Текст книги "Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 35 страниц)

Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая

Глава 1

§ 1

Четверг 12-го мая 2089-го года начался вполне обыденно.

С постели я сорвался резко, без сожалений, едва раскрыв глаза – оставил ее с какой-то оскорбительной озлобленностью, будто неблагодарный сын, покинувший заботливую мать, безутешно плачущую вслед. Впрочем, с такой матерью несложно было расстаться: я спал на твердой поверхности, с которой прямое тело, словно наэлектризованное, само норовило выстрелить.

Контрастный душ и физическая зарядка мгновенно убили бы во мне любые зародыши лени, которые могли крыться в сонной неге. Хотя у меня их и не было.

Я точно знал, сколько времени мне понадобится для того, чтобы совершить прочие утренние формальности:

встать босыми ногами на платформу универсальной системы контроля здоровья, подключить к телу датчики и убедиться, что мои жизненные показатели в идеальном состоянии; проглотить, медленно и обстоятельно пережевывая, питательную смесь со вкусом овсянки и сжевать тугой комок йодистых водорослей (не запивая);достать из нижней шухляды тумбы и одеть свежевыстиранное белье; пройтись утюгом по униформе, убедившись, что на ней нет ни складочки, одеть ее и смахнуть последние ворсинки.

Изо дня в день доведенные до автоматизма процедуры занимали у меня одно и то же количество минут. Поскольку утренние ритуалы не требовали участия лобных долей мозга, они проходили под аккомпанемент новостной службы.

Объемный дисплей пестрел красками в углу огромной, как для одного человека, квартиры-студии в двадцать девять метров квадратных, на фоне мегаполиса, который, казалось, ничто от меня не отделяло. Прозрачность окна с моей стороны уже была на отметке 100 %. Кто-то любит совершать утренние сборы в полумраке, или любуясь искусственными зелеными лугами. Я же не пытаюсь скрывать от себя, что живу посреди бескрайнего человеческого улья. Даже горжусь этим.

Новостная служба не передала ничего особенного интересного: немного политики, немного экономики, немного чрезвычайных ситуаций, спорт и погода. Хорошо хоть на этом канале нет рубрики криминальных новостей. Этого мне хватает и на работе.

«… фондовые рынки ожидаемо продемонстрировали падение на фоне заявления главы Евразийского Союза о намерении совершить торжественное открытие так называемой «Новой Москвы» к 2090-му году».

– Вот ускоглазые ублюдки, – выполняя отжимания на одной руке, процедил сквозь зубы я. – Все никак не угомонятся.

«Напомним, что форсирование не санкционированного легитимными местными властями строительства подземного мегаполиса на полуострове Индостан, подвергнутое резкой критике со стороны всего мирового сообщества, положило конец периоду относительной стабильности в отношениях с Евразийским Союзом. После того как в начале этого года Протектор Содружества наций сэр Уоллес Патридж впервые высказал по этому вопросу свою твердую позицию, войска Народно-Освободительной армии Китая открыто вторглись на Индостан. Провокационное поведение китайских военных в Индийском океане и резко усилившаяся в Новом Тяньзине военная риторика заставляет многих экспертов всерьез опасаться дальнейшей эскалации конфликта…»

Переменив руку, я раздраженно подумал, что нелепое вызывающее поведение коммунистов не меняется все годы, сколько я себя помнил. Однажды жертвой их имперской политики стало и мое родное селение. Много ли еще ни в чем не повинных людей должно пострадать, прежде чем кто-нибудь наконец ответит на их действия?!

«Тем временем», – продолжала вещать диктор. – «Глава сенатского комитета по финансам Малкольм Бейкер заявил, что, несмотря на критику со стороны Ассоциации частных налогоплательщиков Содружества, повышение налога на роскошь все-таки состоится. Оно коснется всех жителей «зеленых зон», кто проживает на жилой площади свыше пятнадцати метров квадратных на члена семьи. Дополнительные поступления в казну будут использованы на финансирование социальных программ. По словам сенатора, состоятельным гражданам Содружества необходимо быть сознательными и пойти на компромисс во имя всеобщего спокойствия и благосостояния».

