Текст книги "Муж и жена"
Автор книги: Уильям Уилки Коллинз
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 44 страниц)
ЛЕДИ ЛАНДИ ВЫПОЛНЯЕТ СВОЙ ДОЛГ
Действие происходит в спальне – читательскому взору предстает женщина, средь бела дня лежащая в постели.
Люди, которые строго следят за соблюдением условностей света и считают своим долгом по любому поводу бить в набат, на сей раз пусть не торопятся. Поскольку особа, о которой идет речь, не кто иная, как сама леди Ланди, из этого со всей очевидностью проистекает, что самые придирчивые требования светских условностей удовлетворены безоговорочно и в полной мере. Сказать, что пребывание ее милости в горизонтальном положении вместо вертикального не приносило обитателям подлунного мира прямых моральных выгод, – это равносильно тому, что добродетель определяется позой, а благонравие перестает утверждать себя, когда перестает появляться в утреннем или вечернем туалете. Неужели у кого-то достанет смелости заявлять такое? И потому на сей раз не будем бить в набат.
Леди Ланди лежала в постели.
Ее милость получила письменное извещение от Бланш – о внезапном прекращении свадебного путешествия; свой ответ она направила сэру Патрику, получение которого в Хэм-Фарме было описано выше. После этого леди Ланди почла за должное занять надлежащее положение в собственном доме, в ожидании возможного ответа от сэра Патрика. Что делает здравомыслящая женщина, когда у нее есть основания полагать, что члены собственного семейства жестоко обделяют ее доверием? Здравомыслящая женщина столь остро ощущает обиду, что даже заболевает. Не удивительно, что леди Ланди заболела.
Поскольку заболевание оказалось серьезным, изгнать хворь могло только медицинское светило. Был вызван лекарь из соседнего городка Киркандрю.
Лекарь явился в экипаже, запряженном парой лошадей, он был, как и положено, лыс, в обязательном белом галстуке. Он померил ее милости пульс, задал несколько неназойливых вопросов. С достоинством, присущим только крупным докторам, повернулся спиной к собственному внутреннему убеждению, что у этой больной все в полнейшем порядке. И сказал, как человек, который искренне верит в собственные слова: «Нервы, леди Ланди. Вам совершенно необходимо восстановить силы в постели. Я выпишу вам рецепт». И выписал с неприступным видом: ароматический нашатырный спирт —15 капель; настойка красной лаванды —10 капель; сироп из апельсиновых корок – 2 драхмы; камфара в сиропе – 1 унция. Когда он написал Misce fiat Haustus (вместо «смешать дозу»), когда добавил Ter die Sumendus (вместо «принимать три раза в день») и когда закрепил свою латынь собственноручной подписью в конце, ему осталось только откланяться; опустить в карман две гинеи; и отправиться восвояси, испытывая профессиональное удовлетворение от того, что он с честью выполнил свой врачебный долг.
Леди Ланди лежала в постели. Видимая часть ее милости была облачена в сообразные со случаем одежды. Голова ее была повязана лентой из роскошных белых кружев. Телеса покрывала восхитительная рубашка из белого батиста, отделанная кружевами и розовыми лентами, в которой полагается болеть. Все остальное утопало в одеялах. На столике возле нее стояла настойка красной лаванды – успокаивающего цвета; не был неприятным и запах. Рядом лежала книга религиозного характера. За этой священной книгой скромной стопкой лежали журналы с записями по ведению домашнего хозяйства, ежедневный отчет о кухонных расходах. (Заметьте, что даже нервам ее милости не дозволялось отвлекать ее милость от выполнения долга.) У изголовья лежали веер, флакон с нюхательной солью и носовой платок. Просторная комната была погружена и полумрак. Одно из нижних окон было приоткрыто, чтобы ее милости в нужном объеме поступал свежий воздух. Со стены напротив постели, с холста на свою вдову взирал покойный сэр Томас. Каждый стул занимал отведенное ему место; все наряды чинно лежали в шкафу и ящиках и не смели высунуться наружу, преступить священные границы. В тусклом свете поигрывали вдали сокровища туалетного столика. Кувшины и миски отличались изысканностью и молочной белизной; глаз радовался их безукоризненной чистоте. Куда ни кинь взгляд, комната во всех отношениях была идеальной. А на постели лежала идеальная женщина, и гармония была полной.
