Текст книги "Муж и жена"

Автор книги: Уильям Уилки Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 44 страниц)

Первое, что надо сделать, не мешкая, известить Бланш, что ее планы раскрыты и что она, леди Ланди, запрещает ей вмешиваться в эту историю.

Леди Ланди дважды дернула шнурок колокольчика: согласно домашнему распорядку это означало, что хозяйка требует свою горничную. Затем обернулась к кухарке, которая все еще стояла с каменным лицом, ожидая дальнейших вопросов и сжимая в руке грифельную доску.

– Вы поступили плохо, – жестко выговорила ей леди Ланди. – Я ваша хозяйка. Значит, отвечать вы должны только мне.

Эстер Детридж кивнула, признавая с ледяным безучастием непреложность факта. Кивок кухарки был непростительной грубостью. И леди Ланди продолжала еще более жестко:

– Мисс Бланш вам не хозяйка. Вы очень сильно провинились. Как вы посмели отвечать ей на расспросы об Анне Сильвестр!

На этот раз Эстер Детридж все с тем же безучастием вывела на доске две короткие фразы в свое оправдание: «Мне не было велено не отвечать. Я храню только свои секреты».

Этот ответ переполнил чашу терпения леди Ланди, решив тем самым судьбу кухарки.

– Грубиянка! Я долго вас терпела. Но больше терпеть не стану. Месяц истечет, и вы уволены.

Этими словами леди Ланди рассчитала ненавистную кухарку. Ни одна черточка не дрогнула в зловеще неподвижном лице Эстер. Она снова медленно кивнула, принимая увольнение, выпустила из рук дощечку, повернулась и вышла из комнаты. Эстер Детридж жила в этом мире, выполняла какой-то труд; но если взглянуть на нее под углом человеческих чувств и желаний, она пребывала в полнейшей отрешенности от этого мира, точно лежала в гробу, засыпанная могильной землей.

Только что Эстер вышла из комнаты, на пороге появилась горничная леди Ланди.

– Ступайте наверх, – велела ей хозяйка, – и позовите ко мне мисс Бланш. Подождите минутку, – леди Ланди задумалась: Бланш ведь может не послушаться. Тут нужен авторитет посильнее. – Вы не знаете, где может быть сейчас сэр Патрик? – спросила она.

– Я слыхала, миледи, Симпсон говорил, что сэр Патрик в конюшне.

– Велите Симпсону идти на конюшню. Пусть передаст сэру Патрику мое любезное приглашение. Я сию минуту жду его.

Приготовления к верховой езде были закончены, неясным пока оставалось, едет ли охотиться сэр Патрик. Тут как раз появился слуга с приглашением от леди Ланди.

– Джентльмены, не могли бы вы обождать еще четверть часа? Я должен выяснить, еду ли я с вами.

Делать нечего, гости согласились еще подождать. Те, что помоложе, как истинные британцы, тотчас начали заключать пари: справится ли сэр Патрик с семейным кризисом, или семейный кризис возьмет над ним верх. Ставили на семейный кризис два к одному.

Ровно через четверть часа сэр Патрик вернулся. Семейный кризис не оправдал надежд, возложенных на него молодостью и неопытностью. Победу одержал сэр Патрик.

– Все улажено, джентльмены. В доме царит спокойствие. Я еду с вами, – сообщил он. – В охотничью хижину ведут две дороги: одна, более длинная, идет через Крейг-Ферни, мимо гостиницы. Я вынужден просить вас ехать именно этой дорогой. Мне надо заглянуть в гостиницу, поговорить с одним человеком, который там остановился. А вы поедете дальше. От гостиницы до охотничьей хижины рукой подать.

Сэру Патрику удалось уговорить леди Ланди. Ему удалось уговорить и Бланш. Но, как видно, на одном условии, что вместо них в Крейг-Ферни поедет он сам и поговорит с Анной Сильвестр. Не тратя больше времени на разговоры, сэр Патрик вскочил в седло и возглавил кавалькаду, поскакавшую в сторону охотничьей хижины.

