Текст книги "Муж и жена"

Автор книги: Уильям Уилки Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 44 страниц)

Едва я сделала это открытие, все мои сомнения и терзания враз улетучились. Это беспрестанное возвращение домой могло означать только одно. Противиться судьбе бесполезно, чему быть – того не миновать.

Я отперла наружную дверь и поднялась наверх, прислушалась: он спал, забывшись в тяжелом сне, в каком я его и оставила. Я села на свою кровать, сняла шляпку – совершенно спокойная, ибо точно знала, что выбора у меня нет. Я увлажнила полотенце, положила его поближе и прошлась по комнате.

Уже светало. Меж деревьев на площади неподалеку щебетали ласточки.

Я отдернула занавеску; слабый свет будто сказал мне: «Не мешкай, скоро я стану ярче, и слишком многое выйдет на явь».

Я прислушалась. У дружелюбной тишины тоже нашлось для меня словечко: «Не мешкай и доверь свою тайну мне».

Я дождалась, когда церковные часы заиграли, перед тем как пробить. С первым ударом – не касаясь замка его двери, ни на шаг не входя в его комнату – я прижала к его лицу полотенце. Часы еще не отбили последний удар, а он уже перестал дергаться. И когда гуденье колокола затихло и умерло в утренней тишине, вместе с ним затих и умер он.

13

История эта длилась в моем сознании еще четыре дня: среду, четверг, пятницу и субботу. После них все словно затянуто туманом, а дальше идут новые годы – нечто странное, – годы новой жизни.

Но сначала надо разобраться с жизнью прежнею. Что я чувствовала в зловещей утренней тиши, когда совершила все своими руками?

Что чувствовала – не знаю. Может, просто не помню, а может, не могу высказать – не знаю. Могу лишь описать, что произошло в последующие четыре дня, вот и все.

Среда. Я подняла тревогу ближе к полудню. За несколько часов до этого я уничтожила все следы, все привела в порядок. Мне оставалось лишь позвать на помощь, а все остальное предоставить окружающим. Пришли соседи, а вскоре и полиция. Они принялись стучать в его дверь – бесполезно. Тогда они ее взломали нашли его в постели, мертвым.

На меня не пало и тени подозрения – никому и в голову не пришло, что я причастна к этой смерти. Я не боялась, что суд мирской выведет меня на чистую воду; но меня охватывал невыразимый ужас, когда я думала о мести провидения господня. В ту ночь я почти не сомкнула глаз, а когда забывалась в тревожном сне, мне снова и снова являлось совершенное мною. Какое-то время я всерьез подумывала пойти в полицию и повиниться, открыть им истину. Я так бы и поступила, не будь я родом из благородного семейства. Наше доброе имя оставалось незапятнанным на протяжении многих поколений. Признайся я в содеянном, меня бы пригвоздили к позорному столбу, и это означало бы смерть для моего отца и бесчестье для всей семьи. Я молила господа: направь меня, научи, и к утру на меня снизошло озарение – я знала, как поступить.

Мне была дана команда свыше: открыть Библию и поклясться на ней, что с этого дня я, смертная грешница, буду сторониться моих безвинных собратьев, избегать их; жить среди них тихой жизнью отшельницы; а рот буду открывать лишь для того, чтобы помолиться в уединении своей опочивальни, где ни один смертный меня не услышит. Поутру мне было это видение, и я дала такую клятву. И с той поры ни один смертный не слышал моего голоса. И не услышит – до самой моей смерти.

Четверг. Люди обратились ко мне, как обычно. Но увидели, что я утратила дар речи.

Моя внезапная немота не выглядела совсем невероятной, как если бы на моем месте был кто-то другой, – ведь не так давно я ушибла голову, и это сказалось на моей речи. Меня снова отвезли в больницу. Мнения врачей разделились. Одни считали, что потрясение, какое я испытала после происшедшего в доме, наложилось на другое потрясение – в этом и кроется причина приключившейся со мной беды. Другие утверждали: «После того случая речь к ней вернулась; никаких новых травм с тех пор у нее не было; эта женщина просто прикидывается немой для каких-то своих целей». Но это было их дело, пусть обсуждают, если нравится. Все людские разговоры теперь не значили для меня ровным счетом ничего. Я уже сторонилась моих собратьев. Я уже жила тихой жизнью отшельницы.

