Текст книги "Тайная Миссия (ЛП)"

Автор книги: Уильям Хорвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)

Итак, перед возвращением Брейвиса незаметно и постепенно, подобно тому как гниль подтачивает корни дерева под травою, раздоры и зависть стали разъедать изнутри Священные Норы. О роли, которую в этом сыграли У ид и Сликит, тогда еще не догадывались. Да и как было догадаться, если кто, как не они, являли собою образец самого горячего поклонения Камню?! Кто, как не они, – и особливо эта очаровательная юная особа, к тому же такая умница, – стремились возможно глубже постичь истинное учение? Разве не проявляли они себя как наиболее милосердные и уравновешенные, когда речь заходила о тех же грайках? Разве не говорили они, что слухи об их деяниях, скорее всего, преувеличены, а на самом деле эти грайки вовсе не столь ужасны; мало ли чего могут о них наговорить! В действительности же грайки, мол, известны своим радушием и своей ученостью. Да, возможно, их устав и кажется кое-кому слишком суровым, но, вероятно, для тех диких мест, где они живут, как раз такой и нужен. К тому же, говорят, они нашли способ борьбы с мором посредством соблюдения очистительных мер и соответствующих ритуалов…

Все эти доводы вполне устраивали обитателей Священных Нор. Эти доводы усыпляли их страхи по поводу того, что творилось вокруг; они подтверждали преобладающее мнение, будто грайки не представляют собой значительной угрозы, откуда следовало заключение, что самое лучшее – ничего не предпринимать. Так, сами о том не подозревая, аффингтонцы допустили в свою среду двух главных агентов грайков, деятельность которых была прервана самым неожиданным и драматичным образом лишь возвращением Брейвиса.

Это произошло в середине сентября. Усталый и израненный, он явился в Норы с севера; у него был вид глубокого старика. Несмотря на полное изнеможение, он потребовал немедленно допустить его к главе Аффингтона. Во время встречи он не только описал во всех подробностях страшную опасность, грозящую обители, но, к своему ужасу, узнал о двух чужаках, принятых Аффингтоном, в которых он не замедлил опознать шпионов, печально известных под именами Уид и Сликит.

Оказалось, однако, что уже слишком поздно. Уид и Сликит исчезли, оставив за собой зловещие улики поспешности своего бегства: помощник писца Фаун и летописец Уолд были найдены в западном крыле мертвыми. Они были весьма профессионально разодраны когтями. Брейвис предположил, что эти двое что-то заподозрили и попытались помешать бегству шпионов. Однако даже перед лицом этих, казалось бы, неопровержимых доказательств, сторонники Медлара все еще пребывали в. нерешительности. Было даже высказано мнение, что эти двое могли быть убиты кем-то другим, незаметно проникшим в обитель. Брейвис решительно отверг это предположение.

– И все же такая возможность существует! – упорствовал один умник. Он отказывался сомневаться в собственной непогрешимости и не желал признавать, что следует готовиться к обороне.

Своей нерешительностью и промедлением Аффингтон и Священные Норы сами подписали себе смертный приговор.

Однако с докладом Брейвиса, с его точностью и скрупулезным изложением деталей все же нельзя было не считаться. Он говорил, что грайки уже переправились через Темзу и захватывают близлежащие селения, стремительно приближаясь к Аффингтону. Они почти не встречают сопротивления, поскольку все системы еще не оправились от очередного мора. Брейвису не было известно, были ли методы грайков по обращению в свою веру поначалу менее жестокими; в настоящий момент они стали так сильны, что действуют быстро, стремительно и только грубой силой. Кроты настолько истощены долгими годами голода и болезней, что покоряются без борьбы; тех же, кто не смирился и отказался принять Покаяние и склониться перед Законом Слова, истязают, морят голодом, а затем, сломив сопротивление, обучают Слову. Наиболее упорных подвергают публичной казни через прокалывание носа; в отдельных же случаях, где есть соответствующая почва, их просто топят в жидкой грязи. Явившись в очередное новое поселение, грайки начинали с казни, чтобы каждому кроту стало ясно, что они шутить не намерены.