Это было на следующий день после появления Анны в Суонхейвене, ближе к вечеру.
Личная служанка леди Ланди бесшумно открыла дверь и на цыпочках прокралась к постели. Глаза ее милости были закрыты. Но ее милость внезапно их открыла.
– Я не сплю, Хопкинс. Страдаю. Что случилось?
Хопкинс положила на покрывало две визитные карточки.
– Миссис Деламейн, госпожа… и миссис Гленарм.
– Им, конечно, сказали, что я больна?
– Да, госпожа. Миссис Гленарм велела послать за мной. Я провела ее в библиотеку, и там она написала эту записку.
Хопкинс извлекла на свет записку, сложенную аккуратным треугольничком.
– Они уехали?
– Нет, госпожа. Миссис Гленарм сказала мне, что просит oтветить «да» или «нет», если вы соблаговолите прочитать ее записку!
– Довольно легкомысленно со стороны миссис Гленарм, ведь доктора настаивают на полном покое, – сказала леди Ланди. Впрочем, не важно. Одной жертвой больше, одной меньше – какая разница?
Она подкрепила силы, прибегнув к флакону с нюхательной солью, и развернула записку. Там было следующее:
«Весьма опечалена, дорогая леди Ланди, что вы заточены и своей комнате. Я воспользовалась возможностью заехать к вам вместе с миссис Деламейн в надежде задать вам один вопрос. Простит ли меня ваша безграничная доброта, если я задам его письменно? Дошли ли до вас какие-нибудь неожиданные новости, связанные с мистером Арнольдом Бринкуортом? Узнали ли вы о нем нечто такое, что весьма вас удивило? У меня есть серьезная причина спрашивать вас об этом. Я изложу ее, как только у вас хватит сил, чтобы встретиться со мной. Пока же я прошу вас дать ответ лишь одним словом. Передайте мне – «да» или «нет». Тысяча извинений – и скорейшего вам выздоровления!»
Единственный вопрос, содержавшийся в записке, позволил леди Ланди дать ему одно из двух возможных толкований. Либо миссис Гленарм стало известно о неожиданном возвращении молодоженов в Англию, либо в ее руках находится ключ к тайне событий в Хэм-Фарме, скрытых от посторонних глаз, и в этом случае роль миссис Гленарм становится куда более важной, куда более интересной! Фраза в записке «у меня есть серьезная причина спрашивать вас об этом» склоняла чашу весов в сторону второй версии. Казалось бы, что уж такое, совершенно не известное леди Ланди, могла знать об Арнольде миссис Гленарм? И все же любопытство ее милости (и без того достаточно взбудораженное загадочным письмом Бланш) могло удовлетвориться лишь одним способом – получить необходимое объяснение в личной встрече.
– Хопкинс, – заявила она. – Я должна видеть миссис Гленарм.
Хопкинс в ужасе – но не выходя за рамки почтительности – всплеснула руками. Ее милость так слаба, а тут кто-то будет ей докучать в спальне!
– Долг не позволяет мне пройти мимо, Хопкинс. Дай мне зеркало.
Хопкинс достала изящное ручное зеркальце. Леди Ланди тщательно оглядела себя вплоть до самых краев одеяла. Выше критики во всех отношениях? Да, даже если в критики запишется женщина.
– Проводите сюда миссис Гленарм.
Через минуту-другую вдова стального магната впорхнула в комнату – как всегда, слишком расфранченная; и слишком обильно расточающая благодарность за доброту ее милости, слишком обеспокоенная здоровьем ее милости. Леди Ланди, проявив посильное терпение, вежливым жестом перекрыла этот фонтан словоблудия и перешла к делу.
– Итак, моя дорогая, о вашем вопросе. Неужели до вас дошло, что Арнольд Бринкуорт с женой вернулись из Бадена? – Глаза миссис Гленарм от изумления распахнулись. Леди Ланди сочла нужным пояснить: – Видите ли, они собирались в Швейцарию в свадебное путешествие, а потом внезапно передумали и в воскресенье вернулись в Англию.
