Текст книги "Тайная Миссия (ЛП)"

Автор книги: Уильям Хорвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)

– Ты прав, – отозвалась Хенбейн. – Если из этой системы выходят такие, как Триффан, то нам следует организовать туда поход и истребить под корень всех тамошних камнепоклонников. Таково повеление Хенбейн! Такова воля Слова!

Затем, обращаясь к гвардейцам, распорядилась:

– Чтобы ни один из вас не смел говорить, будто этим кротам удалось избежать наказания Слова или будто они сорвали наши замыслы! Это не так. Мы казнили писца Брейвиса, и в этом наша великая победа. Другой – теперь все равно что мертвец. Остальных – под страхом казни зарубите себе на носу – Слово пока что пощадило потому, что они еще ему понадобятся. Именно поэтому я дала им уйти.

«Чтобы ни один не смел это обсуждать…» – приказала она, и все же обсуждать стали. Шептались о Триффане, о том, как он спасся, убив десять или одиннадцать кротов. «Да нет, гораздо больше, – уверяли грайки, – наверно, больше сотни полегло»; о ярости Хенбейн и о том, как ей пришлось вернуться ни с чем; о смерти ненавистной Феск… Слухи расползались и множились, хотя в открытую говорить боялись: у Хенбейн были длинные лапы и длинные острые когти.

– Его зовут Триффан…

– Он убивает наповал с одного удара…

– Странное имя, наверно, он из Шибода.

– Шибода?

– Ну да, это система, где обитают дикие, могучие кроты, они там до сих пор и не думают поддаваться Слову!

Это было верно: грайки так и не покорили Шибод, и по его поводу среди них ходили мрачные слухи. То, что имя «Триффан» происходило из Шибода и что этот самый Триффан заставил дрогнуть Хенбейн, способствовало упрочению грозной славы Шибода.

В то же время возможная связь Триффана с этой системой придавала больше веса и ему самому.

– Этот Триффан – камнепоклонник, и много тех, кто идет за ним…

– Излови Триффана – и тебе обеспечена нора в таком богатом червяками месте, что хватит до конца жизни…

– Ну да! Будешь ловить – себе дороже: убьет, как муху!

– Триффан? Видно, не простой это крот! Кто говорит, он из Данктона, кто – из Шибода…

Слухи ширились, и им суждено было вскоре нанести серьезный ущерб движению словопоклонников. А между тем… Хенбейн вовсе не чувствовала злости. Наоборот: по ночам она шепотом благодарила Слово за то, что оно наконец-то послало ей достойного соперника, смерть которого в скором времени нанесет смертельный удар камнепоклонникам.

Однако одновременно с упомянутыми слухами, по наущению Хенбейн и коварного Уида, стали распространяться и другие, очерняющие Триффана. Начали поговаривать, будто бы Триффан, выдающий себя за преданного служителя Камня, на самом деле трус; будто по его вине погибли доблестный старец Брейвис и кроткая Виллоу; будто он пожертвовал ими, чтобы спасти собственную жизнь…

Уид довольно посмеивался: если хочешь, чтобы никто не догадался об истине, самое лучшее – распустить ложный слух.

Слухи… Слухи… Камень против Слова; свет против тьмы. Как простому кроту разобраться, что правда, а что ложь? Твердой поступью и чистым сердцем надобно обладать тому, кто ищет истинный путь…

❦

По мере того как Триффан с товарищами приближались к реке, земля у них под ногами становилась все более сырой, а продвижение все более трудным. В воздухе веяло влагой, хотя сама широкая гладь Темзы по-прежнему оставалась невидимой. Канавы, через которые им постоянно приходилось перебираться, заросли высокой болотной травой и водяными растениями; под лапами даже в этот летний сезон чавкала грязь. Травы колыхались высоко над их головами.

Триффана и Спиндла эти незнакомые звуки немало смущали; северянам, уже проделавшим долгий путь, было легче. Они в свое время пересекали Темзу, но тогда они шли дорогой ревущих сов. Теперь же, среди мокрых полей слушая шум ветра в высоких кронах одиноких деревьев, шорох крыльев замершей в траве малой цапли или кваканье невидимой лягушки, все чувствовали себя неуютно. Запахи тоже настораживали и пугали: они чуяли лисиц и водяных крыс. Высоко в небе кружила черноголовая чайка, а однажды над ними промелькнула тень большой цапли.

