Текст книги "Гарри Поттер для взрослых или КАК ОНО БЫЛО (СИ)"

Автор книги: Татьяна Уревич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 76 (всего у книги 112 страниц)

– Ну, значит, договорились, – проговорила МакГонагалл (именно она являлась вторым лицом в диалоге с Будогорским).

– Очень жаль, Минерва, что Вы не останетесь до вечера, – посетовал Барин. – В нашу честь предполагается устроить грандиозный праздник… О-о-о! Гарри!

Его удивление выглядело на редкость фальшиво.

– Мистер Поттер, здравствуйте, – поприветствовала Гарри Директриса. Даже в неофициальной обстановке МакГонагалл не допускала панибратства.

– Здравствуйте, – ответил Гарри. – Не знал, что Вы здесь.

– Да-а… я, в общем ненадолго. Я тут проездом.

В эту минуту, раздвинув бамбуковые шторки, в комнату вошли Гермиона и Рон.

– Профессор! Не ожидала Вас здесь увидеть, – Гермиона, похоже, была искренне рада повидать МакГонагалл.

– Здравствуйте и до свидания, – неловко улыбнулась Минерва. В своей остроконечной шляпе и бессменной чёрной мантии МакГонагалл выглядела в обстановке африканских джунглей довольно нелепо.

Никто не сделал попытку задержать учёную даму и она, пятясь, дабы ничего не свернуть в тесном жилище, поспешила к выходу.

– Позвольте, я провожу Вас, – Будогорский вышел вслед за ней.

– Вы вчера завалились спать рано и не знаете сегодняшней программы, – как ни в чём не бывало, заговорила Гермиона. – Утром из соседней деревни должны прийти женихи. Они намерены свататься к местным красавицам. Представляете, как природа распорядилась: испокон веков в этом селении рождаются сплошь одни девочки, а у соседей – наоборот!

– Ты почерпнула эти сведения из ритуального танца? – хмуро поинтересовался Гарри.

Гермиона захихикала.

– Да нет. Вчера ко мне подсела одна из здешних невест. Ей очень хотелось заполучить что-нибудь из современных прибамбасов: плеер или мобильник… но у нас же этого нет. Поэтому я предложила погадать ей накануне свадьбы. Она согласилась…

– Что ты ей предложила? – Гарри подумал, что ослышался.

– По-га-дать. Так вот, Зейнаб…

– Как-как? – переспросил Рон.

– Может, уже хватит перебивать? – нахмурилась Гермиона. – Зей-наб. Имя местной девушки Зейнаб… Но, может, я ошибаюсь. Неважно. Короче, она была так поражена моими способностями гадалки, что даже не захотела выслушать, что её ждёт в будущем: удовольствовалась рассказами о настоящем.

– Один вопрос, – вклинился Гарри. – На каком языке вы общались?

Вместо ответа Гермиона вынула из уха вкладыш, напоминающий деталь аппарата для слабослышащих, и горделиво продемонстрировала его.

– Мартышка к старости слаба ушами стала? – не удержался Рон.

– Сейчас получишь, – огрызнулась Гермиона. – Мне, между прочим, дала это профессор МакГонагалл.

Гарри взял округлую с одной стороны и испещрённую маленькими дырочками – с другой штукенцию в руки и уже хотел поместить её себе в ухо, как Гермиона коршуном налетела на него:

– Ты что?! Это негигиенично! – с этими словами она вырвала у Гарри своего „переводчика“.

– Это нечестно! – Рон чуть не плакал. – Почему тебе?

Гермиона показала ему язык.

– Если будешь паинькой, так и быть, переведу тебе ключевые моменты.

– Похоже, я здесь вообще для мебели! – буркнул Рон.

– Ты наша сила. Физическая, – утешила его Гермиона.

– Ага, много проку от физической силы в схватке с магами!

– Не скажи. Может пригодиться. Во всяком случае, понятно, чего народ от тебя ждёт: ты сила, Гермиона – мозг. А я? – развёл руками Гарри.

– Ты – наше всё! – примирительно сказал Рон.

