Текст книги "Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц)

– Я не единственный, кто стал жертвой этой ситуации. Я не могу просто бросить их.

– Твои друзья выйдут на свободу, если удастся это устроить. Но я ничего не обещаю.

– Этого мало.

– Не нравится – я могу выйти через эту дверь и оставить тебя подыхать.

– Откуда я знаю, что это не вы стоите за всем этим?

– Ты что, сбрендил? Столько телодвижений ради того, чтобы заманить тебя одного на службу по контракту? Кем ты себя считаешь, мать твою, Суперменом? Да если верить отчетам, которые я прочитал, тебя взяла в плен девка, а потом послала в нокаут дверь. Будь я проклят, я сам не понимаю, почему трачу на тебя свое время!

– Почему тогда, все-таки?

– За тебя, как всегда, замолвил словечко твой «приемный папаша».

Перед моим изумленным взором развернулась короткая видеозапись, на которой было запечатлено лицо Роберта Ленца.

– Димитрис. Человек, который доставит тебе это сообщение, может помочь. Согласиться на его предложение – твой единственный в сложившейся ситуации выход. Я больше ничем не могу тебе помочь. Береги себя.

Я удивленно покачал головой. Ленц знает, во что я вляпался? Ленц знаком с Чхоном? Двадцать восемь скупых слов – это все, на что оказался способен мой бывший опекун в такой ситуации?

– Не пытайся найти здесь подвох, парень, – вновь заговорил Чхон. – Ставь свою чертову подпись, и приступим к делу!

– О чем это? – мои глаза подозрительно пробежались по бесчисленным строкам контракта. – У меня есть время подумать?

– У тебя нет ни одной чертовой минуты. А это о том, что на следующие пять лет ты становишься собственностью корпорации, название которой ни о чем тебе не скажет. Обещаю: ты станешь частью очень интересного проекта. Как раз такого, где твои способности раскроются как нельзя лучше.

– Как насчет «Эклипса»? Гаррисон, Блэк? Эти люди вам знакомы?

– Этот рынок довольно тесен. Я знаю всех, кого стоит знать. А Гаррисон кое на что способен, хотя до меня ему далеко.

– И что же, они просто выйдут из воды сухими после того, как хладнокровно убили моего друга?!

– Жизнь бывает длинной, если повезет. Может, тебе еще представится шанс расквитаться со своими врагами. У меня вот, например, когда-то было чертовски много врагов. А теперь никого не осталось, а я все еще жив. Такой ответ тебя устроит?

От услышанного голова шла кругом. Все эти годы я полагал, что эпизод моей жизни, когда мне настойчиво предлагали контракт с никому не известной компанией «Юнайтед Секьюрити Солюшнз», навсегда остался в прошлом. Временами я вспоминал слова генерала Чхона о генетической модификации, которой я якобы был подвергнут еще в зародыше, однако жизнь не предоставила мне возможностей узнать, правда ли это, и со временем этот факт затерялся в пыли лет.

А теперь оказывается, что они ждали своей возможности все эти годы?!

– Вы гарантируете, что это не будет выглядеть как бегство?

– Я уже сказал тебе все, что хотел. Ставь свою подпись на чертовом контракте прямо сейчас, или я разворачиваюсь и ухожу.

– Что это за контора? – мои глаза пробежались по названию стороны контракта – «Грей Айленд ко.». – Чем я буду там заниматься?

– Всем, чем прикажут. Все засекречено. Но это будет чертовски серьезная работа. Не работа сторожа или вышибалы – работа спецназа. После прохождения спецподготовки ты будешь участвовать в различных операциях, преимущественно за пределами территории Содружества. Эти операции по бумагам не будут иметь отношения к Содружеству, но будут направлены на защиту его интересов. Никакого чертового контр-терроризма. Все операции будут направлены против главного врага Содружества – того самого, по милости которого ты лишился дома и семьи. Для этого проект и создается. И это все, что тебе стоит знать.

Я ошарашено покачал головой. Это вовсе не тот способ и не та скорость, с которыми я предпочитаю принимать решения, предопределяющие мою судьбу на пять лет вперед.