– Дорогая леди Ланди, дело вовсе не в этом! Кроме этого, вы о мистере Бринкуорте ничего не слышали?
– Ничего.
Наступила пауза. Миссис Гленарм в нерешительности теребила свой зонтик. Леди Ланди приподнялась с подушек и внимательно посмотрела на гостью.
– А что о нем слышали вы? – спросила она.
Миссис Гленарм смутилась.
– Так сразу и не скажешь, – начала она.
– Для меня нет ничего хуже неопределенности, – заметила леди Ланди. – Я готова выслушать худшее.
Миссис Гленарм решила рискнуть.
– Не приходилось ли вам слышать, – заговорила она, – что до женитьбы на мисс Ланди мистер Бринкуорт уже был связан брачными узами с другой дамой?
Ее милость сначала закрыла в ужасе глаза, потом вслепую принялась шарить вокруг, ища флакон с нюхательной солью. Миссис Гленарм дала ей искомый предмет и подождала, пока лекарство не возымело действие.
– Есть вещи, слышать которые необходимо, – величественно обронила леди Ланди. – В этом я вижу свой долг. Не описать словами, как вы удивили меня. Откуда вам это стало известно?
– Мне сказал мистер Джеффри Деламейн.
Ее милость второй раз прибегла к помощи флакона с нюхательной солью.
– Ближайший друг Арнольда Бринкуорта! – воскликнула она. – Если кто и может знать такое, то только он. Какая кошмарная новость! Но почему мистер Джеффри Деламейн сказал об этом вам?
– Я собираюсь за него замуж, – сообщила миссис Гленарм. – Именно поэтому, дорогая леди Ланди, я и позволила себе потревожить вас.
Леди Ланди, слегка ошарашенная, приоткрыла глаза.
– Я ничего не понимаю, – сказала она. – Объяснитесь, ради бога!
– Разве вы ничего не слышали об анонимных письмах? – спросила миссис Гленарм.
Слышала. Об этих письмах леди Ланди слышала. Но не более того, что известно всем. Имя дамы, стоявшей за этими письмами, ни разу не упоминалось; а мистер Джеффри Деламейн, судя по всему, виновен не более неродившегося младенца. Или это мнение ошибочно?
– Дайте вашу руку, бедное дитя, и расскажите мне все начистоту!
– Какая-то доля его вины тут есть, – сказала миссис Гленарм. – Он признался мне – легкий флирт был; разумеется, это она пыталась его окрутить. Я тут же потребовала полного объяснения. Есть ли у нее какие-то права на него? Нет, ни малейших. Но я засомневалась в его словах и так прямо ему и сказала. Он ответил, что может это доказать, – ему известно, что она уже пребывает в тайном браке. Ее муж отказался от нее, бросил ее; средства ее были на исходе; с отчаяния она была готова на все. Это мне, показалось подозрительным, и тогда Джеффри назвал имя мужчины. Получалось, что он действительно отрекся от своей жены; ибо мне самой известно, что человек этот недавно женился на другой.
Леди Ланди, охваченную неподдельным волнением, вдруг словно подкинуло с подушек. На сей раз она встревожилась вполне искренне.
– Мистер Деламейн назвал вам имя этого мужчины? – затаив дыхание, прошептала она.
– Да.
– Я его знаю?
– Ах, не спрашивайте!
Леди Ланди рухнула на подушку.
Миссис Гленарм потянулась к колокольчику позвать на помощь. Но леди Ланди уже взяла себя в руки.
– Не надо! – крикнула она. – Я могу это подтвердить! Это правда, миссис Гленарм! Это правда! Откройте серебряную шкатулку на туалетном столике – там вы найдете ключ к разгадке. Принесите письмо, что лежит сверху. Оно самое! Взгляните на него. Я получила его от Бланш. Почему они вдруг прервали свадебное путешествие? Почему они вернулись к сэру Патрику в Хэм-Фарм? Почему они все скрыли от меня, выставив какую-то недостойную отговорку? Я сразу почувствовала: произошло нечто ужасное. Теперь мне ясно, что именно! – Она снова рухнула на подушку и, прикрыв глаза, еще раз вымолвила горячим шепотом: – Теперь мне ясно, что именно!