Далее Брейвис сообщал, что грайки дисциплинированны и прекрасно организованы. У них создан аппарат надсмотрщиков – надзирателей обоего пола. Обычно, захватывая крупное поселение, они сгоняют туда всех уцелевших из более мелких систем. Поскольку в каждом поселении после чумы остается много мертвецов, гниющих там, где застала их смерть, грайки придумали свой способ уборки. Эту работу у них выполняют особые бригады чистильщиков. Ее обычно поручают больным, слабоумным и бродягам – отбросам общества, которых все боятся и презирают. Их селят отдельно, и они убирают системы, вынося трупы на поверхность. Эта работа используется грайками и как один из видов наказания: редко кто из чистильщиков живет долго – они вскоре сами заражаются либо чумой, либо какой-нибудь другой смертельной болезнью.

Брейвис, который с риском для жизни незамеченным внедрился в свой родной Бакленд и даже прикинулся новообращенным, узнал, что целью захвата грайками Аффингтона является не что другое, как окончательное и бесповоротное уничтожение веры в Камень. Поскольку аффингтонцы оказались столь неосмотрительны, что дали обмануть себя, приютив Уида и Сликит, то необходимо немедленно предпринять соответствующие шаги, – предупреждал Брейвис. Вторжение может произойти в самое ближайшее время.

И все же, как это ни невероятно, сверхосторожный Медлар настоял на представлении доклада в письменном виде, с тем чтобы почтенный совет старейшин мог внимательно рассмотреть его и уже потом решить, какие меры следует предпринять…

Один лишь Спиндл был свидетелем того, каких нравственных сил, каких мук стоило Брейвису подчиниться этому приказу. Но одно дело – пуститься в разведку, бросив вызов Медлару, на что Брейвис решился ранее, и совсем другое – ратовать в пользу срочных мер, прежде чем совет старейшин вынесет вердикт и вопреки прямому указанию главы обители… Чтобы изложить свой доклад, Брейвису потребовалось две ночи и два дня.

Спиндл впоследствии не раз вспоминал, с каким отчаянным ожесточением трудился Брейвис, не давая себе передышки, – ведь он знал, что счет идет не на часы, а на минуты… За все время он остановился лишь однажды, и то лишь затем, чтобы предупредить Спиндла – нет, приказать ему – в случае нападения грайков спастись любой ценой, даже если для этого ему придется сделать вид, будто он отступился от своей веры и принял новую.

Предупреждение, как оказалось, было своевременно, и самые мрачные опасения Брейвиса не замедлили оправдаться.

Грайки шли с севера; они двигались по гористым западным тоннелям и с южных долин. Черные, молчаливые, яростные в схватках и беспощадные; не задающие вопросов, не ведающие ни снисхождения, ни жалости, они шли прямым путем к единой цели – обнаружить оригинал «Книги о Слове», который, по их убеждению, все еще находился в Священных Норах, выследить крота но имени Босвелл и уничтожить Аффингтон, чтобы истребить самую память об этом святом месте.

Для розыска Босвелла они использовали двух бедных замученных кротов. Те должны были назвать имена всех пленников. Бедняги вначале отказывались выдавать своих собратьев. Тогда им вырвали глаза, изранили уши и исполосовали все тело, пока сами они не стали умолять положить конец их мукам. И смерть была дарована им. Это были как раз те, повешенные за нос, которых много-много месяцев спустя обнаружили Босвелл и Триффан.

После первой атаки уцелели немногие, и среди них – Спиндл со своим господином, Брейвисом. Спиндл потерял остальных и вскоре был схвачен. Однако, когда грайки узнали, что он всего лишь служка и хорошо знаком с тоннелями, ему сохранили жизнь. Что до всех прочих, включая и Брейвиса, то их наверняка поймали и убили: Спиндл сам слышал хвастливые рассказы грайков о том, как изловили не успевших добежать до Поющего Камня, расправились с ними и оставили на съедение совам. Увы, позднее Спиндл лично имел возможность убедиться в правдивости их слов, хотя останки несчастных были настолько обезображены, что опознать кого-либо было уже невозможно.

