Текст книги "Тайная Миссия (ЛП)"

Автор книги: Уильям Хорвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)

Он уже успел залезть к ним в нору, и Спиндл, обнаружив возле себя это облезшее, покрытое зловонными гнойниками существо, назойливо набивавшееся к ним в друзья, невольно отодвинулся и, если бы не знак Триффана, наверняка велел бы ему убираться вон.

Триффан же смотрел на Мэйуида скорее с интересом, нежели со страхом или отвращением. Тот, в свою очередь, разглядывал Триффана.

– А я вижу, тебя, господин мой, на мякине не проведешь! Ты умный, сразу видно. Знаешь, как заставить крота разговориться, ясное дело! – сказал он, помолчав. От его робости не осталось и следа. Он приблизил свое рыльце вплотную к Триффану и вызывающе продолжал: – Разве тебе не говорили, что ты умрешь, если притронешься к больному лысухой?

– Лысухой? А что это такое? – спросил Триффан.

– То, что у меня! Вот это самое! – И Мэйуид показал на свою облезшую голову. – И когда от тебя вот так начинает вонять, то ты умираешь! – С этими словами он показал Триффану гнойники на боку.

– Сколько времени ты здесь пробыл? – никак не реагируя на его выходку, спросил Триффан.

– Дольше всех, кто здесь сейчас, – буркнул Мэйуид. – Целую вечность.

– И тем не менее ты до сих пор жив. Так отчего же мы должны обязательно умереть?

– Опять повторю: очень ты умный! Умный и хитрый, прямо как лис. Складно все у тебя выходит! Нет, ты непременно умрешь в конце концов, хоть сейчас еще и вполне здоров! И случится это скорее рано, чем поздно… Из-за того, что спятишь; или потому, что тебе проткнут нос. От лысухи, от раны, но все равно непременно умрешь, и доброта твоя тебя не спасет!

– Но ты же не умер, – абсолютно спокойно заметил Триффан.

– У меня свой резон, чтобы выжить!

– Какой?

– А тебе не терпится узнать? Не скажу. Никогда никому не говорил и тебе не скажу. Но он есть.

– Вот и у нас тоже есть свой резон, чтобы выжить, – улыбнулся Триффан.

– Опять умничаешь! Тогда скажи Мэйуиду, он тебя не выдаст! Ну скажи, пожалуйста! – заклянчил он, как капризный ребенок.

– Нет, не скажу. А теперь, с твоего позволения, я хочу поспать.

– Так нечестно! Сначала раздразнил, а теперь собирается спать! Тогда не дам тебе червячка. И больше не жди от меня помощи!

Но Триффан уже закрыл глаза и тут же спокойно и крепко уснул.

Мэйуид скрылся в боковом тоннеле, Спиндл тоже попытался заснуть, но был слишком возбужден, и это ему никак не удавалось.

– Эй, послушай! – раздался шепот.

– Ну что еще?

– Как его зовут?

– Триффан.

– А тебя?

– Спиндл.

– Что за причина, которую он не хотел назвать? Скажи мне, я не проговорюсь, просто мне интересно.

– Думаю, он сам тебе ее объяснит, – ответил Спиндл. Непонятно почему, но он вдруг перестал испытывать страх перед этим кротом с его болячками. Вероятно, это произошло оттого, что его не побоялся Триффан. Что касалось причины выжить, то для Спиндла она была очевидна: Камень.

– Вот для него червяк, – неожиданно сказал Мэйуид и вытащил из тоннеля свою добычу.

– Спасибо тебе.

– Как, ты сказал, его зовут – Триффан?

Спиндл настороженно кивнул.

– Из каких он мест?

– Данктон, – лаконично ответил Спиндл, решив не давать Мэйуиду никаких лишних сведений.

– И большая это Система?

– Одна из семи самых древних.

– Значит, он камнепоклонник?

– Ну да.

– Триффан! Хорошее имя, хотя немного смешное. Триффан – надо же!

– Тише! Ты его разбудишь!

– Он не испугался моей лысухи!

– Триффан вообще мало чего боится.