Все это время меня не покидало чувство неизбежности нависшей надо мной кары. Суд мирской меня не страшил. Я ждала другого – мести провидения господня.

Пятница. Они начали дознание. За мужем давно водилась репутация горького пьяницы; в вечер перед смертью люди видели, как он заявился домой изрядно набравшись; его нашли запертым в собственной комнате, ключ торчал изнутри в замочной скважине, даже окно было заперто на задвижку. Камина в каморке не было; ничто в ней не было повреждено или переставлено; проникнуть сюда извне было выше человеческих возможностей. Заключение доктора было таково: гиперемия легких; и суд присяжных вынес соответствующий вердикт.

14

Суббота. Этот день навсегда помечен в моем календаре, я буду помнить его, пока жива, ибо в день этот я предстала перед высшим судом. Около трех часов пополудни – средь бела дня, при безоблачном небе, в окружении сотен безвинных собратьев моих – я, Эстер Детридж, впервые увидела Привидение, которому назначено преследовать меня до конца жизни.

Я провела кошмарную ночь. Разум мой был растревожен, как в тот вечер, когда ноги понесли меня в театр. Я вышла на улицу в надежде, что свежий воздух, солнечный свет и прохладная зелень деревьев и травы мне как-то помогут. Ближайшим местом, где я могла найти, что искала, был Риджентс-Парк. Я прошла в одну из тихих аллеек посреди парка, куда закрыт въезд лошадям и экипажам и где старики могут погреться на солнышке, а дети поиграть, не подвергаясь опасности.

Я присела отдохнуть на скамью. Вокруг были дети и среди них – очаровательный мальчуган, он играл новой игрушкой – запряженной в фургон лошадкой. Я смотрела, как он деловито рвал с газона травку и нагружал ею свой фургон, и впервые почувствовала – с тех пор это ощущение стало привычным, – как по коже медленно ползут мурашки, а позади меня что-то прячется, и это что-то выступит из укрытия, стоит мне взглянуть в ту сторону.

Неподалеку росло большое дерево. Я смотрела на него и ждала – сейчас из-за него что-то появится.

И ОНО выступило – темное, укутанное тенями, хотя с неба струился приятный солнечный свет. Поначалу я увидела лишь смутные очертания женской фигуры. Но вот они начали проясняться, как бы подсвечиваться изнутри, они становились все ярче, ярче, пока я не увидела, что передо мной – МОЙ СОБСТВЕННЫЙ ПРИЗРАК, такой точный, будто я стою перед зеркалом; это была моя копия, смотревшая на меня моими собственными глазами. ОНО двинулось по траве. Остановилось позади очаровательного мальчугана. Замерло и прислушалось, как замерла и прислушивалась я в предрассветный час, ожидая колокольного звона на башне. Услышав первый удар часов, ОНО моей собственной рукой указало на мальчугана; и сказало мне, моим собственным голосом: «Убей его».

Время словно застыло. Не знаю, сколько его прошло – минута ли, час ли. Все вокруг исчезло – небеса, земля. Я видела лишь мою копию с указующим перстом. И страстно желала только одного – убить мальчика.

Но потом меня, кажется, отпустило – небеса и земля в одночасье вернулись ко мне. Я увидела, что люди удивленно смотрят на меня, на лицах сомнение – в своем ли я уме?

Усилием воли я поднялась на ноги; усилием воли отвела взгляд от очаровательного мальчугана; усилием воли высвободилась из-под чар Привидения и выбежала из парка на улицу. Всепоглощающая сила терзавшего меня соблазна не поддается описанию. Чтобы вырваться из этих пут, мне пришлось всю себя вывернуть наизнанку. И с тех пор так происходит каждый раз, когда я вижу ЕГО. Средство спастись только одно – предпринять это мучительное, нечеловеческое усилие, а подавить в себе последствия этой агонии можно лишь одиночеством и молитвами.

