Текст книги "Тайная Миссия (ЛП)"

Автор книги: Уильям Хорвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)

Мэйуид вздохнул, велел Старлинг держаться поближе к нему и позвать следующего крота к луже. Весь ход теперь сотрясался, и даже веселый голос Мэйуида зазвучал глухо.

– Вперед, юный господин, пожалуйста, побыстрее…

Тем временем Триффан повел остальных дальше, и вот уже посветлело, ход пошел кверху, и кроты почувствовали под лапами более твердую песчаную почву. Это значило, что они достигли другого берега Темзы.

– Побыстрее теперь, – крикнул Триффан. – И отошел в сторону, пропуская Лоррен и остальных наверх, где их ждали у выхода кроты, готовые обласкать их и успокоить. Как медленно они двигались, усталые, грязные, вымокшие, перепачканные желто-коричневым илом! Лоррен беспокойно оглядывалась, не идут ли Старлинг и Бэйли.

– Она сию минуту появится, – сказала кротиха, которой Триффан дал знак побыстрее увести наверх первую партию прибывших, потому что потолок намокал все быстрее – с него текли струйки чистой воды.

Триффан вернулся в ход, он торопил малышей и взрослых, но все так устали, и еще много кротов канителилось где-то позади, они останавливались и объясняли друг другу, что теперь благополучно добрались…

Триффан крикнул в темноту:

– Мэйуид, скорее, скорее!

Его крик потонул во внезапном грохоте: земля стремительно начала оседать. Раздался странный шум, хлынула вода, смешанная с грязью, и из глубины хода донесся голос Мэйуида, словно эхом повторяющий призыв Триффана:

– Скорее, Старлинг, беги, беги!

Это было все, что услышал Триффан. Шум усилился, и, вглядевшись, Триффан смог различить лишь несколько фигур, отчаянно пытавшихся выкарабкаться наружу, а за ними – стену воды и ила, желтую, страшную. Она неслась все быстрее, заглушая вопли, топя кротов, переворачивая их, увлекая их тела в сторону Триффана… Вот и его самого подхватило, опрокинуло, он захлебнулся, отчаянно пытаясь ухватиться за что-нибудь. Его продолжало вертеть, он потерял всякое представление о том, где верх, где низ, рот был полон ила, он не мог дышать и только отчаянно боролся за глоток воздуха, а в легких была боль, потом они сжались, и Триффан хотел только одного – вздохнуть, а во рту был ил…

Кто-то схватил его и вытащил из воды, он стал глотать воздух, его вырвало. Потом он пытался отдышаться, уставившись на море грязи, где только что был ход.

– Они там?.. – начал Триффан.

Ему никто не ответил, даже крот, который его вытащил. Все были насквозь мокрыми, покрытыми грязью, а вокруг себя и позади Триффан видел только смерть. Море жидкой грязи пузырилось, дрожало и волновалось, а в нем тонули, погибали кроты.

Прежде чем кто-нибудь успел его остановить, Триффан бросился в илистую воду и стал нырять снова и снова, пока случайно не наткнулся на захлебывающегося Мэйуида и с невероятным трудом выволок его на поверхность.

– Мой господин, со мной была Старлинг… она там, пожалуйста…

Триффан опять нырнул и продолжал искать. Он почти потерял надежду и начал уже выбираться на поверхность, как вдруг ощутил на боку слабое царапанье коготков. Триффан вытащил из воды обмякшее тельце какой-то самочки. Это была Старлинг.

– Держи ее, Мэйуид, держи ее…

Когда Мэйуид подхватил тело полумертвой Старлинг и вытащил на сухое место, Триффан нырнул опять. На сей раз он не смог пробыть под водой долго. Побарахтавшись и истощив силы, измученный Триффан выбрался на землю. Другие кроты тоже пытались нырять, но больше никого не нашли, ни живого, ни мертвого.