– Мне осталось чертовых пару месяцев до конца контракта. Пару месяцев – и я бы стал свободен, – пробормотал я, уныло глядя на строку со сроком окончания контракта: «15.08.2094» – мне будет тогда, ни много ни мало, тридцать три года. – Мог бы заняться мирным занятием, как я всегда хотел. Но нет, вы, ублюдки, никак не желаете оставить меня в покое.

Генерал даже бровью не повел. «Подписывай, или иди нахер», – говорило выражение на его каменной физиономии. Я еще раз прогнал через мозг все альтернативные решения, но мысль лишь разбивалась о непрошибаемые препятствия. Перед глазами всплыли лица Миро и Клаудии. А затем, к моему удивлению – Амира Захери и Лейлы Аль Кадри. Жизни всех этих людей зависели от моего выбора. И это было самым паскудным чувством на свете.

Тяжело вздохнув и оглянувшись по сторонам, словно загнанный зверь, я неохотно приложил свой отпечаток к воздушному дисплею, позволив считать мой отпечаток пальца. На экране высветился текст, который надлежало произнести, вступая в контракт. И забубнил:

– Я, Димитрис Войцеховский, 10-го мая 2061-го года рождения, идентификационный номер ЕРФО триста одиннадцать семьсот восемьдесят девять триста двадцать четыре, сегодня, 15-го мая 2089-го года, находясь в трезвом уме и при памяти, по собственной воле, осознавая значение своих действий, без какого-либо… хм… физического или психического давления, добровольно вступаю в трудовой контракт с корпорацией «Грей Айленд», который регулируется правом… кхе-кхе… республики Силенд?… сроком на пять лет, без права досрочного расторжения. Хм… я также даю свое согласие на участие в программе «Железный легион». Я ознакомлен с текстом трудового контракта и всех… хм… пятнадцати?… приложений к нему, включая, но не ограничиваясь этим, обязательство о конфиденциальности.

Надпись на экране возвестило, что мое согласие зафиксировано.

– Что за республика Силенд?

– Ну вот и отлично, – не ответив на мой вопрос, Чхон движением руки убрал изображение контракта и достал из кармана маленький шприц.

– Это еще что? – подозрительно посмотрев на шприц, спросил я.

– Уколов боишься, доця? – осклабился генерал, для пробы выпрыснув из шприца немного жидкости. – Это твой билет на выход! Лежи и не двигайся!

Раньше, чем я успел заявить решительный протест, Чхон со сноровкой опытного санитара вогнал иглу мне в вену. Скривившись и пробормотав под нос ругательство, я неохотно откинулся на спину, раздосадованный тем, что вынужден довериться этому человеку. Первые несколько секунд ничего не происходило. А затем… я вдруг ощутил полный паралич. Мне стало нечем дышать. Легкие просто не желали вдыхать воздух! В сознании мгновенно вспыхнула паника. Каждая клеточка тела отчаянно молила о кислороде. Хотелось отчаянно трепыхаться, но мышцы онемели и не слушались.

Криво усмехнувшись мне своей исполосованной шрамами рожей, Чхон бесцеремонно накрыл меня с головой покрывалом.

§ 37

Когда я очнулся, ощущение было словно у утопленника, которого откачали после нескольких минут пребывания в воде. С хрипом и стонами я жадно втягивал в себя воздух полным ртом. Легкие болели, голова кружилась от внезапного прилива кислорода. Сердце колотилось, как бешеное. Все тело била мелкая дрожь.

Понадобилось несколько минут, чтобы сообразить, что я лежу на больничной кушетке в закрытом кузове машины, которая, судя по тряске, гонит вперед с приличной скоростью. Приподнявшись на кушетке и затравленно оглядевшись, я увидел на стульчике рядом Чхона, расслабленно чующего жвачку. Левый глаз генерала был затуманен работающим сетчаточником, и он, казалось, вообще не обращал на меня внимание.

– Что за херня произошла?! – выпалил я, взъерошив ставшие дыбом волосы.

– Старый трюк. У меня много раз срабатывал, – не отрываясь от своего сетчаточника, спокойно произнес генерал.

– У меня что, останавливалось сердце? – ощупывая свою грудь, спросил я.