Я уже говорила, что надо мной висело ощущение неотвратимой кары. И кара не заставила себя ждать. Я ждала мести провидения господня. И вот оно огласило свой приговор. Вместе с царем Давидом я могла теперь сказать: «Надо мною прошла ярость твоя, устрашения твои сокрушили меня».

* * *

Дойдя до этого места в повествовании, Джеффри первый раз поднял голову от рукописи. Его встревожил какой-то звук за пределами комнаты. Это из коридора?

Он прислушался. Но снова воцарилась тишина. Он еще раз взглянул на Исповедь, перелистал оставшиеся страницы – прикинуть, сколько еще до конца.

Далее излагались обстоятельства, при которых пищущая вернулась к исполнению своих обязанностей в доме, и на этом повествование обрывалось. Несколько последних страниц занимали обрывочные дневниковые записи. Все они вкратце описывали различные случаи, когда Эстер Детридж снова видела жуткий призрак себя самой, снова сдерживала в себе ужасающую тягу к убийству, которую возбуждало в ней тошнотворное создание – порождение ее воспаленного мозга. Именно жаждой устоять перед соблазном и объяснялись ее в меру редкие, но настойчивые просьбы отпустить ее с работы, а также условие спать в отдельной комнате, которое она ставила каждой новой хозяйке. Посчитав страницы, заполненные подобными записями, Джеффри вернулся к месту, на котором остановился, чтобы прочитать всю рукопись насквозь до конца.

Он уже пробежал глазами первую строчку, но шум из коридора, прервавшийся лишь на мгновенье, снова отвлек его.

На сей раз природа звука была совершенно очевидна. Он услышал торопливые шаги; истошный вопль. Эстер Детридж проснулась в кресле в своей комнатке и обнаружила, что в ее руках нет Исповеди.

Джеффри положил рукопись в нагрудный карман куртки. На сей раз чтение явно пошло ему на пользу. Дальше читать незачем. Как незачем возвращаться к Справочнику Ньюгейтской тюрьмы. Проблема решена.

Он поднялся на ноги, и его тяжелое лицо медленно осветилось зловещей улыбкой. Пока Исповедь Эстер Детридж лежит у него в кармане, женщина эта – целиком в его власти. «Если она захочет заполучить рукопись, – сказал он про себя, – милости просим, но только на моих условиях». Приняв это решение, он открыл дверь и лицом к лицу столкнулся с Эстер Детридж.

Глава пятьдесят пятая
ПРИЗНАКИ РАЗВЯЗКИ

Служанка, принесшая утром Анне поднос с завтраком, прикрыла за собой дверь и с загадочным видом объявила: в доме происходит нечто странное.

– Не показалось ли вам, госпожа, – спросила она, – что ночью снизу из коридора доносился шум?

– Я как будто слышала, что кто-то перешептывался за моей дверью, – ответила Анна. – Что-нибудь случилось?

Выбравшись из затруднительного положения, в каком она было оказалась, затеяв этот разговор, девушка рассказала вкратце следующее. Ее испугало внезапное появление хозяйки в коридоре, та дико озиралась и походила на женщину, у которой помутился рассудок. Почти в этот самый миг «господин» широко распахнул дверь гостиной. Он схватил миссис Детридж за руку, втащил ее в комнату и снова закрыл дверь. Они пробыли там вместе более получаса, затем миссис Детридж вышла, бледная как смерть, и поднялась по лестнице, ее колотила дрожь: так выглядят люди, охваченные невыразимым ужасом. Немного времени спустя, когда служанка лежала в постели, но не спала, она увидела свет под дверью в узком деревянном коридорчике, который отделял спальню Анны от спальни Эстер и через который сама она проходила в свою спаленку. Она вылезла из постели; заглянула в замочную скважину и увидела «господина» и миссис Детридж, они стояли рядом и разглядывали стены коридорчика. Рука «господина» лежала на стене, со стороны комнаты его жены, сам он смотрел на миссис Детридж. А миссис Детридж смотрела на него и качала головой. Тогда он сказал шепотом (не отрывая руки от деревянной стенки): «Здесь нельзя?» И миссис Детридж покачала головой. Немного подумав, он снова зашептал: «А другая комната подойдет?» Миссис Детридж согласно кивнула – и они расстались. Ночные события на этом закончились. Но рано утром странности продолжались. Хозяин куда-то ушел с большим запечатанным пакетом, облепленным почтовыми марками; он сам понес свое письмо на почту, хотя мог, как обычно, послать служанку. Когда он вернулся, ушла миссис Детридж и притащила что-то в банке, это «что-то» она заперла в своей комнатке внизу. Вскоре пришел мастеровой человек и принес охапку дранки, немного раствора и гипса, все это было аккуратно сложено в углу судомойни. И последнее – и самое невероятное в серии происшедших в доме событий: сама служанка получила разрешение съездить в деревню и повидаться с родней; между тем, когда она поступала на службу к миссис Детридж, ей было сказано: отпуск она получит не раньше, чем пройдет рождество. Таковы были странные эпизоды, происшедшие в доме с прошедшей ночи. Интересно, как все это истолковать?