СЦЕНА ВТОРАЯ. ГОСТИНИЦАГлава девятая
АННА

– Еще раз повторяю, госпожа, в гостинице нет свободных номеров, кроме вот этого двойного – гостиной и спальни, – говорила хозяйка гостиницы Крейг-Ферни, миссис Инчбэр, обращаясь к Анне Сильвестр, державшей кошелек в руке и предлагавшей заплатить за обе комнаты, еще не получив разрешения занять их.

Анна появилась на пороге гостиницы в тот послеполуденный час, когда Джеффри Деламейн сел в поезд, идущий в Лондон, а Арнольд Бринкуорт, миновав вересковую пустошь, вступил на тропу, уходящую вверх в сторону Крейг-Ферни.

Миссис Инчбэр была высока, тоща, сухопара и добродетельна. Ее жидкие соломенного цвета волосы облепили голову туго закрученными кудряшками. Ее жесткий костяк так же как ее жесткое пресвитерианство, выпирали наружу откровенно и бескомпромиссно. Короче говоря, пред Анной стояла чудовищно респектабельная особа, единовластно правящая не менее респектабельной гостиницей.

В этом отдаленном краю миссис Инчбэр не ведала, что такое конкуренция. Она сама назначала цены, сама устанавливала правила. Если вас не устраивали ее цены, или вы восставали против ее правил – скатертью дорога, идите откуда пришли. И вам оставалось, на правах бездомного скитальца, отдаться на милость суровых шотландских предгорий. Деревушку Крейг-Ферни составляли несколько лачуг. С одной стороны – вересковая пустошь, с другой – горы, так что на много миль по всей окружности компаса не было больше ни одного пристанища. Из всей пешей братии только британец, беспомощный и наивный, может забрести в эту часть Шотландии, не имея, где преклонить голову и у кого спросить кусок хлеба. То и другое может предложить ему единственно миссис Инчбэр – человеческое существо, не подвластное никому на свете. Ни один содержатель гостиницы ни в одной стране не может похвастаться подобной независимостью. Самая распространенная и самая грозная мера общественного воздействия – порицание на страницах газет для этой королевы гостиниц, как бы и не существует. Вы потеряли терпение и грозитесь отправить ее счет во все английские газеты и журналы. Миссис Инчбэр не возражает – поступайте как заблагорассудится.

– Э-хе-хе, господин хороший, заплатите сначала, а потом отправляйте, куда хотите. Еще ни одна газета не омрачала уюта моей гостиницы. В номере у вас и Ветхий завет и Новый. На кофейном столике Естественная история Пертшира. За всем остальным езжайте обратно к себе на юг.

И вот в этой-то гостинице искала пристанища Анна Сильвестр, одна, без спутника, с маленьким чемоданчиком в руке. Эту-то женщину, не желавшую пустить ее, она по наивности надеялась уломать с помощью своего кошелька.

– Назовите цену за комнаты, – настаивала она. – Я готова сейчас же заплатить за них.

Ее величество хозяйка гостиницы не удосужилась даже взглянуть на тощий кошелек одной из своих бесправных подданных.

– Такое дело, госпожа. Не могу я взять ваши деньги, – не сдавалась миссис Инчбэр. – И пустить не могу. Номерок-то последний. Гостиница Крейг-Ферни – семейное заведение, и никто из-за вас не хочет потерять доброе имя. Вы, госпожа, молоды и красивы. Вам не пристало путешествовать одной.

Кануло то время, когда Анна нашлась бы, что ответить хозяйке.

– Я уже сказала вам, – сдержав себя, продолжала Анна. – Я с минуты на минуту жду своего мужа.

Тяжело вздохнув, Анна повторила заученную историю и упала в изнеможении в ближайшее кресло – ноги больше не держали ее.

Миссис Инчбэр взглянула на нее с точно отмеренной дозой сострадания, с какой она смотрела бы на бродячую собаку, свалившуюся без сил у ее порога.

– Ладно, допустим. Посидите пока, денег за это мы не берем. Дожидайтесь своего муженька. Ему я комнаты сдам, а вам, миссис, нет. За сим до свидания.

Объявив свою королевскую волю, ее величество хозяйка гостиницы удалилась.

Анна ничего не ответила. И, оставшись одна, дала волю чувствам. В ее положении подозрение было вдвойне оскорбительно; горячие слезы брызнули из ее глаз; сердце разрывалось от стыда и запоздалого раскаяния.