– Оно билось настолько медленно, что это вполне могло сойти за остановку. Это уже неважно. Мы вытащили тебя оттуда, где ты находился. И везем туда, где тебе пристало быть.

Свесив ноги с кушетки, я на некоторое время замолчал и выполнил несколько дыхательных упражнений, чтобы привести свой пульс в порядок. Лишь ощутив, что сердце бьется со скоростью 60 ударов в минуту, я наконец пробормотал:

– В следующий раз предупреждай, перед тем как делать такое.

– С какой это стати? – прыснул Чхон. – Ты теперь солдат. Будешь делать, что приказано. В ближайшие пять лет нам понадобятся лишь те части твоего мозга, которые помогут тебе ориентироваться в бою. Остальные можешь отключить.

– Куда мы едем?

– К транспорту, который доставит тебя в нужное место. Хватит задавать чертовы вопросы!

– Ты обещал, что Клаудия и Мирослав тоже получат свободу.

– Ни хрена подобного.

– Ты обещал попытаться.

Тяжело вздохнув, Чхон вынул из кармана и бросил мне мой наручный коммуникатор. Едва я взял его в руки, как устройство замигало, оповещая о входящем вызове. Вызов шел от человека, отсутствующего в адресной книге. Вопросительно взглянув на Чхона (тот вновь углубился в свои дела), я ответил на вызов. На экране передо мной появилось лицо Клаудии. Оно выглядело запыхавшейся и слегка испуганной.

– Дима! О, Боже! Ты в порядке?!

– Это я хотел спросить у тебя!

– Я в порядке. Наверное. Не знаю. Какие-то люди помогли мне выбраться. Они просто вывезли меня, ничего не объясняя, и высадили в Новом Бомбее. Я ничего не понимаю. Это Ленц? Он стоит за этим?

– И он, и кое-кто еще, – мрачно произнес я.

– Где ты? Когда мы с тобой сможем увидеться?

– Если я правильно понимаю ситуацию, то где-то лет через пять.

– Что? Я тебя правильно расслышала?

Раньше, чем я успел сказать еще хоть слово, рука генерала бесцеремонно выхватила из моих рук коммуникатор и отправила его через форточку на улицу.

– Он тебе больше не понадобится, – встретив мой вопросительный взгляд, объяснил генерал. – В ближайшие пять лет.

– Вы не позволяете своим сотрудникам иметь личные коммуникаторы? Кажется, даже «миротворцам» это разрешается! – возмутился я.

– Миротворцы – просто клоуны. А ты будешь заниматься серьезной работой.

– А еще говорят: «Классно работать в частном секторе», – фыркнул я.

– Тебе понравится, – подняв на меня взгляд, Чхон подмигнул.

Микроавтобус затормозил минут через десять. Когда дверь открылась, я понял, что мы находимся на одном из десятков небольших частных аэродромов в окрестностях Гигаполиса. Силуэты индустриальных сооружений на заднем плане подсказывали, что аэродром находится где-то на Пустыре или в Кузнице, но более точных ориентиров у меня не было.

– Твой выход, – сообщил Чхон, и бросил мне сложенную черную футболку. – Оденься!

Натянув на голый торс футболку, я спрыгнул белыми больничными тапочками на потрескавшийся асфальт. Как раз в этот момент за моей спиной охранник в черной униформе частной корпорации со скрипом задвигал зарешеченные ворота. Двойной решетчатый забор с колючей проволокой, опоясывающий аэродром, наводил на мысль о тюрьме. Несколько бетонных ангаров, полдюжины частных реактивных самолетов и столько же конвертопланов без маркировки, которая бы указывала на авиакомпанию-владельца. По бетонному покрытию к нам шагали двое людей в черных комбинезонах.

– Тебе с ними, – кивнув в их сторону, сказал Чхон. – Обойдемся без душещипательных прощаний.

– Я хочу поговорить с Миро. Ему удалось выбраться?

– Я ничего тебе не обещал, – покачав головой, терпеливо объяснил генерал. – Мне плевать, чего ты хочешь. И мне больше нет никакого дела до твоих друзей. Я и имена их уже выкинул из головы. Как и твое.

