Текст книги "Муж и жена"

Автор книги: Уильям Уилки Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 44 страниц)

Глава тринадцатая
БЛАНШ

Миссис Инчбэр первая опомнилась и начала действовать. Велела принести огня и сурово отчитать горничную, принесшую свечи, – бездельники, забыли закрыть входную дверь.

– Лентяи безмозглые! – кричала хозяйка. – Стыдно сказать, ветер задул свечи в номере!

Горничная ответила, что дверь закрыть не забыли, и это была сущая правда. Быть бы скандалу, да вниманием миссис Инчбэр завладела Бланш. Зажгли свечи, и хозяйка глазам своим не поверила. Бланш, промокшая до нитки, крепко обнимает ее постоялицу. Миссис Инчбэр засуетилась – как и во что переодеть юную леди, тем временем Анна успела убедиться, что Арнольда в комнате не было.

А Бланш глядела на свои юбки, с которых так и лило.

– Боже мой! Да я мокрая хоть выжимай. И ты-то, Анни, промокла из-за меня. Дай мне переодеться во что-нибудь. У тебя ничего нет? Миссис Инчбэр, что говорит вам житейский опыт? Как мне теперь быть? Лечь спать, пока сохнет платье? Или позаимствовать что-нибудь из вашего гардероба, хотя вы меня на голову выше, да и в плечах, пожалуй, пошире.

Миссис Инчбэр чуть не бегом бросилась к себе – для юной леди не жалко самого лучшего платья из своего гардероба. Не успела за ней захлопнуться дверь, Бланш в свою очередь оглядела комнату. Любви дань отдана, теперь заявило о себе любопытство.

– Кто это мелькнул мимо меня в темноте? – прошептала она. – Это твой муж, да? Я умираю, хочу познакомиться с ним. И еще знаешь что? Как тебя будут звать в замужестве?

– Подожди немного, – холодно остановила ее Анна. – Я пока не могу ничего сказать.

– Ты больна?

– Немного расходились нервы.

– Может, у тебя был неприятный разговор с дядюшкой? Ты ведь виделась с ним?

– Да.

– Он передал от меня весточку?

– Конечно, передал! Но ты же обещала ему никуда не ездить. Почему, во имя неба, ты его ослушалась?

– Если бы ты хоть вполовину любила меня, как я тебя люблю, – укорила Бланш подругу, – ты бы не спрашивала об этом. Я изо всех сил старалась сдержать данное дядюшке слово. Но не смогла. Все было хорошо, пока дядюшка наводил порядок, леди Ланди кипела от злости, лаяли собаки, и хлопали двери. Вся эта суматоха отвлекала меня, и я держалась. Но дядюшка с гостями уехал, наступили ужасные, серые, глухие сумерки, потом полил дождь. И я не смогла этого вынести. Дом без тебя – как могила. Если бы хоть Арнольд был рядом, я бы с собой совладала. Но я была совсем, совсем одна. Подумай! Ни души рядом, не с кем словом перемолвиться. Конечно, с тобой что-то случилось. Каких только страхов я не вообразила себе. Я пошла к тебе, увидела твои вещи. Это была последняя капля. Я бросилась вниз по лестнице. Буквально летела. Ноги сами несли меня, повинуясь порыву, сопротивляться которому выше человеческих сил. Я ничего не могла поделать. Всякий здравомыслящий человек поймет меня. Я добежала до конюшни, нашла Джейкоба. И все это во власти порыва! Я сказала ему – запряги, пожалуйста, пони. Я должна ехать, дождь не имеет значения, ты поедешь со мной. Сказала на одном дыхании, повинуясь порыву! Джейкоб просто ангел во плоти. «Все будет сделано, мисс», – сказал он. Я абсолютно уверена, Джейкоб умрет за меня, если понадобится. Он сейчас пьет горячий грог, чтобы не простудиться, я ему строго наказала. Он вывел пони с коляской ровно через две минуты. Леди Ланди в спальне лежала у себя в бесчувствии, вот до чего доводит злоупотребление нюхательной солью. Я ее ненавижу. Дождь полил сильнее. Я дождя не боюсь. Джейкоб тоже не боится. Пони тоже. Они оба заразились от меня порывом. Гроза началась позже, но тогда уже до Крейг-Ферни было ближе, чем до Уиндигейтса. К тому же в Крейг-Ферни была ты. Над пустошью молнии так и реяли. Грохотал гром. Если бы запрягли лошадь, она бы наверняка испугалась. А пони хоть бы что, тряхнет маленькой головкой и бежит дальше. Ему пива подольют в пойло. Я строго-настрого наказала. Он отдохнет немного, мы возьмем фонарь, пойдем в конюшню и поцелуем его. И вот, миленькая моя Анни, я перед тобой, вся мокрая, но это не важно, и сгораю от любопытства поскорее все узнать о тебе. Это самое главное. И пока я все не узнаю, я спать сегодня не лягу