Тут послышались громкие возгласы, зазвучал тамтам. Ребята вышли на крыльцо. Все строения деревни образовывали кольцо. Позади хижин простирались джунгли. В центре селения красовалась площадь. Наверно, излишне говорить, что она была земляной (правда, утрамбованной не хуже асфальта). На имеющейся площади отсутствовали неизменные атрибуты приключенческих фильмов, повествующих о жизни диких народов. Во всяком случае, в пределах видимости не наблюдалось ни пыточного столба, ни бассейна с крокодилами, ни трона для верховного жреца, ни деревянных идолов. Просто ровная площадка, и всё. Сейчас, правда, она выглядела по-киношному живописно. На юношах-женихах красовались набедренные повязки из перьев диковинных птиц (вот уж никогда Гарри бы не подумал, что существуют на свете птицы с таким густым оперением! Несмотря на ветерок, сквозь набедренную повязку невозможно было ничего углядеть!). Головы молодых людей венчали повязки, украшенные всё тем же пером. А тела расписаны самым причудливым образом. И хоть наш современный вестник образования (читай: „телевизор“) не раз демонстрировал аборигенов, разрисованных подобно тому, что наблюдал тут вживую Гарри, эффект от увиденного можно было сравнить разве что с живым звуком и фонограммой. Голые африканцы на TV выглядели жалкими заморышами, в то время как эти – красавцы-гиганты, с лица которых впору иконы писать (так они были величественны и одухотворены). На запястьях, шее, икрах были надеты браслеты – деревянные, металлические, нитяные… Резкий звук заставил обернуться. На площади появился ещё один персонаж – тощий, кривоногий и низкорослый уродец. Однако с его появлением установилась почтительная тишина.

Тот удовлетворенно кивнул и воздел руки к небу:

– Ас-сейн!

Звук голоса лилипута, подобный трубному слоновьему рыку, вызывал уважение. Из хижин стали выходить невесты. Девушки были, так сказать, „топлес“. Гарри чувствовал неловкость, и в т же время не мог заставить себя не смотреть на обнаженные груди девиц. Честно говоря, в его представлении женская грудь была похожа на мячики с двумя пупырышками посередине. Стоило признать, что в жизни наблюдалось куда большее разнообразие: вот у той, с красным цветком в распущенных волосах, груди торчат в разные стороны, как у козы; а у этой полненькой лежат, будто груши, на животе…

– Хорош глазеть! – ущипнула его Гермиона.

– Ты это Рону скажи, – Гарри показал глазами на приятеля, у которого аж челюсть отвисла – причём не в переносном, а в буквальном смысле.

– Смотрите, что будет дальше, – голос принадлежал вроде бы Будогорскому – хотя тот рта не раскрывал.

– Хаш-ми! – взревел шаман.

Тут же молодые люди встали в круг, в центре которого оказался местный шаман. Юноши встали плечом к плечу спиной к мудрому старцу и опустились на одно колено. Позади них вдруг взметнулись языки пламени – колдун растворился. Ребята переглянулись. Но остальные не выказали никакого удивления. Так же внезапно, как возникло, пламя утихло. Женихи поднялись с колен и, повернувшись к тому месту, где только что стоял шаман, стали разбирать луки и стрелы.

– Идите за ними, – шепнул Барин. – Я вас догоню.

Гарри, Рон и Гермиона проследовали за молодёжью. Лесная тропка вскоре вывела их к обрыву. Под ним, на глубине метров двадцати, мутнела некрупная речушка.

– Что это они собираются делать, не знаешь? – с опаской спросил Рон, глядя, как девушки выстраиваются в шеренгу на краю обрыва.

У девушек было чудесное настроение (в отличие от Рона). Они игриво хихикали, стреляя глазами на парней, занявших места в оппозиции. Судя по всему, последние… прицеливались!

– Нужно их остановить! – гневно воскликнула Гермиона и подалась вперёд.

– Нет, – удержал её Гарри. – Не будем вмешиваться.

Но чувствовал какой-то душевный трепет.

В это время молодые мужчины выпустили свои стрелы. Их наконечники вонзились в невинные жертвы. Гермиона завизжала. И тут случилось вовсе невероятное. Парни побросали оружие и бросились за своими невестами с обрыва.

– Массовый суицид, – пролепетала Гермиона.

– Ну, офигеть! – присвистнул Рон. – А попроще что-нибудь они не могли придумать?

Гарри подошёл к краю обрыва: практически каждый из молодых людей нашёл себе пару. Только одна из девиц – та самая, с грушевидной грудью – бултыхалась в речонке. Юноша, кому она предназначалась, плыл в диаметрально противоположном направлении. „А ещё говорят, что, мол, не все мужчины любят полных женщин… некоторые любят ОЧЕНЬ полных“, – ухмыльнулся Гарри. На деле выглядит с точностью наоборот: „Не все любят худых, некоторые – ОЧЕНЬ худых“. Вот и эта толстушка никому не приглянулась… Остальные парочки в это время легко парили под облаками (!).

