355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Том Вулф » Я - Шарлотта Симмонс » Текст книги (страница 26)
Я - Шарлотта Симмонс
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 01:12

Текст книги "Я - Шарлотта Симмонс"


Автор книги: Том Вулф



сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 78 страниц)

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Звезда, на сцену!

На следующий день в одиннадцатом часу утра Шарлотта все еще лежала в постели, вытянувшись на спине, то открывая, то закрывая глаза. Ее сознание словно играло, последовательно чередуя утренний сон и пробуждение, причем игра шла помимо воли самой Шарлотты. Глаза открыты – и она видит мелькание ярких полос света и тени на освещенном солнцем подоконнике… Глаза закрыты – и Шарлотта слышит дыхание спящей Беверли, которая время от времени то вздыхает, то стонет во сне… Глаза открыты… закрыты… надо же было так вляпаться вчера. Надо же было выставить себя такой идиоткой. В этом состоянии между сном и явью, между миром иллюзий и суровой реальностью, Шарлотта чувствовала себя особенно слабой, беззащитной и уязвимой… Близость к миру сновидений нисколько не притупляла чувства. События вчерашнего вечера невольно повторялись и повторялись в памяти… Как она могла позволить этому парню настолько нагло и бесцеремонно прикасаться… да что там прикасаться – обнимать ее весь вечер! Прямо у всех на глазах! Прямо на глазах у Беттины и Мими! Накануне она сбежала из клуба, даже не попытавшись их разыскать… Домой, в Малый двор, Шарлотта дошла одна уже в темноте, среди пугающих теней и ночных шорохов, на что потребовалась вся ее храбрость. Как она теперь сможет посмотреть в глаза подругам? И как только она позволила убедить себя в том, что этот наглый, циничный хищник Хойт – на самом деле дружелюбный и гостеприимный хозяин дома, которому вдруг ни с того ни с сего приспичило защитить потерянную в этом содоме бедняжку, дать ей понять, что она не случайный и не последний человек на этом празднике?.. Да уж, тот еще праздник… Обычная студенческая пьянка, куда она действительно попала по ошибке и собственному недомыслию, а вот Хойт там чувствовал себя полностью в своей тарелке… Да, действительно, там ему самое место – этому… этому… ублюдку. Да, это самое подходящее для него название, хотя дома Шарлотта даже никогда не слышала, чтобы это слово громко произносили вслух, а уж тем более никогда не употребляла его сама… И все же этому ублюдку удалось обманом и хитростью заставить ее выпить спиртного… и ходить по всему клубу в обнимку с ней, держащей этот чертов стакан с вином… у всех на виду… Если б мама ее увидела, она бы просто умерла на месте от разрыва сердца! Ничего себе – отправила дочку получать образование, и вот месяца не прошло, как та уже шляется по каким-то клубным пьянкам, сама пьет вино и позволяет себя лапать, причем прямо на людях, какому-то смазливому, скользкому и наглому ублюдку… которому и нужно-то от нее было только одно натащить в спальню и…

Ну ладно, как бы там ни было, но пролежать вот так с закрытыми глазами всю оставшуюся жизнь все равно не получится… Однако сейчас Шарлотта больше всего на свете боялась разбудить Беверли… Та едва ли не каждое утро, включая выходные, устраивала настоящие спектакли. Стоило Шарлотте вылезти из постели и начать одеваться, как соседка якобы во сне издавала тяжелый вздох, давая понять «ранней пташке», что ее деревенская привычка вставать ни свет ни заря выбивает наследницу благородного семейства из колеи на целый день. Все это повторялось с завидной регулярностью, как бы Шарлотта ни старалась вести себя тихо, как бы ни стремилась она свести к минимуму все звуки, сопровождающие утренние сборы любого нормального человека Даже в полусне Беверли не упускала возможности дать понять соседке, что та по сравнению с ней просто неотесанная деревенщина. Когда же Беверли в свою очередь с гораздо большим шумом вваливалась в комнату посреди ночи, Шарлотта продолжала лежать с закрытыми глазами, несмотря на то что ее так и подмывало устроить соседке такой же спектакль со вздохами и завываниями. Стремление сохранить хотя бы видимость мирных отношений в комнате брало верх над желанием что-то сказать Беверли, поддеть ее, может быть, даже попытаться отомстить за все лишения и унижения со стороны своей утонченной (скорее в прямом, чем в переносном смысле) соседки. В общем Шарлотта не могла не признать, что Беверли удалось добиться молчаливого признания собственного превосходства и главенства своих интересов. Впрочем, сделать это ей было нетрудно. Ведь она была богатой девочкой из привилегированной школы. Как же можно было допустить столь непростительную глупость и лишить ее высочество хотя бы нескольких секунд безмятежного сна в очередное субботнее утро?

