напьется, поэтому о сути проводимых таинственными чужаками операций очень скоро знали все. Эти люди были здесь для того, чтобы уничтожать ФАР. И со своей задачей они справлялись чертовски эффективно. О том говорило количество боевиков, привозимых на базу в автозаках и в рефрижераторах каждый раз, когда молчаливые спецназовцы отбывали делать свое дело. О том же говорило и прозвище, которым карателей нарекли ФАРовцы, чьих переговоры подчас удавалось перехватить. Никто из рядовых наемников не знал лишь одного – кто они и откуда прибыли. Среди наемников ходили об этом страшные слухи, и они становились тем страшнее, что ни одна из дичайших сплетен не смогла найти ни подтверждения, ни опровержения из уст этих людей. Кроме друг друга, «каменные сердца» вообще ни с кем и никогда не говорили.

§ 49

Даже не знаю, почему легионерам было приказано участвовать в «отвалах» наравне с прочими наемниками. Ведь никому из нас это было совершенно не нужно. Если такое решение было частью жалкой попытки скрыть нас среди толпы наемников, то попытка эта была обречена с самого начала и вполне закономерно провалилась. Среди пустобрехов и кутил из «Глобал Секьюрити» мы выделялись так же разительно, как выделялись бы недавно откинувшиеся «зэки» на детском утреннике, или наоборот, детсадовцы на тусовке отпетых уголовников.

Я совсем не помнил прошлый «отвал», на котором мне довелось побывать месяцем ранее. Вряд ли многое запомню и из этого. Не помнил я ни как тут оказался, ни что делал до того момента, как ко мне вдруг вернулось сознание. В этот момент я сидел, голый по пояс, на топчане около бассейна, внимательно разглядывая пьяного вдрызг мужчину с красным носом, спящего на водном матрасе, рассекающем гладь бассейна. Вокруг доносилась громкая музыка, пьяные крики и смех, плеск воды. Повсюду бродили полуголые или голые люди с сигаретами, сигарами, бокалами или бутылками. Кое-кто валялся пьяным, ползал или сидел, не в силах встать. Какая-то девушка танцевала топлес на барной стойке под бурные аплодисменты толпы мужчин. Множество людей извивались телами на танцполе в разноцветном свечении лазеров, прижимаясь друг к другу. Какой-то весельчак обливал танцоров шампанским. Через динамики доносился задорный голос ди-джея, призывающего публику увеличить ритм. Несколько пар находились в прелюдиях или открыто трахались прямо у меня на глазах: на топчанах вокруг бассейна, в самом бассейне и на плавающих там матрасах, в окружающих бассейн ваннах-джакузи.

Ни одного знакомого лица вокруг не видать. Если припомнить, то, когда вертолет доставил нас сюда, взвод легионеров, не сговариваясь, организованно занял бойцовскую яму и спортивную площадку. Пока вокруг царили Содом и Гоморра, легионеры, не проявляя к тому ни малейшего интереса, проводили время так, как умели. Часть бойцов, приняв концентрированную дозу «Валькирии», методично тренировались и самозабвенно молотили друг друга в бойцовской яме. Другая часть, приняв щадящую дозу с большим содержанием плацебо, сидели на полу, скрестив ноги и прикрыв глаза, будто буддистские монахи, и не замечая ничего вокруг. В таком трансе они могли провести много часов, а иногда и сутки, без единой мысли в голове.

Я оказался в числе немногих легионеров, захваченных смутными, фантомными воспоминаниями из прошлого, кто забрел в общую пьяную тусовку и замер среди нее в растерянности, словно зомби. Я мог бы напомнить себе сонного мотылька, прилетевшего на огонек, но не ведающего, что именно его в том огоньке влечет. Впрочем, я не способен был тогда на литературные сравнения. Я не понимал цели и смысла того, что происходило вокруг. Алкоголь был всего лишь вонючей жидкостью. Мельтешащие вокруг нагие человеческие тела, мужские и женские – мясом. Здесь запрещено было кого-либо убивать, а значит, тут мне не дано было исполнить свое единственное предназначение. Но ничего другого я делать просто не умею.

– Эй, Сандерс! Смотри-ка, кто тут у нас!

Локи, притащивший меня сюда, как всегда, был энергичнее других, хотя и сильно прихрамывал на левую ногу. В его смеющихся глазах я отчетливо видел след совсем недавно принятой дозы концентрата. Неведомо зачем он выдернул из толпы и притащил ко мне какую-то зачуханную проститутку. Жеманная девица в мини-бикини с размазанной от воды косметикой на лице была изрядно пьяна. Она глупо хихикала и строила нам рожи, которые должны были изображать страсть и желание. Только вот актриса из нее была не ахти. Чувства после приема «Валькирии» обострились, и я мог осязать владеющий ею страх. Мы не были похожи на тех, кто когда-либо ее трахал. От нас не разило алкоголем, мы не смеялись, не окидывали ее прелести похотливыми взглядами. У нас были жилистые, высушенные мускулистые тела, исполосованные жестокими шрамами. Дико не соответствующая возрасту седина. Бледная тонкая кожа, под которой видны вздутые синие сосуды. Огромные темные круги под глазами, словно от многих ночей без сна. Красные прожилки вокруг зрачков, временами слегка подергивающихся. Угрюмые лица. Затуманенный взор. Не знаю, откуда я знал, как мы выглядим со стороны. Наверное, видел когда-то свое отражение. Когда-то давно.