Слуха ее вдруг коснулся слабый шорох. Анна подняла взгляд и увидела в углу старичка, как видно слугу, вытиравшего пыль с мебели. Это он открыл ей дверь и провел в номер. Наверное, он и не отлучался из комнаты. Но держал себя так тихо, что она его заметила только сейчас.

Это был древний старик, лысый, на скрюченных подагрой ногах, один глаз у него не видел из-за бельма, зато другой лукаво поблескивал; нос его мог поспорить багровостью и размерами с любым выдающимся носом в этой части Шотландии. Но его плутоватая улыбка неожиданно обнаруживала житейскую умудренность, приобретаемую с годами. В столкновении с этим жестоким миром у него выработался характер, являющий собой счастливое соединение двух крайностей: угодливости и независимости, бывших, в сущности, двумя сторонами одной медали, – такой тип, пожалуй, нигде, кроме Шотландии, и не встретишь. Чудовищное природное бесстыдство, которое скорее забавляло, чем могло оскорбить; бесконечное лукавство, выступающее под двойной маской чудачества и пристрастия к прибауткам, – вот из чего складывался характер гостиничного слуги, сыгравшего не последнюю роль в этой истории. Сколько бы ни влил он в себя виски, он никогда не бывал пьян; сколько бы ни надрывался гостиничный колокольчик, движения его не становились проворнее. Таков был мистер Бишопригс, правая рука миссис Инчбэр, личность, известная всей округе.

– Что вы здесь делаете? – резко спросила Анна.

Мистер Бишопригс повернулся на своих подагрических ногах, помахал пыльной тряпкой и посмотрел на Анну, ласково, по-отечески улыбнувшись.

– А? Вытираю пыль, чистоту навожу для вас.

– Для меня? Вы разве не слыхали, что сказала хозяйка?

Мистер Бишопригс с заговорщическим видом приблизился к Анне и ткнул нетвердым пальцем в кошелек, который она все еще держала в руке.

– Чего ты слушаешь хозяйку! – высказался старший слуга гостиницы Крейг-Ферни. – Вот кого надо слушать, доченька, – твой кошелек. Да сунь ты его скорее в карман, – мистер Бишопригс взмахнул тряпкой, борясь с соблазном. – Пока мир стоит, – это я хоть кому скажу, – с шиллингом в кармане сам черт хорош да пригож.

Терпение Анны, столько выстоявшей, на этот раз лопнуло.

– По какому праву вы так грубо разговориваете со мной! – гневно воскликнула она, поднимаясь с места.

Мистер Бишопригс, сунув тряпку под мышку, принялся успокаивать Анну, заявив, что он хоть и разделяет мнение хозяйки касательно положения гостьи, но не разделяет строгости ее принципов.

– Во всем свете, хе-хе, не сыщешь живой души, более терпимой к человеческим слабостям, чем я, доченька. И вовсе я не груб. Мне уж столько годов, что я тебе в отцы гожусь. И согласен быть тебе заместо отца, коли такая нужда есть. Закажи-ка ты лучше обед. Есть муженек, нет ли, желудок – он свое просит. Что нести-то – рыбу, птицу, а может, холодец из бараньей головы? Скоро будет готов.

Отделаться от него можно было только одним способом.

– Закажите на свое усмотрение, – велела Анна. – И оставьте меня одну.

Первая фраза была встречена с одобрением. Вторую – мистер Бишопригс как бы не слышал.

– Ай! Ай! Доченька, поверь мне свои маленькие горести – очень разумно поступишь. Понадобится тебе совет честного благородного человека, отнесись к мистеру Бишопригсу, то есть, значит, ко мне. Да сядь ты, сядь. И не трогай кресла. Хе-хе! Муженек твой придет, посидеть захочет, – закончив тираду этим утешительным заверением, мистер Бишопригс подмигнул зрячим глазом и поковылял вон из комнаты.

Анна взглянула на часы – Джеффри должен был появиться с минуты на минуту, если он покинул Уиндигейтс, как было условлено. Еще немного терпения, подозрения хозяйки рассеются и ее мукам настанет конец.