– А вот те, что были до вас, всего боялись. Они тут спятили совсем, кости трупов стали грызть. Пытались бежать, но их, ясное дело, поймали и подвесили. Хотя я их предупреждал, да-да, предупреждал! Они и сейчас еще висят там, наверху. А Триффан не испугался.

– А чего ему бояться? – мягко спросил Спиндл.

– Она же заразная, эта лысуха.

Триффан пошевелился и открыл глаза.

– Самое заразное – это страх, – произнес он.

– Ну надо же такое придумать – «самое заразное – это страх»! – воскликнул Мэйуид с восхищенным смехом.

Спиндл почувствовал, как у него от усталости слипаются глаза, и они с Триффаном забылись сном. Мэйуид глядел на них с нескрываемым удивлением. Улыбка сбежала с его мордочки. От лукавства, от льстивости не осталось никакого следа. Теперь он выглядел очень молодым и очень напуганным.

– Ничего, если я прикорну поблизости, добрые господа? – пробормотал он. – Вы не будете против? Вот так, чтобы я мог хотя бы вас видеть? Хорошо, когда кто-то рядом. Не люблю засыпать, когда один. Ты мне по душе, господин. Ты добрый. Ты до меня дотронулся, и это было для меня…

Он так и не договорил, чем это для него было. Просто улегся, положив мордочку на вытянутые лапы, и не сводил взгляда с Триффана, пока его глаза не закрылись сами собой, будто он наконец-то ощутил себя в безопасности и рад был насладиться этим, пока мог.

Много позднее, когда в норе царила уже полная тишина, Триффан проснулся. Волею Камня он оказался среди потерявших себя и обездоленных; среди тех, кто познал страх, тех, кто не знал, куда податься. Наверняка тут были и те, кто, сам не осознавая того, жаждал правды, и такие, в глубине души вполне достойные, как Мэйуид. К таким летописцу надлежало проявлять любовь и сострадание, независимо от того, как с ними обошлась жизнь. Все больше Триффан начинал понимать: если Камень даст ему мудрость и силы, именно такие помогут ему с успехом выполнить свою миссию. Он легко коснулся странного крота по имени Мэйуид и нашептал молитвы. Он молился, чтобы страх покинул несчастного; чтобы Камень смилостивился над ним и помог ему излечиться.

В какой-то момент Мэйуид беспокойно зашевелился. Его глаза приоткрылись, и он с испугом поглядел на Триффана. Но голос Триффана был тих и ласков, как и его прикосновение, и крот снова закрыл глаза. Возможно, он решил, что все это происходит во сне: его защищают, его ласкают; великий, древний крот, добрый, как Триффан, стережет его покой, – и он действительно задремал снова.

Глава четырнадцатая

Триффан со Спиндлом вскоре поняли, на чем был основан ужас Алдера перед Помойной Ямой. Собственно, она представляла собою развитую систему ходов и тоннелей, и попавший туда крот оставался там до самой смерти. Если же кто и доживал до окончания работ, то его перебрасывали в другую систему, но в точно такое же место. Два срока удавалось выдержать немногим, три – никому.

Первые их впечатления оказались совершенно правильными: здесь выполняли опасную, тяжелую работу, плохо кормили и над каждым висела угроза немедленной жестокой расправы. Однако здесь присутствовало и зло совсем иного рода – невидимое глазу и не имеющее конкретных очертаний. Правда, им потребуется еще некоторое время, чтобы добраться до его сути.

В день, последовавший за тем, когда они прибыли, Скинт начал их инструктировать. При дневном свете он казался уже не столь дружелюбным, как при первой встрече, однако этот крот вызывал невольное уважение. Рыльце его было изборождено морщинами; он был подвижен и физически силен, хотя и несколько меньше ростом, чем им показалось вначале. Прищуренные глаза смотрели настороженно и подозрительно, будто он заранее ждал от каждого крота обмана или подвоха. И все же по его движениям и по мелькавшим временами искоркам в глазах можно было догадаться, что он отнюдь не такой безжалостный, каким хочет казаться. Голос у него был тонкий, он произносил слова с таким ко твердым акцентом, как Алдер, причем всегда говорил короткими отрывистыми фразами, как крот, привыкший отдавать распоряжения.

