Текст книги "Муж и жена"

Автор книги: Уильям Уилки Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 44 страниц)

– А кто спит рядом? – спросила Анна.

Эстер Детридж указала вниз, в гостиную, где они оставили Джеффри. Значит, в соседней комнате спал Джеффри. Анна снова вышла в коридор.

– Покажите мне вторую комнату, – попросила она. Вторая комната также находилась в передней части дома.

Опять-таки уродство (но первосортное!) в виде обоев и ковра. Еще одно громоздкое ложе из красного дерева; правда, на сей раз полог прикреплен к изголовью кровати. Предвидя следующий вопрос Анны, Эстер взглянула в сторону комнаты в тыльной части коттеджа и указала на себя. Анна, не колеблясь, решила остановить выбор на второй комнате – чем дальше от Джеффри, тем лучше. Эстер подождала, пока Анна написала адрес, по которому хранились ее вещи (в доме музыкального агента), спросила, что подать на ужин, и оставила Анну одну.

Заперев дверь, Анна бросилась на кровать. Усталость еще не отпустила ее и не давала напрягать мозг, физически Анна была не в силах осознать всю беспомощность, весь трагизм своего положения; она открыла висевший на шее медальон, поцеловала портретик матери и портретик Бланш, помещенные внутри один напротив другого, и забылась в глубоком, без сновидений сне.

Тем временем у калитки перед коттеджем Джеффри отдавал посыльному последние распоряжения.

– Как только заберешь вещи, отправляйся к адвокату. Если он готов приехать сегодня же, привези его. Если нет, пусть напишет письмо и отдаст тебе. Только смотри, ничего не перепутай – ты об этом горько пожалеешь. Пошел, и смотри не опоздай на поезд.

Посыльный убежал. Джеффри постоял, глядя ему вслед, размышляя, правильны ли предпринятые им меры.

– Пока все идет, как надо, – сказал он себе. – В кебе мы сидели порознь. Я объявил при свидетелях, что я ее не прощаю, объяснил, почему привез сюда. Я поместил ее в отдельную комнату. И если мне понадобится увидеть ее, я призову в свидетели Эстер Детридж. Все, что зависит от меня, я сделал – остальное за адвокатом.

Он обошел дом – сзади был сад – и закурил трубку. Вскоре на землю опустились сумерки, и в комнате Эстер на первом этаже он увидел свет. Подошел к окну. Эстер и служанка занимались какими то домашними делами.

– Ну? – спросил он. – Как там женщина наверху?

Дощечка Эстер и язык девушки рассказали ему о «женщине» все, что можно было рассказать. Они отнесли ей в комнату чай и омлет; им пришлось ее разбудить. Омлет она не доела, а на чай прямо набросилась. Потом они поднялись к ней еще раз – забрать поднос Она снова была в постели. Не спала, но была мрачная, отяжелевшая. Ничего не сказала. По виду устала – дальше некуда. Мы не стали гасить свет; оставили ее в покое. Таков был доклад. Молча выслушав его, Джеффри снова набил трубку и продолжал прогулку Время текло медленно. В саду повеяло прохладой. Поднялся ветер, с громким посвистом он носился по лугам и полянам вокруг коттеджа; звезды подмигивали на прощанье; над головой воцарялась черная пустота ночи. Заморосил дождь. Джеффри вошел в дом.

На столе в столовой лежала вечерняя газета. Горели свечи. Он сел, попробовал читать. Какое там чтение! Что может интересовать его в газетах? Скоро прибудет известие от адвоката. Нет, не читается. И на месте не сидится. Он поднялся, снова вышел из коттеджа, прошагал к калитке, открыл ее – и принялся лениво взирать на дорогу.

Но вот в свете газового фонаря, висевшего над калиткой, возникло живое существо. Существо приблизилось и оказалось почтальоном, разносящим последнюю в этот день почту. Он подошел к калитке с письмом в руке.

– Достопочтенный Джеффри Деламейн?

– Давайте сюда.

Он взял у почтальона письмо и вернулся в столовую. Глянув при свете свечей на адрес, он узнал почерк миссис Гленарм. «Поздравление со свадьбой!» – горько усмехнулся он и открыл письмо. Свои поздравления миссис Гленарм облекла вот в какую форму:

«Мой обожаемый Джеффри!