Неужели нельзя было назначить встречу где-нибудь в другом месте, а не в этой чудовищной гостинице, населенной этими чудовищными персонажами?

Нельзя. Здесь, в Шотландии, за пределами Уиндигейтса, у нее нет ни одного друга, у кого искать помощи, так что приютить ее могла только эта гостиница. Благодарение богу, Крейг-Ферни – уединенное место, вряд ли кто из приятельниц леди Ланди заглянет сюда. Риск, конечно, есть, но ввиду вожделенной цели оправдан. Будущее ее зависит от Джеффри – он должен смыть с ее чести позорное пятно. Разумеется, с ним у нее будущего нет, ее будущее в этом смысле погибло. Отныне и навсегда жизнь ее связана с Бланш – только об этом она и может мечтать.

Все мрачнее становилось у нее на душе. На глаза опять набежали слезы. Плакать нельзя – Джеффри рассердится, увидев ее в слезах. Чтобы хоть чем-то развлечься, Анна стала разглядывать комнату.

Разглядывать было особенно нечего. Если не считать, что дом был добротно сложен из крепких каменных глыб, во всем остальном Крейг-Ферни ничем не отличалась от других второразрядных английских гостиниц. В гостиной стоял черный кожаный диван, задуманный для того, чтобы соскальзывать с него, а не покоиться в объятиях сна. Были здесь также натертые до блеска стулья с подлокотниками – утонченные орудия пытки для спин британских путешественников. От обоев, как и везде, ломило глаза и делалось головокружение. На стенах висели гравюры, которые никогда не прискучат человечеству. На самом почетном месте – портрет королевы, на чуть менее почетном – второй величайший из смертных, герцог Веллингтон [5]5
  В е л л и н г т о н – английский полководец и государственный деятель (1769–1852), одержавший ряд блестящих побед над Наполеоном, в том числе в битве при Ватерлоо.


[Закрыть]. Затем – третий величайший, член парламента от этих мест. И в самом темном углу – сцена охоты. Дверь, напротив входной, вела в спальную комнату; боковое окно выходило на просторную площадку перед домом; дом стоял на взгорье, и сверху было хорошо видно все обширное пустое пространство вересковой пустоши.

Оглядев комнату, Анна с тоской посмотрела в окна. За последние полчаса погода заметно ухудшилась. Облака сгустились, потемнели и заволокли солнце; на землю опустились унылые, серые сумерки. Не узрев ничего радостного, Анна отвернулась от окна, безуспешно попыталась прилечь на покатый диван, как вдруг из сеней донеслись чьи-то шаги и голоса. Анна прислушалась.

Нет ли среди них голоса Джеффри? Голоса Джеффри не было.

Хозяйка не сдала ей комнаты. Вдруг это она ведет сюда приезжих показать номер. Знать бы, кто они! Страх и отчаяние подстегнули ее. Анна встала с дивана, бросилась в спальню и заперлась.

Дверь из сеней отворилась, и в гостиную, провожаемый мистером Бишопригсом, вошел Арнольд Бринкуорт.

– Здесь никого нет! – воскликнул Арнольд, оглядываясь. – Где же она?

Мистер Бишопригс указал на дверь спальни.

– Эге! А ваша милая женушка уже в спальне!

Арнольд вздрогнул. Когда они с Джеффри все это обсуждали в беседке, ему мнилось, что он без труда выдаст себя за мужа Анны. На деле обманывать оказалось не так-то легко. Слуга назвал мисс Сильвестр его женушкой и ждет – что может быть естественней и приличней, – что муж «милой женушки» сам постучит в спальню и объявит о своем приходе. Совершенно потерявшись, Арнольд не нашел ничего лучшего, чем спросить, где хозяйка, которую он еще не успел повидать.

– Хозяйка на своей половине, проверяет счета. Сейчас явится! Дотошная женщина! Начнет вас пытать, кто вы да откуда. А ведь держит весь дом на своих плечах! – отдав должное хозяйке, Бишопригс не забыл и себя. – Я уж, сэр, постарался об удобствах леди, – прошептал он. – Можете, без сумления, положиться на папашу Бишопригса.

Арнольд слушал говорливого слугу вполуха – его занимала мысль, как известить Анну о своем появлении.