– Последняя партия, присланная Феск, оказалась никуда не годной – блохи безногие, да и только. На вас я тоже больших надежд не возлагаю. За обучение сам я никаких благодарностей не получаю. Так что на мое время особо не рассчитывайте. Слова требуют усилий, усилия – пищи, а пищи здесь мало. Поэтому слушайте внимательно. Дважды я повторять не привык. – Они согласно кивнули. – Сначала небольшая предыстория. Здешний Слопсайд, или Помойная Яма, как ее мы называем, – самое тяжелое из всех мест, где мне приходилось работать, и к тому же самое обширное. Видимо, здешние жители мерли, как мухи, потому что в некоторых тоннелях трупы лежат в три, а то и в четыре слоя. Их многие сотни – и всех надо вытаскивать на поверхность. Здесь умирали от бубонной чумы, от холеры, от гнойного ящура, от последствий каннибализма, от отеков после дистрофии. Те, кто жил в центральном Бакленде, у подножия холма, были ребята с юмором: они просто запечатали все входы в зараженную часть системы и предоставили всех, кто там остался, своей участи. Да! И еще поубивали всех, кто пытался оттуда вырваться. Сюда они насильно загоняли и беженцев из соседних селений. Так что сегодня мы имеем дело с норами, которые битком набиты трупами. Отвратительнее не придумаешь.

Мы прибыли сюда в январе из Роллрайта. Нам бы еще и там дел хватило, но Глашатай Слова распорядилась приводить в порядок именно Бакленд. Он, видите ли, должен стать нашим центром для всего юга, и поселение следует сделать как можно более удобным и просторным, хотя, по-моему, вряд ли из этого получится что-нибудь путное. Но приказ – есть приказ? С очисткой мы сильно запаздываем – из-за того, что здесь свирепствует эта болезнь, лысуха…

– Что это такое, собственно говоря? – спросил Триффан.

– Поглядите на Мэйуида – и поймете. В конце концов ее подцепляют все. Начинается с зуда на голове. Крот ни о чем, кроме этого, уже думать не в состоянии. Некоторые теряют рассудок. Потом на этих местах начинает выпадать мех, кожа сохнет, лопается, и образуются струпья. Они появляются сначала на шее, потом на животе – иногда даже безо всякого зуда. Расчесы просто ускоряют ход болезни. Когда они начинают гноиться и вонять, считай, это конец. Лысуха неизлечима. Конечно, многие живут с ней довольно долго: крот по природе своей живуч, но конец всегда один – смерть. И смерть страшная, мучительная, хуже, чем от чумы. Глаза перестают видеть, рыльце покрывается язвами, и все тело ломит. Таких мы избавляем от мучений, если только они сами не выбираются на поверхность, где их тут же приканчивают патрульные.

– Но ты же не заболел!

– Нет, – ответил Скинт с мрачной улыбкой. – Мне повезло. Зуд начался, но я стерпел, ни разу не почесался. Я за собой слежу. Зуд пропал, и струпьев нет. Пока нет. Большинство заболевают сразу, но есть которые держатся. Скажу тебе одну вещь: молодые фанатики, которые нами руководят, заболевают быстрее остальных. Ты спросишь почему? Не знаю. Разве что они хотят скорее умереть, чтобы их славные имена начертали на Скале Слова.

Теперь о деле. Наша задача – избавиться от трупов и починить тоннели к празднику Середины Лета. Это значит, у нас остается чуть больше двух недель. Самое тяжелое уже позади. В первые месяцы было очень трудно. Честно скажу: с того времени немногие остались живы. Только я, Смитхиллз – его вы скоро сами увидите, будь он неладен, – и еще один, Манро. Именно он начинал здесь все работы. Манро вообще избежал лысухи, он в полном порядке. Да, еще Виллоу. С ней дело плохо, но она кротиха крепкая. Если мы ее вовремя отсюда вытащим, то, пожалуй, оклемается.

Триффан заметил, что при упоминании этого имени глаза Скинта потеплели. Это выражение не пропало, когда он ворчливо добавил:

Ну и этот, как его? Мэйуид. Он тоже из первой партии, но у него болезнь прогрессирует. Ему долго не протянуть.