Мне известно все. Возлюбленный мой! Единственный! Ты принесен в жертву мерзейшей дряни, каких свет не видывал, и я тебя лишилась! Как я осталась в живых, услышав это? Как не утратила способность думать, писать, когда в мозгу моем бушует пламя, а сердце разбито? Потому что, ангел мой, у меня появилась цель, которая и поддерживает меня, – цель чистая, прекрасная, достойная нас обоих. Я живу, Джеффри, живу, чтобы целиком посвятить себя твоему обожаемому образу. Герой мой! Моя первая, последняя моя любовь! Другой мужчина никогда не станет моим мужем. Я проживу всю свою жизнь и умру – даю в том торжественную клятву коленопреклоненная, – проживу жизнь и умру, сохранив верность тебе. Я твоя духовная жена. Возлюбленный мой Джеффри! Она не сможет встать между нами там, не сможет отнять у тебя священную преданность моего сердца, неземную любовь моей души. Я твоя духовная жена! Писать эти слова – какая это целомудренная роскошь! Ответь мне, возлюбленный мой, и напиши, что и ты охвачен тем же чувством. Поклянись в этом, кумир сердца моего, как поклялась я. Священная преданность! Неземная любовь! Никогда, никогда не буду я женой другого! Никогда, никогда не прощу я женщину, что встала между нами! Твоя навек и только твоя; твоя с истинной страстью, что сгорает на алтаре сердца; твоя, твоя, твоя – Э. Г.».

Эта истерическая вспышка белиберды – сама по себе просто смехотворная – на Джеффри, однако же, повлияла весьма серьезным образом. С наслаждением отомстить Анне и соблюсти собственные интересы – ему вдруг открылась прямая связь между этими действиями. Десять тысяч в год сами плывут к нему в руки – только бери, если бы не эта женщина наверху, что заманила его в ловушку, привязала себя к нему до конца жизни – попробуй вырвись!

Он положил письмо в карман. «Подождем, что скажет адвокат, – подумал он. – Самый легкий способ выкарабкаться – этот. И все будет по закону».

Джеффри с нетерпением посмотрел на часы. Не успел он убрать их в карман, в дверь позвонили. Кто это – посыльный, привезший багаж? Да. Привез записку от адвоката? Нет. Гораздо лучше – он привез самого адвоката.

– Входите! – воскликнул Джеффри, встретив гостя в дверях.

Адвокат прошел в столовую. В отблеске свечи взору Джеффри предстал тучный, полногубый мужчина с поблескивающими глазами – желтоватое лицо выдавало в нем примесь негритянской крови, а его взгляд и манеры позволяли безошибочно определить – человеку этому приходится ходить по самым темным и грязным закоулкам города, имя которому – закон.

– Я живу здесь неподалеку, – сообщил он. – Вот и решил, мистер Деламейн, что лучше мне самому к вам заглянуть по пути домой.

– Вы видели свидетелей?

– Я допросил обоих, сэр. Сначала миссис Инчбэр и мистера Бишопригса вместе. Потом миссис Инчбэр и мистера Бишопригса по отдельности.

– И что же?

– Мне очень жаль, сэр, но результат нельзя назвать благоприятным.

– То есть?

– Ни он, ни она, мистер Деламейн, не могут дать нужные нам показания. В этом я убедился.

– Убедились? Да вы ни бельмеса не поняли в деле. Только наломали дров!

Оливковый адвокат улыбнулся. Грубость клиента, казалось, его только позабавила.

– Вы так считаете? – спросил он. – Тогда скажите, в чем именно состоит моя промашка. Вот вам вкратце картина событий. Четырнадцатого августа ваша жена находилась в гостинице в Шотландии. Там к ней присоединился джентльмен по имени Арнольд Бринкуорт. Он назвался ее мужем и пробыл с ней до следующего утра. Отталкиваясь от этих фактов, вы хотите потребовать развод у своей жены. Соответчик в деле о расторжении брака – мистер Арнольд Бринкуорт. А ваши свидетели – слуга и хозяйка гостиницы. Пока все правильно, сэр?