Однако это случилось уже потом. Вначале же Спиндлу, как и всем другим таким же, как он, пришлось пройти через все мучения допросов с пристрастием, во время которых многие были хладнокровно уничтожены. Спиндл же спасся тем, что прикинулся полным дураком и сам вызвался перейти в новую веру. Его выспрашивали о Главной Библиотеке и о наличии других книгохранилищ. Он сказал, что о таких не слышал, и ничего нового им не сообщил. Снова и снова его, как и прочих служек, заставляли опознавать тела, чтобы выяснить, нет ли среди них Босвелла, и прошло немало времени, прежде чем грайки поверили, что Босвелл давным-давно ушел в Данктон и уже много лет не давал о себе знать.

Грайки не открывали, зачем им понадобился Босвелл, однако было ясно, что он им нужен живым.

Они пытались обнаружить оригинал «Книги о Слове», по слухам, хранящийся в Библиотеке, но о ней никто не знал, и ее так и не нашли. Остальные рукописи, судя по всему, их не интересовали. Это были грубые, невежественные кроты, способные только убивать.

Однако, как рассказал Спиндл, несколько дней спустя в Священные Норы прибыло высокое начальство, среди них – Уид, Сликит и кто-то еще, кого Спиндл не видел. Они, как выяснилось, оказались крайне недовольны разгромом Библиотеки и тут же распорядились наказать виновных. Надсмотрщики из команды Уида самолично убили нескольких грайков, руководивших захватом Аффингтона. Очевидно, Уид по каким-то одному ему известным причинам был заинтересован в сохранении Библиотеки.

Прошло еще несколько дней после расправ и беспорядочного грабежа, а затем грайки, забрав несколько уцелевших служек, оставили Аффингтон и направились на юго-запад, в сторону Эйвбери. Эту систему они намеревались захватить следующей, оставив пока Шибод на западном фланге, а Данктон на восточном. Как удалось выяснить Спиндлу, грайки собирались сделать Эйвбери центром сосредоточения всех сил восточного региона, а затем, ко Дню Летнего Солнцестояния, возвратиться в Аффингтон и, завершив его окончательное уничтожение устройством празднества с совершением магических ритуалов, предать его потом полному забвению.

Были ли захвачены системы Данктон и Шибод к моменту появления здесь Босвелла и Триффана, Спиндл не знал, однако не сомневался в том, что и они в конце концов падут, разве что за это время появится вождь, способный объединить и повести за собой сторонников истинной веры.

❦

Окончив свою страшную повесть, Спиндл понуро замолчал. Босвелл вставлял кое-какие замечания по ходу рассказа, Триффан же до сих пор только слушал.

– А ты? Как тебе удалось бежать? – спросил он наконец.

Спиндл усмехнулся.

– Мой неказистый и изможденный вид имеет свои преимущества, – сказал он. – Охранники не считали меня способным к бегству. К тому же не забывайте, что все здешние холмы и выходы, так же как и тоннели Семи Холмов, я знаю превосходно. Когда идет большое продвижение войск, легко проскользнуть незамеченным, что я и сделал в подходящий момент. Никто за мной не погнался, значит, моего бегства не обнаружили.

– Что ты делал, когда они все отсюда ушли?

– Ничего, – сдавленно вымолвил Спиндл, как видно, заново переживая то страшное время. – Несколько дней я ничего не предпринимал. Там было еще двое или трое уцелевших, но мы не говорили между собой. Потом они пропали куда-то. А я… Не знаю… Я думал лишь о том, чтобы припасть к Камню, как я делал давным-давно, когда был еще ребенком. Я отправился в Долину Камней, что возле поселения на Семи Холмах, и нашел там прибежище. Я просил о поддержке, просил совета. Самую Долгую Ночь я провел один, у камней; там прочел все молитвы, какие знал. После этого я понял, что мне надлежит делать: я все же служка Священных Нор – так где же мне быть, как не там?!