Начало смеркаться. Они молчали: каждый заново переживал опасности бегства и смерть друзей. У одной из канав они остановились передохнуть в заброшенной норе ласки. Легкий туман навис над самой травой, проникавшие сквозь него лучи заходящего солнца озаряли все вокруг тихим, загадочным светом.

– Кажется, я оказался никудышним вождем, – вдруг заговорил Триффан. Голос его звучал глухо, голова была понуро опущена к самой земле. – Брейвис и Виллоу мертвы, Мэйуид пропал, и наверняка ему грозит страшная опасность, если он вообще еще жив. Да защитит Камень Мэйуида и да пошлет он мне свое прощение! Несомненно, гвардейцы продолжают наблюдать за рощей: Уид ведь так до конца и не поверил, что обнаружили всех, кто там был. Как только Мэйуид выйдет из укрытия, его наверняка поймают. Я не могу оставить его одного. И не оставлю ни за что. Но не могу и просить вас вернуться обратно…

– Возвращаться не имеет смысла, Триффан, – решительно возразил Скинт. – Этот Мэйуид знает, как выжить, лучше, чем кто-либо из нас.

– Нет, – отозвался Триффан, – я иду за ним.

Скинту понадобилось немало усилий, чтобы убедить его отказаться от своего намерения. В конце концов ему это удалось, и Триффан сдался.

– Если Мэйуиду все же удалось бежать, то нужно хотя бы попытаться сообразить, что он станет делать и куда двинется, – сказал он.

– И как только он ухитрился спрятаться – ума не приложу! – восхищенно проговорил Смитхиллз и с недоумением покрутил головой. – В жизни я не испытывал такого страха, как тогда, когда все они кинулись его искать!

Остальные подтвердили, что чувствовали то же самое.

– Мэйуид гораздо более сложная натура, чем кажется на первый взгляд, – отозвался Триффан. Он только теперь понял, как за столь короткий срок успел привязаться к Мэйуиду и другим. – Так, будь я на его месте… – Триффан запнулся, и Спиндл за него продолжил: —…обязательно направился бы к Темзе. Он сам предложил нам такой маршрут, а значит, будет рассчитывать, что мы именно им и воспользуемся.

Триффан согласился, но предложил все же подождать его или хотя бы оставить какие-то знаки, по которым Мэйуид смог бы догадаться, что они здесь проходили.

– Давайте дождемся утра; если он к тому времени не появится, то пойдем дальше без него, – сказал он. – А теперь ложитесь-ка спать. Я посторожу и еще хорошенько подумаю.

Триффан вылез на поверхность и принялся размышлять о том, как поступил бы Мэйуид, если уцелел. Он пойдет к реке – это ясно. А дальше? Что он предпримет затем? Вероятно, двинется вниз по течению в направлении Данктона. Он знал, что Триффан собирается идти именно туда. Поскольку Мэйуид был чрезвычайно сообразителен во всем, что касалось маршрутов, то, скорее всего, он направится вниз по течению до того места, где крота легко увидеть на расстоянии, к примеру, до моста через реку… Да, это очевидно.

Лишь теперь Триффан поверил, что Мэйуид действительно каким-то чудом уцелел: в нем было что-то несокрушимое, как сама жизнь. Или, быть может, это нечто совсем иное… Размышления Триффана внезапно были прерваны: яркий пучок оранжево-желтого света вырвался откуда-то с востока, прочертил небосвод и снова исчез. Он сосредоточил внимание в том направлении и услышал мягкое урчание ревущей совы. Оно то нарастало, то стихало. Вот опять темноту прорезали и скрылись огни. Значит, там переправа. Именно к этому месту и будет двигаться Мэйуид…

Триффан вернулся к друзьям. Некоторые уже успели заснуть.

– Выходим немедленно, прямо сейчас! – объявил Триффан. Он объяснил, что им лучше всего остановиться возле переправы для ревущих сов, потому что это самое приметное место. Там они и будут ждать Мэйуида: если он цел, то направится туда.

– В местах скопления этих ревущих сов всегда такая грязища! – проворчал Смитхиллз. – Но, может, ты прав. Это далеко отсюда? И как долго ты намереваешься там его ждать?