С этими словами она взяла Анну за плечи и повернула ее к свету, падающему от свечей.

– Я так и знала! – воскликнула она изменившимся тоном, увидев лицо подруги. – Ты никогда не утаила бы от меня самого важного события своей жизни, ты никогда не написала бы мне такого холодного письма, какое оставила у себя в комнате, если все было бы хорошо. Я тогда сразу это поняла. А сейчас еще убедилась. Почему твой муж заставил тебя так скоропалительно покинуть Уиндигейтс? Почему он сейчас выскользнул в темноте из комнаты, как будто он боится встречи со мной? Анни! Анни! Что с тобой случилось? Почему ты так холодно встретила меня?

В эту тяжкую минуту в дверях появилась миссис Инчбэр, неся свое самое лучшее платье. Анна первый раз обрадовалась ее приходу. Взяв свечи, она поспешила в спальню.

– Сначала переоденься, сними мокрые юбки, – позвала она Бланш. – Тогда и поговорим.

Дверь в спальню затворилась, и в тот же миг в номер опять забарабанили. Махнув миссис Инчбэр, чтобы та продолжала облачать Бланш в сухое, Анна быстро вышла в гостиную и притворила за собой дверь. К своему великому облегчению она увидела перед собой выразительную физиономию мистера Бишопригса.

– Что вы хотите? – спросила Анна.

Зрячий глаз мистера Бишопригса подмигнул, давая Анне понять, что у него конфиденциальное поручение. Мистер Бишопригс помахал ручкой, мистер Бишопригс дышал на нее винными парами. Потом вынул из кармана листок бумаги, на котором было что-то написано.

– Вы знаете, от кого, – хихикая, проговорил он. – Любовное письмецо от муженька. Хе-хе! Ужасный шалунишка ваш муженек! Знаю, знаю, кто у вас в спальне, шуры-муры до вас с ней крутил! Я все вижу, во все вникаю, меня не проведешь. И мистер Бишопригс был когда-то семи пядей во лбу, но, конечно, что было, то прошло и быльем поросло. Хе-хе! Он в целости и сохранности, ваш шалунишка. Папаша Бишопригс позаботился о его удобстве. Я вам вместо отца родного. Человек слаб, нуждается в снисхождении. Но на мистера Бишопригса можно положиться как на каменную стену.

Пока крейг-фернийский философ распускал павлиньи перья, Анна читала наспех набросанные строчки, подписанные рукой Арнольда. Вот что он писал:

«Я в курительной. Решайте сами, открыть ли Бланш, что я здесь. Я не верю, что она будет ревновать. Если бы я знал, как объяснить мое присутствие в гостинице, не выдавая тайны, которую вы с Джеффри доверили мне, я бы сейчас же ей объявился, все-таки трудно обманывать. Но я боюсь усугубить ваше положение. Прежде всего думайте о себе. Если велите мне ждать через подателя письма, я пойму, что выбора нет. И останусь здесь, пока вы не пошлете за мной».

Анна оторвала взгляд от письма:

– Передайте ему, пусть ждет. Я скажу позднее, что делать.