Не скрипнув кроватью, не зашуршав постельным бельем, не вздохнув и не охнув, Шарлотта выбралась из-под одеяла, опасливо посматривая на изволившую почивать принцессу. Все так же беззвучно она всунула ноги в тапочки, медленно, дюйм за дюймом, натянула халат, взяла свое полотенце, мыло и другие туалетные принадлежности и на цыпочках, почти по воздуху, направилась к двери. Вдруг – о, ужас! – мыло по непростительному недосмотру выскользнуло у нее из рук и даже не упало, а форменным образом рухнуло на пол. Звук этого обвала учитывая принятое в комнате поведение, смело можно было сравнить со взрывом бомбы. Парализованная страхом Шарлотта втянув голову в плечи, уставилась на Беверли, как на спящего льва, которого нечаянно разбудила. Но – нет! Чудо из чудес! Потревоженный лев, оказывается, вовсе не был потревожен. Он продолжал мирно дремать, не выказывая никаких признаков неудовольствия. В общем, Беверли не стала ни стонать, ни вздыхать, ни ворочаться в кровати. Шарлотта все так же осторожно нагнулась, подняла мыло и по-прежнему на цыпочках вышла в коридор. Дверь за собой она закрыла уже отработанным движением – тщательно добиваясь, чтобы та беззвучно коснулась косяка, а ручка ни малейшим щелчком не напомнила о своем существовании.

Слава Богу, в это время в умывальной комнате было не так много народу. Очень бледная девушка, у которой к тому же почему-то напрочь отсутствовала талия, вышла – голая! – из душевой кабины; наготу ее слегка прикрывало лишь облако пара, вырвавшееся вслед за ней из-за пластиковой занавески… Само собой, в одной из туалетных кабинок преувеличенно громко кряхтел и издавал прочие звуки кто-то из парней… Господи, как же все они отвратительны… Шарлотта посмотрела на себя в зеркало. Интересно, как отразился на ее лице вчерашний вечер? Ну что ж, если не считать легкой бледности, даже слегка с пепельным оттенком, то все не так уж и страшно. Что же касается исчезнувшего румянца, словно бы выщелоченного отбеливателем, то тут уж ничего не поделать. Шарлотта знала за собой это свойство: она всегда бледнела, когда чего-то стыдилась или чувствовала себя виноватой… Девушка торопливо умылась, почистила зубы, вернулась к двери своей комнаты и как можно более бесшумно, с осторожностью, достойной суперагента, открыла ее…

Яркий солнечный свет заливал комнату! От теней не осталось и следа. Беверли, оказывается, уже успела встать, полностью поднять жалюзи и распахнуть портьеры. Теперь она стояла у окна со своей стороны комнаты и, чуть подавшись вперед, выглядывала в окно. На ней были только штанишки и короткая футболка, в которых она спала. Взглянув на соседку «с тыла», Шарлотта не могла не отметить карикатурную костлявость ее фигуры. Тазовые кости выпирали в стороны, туго обтянутые кожей. В таком ракурсе Беверли больше всего напоминала бледный – в прямом и переносном смысле – призрак тех умирающих от голода эфиопов, которых показывают по телевизору, специально фокусируя камеру на мухах, кружащих над их то ли еще живыми, то ли уже мертвыми глазами. Беверли потянулась и обернулась к Шарлотте. Без косметики ее лицо выглядело не так, как обычно. Особенно Шарлотту поразили глаза: ненормально огромные и выпуклые, словно у глубоководной рыбы или пациентки с тяжелой, запущенной формой анорексии. И вот этот уродливый дистрофик делает шаг навстречу Шарлотте и улыбается ей кривой и широкой – во весь рот, от уха до уха, улыбкой. Наученная горьким опытом, Шарлотта восприняла такую форму поведения как новую, изощренную форму упрека за то, что она побеспокоила ее высочество субботним утром «в такую рань».