– Как это у них получается? – Рон наблюдал из-под козырька ладони романтическую сцену „парения“ с видимым удовольствием.

– Любовь окрыляет, – мечтательно произнесла Гермиона. – А я-то думала, что это метафора.

– „Мета…“ – что? – Рон выпучил свои прозрачные голубые глаза и уставился на подругу.

– Забудь, – раздражённо буркнула она.

Вернувшись в деревню, ребята увидели вновь прибывших волшебников и волшебниц. Рон пошёл пообщаться с братьями. Чарли прилетел на драконе (одному богу ведомо, как такое расстояние он преодолел на подобном монстре!). Рону не терпелось узнать: действительно ли Чарльз собирается бросить такое увлекательное занятие как дрессура драконов и начать преподавательскую деятельность в Хогвартсе, да ещё такой скучнейший предмет – уход за магическими существами! И где собирается жить новоиспечённый педагог? Уж не в хижине ли Хагрида?

Гарри смотрел издали, как Рон размахивал своими длинными граблями прямо перед носом Чарли, пока тот не вышел из себя и не хлопнул младшего братца по рукам. К ним подошёл Билл. Что было дальше, Гарри не суждено было увидеть. Нарисовалась Василиса Прекрасная. К ней поспешила Гермиона. Обе красотки заслонили собой братьев Уизли и завели жеманный разговор.

„А где же Будогорский?“ – Гарри обвёл глазами видимое пространство. Бог мой! Кого здесь только не было: гоблины и эльфы, люди и великаны. В самом начале знакомства с Будогорским Гарри услышал от своего будущего учителя, что настоящий волшебник должен быть худ, бледен и измождён. А он, дескать, исключение из правил. Глядя на это разношёрстное собрание, приходилось признать правоту их профессора… Но где он сам? Гарри решил потолкаться среди волшебников – авось, услышит что-нибудь интересное или встретит кого-нибудь из знакомых. Нечто необычное, но уже виденное им ранее, привлекло внимание Гарри. В зарослях буйной зелени стоял Ростислав Апполинарьевич. На плече у него сидел ворон. Точно такую же картинку видел Гарри в Румынии – перед тем, как всё смешалось (летучие мыши, вороньё, волки). Ровнёхонько перед нашествием этого зоопарка на плече Барина сидел крупный носатый ворон. Страшная мысль полоснула Гарри. „Может, Будогорский не тот, за которого себя выдаёт? Как Грюм… или ещё того хлеще – подлый оборотень, подобный Петтигрю. Нет, пожалуйста! Только не Барин!“ – взмолился он. У Гарри заныло сердце. Сколько раз ему ещё придётся разочаровываться?! Он так верил Грюму – а тот оказался ставленником Волан-де-Морта! Так был привязан к Дамблдору и к Сириусу!.. Если до кучи что-то не так с Будогорским, он просто сойдёт с ума! Словно подслушав мысли Гарри, Барин согнал с плеча птицу, угостив её на прощание сухариком. Улыбаясь, Ростислав Апполинарьевич протянул Гарри сложенное треугольником письмо:

– Тебе. В Хогвартсе новая мода: письма переправляют вóроны. Весьма импозантно.

У Гарри отлегло от сердца.

– От кого, не знаете? – спросил он. – Все, вроде бы, здесь.

Барин вновь улыбнулся.

– Значит, не все. Я пойду… с твоего разрешения.

Гарри опустился на траву и разорвал верхний слой бумаги. Письмо было от Джинни.

Гарри!

Последнее время мы не очень ладили. Не слишком много разговаривали. Только сейчас я поняла, как ты дорог мне.

Пожалуйста, напиши ответ.

И береги себя.

Твоя Джинни. Гарри в задумчивости сложил письмо. »«Твоя» Джинни«, – повторил он. Так ли это? На все его попытки близости она отвечала резким отказом: „Только после свадьбы!“ Вот оно – то, что так бесило Будогорского в соотечественницах Гарри: никогда, ни при каких обстоятельствах не терять головы. Трезвость и холодный расчёт. Может, он не так уж и нужен Джин. Не так „дорог“, как она пишет, если не в состоянии отринуть маменькины запреты. Волшебники и волшебницы стали кучковаться вокруг объявившегося шамана.

– Брак на небесах свершился! – торжественно провозгласил верховный жрец.

– Мы это успели заметить, – хмыкнул Рон.