А теперь посвящу вас в один секрет. Элдрен Феск, которой Смитхиллз оказал в Роллрайте одну услугу, обещала после окончания этой работы отпустить его домой. А меня освободят после Аффингтона.

– Аффингтона? – переспросил Триффан.

– Там сейчас трупов уже почти нет, – сказал Спиндл и тут же прикусил язык.

Но Скинт видно не придал никакого значения его словам, потому что ответил:

– У нас там будет другая работа.

– Какая?

– Разрушить все до основания. Пока Священные Норы существуют, у камнепоклонников всегда будет куда стремиться и о чем мечтать. Разве не так? Во всяком случае, такова официальная версия. Мнение быдла, подобного мне, никого не интересует. Но если бы меня спросили, то я бы назвал это глупостью. Порушив тоннели, веру не порушишь, верно ведь?

– Верно. Разрушать стоит, когда можешь предложить лучшее.

– То-то и оно, – откликнулся Скинт. – Может, ты и прав. Теперь перейдем к инструктажу. Сейчас нам нужно поднажать, чтобы закончить к летним торжествам, чтобы Феск и вся ее братия могли перейти сюда и организовать здесь гвардейский учебный центр. Хенбейн сначала думала сделать центром Роллрайт, но Слово подсказало ей, что он должен быть именно здесь. После окончания работ тут расположатся гвардейцы, а нижние тоннели тогда займет сидим, который переведут сюда с севера. После этого всех южан быстро обратят в истинную веру, и наступят счастливые времена.

– Почему бы просто не запечатать всю эту старую систему ходов и не создать новую? Это было бы куда безопаснее, – заметил Триффан.

– Наше дело – выполнять приказы, а не рассуждать, – мрачно отозвался Скинт. – Глашатай Слова говорит, будто бы так надо, потому что Словом кроту назначено рыть и копать, дабы все познали могущество Слова. Мол, кротами выкопаны эти ходы, значит, кротам и следует их сохранить. А чуму изгнать отсюда на веки вечные.

Триффан заметил, что эта часть инструктажа в устах Скинта прозвучала наименее убедительно.

– Несколько дней вы пробудете в моей команде, – продолжал Скинт. – Я научу вас, как говорит Феск, «наиболее экономной» уборке трупов. Нужно усвоить определенные навыки, чтобы дело шло скорее, а также во избежание заразы – я вас этому тоже буду учить. Что касается тебя, крот Спиндл, я дам тебе шанс показать, что ты смыслишь в рытье тоннелей. Если у тебя получится, наши руководители-энтузиасты найдут тебе применение по этой части. И еще одно. Помните: хозяин здесь я. В моем ведении запас червяков. Без моего разрешения – ни одного червяка здесь не есть, запомнили? Небось Мэйуид уже таскал вам еду?

– Да, – признался Триффан. Он решил, что Скинту лучше не врать.

– Так я и думал. Вечно под ногами путается, дуралей несчастный. Так вот, после того как получите рабочее задание, вас поставят на довольствие. Дураки будете, если станете все сжирать сразу. Пищи здесь выдают мало, но вполне достаточно, чтобы выжить. И вообще, на воле крот привык есть слишком много. Пока вы при мне, будете получать по червяку утром, по три в перерыв и по два перед сном. Нормальному кроту больше и не требуется.

Теперь о гигиене: неопрятность – это смерть. Опрятность – залог жизни. Я чищусь постоянно, и мех у меня не лезет. У нечистоплотных он грязный, поэтому они и болеют. Поглядите на Мэйуида – грязнее некуда. Поглядите на Смитхиллза, когда с ним встретитесь, – тоже грязнуля. И всегда был таким, с самого детства. Так вот, у него лысуха, а у меня нет. Сами делайте выводы и поступайте соответственно. А то многие видят, что делается у них на глазах, а мозгой пошевелить ленятся. Вот и мрут, идиоты!

Итак, основные правила. Чиститься до и после выноса каждого трупа. Особенно тщательно прочищайте когти. Не есть личинок. Избегать по возможности блох.