«Как мне выманить ее оттуда?» – сказал он себе, глядя в недоумении на дверь спальни.

Слуга расслышал эти слова, и недоумение Арнольда тотчас отразилось и в его лице. Старший слуга Крейг-Ферни хранил в памяти тысячи образцов поведения новобрачных во время свадебного путешествия. Он был посаженым отцом (что давало прекрасные финансовые плоды) бесчисленного множества женихов и невест. И знал всевозможные типы новобрачных: молодые, которые вели себя как будто они женаты уже многие годы; молодые, которые не думали ни от кого прятаться и не чурались советов людей бывалых. Молодые, которые не знали, что делать. Молодые, не чаявшие, когда все это кончится. Молодые, к которым никогда нельзя было войти, предварительно не постучавшись. Молодые, которые могли есть и пить в промежутках между блаженством, и молодые, которые не могли взять ни крошки в рот: Но чтобы молодой супруг стоял беспомощно по одну сторону запертой двери, а его юная избранница сидела взаперти – нет, это была совсем новая разновидность новобрачных даже для такого многоопытного человека, каковым почитал себя мистер Бишопригс.

– Как ее выманить оттуда? – повторил он. – Я сейчас покажу вам, как.

Он подскочил к запертой двери со всей быстротой, на какую были способны его подагрические ноги, и постучал в дверь спальни.

– Эй, дамочка! Вот он здесь, во плоти и крови. Господи, сохрани и помилуй! Запереться в спальне новобрачных перед носом мужа.

В ответ на эту тираду послышался звук поворачиваемого в двери ключа. Мистер Бишопригс подмигнул Арнольду действующим глазом и прижал указательный палец по всей длине своего непомерного носа.

– Я ушел. Скромность не позволяет. Сейчас она упадет в ваши объятья. Не беспокойтесь, без стука я больше не появлюсь.

Арнольд остался в комнате один. Дверь в спальню приотворилась. Послышался тихий голос:

– Джеффри, это ты?

Сердце Арнольда заколотилось. Сейчас обман откроется. Он понятия не имел, что сказать, что сделать, и он молчал, точно набрал в рот воды.

– Это ты? – повторила Анна чуть громче.

Если и на этот раз не ответить, Анна встревожится. Выхода никакого нет. Будь что будет, Арнольд едва слышно прошептал:

– Да.

Дверь широко распахнулась. На пороге прямо перед ним появилась Анна Сильвестр.

– Мистер Бринкуорт! – воскликнула она, как громом пораженная.

Секунду оба не могли произнести ни слова. Анна сделала шаг в гостиную и задала неизбежный в этих обстоятельствах вопрос.

– Что вам здесь нужно? – спросила она с изумлением и вместе подозрительно.

Оправдать появление Арнольда в этом месте и в этот час могло единственно письмо Джеффри.

– У меня письмо к вам, – сказал он, протягивая сложенные листки бумаги.

Анна настороженно замкнулась. Они едва знали друг друга, как сказал Арнольд Джеффри. Мысль, что Джеффри предал ее, будто ножом полоснула по сердцу. Она отказалась взять письмо.

– Я не жду никакого письма! Кто вам сказал, что я здесь? – спросила Анна.

Теперь уже не подозрение, а презрение звучало в ее словах. Это было невыносимо. Арнольд напряг все силы своего ума, чтобы ответом не обидеть Анну.

– За мной что – установили слежку? – продолжала Анна, гневаясь все сильнее. – И вас послали за мной шпионить?

– Вы меня очень мало знаете, мисс Сильвестр, – ответил Арнольд, сохраняя спокойствие. – Знай вы меня лучше, вы бы этого не сказали. У меня к вам письмо от Джеффри.

Анна чуть было не последовала примеру Арнольда и не назвала Джеффри по имени. Но сдержалась, не успело имя Джеффри слететь с ее губ.

– Вы хотите сказать, от мистера Деламейна? – холодно спросила она.

– Да.

– Какое я имею отношение к письму мистера Деламейна? – Анна решила отрицать все, воздвигнуть стену между собой и Арнольдом. И Арнольд инстинктивно сделал то, что человек более опытный сделал бы по трезвому расчету, – он заговорил с ней без обиняков.