– Эй! Я тебе пять лет своей жизни отдал! – возмутился я.

– Тебе за это хорошо заплатят, – хватаясь за ручку дверцы, окончил разговор генерал.

Дверь микроавтобуса захлопнулась у меня прямо перед носом. Оглянувшись, я посмотрел на двух мужчин подтянутого военного вида с короткими стрижками, подошедших ко мне.

– Самолет «Железного Легиона» отправляется на Грей-Айленд ровно через десять минут, – вместо приветствия гаркнул один из них. – Вот он! Давай-ка живо на борт, рекрут!

– Вы тоже из этого, типа, «Легиона»? – спросил я у наемников, улыбнувшись. – Мне вообще ни хрена не объяснили. Долгая история.

– Тебе все объяснят, когда надо будет, рекрут. А теперь марш на борт!

Поняв, что дружеской беседы не получится, я зашагал в сторону черного реактивного самолета на тридцать-сорок мест, разогревающегося около ВПП – бодро, насколько позволяли стопы, кое-как зажившие после недавнего хождения босиком по стеклу, и покалывание в ребрах. Лицо приятно обдувал ветерок. Сердце, только что едва не остановившееся, билось в груди радостно и бодро.

Черт знает во что я впутался, но, по крайней мере, я больше не заперт в чертовой больничной палате со сворой упырей из СБС. Через несколько минут я улечу отсюда в какую-то глухомань, где они меня не достанут, и это не может не радовать. Мне удалось вызволить Клаудию. Неизвестно, правда, что еще будет с Мирославом. Гибель Бена осталась неотомщенной, и неизвестно, смогу ли я когда-то это исправить. Но у меня было не так уж много вариантов.

Колеса микроавтобуса за моей спиной завизжали – автомобиль убирался прочь с аэродрома, вместе с Чхоном, который утратил ко мне всяческий интерес в тот самый момент, как я поставил электронную подпись под контрактом. «Все-таки ты добился своего, ублюдок. Заполучил-таки мой зад. Столько лет спустя», – подумал я со смесью раздражения и восхищения.

Глава 5

§ 38

Салон частного реактивного самолета, рассчитанного примерно на сорок мест, был заполнен меньше, чем на четверть, когда лайнер вырулил на взлет на аэродроме в окрестностях Сиднея. Я мог бы без труда найти себе место вдали от других пассажиров, но вместо этого специально направился к паре сидений, одно из которых занимал мужчина примерно моего возраста в черном футболе вроде моей и серых камуфляжных штанах. В отличие от меня, у него хотя бы был рюкзак.

Парень был помельче меня, но все же за шесть футов, и очень спортивный. Его русые волосы были коротко, по-военному пострижены. Не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы угадать его профессию.

– Не против? – спросил я, указывая на место рядом с пассажиром.

– Падай! – кивнул тот, взглянув на меня приветственно и при том испытывающе. – Ого! Надеюсь, в «Железном Легионе» не у всех рекрутов твои габариты. А то на тренировках будет сложновато.

– Меня зовут Димитрис.

– Хэнк, – он крепко пожал мне руку, и тут же продолжил: – Стафф-сержант Хэнк Уотерс, 6-ой полк Корпуса морской пехоты Объединенных миротворческих Сил. Авианосец «Джордж Буш». База ВМС Сембаванг. Две миротворческие миссии: Кения, Ближний Восток. Теперь в отставке.

– Ого. Внушительно! – присвистнул я.

– Не думаю, что это так уж внушительно в сравнении с тем, что нам предстоит. А ты-то сам откуда?

– Полиция Сиднея. 44-ый батальон быстрого реагирования. Старший сержант, командир взвода, – призадумавшись немного, я добавил: – Теперь я тоже в отставке… наверное.

– Это одно из тех рейдовых подразделений, что наводит порядок в фавелах вокруг Сиднея? Я слышал, там бывает так же жарко, как в «горячих точках».

– Да уж, нас там не очень любят.