– Что ты там успел заметить?! – цыкнула на него Гермиона. – Тебе же мало один раз увидеть – нужно ещё сто раз пояснить!

– Ну, это как раз мне объяснять не надо, – парировал Рон, недвусмысленно изобразив акт „любви на небесах“. – Ты видел, Гарри, как у этих болванов перья встопорщились?

– Скабрезник! Прекрати немедленно! – щёки Гермионы пылали.

– Па-жалоста! – Рон отвернулся с деланным равнодушием.

С небес стали спускаться парочки: охотник и его „трофей“. Чуть поодаль стояли одинокий воин, рядом – нахмурившаяся девушка, которую никто не возжелал.

– Сегодня вы – собравшиеся – будете свидетелями нашего великого таинства! – пророкотал жрец. – Мы решили показать нашу силу не для того, чтобы испугать, а для того, чтоб вы знали: кто дружен с нами – так же силён, как мы! Сегодня – великий день!

Негритянский колдун привычно-театральным жестом обратил руки к небу. Гарри невольно поднял глаза вверх. Одна из планет медленно застилала диск Солнца. Стало интенсивно темнеть.

– Ас-сейн! – воззвал шаман.

Тьма накрыла посёлок. Никто не издал вопль ужаса – видимо, племя было подготовлено к затмению. Но вот у Гарри почему-то волосы зашевелились на затылке от кошмарного предчувствия. Ледяной ветер пробежал по ногам. И только ладонь Будогорского, своевременно прикрывшая ему рот, помешала ему заорать во всё горло, когда чья-то холодная рука взяла его за запястье.

– Тише, дурачок, – услыхал он голос Барина. – Что бы сейчас не произошло, сохраняй спокойствие.

Это предупреждение прозвучало вовремя. И всё же удержать крик страха было непросто. Земля под ногами вдруг зашевелилась, и Гарри отпрыгнул в сторону. Деревянный настил во дворе стал ломаться с чудовищным хрустом.

– Ай! – уцепилась за его рукав Гермиона.

– Что за чертовщина! – попятился Рон.

Зловещий сумрак чуть рассеялся – дневное светило выступило из-за заслонившего его чёрного круга, образовав грязно-оранжевый серп света. В этом сумрачном свете обнаружилось, что между коренными жителями и их гостями выстроились в шеренгу… инферналы (!).

– Нет, это не инферналы, Гарри. Это зомби, – „успокоил“ его Будогорский.

И правда, хоть новоявленные выходцы из-под земли и имели бледно-зеленоватый оттенок, но кожные покровы их оставались чистыми, а ткани – целостными. А вот таких глаз, как у них, Гарри не доводилось видеть ещё ни у кого. Это были глаза потенциальных убийц: с остановившимися зрачками, жуткие, безжизненные.

– Повелеваю! – протрубил Шаман своим зычным голосом. – Отныне и навсегда! Служить армии правых сил, с представителями которых вам оказана честь сегодня познакомиться!

„Эта речь обращена к зомби?!“

– Р-разойдись! – гаркнул жрец, и ходячие мертвецы стали разбредаться среди гостей.

Зомби шли будто на ощупь, поводя носом, точно ищейки, вышедшие на охоту. Гарри боковым зрением отметил, что Гермиона зажмурилась, а Рон, которого обычно бросало в краску по любому поводу, стал белее постельного белья тётушки Петуньи. Гарри сжал кулаки и напрягся. Зомби прочёсывали их ряды, не останавливаясь и нигде не задерживаясь – судя по всему, самих их ничего не интересовало.

– Как они разберутся потом: кто „правые силы, а кто – ‚левые‘? – спросила Гермиона Будогорского.

– Разберутся, – туманно ответил тот, не поясняя. – А сейчас, если не ошибаюсь, нас ждёт экзотическое угощенье.

– ЭТИ тоже будут угощаться? Вместе со всеми? – пробурчал Рон, кивая в сторону зомби.

– Не думаю… хотя точно не знаю. Посидим – увидим, – ответил Барин.

Откуда ни возьмись, появились вертела с тушами кабанчиков. Под ними – свежевырытые ямы с горящими угольями. Потянуло шашлычком.

У ребят потекли слюнки.

– Есть как хочется, – заныл Рон.

– Тебя не останавливает даже то, что это барбекю приготовлено на костях, в прямом смысле! Обжора! – воскликнула Гермиона с видом оскорбленной добродетели.