Трагедия была еще страшнее, чем могло показаться сначала. Погибли не только почти все кроты, находившиеся под землей; стремительный поток воды с илом унес и тех, кто, казалось, уже был в безопасности – в столь заботливо приготовленных норах. В одной из этих нор утонули все кроты, застигнутые на месте потопом, в другой – часть кротов засосало обратно в ход. Уцелели те, кто, как и Триффан, оказались между норами и ходом. Это было самое удивительное и самое ужасное. Все кругом рыдали.

Когда подсчитали оставшихся в живых, выяснилось, что больше половины эвакуированных кротов погибло! Больше половины? И оставшиеся в живых могли только утешать друг друга и последовать совету немногих уцелевших вожаков: очистить с себя холодную грязь и постараться согреться.

Триффан, Спиндл и Мэйуид уцелели, и Смитхиллз, который один спас несколько кротов, и Маррам, и Алдер. Комфри тоже был жив, но он находился в шоке после гибели стольких друзей.

Кое-кто, включая и Триффана, вглядывался в клокочущую грязь, но ничто живое не появлялось на ее поверхности, иногда только то тут, то там всплывал, качаясь, бок утонувшего крота. Их оставляли в воде, вытаскивать не имело смысла, разве только уложить рядом с другими трупами…

Лоррен нашла Старлинг, и сестры прижались друг к другу, оплакивая Бэйли, который наверняка погиб вместе с их матерью. Сами они не отходили от Мэйуида, им казалось, что стоит ему их оставить – и они умрут. Все, кто находился в самой низкой части хода, погибли, и Регворт, увы, тоже. Однако горе несет с собой и страшную усталость, поэтому, когда наступила ночь, всех одолел неспокойный сон. Старлинг и Лоррен прижались к боку Мэйуида, и он обнял обеих лапой, уставившись невидящими глазами в темноту.

– Теперь за нами присматриваешь ты? – проговорила Старлинг, внезапно проснувшись. – Ведь ты же Мэйуид?

– Да, – прошептал он. – Я буду присматривать за вами. А теперь устраивайся, юная дама, поудобнее, пожалуйста…

Наверное, только сознание своей необходимости уберегло в эту ночь бедного Мэйуида от безумия. В его мозгу неотступно вертелась мысль о собственной вине: ведь это он нашел этот ход.

– Им могла грозить и худшая судьба, – проговорил Триффан.

– Да, но сейчас они были бы еще живы, – возразил Мэйуид.

– Возможно.

В эту длинную ночь Мэйуид не заснул ни на мгновение. Он не снимал лапы со своих подопечных; много времени спустя Спиндл засвидетельствовал в своих хрониках, что в какой-то момент на рассвете из глаз Мэйуида навсегда исчезло выражение заблудившегося детеныша. Вместо него появилось выражение, присущее пожилому, сердитому и очень несчастному кроту, у которого, однако, есть цель в жизни и который намерен достичь этой цели. И когда Старлинг во сне шевелилась и начинала дрожать, Мэйуид не уставал шептать ей:

– Мэйуид никогда не оставит тебя, юная дама, нет, только не он.

Так спали уцелевшие – беспокойным сном, потрясенные потерями, позади у них была только смерть, а впереди – только опасность.

❦

Наступило утро, а с ним тяжкое пробуждение. Триффан бродил между убитыми горем кротами, Спиндл не отставал от него ни на шаг, оба были безутешны. Триффан страдал за всех кротов, потерявших родных и друзей, Спиндл – от страха, что Бэйли, его единственное дитя, погиб, и даже упорная вера Старлинг, что Бэйли обязательно выживет, не могла прогнать его тоску.

Только Комфри, похоже, пришел в себя, словно его возраст позволял ему по-иному смотреть на случившееся.

– Н-надо бы собрать совет старейшин, Т-т-риффан, – медленно проговорил он. – Здесь, чтобы все могли слышать нас.

Подошел Смитхиллз, собрались и остальные.

Однако говорить было не о чем. Среди них не было ни одного крота, который не потерял бы друга или родственника в битве или во время катастрофы, живых осталось мало. Еще теплилась надежда, что кто-то спасся, не утонул, что вода вытолкнула кого-нибудь на другую сторону, обратно, но это была слабая надежда. Кроты понимали, что, если кто и выжил, он неминуемо попадет в лапы грайков.

Что же касается Скинта и Тандри и…

– Где же они, Триффан? Их не было в последней партии.

Но даже сейчас Триффан не мог открыть правд, чтобы она ненароком не попала к грайкам.

– Они в надежном месте, и кое-кто из ваших родных тоже, – загадочно проговорил Триффан, чувствуя, что ему не удалось приободрить кротов.

Среди них внезапно поднялось раздражение.

– Лучше бы мы никуда не уходили…

– Да, и мой брат был бы сейчас жив, – добавил другой.

– Мы только с твоих слов знаем, что грайки такие страшные. Но не страшнее же смерти…

Триффан и другие старейшины, утомленные прошедшими неделями, потрясенные событиями предыдущей ночи, неуверенно смотрели на кротов.

– Да, это твоя вина, Триффан! Если бы не ты…

– Ты должен сказать всем что-нибудь убедительное, – прошептал Триффану Спиндл. – Нельзя, чтобы они видели растерянность старейшин. Они хотят, чтобы им указали путь. Скажи, что ты проведешь их на восток, где безопасно, что камень защитит тех, кто остался в Данктонском лесу. Скажи им.

Наступила тишина. Все почувствовали важность момента. Кроты смотрели на Триффана, а печальный Триффан – на них. С поверхности в зал донесся хриплый крик лысухи, гоготанье и хлопанье гусиных крыльев – гуси поднялись с места и полетели к близкой реке.

Триффан поднял лапу и мягко произнес:

– Все, что я собираюсь вам сказать, я скажу наверху, где мы будем видеть нашу великую систему.

– Ты хочешь сказать, некогда великую, – перебил его какой-то крот.

– Она опять будет такой! – воскликнул Триффан. – Да, будет!

Потом, вдохновляя всех своим примером, он вывел кротов на поверхность, на широко раскинувшуюся долину реки, за которой смутно виднелись деревья на пологом склоне Данктонского Холма. Погода по сравнению со вчерашним днем прояснилась, хотя на небе еще клубились тучи. Однако воздух был свеж, и солнечные лучи тут и там достигали земли, освещая деревья в лесу, высокую качающуюся осоку у реки и самих кротов.

Триффан инстинктивно повернулся к востоку, потому что именно туда они направлялись. Там она сможет оставить отдельные группы кротов в разных системах, и они будут жить, ожидая момента, когда в один прекрасный, но далекий день вернуться последователи Камня, состоится пришествие Крота Камня, и данктонцы найдут дорогу домой.

Быть может, кое-кто из них дойдет до самого Вена; они принесут туда рассказы о том, что помнят и знают, и тем самым пополнят историю родной системы. Некоторые из них никогда не вернуться.

Данктон остался в прошлом, Данктон их будущее. Однако сейчас они скитальцы, бродячие, бездомные кроты, и каждому предстоит черпать мужество в воспоминаниях, надежде, вере и любви к друг другу.

Молча собрались кроты вокруг Триффана, видя, что он погружен в глубокую задумчивость, что усталость и неуверенность, вызванные крушением планов, покинули его и к нему вернулась сила. Казалось даже, отсвет самого Камня лежит на нем, да так и было на самом деле. Разве не бывал Триффан в самих Священных Норах, разве не был его учителем Босвелл, разве он не?… Поэтому, когда Триффан заговорил, все замолчали.

– Мы выживем, – спокойно сказал Триффан, – все, кто здесь, и те, кто еще находится в нашей великой системе. сегодня нас разделяет река, разделяют понесенные потери; страх, безнадежность, неопределенность ослабляют нас, и все же… – Он говорил очень убедительно. – Мы выживем, потому что Камень с нами и в нас и он будет направлять нас. Он приведет нас на восток, к Вену.

Глаза широко раскрылись в изумлении от услышанного, и кроты затрепетали.

– А сколько нам еще бедствовать? – спросил старший крот, у которого было много друзей среди погибших.

Триффан мягко улыбнулся. Камень был с ним, и он мог ответить.