Миссис Гленарм прочла письмо. Причина, объяснявшая столь подозрительно-внезапное возвращение новобрачных, была совершенно очевидной отговоркой, бросалось в глаза и другое – возвращение это было связано с именем Анны Сильвестр. Миссис Гленарм также охватило сильное волнение.
– Да, это подтверждение, – сказала она. – Мистера Бринкуорта вывели на чистую воду, эта женщина действительно его жена – значит, Джеффри свободен! О, мой дорогой друг, какой груз вы сняли с моей души! Эта злобная дрянь…
Леди Ланди внезапно открыла глаза.
– Вы говорите, – спросила она, – о женщине, от которой пошли все беды?
– Да. Вчера я ее видела. Она посмела объявиться в Суонхейвене. Она называла его Джеффри Деламейн. Говорила, что она незамужем. И заявила мне о своих правах на него самым бесстыдным образом. Она поколебала мою веру, леди Ланди, – веру в Джеффри!
– Кто она?
– Кто? – откликнулась миссис Гленарм. – Вам до сих пор неясно? Да ее имя кричит из каждой строчки этого письма!
Леди Ланди испустила вопль, огласивший всю комнату. Миссис Гленарм вскочила на ноги. В дверях с выражением ужаса на лице возникла служанка. Ее милость жестом велела ей немедленно удалиться, потом указала миссис Гленарм на ее кресло.
– Сядьте, – распорядилась она. – Мне нужно две-три минуты покоя. Больше не требуется.
В комнате повисла тишина, пока ее не прервала леди Ланди. Она попросила письмо Бланш. Внимательно прочитав его, отложила листок в сторону и на некоторое время погрузилась в глубокое раздумье.
– Я была несправедлива к Бланш! – воскликнула она. – Бедняжка Бланш!
– Вы думаете, она ничего об этом не знает?
– Уверена! Вы забываете, миссис Гленарм, что это жуткое открытие бросает тень сомнения на свадьбу моей падчерицы. Знай она правду, разве она стала бы писать с такой любовью об этой дряни, нанесшей ей смертельную рану? Они отвели ей глаза отговоркой, которую она невинно передала мне. Я вижу это так же ясно, как я вижу вас! Мистер Бринкуорт и сэр Патрик сообща решили держать нас обеих в неведении. Бедное мое дитя! Я должна искупить мою вину перед ней. И если никто другой не откроет ей глаза, это сделаю я. Сэр Патрик узнает, что во мне Бланш имеет настоящего друга!
Улыбка – опасная улыбка неисправимо мстительной женщины, задетой за живое, – внезапной тенью мелькнула на ее лице. Миссис Гленарм даже вздрогнула. Леди Ланди изнутри – в отличие от леди Ланди извне – это был не самый приятный предмет для наблюдения,
– Умоляю вас, успокойтесь! – встревожилась миссис Гленарм. – Дорогая леди Ланди, вы меня пугаете!
Но буря уже отбушевала, и поверхность моря, именуемого леди Ланди, снова разгладилась; страсти, на мгновение прорвавшиеся наружу, снова улеглись на дно.
– Простите, что расчувствовалась, – сказал она, обретая плавное сладкоречие, какое отличало ее во времена испытаний. Несчастной больной ничего не подозревающей женщине снести такое оскорбление не легко – ведь мной пренебрегли самым бессердечным образом. Но я не вправе терзать вас. Я соберусь с силами дорогая моя; соберусь с силами! В этом чудовищном бедствии – в этой пучине преступления, тайны и обмана – я могу полагаться только на себя. Ради Бланш со всей этой истории надо скинуть саван тайны и проникнуть в нее, проникнуть до самых глубин, дорогая моя. Бланш должна занять положение, которое ее достойно. Она должна отстоять свои права – и я окажу ей содействие! Пусть я буду страдать, пусть мне придется чем-то пожертвовать – не важно! Мне, несчастной женщине, надлежит свершить благое дело. И оно будет свершено! – заявила ее милость, обмахиваясь веером с выражением безграничной решимости на лице. – Оно будет свершено!
– Но, леди Ланди, что вы можете сделать? Они все сейчас на юге. Что до этой отвратительной женщины…
Веером леди Ланди коснулась плеча миссис Гленарм.