Все правильно. Одним трусливым ударом отделаться от Анны, опорочив ее перед всем миром, и вернуть себе свободу – таков был, если называть вещи своими именами, план, изобретенный Джеффри, именно эта мысль пришла ему в голову, когда по дороге в Фулем он решил заехать к мистеру Мою.

– Это что касается дела, – продолжал адвокат. – Теперь о том, как я выполнил ваши инструкции. Я допросил свидетелей; и я имел беседу (не очень приятную) с мистером Моем. Вот вам короткий отчет о результатах этих двух встреч. Первое открытие: мистер Бринкуорт назвался мужем этой дамы по вашей просьбе – и такое свидетельство никак не в нашу пользу. Второе открытие: пока дама и господин пребывали вместе в гостинице, свидетели не заметили, чтобы они вели себя как-то неподобающе, не было намека даже на безобидную фамильярность. Против них нет буквально никаких улик, кроме той, что они были в гостинице вместе, но в разных комнатах. Как можно предполагать преступное намерение, если нет возможности доказать хотя бы попытку преступного деяния? Пытаться выиграть такое дело в суде – все равно что пытаться перепрыгнуть через крышу этого коттеджа.

Он холодно глянул на своего клиента, ожидая вспышки гнева. Но клиент приятно его разочаровал. Судя по всему, сказанное произвело на этого безрассудного и своевольного здоровяка весьма странное впечатление. Он тихонько поднялся со стула; ничем не выдавая своего волнения, внешне оставаясь абсолютно спокойным, спросил:

– Вы отказываетесь вести дело?

– Мистер Деламейн, положение на сегодня таково, что никакого дела просто нет.

– И у меня нет никакой надежды с ней развестись?

– Погодите минутку. После того как ваша жена и мистер Бринкуорт были вместе в шотландской гостинице, они еще где-нибудь встречались?

– Нигде.

– К чему приведут события будущие, сказать не берусь. Что же до прошлых, они не дают вам никаких надежд получить развод.

– Благодарю вас. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, мистер Деламейн.

Привязан к ней до конца жизни – и закон не в силах разрубить этот узел!

Он вдумался в смысл этих слов, и наконец они дошли до него в полной мере, запечатлелись в его мозгу. Потом он достал из кармана письмо миссис Гленарм и еще раз внимательно, от начала до конца, прочитал его.

Ничто не поколеблет ее верности ему. Ничто не заставит ее стать женой другого. Она предана ему – это ее собственные слова; со всем своим состоянием она жаждет стать его женой. А его отец жаждет (насколько известно Джеффри в отсутствие вестей из Холчестер-хауса) видеть миссис Гленарм своей невесткой и передать ее мужу самостоятельный источник дохода. Со всех сторон блестящая перспектива – что еще может желать мужчина? И никаких препятствий на пути, кроме женщины, которая заманила его в ловушку, привязала себя к нему до конца жизни.

Он вышел в сад, во тьму ночи.

Сад окружал коттедж со всех сторон. Джеффри принялся ходить вокруг коттеджа – мелькнет в потоке света из окна, снова скроется в темноте. Свежий ветер овевал его непокрытую голову. Так он ходил несколько минут, все убыстряя шаг, не останавливаясь. Но вот все-таки остановился перед входом в дом. Медленно поднял голову и посмотрел на тусклый, мерцающий свет в комнате Анны.

«Как? – произнес он про себя. – Вот в чем вопрос. Как?»

Он вошел в дом и позвонил в колокольчик. Явившаяся на зон служанка отшатнулась при виде Джеффри. От его румянца не осталось и следа. Глаза смотрели на нее невидящим взором. На лбу выступили крупные тяжелые капли пота.

– Вы нездоровы, сэр? – спросила девушка.

Выругавшись, он велел ей попридержать язык и принести ему бренди. Когда она вернулась, он стоял у окна спиной к ней, глядя в ночь. Она поставила бутылку на стол – он не шевельнулся. До нее донеслось лишь какое-то бормотанье, будто он разговаривал сам с собой.

Вопрос, который тайно донимал его под окном Анны, не отпускал и здесь.

Как? Вот задача, стоящая перед ним. Как?

Он обратился к бренди – может, выход подскажет оно?