– Ну! – начала разговор Беверли. Как же глубоко, оказывается, можно спрятать иронию и сарказм в таком коротеньком слове. Сразу и не заподозришь. Беверли выдержала паузу и окинула Шарлотту взглядом с ног до головы, продолжая по-прежнему криво улыбаться: один уголок губ был гораздо выше другого. – Хорошо вчера повеселилась?

Шарлотта ошеломленно вздрогнула от такого наезда. Однако у нее хватило духу собраться с мыслями, выдержать секундную паузу и немного робко, но без дрожи в голосе сказать:

– Да вроде бы… вроде бы неплохо.

Оказывается, она вчера веселилась!

– У тебя, по-моему, новый знакомый появился?

Шарлотта почувствовала то, что, должно быть, ощущает боксер в нокдауне. Сердце несколько секунд билось с сумасшедшей быстротой, прежде чем вернуться к более или менее нормальному – хотя все равно учащенному – ритму, а в голове бешено вертелась карусель мыслей. «Все уже всё знают! Еще только пол-одиннадцатого утра, а все уже в курсе!» Старательно пытаясь изобразить равнодушие, она слегка дрожащим голосом переспросила:

– Ты это о ком?

– О Хойте Торпе, – сказала Беверли.

Она улыбалась многозначительно, словно говоря: «Уж мне-то известно гораздо больше, чем ты думаешь». Шарлотта почувствовала, как щеки у нее вспыхнули. Она так и застыла молча в шаге от двери. Теперь ее занимал, пожалуй, всего один вопрос: выглядит ли она напуганной, виноватой, или же ей удается скрывать все это под маской усталости от вчерашнего бурного вечера?

– Ну так что? Не тяни, выкладывай! – не унималась Беверли. – Как он тебе? Ты считаешь, Хойт – горячий парень?

Шарлотта почувствовала нестерпимое желание поскорее и как можно более определенно дистанцироваться от всего, что связано с Хойтом и имеет какое бы то ни было отношение ко вчерашней пьянке в Сейнт-Рее.

– Я не знаю и знать не хочу, какой он парень, – заявила она, – кроме того, что Хойт был пьяный и… и… и грубый. – Шарлотту так и подмывало назвать Хойта «лживым мерзавцем», но в ее план, который она составила буквально на ходу, не входило предоставление Беверли слишком откровенной информации. Она ведь тотчас же найдет способ прицепиться и дать тебе понять, какая ты деревенская дура. – А откуда ты вообще знаешь, что мы с ним познакомились?

– Я вас видела. Я ведь там тоже была.

– Ты? Тоже была в Сейнт-Рее, на этой вечеринке? То-то мне показалось, ты мелькнула где-то там… – С языка Шарлотты чуть не сорвалось «в очереди за выпивкой», но она предпочла не заострять внимание на этой подробности. – Но через секунду тебя уже и след простыл.

– Вот смех! И я тоже – увидела тебя, хотела поздороваться, но потом посмотрела, подумала – ты с этим парнем… слишком занята.

– Уж во всяком случае, с ним я не была слишком занята, – произнесла Шарлотта с таким напускным безразличием, что ей самой стало понятно, насколько фальшиво звучат ее слова.

– Да неужели?

– Точно тебе говорю, – не слишком убедительно заверила соседку Шарлотта.

– А может, хотя бы чуть-чуть?

– А откуда ты знаешь, как его зовут? – перешла в контратаку Шарлотта. – Я ведь даже не знала его фамилии, пока ты мне ее не назвала, а сейчас и вспомнить не могу – сразу вылетело из головы. Как ты говоришь – Хойт?..

– Торп. Ты что, в самом деле не знаешь, кто он такой?

– Понятия не имею.