С этими словами Спиндл посмотрел на них прямым, открытым взглядом. По этому взгляду обоим стало ясно, какого огромного мужества, какого напряжения всех душевных сил стоило Спиндлу его трудное решение. В одиночку, в смертельном страхе, без малейшей надежды на помощь он вернулся в Аффингтон и сквозь груды замученных и растерзанных тел пробрался в Библиотеку!

– И что же ты там делал? – мягко спросил Босвелл.

– Стал подбирать уцелевшие книги и одну за другой уносил их в Семь Холмов. Там я спрятал их на случай, если грайки снова вернутся. А потом… Мне нужно было… – Тут он запнулся и, несмотря на вопросы Триффана, так и не объяснил, что собирался сказать.

– На это у меня ушла куча времени, но я сделал все, что мог, – продолжал Спиндл. – Не раз я взывал к Камню о помощи, а бродягам я не доверял. Вы – первые, кому я открылся, но вы явились слишком поздно. Близится Весеннее Равноденствие, и боюсь, грайки не сегодня-завтра вернутся. Сегодняшний мой приход сюда должен был стать последним, потому что целых книг уже почти не осталось. Когда я вас услышал, то подумал… Мне показалось… Я испугался, что это снова они…

– И, несмотря на это, ты решил один защищать от них Библиотеку, – произнес Босвелл, не скрывая своего восхищения.

– Это был мой долг, – просто произнес Спиндл.

– Ты сделал не только это – разве не так? – загадочно бросил Босвелл.

– Не понимаю, что вы имеете в виду, – с испуганной поспешностью проговорил Спиндл.

– Ты собирался рассказать об этом, но страх остановил тебя, – сказал Босвелл.

– Я… мне… – панически залепетал Спиндл с полными ужаса глазами.

– Тебе незачем нас бояться, – успокоил его Босвелл.

– Я боюсь вовсе не вас! – в отчаянии возопил Спиндл. – Не вас, а их! Не могу! Второй раз мне такого не пережить!

И тут Босвелл сделал то, что уже сделал однажды, в первые минуты встречи со Спиндлом: он с улыбкой положил на его лапу свою. Тотчас же Свет и Покой воцарились в Библиотеке, и Триффану вспомнились слова Босвелла о Спиндле: «Велики мужество и стойкость этого крота». Вновь, как и в тот момент, Триффаном овладела уверенность, что его дальнейшая судьба будет связана со Спиндлом, и он задрожал всем телом, ибо знал: теперь начинается его собственная миссия; трудна и опасна будет она, и еще не известно, достанет ли у него веры и сил, чтобы исполнить ее.

– Ты ведь не все поведал нам, Спиндл, правда? – продолжал Босвелл, испытующе глядя на бедного Спин-ил а своими мудрыми, много повидавшими глазами.

– Нет, не все, – проговорил тот упавшим голосом.

– Говори! – приказал Босвелл.

– Я… мне… – с трудом произнес Спиндл, задыхаясь от мучительных сомнений и страха. – Он велел не говорить об этом ни одной живой душе! Я не смею! Не должен! Не должен? – истерически выкрикивал он, словно этим криком хотел защититься от расспросов Босвелла и от его сверлящего взгляда.

Тогда Босвелл засунул лапу под складку на боку, торжественно извлек оттуда Камень Покоя и положил его перед ними.

Триффан, который последний раз видел этот камень в тот далекий день, когда Босвелл достал его из-под Данктонского Камня, смотрел на него как зачарованный. Спиндл, в свою очередь, взирал на него с испугом, хотя было ясно: он знает, что это такое. Если бы эту сцену наблюдал кто-нибудь посторонний, реакция Триффана и Спиндла наверняка показалась бы ему по меньшей мере странной: камешек был похож на обыкновенную гальку. Так, ничего особенного – местами гладкий, местами шероховатый.