И правда, как?

Некоторые события указывали на то, что в коттедже, по всей видимости, предстоит ремонт или какие-то переделки. Но при чем тут Джеффри (который к тому же был уведомлен о необходимости выехать) и что привело Эстер Детридж в столь бурное волнение – проникнуть в эти тайны было невозможно.

Анна отпустила девушку, отблагодарив ее маленьким подарком и несколькими теплыми словами. При других обстоятельствах эти необъяснимые действия серьезно бы ее встревожили. Но сейчас ее голова была занята другими, более насущными проблемами. Из второго письма Бланш (которое ей передала Эстер Детридж прошлым вечером) она узнала, что сэр Патрик проявляет настойчивость и что сегодня он и его племянница намерены прибыть в коттедж, каковы бы ни оказались последствия.

Анна раскрыла письмо, пробежала его глазами второй раз. Строки, относившиеся к сэру Патрику, гласили следующее:

«Дорогая, ты и представить себе не можешь, какой интерес к твоим делам проявляет дядя. Хотя ему не в чем себя упрекнуть – в отличие от меня, ибо именно я, как ни больно это сознавать, являюсь причиной принесенной тобой жертвы, – по поводу твоего положения он пребывает в не меньшем, чем я, отчаянии и тревоге. Мы говорим только о тебе. Вчера вечером он сказал, что во всем мире не найдется никого тебе под стать. Представляешь, услышать такое из уст человека, который так и примечает женские недостатки, который в разговорах с женщинами так остер на язык! Он взял с меня слово держать все в тайне; но я должна рассказать тебе еще кое о чем, строго между нами. Когда лорд Холчестер объявил, что его брат не согласен с тобой разъезжаться, дядя был просто вне себя от ярости. Если через несколько дней в твоей жизни не наступит перемены к лучшему, сэр Патрик найдет способ – законный или нет, ему все равно – вызволить тебя из отвратительного положения, в каком ты оказалась, и Арнольд (с моего одобрения) ему в этом поможет. Насколько мы понимаем, тебя так или иначе держат там под усиленной охраной. Сэр Патрик уже готовит пункт наблюдения неподалеку от коттеджа. Вчера вечером он и Арнольд обошли коттедж со всех сторон и с помощью ключника обследовали дверь в тыльной стене, окружающей сад. Можешь не сомневаться, что вскоре тебе расскажет об этом кое-что еще сам сэр Патрик. Умоляю тебя, при встрече с ним не подавай вида, что тебе это уже известно! Он не посвящает меня во все свои замыслы, но посвящает в них Арнольда, а значит, и меня. Ты увидишь нас (моего дядю и меня) завтра, вопреки желанию грубого себялюбца, который держит тебя взаперти. Арнольда с нами не будет; он может не сдержаться (и сам это признает). Мужайся, любовь моя! В этом мире есть два человека, которым ты безмерно дорога и которые преисполнены решимости вернуть тебе принесенное в жертву счастье. Один из них – я, а другой (только заклинаю тебя держать в секрете и это!) – сэр Патрик».