– Мисс Сильвестр! Какой смысл играть в жмурки. Если вы не возьмете письма, мне придется сказать все самому. Я здесь с очень прискорбным поручением. И я начинаю в глубине души сожалеть, что согласился его исполнить.

Спазм боли пробежал по ее лицу. Анна начала смутно понимать, что происходит. Арнольд молчал из опасения обидеть ее.

– Продолжайте, – проговорила она через силу.

– Попытайтесь не гневаться на меня, мисс Сильвестр. Мы с Джеффри старые друзья. Джеффри знает, что я человек верный.

– Верный? Стойте!

Арнольд опять замолчал. Анна продолжала говорить, обращаясь к себе.

– Стоя за дверью спальни, я спросила: «Это ты, Джеффри?» И этот человек ответил: «Да!» Он вам все рассказал? – Анна впилась в лицо Арнольда отчаянным взглядом.

– Ради всего святого, прочитайте письмо!

– Вы не смотрите на меня! Он вам все рассказал! – в неистовстве оттолкнула Анна руку, второй раз протянувшую ей письмо.

Положение было убийственно, нестерпимо. Арнольд посмотрел на Анну – и она прочитала в его глазах мужскую решительность. Он заговорил – и она уловила то же в его словах.

– Прочитайте письмо, – твердо сказал Арнольд. – Если не ради меня, то ради него.

И Анна взяла письмо.

– Простите меня, сэр, – сказала она, и в ее тоне, во всем ее облике было такое раскаяние, что у Арнольда заныло сердце от жалости. – Я наконец поняла, Джеффри предал меня дважды. Пожалуйста, простите мою нелюбезность. Я надеялась, что могу еще требовать к себе уважения. Теперь молю только о сострадании.

Арнольд молчал: любые слова были бесполезны перед лицом столь полного самоуничижения. Даже Джеффри пожалел бы ее сейчас.

Анна первый раз взглянула на письмо. Развернула его не с той стороны.

– Боже мой! – прошептала она. – Мое письмо в руках постороннего человека.

– Прочитайте на последней странице, – сказал Арнольд.

Она перевернула письмо и пробежала наспех набросанные строки.

– Негодяй! Какой негодяй!

Скомкав письмо, Анна бросила его в угол комнаты. В то же мгновение огонь, сжигавший ее душу, утих, слабой рукой оперлась она на ближайшее кресло и бессильно опустилась в него спиной к Арнольду.

– Он покинул меня, – вот все, что она сказала сдавленно, безысходно.

– Это не так! – просил Арнольд. – Умоляю, не надо. То, что вы говорите, – очень страшно. Я уверен, он не покинул вас.

Анна опять не ответила и знака не подала, что слышит. Она сидела в кресле как каменная. Звать хозяйку было нельзя. Не зная, что делать, Арнольд придвинул к ней свой стул и смущенно похлопал ее по плечу.

– Ну что это вы! – сказал он бесхитростно. – Ну смотрите немножко повеселее!

Анна медленно поворотила голову и взглянула на него в немом изумлении.

– Вы, кажется, сказали, что он все вам рассказал?

– Да.

– Разве можно уважать таких женщин, как я?

Услыхав этот страшный вопрос, Арнольд сердцем вспомнил ту единственную женщину, память о которой была для него священна, ту, которой он был обязан дыханием жизни.

– Нет на свете мужчины, который, любя мать, мог бы презирать женщин.

Эти слова точно вырвали ее из тьмы на свет. Она благодарно протянула ему руку. Благодетельные слезы полились из ее глаз.

Арнольд встал, подошел к окну.

– Я хотел как лучше, – тихо произнес он. – А только совсем расстроил ее.

Услыхав его, Анна постаралась справиться со слезами.

– Напротив, – сказала она. – Вы меня успокоили. Не обращайте внимания на мои слезы – мне так легче, я не буду больше огорчать вас. Я должна быть признательна вам. Подите сюда, не то я подумаю, что обидела вас.

Арнольд подошел к ней, она опять протянула ему руку.

