Текст книги "Муж и жена"

Автор книги: Уильям Уилки Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 44 страниц)

Сэр Патрик отважился высказать предположение.

– Наверное, – сказал он, – вы предадите эту историю гласности, в назидание другим, ваше имя обязательно привлечет к ней внимание.

– Это ничего не даст. Деламейн далеко не первый, кто жесточайшим образом перетрудил свои жизненно важные органы и рухнул прямо на беговую дорожку. Публика имеет счастливое свойство быстро о таких случаях забывать. У нее найдется убедительным ответ против моих доводов – ведь второй атлет добежал до финиша (хотя чего ему это стоило)!

Сэра Патрика не отпускали мысли о будущем Анны Сильвестр. И следующий его вопрос был очень серьезным – скоро ли восстановится здоровье Джеффри?

– Оно не восстановится никогда, – таков был ответ мистера Спидуэлла. – Над ним висит угроза паралича. Сколько он проживет, сказать не берусь. Во многом это зависит от него самого. В нынешнем состоянии любой неблагоразумный поступок, любое бурное проявление чувств могут убить его за секунду.

– Если не произойдет никаких неожиданностей, – спросил сэр Патрик, – обретет ли он силы настолько, чтобы подняться с постели и выйти из дому?

– Несомненно.

– Я знаю, что на субботу у него назначена встреча. Вероятно ли, что он попадет на нее?

– Весьма вероятно.

Больше сэр Патрик ни о чем не спрашивал. Перед ним снова возникло лицо Анны в тот памятный миг, когда он сказал ей, что она – жена Джеффри.

СЦЕНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ПОРТЛЕНД-ПЛЕЙСГлава сорок шестая
СВАДЬБА ПО-ШОТЛАНДСКИ

Наступила суббота, третье октября – в этот день предстояло выяснить, сколь правомерно утверждение о том, что Арнольд Бринкуорт – муж Анны Сильвестр.

Около двух часов пополудни в гостиную городского дома леди Ланди в Портленд-плейс вошли Бланш и ее мачеха.

С прошлого вечера погода поменялась к худшему. Дождь, зарядивший с утра, шел не переставая. Был мертвый сезон, и вид, открывавшийся из окон гостиной на пустынный и унылый пейзаж Портленд-плейса, навевал глубочайшую тоску. Запертые дома напротив являли собой печальное зрелище; на дорогах стояла непролазная грязь; в воздухе плавали крошечные черные частички сажи, они смешивались с дождем, и поднимавшийся от земли туман еще больше мутнел, поглощал все вокруг. Изредка пройдет пешеход, проедет коляска – и снова на долгое время тишина, которую не нарушает ни один звук. Даже шарманщики не крутили свои шарманки; а бродячие уличные псы настолько промокли, что перестали лаять. Стоило оторваться от вида за величественными окнами леди Ланди и перевести взгляд в ее величественную гостиную, оказывалось, что уныние, царившее вовне, более чем соответствовало унынию, царившему внутри. На мертвый сезон дом заперли, и на время краткого визита хозяйки было решено не нарушать существующее положение дел. Мебель была зачехлена материей тусклого коричневого оттенка. Невидимые под огромными мешками висели канделябры Часы мирно дремали под рогожкой, накинутой на них два месяца назад. На столах, сдвинутых в углы, в другие времена заставленных украшениями, не было ничего, кроме ручки, чернил и бумаги (для предстоящей процедуры), положенных туда сейчас. Пахло плесенью, голос дома был едва слышен. Одна унылая служанка бродила по спальным комнатам наверху подобно привидению. В нижних бастионах главенствовал унылый слуга, которому поручили принимать посетителей, он одиноко, с тоской во взоре, сидел в обезлюдевшей комнате для прислуги – последний из племени лакеев. В гостиной, храня полное молчание, расположились леди Ланди и Бланш. Каждая ждала появления лиц, заинтересованных в предстоящем расследовании, каждая была поглощена своими мыслями. В данную минуту они являли собой мрачную карикатуру на двух дам, которые устраивают прием и ждут, когда пожалуют гости. Неужели ни та, ни другая этого не замечали? Или замечали, но не желали себе в этом признаться? Да и кто пожелает, попав в подобное положение? Так бывает: есть прекрасный повод для смеха, а мы сидим, насупившись; только у детей хватает смелости не подавлять естественный порыв. В бытии человеческом пародия на серьезность так диковинно переплетается с серьезностью подлинной, что порой лишь самоуважение велит нам сохранять суровый облик в чрезвычайных обстоятельствах. Две дамы ждали предстоящего испытания с суровыми лицами, как и подобало случаю. Безмолвная служанка неслышно поднялась по лестнице. Безмолвный слуга недвижно восседал в нижних бастионах. За стенами дома была пустыня. Внутри – усыпальница.