– И посылаю тысячу объятий и поцелуев! – закончил мистер Бишопригс послание необходимым по его мнению довеском. – Хе– хе, все ясно как божий день человеку с моим знанием жизни. Лучшего посредника, чем ваш покорный слуга Сэмуел Бишопригс, днем с огнем не сыщешь.

С этими словами мистер Бишопригс приставил палец к пылающему носу и удалился.

Ни секунды не колеблясь, Анна открыла дверь в спальню с твердым намерением избавить Арнольда от дальнейших жертв и выложить Бланш всю правду.

– Это ты? – спросила Бланш.

Услыхав ее голос, Анна, терзаемая совестью, попятилась назад.

– Сейчас приду, – сказала она и закрыла дверь.

Нет, это невозможно! Что-то в этом простом вопросе, а может, в лице Бланш заставило ее опомниться. И она преодолела себя, хотя признание уже готово было сорваться с ее уст. В эту секунду она с особой остротой ощутила, как тяжела железная цепь обстоятельств, приковавших ее к этому ненавистному, унизительному обману. Может ли она открыть Бланш их с Джеффри секрет? А если не может – как тогда объяснить тайное присутствие Арнольда в гостинице, в одном с ней номере? Оскорбить позорным признанием эту невинную душу, поколебать ее уважение к Арнольду, вызвать в гостинице скандал, куда будут втянуты дорогие ей люди, – вот цена признания, которое она чуть не сделала в минуту какого-то ослепления. Признания, которое состояло всего из двух слов: «Арнольд здесь». Нет, об этом даже нельзя подумать. Как бы горько ни было сейчас, чем бы это ни обернулось в будущем, Бланш ничего не должна знать. И пока она не уйдет, пусть Арнольд остается в своем укрытии.

Анна второй раз открыла дверь и вошла в спальню. Переодевание двигалось медленно, сгоравшая от любопытства Бланш засыпала миссис Инчбэр вопросами. В эту секунду она как раз спрашивала о муже-невидимке подруги.

– Ну, пожалуйста, умоляю вас, – говорила она, – расскажите, какой он.

Способность наблюдать очень редка, но еще реже она сочетается с не менее редким даром – умением описать объект наблюдения. Так что Анна, право же, зря испугалась, что Бланш узнает Арнольда в описании миссис Инчбэр. На всякий случай она постаралась поскорее избавиться от присутствия хозяйки.

– Мы не смеем дольше отрывать вас от ваших обязанностей, – сказала она, – я сама помогу переодеться мисс Ланди.

Наткнувшись на препятствие, любопытство Бланш тут же устремилось в другое русло.

– Я должна хоть что-то узнать о нем, – решительно обратилась она к Анне. – Он застенчив с незнакомыми? Я слышала из-за двери, как ты с ним шепталась. Ты ревнуешь, Анни? Ты боишься, что я обворожу его в этом платье?

Бланш, одетая в лучший наряд миссис Инчбэр – древнее с высокой талией шелковое сооружение бутылочного цвета, спереди подколотое булавками и волочащееся сзади, с накинутой на плечи оранжевой шалью и с полотенцем на голове, накрученным в виде тюрбана, чтобы скорее просохли волосы, являла собой странное, прелестное, фантастическое зрелище.

– Ради всего святого, – рассмеялась она, – не говори своему мужу, что на мне платье миссис Инчбэр! Я хочу показаться ему в этом виде без предупреждения. Ничего больше не желаю на свете! Ах, если бы Арнольд мог увидеть меня сейчас, – прибавила она, вздохнув. И вдруг заметила в зеркале лицо Анны. – Что с тобой, Анни? – спросила она испуганно.

Продолжать эту муку было бессмысленно. Надо найти способ разом покончить со всеми расспросами. Но обманывать любимую сестру, глядя ей в лицо, выше ее сил. «Надо ей написать! – мелькнуло в мыслях у Анны. – Язык не повернется лгать, да еще когда Арнольд в двух шагах». И тут ее осенило. Анна открыла дверь и вернулась в гостиную.