– У меня тоже есть в запасе сюрприз, друг мой, не хуже вашего. Эта отвратительная женщина служила гувернанткой Бланш здесь, в этом самом доме. Погодите! Это не все. Она оставила нас внезапно: убежала, сославшись на вступление в тайный брак. Я знаю, куда она отправилась. Могу выяснить, чем она там занималась. Узнать, кто был с ней. Дознаться, какова роль мистера Бринкуорта, его самого ни о чем не спрашивая. Я доберусь до истины без помощи людей, которые скомпрометировали себя в этом черном деле, которые мечтают меня околпачить. Я займусь этим – сегодня же!
С резким щелчком она торжествующе закрыла веер и устроилась поудобнее на подушке, безмятежно наслаждаясь удивлением на лице ее дорогого друга.
Миссис Гленарм с видом заговорщика подвинулась ближе к изголовью.
– Как вам это удастся? – спросила она, сгорая от нетерпения. – Не сочтите мой вопрос за пустое любопытство. Ведь мне тоже важно добраться до истины. Не оставляйте меня в неведении, умоляю вас!
– Вы можете вернуться сюда завтра, в это время?
– Да! Да!
– Приезжайте – и вы узнаете все.
– Могу я быть как-то полезной?
– Не сейчас.
– А мой дядя?
– Вы знаете, как связаться с капитаном Ньюэнденом?
– Да… он сейчас живет у друзей, в Сассексе.
– Его помощь может понадобиться. Пока точно не знаю. Поезжайте, дорогая моя, миссис Деламейн вас, должно быть, заждалась. Встретимся завтра.
И они нежно обнялись. Леди Ланди осталась одна.
Ее милость предалась раздумью, нахмурив брови и крепко сжав губы. Лежа в постели и думая, подперев голову рукой и придавив локтем подушку, она вполне выглядела на свой возраст, а то и на год-другой старше. Коль скоро она доверилась опеке лекаря (и настойке красной лаванды), самая простейшая логика велела ей соблюдать в этот день постельный режим. Но обстоятельства требовали другого – надо навести справки безотлагательно. Задача, прямо сказать, не простая; но ее милость не привыкла пасовать перед трудностями. Как послать за хозяйкой гостиницы в Крейг-Ферни, не вызывая ничьих подозрений, не привлекая ничьего внимания, – вот какой вопрос стоял перед ней. Без малого за пять минут она освежила в памяти последние события в Уиндигейтсе – и ответ был найден.
Первым делом она позвонила в колокольчик, и на зов явилась служанка.
– Боюсь, Хопкинс, я вас напугала. Это все нервы. Миссис Гленарм слегка ошеломила меня одной новостью. Сейчас мне лучше – и я в состоянии заняться домашними делами. В счете от мясника я нашла ошибку. Пришлите сюда повара.
Она взяла журнал по ведению домашнего хозяйства и отчет о кухонных расходах; поправила ошибку мясника; предупредила повара; разделавшись таким образом с делами по дому, требующими ее вмешательства, леди Ланди снова призвала к себе Хопкинс. Он ловко усыпила бдительность служанки – той теперь и в голову не придет связывать какие-то распоряжения или поступки хозяйки с визитом миссис Гленарм – и сочла себя вправе взяться за подготовкуу расследования, приступить к которому она намеревалась до наступления ночи.
– Ну, в доме как будто порядок навели, – сказала она. – Пока я здесь лежу беспомощная, вы у меня вместо премьер-министра, Хопкинс. А за стенами дома никому ничего не требуется? Кучеру? Садовнику?
– Я только что говорила с садовником, госпожа. Он пришел со счетами за прошлую неделю. Я сказала, что сегодня повидать вашу милость ему не удастся.
– Совершенно правильно. А передать он ничего не просил?
– Нет, госпожа.
– А ведь я ему что-то хотела сказать – или кому-то еще? Мою книжку-памятку, Хопкинс. В корзине, на том стуле. Почему вы не поставили корзину рядом с постелью?
Хопкинс принесла книжку-памятку. Леди Ланди заглянула в нее (без малейшей необходимости) с той же доведенной до совершенства серьезностью, какую выказал доктор, выписывая ей рецепт (тоже без малейшей необходимости).