Не есть тухлых червей. Каждые четыре дня производить уборку в норе, где спите. Испражняться только наверчу – за это патрули вас не убьют. Или под землей, но в отдельной пустой норе. Избегать контактов с неряхами и с кротихами. Проветривать свое помещение. Вопросы ость? Нет? Хорошо, тогда пошли. Я вас поставлю на наименее сложный участок. Будете делать все, как я сказал, – справитесь.

Он деловито зашагал по тоннелю, и вскоре они подошли к норе. В запечатанном входе ее зиял пролом. С трудом перебравшись через комья грунта, они протиснулись внутрь. Жалкое и мрачное зрелище предстало перед ними.

– Массовое захоронение, – отрывисто бросил Скинт. – Похоже, тех, кто здесь был, замуровали заживо извне здоровые кроты. Они держали здешних обитателей в полной изоляции.

Он бесстрастно глядел на кучу трупов у самого входа, давая Триффану и Спиндлу хоть немного прийти в себя. Спиндл в ужасе уткнулся рыльцем в землю; Триффан же, хотя и не менее потрясенный увиденным, безмолвно осматривал нору.

Несмотря на скудный свет, им удалось разглядеть, что помещение было довольно просторно, хотя устроено весьма примитивно. Запыленные стены покрывала слизь. Центр и одна сторона были сверху донизу забиты кучей переплетенных мертвых тел. За малым исключением они уже высохли и распались, так что узнать кого-либо не было возможности. В большинстве своем они являли собой скелеты, с остатками кожи и клочьями меха. Огромный скелет лежал поверх остальных. Одна из его уцелевших лап свисала книзу, к черепу молодого крота, словно вбитого в землю. Другой скелет – значительно меньшего размера, вероятно, принадлежавший кротихе: его поднятые вверх лапы словно молили о пощаде. За нею – два тела, отвратительно сплетенные, будто смерть застала их в момент соития: челюсти белого черепа крота железной хваткой были сомкнуты на загривке лежавшей под ним самки. Вся эта груда тел была плотно спрессована и присыпана мелкой светло-коричневой пылью.

Чем дольше Триффан смотрел, тем явственнее для него становился смысл трагедии, которую нес с собой мор – тот самый, который еще до его рождения поразил его родной Данктон и чуть не уничтожил всю систему. Именно после этого нижние тоннели Данктона были покинуты кротами, и оставшиеся в живых переселились в верхние этажи древнего поселения, – в противоположность тому, что было сделано здесь, в Бакленде.

– Нам не известно, по какой именно причине, – продолжал Скинт, – только последние из уцелевших почему-то вскарабкивались наверх. Лично я думаю, чтобы было чем дышать. Вы увидите сами, что некоторые оставались в живых довольно долго после того, как остальные погибали. Есть свидетельства, что весной самки здесь даже приносили потомство. Правда, младенцы, как правило, не выживали: их сжирали ногтевые черви, да и молока у матерей не было.

Голос Скинта звучал жестко и холодно, а взгляд оставался бесстрастным.

– Здесь попадаются и живые. Но это обычно слабоумные, и мы их приканчиваем – для их же блага, чтобы зря не мучились. Они выжили за счет каннибализма. В свое время могли бы и выбраться на поверхность, но не осмеливались: думали, те, кто запечатывал тоннели, все еще поджидают их там и наверняка убьют. Возьмем хотя бы Мэйуида. Вот уж действительно бедолага…

На мгновение в бесстрастном голосе Скинта Триффан услышал нотки невольного изумления.

– Так что насчет Мэйуида? – со всегдашним своим любопытством спросил Спиндл.

– Он из тех, кто выжил. Здесь, в Помойной Яме, – и уцелел! Странная это история!

– Расскажи ее нам, пожалуйста, – попросил Триффан.

Скинт искоса взглянул на него: он не привык к тому, чтобы его о чем-то просили таким тоном. Однако, видимо решив для себя, что имеет дело с не совсем обычным кротом, уступил и начал свой рассказ.

– Когда мы сюда только что пришли, тут ходили упорные слухи о том, будто бы здесь уже кто-то живет.

Он ото всех скрывается, но отсюда не уходит. Первое подтверждение этому мы получили, когда один из уборщиков поранился и, одурманенный едким воздухом, заблудился. Несколько дней спустя он появился. Он утверждал, будто ему встретился совсем молодой крот, который держал себя очень странно и болтал не переставая. Крот провел его в чистое помещение, кормил его, ухаживал за ним, а потом вывел к знакомым тоннелям. Слухи дошли до грайков, и те, конечно, не могли потерпеть, чтобы кто-то тут свободно разгуливал, даже притом, что этот «кто-то» обитал в норах, пребывание в которых для других означало верную смерть. К тому времени мы знали, что здесь свирепствует эта лысуха, потому что от нее уже погибли несколько наших товарищей. Кончилось тем, что мы устроили ему ловушку.

Один крот притворился, будто потерял дорогу; Мэйуид появился, мы его поймали и спросили: чем это ты, братец, здесь занимаешься? Единственной, с кем он согласился говорить, была Виллоу. Этот дурень плакал, словно младенец, когда увидел ее. Она, видите ли, напомнила ему мать. Виллоу предполагает, что он, вероятно, был из осеннего помета. Вот и верь тому, кто говорит, будто осенние – самые счастливые! Возможно, его произвели на свет, когда система была уже опечатана извне. Одному Слову известно, как его выкормила мать, чем она питалась и что ел он сам. Брр, лучше об этом вообще не думать! Правда, кроме него наверняка были и другие уцелевшие. Судя по его речи, по тому, как он вежливо называет всех «господин» и «госпожа», что были кроты образованные. Вероятно, они предупредили его, чтобы не вылезал наверх – иначе здоровые наверняка убьют его. Вот он и сидел под землей, пока мы его не обнаружили. Когда он начал говорить, его было уже не удержать. Он нас своей болтовней доводил до бешенства. Однако он знал здешнюю систему ходов, как никто другой, – знал, где водятся червяки, знал даже, как обойти патрульных и благополучно вернуться. Мы подозреваем, что ему известны безопасные выходы из Слопсайда, только он нам их ни за что не показывает. Никогда не встречал лучшего знатока тоннелей, чем он, а уж я-то повидал этих тоннелей немало. Рыльце у него словно какое-то особое: всегда чует, в какую сторону надо идти! – Последние слова Скинт произнес с нескрываемым восхищением, немного помолчал и добавил: – Отсюда, из Помойной Ямы, его ничем не выманишь. Одному Слову известно, что станется с ним, когда мы закончим, а до этого осталось совсем недолго. Пока что он обретается тут, у нас, на Северном Конце и если не находится в одной из своих таинственных отлучек, то всегда либо со мной, либо на участке у Виллоу.

На этом Скинт закончил свое повествование и стал обходить помещение, примериваясь, с чего начать расчистку.

Сверху, сквозь потолок, к трупам протянулись корешки растений. Они оплели собой останки. Как это ни чудовищно, они жили и питались за счет тех, кто стал прахом.

– Похоже, здесь их штук двадцать, – хладнокровно заметил Скинт, как будто речь шла о переноске обыкновенного груза. – Опытные чистильщики справились бы тут дня за четыре, но боюсь, вам за этот срок не управиться. С другой стороны, где-то вам все равно надо начинать.

– Почему бы просто не запечатать эту пещеру и не оставить их в покое? – хриплым голосом спросил Спиндл. Он был близок к тому, чтобы заплакать, сознавая свою полную беспомощность.

– Потому что это быстрее, чем строить новые норы и тоннели, – отозвался Скинт. – Тем более когда у вас много даровых рабочих, и не важно, если половина из них сдохнет, а еще потому, что так велит Глашатай Слова, Хенбейн, и потому что это – ваша работа во славу Слова. Теперь, прежде чем вы к ней приступите, еще несколько советов. Самая большая проблема – корни: стоит неловко вытянуть труп – и можно вызвать обвал, а это значит – добавочную работу. Так что будьте с ними поосторожнее, если надо, перекусывайте. Дальше: всегда начинайте с самого верха, потому что тела имеют обыкновение соскальзывать, и вы можете оказаться под ними, как в ловушке. Эти вроде бы уже высохли, следов разложения нет. Оно особенно опасно. Самые сложные – это нижние: воздух туда не проникает, и они сохраняются дольше.

Следовательно, в них может быть трупный яд и другая опасная зараза. Аарч, брат Манро, не проявил должной осторожности. Его завалило, и он почти задохнулся. Был еще жив, когда его вытащили, но ногтевые черви успели впиться ему в бока и спину. А раз они впились, их уже не вытащишь. Его парализовало за три дня. Манро сам полонил конец его мучениям. Это было в феврале. Так что будьте осторожны.

Скинт вдруг замолчал и стал вглядываться в землю у кучи тел. Потом подался вперед и наклонился над чем-то. Втянул в себя воздух, фыркнул, прошептал: «Так и и думал. Считай, нам повезло» – и отпрянул назад. Потом, задрав голову, взглянул на возвышавшуюся груду костей и кожи, поманил к себе Триффана и Спиндла и указал в темноту у своих передних лап.

– Я говорил о ногтевых червях. А ну, загляните-ка сюда.

Они заглянули. Перед ними лежал желто-белый череп. Он был весь облеплен темно-красными высохшими червяками, тонкими и короткими. От них исходил странный острый запах мятой крапивы.

– Вот они – ногтевые черви. Только эти уже сдохли, нечего было уже им глодать, гадам мелким. Запомните этот запах, и если его учуете, будьте настороже. Учуял запах крапивы – действуй быстро, особенно если у тебя рана или царапина. На здоровых они обычно не нападают, но стоит им почуять кровь – и они тут как тут. Открытая рана для них – самая лучшая приманка. Правда, здесь я на них давно не натыкался, может, они отсюда уже убрались. Им свежатину подавай.

– Как они выглядят живые? – спросил Триффан.

– Черно-красные, блестящие, верткие и цепкие. Хорошо еще, что, когда они впиваются, чувствуешь боль. Можно хоть вовремя раздавить. – Он медленно обошел вокруг кучи и, подняв одну из высохших лап, сказал: – Никогда не берите за лапы, когда вытаскиваете труп. Они моментально ломаются. Лучше брать за плечи или за середину туловища, предпочтительнее за плечи. Не робейте. – Правой лапой он подхватил тело за загривок возле лопатки. – Вот так – видите? Это совсем легко.

Не слишком быстро, но и не очень медленно. Старайтесь, чтобы он не рассыпался. – И Скинт ловко опустил ношу на пол.

– Чтобы доставить его на поверхность, лучше работать по двое: один несет, другой подхватывает. Если тело в разложившемся состоянии, старайтесь не поднимать его над собой, иначе на вас будет вываливаться всякая гадость. Главное – вытащить в целости и как можно быстрее. Только наверху не застревайте – там грачей и сов, как на свалке. Да и патрули не церемонятся: могут убить просто так, ни за что ни про что.

Он закинул голову, поглядел на проблеск дневного света в старом выходном отверстии, и на миг в его глазах мелькнуло тоскливое выражение, какое бывает у крота, долго пробывшего под землею и мечтающего хоть разок ощутить на себе прикосновение солнца и свежего ветра, чтобы можно было просто постоять, а не спешить вниз, за очередным трупом.

Наступило молчание. Триффан со Спиндлом думали о том же, что и Скинт. Ведь они тоже не были на поверхности земли уже много кротовьих месяцев, и тоже тосковали по давно ушедшим дням, когда могли бродить где вздумается.

– Есть другие вопросы?

Они лишь глядели на него, не произнося ни слова.

– Хорошо. Пока можете работать вместе. Ваша норма – четыре штуки на каждого, так что не тяните время. Через два дня, когда пообвыкнете, надо будет таскать по шесть. И не забудьте: меньше перенесете – меньше червяков получите. И последнее. Еще раз повторяю: не шатайтесь по тоннелям. Грайки постоянно наблюдают. Они везде – и наверху, и в примыкающих тоннелях. С уборщиками не церемонятся. – С этими напутственными словами Скинт отправился отдавать распоряжения другим, и до них еще долго долетал его приглушенный голос из соседних нор.