Поглощенная письмом, равно как и столкновением противоречивых чувств, какие оно вызвало, – лицо заливалось краской, когда ее мысли обращались в себя самое, и снова тускнело, когда она вспоминала о предстоящем визите, – Анна была возвращена к действительности повторным появлением служанки, пришедшей с докладом. Оказалось, что в коттедже находится мистер Спидуэлл и сейчас он ожидает ее внизу.

Врача она застала в гостиной, одного. Он извинился, что потревожил ее в такой ранний час.

– У меня не было возможности прибыть в Фулем вчера, – объяснил он, – а сегодня с утра у меня прием пациентов, но я не мог не исполнить просьбу лорда Холчестера и приехал сюда пораньше. Я только что осмотрел мистера Деламейна и испросил его разрешения переговорить с вами о его здоровье.

Анна взглянула в окно и увидела Джеффри, с трубкой во рту – не в садике в глубине двора, как обычно, а у фасада коттеджа, откуда ему было легко следить за калиткой.

– Он болен? – спросила она.

– Болен, и весьма серьезно, – отвечал мистер Спидуэлл. – Иначе я не стал бы беспокоить вас этим разговором. Мой профессиональный долг предупредить вас как его жену – здоровье его в опасности. В любую минуту его может разбить паралич. Единственный путь к спасению, – но, вынужден сказать, не гарантирующий исцеления, – принудить его без малейших отлагательств изменить его нынешний образ жизни.

– В каком-то смысле ему придется его изменить, – заметила Анна. – Домовладелица уведомила его, что он должен отсюда выехать.

На лице мистера Спидуэлла отразилось удивление.

– Видимо, домовладелица забрала свои слова обратно, – сообщил он. – Во всяком случае, мистер Деламейн, когда я порекомендовал ему сменить обстановку, сказал мне весьма недвусмысленно: у него на сей счет свои соображения, и он намерен остаться здесь.

(Еще одно событие в ряду необъяснимых! Эстер Детридж – женщина, которую не проймешь ничем, – вдруг меняет свое решение!)

– Итак, переезд отпадает, – продолжал врач. – И посему я склонен предложить другие меры профилактического свойства. Их две. По всей видимости, мистер Деламейн (хотя сам он это отрицает) страдает от какой-то душевной тревоги. Нужно помочь ему от нее избавиться. В вашей ли это власти?

– Мистер Спидуэлл, назвать причину этой тревоги и то не в моей власти.

Врач кивнул и продолжал:

– Во-вторых, его необходимо предостеречь от употребления спиртного. Он признает, что позавчера вечером принял явно завышенную дозу. При его состоянии здоровья спиртное в буквальном смысле слова означает смерть. Если он и впредь будет заглядывать в бутылку – простите что говорю без обиняков, но дело слишком серьезно, чтобы ходить вокруг да около, – если он и впредь будет заглядывать в бутылку, жизнь его не будет стоить и гроша. Вы можете уберечь его от спиртного?

Анна ответила печально и просто:

– Я не имею на него никакого влияния. Условия, на которых мы здесь живем…

Мистер Спидуэлл тактично прервал ее.

– Понимаю, – сказал он. – По пути домой я заеду к его брату. – Минуту он пристально смотрел на Анну. – Вы и сама не в добром здравии, – заключил он. – Могу ли я вам чем-то помочь?

– Пока я живу моей теперешней жизнью, мистер Спидуэлл, мне не поможет даже ваше искусство.

Врач отбыл. Анна поспешила подняться наверх, пока Джеффри не вошел в коттедж. Увидеть человека, загубившего ее жизнь, наткнуться на мстительную ненависть, которая прячется в его глазах в тот момент, когда ему вынесен смертный приговор, – это было тяжкое, невыносимое испытание для ее утонченной натуры.

Утро тянулось час за часом, а Джеффри и не пытался с ней связаться. Еще страннее выглядело отсутствие Эстер Детридж. Пришла служанка, чтобы попрощаться, и уехала в деревню. Вскоре до слуха Анны донеслись какие-то звуки с другой стороны коридора. Она услышала, как стучит молоток, как двигают тяжелую мебель. Видимо, в свободной комнате уже начался загадочный ремонт.