– И тебе никто не рассказывал эту историю, ну, как весной, еще до нашего поступления, он в университетской Роще наткнулся на какую-то девчонку с младшего курса, которая отсасывала за обе щеки у этого губернатора… Калифорнии, что ли? Как его там зовут? Неужели ты ничего об этом не знала?

– Нет.

Беверли быстро, но со всеми необходимыми подробностями пересказала соседке свой вариант ходившей по кампусу байки о том, что случилось в Роще пять месяцев назад. В ее версии Хойт до полусмерти отделал голыми руками двух вооруженных до зубов губернаторских телохранителей.

Всю эту историю Шарлотта прослушала вполуха. Гораздо больше ее поразило то, как запросто Беверли рассказывает, что происходило между губернатором и этой теперь уже второкурсницей. «Отсасывала за обе щеки» – от одной этой фразы Шарлотту чуть не вывернуло наизнанку. Господи, какой ужас; а ее соседка может это пересказывать как ни в чем не бывало. В общем, Шарлотта перестала воспринимать слова Беверли и очнулась лишь тогда, когда та вновь обратилась к ней с вопросом:

– Ну, и когда ты собираешься с ним снова встретиться?

– Никогда.

– Брось, Шарлотта, ни за что не поверю. Вчера, по крайней мере, мне не показалось, что ты только и думаешь, как от него избавиться. Так что держи меня в курсе.

Тут Шарлотта снова отключилась и перестала слушать. Ее просто потряс тот факт, что Беверли назвала ее по имени – второй раз за все время их знакомства и совместного проживания в комнате.

В то утро Шарлотте меньше всего хотелось появляться на самых оживленных перекрестках кампуса, но, к сожалению, в Абботсфорд-Холле (сокращенно – Аббатстве) – расположенной в большом и мрачном готическом здании столовой, где принимали в счет оплаты талоны на бесплатное питание, входившие в предоставленную Шарлотте стипендию, завтрак подавали только до девяти утра. Таким образом, выбора у нее не осталось: пришлось идти к «Мистеру Рейону». Когда она переступила порог, кафетерий уже напоминал растревоженный, гудящий улей – столько здесь было народу. Как обычно, Шарлотта не собиралась напрасно тратить время в очереди и за столиком. Она принесла с собой распечатку вводной лекции по курсу психосоциологии под весьма основательным и веским названием: «Декарт, Дарвин и проблемы мозга и сознания». Такую «развлекательную» литературу она обычно и штудировала за завтраком. В это субботнее утро ко всем шести стойкам уже выстроились длинные очереди. Студенты болтали и махали руками, приветствуя знакомых и друзей, стоявших в других очередях. Все как один были одеты в едином стиле: в изящно выношенные, доведенные почти до совершенства искусственным старением вещи. Это всегда удивляло Шарлотту: ну зачем эти в основном вполне обеспеченные парни и девчонки облачаются в то, что они словно когда-то уже давным-давно износили в детстве (если только это не шерсть или шелк)? Зачем надевать на завтрак в кафе подделку под спортивную, а уж тем более военную форму: к чему все эти бейсболки задом наперед, трикотажные кенгурушки с капюшонами, бесформенные спортивные штаны со штрипками и лампасами, теннисные шорты, судейские жилеты, а уж тем более кожаные летные куртки, оливково-зеленые гимнастерки и камуфляжные брюки?.. От всей этой дребедени и военизированно-извращенной ярмарки тщеславия у Шарлотты кружилась голова. Особенно смешно и жалко все эти лжеоборванцы, партизаны и сбитые летчики смотрелись в сверкающем хромом и белым пластиком хайтековском интерьере кафетерия, в сиянии бесчисленных разноцветных светильников. Шарлотте очень быстро наскучило созерцать хорошо знакомую картину, и она спокойно стояла себе в очереди, почти не поднимая глаз. Все, что ей было нужно, – это получить положенное количество еды, которая позволит заглушить на несколько часов чувство голода, и, само собой, тихое местечко где-нибудь у стены, чтобы прожевать свою порцию и превратить ее в необходимое организму количество белков, витаминов, минералов и прочих полезных веществ.