– Ой, а сама-то! Слепой – и тот заметит – как ты слюни распустила. Подбери, а то поскользнешься! – заржал Рон.

– Давайте не будем задирать друг друга. Лучше присядем, и я расскажу подробнее, кто такие зомби, – купировал назревающий скандал Будогорский.

– ‚Присядем‘ на могильник? – заносчиво спросила Гермиона, скрестив на груди руки.

– Тебе следует вспомнить недавние наши уроки по материализации нематериального и организовать нам туристический набор из четырёх скамеечек и столика. Только и всего, – Ростислав Апполинарьевич, как всегда, являл собой мягкость и деликатность.

После того, как все расселись, Будогорский рассказал им, что зомби – особая категория людей, способных на феноменальные вещи (с точки зрения магии). В обычной жизни потенциальные зомби своим даром не пользовались – лишь после того, как впали в летаргический сон.

– С чего бы это им впадать поголовно в летаргический сон? – встряла Гермиона.

– Не иначе, как им помогли, – брякнул Ро

– Вопрос по существу. И идея Рона также имеет право на жизнь… отчасти. Дело в том, что бóльшая часть зомби – добровольцы. В их жизни случилось нечто ужасное, и они испытывают по этому поводу непереносимые муки совести. Чувство вины настолько гложет несчастных, что они решаются испить ‚чашу смерти‘ (специально составленного напитка). Следующий шаг: их хоронят. Это очень важный этап зомбирования: надо, чтобы человек созрел до настоящего зомби…

– Поэтому надо было зарывать этих идиотов прямо во дворе, – с отвращением скорчился Рон.

– Думаю, это сделано для пущего эффекта. Так сказать, напоказ, – усмехнулся Будогорский. – Обычно так не поступают. Напротив, выбирают местечко поукромнее.

– Погодите, погодите, – вновь вклинилась в плавный рассказ Будогорского Гермиона. – Скажите, нужен какой-то специальный ритуал погребения или важен сам факт пребывания под землёй?

– Хороший вопрос! – поднял вверх палец Барин. – Я начал с того, что будущие зомби – при жизни люди, не использовавшие свой магический дар (грубо говоря, маглы). Но были случаи, когда волшебники сами себя подвергали зомбированию – к примеру, если возникала необходимость залечь на дно. Им, конечно, не требовалось дозревать, как овощу, под землёй.

– Понятно, – у Гермионы вдруг стал странно рассеянный вид.

Она встала из-за столика и, пробормотав:

– Мне надо позвонить родителям… срочно, – скрылась в чаще.

– Странная она, – пожаловался на подругу Рон.

– Женщины кажутся странными нам, а мы – им, – философски заметил Будогорский. – Глядите: некоторые уже пробуют мясо. Давайте воспользуемся отлучкой Гермионы и оторвём самые сладкие кусочки!

Глава 18. Восток – дело тонкое.

Посреди ночи вдруг зазвонил мобильный. Северус схватил его и допустил ляп – нажал не на ту кнопку. Чертыхнувшись, он нащупал в темноте очки, которые подарила ему Юля, и нацепил их на нос.

– Зелёная трубка, зе-лё-на-я! – сказал он вслух.

И тут же раздалась мелодичная трель повторного вызова. На этот раз он не сплоховал – ткнул куда надо.

– Поздравляю, милый. Мы с тобой – родители, – Юлька счастливо засмеялась. – Ты что молчишь?

– Ты… ты как? – голос его сорвался до хрипоты.

– Нормально! Малютки совсем крошечные, но здоровенькие. Когда выпишут, не знаю. За нас не волнуйся. Береги себя. Целую.

Только Северус справился с волнением, как услышал по ту сторону ‚пик-пик-пик‘. Разговор был закончен. А кто-то ему говорил, что все женщины обожают болтать по телефону. Впрочем, Юлия – это вам не ‚все‘. Но она, может, и поболтала бы с ним по телефону, если б не Будогорский, который стерёг её пуще стоглазого Аргуса. Он дал ей на всё про всё 50 секунд.

– У вас как в уголовке? За время свыше минуты устанавливается адрес, с которого прозвучал звонок?.. Но сейчас-то намного проще: набрал телефон – высветился номер. Так что твоя конспирация коту под хвост.

– Не утомляй себя разговорами. Спи, – бдительно оборвал Будогорский её монолог.

– И правда, спать так хочется, – сладко потянулась Юлька.