– Пока не придет Крот Камня, – проговорил он. – Тогда настанет ваше время, тогда состоится возвращение. А пока я ничего не могу обещать вам, кроме награды за товарищество и веру, за знания и мужество – и этой наградой будет великое Безмолвие Камня. Я не могу давать несбыточных обещаний или пробуждать ложные надежды. Многие из вас не вернутся, но вернутся ваши дети или дети ваших детей. Поэтому вы должны нести сегодняшнюю историю в будущее и рассказывать ее везде, куда идете, кротам, которым вы можете доверять, чтобы они помнили ее, передавали дальше и помнили место, куда в один прекрасный день они вернутся, которое называется Данктонский Лес.

Рассказывайте и об упадке нашей системы, как и всех систем Камня; расскажите, как последователи его сбились с пути и как пришли кроты Слова, прокладывая себе путь не только с помощью своей силы, но и за счет нашей слабости. Расскажите своим детям, как вам удалось научиться быть сильными и какой длинный путь пришлось для этого проделать.

Сейчас мы отправимся в дорогу, и по пути наших странствий – кто-то пойдет в одну сторону, кто-то в другую – каждый найдет себе убежище, где сможет ждать и передавать потомству знания. Придет когда-нибудь день, мы снова все соберемся, а сейчас я поведу вас не в какое-то определенное место, а к вам самим…

Триффан кончил говорить. Наступила тишина, которую нарушил Комфри, чтобы благословить всех и попросить Камень когда-нибудь в будущем даровать кротам Данктона возможность вернуться к себе домой.

Затем Комфри повернулся к сводному брату и сказал:

– Веди нас, Триффан. Направляй нас в начале пути, пока не обретем силу идти собственной дорогой, мы верим тебе и верим К-Камню. Мы хотим верить, что придет Крот Камня, на кого-то из нас снизойдет благословение и мы найдем путь возвращения в Данктонский Лес.

– Пойдемте, – сказал Триффан, – наше время здесь истекло, началось странствие в Безмолвие.

И кроты, один за другим, последовали за ним по дороге, которую они с Мэйуидом заранее выбрали. Кое-кто на мгновение оглянулся, а многие не стали этого делать: их дни в Данктоне подошли к концу и следовало обратить свой взор вперед. Кроты повернули на восток и спустились под землю – и вот их уже нет; в том месте, где они только что были, раскачивается сосна да по-прежнему продолжают течь черные воды Темзы.

А за рекой деревья Данктонского Леса ловили изменчивый свет летнего дня, то прячась в тени, то поблескивая на солнце.

❦

Сегодня любят говорить об исходе кротов из Данктона как о триумфе, о поворотном пункте в истории кротовьего мира, как об успехе. Однако Триффан никогда так не думал, и близкие к нему кроты знали, какого напряжения потребовали от него эти дни, какие испытания он тогда перенес. Ни за что другое Триффан не заплатил так дорого, как за ужасное бегство по тоннелю под рекой, когда погибло столько кротов. Говорили даже, что он желал понести за это наказание, словно наказание могло смягчить боль, вызванную потерями. Другие полагали, что Триффан из Данктона и так был жестоко наказан, и это наказание длилось много кротовьих лет. Однако кому дано судить Безмолвие, в которое вступают по доброй воле? Не следует даже гадать, наказание это или благословение.

Глава двадцать восьмая

Хенбейн из Верна всегда готова была убивать. Рекин, командир гвардейцев, знал это. Ее сидим Сликит знала это, Смэйл, их общий слуга, исполнитель всех жестоких приказов, знал это.

Однако лучше других знал это Уид, советник Глашатая Слова.

Никогда за все долгое время своего знакомства с Хенбейн – «знакомство» здесь самое точное слово, потому что эти кроты не очень-то любили друг друга и никак нельзя было сказать, что они друзья, – никогда Уид не видел ее такой злой. Достаточно любому из них допустить малейший промах, и она убьет, не задумываясь.

Ее злость постоянно росла с того момента, как, войдя в это Словом забытое место, которое так почитали аборигены и называли Данктонским Лесом, она не обнаружила в системе ни одного крота. Вообще никого, на ком Хенбейн могла бы сорвать досаду по поводу долгой обороны. Досада перешла в раздражение, а теперь раздражение сменилось убийственной яростью.

Итак, атмосфера у великого Камня, где находились Хенбейн и ее приближенные, была весьма напряженной и могла в любой момент взорваться, как взрываются в жаркий сентябрьский день стручки кипрея…

Приход Хенбейн и кротов Слова в Данктон с самого начала сопровождался чем-то странным и угрожающим, и это бросало тень на сделанное ею раньше заявление, что это будет финал долгой кампании покорения южной части кротовьего мира и уничтожение последователей Камня.

Два дня кроты Данктона сражались с мужеством и решимостью, которых от них никто не ожидал, понеся при этом меньше потерь, чем нападающие, и впервые вынудили Хенбейн замедлить наступление. Это было первое настоящее сопротивление, оказанное грайкам, если не считать волнений в Шибоде, который никак не хотел покориться Слову, однако Хенбейн не считала Шибод для себя особенно важным. Вот Данктон – другое дело, он находился в центре кротовьего мира, трудности при его завоевании деморализовали грайков настолько, что они были готовы вообще проиграть сражение.

Действительно, если бы не военное искусство Уида, не железная воля Хенбейн, не терпевшей неудач, не боевая мощь гвардейцев, оборона Данктона могла бы оказаться еще более успешной.

Однако постепенно кроты Данктона теряли силы. Сначала отступили от коровьего тоннеля, где погибло столько грайков, а потом по склонам к оборонительной линии, так умно организованной; ни Уид, ни Рекин ничего подобного раньше не встречали. Здесь кроты Данктона продержались еще полдня, предпринимая частые вылазки, чем еще больше замедлили продвижение грайков.

А потом внезапно они ушли со всех фронтов. Норы были брошены, оборонительные ходы опустели, никого не осталось.

Гвардейцы постарались скорее забыть, как жутко им было, когда они впервые проникли в систему Данктона. Как медленно продвигались они вверх по склону, каждую минуту ожидая засады, как вошли в лес и обнаружили там красивые древние ходы, ныне пустые, в которых слышались только странные звуки, издаваемые корнями высоких деревьев, что очень нервировало их, торфяниковых кротов. К тому же случились два инцидента, когда грайкам показалось, что на них напали, и они бросились на своих же кротов. Неслыханно!

Сомнений не было: место брошено, оно пусто, кроты ушли. Никаких следов, и, что еще хуже, ходы оставлены прибранными, норы чисты: значит, никакой паники не было, и, как шептались некоторые грайки, пугливо оглядываясь через плечо, «похоже, они собираются вернуться».

А надо всем этим высился такой грозный для кротов Слова великий Камень Данктона, всегда хранящий безмолвие, оно внушало им страх и днем, и далеко заполночь. Безмолвие, от которого кроту хотелось выть.

А потом был странный рассказ гвардейца Трифта, который заявил, что во время сражения беседовал с вождем Данктона Триффаном. Невероятно! Рекин не поверил ни одному его слову, но Уид поверил и выудил у крота все, что тот мог сообщить. Уид тайно проведет Трифта к Хенбейн и заставит повторить послание Триффана: «Если Хенбейн захочет найти кротов Данктона, пусть слушает Безмолвие Камня». Именно после рассказа Трифта досада Хенбейн, как заметил Уид, возросла, и он подумал: интересно, станет ли Трифт жертвой ее гнева? Однако не стал, и, что еще более странно, Хенбейн попросила его описать Триффана и повторять снова и снова, словно была зачарована односложной речью гвардейца («большой», «сильный», «властный взгляд», «выглядит добрым» – добрым!). Хенбейн всегда нравились кроты, выступавшие против нее, хотя в конце концов она убивала их или приказывала убить.

Что бы ни означало это послание (Уид был достаточно осторожен и не велел Трифту повторять глупости об исцелении. Во время битвы? Один противник исцелил другого? Смешно?), захват системы, имевшей такие древние связи с Камнем и столь важной для последователей Камня, не принес счастья кротам Слова. Никогда еще радость победы не была так испорчена. Какое удовлетворение могла принести победа над кротами, которых нигде не было?

Однако, если поначалу их беспокойство было вызвано дурным настроением, к которому примешивались суеверия, вскоре грайки получили более реальную причину для тревоги. В день своего прибытия группа гвардейцев, осматривая Древнюю Систему, спустилась к огромным, проросшим вертикально вниз корням деревьев, которые загораживали подземную часть Камня. Гвардейцы надеялись найти проход к основанию Камня, но корни преградили им путь. По правде говоря, никто никогда не видел ничего подобного: удивительное сплетение перекрученных древесных корней; одни – старые, серые, другие – молодые, бледные, сырые. И все это дрожало, вибрировало и звенело, когда качались деревья, которых эти корни кормили и поддерживали.

Гвардейцы вошли в дебри из корней, несколько обеспокоенные их гулом и движением, из-за этого грайки теряли ориентацию, а корни подбирались все ближе, прикасались к кротам, толкали их и начинали неожиданно громко шуметь, когда сильные порывы ветра раскачивали деревья на поверхности земли, превращая зал корней в дробящую, размалывающую, гигантскую нору ужасов. Гвардейцы видели, как корни хватали их товарищей одного за другим, переворачивали, сбивали, сжимали, а потом раздавливали; глаза несчастных вылезали из орбит, вены рвались, рты разевались, челюсти трещали, животы лопались. Раздавался последний вопль – и наступала страшная смерть в объятиях корней.

Шестеро погибли. Стали поговаривать, что каждый из них расплатился жизнью за одну из Семи Древних Систем последователей Камня. Будь покорен Шибод – погибло бы семеро.

Что было особо скверно – Хенбейн и Уид находились неподалеку от этой смертельной схватки с корнями; они тут же прибежали, но поделать ничего не могли, только беспомощно наблюдали, как умирают их кроты. Никто из гвардейцев не отважился пройти между корнями и достать трупы. Так они и висели, скрюченные, переломанные, а корни трепетали, как живые существа. Так древесные корни показали, что Хенбейн не всевластна, и какая-то доля доверия к ней умерла вместе с этими кротами.

Через два дня двух гвардейцев нашли мертвыми в противоположных точках системы. Убитые лежали там, где их обязательно должны были увидеть. Но никакого признака присутствия других кротов. Потом третий гвардеец просто исчез. Его послали с поручением, и он не вернулся. Ни звука, ни следа. Потом еще один? Паника, тревога, патрули соглашались теперь выходить только вдвоем или втроем. Гвардейцы официально, через самого Рекина, обратились к Хенбейн с просьбой произнести Слово и защитить их от напастей, посланных духами мертвых приверженцев Камня.

Хенбейн отказалась, презрев суеверные страхи, она приказала тщательно обыскать систему и найти виновников, которые наверняка где-то прячутся. Рекин обыскал – от леса на вершине Холма до самого болота. Никаких следов. Хенбейн приказала как следует охранять дороги, дабы «кроты-призраки» не смогли прокрасться в систему извне. В течение недели гвардейцы стояли на постах; ничего больше не случилось, и спокойствие начало восстанавливаться. Внезапно еще один крот был убит внутри системы – девятый, не считая двух пропавших. Его тело нашли ночью, услышав странные, жуткие звуки. Гвардейцев послали обыскивать систему, а Хенбейн созвала к Камню кротов выслушать доклад Рекина. Однако и на сей раз поиски оказались тщетными, ни одного живого крота не нашли. Хенбейн прижалась к земле, время от времени бросая злобные взгляды на великий Камень, и, казалось, видела в нем больше, чем мог увидеть Уид. Для него это был просто… камень. Он видел их и раньше, самый большой стоял в Эйвбери. Высоченная глыба, которая странно вбирала в себя свет.

А Хенбейн смотрела, смотрела, а потом проворчала:

– Безмолвие? Какое Безмолвие? Как может этот крот скрываться в Безмолвии, а тем более целая система кротов?

Потом ее глаза задвигались, стали перебегать с одного на. другого, всматриваясь, выискивая (Уид это хорошо знал!) признаки проявления слабости. Она довольно быстро нашла их – у Смэйла, конечно. Однако его она убивать не собиралась. Кроты, которые так хорошо, как он, исполняли приказания, которые держали рты на замке, для которых высочайшей честью было выполнить какое-нибудь грязное дело, – такие кроты, и вправду, редкое явление, и Хенбейн слишком умна, чтобы убивать их. Такой степени безумия она все же не достигла.

Рекин не проявит слабости под взглядом Хенбейн, не дрогнет и сам Уид – это он хорошо понимал. А сидим Сликит? Ммм… Уид посмотрел на нее. Продвинувшаяся по иерархической лестнице быстрее других, служивших в данное время на юге, Сликит была приближена к Хенбейн еще в Бакленде, сразу после смерти элдрен Феск.

Уид знал этот тип; он тренировал таких сидим в дни, когда был в Верне с Хенбейн, готовя ее для Руна. Да, Сликит вполне соответствовала этому типу: умная, холодная, скрытная, безгранично циничная, собранная. И все же в ней что-то не то. Уид не знал, что именно. Что-то, заставлявшее сомневаться. Когда-то все было в порядке, а сейчас нет. Уид уговорил Хенбейн выбрать Сликит в обход других, чтобы самому – а он, разумеется, тоже был сидим – легче было за ней наблюдать.

Еще до сегодняшнего дня, до этого противного ветреного дня, когда они торчали здесь на холме с обозленной Хенбейн, Уид нашел ответ на этот вопрос, хотя сначала отбросил его как абсолютно невероятный. Однако Уид был учителем, экспертом и отнюдь не столь страстной личностью, как Хенбейн, поэтому он и смог разглядеть в глазах Сликит благоговение перед Камнем. Не то чтобы она боялась его – кто из грайков не испытывал страха перед Камнем, если только не был глуп? Нет, то был не страх, а благоговение, даже больше, чем благоговение. Любовь. И этого Сликит скрыть не могла. Любовь. Малюсенькая, слабая, неуловимая, но любовь была. Сидим, влюбленная в Камень. Немыслимо. И воспрепятствовать этому невозможно. Может быть, она сама даже не подозревает об этом. Он, Уид, должен придумать способ, как использовать свое открытие. Не говорить Хенбейн, это понятно, но и сидим Сликит не должна знать, что он знает. Да, да, использовать сидим, благоговеющую перед Камнем. Использовать ее, чтобы добраться до этого Триффана. Ммм…

Мысли Уида вернулись к Хенбейн, внешне он оставался непроницаем. Хенбейн собиралась говорить. Пора бы уж.

– А как ты считаешь, Рекин, куда ушли эти кроты? – спросила Хенбейн. Она прекрасно знала, что Рекин, как и Уид, был одним из немногих, не испытывавших перед ней страха. – И откуда появляются эти невидимки, убивающие твоих гвардейцев? Как насчет луговых кротов на западе?

– Мы заперли их систему и поставили посты на всех входах.

– И никаких признаков кротов?

Рекин ожидал этого вопроса и приготовил маленький сюрприз, который придерживал, чтобы отвлечь Хенбейн от неприятной темы.

– Свежих следов никаких. Однако мы знаем или думаем, что знаем, как они ушли. На севере лежат болота, за ними река Темза. Мы нашли тоннели, которые ведут к краю болот, и временные норы, заполненные жидкой грязью.

– Кроты никогда не пойдут по грязи! – нетерпеливо перебила его Хенбейн.

– Там не только грязь, глашатай Слова. Там и трупы. Много трупов. Утонувшие кроты. Мы думаем, что они в спешке прорыли тоннель под рекой и попытались пройти по нему, но он обрушился, и часть кротов утонула.

Тоннель под рекой? Хенбейн задумалась над этим и почувствовала облегчение. Такой тоннель означал панику и замешательство. Тщетность их попытки спастись обрадовала ее, позволяла чувствовать себя не столь оскорбленной. Оказывается, кроты Данктона не так уж умны.

– А уцелевших нет? – Голос Хенбейн прозвучал холодно, она задала вопрос не из сострадания или жалости, а в надежде покарать выживших.

– Мы не видели ни одного. Однако такая вероятность существует. К несчастью, Болотный Край у леса не только отвратительно грязен, но еще иссечен массой ходов. Мы тщательно обыскиваем их, и, если какие-то кроты уцелели, мы обязательно найдем их. Однако мысль, что эти кроты могли убить гвардейцев, кажется мне нелепой. Кроты, выжившие после такой штуки, как обрушившийся тоннель, в который хлынула вода, не способны к тайным набегам. – Подумав, Рекин добавил: – Если они ушли именно таким путем, а не по какому-то переходу, который соорудили двуногие и который мы проглядели, это свидетельствует об их находчивости и смелости. Я хочу только предостеречь тебя: легко недооценить врага после такой длинной серии успехов, какая была у нас. Знаю, многие гвардейцы приписывают кротам Данктона волшебную силу, позволившую им исчезнуть. Однако их уход, конечно же, должен иметь разумное объяснение, и мне кажется, что такое объяснение – тоннель под рекой.

Хенбейн пристально посмотрела на бесстрастного воина. Если бы она не находилась в таком отвратительном настроении, она бы мрачно улыбнулась. Рекин воевал, действуя с помощью логики и ума, и в течение многих лет, сражаясь за Хенбейн, разработал почти безошибочный метод покорения систем. Одна за другой они падали под ударами гвардейцев. Но здесь, в Данктонском Лесу, случилось то, чего не случалось никогда раньше, и Рекину это не нравилось. С его точки зрения, важно было лишь одно: победа, одержанная еще над одной системой. Смерти же и волнения казались ему событиями незначительными.

– Мы все выясним, Глашатай Слова, не беспокойся. Я оставил достаточно гвардейцев в близлежащих системах, чтобы они собирали сведения о каждом беглеце, и новости скоро начнут поступать. У всех гвардейцев есть приказ хватать пленных и допрашивать их любыми способами.

Рот Рекина сжался, а взгляд стал холодным. Рекин был кротом-воином, отнюдь не палачом, однако инстинкт говорил ему, что кроты Данктона – более ревностные последователи Камня, чем все, кого он разгромил ранее, и он боялся, что допросы пленных могут быть переданы сидим, Уид наложит на это дело лапу.

Рекин больше ничего не сказал, и Уид покачал головой, выражая недоверие:

– И этот все?

– А что еще? – холодно спросил воин. – Данктонцы организовали хорошую оборону, она не выдержала – мы победили. Они ушли, и нам кое-что неясно. Но они отлично сражались, и я уважаю их.

– Уважаешь их? А тебе не приходило в голову, Рекин, что здесь, в Данктонском Лесу, произошло что-то странное?

– Ты видишь тени даже в ярком сиянии солнца, Уид. Всегда видел и всегда будешь видеть. Мы победили, Уид. Мы разгромили их. Чего ты еще хочешь?

Уид открыл было рот, собираясь продолжить спор, но Хенбейн подняла лапу, останавливая его, повернулась к Рекину, поблагодарила за все, что он сделал, и велела идти отдыхать. А когда начнут поступать новости, сообщить ей о них.

Сликит поднялась, собираясь уйти вслед за Рекином, но Хенбейн сделала ей знак остаться, сказав при этом:

– Ты должна выслушивать все, сидим, все. Разве Мастер не говорил тебе? – Голос Хенбейн был пугающе мягким, но звучал угрожающе. Сликит улыбнулась, посмотрела на Уида и вернулась на место.

– Ну? – проговорила Хенбейн, внезапно поворачиваясь к Уйду. – Разве мы не разгромили их?

Уид беспокойно задвигался, посмотрев на Камень, поднял глаза на раскинувшиеся вверху мощные ветви буков, понюхал валявшиеся у его лап сырые листья.

– Мне не нравится Данктонский Лес, – произнес он, сморщив рыльце, и снова быстро взглянул на Камень. – В этом месте мы не можем долго оставаться. Странные пустые ходы, деревья на холме. Такое мне никогда не нравилось. Долины – вот где должны расти деревья, холмы – это для безлесых торфяников.