Она подошла к окну. Приближался час, когда можно было ожидать, что сэр Патрик и Бланш попытаются повидать ее.

Она обратилась к письму в третий раз.

На сей раз оно дало ей новую пищу для размышлений. Решительные меры, тайно предпринятые сэром Патриком, означают ли они, что он не просто сочувствует ей, но и встревожен? Неужели он полагает, что закон бессилен вызволить ее из беды, взять под свою защиту? Похоже, так оно и есть. Предположим, она вольна пойти к судье и поделиться с ним (если это возможно выразить словами) смутным предчувствием опасности, не отпускавшим ее, какие доказательства она предъявит, чтобы убедить незнакомого человека? Все говорит в пользу ее мужа. Свидетели подтвердят, что в их присутствии он обращался к ней со словами примирения. Из показаний его матери и брата станет ясно, что он предпочел принести в жертву свои финансовые интересы, лишь бы не расставаться с женой. У нее просто нет доводов, какие могли бы оправдать чье-либо вмешательство в дела супругов. Неужели сэру Патрику ясно именно это? И неужели рассказ Бланш о том, что замышляют сэр Патрик с Арнольдом, означает одно: отчаявшись, они пытаются взять закон в свои руки? Чем больше Анна об этом думала, тем больше ей казалось: да, все обстоит именно так.

Мысли ее текли по этому руслу, когда у калитки зазвенел колокольчик.

Шум в свободной комнате внезапно прекратился.

Анна выглянула в окно. По ту сторону стены виднелась крыша экипажа. Прибыли сэр Патрик и Бланш. После паузы в саду появилась Эстер Детридж и пошла к зарешеченному отверстию в калитке. Анна услышала голос сэра Патрика, четкий и решительный. Все, сказанное им, достигло ее ушей через открытое окно.

– Будьте так любезны передать эту карточку мистеру Деламейну. Скажите, что я побывал в Холчестер-хаусе и хочу кое-что ему передать, но только лично.

Эстер Детридж вернулась в коттедж. Последовала новая, на сей раз более затяжная пауза. Затем в саду, с ключом в руках появился сам Джеффри. Отпер калитку. Сердце Анны бешено заколотилось – что-то сейчас будет?

К ее невыразимому удивлению, Джеффри безо всяких колебаний позволил сэру Патрику войти, более того, он пригласил Бланш покинуть экипаж и последовать за ними!

– Не будем вспоминать старое, – услышала Анна слова Джеффри, обращенные к сэру Патрику. – Я хочу одного – держаться в рамках приличий. Если посетители считают приличным приезжать сюда, когда еще не остыл прах моего отца, что ж, проходите, добро пожаловать. Мне самому казалось, когда вы попросили разрешения приехать, что такой визит – за пределами этих рамок. Но я в этих делах не очень разбираюсь. Целиком полагаюсь здесь на вас.

– Если посетитель прибыл с новостями от вашей матери и брата, – строго возразил сэр Патрик, – принять его, мистер Деламейн, ваша обязанность при любых обстоятельствах.

– И он должен быть не менее желанным гостем, – добавила Бланш, – когда его сопровождает старинная и любимейшая подруга вашей жены.

Джеффри с бесстрастной покорностью перевел взгляд с одного на другую.

– Я в этих делах не очень разбираюсь, – повторил он. – Я уже сказал, целиком полагаюсь на вас.

К этому времени они оказались недалеко от окна Анны, и она выглянула. Сэр Патрик снял шляпу. Бланш с радостным возгласом поцеловала ей руку и хотела войти в коттедж. Джеффри остановил ее и предложил жене спуститься.

– Нет, нет! – воскликнула Бланш. – Позвольте мне подняться в ее комнату!

Она вторично попыталась взойти на крыльцо. И вторично Джеффри остановил ее.

– Не утруждайте себя, – сказал он. – Жена уже спускается.