– Это не очень далеко. Хотя бы несколько дней нам нужно будет подождать. Надо дать Мэйуиду как можно больше шансов.

– А если он не появится? Если ему все же не удалось вырваться?

Лицо Триффана омрачилось.

– Когда это выяснится, тогда и будем решать, как быть. Ради Мэйуида стоит и потерпеть. Он это заслужил.

Они выстроились цепочкой, осторожно двинулись к реке и были приятно удивлены, когда обнаружили тянущуюся вдоль берега тропу, хорошо укрытую травой. По пути они оставляли свои метки, чтобы Мэйуиду было легче найти дорогу.

Вокруг них кипела жизнь: судя по запаху, здесь жили барсуки и топотуны-ежи, но никаких хищников они не учуяли. Кроты тоже явно обитали здесь: им часто попадались холмики свежевырытой земли. Они решили возле них не задерживаться и оставляли тяжелые утоптанные следы, чтобы по ним нельзя было догадаться, что здесь проходили именно кроты. После слов Хенбейн чем меньше о них будет известно, тем лучше.

По мере их приближения к переправе огни ревущих сов делались все ярче. Это придавало всему ландшафту какую-то нереальность. Спиндл и Триффан ощущали тревогу. Остальным уже доводилось сталкиваться с подобным явлением, и они вели себя спокойно.

– Главное – не смотрите ревущим совам прямо в глаза: они заставляют застывать на месте, – наставительно сказал Скинт. – Когда они пролетают близко, старайтесь получше укрыться: вибрация от них так сильна, что крот на какое-то время перестает соображать и абсолютно беззащитен.

Шум нарастал. Тропа спустилась к самой реке, которая уносилась мимо них в темноту; на ее черной поверхности играли отблески ярких желтых огней, которые висели высоко над каменным мостом,

– Ну, куда теперь? – спросил Скинт,

Земля здесь была плотно сбитая, грязная; покрытая скудной травой, она пахла собаками и двуногими, Они держались все время в тени. Триффан подвел их к одному из оснований моста.

– Думаю, Мэйуид придет именно сюда, – сказал Триффан, – Давайте осмотримся и выберем подходящее место для отдыха.

Над ними аркой возвышался мост, там было шумно: шли двуногие, проносились, вспыхивая огнями и оставляя после себя смрад, ревущие совы.

Скинт поежился:

– Никогда не нравились мне подобные места. Ни как к ним не привыкну, И как только кроты тут существуют!

– В любом случае дня два придется тут побыть, – отозвался Триффан, Внезапно он потянул носом и воскликнул: – Смотрите-ка, кроты!

Он указал вперед, где среди смятой грязной травы виднелась свежая кучка земли.

– Крот одиночка и только что начал рыть, – определил Скинт. – Хотите, взгляну?

Ему действительно потребовался всего один взгляд, после чего он объявил:

– Жилье не настоящее, это всего одна видимость!

Это был старый трюк, которым пользовались, чтобы привлечь внимание путника, а потом его атаковать, Не успели Триффан со Скинтом сделать и шага в сторону, как из темноты раздался голос:

– Не двигаться!

– Кто здесь? – воскликнул Триффан, принимая оборонительную позу,

– Мы не хотим вам ничего плохого, Следуйте к мосту. Немедленно!

Голос был дружелюбный, хотя и повелительный, и кроты подчинились, не пытаясь оглянуться назад.

Мост накрыл их своей огромной тенью; у самых ног темнота струилась и дышала – это была река, Воздух был наполнен влагой, и земля совсем мокрая. Затем под своими лапами они ощутили нечто твердое – асфальт. Кроты его терпеть не могут: сквозь него не пророешься.

– Еще дальше, в самую тень! – снова раздался приказ.

Над ними пролет моста вздымался в вышину, и внезапно им стало слышно гулкое эхо собственных шагов. Триффан остановился. Впереди какое-то движение, чьи-то рыльца. Настроены кроты, похоже, не враждебно.

– Хватит. Дальше ни один из нас не сделает ни шагу, пока не объясните, что вам от нас нужно, – сказал он и собрал вокруг себя остальных на случай, если им придется обороняться.

– Хорошо, просто замечательно, – раздался голос. – Приветствуем вас с радостью!

Глаза Триффана к тому времени уже привыкли к темноте, и фигура крота показалась ему знакомой. В то же мгновение один из кротов, находившихся во мраке, сделал шаг вперед и заговорил:

– Здравствуйте, господин. Ужасно рад видеть вас в здравии! Вот – решили сделать вам сюрприз!

Вкрадчивый, льстивый голосок, самый милый голосок на свете – голос Мэйуида!

– Неужели это ты, Мэйуид? – с радостным изумлением воскликнул Триффан и тоже шагнул вперед.

– И не только Мэйуид!

– Как? Кто еще?

– Мэйуид сначала спрятался, а потом, когда начали обыскивать тоннели, кинулся наутек. Быстро, как заяц, помчался он сначала через этот противный поток, а потом – прямо к Слопсайду. Там Мэйуид остановился, чтобы подумать и заморить червячка. И тогда он сказал себе: «Триффану не суждено погибнуть, он ни за что не умрет! Он проберется вниз, найдет барсучий лаз и переправится через ручей». Мэйуид был уверен – он поступит именно так. Я угадал?

Триффан, улыбаясь, кивнул.

– Ну вот. А потом Мэйуид подумал: времени терять нельзя, надо спешить, пока Хенбейн и другие не вернулись. Тогда Мэйуид спустился в Слопсайд, потому что он вспомнил про кротов, что полюбились Триффану, и про стражника, которому господин доверял. Вспомнил, что их звали Пенниворт, Тайм и Алдер. Мэйуид их всех нашел и спас собственными силами – вот так!

Триффан чуть не подпрыгнул от радости: надо же – Мэйуиду удалось вывести и спасти других!

– Они здесь?

– Здесь. Усталые, зато свободные.

Один за другим они выходили на свет: застенчивый Пенниворт, Тайм и Рэгворт, тот самый, кто сопровождал их в гостевую нору.

Самым последним шел крот, который отдавал команды и чей силуэт показался Триффану знакомым. Это был…

– Алдер, это ты? – неуверенно произнес он.

– Точно, господин, Алдер. Я немного сомневался, идти ли, но Мэйуид уверил, что вы меня не кинете на произвол судьбы.

Триффан еще раз обвел всех медленным взглядом, и Алдер, как бы читая его мысли, сказал:

– Мой друг Маррам так и не решился идти, хотя мы его уговаривали. Но он нас не выдаст, господин.

Триффан все еще не мог поверить собственным глазам: целые и невредимые, все они собрались вокруг него и все видели в нем своего лидера.

– Счастлив, что вы пришли, – произнес он. – Мы вместе будем отстаивать правое дело. Теперь же мне бы хотелось остаться одному и немного собраться с мыслями. После этого будем решать, что делать дальше.

Он спустился к воде и долго стоял, глядя в темную глубину, благодаря Камень за то, что столь многим удалось спастись…

Тем временем Тайм подошла к Спиндлу и сказала:

– Я думала, мы с тобой больше никогда не увидимся!

– Я тоже, – отозвался Спиндл. Прямой взгляд Тайм его смущал, и удивляла происшедшая с ней перемена: она поздоровела и выглядела очень привлекательно. – Ты… ты очень переменилась, – с запинкой оказал он.

Тайм рассмеялась:

– А ты похудел еще больше, хотя, вроде бы, дальше некуда. Имя Спиндл – «щепка» – тебе очень подходит!

– Что да, то да! – со вздохом откликнулся Спиндл: разговор с особами женского пола всегда давался ему нелегко, От таких, как Тайм, у него голова шла кругом,

– В Помойной Яме да и в Хэрроудауне не особенно раскормишься.

– Мне очень хотелось тебя еще увидеть! – тихо сказала Тайм.

– Ну вот и встретились, = нервно пробормотал Спиндл, – Пойду взгляну, как там Триффан! – воскликнул он и поспешно обратился в бегство.

Триффану казалось, что он стоит у реки целую вечность. Ревущие совы пролетали над ним по мосту все реже, и глаза их все реже пронизывали темноту. Одна ревущая сова неожиданно замерла перед мостом, и глаза ее погасли, После этого еще некоторое время сверху долетали голоса двуногих; одно из них отошло в сторону и пустило струю, обозначая свою территорию,

Оно дышало тяжело, двигалось шаркающей походкой, и кроты невольно отпрянули, учуяв шедший от него омерзительный запах. Потом оно скрылось, свет вновь прорезал тьму, сова взревела и полетела дальше а ночь. Триффан обернулся и в неясном свете месяца увидел, что все собрались возле него и выжидающе на него смотрят,

– Мы теперь – вне закона, – заговорил Триффан. – У нас мало сил, но мы едины. Верю: если мы будем держаться друг друга и уповать на помощь Камня, то начатое сегодня а Хэрроудауне со временем станет известно всему миру и положит конец власти Слова, Однако борьба наша будет долгой, и множество страданий придется претерпеть нам!

Триффан остановился и пытливо оглядел собравшихся, Он ожидал увидеть сомнения и страх, но в глазах всех он прочел лишь одно – непоколебимую веру в него, Триффана.

– Теперь слушайте, – продолжал он решительно. – Я поведу вас в Данктон. Поведу тропами, которые известны одним писцам, как вел меня Босвелл. Там нам надлежит собрать как можно больше кротов, чтобы создать армию и ее силами сокрушить власть Слова. Но это лишь начало. На нас, последователей Камня, возложена задача подготовить себя и весь кротовий мир к пришествию того, кто поможет всем внять Безмолвию Камня. Он придет еще при нас; великим он будет, безмерно добрым, и мы должны быть готовы к встрече с ним.

– Как его зовут? – спросила Тайм.

– В древних книгах и аффингтонских пророчествах его называют обычно Кротом Камня, но истинное имя его скрыто от нас до поры.

– Что же он такое? – спросил Пенниворт.

– Он более велик, чем все мы, вместе взятые. Он – тот, кто познал Безмолвие и обладает великой силой даровать прощение. Он мудр, и любовь его объемлет все вокруг; он добр, и цели его благородны. Благодаря ему будет покончено с казнями. Его пришествие – благословение, ниспосланное народу кротов. И счастье наше – жить в ту эпоху, когда ему назначено появиться.

Они смотрели на него, как завороженные. Он говорил громко, горячо, и его слова будили эхо под каменными сводами моста…

Затем Триффан благословил их всех. Как и подобает писцу, он прикасался к каждому, при этом произнося его имя: «Благословляю тебя, Алдер, благословение да пребудет с тобою, Тайм…»

– Поверь мне, он – не простой крот! – шепнула брату Тайм, и тот с ней согласился.

В темноте Тайм прижалась боком к Спиндлу, и он не отстранился.

– Ты что, боишься меня? – спросила она.

– Нет, – просто отозвался тот.

Она взглянула на его слабые когти, на ввалившиеся бока, сердце ее странно сжалось, и она чуть смелее произнесла:

– Тогда скажи мне, отчего ты дрожишь?

– Не привык, чтобы до меня дотрагивались, – пытаясь скрыть смущение, с вызовом сказал он.

– Но тебе ведь не больно?

– Нет, – проговорил он, сам прижимаясь к ней. – Кажется, нет.

– Так когда отправляемся? – раздался громкий голос Скинта.

– Прямо сейчас, – отозвался Триффан.

Он повернулся, вскарабкался на берег рядом с мостом и по его просторной поверхности повел маленький отряд в дальний путь – к Данктону.

Часть III. Данктонский Лес

Глава двадцать первая

Данктонский Лес – самая восточная из Семи Древних Систем кротовьего мира и, как была во время событий, описанных в Данктонских хрониках, так и осталась вплоть до настоящих дней, – самая любимая.

При этом и сегодня она продолжает быть наиболее таинственной из семи, поскольку находится в естественной изоляции и отрезана от других систем. С трех сторон Данктон окружен большим изгибом Темзы, с четвертой границей ему служит гигантское шоссе ревущих сов, которое кроты-путешественники избегают пересекать. Пройти же под ним трудно, ибо единственный путь – это огромный, отдающий гулким эхом тоннель, по которому водят коров и которым кроты опасаются пользоваться, ощущая себя слишком на виду.

Сам древний Лес расположен на холме, что величественно возвышается над обычными для этой части страны глинистыми речными долинами. В верхней части Леса растут буки и ясени, а на склонах пониже – дубы. И река, и шоссе довольно далеко, так что кроты Данктона редко слышат ревущих сов и никогда не подходят к реке. К западу лежат Луга, где тоже обитают кроты. Они не дружат с кротами Данктона, хотя и живут на их земле.

Когда родители Триффана, Брекен и Ребекка, были молодыми, большая часть действующей системы располагалась на северном, более пологом склоне. Сам же Камень, которым славен Данктон, камень, чья священная мощь сделала Данктон одной из Семи Систем, стоял в центре площадки среди высоких буков на вершине Холма, охраняя заброшенные ходы погибшей и всеми забытой Древней Системы.

Именно на эти ходы обратил внимание молодой Брекен и вдохновился идеей возродить старую систему, а потом, уже вместе с Ребеккой, положить конец бедам и несчастьям кротов Данктона, виновных, скорее всего, в пренебрежении к Камню. Однако разве можно предугадать будущее? Данктон раздирали междоусобицы и распри. К этому времени два крота, два вожака стали злыми гениями системы. Одним был Мандрейк из Шибода, отец Ребекки, другим – Рун, про которого теперь известно, что он происходил из Верна и являлся Повелителем Звука Устрашения. Он был воплощением зла и врагом Брекена, он похотливо поглядывал на Ребекку и заполучил бы ее, если бы Брекен не отстоял свою возлюбленную. Правление Мандрейка и Руна окончилось с нашествием чумы и последовавшего за ней пожара, уничтожившего много деревьев в Лесу на нижних склонах.

К тому времени, как родился Триффан, Мандрейк, Рун и их дела стали не более как дурным воспоминанием. И оставшиеся в живых после всех злоключений согласились переселиться вслед за Брекеном и Ребеккой в Древнюю Систему. Там, предводительствуемые ими и следуя примеру их любви, они учредили порядок, основой которого стало почитание Камня, исполненное простоты и глубокой веры. Устраивались увлекательные празднества, на которых рассказывались предания. Особенно пышно отмечались Середина Лета в июне и важнейший из праздников – Самая Долгая Ночь, которая наступает в декабре и знаменует собой великий поворот от тьмы к свету.

Так что Триффан родился хоть и не в полностью восстановленной, но в некогда весьма почитаемой и многообещающей системе, чей символ – Камень – питал его целеустремленность и любовь, а собственная родословная придавала силу и мужество.

Когда под великим Камнем Данктона был найден седьмой святой Камень – Камень Покоя – и Босвелл спас его, ни у кого, естественно, не возникло сомнений, что именно Триффан, прирожденный вожак своего поколения, должен сопровождать Босвелла во время его возвращения в Аффингтон.

Таким же естественным представлялось, что целителем и вожаком системы станет сводный брат Триффана Комфри, рожденный от Ру и Брекена, но вскормленный и воспитанный Ребеккой, несмотря на то что Комфри всегда был очень застенчив и казался неуверенным в себе. Однако недостаток силы во внешнем облике возмещался внутренним спокойствием Комфри, а также любовью и доверием, которое испытывали к нему другие; именно он убедил Ребекку покинуть Данктон и отправиться искать своего возлюбленного, Брекена, как раз в тот момент, когда Брекен больше всего нуждался в ней; именно Комфри правил кротами в ее отсутствие и поддерживал в них надежду в течение долгих лет после того, как Ребекка вместе с Брекеном окончательно удалились в Безмолвие Камня. Очень уважаем и всеми любим был внешне робкий Комфри.

Когда его сводный младший брат Триффан уходил с Босвеллом, последние прощальные слова Комфри тихо прошептал, заикаясь (он страдал этим недостатком от рождения): «П-п-пусть вернутся они домой невредимыми» – и, что случалось с ним крайне редко, засмеялся, так как верил, что Камень будет охранять их на опасном пути. И наступит день, когда брат, которого Комфри любил больше всех на свете, наконец вернется.

❦

Пришел ноябрь, и с Лугов подул пронизывающе-холодный ветер, который Комфри любил; этот ветер срывал с деревьев последние листья, почему-то застрявшие на них, и напоминал кротам, что если они еще не привели в порядок свои зимние норы, то следует поторопиться, так как дожди и холода, а возможно, и снег, придут раньше, чем закончится кротовий год, и что время, когда нужно исчезнуть и залечь в спячку, уже наступает на пятки.

– Тум, ти, т-т-тум, – мурлыкал тихонько Комфри; он сновал туда-сюда по своей норе, вырытой недалеко от Камня, морщил рыльце, оглядывался по сторонам и с удовольствием занимался любимым делом: разбрасывал кучки сухих трав и зерен и сгребал их по-новому, в еще более аппетитно пахнущие сочетания.

Вдруг наверху затопал какой-то крот и, спускаясь по одному из ходов, ведущих в нору, позвал:

– Комфри, ты здесь?

Конечно же, он был здесь; он всегда оказывался на месте, когда в нем нуждались: ведь главное в искусстве целителя, которому его обучили Роза, а потом и Ребекка, – быть там, где в тебе нуждаются. Иногда кроты приходили к Комфри просто так, потому что им нравились его удобные ходы и царившая в его норе атмосфера милого беспорядка.

– С-с-спускайся! – откликнулся Комфри, продолжая свои занятия и бормоча про себя: – Ну, где… К-к-куда, эти бедняжки… нет, не сюда. Туда, угу. Ох нет, не туда. Знаю или думаю, что знаю…

Как охотно смеялись кроты Данктона над рассеянностью Комфри, не понимая, что это был его способ заставить их почувствовать себя непринужденно, сделать так, чтобы они нашли утешение в самом факте своего существования. Потому что Комфри твердо знал: врачуют не травы, а то, как протягивается лапа, держащая их, и как откликается сердце, которое их получает.

– Холодный ветер, Комфри, – проговорила посетительница.

– Правда х-х-холодный, Монди? – Он был рад ее приходу, потому что любил ее больше всех кротов Данктона и понимал, что ей не нужны ни совет, ни лекарство, вообще ничего.

– По-моему, холодный, – повторила Монди.

– О! – произнес Комфри, сильно удивившись. Он не ощутил холода, когда совсем недавно поднимался на поверхность. Почувствовал только, что ветер ерошил его потертый мех, гнул дерет и тряс сучьями над его, Комфри, головой.

– Эти осенние юнцы кроты трудятся хорошо, – сказала Монди.

Нора ее находилась в Истсайде, и она часто приходила поболтать с Комфри и сообщить ему новости, Ни у Комфри, ни у Монди не было пары, и, похоже, теперь уже не появлялось желания заводить таковую, хотя когда-то у Монди были и муж, и дети; сейчас обоим было достаточно того, что они друзья, которые помнят старые времена и радуются возможности поболтать. Мех у них потускнел, рыльца покрылись морщинами, и они смеялись над воспоминаниями, о которых другие либо забыли, либо были еще слишком молоды, чтобы разделить их,

– М-м-молодцы, говоришь? Я очень рад, правда, Системе нужна молодежь,

– Не только молодежь, Комфри, – ей нужна жизнь, – задумчиво проговорила Монди,

– Т-т-требуется время, чтобы прийти в себя после чумы. Поколение или д-д-два, К тому же Древняя Система не так богата червями, как нижние склоны холма,

– Выть может, когда-нибудь… – начала Монди и высказала мнение, которое часто высказывала: что было бы неплохо, если бы кто-нибудь отправился вниз и об-следовал нижние склоны.

– К-к-камень скажет нам. Не торопись.

Кротиха пожала плечами.

– Тебе лучше знать, Комфри, Все кроты понимают это.

– Лучше всех знает К-камень, не я, – мягко возразил Комфри, повторив то, что часто говорил прежде, – Я только прислушиваюсь к его Безмолвию и говорю то, что из него вытекает. Любой крот может это делать.

– Но не так хорошо, как ты! – заявила Монди, – Тебя учили Брекен и Ребекка!

– Да, – согласился Комфри, – Верно.

Монди заметила, как в глазах его мелькнула тоска и пробежало облачко легкой грусти, Кротиха знала, что она одна из немногих в Данктоне, кому разрешалось видеть такое.

– Ты скучаешь по ним? – спросила она, подходя ближе, чтобы Комфри мог ощутить нежность, которую она испытывала к нему. Вожак и целитель часто одинок и нуждается в любви так же, как любой другой крот.