Ростислав поправил ей одеяло и подмигнул – но, наверно, она этого уже не видела. Измученная двенадцатичасовыми родами, Юля уснула. Будогорский тоже обмяк. За этот день он так изнервничался, что мог уснуть и стоя. ‚Какой кошмар!‘ – поёжился он, вспоминая, что довелось ЕМУ пережить. Весь вчерашний день Юле нездоровилось. В общем-то, нездоровилось ей уже давно, но тут сил превозмогать боль у неё не было. Бросив печатать ВКР, она легла на диван и кусала губы. Будогорский, конечно, забегал: водички там поднести, потом Юре позвонить узнать, что делать, потом – её матери (хоть Юлька и запретила ему это строго-настрого).Людмила Семёновна обеспокоилась: не начались ли роды?.. А Юлия знай твердит: ‚нет, нет – рано‘. В конце концов, Ростислав вызвал такси, и после умопомрачительных уговоров, посылов и угроз от Юльки они отправились в роддом, которому уже была проплачена N-ная сумма. Юлю препроводили в смотровую, а Будогорского – в родильное отделение. Никому и в голову не пришло, что сопровождающий мог быть и не мужем роженицы.

После осмотра Юлия была в подавленном состоянии – Ростислав сразу это отметил. Хмурый молодой доктор отозвал его в сторону и начал ему выговарить:

– Вы что же, не видели, что у супруги матка чуть ли не на четверть открылась?

Будогорский опешил.

– Как, по-вашему, я мог это видеть?

– Не умничайте! – осадил его акушер. – Теперь ни за жизнь ребёнка, ни за жизнь Вашей жены я не отвечаю!

– То есть, помимо того, что Вы нарушаете подобными разговорами профессиональную этику – а это как минимум дисквалификация (так, к слову), так Вы ещё вдобавок расторгаете Договор, заключённый между генеральным директором вашего учреждения и Гончаровой Ю.В. Соответственно, Вы обязуетесь вернуть нам тысячу долларов, которые в общей сложности переданы Вашему родильному дому.

– Я?.. Кто?.. – начал заикаться наглец. – Да кто Вы такой?

– Вот кто ТЫ такой? – рявкнул Барин. – А ну, ноги в руки и пошёл быстро к женщине! И если хоть один волос с её головы… убью!

Будогорский толканул врача в спину, и пошёл тот, ‚солнцем палимый‘… А внимающая каждому слову медсестра решила высказать свои соображения:

– Давно пора нахала на место поставить. А то папаши как только услышат первый стон своей благоверной, так сразу кошельки раскрывают. Вот теперь наш Евгений Владимирович и не ждёт, когда богатенькие Буратино начнут деньгами швыряться. Пару фраз – и будущие папочки рады стараться подарить пару стен ‚зелёных‘… Вообще-то специалист он неплохой… человек, правда, – и сестрица многозначительно закатила глаза.

Поражаясь, как можно в профессии врача быть хорошим специалистом, а человеком неважным, Будогорский направился в палату. К Юльке уже подкатили капельницу. До этого ей проткнули околоплодный пузырь и подпихнули судно.

– Так надо? – Ростислав со страхом наблюдал за этими манипуляциями.

– Вы бы встали в изголовье, взяли жёнушку за ручку и не задавали глупых вопросов, – осадил любознательного Будогорского доктор.

Как только по тонким прозрачным проводкам капельницы побежала жидкость, у Юли начались схватки. Сначала она сдерживалась. Потом, видимо, боль стала нестерпимой, и Юлия закричала. Боже мой, как страшно она кричала! Будогорский хотел внять совету врача и взять её за руку, но, наверно, у него было при этом такое страдальческое выражение лица, что Юлька вырвала свою руку и, зло посмотрев на него, бросила:

– Уйди!

После четырёх часов нескончаемых Юлиных криков Ростиславу хотелось одного: перемотать время назад, чтобы уведомить каждого в этом учреждении о том, что он не муж роженицы и присутствовать при родах ему никак нельзя. Будогорский затаился в уголке палаты и с тоской посматривал на Юлию, сомневаясь, что это действительно она – весёлая, отважная, независимая Юлька, какую он знал. Время от времени он пытался взять Юлю за руку или приободрить словами. Но она, сцепив зубы, стонала:

– Славка, почему ты до сих пор тут? Уйди, меня от тебя тошнит!