– Что ж, я не сомневаюсь, что ты профи, если ты летишь на этом самолете, – Хэнк уважительно кивнул. – Я слышал, только один человек из двадцати, подавших заявки, попадает в учебку Легиона. А ведь заявку могут подать только те, кто не меньше пяти лет прослужили в правительственных силовых структурах или в ЧВК. Да уж! Вот это действительно элита! Черт возьми, я каждое утро пробегаю по три мили, но я чуть не сдох на предварительном тестировании. А как ты? Нормально прошел? С твоими габаритами сдать норму по бегу – наверное, задачка не из простых…

– Я трижды в жизни пробегал марафонскую дистанцию, – самоуверенно усмехнувшись, заверил я. – Но, что касается предварительного тестирования – у меня ничего такого не было. Если опустить некоторые… м-м-м… ненужные подробности, то мне предложили подписать контракт, и вот, я здесь, на борту.

– Ого! Ты, наверное, где-то очень здорово себя зарекомендовал, если тебя приняли без тестирования, – восхитился бывший морпех.

Даже краткого разговора с Хэнком Уотерсом оказалось достаточно, чтобы понять: я единственный на борту этого самолета, кто не хотел здесь оказаться и понятия не имеет, на что он подписался. Услышанное только что от Уотерса оставляло сильное впечатление. Подразделение, куда отбирают лишь лучших из числа тех, кто и так имеет солидный опыт? Я прежде полагал, что в наемники берут кого-попало.

– Что ты знаешь об этом «Легионе»?

– Очень мало, приятель, – развел руками Хэнк. – Как и все рекруты, с кем я здесь говорил. Высочайшая секретность. Но я привык к тому, что солдатам не положено знать всей правды. Человек, которому я доверяю, заверил меня, что Легион создают для того, чтобы драться с евразийцами. И этого для меня достаточно.

– Это проект правительства?

– Ты же знаешь, как в этой сфере все скользко, – подмигнул Уотерс. – Оба раза, когда я был в составе миротворческих миссий, рядом с нами находились какие-то частники, которые, вроде как, и не работают на правительство. Но ведь мы все понимаем, что к чему. Это политика. Для того чтобы делать настоящую работу, иногда приходится снять красивую униформу и одеть черный комбез без знаков различия.

– Значит, ты для этого здесь? Чтобы делать настоящую работу?

– Так точно! Я устал от гребаных парадов. От тупоголовых офицеров, которые учат своих солдат маршировать и чистить ботинки вместо того, чтобы учить их стрелять. От тысячи дурацких правил о том, сколько раз надо вежливо предупредить гориллу с автоматом, целящегося в тебя, перед тем как можно будет аккуратненько начать в него стрелять. Название нашей армии говорит само за себя. «Миротворческие силы». Ха! Их назвали так, потому что считалось, что после Апокалипсиса нам больше не с кем воевать. Но оказалось, что очень даже есть с кем. И теми методами, которыми действуют миротворцы, этой войны не выиграть.

Я задумчиво кивнул. Нечто подобное я слышал много раз – и от военных, и от обывателей. Именно это мне втолковывал генерал Чхон.

– А что привело сюда тебя?

– Хм. Скажем так, я оказался в ситуации, в которой у меня не было иного выхода, – честно произнес я, но счел нужным добавить: – Однако, что касается евразийцев… Я родился в селении под названием Генераторное в Центральной Европе. Когда мне было пятнадцать, мое селение стерли с лица земли нацисты, которым Союз поставлял вооружение. Мои родители погибли от их рук. Так что у меня с этими ублюдками очень серьезные счеты.

– О, мне очень жаль твоих родных. Об этом нам и говорил рекрутер. Если ничего не делать – рано или поздно коммунисты появятся на пороге у каждого из нас. Они остановятся ровно там, где мы их остановим!

Я согласно кивнул.

– Меня немного смущает лишь то, что это приходится делать в составе частной конторы, – поделился своими опасениями я. – Мы ведь солдаты, так? Мы воюем за правое дело. Но мы будем носить чертовы черные комбинезоны и прятаться в тени.

– Понимаю, о чем ты, – Хэнк благожелательно кивнул. – Я рубака, такой же как ты. Но это политика. Мы не можем поменять правил этой игры.