– Вот, – воскликнула она, якобы обретая память. – Не садовник мне нужен, а его жена. У меня помечено – поговорить с ней о миссис Инчбэр. Обратите внимание, Хопкинс, на связующую цепочку мыслей. Миссис Инчбэр – домашняя птица; домашняя птица – жена садовника; жена садовника – садовник; на ум мне приходит именно садовник. Вам ясно? Я все время пытаюсь вас развивать. Вы поняли связь, да? Вот и хорошо. Теперь о миссис Инчбэр. Она приходила еще раз?
– Нет, госпожа.
– Я не вполне уверена, Хопкинс, что поступила правильно, отклонив предложение миссис Инчбэр насчет домашней птицы. Почему бы ей не взять столько кур, сколько я могу сбыть с рук? Женщина она достойная. А для меня важны добрые отношения со всеми соседями, богатые они или бедные не имеет значения. У нее ведь в Крейг-Ферни собственный птичий двор?
– Да, госпожа. И содержит его, говорят, лучше некуда.
– Я, право, не вижу причин (все как следует взвесив, Хопкинс), которые помешают мне завязать деловые отношения с миссис Инчбэр. (Нет ничего зазорного в том, чтобы продавать птичнице дичь, убитую на моих землях.) Что она хотела купить? Несколько черных испанских куропаток?
– Да, госпожа. Черные испанки вашей милости славятся на всю округу. Таких красавиц нет ни у кого. А миссис Инчбэр…
– Хочет разделить со мной эту исключительность, – перебила леди Ланди. – Но почему мне не пойти ей навстречу? Нет, я обязательно увижусь с ней, как только чуть поправлюсь, и скажу ей, что передумала. Пошлите кого-нибудь в Крейг-Ферни. Такие мелочи всегда вылетают у меня из головы – пошлите человека сейчас же, не то я об этом забуду. Пусть он передаст миссис Инчбэр, что я готова говорить с ней о птице, как только она найдет время заглянуть сюда.
– Боюсь, госпожа, черные испанки до того запали в сердце миссис Инчбэр, что она найдет время немедля и примчится сюда на всех парусах.
– Если так, отведете ее к жене садовника. Скажете ей, что она может взять яйца – за плату, разумеется. Как только она явится, не забудьте доложить мне.
Хопкинс удалилась. Хозяйка Хопкинс откинулась на удобные подушки и принялась плавно обмахиваться веером. На лице ее вновь появилась мстительная улыбка. «Пожалуй, у меня хватит сил принять миссис Инчбэр, – подумала она про себя. – Вполне возможно, что разговор пойдет не только об относительных достоинствах наших птичьих дворов».
Хопкинс оказалась совершенно права, когда говорила о скрытом энтузиазме миссис Инчбэр, – прошло чуть больше двух часов, как взбудораженная хозяйка гостиницы появилась у ворот Уиндигейтса почти вслед за слугой, что был послан по ее душу. Среди длинного списка человеческих слабостей любовь к домашней птице, похоже, имеет некоторые практические преимущества (в виде яиц) перед страстями более темного свойства: собиранием табакерок и скрипок, накоплением автографов и старых почтовых марок. Когда хозяйке Уиндигейтса доложили, как было велено, о прибытии хозяйки Крейг-Ферни, у леди Ланди впервые в жизни пробудилось чувство юмора. Ее милость даже слегка развеселилась (несомненно, сказались целительные свойства настойки красной лаванды) по поводу миссис Инчбэр и черных испанок.
– Ну, Хопкинс, это совсем ни на что не похоже! Наверное, от жажды обладать этой птицей бедная женщина тронулась умом. Право, никак не думала, что в моем болезненном состоянии что-то способно меня развлечь. Но эта добрая женщина так всполошилась и примчалась сюда, как вы сказали, на всех парусах – устоять перед таким рвением невозможно! Я просто обязана ее принять. При моей подвижности это слишком утомительно – сидеть одной в четырех стенах. Спать я не могу, читать тоже. Что угодно, Хопкинс, лишь бы отвлечься от себя самой. А если она будет слишком назойливой, от нее всегда можно избавиться. Приведите ее сюда.