Глава пятнадцатая
УТРО

Когда раскаянья особенно горьки, сожаленья особенно тягостны? Когда туманное будущее затягивается чернейшими тучами? Когда жизнь кажется совсем постылой, а смерть – частая гостья у постели? Ответ: в жуткие утренние часы, когда во всем своем великолепии встает солнце, когда в тиши нарождающегося дня начинают петь птицы.

Анна проснулась в незнакомой постели и в утреннем свете оглядела незнакомую комнату.

Всю ночь шел дождь, но под утро прекратился. В ясном осеннем небе хозяйничало солнце. Анна поднялась, открыла окно. Комнату наполнил утренний воздух – свежий, бодрящий, душистый. Вблизи и поодаль – весь открывшийся вид излучал праздную благость, покой. Она постояла у окна. Разум ее снова прояснился, к ней вернулась способность думать, чувствовать; и мужественно встретить еще один, последний вопрос, который обрушило на нее безжалостное утро: чем все это кончится?

Есть ли надежда? К примеру, на то, что она вызволит себя сама? Но как может себя вызволить из беды замужняя женщина? Сделать свои мучения достоянием гласности – если это мучения определенного рода – и тотчас остаться одной перед лицом общества. И больше ничего.

Есть ли надежда, что ее вызволят другие? Бланш может написать ей – даже приехать и повидаться, – если позволит муж; вот и все. Прощаясь, сэр Патрик сжал ей руку и велел положиться на него. Это самый стойкий, самый истинный ее друг. Но как он ей поможет? В рамках освященного законом брака муж волен посягать на жену, при одной только мысли об этом кровь ее стыла в жилах. Разве сэр Патрик сумеет защитить ее? Вздор, каким образом? Закон и общество вооружили ее мужа супружескими правами. Закон и общество, обратись она к ним за помощью, дадут один ответ: вы его жена.

На себя надеяться нечего; нечего надеяться и на друзей; ни на что на свете. Остается только ждать конца – с верой в милосердие господне; с верой в лучший мир.

Из своего дорожного чемодана она вытащила книжечку «Молитвы и размышления», порядком истершуюся от частого пользования, – когда-то книжечка принадлежала ее матери. Анна села у окна и предалась чтению. Изредка она в задумчивости поднимала голову. Сходство между положением ее матери и ее собственным теперь было полным. Обеим достались мужья, которые их ненавидели; мужья, чьи помыслы были устремлены к корыстным связям с другими женщинами; мужья, единственным желанием и целью которых было освободиться от своих жен. Какими разными путями пришли мать и дочь к одной и той же судьбе! Будет ли сходство полным до самого конца? Анне вспомнились последние минуты матери. «Суждено ли мне умереть, – подумала она, – в объятьях Бланш?»

Время бежало незаметно. Утренние звуки дома не затронули ее слуха. Впервые она очнулась и вынырнула в настоящее, когда из-за двери ее окликнул голос служанки.

– Госпожа, господин желает, чтобы вы спустились вниз.

Встрепенувшись, она поднялась и отложила книжечку.

– Это все? – спросила она, открыв дверь.

– Да, госпожа.

Она спустилась за девушкой по лестнице; в памяти возникли странные слова, с какими вечером к ней в присутствии слуг обратился Джеффри. Может, сейчас станет ясно, что стоит за этими словами? И сомнения перестанут терзать ее? «Каково бы ни было испытание, – подумала она про себя, – помоги мне, господи, снести его достойно, как бы снесла его моя мать».

Служанка открыла дверь в столовую. Стол был накрыт для завтрака. Джеффри стоял у окна. Эстер Детридж ждала распоряжений у двери. Он шагнул вперед – с галантной вежливостью, какой за ним прежде как будто не водилось, с застывшей на губах улыбкой – и протянул ей руку!

Входя в комнату, она была готова (как ей казалось) ко всему. Но такого она никак не ожидала. Она стояла, онемев от удивления, и смотрела на него.

Мельком глянув на Анну, когда та вошла, Эстер Детридж перевела взгляд на Джеффри – и с этой минуты следила за ним во все глаза, пока Анна оставалась в комнате.

Он нарушил молчание – и голос этот не был его голосом; в облике его сквозила сдержанность, какой она за ним раньше не замечала.