– Ты опять куда-то ушла! – воскликнула Бланш. – Во всем этом есть что-то странное! Я не могу и не хочу больше мириться с твоим молчанием, Анна. Это несправедливо, это жестоко лишать меня своего доверия. Ведь мы с тобой жили всю жизнь как родные сестры.

Анна горько вздохнула и поцеловала Бланш в лоб.

– Ты будешь знать все, что я могу, что смею тебе сказать, – произнесла она мягко. – Не упрекай меня. Мне очень больно слышать твои упреки.

Она подошла к маленькому столику и вернулась с конвертом в руке.

– Прочитай это, – сказала она, протянув конверт Бланш.

Бланш увидела адрес и свое имя, написанное рукой Анны.

– Что это? – спросила она.

– Как только сэр Патрик ушел, я села и написала тебе письмо, – ответила Анна. – Ты получила бы его завтра утром. Я знаю, как ты волнуешься, и хотела предупредить какой-нибудь опрометчивый шаг с твоей стороны. Мне очень трудно сейчас говорить. В этом письме все, что я могла бы сказать. Умоляю тебя, прочитай письмо.

Бланш не шевельнулась, держа в руке запечатанный конверт.

– Письмо от тебя ко мне! Зачем же мне читать его! Ведь мы с тобой совсем одни в этой комнате. Это хуже, чем холодность, Анна! Как будто мы поссорились. Почему тебе трудно говорить со мной?

Анна опустила глаза, указав жестом на конверт. Бланш сломала печать.

Она быстро пробежала первые строки и, забыв обо всем, углубилась в письмо.

«Дорогая сестра моя, ты вправе ожидать от меня откровенного признания за всю ту тревогу и огорчения, которые я причинила тебе. Бланш, родная, не думай, что я изменила нашей любви, что сердце мое охладело к тебе. Помни одно – я очень несчастна, но положение обязывает меня молчать. Даже тебе я ничего не могу сказать, бесценному моему другу и единственному близкому на земле существу. Возможно, придет день, когда я смогу рассказать тебе все. Какое это было бы счастье! Какая тяжесть спала бы с моей души! А пока я вынуждена молчать. Пока мы должны жить врозь. Я часто вспоминаю детство, ушедшее безвозвратно. Помню, я обещала твоей матушке в последние минуты ее земной жизни, что всегда буду для тебя старшей сестрой. Твоей матушке, которая была моим ангелом-хранителем. Воспоминания вдруг нахлынули на меня, и сердце у меня зашлось. Но пока, родная Бланш, ничего, ничего поделать нельзя. Я буду часто писать тебе, буду думать о тебе день и ночь, пока не наступит счастливый миг, когда мы соединимся. Бог да поможет мне и благословит тебя, сестра».

Бланш молча подошла к дивану, на котором сидела Анна, и секунду смотрела на нее. Потом села рядом и опустила руку ей на плечо. Тихо, печально спрятала она письмо у себя на груди, взяла руку Анны и поцеловала.

– Ты ответила на все вопросы, милая сестра. Я подожду, когда настанет этот счастливый миг.

Слова эти были сказаны просто, ласково, со всей щедростью, на какую способна любящая душа. Слезы хлынули из глаз Анны.

Дождь за окнами шел, но грозы уже не было.

Бланш встала с дивана и, подойдя к окну, открыла ставни. Глянув в окно, она сейчас же вернулась к Анне.

– Я вижу вдали огни. По пустоши от Уиндигейтса сюда едет карета. Это, наверное, за мной. Иди в спальню. Чего доброго, сама леди Ланди сюда пожалует.

Анна и Бланш как бы поменялись ролями. Анна вдруг почувствовала себя младшей сестрой; она встала и послушно пошла в спальню.

Оставшись одна, Бланш достала письмо и в ожидании кареты прочитала его второй раз.

А прочитав, еще укрепилась в решении, которое созрело в ней, пока она сидела рядом с плачущей Анной.