– В-в-временами, – ответил Комфри. – По Ребекке я скучаю весной, когда распускаются анемоны. Она так любила их и танцевала среди них, даже когда стала старой. А по Брекену я скучаю в минуты, когда должен проявить сильную волю, потому что у него была сильная воля. Н-н-но…

– Что, Комфри? – В голосе Монди было столько любви, что он прозвучал почти как голос Ребекки.

– Ну, я скучаю… я скучаю по Т-т-триффану. Он мой сводный брат, я любил его. Он был сильнее меня. Ты помнишь его?

– Мы все, кто жил в те времена, когда он и Босвелл ушли в Аффингтон, помним его. Никогда не видела крота красивее.

– Т-ты правда так считаешь? – спросил Комфри.

– Конечно! И он любил тебя так же, как любил Брекена.

– Откуда ты знаешь?

– Я же видела.

– О? – произнес Комфри. – Я очень скучаю по нему осенью, потому что он ушел именно осенью. И я иду наверх к Камню и молюсь за него. Сказать по правде, я и сегодня там был.

– И что Камень сказал тебе?

Комфри долго молчал, опустив рыльце, теребя когтями стебли сухого чабреца, лежавшие у стенки норы. Монди смотрела на него очень озабоченно, потому что, хоть ей и доводилось видеть Комфри в подобные минуты, редко он выглядел таким печальным. И она не очень этому удивилась: ведь что-то потянуло ее к его норе, что-то сказало ей, что она нужна здесь.

– Он сказал тебе что-нибудь? – настойчиво повторила свой вопрос Монди.

– Да, с-с-сказал, – проговорил наконец Комфри, – и не в первый раз! В Ночь Середины Лета я поднялся к Камню после того, как все кроты разошлись по норам. Триффану нужна была моя помощь, и я помог ему.

Комфри произнес это так, будто это было самым естественным делом, и Монди ничуть не усомнилась, что все – правда. Она верила в силу Камня и очень хорошо понимала, как скучает Комфри по своему брату и как часто думает о нем.

– А что произошло сегодня? – спросила кротиха.

– Когда я молился за Триффана, я словно бы воочию увидел брошенные ходы, и это были ходы Данктона. И я увидел кровь. Увидел несчастье. Безмолвие Камня нарушилось, кругом были шум и боль. Что-то произойдет здесь. Я н-н-не знаю что.

– Ты узнал что-нибудь о Триффане?

– Н-н-неопределенно. Неясно. – Комфри опять замолчал.

– Может, мне помолиться Камню за тебя? – спросила Монди, потому что иногда она и раньше так делала и знала, что Комфри радовался этому.

– Знаешь, сегодня я убежал, потому что мне было страшно! Я оказался не на высоте, понимаешь, да? Но теперь, когда ты здесь, я чувствую себя лучше, и мы можем вернуться к К-к-камню и помолиться ему, – сказал Комфри.

На поверхности все еще гулял сильный ветер; он раздувал мех на шубках кротов и играл с листьями, которые были все еще сырыми после прошедшего прошлой ночью дождя, разгоняя их во все стороны, забивая под торчавшие из земли корни деревьев и снова выдувая оттуда.

Кроты поднялись по склону от самого близкого к вершине Холма входа в нору Комфри к площадке, на которой стоял Камень, и почтительно приблизились к нему. Громада Камня возвышалась над ними, неподвижная на фоне качающихся ветвей буков, кора которых блестела серебром в тусклом ноябрьском свете.

Во времена Брекена и Ребекки здесь стоял еще один бук, у самого Камня, так что он даже наклонился в одну сторону; но однажды, в такой же ветреный день, дерево рухнуло, его корни поднялись из земли и болтались в воздухе вокруг Камня. А сам Камень, вместо того чтобы упасть, покачался и встал, на сей раз совершенно прямо. Двуногие, которые обычно редко тревожили покой Данктона, пришли и унесли упавшее дерево, а потом выровняли землю вокруг Камки, а его оставили стоять, так что теперь меловая почва стала плоской площадкой, на которой скопились осыпавшиеся за два года листья с буков, а среди них гордо высился Камень.