Представ пред очи леди Ланди, миссис Инчбэр отвесила почтительный поклон; она никак не могла прийти в себя – леди Ланди снизошла до того, чтобы допустить ее в священные пределы своей комнаты.
– Возьмите стул, – любезно пригласила гостью ее милость. – Мне сейчас нездоровится, как изволите видеть.
– Эхма! Вашу милость завсегда приятно видеть, хоть больную, хоть здоровую! – ответила любезностью миссис Инчбэр, глубоко потрясенная тем, в какой элегантный наряд облачается болезнь, когда появляется в высших кругах.
– Я слишком слаба сейчас, чтобы кого-то принимать, – продолжала леди Ланди. – Но с вами я решила поговорить, на это есть причина. Когда вы появились в моем доме в прошлый раз, я отнеслась к вашему предложению без особого дружелюбия, не вполне по-соседски. Человек в моем положении должен быть предупредительным к людям в вашем положении – я об этом забыла, о чем весьма сожалею и прошу меня извинить. Мне приходится говорить это в несколько необычных обстоятельствах, – добавила ее милость, окинув взглядом свою величественную спальню, – ибо я не ожидала, что вы окажете мне честь с такой готовностью. На предложение, которое я имела удовольствие сделать вам, вы откликнулись, долго не раздумывая.
– Да ведь как же, миледи, откуда мне было знать, вдруг вы снова передумаете, если я не заявлюсь, – один-то раз передумали, – вот я и говорю себе: куй железо, пока горячо, люди зря не скажут. Ежели я поторопилась, вы уж, ради бога, не взыщите, ведь домашняя птица – это гордость всей моей души, а черные испанки (как их зовут в народе) – это для меня чистый соблазн нарушить десятую заповедь, коли живность эта принадлежит вашей милости, а у меня ее вовсе нету.
– Миссис Инчбэр, какой ужас, выходит, я невольно ввергла вас в соблазн? Я готова выслушать ваше предложение, и если смогу, приму его с удовольствием.
– Я буду счастлива тем, что соизволит мне выделить ваша милость. Если ничего другого нельзя, то хоть несколько яиц под выводок.
– Но кроме яиц под выводок, вы хотели бы что-то еще?
– Я хотела бы, – ответила миссис Инчбэр, потупившись, петуха и двух молодок.
– Откройте коробку, что стоит на столе у вас за спиной, распорядилась леди Ланди, – там есть писчая бумага. Дайте мне лист и карандаш из канцелярской корзинки.
Снедаемая взглядом алчущей миссис Инчбэр, она написала распоряжение птичнице и протянула его гостье с любезной улыбкой.
– Отнесите это жене садовника. Если сговоритесь о цене, можете забрать петуха и двух молодок.
Миссис Инчбэр открыла рот – без сомнения, чтобы выразить благодарность в предельно возможной для человека степени. Но не успела она произнести и трех слов, как нетерпение леди Ланди, от которого она сгорала с момента отъезда миссис Гленарм, успешно до сей минуты сдерживаемое, выплеснулось-таки наружу. Бесцеремонно прервав хозяйку гостиницы, она с маху перевела разговор на Анну Сильвестр, на события, связанные с ее пребыванием в Крейг-Ферни.
– Как дела в вашей гостинице, миссис Инчбэр? В такое время года туристов, наверное, пруд пруди?
– Гостиница забита битком, ваша милость (хвала провидению), от подвала до чердака.
– Не так давно среди ваших постояльцев была особа, которую, как мне кажется, я знаю. Эта особа… – она сделала паузу, стараясь держать себя в руках. Но выхода не было – придется уступить суровой необходимости и облечь свой вопрос в понятную форму. – Дама, – добавила леди Ланди, – она была у вас примерно в середине прошлого месяца.
– Не снизойдет ли ее милость до того, чтобы назвать ее имя?
Леди Ланди напряглась еще больше.
– Сильвестр, – коротко бросила она.
– Храни нас господи! – воскликнула миссис Инчбэр. – Уж не та ли это дама, что въехала к нам сама, с небольшой сумочкой в руке, а через час с лишком заявился ее муж, что застрял в дороге?