Пока мы общались, самолет взмыл вверх и начал стремительно набирать высоту, удаляясь от Сиднея. Очень скоро под нами был лишь бескрайний простор океана. Взглянув на своего соседа, я увидел, что он, как и я, неплохо переносит перегрузку. Морпехам наверняка часто приходится летать на конвертах и вертушках.

– Ты хоть знаешь, куда мы летим? Что это за Грей-Айленд?

– Это место, где находится учебка. Больше никто ничего не знает.

– Долго мы там пробудем?

– Без понятия. Знаешь, что? Раз мы все равно ни хрена не знаем, я предлагаю вздремнуть. Не удивлюсь, если нам там устроят какое-то испытание, едва мы сойдем с борта. Мой рекрутер шепнул, что учебка – это адское место. Ха! Не то, чтобы старину Хэнка можно было напугать такими словечками после восьми лет в Корпусе морской пехоты!

Уотерс не пускал слов на ветер – через пять минут он уже храпел. Что до меня, то сна, как можно было догадаться, у меня не было ни в одном глазу. События развивались слишком стремительно. Еще в четверг, всего три дня назад, я спокойно проснулся в своей постели, намереваясь провести обыкновенный рабочий день – и сколько всего случилось с тех пор! Это напоминало мне август 83-го. Жизнь снова становится с ног на голову. Только вот, на этот раз не похоже, чтобы она вернулась обратно в свое русло в течение недели-другой. На сей раз меня ждут перемены надолго.

Самолет совершил по пути две посадки, так что даже я, не страдающий боязнью полетов, в конце концов ощутил легкую тошноту. Никто не объявлял, где именно мы садимся. Но на каждом из новых мест салон никто не покидал – наоборот, к нам подсаживались новые пассажиры. Когда самолет поднялся в воздух в третий раз, салон был полностью заполнен четырьмя десятками крепких мужчин. Всем было двадцать пять – тридцать пять лет от роду, все в черных майках и серых камуфляжных штанах. Большая часть носили короткие армейские стрижки и были гладко выбриты. Лишь около четверти все еще щеголяли более длинными патлами, усами и бородами – должно быть, ребята из ЧВК, там требования к внешности отличаются от армейских.

«Серьезная публика», – приходилось признать мне. В 44-ом батальоне я привык видеть рядом с собой суровых мужчин не робкого десятка, но здешние мужики были еще крепче и суровее. Завоевать уважение в таком коллективе – это серьезный вызов даже для такого профессионала, каковым считал себя я.

Я все еще испытывал сильные колебания из-за того, чем нам предстоит заниматься. Я ни капли не кривил душой, когда говорил Хэнку о своем отношении к узкоглазым ублюдкам, на совести которых висит смерть моих родных. Всю свою сознательную жизнь я следил за тем, как коммунистическая империя ширится и наглеет, и всегда говорил одно и тоже: «С этим нужно что-то делать». Но, признаться, я не готов был сказать, что именно.

Я не мог представить себе, чтобы Содружество вступило в полномасштабный военный конфликт с Союзом. Обе сверхдержавы имели на вооружении оставшееся после Апокалипсиса термоядерное и аннигиляционное вооружение. Конфликт между ними – это Четвертая мировая. Человечество, едва-едва оправившееся от Третьей, в лучшем случае будет отброшено в Средневековье, а в худшем – просто вымрет как вид. А значит, предстоит гибридная война. А более грязного дела не придумаешь.

Африка, Европа, Индостан, Индокитай, Юго-Восточная Азия – основные регионы, где интересы двух сверхдержав наиболее близко соприкасаются. Эпицентром напряженности сейчас стал Индостан, где коммунисты затеяли строительство своей Новой Москвы. Однако и другие театры потенциально военных действий напоминали наполненные пороховые бочки. Союз не желал мирным путем делить с Содружеством зоны влияния. Значит, вначале сверхдержавам предстоит померяться мускулами. Чьи мускулы окажутся крепче – тот будет в лучшем положении, когда стороны вновь вернутся за стол переговоров.