Анна вышла к ним в сад перед домом. Бланш бросилась к ней, заключила в объятья, осыпала поцелуями. Сэр Патрик, не произнеся ни слова, взял ее за руку. На мгновение этот сметливый, решительный, привыкший во всем полагаться на себя человек – именно таким знала его Анна – вдруг растерялся и не знал, что сказать и как поступить. Глаза его, остановившиеся на ней с немым сочувствием и интересом, сказали просто: «В присутствии вашего мужа мне, пожалуй, лучше молчать».

Наступившую тишину нарушил Джеффри.

– Может быть, пройдете в гостиную? – предложил он, не сводя внимательного взгляда с жены и Бланш.

Голос Джеффри словно разбудил сэра Патрика. Он поднял голову и снова стал самим собой.

– Зачем сидеть дома в такую прекрасную погоду? – вопросил он. – Не лучше ли погулять по саду?

Бланш со значением стиснула руку Анны. Видимо, предложение не было случайным. Они свернули за угол коттеджа и направились в сторону сада. Две дамы шли вместе, рука об руку; следом за ними – сэр Патрик и Джеффри. Мало-помалу Бланш ускорила шаг.

– Я знаю, что нужно делать, – прошептала она Анне. – Отойдем подальше, чтобы он нас не слышал.

Но сделать это оказалось не так просто. Джеффри и не думал отставать.

– Мистер Деламейн, если можно, не так быстро, – сказал сэр Патрик. – Я ведь прихрамываю, мне за вами не угнаться.

Это было неплохо придумано. Но Джеффри раскусил маневр. Вместо того чтобы замедлить шаг и поравняться с сэром Патриком, он окликнул жену.

– Если можно, не так быстро, – повторил он. – Сэр Патрик прихрамывает, ему за нами не угнаться.

Это препятствие, однако же, нимало не смутило сэра Патрика. Когда Анна замедлила шаг, он обратился к Джеффри, демонстративно остановившись посреди тропинки.

– Позвольте передать вам сообщение из Холчестер-хауса, – сказал он.

Дамы медленно продолжали идти вперед. Джеффри оказался перед выбором – задержаться с сэром Патриком и оставить дам наедине, или последовать за ними, оставив сэра Патрика. Не менее демонстративно он последовал за дамами.

Сэр Патрик окликнул его.

– Я сказал, что хочу поговорить с вами, – напомнил он резко.

Загнанный в тупик, Джеффри не стал более скрывать свою решимость не оставлять Бланш с Анной наедине. Он велел Анне остановиться.

– У меня нет секретов от жены, – заявил он. – Как, надеюсь, и у нее от меня. Говорите в ее присутствии.

Глаза сэра Патрика зажглись негодованием. Он, однако, сдержался и, прежде чем начать говорить, бросил на племянницу многозначительный взгляд.

– Как угодно, – сказал он. – Ваш брат просил меня передать: обязанности, связанные с его новым положением, поглощают все его время и не позволяют ему, вопреки его намерениям, вернуться в Фулем в ближайшее время. Леди Холчестер, услышав, что я собираюсь к вам, дала мне поручение от себя лично. Она слегка недомогает и не хотела бы уезжать из дома; а потому желает видеть вас в Холчестер-хаусе завтра в обществе (она особо это подчеркнула) миссис Деламейн.

Передавая эти два послания, он постепенно повышал голос. Пока он говорил, Бланш (призванная взглядом дяди выполнять данные ей указания) негромко зашептала Анне:

– Он не согласится разъехаться, пока ты здесь. Набивает цену. А уедешь сама – ему придется с этим смириться. Если сможешь сегодня ночью выйти в сад, поставь у окна в своей комнате свечу. Не сегодня – в любую другую ночь. Выйдешь в сад – и сразу к калитке в задней стене. В остальном положись на сэра Патрика и Арнольда.

Эти слова влетели в уши Анны, словно дуновение ветерка, – Бланш игриво покачивала зонтиком и выглядела так, словно с губ ее слетали банальнейшие сплетни; подобную смекалку порой проявляют женщины, участвуя в обмане, которого требуют их собственные интересы. При всей ловкости, с какой это было сделано, накрепко въевшаяся в Джеффри подозрительность, однако же, заставила его встрепенуться. Переключить внимание со слов сэра Патрика к словам его племянницы Джеффри почти опоздал: Бланш уже начала последнее предложение. Человек попроворнее услышал бы больше. Джеффри же четко разобрал лишь последние слова.

– Что такое вы сказали, – спросил он, – о сэре Патрике и Арнольде?

– Едва ли это вам интересно, – с готовностью ответила Бланш. – Но могу повторить, если угодно. Я говорила Анне о моей мачехе, леди Ланди. После того что произошло в тот день в Портленд-плейс, она попросила сэра Патрика и Арнольда исключить ее из числа своих знакомых. Вот и все.

– Вот как? – вопросил Джеффри, сощурив глаза. – Это все?

– Если не верите, что я точно передаю ее слова, – ответила Бланш, – спросите у дяди. Она разделалась с нами одним махом, со всей величавостью, на какую способна, и именно этими словами. Правда, сэр Патрик?

Это было истинной правдой. Бланш не сплоховала и в критической ситуации сослалась на подлинный факт, имевший отношение к сэру Патрику и Арнольду. Джеффри было нечем крыть, в то же время надо было отвечать на приглашение матери.

– Я должен передать ваш ответ леди Холчестер, – сказал сэр Патрик. – Каков он будет?

Джеффри холодно взглянул на него, ничего не отвечая.

Сэр Патрик повторил просьбу леди Холчестер, особенно подчеркнув слова, относившиеся к Анне. Джеффри потерял самообладание.

– Вы с матерью придумали это специально, чтобы разозлить меня! – взорвался он. – Черт бы подрал эти закулисные махинации!

– Я жду вашего ответа, – не отступался сэр Патрик, стойко пропуская мимо ушей обращенные к нему слова.

Джеффри метнул взгляд на Анну и внезапно успокоился.

– Матушке моей кланяйтесь, – сказал он. – Завтра я навещу ее и с величайшим удовольствием привезу с собой жену. Вы слышите? С величайшим удовольствием. – Он умолк – посмотреть, как будут восприняты его слова. Сэр Патрик с непроницаемым видом ждал, будет ли сказано что-то еще. – Я сейчас не сдержался, прошу меня извинить, – заговорил Джеффри снова. – Но со мной поступают недостойно. Мне не доверяют безо всякой причины. Я призываю вас в свидетели, – добавил он, и голос его зазвучал громче, а глаза беспокойно забегали между сэром Патриком и Анной, – что я обращаюсь с женой, как и подобает обращаться с дамой. К ней приезжает подруга – и жена вольна принять ее. Жену хочет видеть моя мать – и я обещаю отвезти жену к матери. Завтра, в два часа. В чем же моя вина? Вот вы стоите, смотрите на меня и молчите. В чем моя вина?

– Если человек чист перед собственной совестью, мистер Деламейн, – ответил сэр Патрик, – его мало волнует мнение окружающих. Поручение, с которым я сюда приехал, выполнено.

Он повернулся к Анне, чтобы проститься, и тут его волнение, нежелание оставлять ее здесь прорвались наружу. Краска отлила от его лица. Чуть дрожащей рукой он нежно, но твердо пожал руку Анны.

– Увидимся завтра в Холчестер-хаусе, – сказал он. И вышел, не удостоив Джеффри и взглядом, не заметив его протянутой руки. Через минуту сэр Патрик и Бланш уехали.

Пока Джеффри запирал калитку, Анна ждала его на первом этаже. После ответа, данного им матери, у нее не было желания явно избегать его. Он медленно шел от калитки, на полпути поднял глаза и увидел в коридоре Анну… перед входной дверью повернул и исчез за углом коттеджа, направился в садик в глубине двора. Было очевидно – он избегал ее. Значит, сэру Патрику он лгал? И завтра выдумает какие-то причины, чтобы не брать ее в Холчестер-хаус?

Она поднялась наверх. В ту же минуту Эстер Детридж открыла дверь своей спальни, намереваясь выйти. Увидев Анну, она снова закрыла дверь и затаилась в своей комнате. И этот поступок был очевиден. У Эстер Детридж также были причины избегать Анну.