Решение это привело к последствиям, которые трудно было предвидеть. Сэр Патрик был единственный человек, на чей опыт и благоразумие она могла рассчитывать. И Бланш решила открыться ему во всем с одной только целью – во что бы то ни стало помочь Анне. «Сначала, конечно, – думала Бланш, – вымолю у него прощение. А потом расскажу про Анну. И посмотрим, как отнесется к ней дядюшка, так же, как я, или как леди Ланди».

Карета скоро остановилась у дверей гостиницы, и миссис Инчбэр ввела в гостиную, – нет, не леди Ланди, а ее горничную.

Горничная коротко рассказала о событиях в Уиндигейтсе. Леди Ланди верно истолковала внезапный отъезд Бланш в коляске, запряженной пони, и тут же приказала заложить карету с непоколебимым намерением самой ехать в гостиницу. Но переполох и треволнения дня оказались непосильны для ее нервов. У нее разыгралось головокружение, которое всегда мучило ее после душевных потрясений; и как ей ни хотелось ехать самой – по многим причинам, – ей пришлось в отсутствие сэра Патрика поручить погоню за Бланш своей горничной, чей возраст, а также здравый смысл обещали успех предприятию. Горничная, в рассуждении грозы, благоразумно захватила с собой короб с сухим платьем. Вручив короб Бланш, она почтительно сообщила, что леди Ланди уполномочила ее, если возникнет необходимость, ехать в охотничью хижину за самим сэром Патриком. Сказав это, она предоставила юной леди самой решать, возвращаться ли домой в присланной карете или остаться в гостинице. Взяв у горничной короб, Бланш пошла в спальню переодеваться.

– Придется ехать домой, – сказала она Анне. – Меня ждет Хороший нагоняй. Но я уже к этому привыкла. И это меня не волнует. Меня волнуешь ты. Могу ли я быть уверена хоть в одном – что ты пока останешься в этой гостинице?

Самое плохое, что может случиться, уже случилось. Уехать из гостиницы – ничего не выгадаешь, а потеряешь все – ведь Джеффри обещал сюда писать. И Анна ответила, что останется пока здесь.

– Ты обещаешь мне писать?

– Да.

– Могу ли я чем-нибудь тебе помочь?

– Нет, родная.

– А вдруг моя помощь все-таки понадобится? Если захочешь увидеть меня, приходи в Уиндигейтс во время второго завтрака, иди через кусты прямо в библиотеку. Ты ведь знаешь, там в это время никого нет. Пожалуйста, не качай головой. Неизвестно, как все обернется. Я буду каждый день ждать тебя там десять минут, это решено. И конечно, пиши мне. Я ухожу, подумай, все ли мы обсудили на будущее?

Эти слова оказали на Анну живительное действие, она обняла Бланш и крепко прижала к себе.

– Будешь ли ты всегда так же добра ко мне? – вырвалось у нее из груди. – Неужели правда может прийти время, когда ты разлюбишь меня?

Она поцелуем помешала Бланш ответить, тихонько толкнула ее к двери и прибавила:

– Мы были так счастливы с тобой в прошлые годы, ушедшие безвозвратно. Возблагодарим бога за них. Остальное не так важно.

Открыв дверь в гостиную, Анна позвала горничную:

– Мисс Ланди ждет вас.

Молча пожав Анне руку, Бланш ушла.

Анна оставалась в спальне, пока слышались звуки удаляющейся кареты. Скоро цоканье копыт и стук колес слились с тишиной. Анна еще секунду помедлила, затем, собравшись с духом, быстро вышла в гостиную и дернула шнур колокольчика.

– Я сойду с ума одна, – прошептала Анна.

Даже мистер Бишопригс, войдя в комнату и увидев ее лицо, понял, что сейчас его разглагольствования неуместны.

– Я хочу поговорить с ним. Пусть немедленно идет сюда.

Мистер Бишопригс молча кивнул и заковылял из гостиной.

Вошел Арнольд.

– Бланш уехала? – были первые его слова.

– Уехала. Вам нечего опасаться. Она не будет подозревать вас. Я ничего ей не сказала. Не спрашивайте почему.

– Я и не собираюсь спрашивать.

– Сердитесь на меня, если вам хочется!