«В паскудное дело ты меня втянул, Чхон», – подумал я. Это не имело ничего общего с войной, как ее изображают в героическом эпосе. Но времена, когда люди наряжались в доспехи с гербами, хватались за мечи с топорами, и сходились в чистом поле, канули в небытие. В современном мире война бывает только такой.

Я прикрыл глаза, продолжая тяжкие, как мне казалось, раздумья о своих сомнительных перспективах. Если бы я только знал тогда, куда на самом деле несет меня этот самолет, что это место сделает со мной и с моей жизнью – может быть, я бы выбил кулаком иллюминатор и выпрыгнул к чертям собачьим вниз.

§ 39

Никогда не забуду миг, когда впервые ступил на этот злосчастный кусок скалы. Нас доставляли сюда конвертопланы, на которые мы пересели за полтора часа до того на небольшом аэродроме, названия которого нам не сообщали. Посадочной полосы для реактивного самолета на острове просто не было. Метеоусловия были такие, что несчастные рекруты, и так утомленные длительным перелетом, едва не вываливались из салона, пока болтающийся во все стороны воздушный корабль с большим риском для наших жизней приземлялся на маленькую посадочную площадку посреди острых голых камней.

Дрожь прокатилась по моему телу с первой же секунды, как я ступил на эту землю. Более жуткого места, всем своим видом нагоняющего безысходность, мне еще не приходилось видеть. Здесь не было ничего, кроме серых камней. Бурные морские волны мутно-серого цвета с шумом разбивались об эти камни. Небо было затянуто низкими свинцово-серыми облаками. Низко над камнями висела промозглая серая мгла. Казалось, что кто-то отключил над этой землей функцию цветности. Грей-Айленд был абсолютно монохромным.

– Видал я курорты и получше! – помнится, присвистнул тогда Хэнк, выходя следом за мной из конвертоплана. – Да и денек сегодня выдался штормовой!

Тогда мы еще не знали, что прибыли на Грей-Айленд в самый обыкновенный день. Здесь всегда было холодно, где-то десять – пятнадцать градусов по Цельсию днем и около нуля ночью в летнюю пору. И все время дул сильный ветер. День, когда ветер не поднимался выше 15 метров в секунду, мог считаться тихим. Когда в море бушевал шторм, то по острову носились шквалы до 40 метров в секунду, а над водной гладью вздымались такие валы, которые, казалось, готовы были поглотить кусок скалы и похоронить на дне морской пучины. Нередко случались и торнадо.

Здесь не существовало ни животного, ни растительного мира. Люди не жили здесь ни до, ни после Апокалипсиса. Единственными рукотворными объектами на острове были несколько групп угрюмых сверхпрочных железобетонных сооружений, окруженных высокими заборами из рабицы или бетонных блоков с колючей проволокой (будто забор здесь требовался!). Здания и заборы были серыми – такими же, как камни, вода и небо. Группы строений были соединены между собой гравиевыми дорогами, с трудом прорезающими каменистый рельеф.

Едва очередной десяток рекрутов, в числе которых я, сошел с конвертоплана, злобный человек в черном комбинезоне погнал нас от посадочной площадки, устроенной на возвышении, вниз по каменистой тропинке. Впереди виднелась открытая калитка высокого сетчатого забора. Надпись на сетке предупреждала о напряжении в 10 000 Вольт. Калитку охраняли еще трое людей в такой же экипировке. У одного из охранников рвался с поводка крупный мохнатый пес с горящими злобой красными глазами. Глядя на хорошо знакомые тонфы за поясами у этих людей, я подумал, что это место больше напоминает тюрьму, чем военный лагерь.

Нашу десятку выстроили на просторном бетонном плацу, на фоне группы старых бетонных бараков и ангаров. К нам вышел человек еще более злобный, чем тот, что встречал нас у посадочной площадки – коренастый, перекачанный мордоворот с плечами втрое шире талии, вздутыми венами на лице и совершенно безумными покрасневшими глазами. Его коротко стриженые волосы были совершенно седыми, хотя на вид ему сложно было дать больше сорока.

– А-ну равняйсь! – завопил он с такой злобой, будто каждый из нас – его личный непримиримый враг, расправиться с которым у него чесались руки долгие годы. – Чего вылупились на меня, ничтожества?! Думаете, на отдых приехали?! Скоро вы все увидите!.. Все до единого домой попроситесь! Но отсюда, уясните это сразу – НАЗАД ДОРОГИ НЕТ!!!