– Человека распознать нелегко, – сказала она просто. – Я думала, вы такой же, как другие. До этого дня я не знала, что вы можете быть так добры. Вы шли сюда пешком? – сделав над собой усилие, Анна переменила разговор. – Вы, наверное, устали? Меня здесь приняли неласково. Но вас, думаю, ожидает самый любезный прием.

Невозможно было не сострадать ей, невозможно не питать к ней участия.

– Я одно хочу, мисс Сильвестр, быть вам полезным, насколько это в моих силах. – Горячее желание помочь несчастной женщине прозвучало в этих словах сильнее, чем допускалось хорошим тоном. – Чем можно скрасить ваше положение здесь? Вы ведь останетесь в гостинице, да? Джеффри хотел, чтобы вы остались.

Анна вздрогнула и отвернулась.

– Да, конечно, – коротко ответила она.

– Джеффри скоро даст о себе знать. Завтра или послезавтра. Он сказал, что напишет вам.

– Ради всего святого, не говорите больше о нем! – воскликнула она. – Как я могу смотреть вам в лицо… – Щеки ее вспыхнули, но она твердо поглядела ему в глаза. – Знайте! Я его жена, если обещания чего-то стоят. Он дал мне слово, поклялся жизнью, – она остановила себя, досадуя на свою горячность. – Зачем я это говорю! Что вам за дело до моего положения! Давайте забудем об этом и поговорим о другом. Хотя бы о моих трудностях в гостинице. Вы уже видели хозяйку?

– Нет, я только видел слугу.

– Хозяйка отказалась сдать мне этот номер, потому что я пришла одна. Неслыханно!

– Хозяйка больше не скажет ни слова, – успокоил ее Арнольд. – Я все уладил.

– Вы?

Арнольд улыбнулся: тягостный разговор с Анной позади, и теперь он готов смеяться над своим положением в гостинице.

– Ну конечно, – ответил он. – Я постучался и спросил о леди, которая пришла сюда одна около часа назад.

– И что?

– Дело в том, что мне было сказано назвать эту леди своей женой, для соблюдения приличий.

Анна взглянула на него с удивлением и тревогой.

– И вы спросили обо мне, как о вашей жене?

– Разумеется. Я ведь правильно сделал, да? Джеффри сказал, что вы так условились: сначала придете вы и скажете, что ваш муж явится следом.

– Но это он должен был так сказать, а не вы.

– Естественно. Но хозяйке гостиницы это все равно.

– Я вас не понимаю.

– Попытаюсь объяснить. Джеффри сказал мне, что ваше положение в гостинице будет зависеть от того, как я представлюсь. А представиться я должен так, как бы представился он.

– Он не имел права требовать от вас этого.

– Не имел права? Вспомните, что вы сказали о хозяйке. А теперь представьте себе, что было бы, не спроси я о вас как о своей жене. У меня нет никакого опыта в таких вещах. Но назовись я вашим другом, это в моем-то возрасте, ее самые худшие подозрения только бы усилились. И она, я уверен, никогда бы не сдала вам комнат.

В этом не было никакого сомнения. Не было сомнения и в том, что Анна сама замыслила этот обман, – выбора у нее не было. Но и тут ее винить нельзя: невозможно было предвидеть, что у Джеффри тяжело заболеет отец и он срочно уедет в Лондон. И все равно она чувствовала какую-то вину, какой-то смутный страх, чем может обернуться этот обман. Она сидела, нервно теребя носовой платок и ничего не отвечая.

– Не думайте, что я осуждаю эту маленькую хитрость, – продолжал Арнольд. – Я помог своему давнему другу и леди, которая скоро будет его женой.

Анна встала с кресла и вдруг задала Арнольду вопрос, несказанно удививший его.

– Мистер Бринкуорт, – сказала она, – простите мою резкость. Скажите, когда вы уйдете отсюда?

Арнольд рассмеялся.

– Когда станет ясно, что моя помощь вам больше не нужна.

– Умоляю, не думайте обо мне.

– Это в вашем-то положении? О ком же думать, как не о вас?

Анна положила свою руку на его и горячо ответила:

– Думайте о Бланш.

– О Бланш? – Арнольд слегка растерялся.

– Да, о Бланш. Она улучила минутку и поделилась со мной своим счастьем. Я знаю, что вы сделали ей предложение и получили согласие.