– Не угодно ли вам будет поздороваться с мужем, – спросил он, – если он протягивает вам руку?

Она машинально вложила свою руку в его. Вздрогнув, он тут же ее выпустил.

– Боже! Какая холодная! – воскликнул он. Его собственная рука пылала огнем и беспрерывно дрожала.

Он показал на стул в торце стола.

– Вы не приготовите чай? – спросил он.

Она опять же машинально шагнула к столу – и остановилась.

– Может быть, вы предпочитаете позавтракать в одиночестве, – спросил он.

– Если не возражаете, – едва слышно произнесла она.

– Минутку. Прежде чем вы уйдете, я хочу вам кое-что сказать.

Она молча ждала. Молчал и он, что-то прокручивая в памяти, – видно было, как он силится что-то вспомнить. Наконец он заговорил.

– Я провел в раздумьях целую ночь, – сказал он. – И за эту ночь стал другим человеком. Я прошу у вас прощения за сказанное вчера. Вчера я плохо соображал, что говорю. Нес полную чушь. Прошу вас, забудьте об этом и простите меня. Я хочу начать новую жизнь и загладить свою вину… загладить вину за мое поведение в прошлом. Я приложу все старания, чтобы стать вам хорошим мужем. В присутствии миссис Детридж я молю вас дать мне такую возможность. Я не хочу навязывать вам свою волю. Но мы ведь супруги – есть ли смысл сожалеть об этом? Оставайтесь здесь, как вы и сказали вчера, на ваших условиях. Я готов на все, чтобы между нами воцарилось согласие. Говорю в присутствии миссис Детридж: я готов на все, чтобы между нами воцарилось согласие. Не буду вас больше задерживать. Прошу вас, подумайте. Всего хорошего.

Эту необыкновенную речь он произнес, будто мальчишка-тугодум, затвердивший трудный урок, – глаза в пол, пальцы нервно застегивали и расстегивали пуговичку на жилете.

Анна вышла из комнаты. В коридоре она едва не лишилась чувств, пришлось опереться о стену. Его неестественная вежливость повергла ее в ужас; его вызубренное назубок раскаяние сковало ее душу зловещим холодом. Ее охватил непередаваемый страх: когда Джеффри метал громы и молнии, когда разражался площадной бранью, он не был ей так страшен.

Из комнаты вышла Эстер Детридж и прикрыла за собой дверь. Внимательно посмотрев на страдалицу, она что-то написала на своей дощечке и повернула ее к Анне. «Вы ему верите?» – вот были ее слова.

Оттолкнув от себя дощечку, Анна взбежала по ступеням. Заперла дверь на задвижку – и рухнула в кресло.

«Он что-то замышляет против меня, – сказала она себе. – Но что?»

К горлу подкатила тошнота, кажется, впервые в жизни она ощутила страх физически, и вопрос повис в воздухе. Сердце будто замерло, закружилась голова. Она подошла к открытому окну глотнуть свежего воздуха.

В тот же миг у калитки зазвенел колокольчик. Готовая подозревать всех и вся, она внезапно испугалась: нельзя, чтобы ее здесь видели! Она спряталась за занавеску и осторожно выглянула из-за нее.

Был впущен ливрейный слуга. В руке он держал письмо. Проходя мимо окна Анны, он сказал служанке:

– Меня послала леди Холчестер. Мне нужно срочно увидеть мистера Деламейна.

Они вошли в дом. Наступила пауза. Потом лакей лорда Холчестера появился снова, отворил калитку и ушел. Снова пауза. И вдруг в ее дверь постучали. Анна заколебалась. Стук повторился, из коридора послышалось невнятное бормотанье Эстер Детридж. Анна открыла дверь.

Эстер принесла завтрак. На подносе среди посуды лежала записка. Анна узнала почерк Джеффри; вот что она прочла:

«Вчера умер мой отец. Напишите ваши распоряжения касательно траурного туалета. Их заберет посыльный. Вам нет надобности беспокоить себя и ехать в Лондон. Человек из магазина приедет сюда сам».