«Да уж, веселенькая нас ждет здесь жизнь», – подумал я, глядя на дергающийся зрачок инструктора и поежившись от порыва ледяного ветра. Я вдруг вспомнил, что в прошлый четверг вечером, если бы тот проклятый день прошел без эксцессов, ко мне домой пришла бы погостить Чжоу Син. Перед моими глазами вдруг мелькнуло нежное кружевное белье, которое Чжоу игриво оставила у меня на люстре после нашего прошлого свидания. Казалось, что на секунду я даже ощутил его запах… но нет, здесь пахло лишь солью и камнем. На этом острове нет ничего живого. И уж точно здесь нет красивых девушек в кружевном белье.

– Чего рот разинули?! А-ну все быстро упали и отжались! Быстро, я сказал!

Воспоминание о Чжоу моментально вылетело из головы, когда мое тело приняло горизонтальное положение, а кулаки уперлись в холодный отсыревший бетон. Я ощутил острую боль в правой руке – вывихнутый сустав еще не успел зажить. Надтреснутые ребра, которые мне предписывалось беречь еще полтора месяца, были тоже не в восторге от встряски, которую я решил им устроить. Однако я достаточно хорошо понимал, что в этом месте не станут слушать моих жалоб. Нужно было сцепить зубы и терпеть боль.

Не глядя на других, я сосредоточился лишь на том, чтобы выполнять отжимания самому. Насколько возможно, я попытался переместить вес на левую руку. И все же боль в суставе правой руки при каждом отжимании была так сильна, будто мне вправляют его снова и снова. Я скрежетал зубами и бормотал про себя проклятья, но заставлял себя выполнять упражнение снова и снова, прекрасно понимая, что инструктор сейчас прохаживается вдоль рядов, выискивая слабину, и если слабым звеном окажусь я…

– Живее, насекомые! – заревел он где-то совсем рядом.

Я услышал свист, с которым тонфа рассекает воздух, и чей-то полный боли крик, яснее ясного свидетельствующий – кроме собственно удара несчастный получил еще и заряд электрического тока.

– Проклятье! Да вы чего?!

– А ты что, думал, с тобой здесь церемониться станут?! ЖИВЕЕ!

На трясущихся от боли руках я отжимался снова и снова, взмолившись про себя, чтобы такая же участь обошла меня стороной. Но на этом куске скалы никто не слышал молитв. С трудом поднимая свое тело вверх, я вдруг увидел лицо инструктора, искаженное от злобы и презрения, присаживающегося на корточки прямо передо мной.

– А это у нас что?! – просюсюкал он. – Это что, по-твоему, ты делаешь, черт бы тебя побрал?! Что с твоими руками?!

– Не зажившая травма, сэр, – пробормотал я, насколько мог, бодро, вымучив из себя улыбку, больше напоминающую гримасу боли. – Вывих.

– Это что, по-твоему, кого-то интересует?! – взревел инструктор с пеной у рта.

Я не успел даже понять, что происходит, как он стремительным движением врезал тонфой по причинной правой руке. Сила тока оказалась такой, что руку скрутило в конвульсии, и волосы на ней поджарились. Взревев от боли, я повалился на землю, словно недобитый таракан, держась за покалеченную конечность.

– А-а-а… дерьмо! – закричал я в ярости. – Ты что, совсем спятил?!

– Ха-ха-ха, – лицо инструктора исказила издевательская гримаса. – Дорого же ты заплатишь за эти слова, мясо. Ой, дорого. Но это у нас еще впереди. Стройсь!

Сцепив зубы от жгучей боли, я занял свое место в шеренге. В этот момент я был готов без малейших колебаний обороняться, если сумасшедший ублюдок, кем бы он здесь ни был, попробует нанести мне еще одно увечье. Но, на удивление, истязания на этом приостановились. На пригорке пытался сесть новый конвертоплан, а значит, скоро прибудет четвертая, и последняя на сегодня, десятка новобранцев.