Работа продвигалась медленно. Она была изнурительная и унылая, но они кое-как справлялись и одно за другим вытаскивали тела на поверхность. Время от времени кто-либо из кротов проходил мимо, но в разговоры не вступал. На боках и на спинах у всех были струпья.

Один раз подошел свирепого вида крот, он постоял, понаблюдал за ними и скрылся. Вероятно, это был грайк.

Другой раз на поверхности верзила-патрульный крикнул Спиндлу, остановившемуся глотнуть свежего воздуха: «Лезь вниз, мразь этакая!» Правда, Спиндл и сам не был расположен задерживаться: земля вокруг была затоптана, кругом валялись кожа и кости, и с запада летели черной стаей грачи… Ничего удивительного, что патрульные нервничали.

Настала ночь, а с нею – безмерная усталость и полное отупение. Первоначальный шок сменился брезгливым безразличием и убеждением, что так им долго иг протянуть.

В первый день они вынесли на три тела меньше, чем положено, однако были настолько измучены, что с трудом проглотили даже свой урезанный паек. Настал и прошел второй день, за ним третий… Утром пятого дня они вычистили и привели в порядок свое жилье. Затем последовал день шестой…

Это случилось вечером. Впервые за все время они почувствовали, что у них еще есть силы на то, чтобы хоть немного поговорить. У входа в нору, где они вместе со Скинтом съедали свою последнюю за этот день порцию, вдруг послышался какой-то шум и на пороге возник большущий крот.

Выглядел он довольно потрепанным, но, по меркам Слопсайда, был довольно упитан: брюхо его приятно круглилось, а глаза смотрели сыто и весело.

Лапы у него были ловкие и большие, хотя так же, как и мех на боках, лохматые и грязные. На одном боку они заметили знакомые приметы все той же лысухи – струпья, поредевший мех и воспаленную, дряблую кожу.

– Как всегда лопаешь, прохвост ты этакий! – громко провозгласил он, обращаясь к Скинту. – А эти несчастные идиоты – они что же, твои новые помощнички?

Скинт ничего не ответил, но Триффан учтиво сказал: – Меня зовут Триффан, а моего товарища – Спиндл.

– Ага, это я уже знаю. А меня – Смитхиллз. Тружусь в восточной части Северного Конца, чтоб он скис! Там все разложилось. Местечко – хуже не придумаешь. Ну, мы почти что закончили. Все! После этого я отправляюсь домой! Эй, Скинт! Тебе что, даже поздороваться трудно, а?

– Он вымогатель, – пробормотал Скинт, бросая на Смитхиллза насмешливый взгляд. – Не успеете оглянуться, как он уведет у вас червяков из-под самого носа.

– Это я вымогатель?! – возмущенно воскликнул Смитхиллз. – Да разве чем от тебя разживешься? В жизни не встречал такого скупердяя, как ты, Скинт!

Он довольно хмыкнул и уселся напротив, умильно глядя на Скинта, словно ждал от него угощения.

– И не думай, и не проси! – взорвался Скинт. – И заикаться об этом не смей, а не то сейчас же уматывай из нашей норы!

– Слушай, докажи, что я был не прав, когда назвал тебя скупердяем. Кинь парочку червяков, а?

– От тебя воняет. Хоть бы почистился!

– Ты так жмешься с червями, что непонятно, как еще сам ноги таскаешь! – отозвался Смитхиллз.

Еще некоторое время старые приятели пререкались, пока Скинт не сдался и не дал ему одного червяка. После чего вконец расщедрился и объявил, что двое новеньких совсем неплохо поработали для начала и тоже заслуживают добавочной порции.

– Эй, Мэйуид! – крикнул он. – Где ты там? Раздобудь нам еще червей!

Мэйуид, который всегда был где-то поблизости, тут же появился с едой: он, видимо, припас ее заранее.

– Новенькие у нас замечательные, – затараторил он, как обычно. – Безусловно и всенепременно они заслуживают, чтобы их подкормили. Я, Мэйуид, смиренный и ничтожный, каким всегда был, есть и буду, польщен тем, что могу это для них сделать.

– Мне – самого большого! – заявил Смитхиллз.

– Великое, не сравнимое ни с чем удовольствие видеть вас снова здесь, господин Смитхиллз!