Арнольд выслушал Анну с величайшим восторгом. Если минуту назад он просто не хотел оставлять ее здесь одну, то теперь это его намерение еще укрепилось.

– Я не скоро уйду, не надейтесь. Лучше садитесь и давайте поговорим о моей Бланш.

Анна нетерпеливым жестом показала ему – сейчас не время для разговоров. Но Арнольд горел желанием говорить о невесте и как будто не заметил ее жеста.

– Вы все, все о ней знаете, – продолжал он, – что она любит и что нет. И мне очень важно это знать. Когда Бланш станет моей женой, я ни в чем не буду препятствовать ей. Вот в чем я вижу мой мужской долг. В этом для меня все. Помните, как сказано в Библии: «В этом все для человека». Но вы еще стоите. Позвольте я подвину вам кресло.

Было бы жестоко, было бы невозможно в других обстоятельствах разочаровать его и прервать этот разговор. Но смутный страх непредвиденных последствий, шевелившейся в ее душе, все не от пускал ее. Она не имела понятия (добавим справедливости ради, что и Джеффри не имел никакого понятия), чем может обернуться появление Арнольда в гостинице под видом ее мужа. Никто из них не знал, да мало кто и знает, что такое бракосочетание по-шотландски. Никаких предварительных церемоний, огласки, никаких объявлений или даже предупреждений – настоящая ловушка для холостых мужчин и незамужних женщин. Постыдный закон, действующий в этой стране и по сей день. Но если Джеффри по ограниченности ума был не способен видеть дальше сиюминутных неприятностей, то Анна с ее умом и проницательностью очень скоро сообразила, что действия Арнольда могут иметь самые тяжкие последствия, ведь они – в Шотландии, стране, где вступить в брак проще простого, чем она сама хотела воспользоваться для заключения тайного брака. Обеспокоенная этими, самой еще не очень ясными мыслями, Анна наотрез отказалась от предложенного кресла и от дальнейших разговоров.

– Как бы нам ни хотелось поговорить о Бланш, мистер Бринкуорт, давайте отложим разговор на более подходящее время. Теперь же, прошу вас, покиньте меня.

– Покинуть вас?

– Да, и немедленно. Одиночество – лучшая для меня участь. Я ее заслужила. Благодарю вас за все и прощайте.

Арнольд не мог скрыть своего удивления и разочарования.

– Если мне лучше уйти, я уйду. Но чем вызвана такая поспешность?

– Боже вас упаси назвать меня женой еще раз перед этими людьми.

– Только-то? Не понимаю, чего вы опасаетесь.

Анна и сама не могла толком этого объяснить. Стараясь найти довод, который убедил бы его покинуть гостиницу, Анна вернулась к разговору о Бланш, на который сама минуту назад наложила запрет.

– У меня есть причины для опасения. Одну не могу вам сказать, а другую могу. Представьте себе, что Бланш узнает о вашем посещении гостиницы. Чем дольше вы здесь, чем больше людей вас увидит, тем больше вероятность, что до Бланш это дойдет.

– Ну и что, если дойдет? – спросил Арнольд со свойственной ему бесхитростной прямотой. – Вы думаете, она рассердится на меня за то, что я вам помог?

– Она будет ревновать.

Безграничное доверие, которое Арнольд питал к Бланш, незамедлительно вылилось в двух словах: «Это невозможно!» Как ни была Анна встревожена, как ни была несчастна, это молниеносная реакция не могла не вызвать у нее улыбки.

– Сэр Патрик сказал бы вам, мистер Бринкуорт, что от женщины можно ожидать все, – пошутила Анна и тут же серьезно прибавила: – Вы не можете вообразить себя на месте Бланш, а я могу. И я еще раз взываю к вам – уходите! Мне не нравится, что вы явились сюда под видом моего мужа. Очень не нравится.

Анна протянула на прощание руку. И в этот миг кто-то отчаянно забарабанил в дверь.

Анна испуганно вскрикнула и упала в кресло, подвинутое Арнольдом. Арнольд, который так ничего и не понял, спросил, что так ее напугало. И, не дождавшись ответа, произнес то обычное слово, которым откликаются на стук: «Войдите!»