Тошнило её, наверно, всё же не от него, а от чего-то другого. И в результате вырвало. После чего заботливые нянечки хотели сменить под ней простынь, но Юлька так завизжала, что они ограничились тем, что подпихнули под её щёку пелёнку. Любое движение доставляло Юлии муку, и она не позволяла до себя дотрагиваться. Так и лежала: мокрая от перевёрнутого под ней судна с околоплодными водами, с дурно пахнущей пелёнкой под щекой. Противореча сама себе, Юля со странной настойчивостью просила медперсонал разрешить ей походить. На что ей отвечали НЕТ. Медицинские работники, на его взгляд, вообще отличались крайним бездушием. Между делом они гоняли чаи, решали сканворды и перелистывали глянец. С другой стороны, может, это часть терапии? Так или иначе, Ростислав чувствовал себя отвратительно. И не находил ответа: зачем он здесь?! Но, наверно, во всём есть смысл. Так, например, он теперь был почти уверен, что никогда не возжелает жены ближнего. ‚Слава Богу, тут нет впечатлительного Севы. Представляю, что было бы с ним… и со всеми теми, кто посмел пустить процесс родов его жены на самотёк‘. В конце концов, всё плохое когда-нибудь кончается. Вот и срок Юлиных родов подошёл к логическому финалу. К ней в очередной раз подошёл молодой хамоватый доктор, которого величали Евгением Владимировичем, и после беглого осмотра подал знак тащить роженицу в операционную. Запинающуюся, в мешковатой ситцевой рубахе, Юльку под белы рученьки уволокли в соседнее помещение. В ‚родилку‘ Барина не пустили. Он наблюдал через стекло, как на упирающуюся Юльку напялили шапочку самого нелепого вида и, уложив на высокое кресло, принялись натягивать ей на ноги шитые белые сапоги (у него были такие же, когда играл в школьном спектакле снеговика). Зачем, спрашивается?!. Жалость – вот что он испытывал к Юльке сейчас: беспомощная, страшненькая, страдающая. Как мало надо, чтобы гордого, смеющегося человека превратить в такое вот кровоточащее… нет слов! Юлия замолчала. Больше не орала. Будогорскому были видны только спины врачей и сестёр. Господи, сколько же их! Акушер и акушерка, педиатр, сестра педиатрического отделения, анестезиолог и ещё кто-то, кто прошёл прямо в операционную. Интересно, если б Юля находилась в больнице ‚Святого Мунго‘, чем бы это отличалось от того, что он видит сейчас? Наверно, колдуньи способны оказать более квалифицированную помощь, чем эти ‚эскулапы‘. Конечно, рожать завещано ‚в муках‘, но не в таких же… Кстати, некий господин Никитин (который наплодил чёртову кучу детей и выпустил прорву педагогической литературы) собирал свидетельства рожениц о ‚приятности родов‘. Изданы они были в книжице величиной с брошюру, и как-то она попала в руки Будогорского. Будучи человеком любознательным и неленивым, Ростислав её прочёл. Что ж, сегодня этот миф полностью развенчали. Буквально у него на глазах. Так же, как и тот, что роды благотворно влияют на организм женщины. Собственно, последнее утверждение – это официальная версия. Как, например, и то, что большевики в своё время горячо приветствовали смешение благородной дворянской крови с пролетарской. С другой стороны сами высокопоставленные большевики – тоже не из ‚простых‘ – никогда (или почти никогда) на тётеньках из народа не женились. Если таковой брак всё же имел место, то супруга занимала место прислуги. Так-то. Поэтому стоило задуматься, из чего формируется будущий человек и откуда чего берётся. Недаром извечно желание гурманов-мужчин иметь в любовницах женщину нерожавшую – без отвислых грудей, дряблого зада и растяжек на бёдрах. Современные женщины, правда, борются с издержками природы: диета, пластика. Взять хотя бы Юлию: выглядит лет на двадцать пять… в одежде. Подробностей он не знает. Может, и слава богу? Что-то слишком тихо там, за стеклом… Дверь распахнулась:

– Нина, капельницу! – крикнула женщина – анестезиолог.

– Что случилось? – схватил её за рукав Ростислав.

– Схватки прекратились – вот что случилось, – с досадой прокричала врачиха.

– Ну, ладно, хватит! – Будогорский взял себя в руки и, решительно отстранив женщину в белом халате, вошёл в операционную.

Дальнейшее произошло на автопилоте. Чтобы избежать ‚охов‘, ‚нельзя‘ и прочего, он наложил заклятие обездвиживания на весь клинический персонал и подошёл к Юле. Она была без сознания. Кровь багровым пятном расползалась по гинекологическому креслу. Ростислав принял решение спонтанно. Он телепортировал Бабе Яге, и через минуту та уже была на месте.