Наконец Шарлотта получила поднос со своим завтраком и, по-прежнему не поднимая головы, стала пробираться через зал в поисках подходящего столика. Порой она сама удивлялась, как ей удается сориентироваться в огромном помещении, почти не отрывая глаз от пола и подноса. На этом самом подносе лежали четыре куска какого-то диетического, не то с отрубями, не то еще черт знает с чем хлеба (девушки на раздаче и за кассой, озадаченно почесав в затылке, оценили их в сорок центов), завернутый в фольгу маленький кусочек сливочного масла и столь же миниатюрная вакуумная упаковка джема (то и другое – бесплатно), а также стоял стакан апельсинового сока стоимостью в 50 центов (дешевле любой минеральной воды, которая продавалась в бутылках по 75 центов). Наконец Шарлотта нашла подходящий столик у стены. Возле него стояли всего два стула Она постаралась разместить поднос с едой, а также Декарта с Дарвином и их мозговыми проблемами так, чтобы занять как можно больше места и отбить у любого проходящего мимо всякое желание сесть на второй стул. Невероятно полезный для здоровья и фигуры диетический хлеб, по всей видимости, был испечен не с добавлением отрубей, а только из них одних, возможно, с примесью мякины. Шарлотте стоило невероятных трудов прожевать эту массу, напоминающую подмокший сухарь. С не меньшими трудностями она вгрызалась и в проблемы сознания и мозга этих чертовых Декарта и Дарвина. Она словно пережевывала введение в курс – буквально слово за словом: «При условии акцептации доктрины, основное положение которой заключается в том, что изменения в культурном стереотипе поведения отражают лишь то, что организм находится в постоянном взаимодействии с окружающей средой в ходе константно протекающего процесса естественного отбора, мы оказываемся вынуждены поставить вопрос о том, является ли то, что мы склонны называть „разумом“, в какой бы то ни было мере автономным феноменом, аргументируя это тем, что названный „разум“ способен посредством организации и упорядочения инстинктивных позывов, именуемых традиционной наукой „волей“, производить вышеупомянутые изменения культурного стереотипа абсолютно независимо от окончательно доказавшей свою несостоятельность теории, связанной с феноменом так называемого „deus ex machina“…»[12]12
  Букв.: Бог из машины (лат.). О внезапном появлении случайного лица, благоприятно влияющем на исход события.


[Закрыть]
Обычно Шарлотта вполне успешно продиралась через подобный частокол терминов и доходила до сводившихся к буквально нескольким строчкам осмысленного текста основным постулатам очередного авторского курса, но сегодня необходимость расшифровки риторических и ритуальных заклинаний отравила ей и без того не слишком радостный завтрак. «Разум»… «мозг»… «воля»… бесконечные кавычки, латинские выражения и бесконечные запятые – сегодня у Шарлотты на все это началась своего рода аллергия: все тело невыносимо чесалось. Кроме того, автор курса, вероятно, для большей солидности, раздал слушателям свое введение в виде переплетенной брошюры, и теперь, по милости этого самовлюбленного профессора, Шарлотте приходилось придерживать раскрытую страницу, а все манипуляции, связанные с намазыванием масла и джема на полезный для здоровья хлеб, проделывать одной рукой. В итоге она все же сдалась, захлопнула брошюру и, доделав бутерброд, совершила непростительную ошибку – обвела быстрым взглядом зал кафетерия…

«О Господи! Вот этого только не хватало». Буквально в десяти метрах от Шарлотты между столиками пробирались Беттина и Мими, подыскивая себе подходящее место для завтрака. Вообще подобные поиски были здесь, в кафетерии «Мистер Рейон», чем-то вроде всепоглощающего ритуального действа. Можно было подумать, что от правильно или неправильно выбранного столика зависит если не судьба половины студентов, то уж, по крайней мере, удачная сдача ближайшей дюжины экзаменов и зачетов. Заметив девушек, Шарлотта уткнулась было снова в декартовские мозговые проблемы, но оказалось, что уже поздно. Буквально на мгновение ее взгляд встретился с глазами Беттины. Сделать вид, что она этого не заметила, было невозможно. Оставалась, впрочем надежда… но какое там! Перекрывая гул голосов, Беттина самым радостным и сердечным тоном почти пропела:

– Шарлотта!