Церковные часы пробили один раз. Два.

В эту самую минуту прибыли первые из лиц, заинтересованных в расследовании.

Леди Ланди, преисполненная достоинства, ждала, когда откроется дверь в гостиную. Бланш вспыхнула, задрожала, как осиновый лист. Кто приехал? Арнольд? Или Анна?

Дверь открылась – и Бланш с облегчением вздохнула. Первым прибыл всего лишь стряпчий леди Ланди, ее милость пригласила его, чтобы иметь под рукой верного человека. Он принадлежал к многочисленному в среде юристов классу полных посредственностей, выполняющих свою работу чисто механически, которые скорее всего и уступят место механизмам, когда наука сделает еще несколько шагов вперед. Он тотчас принялся переставлять столы и стулья, чтобы противоборствующие стороны были как можно надежнее отделены одна от другой. Затем тоном просителя напомнил леди Ланди, что ничего не смыслит в шотландских законах и прибыл сюда исключительно как друг. Проделав это, он позволил себе сесть и с молчаливым интересом воззрился на шелестящий за окном дождь, словно на глазах его происходило такое явление природы, наблюдать которое ему прежде не доводилось.

Следующий стук в дверь провозгласил прибытие гостя совершенно иного ранга. Унылый слуга объявил: капитан Ньюэнден.

То ли желая выказать сборищу уважение, то ли в знак презрения к непогоде капитан еще раз попятился назад, к дням своей молодости. Он был напомажен и утянут, прилизан и расфранчен, дабы воплотить в жизнь абстрактное понятие о мужчине, который пребывает в возрасте пять плюс двадцать и пышет здоровьем. Может быть, он чересчур заковал себя по талии, а под глазами и у подбородка коже слегка не хватало упругости. В остальном же это был человек в возрасте пять плюс тридцать, жаждущий выглядеть лет на десять моложе, но истина, насчитывающая семь десятилетий, была скрыта от глаз совершенно! Появление капитана – подтянутого, розовощекого, с улыбкой на лице и ароматом духов вокруг него, с цветком в петлице и изящной тростью в руке – сразу оживило мрачную атмосферу комнаты. Словно с утренним визитом явился праздный молодой человек – как это приятно! Капитан несколько удивился, обнаружив на месте предстоящего конфликта Бланш. Леди Ланди сочла необходимым внести ясность.

– Моя падчерица не пожелала внять моим мольбам и советам, она здесь против моей воли. Здесь могут появиться лица, встречаться с которыми ей не следует, – таково мое мнение. И выяснятся такие подробности, о которых молодой даме в ее положении слышать не должно. Однако, капитан Ньюэнден, она настаивает – и я вынуждена подчиниться.

Капитан пожал плечами и озарил комнату яркозубой улыбкой.

Бланш была настолько поглощена грядущим испытанием, что не произнесла и слова в свою защиту: казалось, она даже не слышала, что сказала в ее адрес мачеха. Стряпчего, казалось, всецело захватил интереснейший вид падающего дождя. Леди Ланди спросила: а где же миссис Гленарм? Капитан в ответ попытался описать взволнованное состояние своей племянницы, как нечто… нечто… нечто… но в конце концов ограничился тем, что потряс своими благоухающими локонами и взмахнул изящной тростью. Миссис Гленарм решила остаться у себя и подождать, пока дядя не вернется с новостями. А где же Джулиус? Он задержался в Шотландии – идет подготовка к выборам. А лорд и леди Холчестер? Лорд и леди Холчестер касательно этого дела в полном неведении.