– Не сомневаюсь, именно она.
– Она что же, подруга вашей милости? – осторожно спросила миссис Инчбэр, нащупывая почву под ногами.
– Нет, разумеется! – ответила леди Ланди. – Это я так, из чистого любопытства, не более.
У миссис Инчбэр полегчало на душе.
– Сказать по правде, миледи, мы с ней как-то невзлюбили друг друга. Характерец у нее дай боже, я только вздохнула на радостях, когда она убралась.
– Я вас хорошо понимаю, миссис Инчбэр, – про ее характер я наслышана. Если я вас правильно поняла, она приехала в гостиницу одна, а вскоре к ней присоединился муж?
– Точно так, ваша милость. Я не имела права поселить ее в гостинице, но вскорости заявился ее муж и поручился за нее.
– По-моему, я встречала ее мужа, – проговорила леди Ланди. – Как он выглядел?
Миссис Инчбэр ответила почти теми же словами, какими в свое время ответила сэру Патрику.
– Э-э! Для такой, как она, чересчур молод. Собою пригожий, ни высокий, ни низкий; глаза карие, щеки румяные, волосы черные, что смоль. Приятный из себя, и разговор у него обходительный. Против него ничего не скажу, одно только не дело: примчался поздно вечером, а наутро упорхнул ни свет ни заря, а супругу свою оставил, мне только лишние хлопоты.
Этот ответ произвел на леди Ланди точно такое же впечатление, что и на сэра Патрика. Она тоже посчитала, что под это описание подходят слишком много молодых людей и полагаться на него нельзя. Однако в попытках доискаться до истины ее милость обладала перед своим деверем огромным преимуществом. Она подозревала Арнольда и могла подкрепить память миссис Инчбэр намеками, почерпнутыми из ее собственных могучих источников, – в жизненном опыте и наблюдательности ей не откажешь.
– А не было в нем чего-то такого, что делало его похожим на моряка? – спросила она. – И не заметили ли вы, когда говорили с ним, что у него есть привычка поигрывать медальоном на цепочке для часов?
– Он это, в самую точку! – воскликнула миссис Инчбэр. Ваша милость с ним хорошо знакома, дело ясное.
– Я так и думала, я встречала его, – сказала леди Ланди. Скромный, воспитанный молодой человек, как вы и говорите. Ну ладно, не буду вас больше отрывать от вашего птичьего двора. Ведь доктор строго-настрого велел мне никого не принимать, а я его не слушаю. Что ж, мы прекрасно договорились, верно? Была рада вас видеть. Всего доброго.
И она отделалась от миссис Инчбэр, едва надобность в той пропала.
На ее месте большинство женщин были бы довольны полученными сведениями. Но леди Ланди, – зная что ей предстоит иметь дело с сэром Патриком, – решила как следует перепроверить все факты, чтобы действовать в Хэм-Фарме наверняка. От миссис Инчбэр она узнала, что так называемый муж Анны Сильвестр присоединился к ней в тот же день, когда она приехала в Крейг-Ферни, и покинул ее на следующее утро. Анна сбежала из Уиндигейтса в день приема в саду, а прием этот давался четырнадцатого августа. B тот же день уехал и Арнольд Бринкуорт – якобы с целью проведать свои шотландские владения, оставленные ему в наследство тетушкой. Если верить миссис Инчбэр, он отправился вовсе не туда, а Крейг-Ферни, а проведать свой дом и земли прибыл, вероятнее всего, не в день, отведенный для этой цели, а на следующий. Если это удастся доказать и отыщется беспристрастный свидетель, улики против Арнольда возрастут безмерно; и леди Ланди сможет действовать, почти не сомневаясь, что ее сведения вполне надежны.
Немного поразмышляв, она решила отправить посыльного с письмом, адресованным управляющему Арнольда. Надо было объяснить, почему она задает столь странный вопрос, и она придумала вот какую легенду: за семейным столом возник легкий спор насчет того, когда именно Арнольд приехал в свое поместье, мнения разошлись, и было заключено дружеское пари. Посему к управляющему лишь одна просьба: уточнить, если можно, когда именно приезжал его хозяин, четырнадцатого или пятнадцатого августа, и спор их будет разрешен.