– Я не сержусь.

Арнольда как подменили. Он тихонько сел к столу, подпер рукой голову, облокотившись на стол, и так сидел молча. Анну поразил его вид. Она подошла и взглянула на него с любопытством. Что бы ни говорили о женской душе, женщина всегда ощутит в мужчине малейшую перемену настроения, даже неожиданную, конечно, если мужчина чем-то привлекает ее. Этого одной чувствительностью не объяснишь. Я бы отнес эту способность на счет благороднейшего свойства – готовности к самоотречению. Способность эта – величайшая и, к чести женщины сказать, нередкая добродетель среди представительниц ее пола. Лицо Анны смягчилось; теперь оно выражало только глубокую печаль и опять пленяло нежным, чисто женским очарованием. Врожденная чуткость подсказала ей, что Арнольд нуждается в утешении. Она тихонько притронулась к его плечу.

– Вам было очень трудно, мистер Бринкуорт, – сказала она. – Во всем виновата я одна. Простите меня, если можете. Мне так вас жаль. Если бы я могла хоть чем-то утешить вас.

– Благодарю вас, мисс Сильвестр. Действительно, нелегко было прятаться от Бланш, как будто я ее боюсь. Я сидел там и все думал, думал, может, первый раз в жизни. Ладно, давайте больше не будем об этом. Все уже позади. Что я могу сейчас для вас сделать?

– Как вы думаете провести ночь?

– Как и собирался. Я обещал Джеффри заботиться о вас, оградить от всех неприятностей в его отсутствие. Так что эту ночь я проведу на диване в гостиной. Надеюсь, в следующий раз мы увидимся в более счастливое для вас время. Утром я постараюсь уйти, пока вы еще спите. Я всегда буду с радостью вспоминать, что был хоть немного полезен вам.

Анна протянула на прощание руку. Что сделано, то сделано, ничего не переменишь. Время протеста, увещеваний, предупреждений прошло.

– Вы оказали услугу женщине, которая умеет быть благодарной. Может прийти день, мистер Бринкуорт, когда я докажу вам это.

– Пусть уж лучше он не приходит, мисс Сильвестр. До свидания и будьте счастливы.

Анна ушла в спальню. Арнольд запер дверь на ключ и растянулся на диване. Сон быстро одолел его.

Утро было солнечное, после дождя дышалось легко.

Когда Анна вышла из спальни, Арнольда уже не было. В гостинице его отъезд не вызвал никаких толков: Арнольд сказал, что его призывает в Лондон безотлагательное дело. Мистер Бишопригс получил щедрые чаевые. Миссис Инчбэр была уведомлена, что номер останется за ним еще, по крайней мере, неделю.

Все как будто вернулось на круги своя. Арнольд ехал к себе в поместье. Бланш, живая и невредимая, воротилась в Уиндигейтс. У Анны была крыша над головой, по крайней мере, на эту неделю.

Джеффри спешил в Лондон, – там, в доме его отца, жизнь вступила в единоборство со смертью. Любой исход не лишал Анну надежды. Если лорд Холчестер одолеет болезнь, Джеффри вернется в Уиндигейтс и, как было решено, вступит с ней в тайный брак. Если милорд покинет юдоль сию, Джеффри волен будет вызвать ее в Лондон и жениться на ней открыто. Но можно ли верить Джеффри – в этом она сомневалась.

Анна вышла погулять на площадку перед гостиницей. Дул прохладный утренний ветерок. По небу величаво плыли огромные пухлые облака, то открывая, то заслоняя солнце, золотистые блики и лиловые тени бежали, сменяя друг друга, по бурому пространству вересковой пустоши – точь-в-точь надежда и отчаяние в душе Анны, вопрошавшей у судьбы, что та уготовила ей.

Тщетно взывать к тому, что за семью печатями, – Анна повернулась и пошла в гостиницу.

Проходя сени, она взглянула на часы. Уже полчаса, как поезд из Пертшира прибыл в Лондон. Джеффри с братом подъезжали сейчас к дому лорда Холчестера.