Не поднимая головы, Анна уронила листок бумаги на колени. В ту же секунду взгляд ее уперся в невесть откуда взявшуюся дощечку Эстер Детридж, на которой было начертано:

«Сегодня приезжает его мать. Его брата вызвали из Шотландии телеграммой. А сам вчера вечером напился. И сейчас пьет. Я знаю, что это такое. Берегитесь, госпожа, берегитесь».

Анна знаком попросила оставить ее одну. Та вышла, но не закрыла за собой дверь, а только притворила.

У калитки снова зазвенел колокольчик. Анна опять подошла к окну. Это оказался всего лишь посыльный; он пришел получить распоряжения на день. Едва он вошел в сад, появился почтальон с письмами. Через минуту снизу донесся голос Джеффри, деревянные ступеньки заскрипели под его тяжелыми шагами. Анна поспешила к двери – замкнуть ее на задвижки. Но Джеффри ее опередил.

– Вам письмо, – сказал он, следя за тем, чтобы не переступить порог комнаты. – Я не собираюсь навязывать вам свою волю, я лишь прошу сказать мне, от кого письмо.

Он был как никогда скромен, держал себя в руках. Но глаза (когда он взглянул на нее) выдавали его – в них таилось недоверие.

Она взглянула на почерк на конверте.

– От Бланш, – ответила она.

Он тихонько просунул ногу между дверью и дверным косяком и подождал, пока она открыла и прочитала письмо Бланш.

– Можно и мне прочесть? – спросил он и протянул через дверь руку.

Раньше Анна обязательно воспротивилась бы, но сейчас, когда дух ее ослаб, подчинилась ему. Она передала Джеффри распечатанное письмо.

Оно было очень лаконичным. За исключением кратких заверений в любви, оно категорически ограничивалось целью, ради которой было написано. Бланш предлагала навестить Анну сегодня пополудни, в сопровождении своего дяди; это письмецо она посылает, дабы убедиться, что застанет Анну дома. Вот и все. Видимо, письмо было написано не без помощи сэра Патрика.

Чуть задумавшись, Джеффри вернул письмо.

– Вчера умер мой отец, – сказал он. – До его похорон моей жене лучше не принимать посетителей. Я не собираюсь навязывать вам свою волю. Я лишь говорю, что до похорон здесь не должно быть посетителей – за исключением членов моей семьи. Передайте вниз записку. Когда посыльный поедет в Лондон, он отвезет ее вашей подруге.

С этими словами он вышел.

Призыв соблюдать приличия в устах Джеффри мог означать одно из двух: либо это была вульгарная издевка, либо имелась в виду какая-то высшая цель. Может, в смерти отца он увидел отличный предлог начисто изолировать жену от окружающего мира? Или у него есть причины, пока ей не известные, опасаться встречи Анны с ее друзьями?

В томительном ожидании прошел еще час, и наконец снова появилась Эстер Детридж. Посыльный уезжает, пусть она отдаст распоряжения насчет траурной одежды и напишет записку для миссис Арнольд Бринкуорт.

Анна записала свой заказ, черкнула несколько строк для Бланш. Когда закончила, между писчей бумагой и ее глазами снова вклинилась жуткая дощечка, твердой рукой на ней было начертано безжалостное предупреждение. «Он запер калитку. Если кто-то позвонит, надо идти к нему за ключом. Написал письмо какой-то женщине, миссис Гленарм. И снова пил бренди. Точно мой муж. Будьте осторожны».

Итак, единственный путь за пределы высоких стен, окружающих коттедж, закрыт, заперт на ключ. Ее друзья лишены возможности видеть ее. Одиночное заключение, а тюремщик – ее муж. Она не провела в коттедже и суток, а уже вон до чего дошло. Что же будет дальше?

Она машинально вернулась к окну. Все-таки на душе легче, когда видишь какую-то жизнь, какой-нибудь случайный экипаж.

В саду перед домом появился посыльный, он ехал с поручениями в Лондон. Джеффри вышел с ним, чтобы отпереть калитку, и крикнул ему вслед:

– Не забудь книги!

«Книги»? Какие «книги»? Для кого? Теперь любая мелочь вызывала у Анны подозрение. Еще несколько часов тревожные мысли об этих книгах не отпускали ее.

Между тем Джеффри запер калитку и пошел к дому. Под окном Анны он остановился и позвал ее. Она выглянула.

– Когда захотите подышать воздухом и прогуляться, – объявил он, – сад за домом в вашем распоряжении.

Положив ключ от калитки в карман, он вернулся в дом.

Чуть поколебавшись, Анна решила поймать его на слове. Ее мучила неопределенность ее положения, и находиться в четырех стенах спальни было просто невыносимо. Даже если за вполне любезным с виду предложением Джеффри таится коварная уловка, что ж, она готова рискнуть и узнать, в чем эта уловка состоит, это лучше, чем томиться в неведении, блуждать в потемках. Она надела шляпу и спустилась в сад.

Но ничего необычного ей не встретилось. Джеффри – где бы он ни был – не показывался. Она побродила по садовой дорожке, стараясь держаться подальше от окна столовой. Нет, женщине отсюда нипочем не сбежать. Стены были высоки, мало того, сверху на них густым слоем щерилось битое стекло. Небольшая дверь в тыльной стене (видимо, она предназначалась для садовника) была заперта на задвижку и замок, ключа в нем не было. Поблизости – ни одного дома. Со всех сторон сад окружали угодья местных зеленщиков. На дворе девятнадцатый век, до величайшей столицы мира – рукой подать, а она полностью изолирована от человечества, словно заживо погребена в могиле.

Спустя полчаса тишину нарушил шум подкатившего к дому экипажа, звонок колокольчика. Анна укрылась за коттеджем, полная решимости обязательно поговорить с посетителем, кем бы он ни оказался.

Через открытое окно столовой она услышала голоса: говорили Джеффри и какая-то женщина. Кто она? Вряд ли это миссис Гленарм. Внезапно гостья возвысила голос.

– Она здесь? – донесся до Анны вопрос. – Я хочу ее видеть.

Анна не мешкая подошла к задней двери в дом и оказалась лицом к лицу с дамой, которую видела впервые в жизни.

– Вы жена моего сына? – спросила дама.

– Я его пленница, – ответила Анна.

И без того бледное лицо леди Холчестер совсем побледнело. Было ясно, что этот ответ лишь подтвердил какие-то сомнения, уже посеянные в голове матери ее сыном.

– Как вас понять? – шепотом спросила она.

Тяжелые шаги Джеффри раздались в гостиной. Времени на объяснения не было. И Анна шепнула:

– Передайте эти слова моим друзьям.

В дверях столовой появился Джеффри.

– Назовите кого-нибудь из ваших друзей, – попросила леди Холчестер.

– Сэр Патрик Ланди.

Джеффри услышал.

– Что сэр Патрик Ланди? – спросил он.

– Я хочу видеть сэра Патрика Ланди, – заявила леди Холчестер. – И твоя жена скажет мне, где его найти.

Анна тотчас поняла ― леди Холчестер свяжется с сэром Патриком. И назвала его лондонский адрес. Леди Холчестер направилась было к выходу. Но Джеффри остановил ее.

– Прежде чем вы уйдете, – сказал он, – я хочу внести ясность. Моя матушка полагает, – продолжал он, обращаясь к Анне, – что наша совместная жизнь едва ли будет нам в радость. Подтвердите же истину, прошу вас. Что я сказал вам перед завтраком? Не сказал я разве, что приложу все старания, чтобы стать вам хорошим мужем? Не сказал ли я – в присутствии миссис Детридж, – что готов на все, чтобы между нами воцарилось согласие. – Он сделал паузу, и Анна кивком подтвердила его слова; тогда он воззвал к матери: – Ну? Что вы скажете теперь?

Леди Холчестер не стала открывать свои мысли.

– Сегодня вечером мы увидимся, либо я пришлю вам записку, – сказала она Анне.

Джеффри хотел было повторить свой вопрос, оставленный без ответа. Мать посмотрела на него. Он тотчас потупился, не выдержав ее взгляда. Строго кивнув Анне, леди Холчестер набросила вуаль. Сын в молчании проводил ее к калитке.

Анна вернулась в свою комнату, впервые с утра испытав чувство облегчения. «Его мать встревожена, – сказала она себе. Значит, жди перемены».

Перемена не заставила себя долго ждать – пришла в тот же вечер.