Снова раздался стук в дверь. Бледное лицо Бланш еще больше побледнело. Арнольд? Анна? После уж очень долгой паузы слуга объявил: прибыли мистер Джеффри Деламейн и мистер Мой.

Первым медленно вошел Джеффри, он молча поприветствовал двух дам, остальных же словно не заметил. Лондонский стряпчий, на мгновение отвлекшись от захватывающего созерцания дождя, указал на стулья, предназначенные для вновь прибывшего и его поверенного. Окинув комнату мимолетным взглядом, Джеффри сел на свое место. Уперев локти в колени, он стал бессмысленно водить по линиям на ковре своей дубовой, грубой работы падкой. Весь его облик – опущенная голова, чуть приоткрытый рот – выражал полнейшее безразличие к происходящему. Проигрыш забега, обстоятельства, при которых это произошло, казалось, сделали его мрачнее, суровее обычного, но не более того.

Капитан Ньюэнден направился к нему перекинуться фразой– другой, остановился на полпути, засомневался, передумал – и обратился к мистеру Мою.

Поверенный Джеффри – краснощекий, жизнерадостный и общительный шотландец – откликнулся с готовностью. На вопрос капитана он ответил, что свидетели (миссис Инчбэр и Бишопригс) ждут внизу, в комнате экономки, когда понадобится, их позовут. И что, их было трудно найти? Вовсе нет. Миссис Инчбэр, как и ожидалось, была в своей гостинице. Поиски Бишопригса также были недолгими: оказалось, что миссис Инчбэр согласилась принять его на прежнее место старшего слуги. Начатая таким образом беседа текла легко, непринужденно, без неловких пауз. Мучительную тишину нарушали только голоса капитана и мистера Моя, остальные ждали следующего стука в дверь.

И вот в дверь постучали. Теперь уже не было сомнения, кто именно появится на пороге комнаты. Леди Ланди решительно взяла падчерицу за руку. Кто знает, на какой шаг толкнет ее первый импульс? И Бланш впервые в жизни с охотой оставила руку в цепкой ладони мачехи.

Дверь открылась, и они вошли.

Первым появился сэр Патрик Ланди, на его руку опиралась Анна Сильвестр. За ними проследовал Арнольд Бринкуорт.

Сэр Патрик и Анна молча поклонились собравшимся. Леди Ланди церемонно ответила на приветствие деверя и тут же подчеркнула всем своим видом, что Анны в комнате будто и нет. Бланш сидела, не поднимая головы. Арнольд, протянув руку, шагнул было в ее сторону. Но леди Ланди, поднявшись, остановила его.

– Еще не время, мистер Бринкуорт! – сказала она самым безжалостно-ледяным тоном, на какой была способна. Не замечая леди Ланди, Арнольд смотрел на жену. Бланш подняла голову, их взгляды встретились; глаза Бланш тотчас наполнились слезами. Смугловатая кожа Арнольда стала пепельно-серой – ему стоило гигантских усилий удержать себя в руках.

– Я не огорчу тебя, – мягко сказал он и вернулся к столу, за которым отдельно от остальных сидели сэр Патрик и Анна. Сэр Патрик взял его за руку и в знак молчаливого одобрения пожал ее.

Единственным человеком, который даже как наблюдатель не откликнулся на события, последовавшие за появлением сэра Патрика и его спутников, был Джеффри. В нем не произошло никаких видимых перемен – разве что палка в его руках задвигалась иначе. Она уже не следовала линиям ковра, а отбивала какой-то ритм. В остальном же он сидел как сидел: свесив тяжелую голову на грудь, уперев ручищи в колени, уставший от одного предчувствия того, что должно было произойти.

Тишину нарушил сэр Патрик. Он обратился к своей невестке:

– Леди Ланди, здесь собрались все, кого вы ожидали сегодня увидеть?

Леди Ланди не упустила возможность выпустить первую каплю скопившегося в ней яда.

– Здесь все, кого я ожидала увидеть, – ответила она. – И даже более того, – добавила она, выразительно глядя на Анну.