– Э-эх! – только и смогла крякнуть старушка и принялась за ворожбу.

Кровотечение остановилось. На щёки Юлии вернулась краска. Яга положила ей руку на живот и тихо сказала Будогорскому:

– А теперь считай со мной до десяти. Ежели не срастётся у нас с тобой – считай, потеряли мы девку.

– Раз… – медленно начал он считать.

На счёт ‚шесть‘ Юля открыла глаза, а на ‚семь‘ раздалось тоненькое попискивание – это родился первенец, девочка. К концу десятка на свет появился и второй ребёнок, мальчик. Бабка ловкими руками повитухи уложила детей на стол, обтёрла их своим передником и завернула в платок.

– Смотри, чтоб платок мой не сымали, – наказала Баба Яга. – Да детей чтоб не разлучали. А то беда будет. Ну всё, милок. Обращайся, коли что. А меня здесь видеть не должны.

Она провернулась на пятке костяной ноги и была такова. Будогорский снял заморозку с практикующих ‚гиппократов‘, и они закрутились возле пациентки.

– Это ещё что за грязная тряпица на новорожденных? – гневно вопрошал медсестру педиатр. – И почему они спелёнуты друг с другом?

Ростислав посмотрел докторице прямо в лицо и внушительно произнёс:

– Так надо, доктор.

Та моргнула:

– Ну, надо так надо… Леночка, в детскую ребятишек.

У Юлии благополучно закончились роды, и она стала приходить в себя:

– Что с малышами? – был первый осмысленный вопрос, который она дала своим обычным голосом.

– Дети полностью жизнеспособны. Нужды помещать их под колпак нет. Девочка 2 кг, 49 сантиметров. Мальчик такого же роста, но чуть поменьше весом – кило девятьсот пятьдесят. Поздравляю Вас, Вы отлично справились! – произнёс Евгений Владимирович, довольно потирая руки. – Дети будут находиться в смежной с Вами палате. Так что сразу, как только Вас переведут на отделение, Вы их увидите.

– Вы тоже молодец, папаша. Обошлись без истерик, – обратился к Ростиславу доктор. – Следуйте в палату.

Юлька нащупала руку Будогорского и тихо засмеялась:

– Что, теперь ты меня больше не любишь?

Она стащила с волос позорную шапочку и попросила:

– Побудь со мной.

Шагая рядом с её каталкой, Ростислав улыбался. Теперь он твёрдо знал, ЗАЧЕМ он здесь: чтобы спасти её жизнь. Её и её детей. И ещё убедился в том, что больше не любит её. Не любит так, как до этого… но, может, и не меньше, просто по-другому. За пять дней, которые Юлия провела с близнецами в больнице, Будогорскому нужно было приобрести всё для малышей: кроватку, коляску, пелёнки, распашонки, ползунки, чепчики, рожки… всё по километровому списку, составленному Юлей. До родов она ничего не приобретала. Дурная примета, видите ли. Из-за её странной причуды Ростиславу пришлось долго юлить, упрашивая МакГонагалл дать ему отпуск на недельку. А ведь помимо Школы была ещё кампания Гарри (к слову, в последнее время ребята проявляли активный интерес к личной жизни своего учителя). Подростки сейчас находились в Тибете в одной тихой обители. Они постигали тайны, необходимые для воспитания духа и тела. Гарри, Рон и Гермиона относились к Будогорскому столь же ревностно, будь он их любимой вещью. Да, Ростислав был им нужен. Но Юлии ещё нужнее. Поэтому он и разрывался на два фронта. Спал по два – три часа. Вот и сегодня сразу после рандеву с будущей помощницей по хозяйству (Катериной, Юлиной знакомой) Будогорскому надлежало сразу же отправляться на Восток. Он уже успел побывать у Юльки и притащить ей соки, фрукты, йогурты. Похоже, несмотря на обилие питья, молока у неё нет и не будет. Жаль, малыши будут на искусственном вскармливании. Грудное молоко быстрее поставило бы их на ножки. А вот, кажется и тётенька, которая будет нянькать Асю и Гошу (Юля так решила назвать ребятишек). По оценке Юлии Катя – super. Но, поскольку у Будогорского как ни у кого работала поговорка ‚по одёжке встречают‘, он разглядывал женщину с откровенным скептицизмом: лет сорока пяти, кожа серая, круги под глазами коричневые, волосы пегие, широкая в кости, в бесформенной немодной одежде…