– А не пошли бы вы в задницу, мистер Бейкер? – выдохнул я, подтягиваясь на турнике. – Сколько денег вы уже вбухали в проклятые трущобы, а в нас там все равно стреляют, как и раньше!

Надо же. Сам не заметил, как у меня появилась привычка разговаривать с телевизором. Бен МакБрайд часто говорит, что вместо аквариумных рыбок мне надо завести нормальное домашнее животное, или хотя бы постоянную девушку. Но у меня не было времени гулять с собакой, от кошек было слишком много вони, а моногамное существование казалось мне слишком скучным уделом.

– Дядя Бен вас разлюбил, крошки. Но папочка вас не оставит, – заботливо засыпая корм в аквариум, иронично проворковал я.

Часть рыбок, вон хотя бы те две скалярии, принадлежало еще нам двоим, когда мы с Беном делили съемную квартиру на заре своей карьеры, с сентября 2084-го по ноябрь 2086-го. Вот были времена! Мы впахивали иногда по девяносто часов в неделю, но умудрялись еще и веселиться. Впрочем, потом беднягу угораздило жениться, а год спустя он уже увлеченно копался в подгузниках, далекий от ритма былой холостяцкой жизни.

Еще одним воспоминанием о нашей совместной с Беном холостяцкой жизни остались комнатные растения. Их мы оба любили, поэтому разделили поровну. В моем распоряжении остался меньший из фикусов, спатифиллум, а также, после долгих прений – бансай. Я был только рад, что МакБрайд утащил весь выводок своих любимых кактусов – колючие уродцы напоминали мне об интернате и его директоре Жермене Петье. Шеффлеру и мандариновое дерево я купил уже после того, как Бен съехал. Генетически модифицированные растения весьма комфортно чувствовали себя в квартире, и благодарили меня за регулярный полив выработкой кислорода.

Заканчивая сборы, я вдруг заметил нечто странное. Из монотонной, успокаивающей утренней рутины резко выбивались красные кружевные трусики, висящие на лопасти потолочного вентилятора.

Черт! Интересно, долго ли они здесь пробыли, не привлекая моего внимания? Должно быть, с моего дня рождения, которое, неожиданно для самого себя, я весьма своеобразным образом отметил позавчера в очень узком кругу. А может, они там всего лишь со вчерашнего вечера?

Это зрелище вызвало на моем лице мимолетную улыбку. Но я поспешил сдернуть их и спрятать в шухляду. Сегодняшним вечером у меня могут быть гости, а я не помню точно, кто это здесь оставил. Размер маловат как для задницы Рины, но оставалось еще пару вариантов.

– Привет, братец, – сказал, тем временем, я, отвечая на вызов на своем коммуникаторе.

Со всплывшего в воздух дисплея мне улыбнулось широкое лицо кучерявого мужика с опрятной черной бородкой, который, как обычно в такое время, трясся за рулем фургона сантехнической службы.

– Здоров! Я знал, что ты уже не спишь, Дима. Небось, все качаешь мускулы? – пошутил Миро.

«После того, как у него появилась жена, не знающая румынского, он даже со мной начал говорить на английском», – подметил я. Акцент Миро был все еще силен, но он уже даже правильно применял времена.

– А ты, наверное, уже часа полтора в пути?

– Твоими стараниями я обитаю в другом конце света от того места, где чиню чертовы раковины. Я встаю раньше, чем солнце, приятель! – пожаловался он.

Конечно же, жалоба была шутливой. Я очень не любил, когда Миро благодарил меня, и он научился избегать этой темы. Но мы оба знали, что до него, ступившего на австралийскую землю по моему настоянию лишь в 2084-ом, не дошла бы так скоро очередь на переселение в одну из вновь выстроенных в Сиднейской агломерации «зеленых зон», если бы я не применил все свои связи, чтобы поспособствовать этому.

Новый дом молодой семьи Молдовану был расположен в шестидесяти милях от района, в котором Миро работал сантехником. Ему приходилось вставать с петухами, чтобы его фургончик успел протолкнуться сквозь вечные пробки к месту работы.

Мне было приятно смотреть на упитанное лицо Мирослава, который набрал не меньше пятидесяти фунтов за прошедшие пять лет. Оно напоминало об одном из немногих в моей жизни поступков, которыми я с чистой совестью гордился. Когда пять лет назад я увидел выражение лица брата, сделавшего первый шаг своими новыми роботизированным ногам, я понял, что никогда бы не нашел лучшее применение своему олимпийскому выигрышу.

– Эй, твое приглашение на субботу еще в силе, да?

– А как же. Почему спрашиваешь?

– Да потому что мне показалось, будто ты уже отметил позавчера. До тебя весь вечер невозможно было дозвониться!

– О, это долгая история, – улыбнувшись, заверил я. – Это было не совсем празднование, скорее… Знаешь, женатым людям такое слушать нельзя.

– О-о-о, ну ладно. Слушай, братишка, тут такое дело. Шаи немного неважно себя чувствует. Я думаю, в субботу она не сможет прийти.

Вид у Мирослава сделался обеспокоенным, как и всегда, когда речь заходила об этой проблеме. Я нахмурился и покачал головой. Время шло. Им с женой давно пора было предпринять меры.

– Шаи все еще не хочет решать эту проблему?

– Понимаешь ли, она считает, что это уже живой человек. Ее так воспитали. Религия, и все дела. Я пытался говорить с ней, но… Слушай, братишка, а ты точно не можешь ничего?..

– Нет, Миро, – твердо возразил я. – Я не в силах ничем тут помочь.

На лице брата я, к своему неудовольствию, увидел зарождающуюся надежду. Жена имела на него большое влияние и навязала свою точку зрения. Я не говорил об этом Миро, но был уверен, что их проблема возникла неслучайно. Шаи Молдовану хотела забеременеть, а теперь она хотела родить, и ее не волновало, что по этому поводу гласит законодательство.

«Как же это глупо!» – в очередной раз подумал я.

Строгие законы, ограничивающие рождаемость, были вынужденной мерой в и так перенаселенных «зеленых зонах» Содружества. Законы не запрещали заводить детей без спросу, однако делали такую авантюру крайне невыгодной.

Семьи, получившие лицензию на рождение ребенка, получали право на бесплатное медицинское наблюдение перед зачатием и в период беременности, а главное – на генную обработку эмбриона, гарантирующую рождение здорового младенца. Такой ребенок получал статус гражданина Содружества и резидента той «зеленой зоны», в которой проживают его родители, с момента рождения.

Незаконнорожденные дети не имели никаких таких привилегий. Даже если родители легально проживают на территории «зеленой зоны», их незаконнорожденные сыновья и дочери не получали резидентского статуса. Семье в таком случае оставалось лишь выехать на проживание в регион с более демократичными правилами, либо расстаться с ребенком, которого принимали на воспитание в детский центр, и ежегодно до момента его совершеннолетия уплачивать специальный налог.

Миро и его жене следовало подумать, что после прожитой ими жизни вероятность выносить и родить живого и здорового ребенка крайне мала. А если даже и произойдет чудо, нынешнему укладу их жизни придет конец.

– Попробуй убедить ее, – еще раз упрямо повторил я. – Уже третий месяц. Это не шутки. Когда-нибудь вы сможете сделать это законно. Не делайте того, о чем пожалеете.

– В нашей ситуации вряд ли возможно сделать то, о чем мы не пожалеем. Ты когда-то и сам это поймешь, когда задумаешься об отцовстве, – печально молвил Миро, однако не стал больше развивать больную тему.

– Не вешай нос, брат. Все образуется.

– Да уж, как-нибудь образуется. Что ж, увидимся тогда, да? Надеюсь услышать наконец историю о том, что произошло во вторник. Будь здоров! Не дай там никому себя подстрелить.

– Счастливо. Ты тоже береги себя.

– Твоими стараниями мне приходится теперь беспокоиться лишь о том, чтобы не провалиться в чей-то унитаз.

Уходя, я отдал несколько прощальных указаний «домовому». Для этого я воспользовался воздушным интерфейсом управления, который вызвал щелчком пальцев. Домашний ИИ воспринимает и голосовые команды владельца, но я еще со времен интерната не люблю разговаривать с компьютером о бытовухе. В конце концов, для этого есть телевизор и аквариумные рыбки.

Перед выходом я сунул в уши микродинамики, зацепив за мочки ушей едва заметные прозрачные крепления, и надел на правый глаз сетчаточник. Еще со времен «Вознесения» предпочитаю старомодные модели коммуникаторов, которые на ночь всегда снимаю, чтобы не портить зрения и слуг. В иные дни и вовсе предпочитаю сетчаточнику еще более консервативный наручный коммуникатор. И пусть хоть вся планета обзаведется нанокоммуникаторами, подключенными к головному мозгу!

Как и положено, в 06:30 электромагнитный замок апартаментов № 6238, находящихся на 62-ом этаже жилого комплекса на востоке Сиднея, был заперт. В скоростном лифте знакомые лица не встретились, но кто-кто один все же счел нужным кивнуть, будто мы знакомы, уважительно поглядев на форму. Остальные ранние пташки пребывали в собственных мирках, заботливо созданных с помощью нанокоммуникаторов, сетчаточных дисплеев и нанодинамиков в ушных раковинах, а также седативных средств и антидепрессантов.

Лифт так и не смог набрать гиперскорости, на которую рассчитан, принимая новых пассажиров каждые два этажа, пока половина человеческой толпы наконец не вывалила в холл на 20-ом, готовясь раствориться в еще более густой толпе, которая хлынет через переход, соединяющий кондоминиум с транспортным терминалом, и сольется там с совсем уж неимоверной гущей народу, теснящегося в попытках сесть на вакуумные поезда, стремительно тормозящие у всех ярусов терминала с интервалом не более 30 секунд.

Давка меня не смущала – «давкой» это может назвать лишь тот, кто не выходил из дому в 07:00, не говоря уже о более поздних часах, и не жил в более отдаленных микрорайонах. В нервной системе агломерации, частью которой являюсь я, несколько десятков миллионов нейронов пребывали в броуновском движении круглосуточно.

Прошло сорок минут, прежде чем я оказался вдалеке от эпицентра этого хаоса. Выбравшись из подземки, посмотрел на привычные глазу очертания стеклопластиковой стены 300-метровой прямоугольной плиты, напоминающей обелиск. Если бы не ужасающие небоскребы, нависающие над плитой, вершины которых терялись в смоге где-то на необъятных высотах, обелиск смотрелся бы величественно.

В холле «обелиска» я снова оказался в толпе. Но это был уже иной контингент – организованный, собранный, деловой и преисполненный чувства собственной важности. Примерно треть людей, работающих в этом здании, носили униформу. Но даже те, кто ходили в штатском, вели себя подчеркнуто строго, чтобы всем было понятно: они – винтики правоохранительной системы, одной из самых важных систем этого мира.

Пройдя необходимые уровни контроля, для чего понадобились отпечатки пальцев моей правой руки, сетчатка правого глаза и звук голоса, я наконец попал к себе на работу.

§ 2

На 72-ом этаже здания размещался штаб 44-го батальона быстрого реагирования Полицейского департамента Сиднея. Зевакам, стажерам и прочему офисному планктону, имеющему мало отношения к силовым структурам, вход сюда был заказан. В отличие от тысяч клерков, работающим в этом здании, которые занимались чем угодно, начиная от статистики и заканчивая хозяйственным обеспечением, 44-ый батальон был силовым спецподразделением.

Не считая диспетчеров, операторов, связистов, техников, саперов и многих других узкоспециализированных профи, ядро батальона составляли крепкие крутые парни, которые работают «в поле». Такими ребятами становятся, главным образом бывшие курсанты-«силовики», выпускники Факультета защиты общественного порядка и антитеррористической деятельности Полицейской академии Сиднея. Моя история выдалась несколько запутаннее, я окончил другой факультет, но в конечном итоге я не избежал своей судьбы.

«Не по чьей-то глупой прихоти все прочат тебе карьеру в сфере безопасности. Это судьба. Судьба – это цифры, Алекс. Математика, с которой невозможно спорить», – иногда приходили мне на ум слова Жермена Петье, человека, которого я меньше всего на свете хотел бы признавать для себя авторитетом. Он, тем не менее, оказался прав.

Я не жаловался на свою работу, хотя и не выбирал ее. Некоторые вещи, конечно, бесили, как и на любой работе. Но в ней было свое очарование. Это была опасная, престижная и хорошо оплачиваемая служба. В 44-ый батальон попадали лишь сотрудники с безупречной репутацией, успешно окончившие академию и прошедшие жесткий отбор. Планка была высока. И те, кому она оказалась по плечу, носили свою форму с гордостью.

– Доброе утро! – встретил меня приветливый женский голос.

На многих других этажах разместили голограммы с ИИ, но на 72-ом вас всегда встретит живой человек. Мне нравится, когда этим человеком оказывается офицер Чжоу Син. На ее раскосом лице очень приятная улыбка. Видеть эту улыбку приходится многим. Но для меня, по некоторым причинам, она имеет особенное значение.

– Привет, Чжоу, – деловито ответил я, и вряд ли улыбнулся, но может быть, выражение моего лица смягчилось. – Шеф у себя?

– Он наверху, в 7301. И тебя там ждут. На комм не приходил вызов, нет? – удивилась она.

Я напрягся. Названый ею кабинет принадлежал капитану Рейнолдсу, командующему 14-ой бригады быстрого реагирования, в состав которой входит 44-ый батальон. Комбриг был прозван подчиненными «Пнем» из-за своей блестящей лысины, прямоты и упрямства.

Рейнолдс ежедневно принимал у себя лейтенанта Гонсалеса по прозвищу Матадор, комбата 44-го батальона, которому я непосредственно подчинялся. Но мелкой рыбешке вроде меня приходилось бывать у Пня лишь по серьезным поводам.

– Ну и что там происходит? – шепнул я в ответ. – Давайте-ка, офицер Син, выкладывайте свежие офисные сплетни.

– Как скажете, сержант!

Наклонившись ко мне, девушка заговорщически шепнула:

– Пень сегодня с четырех утра на работе. Он мрачнее тучи. К нему явились какие-то люди из частной «консалтинговой компании». Рожи еще те.

Приложив палец к губам, мол, никому не рассказывай, Чжоу движением пальцев развернула ко мне дисплей с записью с одной из камер видеонаблюдения. На видео я краем глаза увидел двоих людей, ждущих перед дверью в кабинет Пня. Оба, а особенно один, имели слишком внушительное для «консультантов» телосложение,

Посмотрев на Чжоу, я удивленно поднял брови. Подобные персонажи появляются у нас нечасто. Что им могло понадобиться у Рейнолдса?!

– Это еще не все.

Состроив очень тревожную мину, Чжоу жестом призвала меня склониться к ней еще поближе, и, уже почти дыша мне в ухо, игриво прошептала:

– Ты, случайно, не находил у себя моего подарочка?

– Эй!

Усмехнувшись, я быстро отстранился, почувствовал у себя в ухе ее шаловливый язычок. Во дает! Что ж, по крайней мере, теперь я знаю, чье это было белье.

– Увидимся вечером, – пообещал я.

Офицер Син в ответ показала мне язык. Надо же, не унимается! Никакой субординации, и все из-за того, что мы вчера с ней переспали. Ну, и до этого несколько раз.

Несмотря на этот эпизод, что-то в моей груди тревожно кольнуло. После почти пяти лет службы я научился доверять шестому чувству, которое иногда подсказывает, что мою задницу ждет встряска.

Я зауважал это чутье после памятных событий июня 2086-го. Тогда еще амбициозный и очень настырный 25-летний детектив, я находился в шаге от раскрытия самого громкого дела в моей карьере. Я терпеливо распутывал тот клубок долгими бессонными ночами, вопреки здравому скептицизму многоопытного сержанта-детектива Филипса, под началом которого я тогда работал. И наконец приблизился к тому, чтобы прижать богатого и заносчивого сукина сына, замешанного в очень и очень грязных делишках.

Моя наивная вера в торжество правосудия и совершенство системы была тогда слишком сильна, чтобы сообразить – Мэтью Джерард, внебрачный сын главы наблюдательного совета консорциума «Смарт Тек» Алана Хьюза, не может просто сесть за решетку, как обыкновенный преступник. Меня было нелегко в этом убедить. Чего-чего, а упрямства мне было не занимать. Но нашлись аргументы настолько весомые, и исходили они от таких высокопоставленных людей, что мне все же пришлось заткнуться.

В отместку за мое тихое отстранение от скандального расследования, которое вскоре после этого было свернуто, я получил сверхположительную характеристику и невиданное для полиции Сиднея тройное повышение. Из детектива второй ступени я сделался сразу сержантом второй ступени, и был со всеми возможными почестями «от греха подальше» переведен из следственной группы Филипса в 44-ый батальон быстрого реагирования, куда меня давно уже звал Бен. Несмотря на счастливый, на первый взгляд, финал, я чувствовал себя паскудно каждый раз, когда вспоминал о том случае. И поэтому вспоминать не любил.

И вот сейчас шестое чувство неожиданно зашевелилось во мне вновь. Как некстати! Вызов к начальству мог предвещать какое угодно событие: приятное или не очень, но точно не рядовое. А я сейчас как-то совсем не хотел катаклизмов.

До конца моего контракта оставалось чуть больше двух месяцев. 1-ое августа 2089-го года, маячащее на горизонте, было знаменательной датой, с наступлением которой я раз и навсегда стану полноправным резидентом Сиднея. Не сказать, чтобы я хоть раз сильно пострадал от отсутствия резидентского статуса. Разве что во время муниципальных выборов, когда меня лишали права проголосовать за кого-нибудь адекватного вместо одного из этих болтливых идиотов. Но все-таки это был важный шаг для моей карьеры и становления как полноправного члена Анклава.

Нет сомнений, что мне предложат новый контракт, и это уже будет мое личное решение: подписать его или послать всех к чертям. Впервые за более чем двенадцать лет, я наконец получу свободу выбора своей судьбы.

Поступая в 2079-ом в полицейскую академию, куда меня определил муниципалитет и администрация специнтерната «Вознесение», я был убежден, что насильно навязанная мне карьера в полиции продлится не дольше, чем я буду вынужден ее терпеть. Однако время многое изменило. Детские мечты о судьбе астронавта или летчика давно померкли и остались так далеки, что перестали казаться чем-то серьезным. А другая мечта на их место не приходила.

Хотя во мне еще не вполне померкла обида и разочарование из-за того, как со мной обошлись в 86-ом, нельзя поспорить, что полицейская служба, в целом, нравилась мне. У меня было отличное подразделение, ставшее мне едва ли не новой семьей. Вполне сносное начальство. Глядя правде в глаза, ни на какой другой работе я себя давно не представлял.

Если я подпишу новый контракт, меня ждет звание лейтенанта, не говоря уже о солидной прибавке к и без того очень хорошему жалованью. А главное, мне уже уготовано место командира штурмовой группы в «Стражах». Капитан Рамади лично сказал во время последних совместных учений, что будет рад видеть меня в своем элитном спецподразделении. А этот суровый парень словами не бросается. Перспективы в полиции были слишком соблазнительными, чтобы отбросить их в обмен на нечто неопределенное…

«Не беги впереди паровоза», – осадил я себя. Призрак июня 86-го все еще витал надо мной, напоминая, что самый продуманный план может обернуться прахом в самый неожиданный момент. Лучше не загадывать наперед.

Пока я поднимался по внутренней лестничке этажом выше, успев несколько раз поздороваться с коллегами, я перебрал в уме не менее дюжины вариантов, с чем может быть связан вызов. Но ни одна из догадок не оказалась верна.

– Сэр? – я замер на пороге кабинета, обескураженный тем, что увидел.

– Садись, Войцеховский, – раздраженно махнул рукой Рейнолдс, легким прищуром как бы говоря: «Не мешайся ты, мелюзга, не видишь разве?!»

Матадор, с которым я встретился мимолетным взглядом, многое поведал своими выразительными глазами. За два с половиной года, что я служу в 44-ом батальоне, мы начали хорошо понимать друг друга без слов. «Смотри, Дима, какие дела. Все серьезно. Я и сам не ожидал, а то бы утром точно побрился», – говорил он без слов, почесывая подбородок. Лицо Гонсалеса успевало покрыться жесткой черной щетиной меньше чем за сутки без бритья.

Остальные трое в кабинете представляли больший интерес.

Тучный мужчина с тараканьими усиками и залысинами был мне знаком. Комиссар Майерс. Первый заместитель начальника Третьего Юго-Западного округа – одна из главных шишек в нашем «обелиске». В крайне сложной и запутанной бюрократической вселенной Полицейского департамента Сиднея Рейнолдс по большей части вопросов подчинялся не Майерсу, а командующему 5-ой дивизией быстрого реагирования Армстронгу, который тоже имел звание комиссара. Но все-таки с надутым индюком Майерсом было принято держаться уважительно.

Два других посетителями были для меня «темными лошадками». Сразу ясно – те самые типы из частной консалтинговой компании. Вот черт! А я-то надеялся, они уже ушли. С ними произошло краткое зрительное касание, во время которого я мысленно составил о каждом сжатый очерк.

Огромный чернокожий мужчина производил столь угрожающее впечатление, что хотелось сдаться в плен. Мясистый нос и надрезанная шрамом губа торчали из непробиваемого лысого черепа, насаженного на бычью шею. Холодные глаза предупреждали, что за ними спрятан изощренный мозг опытного головореза. Меня проткнул его взгляд профи: оценивал, долго ли пришлось бы попотеть, если бы приказали сломать мне шею.

Его спутник – ещё страшнее. Старше и представительнее, и казался бы мельче, если бы не особенный взгляд, благодаря которому этот человек нависает над тобой, даже если он сидит, а ты стоишь. В нём чувствовалась суровая воля, непринуждённая властность и непоколебимая решительность. Настоящему полковнику необязательно носить погоны – и без них никто не обознается. Что-то во внешности этого человека пробудило во мне призрак, который давно уже меня не посещал. Казалось, что его губами мне усмехается ещё более суровый и беспощадный человек. Генерал Чхон.

Вид этих двоих заставил меня подобраться. Похоже, предстоит какая-то серьезная операция. Наемников из ЧВК не стали бы приглашать ради пустяков. Честно говоря, я вообще ума не приложу, зачем их понадобилось приглашать.

– В общем, вы поняли, Рейнолдс, – окончил произошедшую здесь беседу Майерс. – Надеюсь, это не составит проблемы.

– Мои люди достаточно компетентны, комиссар, – елейно ответил комбриг, что переводилось как «Все-таки ты мне не начальник, так что нес бы свою напыщенную задницу в свой кабинет».

– Вот и хорошо, – обрубил человек, которого я окрестил «полковником», вставая. – А мои люди подстрахуют. Они имеют больше опыта в таких делах. Если что-то пойдет не так – команда Блэка подчистит за вашими.

«Я хотел бы, чтобы обошлось без этого, но мне приказали плясать под твою дудку, так что давай, не стесняйся!» – прочел я молчаливый сарказм на обреченном лице Рейнолдса.

– Это действительно ваш лучший командир взвода? – не замечая меня, «полковник» обернулся к лейтенанту Гонсалесу – вероятно, впервые за это утро.

– Да, отличный взвод и хороший командир, – ответил Матадор, дав понять, что удивлен этим вопросом и считает его неуместным.

– Староват для сержанта, – рубанул с плеча гость.

– В полиции другая система званий. Давайте-ка я сам разберусь в своей песочнице, Гаррисон, – все-таки не сдержал раздражения Рейнолдс, к которому посетитель бессовестно обернулся спиной.

– Служил в армии, сынок? – спросил Гаррисон покровительственно, проигнорировав Рейнолдса и переведя на меня взгляд.

Смысл и тон вопроса, да еще и «сынок», хотя на вид он не старше сорока, и в отцы мне никак не годится, покоробили. Но я сдержался и не подал виду – главным образом из-за присутствия двух начальников, которые порекомендовали меня как лучшего командира взвода. А может, из-за взгляда Гаррисона, в стальных глазах которого не отражалось ни малейшего желания шутить.

– Нет, – мрачно ответил я, хотя мог бы ответить, что за пять лет в полиции Сиднея мне довелось повидать намного больше, чем большинству ленивых солдафонов за всю их службу.

– Что ж, надеюсь, справишься, – ответил он с нескрываемым сомнением, словно весь мой опыт не стоит и выеденного яйца по сравнению с годом армейской муштры.

Быстрее бы свалил.

– Сделай все как надо – вернешься лейтенантом и отправишься в «Стражи». Я лично поговорю с Женевьевой, – небрежно бросил он мне кость, назвав по имени руководительницу Сил быстрого реагирования, третьего человека во всей полиции Сиднея, под началом которой находятся все шесть существующих дивизий быстрого реагирования, объединяющих восемнадцать бригад и пятьдесят четыре батальона.

«Мне не требуется заступничество», – гордо ответил я, но слова каким-то причудливым образом перемешались на языке, и на выходе получилось сдержанное:

– Спасибо, сэр.

§ 3

После того как гости удалились, мы перешли к брифингу по сути. Еще заходя в кабинет, я сразу догадался, что намечается нечто неприятное, даже по меркам нашей работы. И не удивился, когда предчувствие подтвердилось.

Из каких-то туманных источников, как это обычно и бывает, была получена информация о готовящейся сделке группировки «Либертадорес». Кажется, слышал об этой банде из Южного гетто раньше. А может, то была другая из сотен подобных: обычные отморозки, хозяйничают в свои фавелах, промышляют во всех отраслях нелегального бизнеса.

По негласному правилу, установившемуся после скандальной отставки мэра Свифта в 83-ем, полиция Анклава больше не пытается самостоятельно навести порядок в трущобах, лежащих по ту сторону Социальной линии. Пресекаются лишь попытки вынести грязь за пределы гетто, распространить ее на город, который мы призваны защищать.

Несмотря на изменившуюся политику, подразделениям вроде 44-го батальона до сих пор часто приходилось совершать рейды в фавелы. Но теперь таким вылазкам всегда предшествовали официальные запросы от муниципальной полиции, которая под давлением сиднейских властей признавала, что не может самостоятельно совладать с разгулом преступности, и просила о помощи.

За моими плечами были десятки более и менее крупных рейдов в фавелы, и воспоминания о некоторых были весьма непростыми. Полным-полно оружия и накопившейся ненависти к властям. Оказавшись там в полицейской униформе, чувствуешь себя оккупантом на вражеской земле, объятой огнем партизанщины.

– Зачем нам сдались эти засранцы? – удивился я. – Туземная полиция, что, не может сама справиться с кучкой бандитов?

– Дело не в них, – отмахнулся «Пень» Рейнолдс. – А в покупателях. Какие-то ублюдки правоэкстремистского толка. Исламисты или типа того. В СБС считают, что они могут стать очередными психопатами, взрывающими себя в метро. Похоже, они как раз раздобывают все необходимое. А в этой клоаке можно купить хоть термоядерную боеголовку.