Шарлотте пришлось срочно изобразить бледное подобие улыбки и приветливо помахать рукой. При этом другой рукой она выразительно придерживала раскрытую книгу, всем своим видом давая понять: «Разумеется, я очень рада вас видеть, но, видите ли, я ужасно занята чтением этого увлекательного произведения, так что лучше топайте дальше, куда шли, а?»

Если Беттина и Мими и поняли скрытый смысл зашифрованного послания Шарлотты, то сделать вид, будто они абсолютно не въезжают, насколько она занята, у них получилось вполне убедительно. Мгновенно сменив направление, подружки направились прямиком к ней. Физиономии их расплылись в широких улыбках. Шарлотта призвала на помощь все свои душевные силы и постаралась преисполниться таким же энтузиазмом, наблюдая, как Беттина удобно устраивается за ее столиком, а Мими уже тащит себе третий стул. Мысленно Шарлотта не переставала все это время пилить себя за… ну, в общем, за весь вчерашний вечер.

– Ну и куда это ты вчера слиняла? – поинтересовалась Беттина. – Мы там тебя просто обыскались. Собрались домой – а тебя и след простыл.

Беттина и Мими с любопытством подались вперед и почти повисли над столом.

– Да я домой пошла, – как можно более спокойным тоном ответила Шарлотта. – Хотела тоже вас поискать, но вы же сами видели, что там за толпа была. В общем, подумала-подумала да и решила, что сама дойду, хотя, честно говоря, страшновато было одной на дорожке в темноте.

– А я-то решила, что ты вообще возвращаться не собираешься, – заметила Мими с ободряющей улыбкой, явно стараясь перевести разговор на интересовавшую ее тему.

– Ну да, – подхватила Беттина. – В общем, выкладывай: что это был за парень? На вид действительно горячий. Как ты умудрилась подцепить такого красавчика?

Ее улыбка и сверкающие глаза ясно говорили, что она, как и подруга, жаждет узнать все подробности вчерашнего вечера.

– Какой еще парень? – сопротивляясь с упорством обреченной, переспросила Шарлотта.

– Ой, ну да ладно! – протянула Мими. – Какой парень! У тебя их что, десяток был? Могла бы тогда и с нами поделиться.

Но, к удивлению Шарлотты, она не услышала в голосе подружки раздраженных интонаций вчерашнего вечера – пока они собирались на эту злосчастную вечеринку. Наоборот, Мими явно смотрела на нее с одобрением, интересом и с нескрываемой надеждой услышать захватывающий, щекочущий нервы и чувства, «просто потрясный» рассказ, который должен был непременно поразить ее воображение.

– Вы, наверно, имеете в виду…

– Вот именно – именно его. Мы говорим как раз о том парне, который обхаживал некую Шарлотту Симмонс в клубе братства Сейнт-Рей. Усекла? Давай колись: кто он такой?

Расширенные глаза, жадные улыбки.

Шарлотта вдруг почувствовала непреодолимое желание поведать подружкам всю правду, убедить их, что все то, что они вчера видели – гуляние по клубу со стаканчиком вина в руке, полуобъятия и шептание на ушко, – ровным счетом ничего не значит. Срочно, срочно надо рассказать им все, чтобы они ничего такого не подумали.

– Его зовут Хойт. По крайней мере, все его так называют. Сам он мне, кстати, так и не представился. Он, естественно, состоит в этом клубе. Ну вот и все, что я про него знаю. И еще – ему абсолютно нельзя доверять.

– В каком смысле? – удивилась Беттина. – Что он такого сделал?

В ее глазах читалась страстная мольба: «Ну, давай, давай, выкладывай подробности».

– Да ничего особенного. Просто сначала этот тип строил из себя гостеприимного хозяина, этакого покровителя первокурсников. Предложил показать мне здание клуба и общежитие. Даже повел меня в эту дурацкую потайную комнату и был так горд, что он туда допущен. И все время прикасался ко мне. А на самом деле этому Хойту было нужно только одно – затащить меня в какую-нибудь спальню, чтобы мы там оказались наедине. Это было так… так… В общем, он очень грубый и циничный.