Вдруг Камень стал лучиться, воздух наполнился звуком. Непередаваемо сладок был этот звук, и любой истинно верующий понимал, что это подлинный Голос Безмолвия.

– Убери его! Спрячь его? – одновременно воскликнули Триффан и Спиндл.

Но Босвелл лишь обвел обоих пристальным взглядом, словно, как и предчувствовал Триффан, то, о чем так упорно не желал говорить Спиндл, непосредственно касалось и его, Триффана. Затем Босвелл остановил взгляд на испуганном Спиндле и властно, голосом, который, будто эхом, прокатился по прошлой истории их племени и загремел в неопределенных далях их будущего, произнес:

– Подвиг твой велик, о Спиндл! Пройдет время, и прославлено будет в веках имя твое за то, что ты содеял, и за то, что тебе еще надлежит исполнить. Но с этой минуты воистину настал конец мучениям твоим и одиночеству твоему. Ношу твою разделят с тобою многие за пределами Аффингтона, и да поступят они по совести своей и сами решат, станет ли род кротов жить во мраке и во власти Звука Устрашения или в Сиянии и Безмолвии. Теперь же, о храбрый Спиндл, поведай нам о том, что ты действительно спас.

Какое-то время Спиндл хранил молчание; лишь свет Камня Покоя, что несет Безмолвие, тихо струился вокруг. Потом он прошептал:

– Убери его, Босвелл, ты один достоин видеть его, скрой его от наших глаз.

На этот раз Босвелл послушался его. Тогда Спиндл повернулся к Триффану, словно именно тот больше всего ждал его ответа, и промолвил:

– Лучше я вам покажу, чем буду рассказывать.

– Так показывай, – неожиданно для себя ответил ему Триффан, словно теперь распоряжения полагалось отдавать именно ему, между тем как Босвелл, чьим учеником и защитником он пребывал так долго, сам собою будто отступил на задний план.

– Да-да, покажу, обязательно покажу! – отозвался Спиндл с явным облегчением и при постепенно угасающем сиянии Камня Покоя повел их к выходу из разгромленной Библиотеки.

Глава четвёртая

Путь к Семи Холмам оказался долгим и нелегким; они шли все время под землей, не выходя на поверхность. Спиндл всю дорогу молчал, за исключением тех случаев, когда требовалось предупредить о неожиданном препятствии в виде вывороченного древесного корня.

После небольшого подъема дорога пошла под уклон. Сначала тоннели пролегали по меловым слоям, и на некотором протяжении сохранялся их величественный вид и прекрасный воздухообмен, свойственный всем постройкам Священных Нор. Затем дорога пошла по влажному темному тоннелю, пробитому в каменистой глине. Иногда они двигались под лесом. В таких местах выпиравшие из стен корни дубов и берез доносили до них знакомый вой северного ветра – того самого ветра, с которым, как казалось Триффану, он сражался уже тысячу кротовьих лет.

Они вышли в путь на исходе дня, перед тем как стало смеркаться, и через два часа, когда уже совсем стемнело, сделали остановку. Спиндл раз добыл несколько червяков, которых они съели в усталом молчании, после чего уснули под непрекращавшийся гул ветра. Едва забрезжил рассвет, они поднялись, подкрепились, почистились и вновь тронулись в путь.

Босвелл предпочел идти последним и, несмотря на то что они двигались быстро, поспевал за ними без особых усилий. Каждый раз, привычно оглядываясь назад, Триффан видел Босвелла, неутомимо, с ободряющей улыбкой ковыляющего следом; всем своим видом Босвелл показывал, что у него все в порядке и что можно продолжать идти с прежней скоростью. Из них троих он выглядел самым спокойным, даже довольным.