Но их взгляды не встретились – выпад леди Ланди просто не дошел до цели. Ибо Анна, заняв место рядом с сэром Патриком, не сводила глаз с Бланш. И выражение нежной грусти на лице Анны не изменилось ни на секунду, она будто не слышала слов ненавидевшей ее женщины. Казалось, все прекрасное и истинное в этой благородной натуре вдохновлялось Бланш, и только ею одной. Анна еще раз взглянула на свою сестру из незабвенных дней прошлого, и ее усталое, изможденное лицо снова засветилось тихой природной красотой. Все мужчины в комнате (кроме Джеффри) смотрели на нее; и все они (кроме Джеффри) ей сочувствовали.

Сэр Патрик обратился к невестке со вторым вопросом:

– Есть ли здесь человек, представляющий интересы Джеффри Деламейна?

Леди Ланди переадресовала этот вопрос самому Джеффри. Не поднимая головы, Джеффри указал своей большой загорелой рукой на мистера Моя, сидевшего рядом с ним.

Мистер Мой (чей юридический статус в Шотландии соответствовал статусу стряпчего в Англии) встал и поклонился сэру Патрику, воздавая должное человеку, блиставшему в свое время на небосклоне шотландской юриспруденции.

– Интересы мистера Деламейна представляю я, – сказал он. – И я поздравляю себя, сэр Патрик, что в предстоящем расследовании мы сможем обратиться к вашим знаниям и опыту.

Сэр Патрик не преминул ответить и поклоном, и комплиментом.

– Это я должен учиться у вас, – сказал он. – У меня, мистер Мой, было достаточно времени забыть все, что я когда-то знал.

Пока между адвокатами шел официальный обмен любезностями, леди Ланди с нескрываемым нетерпением переводила взгляд с одного на другого.

– Позвольте напомнить вам, джентльмены, что мы в этом конце комнаты уже изнемогли от ожидания, – сообщила она. – И нам хотелось бы знать: когда вы намереваетесь перейти к делу?

Сэр Патрик взглядом пригласил мистера Моя. Мистер Мой взглядом пригласил сэра Патрика. Опять официальный обмен любезностями! Состязание в вежливости, на сей раз по поводу того, кто из просвещенных мужей позволит другому заговорить первым! Скромность мистера Моя оказалась беспредельной, сэр Патрик не стал ее испытывать долее и открыл собрание.

– Я здесь для того, – начал он, – чтобы защищать интересы моего друга, мистера Арнольда Бринкуорта. Позвольте представить его вам, мистер Мой, как мужа моей племянницы, с которой он законно обвенчался седьмого сентября в церкви Святой Маргариты, в приходе Холи, графство Кент. Вот копия брачного свидетельства – можете взглянуть, если угодно.

Скромность мистера Моя устояла и перед этим соблазном.

– В этом нет никакой нужды, сэр Патрик! Нет сомнений, что указанного числа указанные лица сочетались браком; но я полагаю, что этот брак нельзя считать действительным. Я утверждаю от имени моего клиента (мистера Джеффри Деламейна), присутствующего здесь, что четырнадцатого августа этого года, то есть до седьмого сентября, Арнольд Бринкуорт уже вступил в брак в местечке Крейг-Ферни, в Шотландии, он женился на Анне Сильвестр, которая ныне здравствует и в данную минуту, как я понимаю, находится среди нас.

Сэр Патрик представил Анну.

– Вот эта женщина, мистер Мой.

Мистер Мой кивнул и предложил:

– Чтобы избежать ненужных формальностей, сэр Патрик, будем считать, что личность установлена обеими сторонами?

Сэр Патрик согласился со своим просвещенным коллегой. Леди Ланди раскрыла веер и тотчас закрыла его, открыто выражая нетерпение. На лице лондонского стряпчего была глубокая заинтересованность. Капитан Ньюэнден, вытащив носовой платок и скрывшись за ним, как за ширмой, сладчайше зевнул. Сэр Патрик продолжал.

– Вы утверждаете, что ранее был заключен другой брак, – сказал он. – В таком случае вам слово.

Прежде чем начать, мистер Мой окинул взглядом общество.

– Мы собрались здесь, – заговорил он, – имея в виду, если не ошибаюсь, две цели. Во-первых, лицу, особо заинтересованному в нашем расследовании (он взглянул на капитана, и тот мгновенно подобрался, весь превратился в слух), важно получить доказательство того, что утверждение моего клиента насчет брака мистера Бринкуорта есть чистая правда. Во-вторых, все мы в равной степени желаем, – хотя и расходимся во мнениях по другим вопросам, – чтобы это наше неофициальное расследование по возможности помогло нам избежать болезненной гласности, которой не миновать в случае обращения в суд.

При этих словах леди Ланди выпустила вторую каплю скопившегося в ней яда – на сей раз как бы возражая мистеру Мою.

– От имени моей племянницы смею сообщить вам, сэр, – вступила она, – что нам нечего бояться гласности, даже самой широкой. Мы согласились присутствовать на этом, как вы его назвали, «неофициальном расследовании», однако оставили за собой право вынести разбирательство за пределы четырех стен этой комнаты. Мистер Бринкуорт стремится снять павшее на него мерзкое подозрение, на него и еще одну присутствующую здесь особу, но, как мне кажется, это дело второе. Наша главная задача – как ее способна понять женщина – доказать, что моя падчерица вправе требовать от мистера Бринкуорта отчета за его действия, как и подобает законной жене. Если это не будет доказано, мы безо всяких колебаний обратимся в суд.

Она откинулась на спинку стула, раскрыла веер и огляделась с видом женщины, призывавшей общество в свидетели: она достойно выполнила свой долг.

Эта тирада явно пришлась не по вкусу Бланш – ее лицо исказила гримаса боли. Леди Ланди снова взяла ее за руку. На сей раз Бланш решительно и не без вызова отстранилась, что не укрылось от сэра Патрика, взиравшего на них с неподдельным интересом. Мистер Мой уже собрался возразить леди Ланди, но тут всеобщее внимание привлек Арнольд, внезапно вмешавшийся в ход событий. Бланш посмотрела на него. Лицо ее густо залилось краской – и тотчас снова побледнело. Сэр Патрик заметил и эту игру цвета – и окинул Бланш особо долгим, особо внимательным взглядом. Влияние ее милости на Бланш явно ослабло – тут наверняка сыграло свою роль и письмо Арнольда жене, и время.

– После того что сказала леди Ланди в присутствии моей жены, – по-мальчишески бурно, не думая об условностях, заговорил Арнольд, – думаю, мне будет позволено высказаться. Я лишь хочу объяснить, как я вообще очутился в Крейг-Ферни, а мистер Джеффри Деламейн, если сочтет возможным, пусть уличит меня во лжи!

На последних словах голос его зазвенел: глазами, засверкавшими от негодования, он посмотрел на Джеффри.

Мистер Мой обратился к своему просвещенному коллеге.

– Последнее слово, разумеется, за вами, сэр Патрик, – сказал он, – но мне кажется, что предложение этого молодого джентльмена на этой стадии разбирательства несколько неуместно.

– Прошу меня извинить, – возразил сэр Патрик, – но вы сами изволили заметить, что наше разбирательство – всего лишь неофициальное расследование. И легкое отклонение от принятой практики – последнее слово, разумеется, за вами, мистер Мой, – при таких обстоятельствах едва ли будет неуместным, правда?

Неистощимая скромность мистера Моя уступила без борьбы. Но полученный ответ несколько озадачил его касательно исхода расследования. Сэру Патрику с его опытом прекрасно известно, что признание Арнольдом своей невиновности не даст ровным счетом ничего, разве что затянет разбирательство. И тем не менее сэр Патрик пошел на эту затяжку. Может, он втайне надеется на какое-то случайное обстоятельство, которое поможет спасти пока что явно проигранное дело?

Получив разрешение, Арнольд заговорил. В каждом произнесенном им слове безошибочно слышалась правда. Он вполне связно и осмысленно изложил события с того момента, как Джеффри во время приема в саду обратился к нему за помощью, до его появления у дверей гостиницы Крейг-Ферни. Тут он остановился и испросил согласия сэра Патрика обратиться за подтверждением к Джеффри. Сэр Патрик еще раз озадачил мистера Моя, разрешив и это отступление от правил. Арнольд – сама суровость – повернулся к Джеффри.

– Вы отрицаете истинность моих слов? – спросил он.

Мистер Мой пришел на помощь своему клиенту.

– Вы не обязаны отвечать, – сказал он, – разве что сами того хотите.

Джеффри медленно поднял тяжелую голову и взглянул прямо в лицо человеку, которого он предал.

– Отрицаю – до последнего слова, – ответил он, и в тоне его, и во всем его облике слышался вызов.

– Может быть, сэр Патрик, нам на первое время достаточно утверждений и отрицаний? – спросил мистер Мой с прежней вежливостью.

Сначала сэр Патрик принудил Арнольда – не без труда – взять себя в руки, но тут же удивил мистера Моя уже до крайности. По каким-то известным ему причинам он решил укрепить благоприятное впечатление, которое явно произвели слова Арнольда на его жену, а уже потом продолжать расследование.

– Взываю к вашей снисходительности, мистер Мой, – сказал он. – Но мне утверждений и отрицаний пока не достаточно.

Мистер Мой откинулся на спинку стула, и лицо его говорило, что он изумлен и обескуражен. Либо интеллект коллеги начал угасать, либо коллега действует намеренно с какой-то целью, которая пока не ясна. Он начал подозревать, что правильный путь к решению этой загадки связан со вторым из этих вариантов. И, не заявляя нового протеста, он мудро решил выждать и понаблюдать.

Сэр Патрик, ничтоже сумняшеся, снова позволил себе отступление от правил.

– Я прощу разрешения мистера Моя вернуться к браку, якобы имевшему место четырнадцатого августа в Крейг-Ферни, – сказал он. – Арнольд Бринкуорт! Я прошу вас ответить в присутствии собравшихся. Во всех ваших словах и поступках в той гостинице не руководствовались ли вы единственно желанием упростить обстоятельства, в каких оказалась мисс Сильвестр, стремлением выполнить указания, полученные вами от Джеффри Деламейна? Так ли все было?

– Именно так, сэр Патрик.

– За несколько часов до вашей поездки в Крейг-Ферни не просили ли вы у меня руки моей племянницы?

– Просил, сэр Патрик; и получил ваше согласие.

– С минуты, когда вы вошли в гостиницу, и до минуты, когда вы покинули ее, было ли у вас хоть малейшее намерение жениться на мисс Сильвестр?

– Ничего подобного мне и в голову не приходило.

– И вы даете слово чести джентльмена, что все было именно так?

– Даю слово чести джентльмена.

Сэр Патрик повернулся к Анне.

– Мисс Сильвестр, так ли вам было необходимо предстать в гостинице Крейг-Ферни четырнадцатого августа замужней женщиной?

Анна впервые отвела взгляд от Бланш. В ее ответе сэру Патрику слышались спокойствие, готовность и твердость, а Бланш смотрела на нее, вся обратившись в слух.

– Я приехала в гостиницу одна, сэр Патрик. Хозяйка попросту отказалась поселить меня, прежде она желала убедиться, что я замужняя женщина.

– Кого из джентльменов вы вскоре ожидали увидеть в гостинице: мистера Арнольда Бринкуорта или мистера Джеффри Деламейна?

– Мистера Джеффри Деламейна».

– Когда вместо него появился мистер Арнольд Бринкуорт и сказал хозяйке то, чего требовала ее щепетильность, поняли ли вы, что он действовал в ваших интересах, руководствуясь только добротой и выполняя указания мистера Джеффри Деламейна?

– Да, именно это я и поняла; и я изо всех сил противилась тому, чтобы мистер Бринкуорт из-за меня ставил себя в ложное положение.

– Вы противились, потому что имели представление о шотландском законе о браке, о том, в какое положение особенности этого закона могут поставить мистера Бринкуорта?

– Об этом шотландском законе я не имела представления. Mне смутно не нравился и даже страшил обман, который совершал мистер Бринкуорт в отношении служителей гостиницы. И я боялась: вдруг из-за этого меня неправильно поймет человек, которого я всем сердцем люблю.

– Вы имеете в виду мою племянницу?

– Да.

– Вы попросили мистера Бринкуорта (зная о его привязанности к моей племяннице), от ее имени и ради нее, уехать и предоставить вам самой решать свои дела?

– Да.

– Как джентльмен, давший обещание помочь и защитить даму в отсутствие лица, на чью помощь она рассчитывала, он отказался уехать и предоставить вам самой решать свои дела?

– К сожалению, все было именно так.

– И от начала до конца у вас не было ни малейшего намерения выйти замуж за мистера Арнольда Бринкуорта?

– Я отвечу так, сэр Патрик, как ответил мистер Бринкуорт. Ничего подобного мне и в голову не приходило.

– И вы клянетесь в этом как христианка?

– Клянусь как христианка.

Сэр Патрик перевел взгляд на Бланш. Она сидела, закрыв лицо руками. Ее мачеха тщетно призывала ее успокоиться.

Наступившую тишину нарушил мистер Мой, который счел нужным вмешаться в интересах своего клиента.

– У меня, сэр Патрик, пока не возникло никаких вопросов. Хочу лишь напомнить вам, равно как и всем собравшимся: все здесь нами услышанное есть лишь утверждение двух лиц, жаждущих выпутаться из положения, которое фатальным образом компрометирует их обоих. Факт заключения брака, который они дружно отрицают, я намереваюсь доказать, причем, не голословными утверждениями, а с помощью надежных свидетелей.

После краткого совещания со своим стряпчим в разговор, применяя еще более категоричные выражения, вступила леди Ланди.

– Довожу до вашего сведения, сэр Патрик, прежде чем вы продолжите: я уведу мою падчерицу из этой комнаты, если вы и впредь попытаетесь терзать ее, дабы склонить к неверным суждениям. Мне не хватает слов, чтобы выразить мои чувства, – вы ведете разбирательство на редкость жестоко и несправедливо.

Следующим решил высказаться лондонский адвокат – выразить профессиональное одобрение позиции своей клиентки.

– Как представитель интересов ее милости, – заявил он, – я поддерживаю только что внесенный ею протест.

Даже капитан Ньюэнден вместе со всеми неодобрительно отнесся к поведению сэра Патрика.

– Правильно, правильно! – воскликнул капитан вслед за адвокатом. – Совершенно верно. Согласен целиком и полностью.

Уязвимость собственного положения, однако же, нимало не смутила сэра Патрика, и он обратился к мистеру Мою как ни в чем не бывало.

– Вы хотите предъявить ваших свидетелей прямо сейчас? – спросил он. – Я полностью готов пойти вам навстречу – при условии, что мне будет позволено вернуться к разбирательству и продолжить его с того места, в каком оно было прервано.

Мистер Мой задумался. Противник припас какой-то козырь – теперь в этом не было сомнений, – и пока вообще не было ясно, какую игру он разыгрывает. Сейчас куда важнее заставить его раскрыться, нежели настаивать на соблюдении всяческих формальностей. Свое положение мистер Мой считал незыблемым. Чем дольше выкрутасы сэра Патрика будут затягивать разбирательство, тем неизбежнее проявятся очевидные факты дела – со всей силой контраста, – когда заговорят ждущие внизу свидетели. Мистер Мой решил еще немного выждать.

– Я оставляю за собой право на возражение, сэр Патрик, – ответил он, – и прошу вас продолжать.

К всеобщему удивлению сэр Патрик, преисполненный спокойствия и уверенности, обратился непосредственно к Бланш, сославшись на недавнюю тираду леди Ланди.

– Ты достаточно меня знаешь, дитя мое, – сказал он, – и тебе совершенно ясно, что я не способен сознательно терзать тебя, дабы склонить к неверным суждениям. Я хочу спросить тебя, а ответишь ты мне или нет – решай сама.

Прежде чем был задан вопрос, между леди Ланди и ее поверенным возник кратковременный спор. Усмирив ее милость (не без труда), лондонский адвокат счел нужным вмешаться в ход событий. Он сказал, что от лица своей клиентки также оставляет за собой право на возражение.

Сэр Патрик согласно кивнул и задал Бланш свой вопрос.

– Ты слышала, что сказал Арнольд Бринкуорт и что сказала мисс Сильвестр, – заговорил он. – Любящий муж и любящая подруга, которая тебе все равно что сестра, дали нам клятвенное заверение. Ты давно их обоих знаешь; скажи мне – ты считаешь, что они солгали?

Бланш ответила, не колеблясь ни секунды:

– Я считаю, дядя, что они сказали правду!

Оба адвоката заявили о своих возражениях. Снова хотела что то сказать и леди Ланди, но ей снова помешали – на сей раз мистер Мой и ее собственный поверенный. Сэр Патрик продолжал:

– Сейчас, когда ты воочию увидела твоего мужа и твою подругу, услышала все своими ушами, есть ли у тебя сомнения в том, что они вели себя пристойно?

Бланш снова не заставила себя ждать с ответом.

– Я прошу их простить меня, – сказала она. – Я была к ним несправедлива, ужасно несправедлива.

Она взглянула на своего мужа, потом на Анну. Арнольд при поднялся было со стула, но сэр Патрик решительно остановил его.

– Погодите! – негромко произнес он. – Еще не время.

Сказав это, он повернулся к Анне. Взгляд Бланш дошел до самого сердца преданной ей, любящей ее женщины. Анна спрятала лицо, стараясь скрыть слезы, но тщетно – они сочились из-под ее утративших живость, ослабевших рук.

Адвокаты снова заявили официальные возражения. Сэр Патрик обратился к племяннице в последний раз.

– Ты веришь в то, что сказал Арнольд Бринкуорт, и в то, что сказала мисс Сильвестр. Тебе ясно, что в гостинице у них и мысли о женитьбе не возникало. Тебе ясно, как бы ни сложилось будущее, – нет даже отдаленной вероятности, что кто-то из них объявит: мы были – или есть – муж и жена. Достаточно ли тебе этого? Готова ли ты, прежде чем мы продолжим наше разбирательство, принять руку своего мужа; вернуться под его покровительство; а остальное предоставить мне: приняв мои заверения в том, что при имеющихся фактах даже шотландский закон о браке не докажет истинность чудовищного утверждения, будто бы в Крейг-Ферни был заключен брак?

Леди Ланди поднялась. Поднялись и оба адвоката. Арнольд остался сидеть, на лице его отразилось крайнее изумление. Даже Джеффри – до сих пор вызывающе равнодушный ко всему происходящему – вздрогнул и поднял голову. Атмосфера накалилась до предела, и тут Бланш, от чьего решения зависело, каким путем пойдет дело, ответила так:

– Надеюсь, дядя, вы не сочтете меня неблагодарной. Я уверена, что сознательно Арнольд не сделал мне ничего плохого. Но я вернусь к нему, лишь когда узнаю наверняка, что я – его законная жена.

Леди Ланди обняла падчерицу, внезапно воспылав к ней любовью.

– Моя дорогая девочка! – со страстью воскликнула ее милость. – Прекрасно сказано, дорогая моя девочка!

Сэр Патрик уронил голову на грудь.

– Ах, Бланш, Бланш! – услышал Арнольд его бормотанье. – Если бы ты знала, к чему меня принуждаешь!

Заговорил мистер Мой – он принял сторону Бланш.

– Я должен со всем уважением выразить одобрение пути, какой выбрала эта молодая леди, – сказал он. – Трудно себе представить более опасный компромисс, чем тот, который был только что предложен. При всем моем почтении к сэру Патрику Ланди должен заметить, что невозможность доказать брак в Крейг-Ферни – это лишь его суждение, и не более того. А мое профессиональное суждение – доказать этот брак можно. Того же мнения, как мне доподлинно известно, придерживается и еще один шотландский адвокат (из Глазго). Эта молодая леди проявила сейчас мудрость и мужество, которые делают ей честь, иначе в один прекрасный день репутация ее была бы растоптана, а дети объявлены незаконнорожденными. Кто может наверняка сказать, что в будущем не возникнут обстоятельства, которые принудят мистера Бринкуорта или мисс Сильвестр заявить о подлинности того самого брака, от которого они сейчас отрекаются? Кто может наверняка сказать, что у заинтересованных родственников (речь идет о собственности) не возникнут со временем какие-то причины усомниться в законности брака в Кенте? Скажу прямо, я завидую гигантской самонадеянности сэра Патрика, которая придает ему отваги и позволяет взять на себя такой риск, ибо это огромный риск – полагаться на свое мнение в вопросе, который не оговорен законом.