– Подожди минуточку, – прервала подругу Мими, которую не устроил такой схематичный пересказ. – А как ты вообще с ним познакомилась?

– Да я просто там стояла, а он подошел ко мне сзади, положил руку на плечо и сказал… Господи, как же пошло это прозвучало… Я вам этого даже повторять не хочу. Не могу поверить, что я на это купилась.

– Ну, и что же такого он сказал? – Мими и Беттина практически хором обрушили на Шарлотту этот вопрос.

– Да ну вас. Это было ужасно глупо и при этом пошло, – заявила Шарлотта, все еще пытаясь уйти от ответа. Тем не менее удовольствие от того, что она впервые за все время пребывания в Дьюпонте оказалась в центре внимания пусть даже маленькой компании, перевесило как чувство стыда, так и благоразумие. – Он сказал: «Наверно, ты уже устала от того, что все тебе говорят, как ты похожа на Бритни Спирс?» Жуткая пошлятина!

– И что, после этого он сразу начал тебя лапать? – спросила Мими.

– Вроде того.

– Ну, я имею в виду – не сразу лапать за всякие места, а…

– Да я же и говорю: он сразу обнял меня за плечи, но по-настоящему лапать себя я бы ему ни за что не позволила!

– А потом он небось спросил тебя, не хочешь ли ты потанцевать, и вы пошли на танцпол и стали вертеться и тереться, да? – Мими откинулась на стуле и выразительно покрутила бедрами.

– Ну да, он сразу меня пригласил… а ты откуда знаешь?

Мими пожала плечами, наклонила голову и закатила глаза, демонстративно изображая невинность и неосведомленность.

– Да так, догадалась. И еще догадалась, что он предложил: «Слушай, почему бы нам не уйти отсюда?»

– Танцевать я с ним не пошла, – сказала Шарлотта. – Видела я, как они там танцуют. Это так вульгарно. Я так танцевать ни за что не буду.

– И как он отреагировал? – продолжала допытываться Мими.

– Сначала все тянул меня танцевать – просил, умолял, упрашивал, а потом так разозлился… Но, правда, довольно быстро сдался и потащил меня в эту идиотскую секретную комнату – ну, ту, которая у них в подвале.

Впервые почувствовав себя чуть ли не настоящей звездой, к личной жизни которой окружающие проявляют такой интерес, Шарлотта в подробностях рассказала, как они подошли к потайной дверце, спрятанной за одной из деревянных панелей в коридоре, как Хойт провел ее мимо здоровенного бугая-охранника (чтобы продемонстрировать его габариты и пропорции, девушке даже пришлось прибегнуть к пантомиме: она развела локти, словно не могла прижать их к бокам из-за перекачанных мышц плечевого пояса, и посмотрела на подруг исподлобья суровым и подозрительным взглядом), и что она видела в «дурацкой потайной комнате»… По ее словам, это был «просто детский сад»… однако Шарлотта умолчала, что выданный ей самой большой пластиковый стаканчик вина она опустошила лично, без помощи собравшихся в потайной комнате малолетних алкоголиков. Зато вполне честно, ничего не утаивая и не приукрашивая, девушка рассказала подругам, чем закончилась ее экскурсия с новым знакомым по зданию Сейнт-Рей. Она поведала, как они поднялись сначала на второй, а затем на третий этаж, как ее спутник заглядывал в разные комнаты и чтб она успевала там заметить, а кульминацией рассказа стала сцена, в которой фигурировали фразы: «Эта комната наша!» и «Дай мне знать, когда вы тут закончите». Естественно, после таких грязных намеков она, как приличная девушка, лишила этих жлобов своего общества. Беттина и Мими ловили каждое ее слово. Они многозначительно переглянулись, и Мими спросила:

– А ты уверена, что действительно ушла?

Шарлотта, не совсем понимая смысл вопроса, несколько секунд смотрела на подругу. Когда до нее наконец дошло, она вспыхнула.

– Конечно, уверена!

– Да ладно, не кипятись, я же просто спрашиваю. Ты, кстати, слышала, что эти ребята со старших курсов, особенно те, кто числится в престижных студенческих братствах, любят хвастаться, насколько быстро им удается трахнуть девчонку, с которой только что познакомились? Они даже время засекают! Честно, по часам замеряют, сколько времени им потребовалось для этого!