Спиндл, казалось, совсем не устал, и Триффан не переставал удивляться энергии, которая заключалась в этом столь слабом на первый взгляд теле. Подумать только: один-одинешенек, он день за днем перетаскивал по этой трудной дороге книгу за книгой – причем без малейшей надежды на благополучное завершение своего труда! Выносливость, сила духа, а также необыкновенная находчивость и ум – все эти качества Спиндла не могли не вызывать у Триффана уважения. Но важнее всего было другое: из всех встреченных им кротов – а за долгие годы странствий с Босвеллом он видел их предостаточно – Спиндл был первым, кто возбудил в Триффане искреннюю приязнь. Несмотря на комичность походки, Спиндл был даже по-своему привлекателен, но главное – за неказистой внешностью скрывалась натура глубоко преданная, способная на сильные чувства.

К симпатии и уважению у Триффана примешивалась теперь немалая доля любопытства по поводу того, что именно собирался показать им Спиндл. Это любопытство усугублялось тем, что, как казалось Триффану, у Босвелла имелись соображения на этот счет. В то же самое время, когда они снова вышли в тоннель мелового слоя – хотя этот слой по сравнению с аффингтонским был более рыхлым, – Триффан готов был поклясться, что они находятся где-то на подходе к Камню. Здесь от почвы исходила едва ощутимая вибрация, обычно присущая местам, где находился Камень. Между тем Спиндл остановился, и Триффан увидел, что в этом месте тоннель имеет два разветвления.

– Вот этот, – проговорил Спиндл, указывая налево, – ведет к поселению Семи Холмов. А этот выводит прямо к Камням.

Произнося эти слова, Спиндл вдруг просветлел: на его рыльце появилось выражение радости и облегчения, как это бывает с тем, кто наконец-то оказался в родных местах, где ему знаком каждый переход и где как-никак он чувствует себя в наибольшей безопасности.

– Следует ли мне рассказать все сейчас? – спросил он неуверенно.

– Как хочешь, – безмятежно отозвался Босвелл. С момента встречи со Спиндлом он явно предпочитал, чтобы молодые кроты самостоятельно принимали решения. Вот и теперь им со Спиндлом была предоставлена полная свобода действий.

– Что ж, – нерешительно проговорил Спиндл. – Пожалуй, лучше всего будет… Да, скорей всего сначала я покажу вам Камни, а потом уже… Да-да, так я и сделаю.

Он свернул в правый тоннель, который сначала шел ровно, а потом резко уходил к поверхности. Когда они вышли, перед ними открылся дивный ландшафт. Рассвет только еще занимался; ночные тени уже отступили, и над горизонтом появилось солнце, но ровно настолько, чтобы стать предвестником великолепия, которое наступит, когда его яркие лучи заиграют на деревьях и травах. Его переливы в капельках росы будто бы говорили, что все лучшее, самое прекрасное еще впереди.

Однако дело было не только в этом. Ибо, несмотря на то что северный ветер дул с прежней силою, сегодня впервые за долгое-долгое время в воздухе повеяло весной. Казалось, вот-вот – и она выпорхнет из-за горизонта. В этот миг сердце крота начинает радостно трепетать; ему неудержимо хочется сбросить с себя зимний озноб, отряхнуть застывшие лапы и рыльце и предаться мечтам о всем хорошем, что несут с собой конец марта и начало апреля, когда не за горами уже и теплый май…

Итак, они принялись радостно нюхать воздух, устремив рыльца к небу, где в это утро сквозь бегущие облака проступили голубые полоски. Кроты крутили головами, оглядывая окрестности, словно в любую минуту ожидали увидеть вокруг себя новый, юный и теплый мир.

Лишь после этого приятного, хотя и кратковременного отвлечения Триффан в полной мере оценил великолепие открывшегося перед ними вида. Он мог сделать это без помех, так как Спиндл, счастливый оттого, что находится в любимом месте, да еще со своими единомышленниками, замурлыкал про себя песенку про вкусного червяка и, казалось, совсем позабыл о цели их прихода. Триффан увидел, что они находятся примерно на середине пологого спуска в долину, уходившую на юго-запад, вероятно, очень древнего происхождения, с мягкими, волнистыми очертаниями.

Над нею там и здесь возвышались Камни. Они располагались не в одну линию и не кольцом, а вразброс – как друзья, вышедшие на прогулку и на минуту остановившиеся, чтобы полюбоваться видом, вдохнуть запах весны. Большие и малые, упавшие и еще стоящие, они были рассыпаны повсюду, до самого горизонта.

Пока еще вокруг преобладали тусклые, типичные для марта тона: голая коричневатая земля, местами с серо-белыми натеками меловых пород; сухая прошлогодняя трава на лужайках; темные, безлистные и оттого немного мрачные деревья дальних рощиц. Только глубоко внизу, где бежал ручей, виднелась узенькая полоска молодой зеленой травы. Кругом не было ни малейших признаков жизни: ни звука, ни шороха, – разве что жалобные вскрики грачей за серыми тучами да взмах крыла черноголовой чайки над дальним полем, и…

– В чем дело, Триффан? – тихо проговорил Спиндл, впервые назвав его по имени.

Триффан замер, поворачивая голову сначала в одну, потом в другую сторону и словно прислушиваясь к чему-то.

– Мне почудилось, я слышал чибиса, – так же тихо отозвался Триффан. – Последний раз я слышал его крик над лугами возле Данктона. Это явный предвестник весны!

– Ты прав! – подхватил Спиндл. – Чибис, и еще – жаворонок! Когда его трели звучат над меловыми осыпями, кроту надо крепко держаться за землю – того и гляди, обезумеешь от счастья и полетишь вверх тормашками!

Он весело расхохотался, к нему присоединился Триффан, и старый Босвелл, наблюдая за ними, всем своим существом с радостью ощутил их юную энергию, их умеренность в собственных силах.

Между тем Триффан и Спиндл, казалось, совсем позабыли о нем. Они шли рядом, счастливо поглядывая но сторонам, возбужденные тем, что в воздухе веет весной, что весна хоть еще и не пришла, но уже на пороге, что пронизывающий ветер вскоре прекратится…

Болтая, они ушли вперед, оставив Босвелла у выхода из тоннеля. Спиндл увлеченно указывал Триффану на любопытные детали. Поблизости было всего несколько высоких крупных Камней; преобладающее же большинство составляли мелкие, как щебенка, камешки, раскиданные по взгоркам и низинкам этой обширной долины, – целые поля были покрыты их россыпью. Местами они лежали горками в небольших углублениях без признаков какой-либо растительности; местами выглядывали из-под земли, словно бока или оконечности больших Камней, почти целиком ушедших в глубину. Стоявшие же в полный рост несколько гигантов как будто охраняли всю долину, ее холмы и лощины. Это зрелище завораживало, притягивало к себе: бродя здесь, можно зияло совсем забыть о времени. Некоторое время Триффан со Спиндлом и вправду прогуливались, обходя малые Камни и почтительно разглядывая большие.

– Босвелл! Ты уже здесь? – не раз с удивлением восклицал Триффан, потому что Босвелл, который, как они полагали, должен был находиться далеко позади, неожиданно почему-то оказывался впереди них. Вид у него был спокойный и довольный.

– Какое удивительное место, – бормотал Триффан. – Здесь полностью теряешь ориентацию. Я готов был поклясться, что мы тебя намного опередили, Босвелл…

Но тут оказывалось, что Босвелл уже снова куда-то исчез и рядом с ним только Спиндл, который словно не замечал этих несуразностей… а может, просто давно к ним привык. Под конец, однако, они так или иначе сошлись вместе и некоторое время отдыхали, укрывшись от ветра. День, обещавший быть солнечным, потускнел, просветы голубизны скрылись за облаками, и северный ветер снова набирал силу. Нет, весна, как видно, решила не торопиться…

– Как называется это место? – спросил Триффан.

– По-моему, у него нет названия. Я набрел на него один, когда был еще ребенком, – ответил Спиндл, – и с тех пор ни разу здесь никого не встречал. Я мог бродить среди Камней часами; иногда залезал в тоннели, прорытые обитателями Семи Холмов давным-давно, но теперь здесь уже никто не живет. Ходы осыпались, червей здесь не найти, – сейчас эти тоннели годятся разве что как укрытия от дождя, от не в меру любопытного взгляда пустельги или случайного странника.

– Сколько здесь всего Камней?

– Этого не знает ни один крот, – отозвался Спиндл. – Да и не узнает никогда, хотя, конечно, многие пытались их сосчитать. Сколько раз я сам хотел это сделать, но это утомительное занятие. Их слишком много.

– Но хотя бы те, что стоят? Уж их-то наверняка сосчитать нетрудно, – упорствовал Триффан.

– Я тоже так думал поначалу. Могу сказать лишь приблизительно: не менее шести и не более семи, – загадочно ответил Спиндл.

– То есть как это – «не менее шести и не более семи»? – озадаченно переспросил Триффан. – Хочешь сказать, что точно не знаешь?

– Именно.

– Так сколько же их все-таки – шесть или семь?

– Хочешь – попробуй сосчитай сам, – с некоторой досадой отозвался Спиндл, всем своим видом давая понять, что не питает ни малейших иллюзий по поводу успеха этого предприятия.

Затем он повел их обратно по подземным тоннелям, которые действительно находились в плачевном состоянии; местами сквозь потолок виднелось небо, местами он был обрушен и так загромождал тоннель, что приходилось выбираться на поверхность, чтобы обнаружить его продолжение. Вскоре они очутились вблизи одного из стоявших гигантов, который, похоже, они видели во время прогулки; затем – возле второго такого же. Подобные камни цвета старой ржавчины с прозеленью Пыли известны Триффану достаточно хорошо – точно гик же выглядел его родной Данктонский Камень. Потом наткнулись на третий, его бока отвесно поднимались ввысь; однако тоннель, загибаясь от него, пошел в сторону, так что о форме и размерах той его части, что находилась под землей, судить было трудно.

– Ну, сколько насчитал? – спросил Спиндл.

– Три, разумеется.

– Может, оно и так, – неопределенно откликнулся тот.

Кроты двинулись дальше. Следующие два Камня находились на некотором отдалении. Путь же был непрямой, часто они пересекали тоннели, по которым уже шли раньше.

– Наверняка к каждому из них должна быть более прямая дорога, – проворчал Триффан.

– Да? Ты в этом уверен? – бросил Спиндл.

Камни различались по форме и окраске; возле каждого шел обходной тоннель, но не прямой, а извилистый, так что трудно было судить о направлении и расстоянии от этого камня до соседнего.

Наконец они обошли все семь, дотронулись до каждого и ощутили звонкую, возносящуюся к небесам великую энергию этих стражей веры и символов Безмолвия.

– Ну вот, – удовлетворенно произнес Триффан, когда они выбирались на поверхность. – Всего семь. Почему было сразу так не сказать? Зачем делать из этого какую-то тайну?

– Вполне с тобой согласен, – сказал Спиндл. – Только вот… Ну, сам скоро все поймешь.

Они прошли последние метры каменистого грунта и вышли чуть западнее того места, где спускались под землю, в некотором отдалении от стоящих Камней.

– Смотри, – начал считать Триффан. – Один, два, три… четыре, пять, шесть. – Голос его вдруг зазвучал неуверенно, и он начал оглядывать Камни поочередно. – Выходит, я ошибся в счете – только и всего. Их ведь было семь – так?

– Верно, их было семь, – подтвердил Спиндл и добавил: – Под землей их семь, на поверхности – на один меньше.

– Не может этого быть! – уверенно заявил Триффан и принялся считать заново: – Один, два, три… – Однако, сколько он ни пересчитывал, сколько раз ни обходил вокруг каждого, он так и не обнаружил «пропавший» и не смог определить, какого именно недостает, хотя и не поленился снова спуститься под землю и пересчитать их там еще раз.

Он вылез на землю усталый, вконец сбитый с толку и в дурном расположении духа. Босвелл со Спиндлом к тому времени уже давно, удобно расположившись, подкреплялись червяками.

Когда с едой было покончено, Босвелл впервые за все утро заговорил.