Мими и предположить не могла, как сильно возненавидела ее подруга за эти слова. Сама того не зная, она убила надежду Шарлотты на то, что этот парень, Хойт, на самом деле все же заинтересовался ею, что она чем-то привлекла его внимание, что, в конце концов, он видел в ней еще и человека, а не только объект, с которым можно… переспать (ужас, что за слова) или, по выражению Мими, который можно трахнуть.

В следующую минуту в памяти Шарлотты всплыл образ пьяного толстяка по прозвищу Бу, который, наткнувшись на них с Хойтом, многозначительно сказал: «У тебя семь минут, Хойто, и время уже пошло». Ну что ж, оставалось признать, что она, увы, догадалась обо всем последней.

– Они любят играть в такую игру с первокурсницами, – продолжала Мими учить Шарлотту уму-разуму. – Ты, наверно, слышала такое выражение – «свежатинка»? Так это про нас. Надеюсь, ты не наделала глупостей. Ведь самое неприятное, что эти жлобы сразу начинают похваляться перед своими дружками очередной победой, и уж тут они в выражениях не стесняются: рассказывают всё, обсуждают тебя с головы до ног, от размера груди до… ну, сама понимаешь.

Шарлотта подняла голову и посмотрела куда-то вдаль, словно не замечая Мими – старательно демонстрируя всем своим видом безразличие и полную осведомленность в обсуждаемом вопросе. Мими, пусть и подсознательно, пыталась унизить подругу, представить ее вчерашнее знакомство с Хойтом в виде очередной похабной истории, в которой Шарлотте отводилось место беспомощной жертвы банального и наглого сексуального домогательства, роль «куска свежатинки», который пожелал попробовать горячий парень с избытком гормонов в крови. Мими… Да, права была мисс Пеннингтон, когда рассказывала своей ученице о женщинах-тарантулах, которые, сгорая изнутри от зависти, будут поджидать ее повсюду. Действительно, эти паучихи обитают, оказывается, не только в провинциальной глуши вроде Аллегани-Хай, но и здесь, в элитарном Дьюпонте…

…А впрочем… Минуточку! Шарлотта сжала зубы, чтобы не расплыться в довольной и слегка презрительной улыбке. Ведь если подумать, то все они – Беверли, Мими и Беттина – поневоле отпустили ей единственный настоящий комплимент, возможный среди девчонок. За полтора месяца, что она прожила в одной комнате с Беверли, та ровно два раза обратилась к ней как к человеку, а не как к пустому месту или пришельцу из другого мира, невесть как затесавшемуся в ее жизненное пространство. В первый раз это было, когда Беверли явилась домой за полночь, вдрызг пьяная и стала умолять Шарлотту перекантоваться где-нибудь в коридоре или в холле. Отправка в секс-ссылку сопровождалась целым потоком притворного сюсюканья, сквозь который красной нитью проходило «Шарлотта» и даже «Шарлотточка». С той ночи и вплоть до нынешнего утра Беверли ни разу больше не обратилась к соседке по имени. И вдруг такая перемена – с сегодняшнего утра эта деревенщина, ее соседка, снова стала для Беверли «Шарлоттой». Причем на этот раз Беверли ничего не было от нее нужно – кроме разве кое-какой информации личного характера о внезапно ставшей достойной ее внимания Шарлотте Симмонс. Если же взять Мими, то та больше не строила из себя утонченную калифорнийскую интеллектуалку, которая закатывала глаза и насмешливо вздыхала в адрес Шарлотты, сокрушаясь по поводу беспросветной наивности этой деревенской девчонки из глубинки. Мими, уверенная в полной бесперспективности Шарлотты на личном фронте, вдруг стала ревновать – да, да, ревновать! Это же видно невооруженным глазом! Что же касается Беттины, самой открытой и доброжелательной из этой троицы, то ей явно было просто интересно, как сложился у Шарлотты вчерашний вечер, чем все закончилось и, главное, какое у всего этого будет продолжение.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю