Текст книги "Гарри Поттер для взрослых или КАК ОНО БЫЛО (СИ)"

Автор книги: Татьяна Уревич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 112 страниц)

– Нет нужды, – хмуро ответил Северус. – Моё предприятие безнадёжно. У меня есть большие сомнения по поводу моей „светлости“… За Ящиком меня послал… Сами-Догадываетесь-Кто.

– Недурной ход… А знаете, я подскажу Вам, что следует делать. А дальше уж поступайте, как считаете нужным. Ступайте к горе Геликон. Там течёт источник Гиппокрена. Напейтесь из него. К Вам явится конь, Пегас. Седлайте его. Он переправит Вас на Олимп. Да, вот ещё что, – Фея сняла с шеи свой талисман. – Вам надлежит поцеловать мой оберег – и я явлюсь по Вашему зову… БЕЗ каких бы то ни было открытий.

– Мисс… Я был бы счастлив сделать не одно открытие… ради того, чтобы увидеть Вас снова.

– Да Вы комплементщик! – кокетливо ахнула Вдохновение. – Что ж, желаю Вам „ни пуха, ни пера“.

– К чёрту, – машинально ответил Снегг.

Но „к чёрту“ он отправил уже пустое место – Фея растворилась. „И где, скажите на милость, эта гора Геликон? Хотя какая мне разница – трансгрессирую, и дело с концом“. Что он и сделал. Не особо предаваясь красотам средиземноморского климата, Северус с удовлетворением отметил, как всё-таки правдива поговорка „ни ума, ни фантазии“. Действительно, вряд ли фантазёр начисто лишён соображения… Это к тому, что в традиции британской трансгрессии есть существенный недостаток: следует представлять себе место, куда собираешься отправиться. Снегг с лихвой компенсировал этот пробел тем, что обладал развитым воображением. Так что перенёсся он прямо к ручью, сочившемуся из расщелины (так называемому „священному источнику“). Далее родник сбегал по каменистому склону и, расширяясь, превращался в каменистую речушку. Северус сейчас находился у истока. Наколдовав пластиковый стакан, он подставил его под бурливые струи. Понюхав воду, – более по привычке, чем из осторожности – он залпом осушил стакан. Вода была ледяная. Зубы тотчас свело. Помимо ощущения холода он чувствовал что-то ещё… вроде какой-то призвук…. точно, ржание! Через некоторое время Снегг имел удовольствие лицезреть довольно-таки страшненького жеребчика – приземистого и кургузого. Минуты две он и конь смотрели в глаза друг другу. „Ну, и как себя вести с этим уродцем?“ – Северус просто не знал. О чём думал конь, до поры до времени оставалось за кадром…

– Садись же. Не медли, – молвила, к немалому удивлению Снегга, лошадь.

– Ты… то есть Вы – Пегас? – решил внести ясность Северус.

– Не трать времени понапрасну, человек. Разумеется, я Пегас. Кого же ты мог ещё лицезреть на горе Геликон, испив из источника вдохновения Гиппокрена?

Снегг хмыкнул. Конь, в отличие от него самого, не церемонясь, обращался к нему на „ты“. С другой стороны, это оправдано. Кто он такой? Всего лишь смертный. В то время как Пегас – существо мифологическое. И Северус стал неуклюже карабкаться на круп коня. „Какую надо иметь растяжку, чтобы забросить ногу на спину этого зверя?!“ – со злостью думал Снегг, предпринимая очередную попытку. Пегас, вероятно, обладал незаурядным интеллектом, потому как, вздохнув (совершенно по-человечески), он преклонил колени. Северус был искренне ему за это благодарен.

– Спасибо, дружище, – он похлопал коня по холке.

На что тот тряхнул гривой и фыркнул:

– Первый раз ничтожнейший человечишка позволяет себе такую фамильярность, – и взмыл, расправив крылья, под облака.

Полёт был непродолжителен. Только Северус осмыслил унижение, которое из-за боязни быть сброшенным на скалы, молча проглотил, как Пегас стал кружить на одном месте – видимо, выискивая место для посадки. Красотами Эллады полюбоваться не удалось. Вдруг нестерпимо яркий свет ослепил его, Северус непроизвольно прикрыл глаза рукой… и слетел с лошади. Очнулся он в кресле, по конструкции напоминающее стоматологическое (подголовник, подлокотники, площадка для ног), но во много раз превосходящее дизайнерским замыслом. Опершись на резные подлокотники, Северус собрался уж встать, но не тут-то было: его тело опутали тугие верёвки.

Раздался каркающий смех.

– Познакомился уже с недремлющим оком моего дядюшки? Как тебе ложе моего друга? По-моему, слегка великовато. Предлагаю вытянуть тебя до правильных размеров, – тут Северус увидел смуглого незнакомца в красной, как у палача, рубахе, со спутанной курчавой бородой и длинными нечесаными волосами. В руках мужчина держал огромные клещи самого устрашающего вида.

– Что это ты делаешь, муженёк? – с другой стороны к Северусу подходила высокая стройная блондинка. Лёгкая ткань тоги не скрывала, а подчёркивала её безупречные формы.

– А-а! – уродливое лицо первого исказила гримаса. – Стоит только появиться каким-либо штанам на Олимпе, моя шлюха-жена уже тут как тут!

Снегг подумал, что мужчина, скорее всего, Гефест, а его жена, судя по всему, Афродита. Богиня, не мешкая, отреагировала на „шлюху“, влепив оплеуху супругу. Тот, бросив щипцы, схватил её за горло. Неизвестно, чем бы это кончилось, если б не нарисовался ещё один персонаж – юноша в крылатых сандалиях (похоже, Гермес). Он направил свой волшебный жезл на „сладкую парочку“ – тех отшвырнуло друг от друга.

– Объяснитесь: что здесь происходит? Почему ОН, – Гермес ткнул пальцем в Северуса, – в ложе Прокруста?

– Свалился, как снег на голову, – проворчал Гефест. – Кто? Откуда? Это я и собирался выяснить.

– Твой каламбур, братец, весьма удачен: это и есть Снегг. О его визите предупреждала Вдохновение… или ты забыл?

– „Не знал, не знал – да и забыл“, – скривилась Афродита. – Гермес, ты меня удивляешь. Мой муж в опале. Уже несколько веков его не зовут на Заседание богов.

– Вот как? – удивился Божий посланник. – Почему?

– „Почему“? – всплеснула руками прекрасная Афродита. – Да потому, что он примитивен, как ремесленник – собственно, таковым он и является, – необуздан и груб, как сапожник… Продолжать?

„Обратите наконец на меня внимание!“ – взмолился Северус.

Трое родственников-богов разом повернулись к нему.

– О! Простите великодушно! – Гермес взмахом жезла освободил пленника от пут.

Северус сполз со злосчастного ложа.

– Поведём его к отцу? – Гефест колебался.

– Нет, – поморщилась Афродита. – Папенька с мамулей скандалят с самого утра. Отца опять куда-то занесло на ночь. Решим вопрос локально. Пригласим только Афину с Артемидой и Аполлона.

С этими словами она подошла к мужу и, как ни в чём не бывало, чмокнула его в морщинистую щёку. Они удалились вместе под ручку (что ничуть не удивило Гермеса).

– Не хотите ли осмотреться? – любезно предложил он.

– Пожалуй, – согласился Северус.

Бесчисленные анфилады, изукрашенные драгоценными камнями, дворцовые стены в живых гобеленах, расписные потолки, полы с причудливым орнаментом из разных пород деревьев и близлежащие холмы с замечательными скульптурами – всё дышало изяществом и гармонией.

– На кой-ляд Вам понадобился Ящик? – поинтересовался Гермес.

– Как? Вы не знаете? – Северус немало озадачился. – Разве Фея Вдохновение не рассказала, что Ящик нужен не мне?

Гермес внимательно вгляделся в глаза собеседника.

– Она говорила не со мной, а с моей старшей сестрой, Афиной. Да вот и она сама, собственной персоной, – Гермес обернулся на звук шагов.

Снегг увидел рослую женщину в короне русых волос. За ней шествовала босая Артемида: её тело прикрывала леопардовая шкура лишь в двух местах – грудь и линия бикини; длинные, слегка вьющиеся волосы, были распущены. Чуть поодаль от женщин шёл юноша в коротком платье, туго перехваченным в талии, голову украшала тиара из лавра. Следом за ними величественно плыла Афродита с прихрамывающим Гефестом. Северус склонился в поклоне. Те чуть кивнули в ответ. „Более непохожих братьев и сестёр мне, пожалуй, видеть не доводилось“.

– Расскажите нам, юноша, что привело Вас на Олимп? – властный голос принадлежал старшей, Афине.

Северус вздрогнул: „юноша“… кто, он? Но, если разобраться, так оно и есть: что такое 37 лет в сравнении с вечностью?

– Меня зовут Северус Снегг. Я британец. Прибыл при посредничестве Феи Вдохновение по приказу Лорда Волан-де-Морта.

– Вы состоите у него на службе? – с любопытством воззрилась на него Афродита.

– Да, моя богиня, – Снегг опустил глаза.

– И Вы посмели?!. – грозно начала Афина, но её грозную тираду прервало появление знакомой Северусу Феи.

– Не утруждая себя приветствием, – Вдохновение наклонилась к Афине и что-то прошептала ей.

– Фея утверждает, что Вы служите справедливости. Так ли это? И чем Вы можете поклясться? – Афина взглянула на Северуса уже с другим выражением.

– Это так, многомудрая Афина. Я могу поклясться в этом своей беременной женой, – ни минуты не колеблясь, ответил Снегг.

Афина удовлетворённо кивнула.

– Для каких целей понадобился Ящик Вашему Тёмному хозяину? – спросила она.

– Я слышал, в нём заключены страх, зависть, ненависть, злоба… и другие человеческие недостатки. Все они в той или иной степени присущи каждому. Однако, выпустив их из Ящика вторично, людской род поразит настоящая эпидемия порока. Это весьма на руку моему, как Вы изволили выразиться, Хозяину. Но я слышал также, что на каждый порок есть противоядие: так, на страх – доблесть, на ненависть – любовь… Они ведь заключены все в одном месте?

Боги переглянулись.

– Это так, – подтвердил Аполлон. – Мы руководствовались элементарными правилами безопасности: Ящик разлетелся бы вдребезги, помести мы там лютую злобу без вселенской доброты, а чёрную зависть – без святой любви.

– То есть существовать эти чувства друг без друга не могут?

– Отчего же… могут, – чуть поколебавшись, ответила Снеггу Артемида. – Но мы хотели сохранить некий баланс – на тот случай, если Ящик всё же откроют.

– А отделить негативные чувства от позитивных кто-нибудь смог бы?

На лицах богов появились снисходительные улыбки.

– Это не составит труда даже для моего мужа, – сказала Афродита. – Ведь у каждого чувства есть своё лицо.

– И вы его видите? – изумился Северус.

– Ко-неч-но, – пропела Афродита. – Недаром же в Греции удовольствия носят утончённый характер.

– А другие – скажем, Волан-де-Морт – смогут понять, что в Ящике заключён один лишь позитив?

– Не думаю… – неуверенно произнёс Аполлон. – Правда, он может почувствовать… Но ведь, кроме олимпийских богов, никому доподлинно неизвестно, что именно содержит Ящик Пандоры.

– А нельзя ли навсегда освободить человечество от этих пороков? Раздавить их, утопить, уничтожить? – Снегг обратился с вопросом к Афине, справедливо полагая, что она тут главная.

Но та лишь покачала головой.

– Нет. Их можно только до поры до времени запереть на ключ.

– Но обмануть де Морта ведь мы сумеем? – спросил Северус.

Тотчас выражение лица Афины стало отчуждённым.

– Не вмешивайте нас в свои дела, молодой человек, – сурово произнесла богиня.

– Боюсь, что следующий, кого направит к вам Тёмный Лорд, не будет столь лоялен. Во всяком случае, мысль вести с вами переговоры у него может и не возникнуть.

– Для этого надо знать, где хранится Ящик Пандоры, – парировала Афина (мало-помалу разговор с богами свёлся к диалогу между ней и Снеггом).

– Труда не составит. Наш общий друг Гефест столь импульсивен, что сообщить, ГДЕ находится Пандорин Ящик, доставит ему удовольствие, – язвительно произнёс Северус.

– Постойте! Что же Вы предлагаете? – вскричала Афина.

– Разделите чувства. Все со знаком „минус“ поместите в фальшивый ларец и оставьте там же под своим надзором. Остальные передайте мне в настоящем Ящике – дабы Волан-де-Морт тут же не разоблачил меня.

Вдохновение опять что-то горячо зашептала Афине на ушко.

– Фея предупреждает, что твой нынешний Хозяин опасен. Разоблачение грозит тебе гибелью, – озвучила Афина шёпот Вдохновения.

– Знаю, – скромно ответил Северус. – Однако в противном случае гибель ждёт всё человечество.

Видимо, его последняя фраза возымела должный эффект. Потому как к концу дня Снегг был уже счастливым обладателем пресловутого Ящика. Не решившись заночевать с таким ценным грузом у Джакомо, он незамедлительно отправился в Лондон. Так у него образовался один выходной. Прибыв в Паучий тупик, Северус с наслаждением развалился на диване (который теперь был задрапирован велюром, а на полу примостилась шкура белого медведя). Он утопил дурно попахивающие ноги в густой и жёсткий мех. Тут же медвежья башка, злобно ощеряясь, попыталась ухватить его за несвежие носки. Северус едва успел увернуться, запрыгнув с ногами на диван. В отместку он стащил носки и швырнул их в морду зверя. Тот, урча, заглотил их и стал неспешно пережёвывать. Ухмыльнувшись, Снегг заморозил и без того мёртвое млекопитающее и поднялся в спальню. Ящик – с тех пор, как заполучил его, – он так и держал под мышкой. „Надо бы пристроить его… в лабораторию, в сейф“. В спальне пахло духами Нарциссы. „Будогорский всё резвится“, – устало подумал Снегг. Полочки в ванной теперь пестрели шампунями, кремами, гелями во флаконах разного цвета и калибра. Северус включил воду и отнёс Ящик в кратковременное хранилище. В заветном месте лежала карикатура от Будогорского: внизу, в грязи, корчился Волан-де-Морт, а сверху, под облаками, парил ангелоподобный Северус Снегг. Последний дёргал за ниточки Тёмного Лорда, тот ритмично подёргивался. Северус захватил рисунок в ванную и, повесив его на ручку шкафчика, погрузился в ароматную пену.

Как это водится, вода на него подействовала как настой пиона. Он задремал.

– Тщательно освобождайте свой мозг. Контролируйте свою память! Осталось не так долго, – наставлял его Альбус Дамблдор. – Вы должны быть осторожны ВДВОЙНЕ, ВТРОЙНЕ!

Альбус понизил голос.

– Я узнал, что хранитель Тома Реддла – Салазар Слизерин, – (даже во сне Северус почувствовал беспокойство).

Я нетрадиционно начал с плохой новости. Но есть и хорошая: я ощущаю себя почти настоящим. С этого времени буду помогать Вам активнее.

Снегг проснулся от прикосновения старческой щеки к его лицу. Это Дамблдор поцеловал его в лоб.

Глава 14. Звезда Сиона.

Зачёты, лабораторные, лекции, рефераты… Будто и не было никакой угрозы. Никакого Волан-де-Морта. Рон считал, что это затишье перед бурей. Гермиона полагала, что первоочередная задача Лорда укрепить своё пошатнувшееся здоровье, а потом „он ещё покажет“… Гарри же думал, что здоровья Тёмному Лорду уже не восстановить. И если он это поймёт, тогда и начнётся

III

мировая. Будогорский тоже был того же мнения. Гарри знал, что друзья ревнуют его к Барину. Хотя это было по меньшей мере странно: он же не ревновал их к собственным родителям! Доходило до того, что иногда Гарри чувствовал себя лишним в присутствии друзей: какие-то перемигивания, многозначительные ухмылки, рукопожатия под столом… Всё это казалось ему по-детски смешным и нелепым. С Джинни тоже отношения были хуже некуда. Гарри замечал за собой, что частенько в середине их разговора ему становилось скучно, он отключался… а когда приходил в себя, её уже рядом не было. Вот с Будогорским Гарри всегда чувствовал себя „в своей тарелке“. Иногда он брал учебники и шёл заниматься в профессорский кабинет, иногда – просто поболтать. Восхищаясь собственным отцом, так сказать, заочно, Гарри, по сути, не знал его. Мысленно он воздвиг Джеймса не пьедестал, и посему образ отца стал для него иконописным, почти библейским. Барин на этот счёт говорил: „Не сотвори себе кумира!“ – и посмеивался. Казалось, он знает что-то такое про Поттера-старшего, чего не знает Гарри. Ростислава Апполинарьевича любили все. И он знал это. Говорил, что это своего рода дар. Довольно редкий. По его словам, он знаком лишь с одним человеком, который обладает тем же даром… Однажды он обмолвился, что Лили Эванс – как ему кажется – тоже имела в арсенале сие замечательное свойство. Будогорский часто отлучался из Хогвартса. А когда появлялся, бывал рассеян и меланхоличен. На вопрос „не влюблён ли он, часом?“ Барин криво усмехнулся и ничего не ответил. Гарри решил, что обязательно вернётся к этому разговору. Большой популярностью среди студентов пользовался кружок Будогорского. Первоначально планировалось, что он будет существовать только для семикурсников. Позднее Ростислава Апполинарьевича уговорили ещё и учащиеся VI-го курса. А после этого стали проситься и с V-го, и с IV-го и даже с III-го. Барин принял соломоново решение: кто пройдёт составленный им тест, тот и будет посещать его занятия. В результате отсеялись некоторые старшекурсники, зато прибавилось студентов с III-го и V-го. Ученики IV-го курса оказались слабаками. Занятия носили чаще всего практический характер. Труднее всего осваивались манипуляции с руками: щелчок пальцами – и перед тобой наполненные шампанским фужеры; хлопок в ладоши – к твоим услугам исходящий паром обед (к примеру)… Ребятам, привыкшим к волшебным палочкам, эта наука давалась тяжело. Дело в том, что тут действовало не конкретное заклятие, а жест. И он должен быть предельно чётким – а нюансов тысячи. Так, например, хлопок перед собой – сигнал к появлению жаркого, а скользящий парный хлопок (так называемые „тарелочки“) – установка рождественской ёлки. И так далее. Барин учил такому, что классифицировалось кодексом волшебников, как магия, применяющаяся в ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫХ случаях: прохождение сквозь стены, обезличивание… Что касается последнего, то Будогорскому пришло на ум научить этому магическому приёму, когда Гарри спросил, что такое предпринял его учитель, когда им довелось повстречать Джокера.

– А-а! Помнится, я вошёл в стену, – Будогорский живо продемонстрировал ошеломлённым студентам своё мастерство.

Сливаться с большим пространством, соответствующим человеку в натуральную величину (двери, стена, пол), научились практически все. Барин же мог поместить себя на обложку книги и даже на спичечную головку! Это давалось единицам (Геримионе, конечно, Джинни – которая вообще была очень способной, Гарри – с натяжкой, и двум-трём когтевранцам – в том числе Полумне). Рону очень хотелось овладеть сиим искусством – таким образом ему хотелось подурачить Фреда с Джорджем… ну, и не отставать от друзей – но, к сожалению, пока его успехи равнялись нулю. Иногда Будогорский предавался воспоминаниям – когда его об этом просили. И в этом было его главное отличие от прочих преподавателей. Если остальные учителя тут же на вопрос „Каково это было на самом деле?“ тут же принимали неприступный вид, то Барин с удовольствием делился своим опытом. Как правило, в своих рассказах он выглядел этаким дурачком – простофилей, которому просто везло. Но хогвартцы прекрасно понимали: равного их профессору надо поискать. Приближалось Рождество, перед которым была запланирована встреча Высшей лиги по квиддичу. В прошлый раз на Хэллоуин (когда Гарри с Будогорским были в Годриковой впадине) команда „Когти Грифа“ всё-таки продула. Все говорили, что играли они здорово, но ловцу – пуффендуйцу повезло больше: он сумел поймать снич, когда счёт был 80:10 в пользу „Когтей…“. Он к тому же признался, что схватил мячик совершено машинально – так ловят надоедливую муху у себя под носом. Но с фактом не поспоришь: команда противника одержала верх. Рон очень убивался по этому поводу, хотя его никто и не думал винить. Тем не менее, жажда вырвать реванш у Слизерина была огромной (почему-то команду „Слизерин и Ко“ так и считали слизеринской, несмотря на равное по количеству в ней игроков от Пуффендуя). Игру назначили на 24-е декабря. Один из загонщиков, когтевранец Норман Винсент на уроках по трансфигурации нечаянно сунул голову в кувшин, который его товарищ превращал в сову, в результате чего сам подвергся трансфигурации. Сейчас внешний облик его полностью восстановили, но разум оставался серьёзно повреждённым. Бедолага! Рождественские каникулы ему суждено было встретить на больничной койке. Всё это к тому, что загонщиком Гарри поставил бывшего голкипера, а Рон вновь очутился на воротах. При таком раскладе вся команда надеялась на выигрыш.

– Гермиона, сегодня у меня была молниеносная реакция… Гарри сказал, – хвастал Рон (только что команда вернулась с тренировочного матча).

Гермиона одарила его взглядом, напоминающим материнский: любящим и в то же время чуть насмешливым.

– Ну-у, если случится так, что вы выиграете, у меня есть сюрприз, – лукаво проворила она.

Рон незамедлительно отреагировал:

– Для меня?

– Увидишь.

Она прошествовала к себе в спальню, Рон – точно загипнотизированный – провожал её глазами.

Гарри провёл ладонью перед его лицом:

– А-ля, у-лю! Очнись! Ты всё помнишь, что я тебе сказал?

– Ну да, – кисло подтвердил Рони. – Не отвлекаться. Не слушать выкрики с трибун. Не расслабляться.

– Точно, – Гарри легонько ткнул приятеля в плечо и отправился в душевую.

– Эй! Гарри! – окликнул его Ростислав Апполинарьевич.

Гарри чуть не завыл от нехорошего предчувствия – точно так же Барин отозвал его накануне игры по квиддичу в День всех Святых. Однако когда повернулся лицом к учителю, уже смог взять себя в руки.

– Молодец, Гарри, – протянул ему для приветствия руку Будогорский. – Контролируешь свои чувства. Впрочем, ты волновался совершенно напрасно. Просто я хотел пожелать удачи перед ТВОИМ матчем.

– Вы уезжаете? – лицо у Гарри вытянулось.

– Возможно… – Будогорский рассеянно оглянулся. Потом сфокусировал взгляд на Гарри и повторил. – Возможно, меня не будет к началу игры. Но я обязательно вернусь до того, как ты поймаешь снич. „Ни пуха, ни пера“!

Барин подмигнул Гарри и свернул в смежный коридор. Настроение было испорчено. Когда Гарри окунулся в тёплую, пенистую воду бассейна, им вдруг овладел безотчётный страх: что будет, если с Будогорским что-нибудь случится? Он потерял родителей, Сириуса, Дамблдора… Если на этот раз будет Барин… Нет… Гарри схватил одежду и, напялив её кое-как на мокрое тело, бросился в кабинет профессора защиты.

Увы! Кабинет оказался заперт.

За учительским столом на следующее утро место Будогорского пустовало. Нервничая, Гарри беспричинно гаркнул на Рона и оставил без ответа „здравствуй!“ Джинни. В раздевалке он переодевался молча – команда тотчас переняла этот угрюмо-упаднический настрой. После традиционного приветствия капитанов игроки взмыли в воздух.

– Итак, игра начата. Цифры таблоида 0: 0. Шансы равны, – зазвучал размеренно-слащавый голос комментатора.

Гарри с удивлением свесил голову вниз. Он не ошибся. Действительно, голос принадлежал декану Слизерина, Горацию Слизнорту. Ну, и дела! Ни разу ещё на его памяти педагог не выступал в этой роли.

Будто отвечая ему, Слизнорт возвестил:

– Рад вас приветствовать, друзья! Хоть многим и покажется неуместным мой репортаж, смею вас уверить, что я здесь не по своей воле, а токмо по распоряжению нашего Директора. Для пущей, так сказать, беспристрастности.

Бац! Бладжер просвистел прямо над ухом Гарри. Он едва успел увернуться.

– У-уй! – просипел где-то рядом знакомый голос.

Видимо, не он один заслушался певучим тембром Слизнорта. Гарри встряхнулся и оценил положение на небесном поле: все были на своих местах и чётко выполняли свои функции. Но чего-то не хватало. Азарта, пожалуй. С утра стоял лёгкий морозец – градусов этак минус пять по Цельсию. Ясный солнечный день. Ветра не наблюдалось. Погода – более чем благоприятная. Тем не менее, провисев на мётлах с час, конечности онемели, щёки покалывало от мороза, глаза слезились. Гарри поднял руку, прося небольшой тайм-аут. Счёт всё ещё не был открыт. Вялая диспозиция игроков рождала столь же безэмоциольный отклик зала.

– Капитан команды „Когти Грифа“ Гарри Поттер запросил посадку, – объявил декан Слизерина. – Судейство не возражает.

Один за другим члены команды Гарри приземлялись возле своего капитана.

– В чём дело? – хмуро спросил Гарри, не поднимая глаз.

Ребята смущённо переминались с ноги на ногу. Девчонки сосредоточенно дышали на руки в перчатках.

 – В общем, пора стряхнуть оцепенение и начать играть, – вынес вердикт Гарри.

– Ты это себе говоришь? – язвительно произнесла Джинни.

– Всем, – коротко бросил Гарри и дал знать, что их команда готова.

„Когти Грифа“ лучше всех!

Знаем мы, вас ждёт успех! – скандировала группа поддержки.

Гарри глянул вниз: к Слизнорту, пригнувшись, подходил Будогорский. Каким-то шестым чувством, Барин понял, что на него смотрят, и приветственно помахал рукой. Тотчас Гарри почувствовал, что сердцу мало места в груди – его будто раздуло от радости. И, точно в состоянии невесомости, метлу понесло вверх. Сперва ему показалось, что он чуть ли не на солнечной орбите – таким ослепительным показалось ему сияние… но нет, он ошибался. То был свет не солнца. Это золотой снич возник прямо у него перед глазами! Гарри протянул руку за крылатым мячиком и… игра была закончена через один час пять минут со счётом 150: 0 в пользу „Когтей…“ Его игроки были и довольны и раздосадованы одновременно. Довольны – потому что выиграли. Раздосадованы – уж слишком легко далась победа. А лёгкая победа, как известно, оставляет разочарование. Слизнорт ещё резюмировал итоги, а Гарри уже сломя голову нёсся к Будогорскому. Буквально воткнувшись в него, Гарри остановился как вкопанный.

– Привет! – Барин тряхнул его за плечо. – Ну, ты красавец! Поздравляю!

– Вы где были? Где Вас постоянно носит? – Гарри словно прорвало.

У Слизнорта брови поползли наверх.

– Молодой человек! Выбирайте, пожалуйста, выражения!

– Ничего, – Ростислав Апполинарьевич тронул коллегу за локоть. – Вы же видите, Гарри ещё возбуждён игрой.

– Ничего я не возбуждён!

– Ну, ну, – миролюбиво похлопал его по плечу Слизнорт. – Теперь-то и я вижу… Я пойду, пожалуй…

– Так что? – вперил свои кошачьи глаза в переносицу Будогорского Гарри.

– Если бы ты потрудился, дружок, разгадать мою загадку, то и сам бы до всего додумался, – Барин насмешливо приставил указательный палец ко лбу своего воспитанника.

Как раз в это время сзади навалились игроки, товарищи по факультету и болельщики – так что палец Будогорского, казалось, вошёл в него, как нож в масло.

– Гарри! – радостно верещала Гермиона. – Представь только: Одни! Две недели в Карпатах! Красота! Кэмпинг забронировали мои родители, а сами поехать не смогли!

– О чём это она? – Гарри бросил недоумённый взгляд на Рона.

– Гермиона купила путёвки на какой-то лыжный курорт, – кисло промямлил в ответ Рон.

Похоже, их подружка была в восторге от своей придумки. Чего нельзя сказать о Роне: в отличие от Уизли-старшего, перспектива прожить полмесяца бок о бок с маглами по их законам его не слишком прельщала. Так или иначе, утром они втроём – Гермиона и Гарри с Роном – упаковывали чемоданы, чтобы, выйдя за ворота Хогвартса, трансгрессировать в Карпаты, на территорию Западной Украины. Они отчаянно зевали – ведь накануне их чествовала бóльшая половина Хогвартса. В конце концов Будогорскому – который также являлся членом ученической вечеринки – надоело, что гриффиндорская башня стала похожа на проходной двор, и он обратил всех старшекурсников в фосфорицирующие привидения. Под предводительством своего безалаберного педагога группа мерцающих студентов носилась с гиканьем и уханьем по всему замку, проходя сквозь стены и сворачивая на бегу доспехи, статуи и прочие предметы гордости древней школы. Они насмерть перепугали Хагрида (тот пришёл поздравить Гарри), и, преследуя улепётывающего лесничего, громыхающего метровыми подошвами, валялись потом от хохота. Сам Пивз забился на антресоли и оттуда молча потрясал кулаками, вертя пальцем возле своего призрачного виска. Если бы МакГонагалл поймала их за этими занятиями, Будогорского, пожалуй, могли бы и уволить. Но он намекнул, что Минерва не проснётся, даже если в Великобритании этой ночью начнётся атомная война. Что явилось причиной столь крепкого сна Директрисы, Барин пояснять не стал. Вот так весело начались зимние каникулы. Плетясь в сумерках к воротам, Гарри как бы ещё раз прокручивал в памяти вчерашние события и усмехался. Оказавшись вне запрета на трансгрессию, друзья взялись за руки и покинули Хогвартс.

P.S. „Трансгрессии по-русски“ стопроцентно обучилась только Гермиона, она-то и помогла мальчишкам переправиться через океан.

– У-уй! Холодно! – потирая плечи, сморщился Рон.

– Не ной! – оборвала его Гермиона. – Тут два шага до кемпинга.

На вершине пологого холма возвышался туристический комплекс. Сейчас ребята стояли у заснеженного изножия – им предстоял подъём.

– Где ж тут кататься на лыжах? – проворчал Рон, цепляясь за Гермиону.

– Эй! – стряхнула она его с рукава. – Я полагала, что ты, как мужчина, будешь мне помогать, а не наоборот.

– Ты ошибалась, – не упустил возможности позубоскалить Рон. – И я поддался на твою авантюру, зная, что ты вытащишь нас с Гарри из любой пропасти.

– Не такая уж я и бывалая альпинистка, как тебе кажется. Я и в горах-то бывала всего раза два. Правда, Альпы, где я отдыхала, круче Карпат… во всех смыслах… Чёрт! Могли бы хоть оборудовать подъёмники!

– Наверно, подъёмники всё же есть, – подал голос Гарри и указал на воздушную дорогу. – Просто мы зашли не с той стороны.

– Ладно… Рону полезно немного размяться.

Гарри переглянулся с Роном: в этом была вся Гермиона, никогда не признáет собственных ошибок.

– Размяться – так размяться… А скажи-ка нам, Герми, на каком языке нам прикажешь обращаться к хозяину гостиницы?

– Не к „хозяину“, а к администратору, – поправила Рона Гермиона. – Скорее всего, это будет милая девушка.

– Не суть, – отмахнулся Рон.

Гермиона посмотрела на него с интересом.

– С каких это пор тебя не волнуют „милые девушки“?

– С тех самых, как понял, что от судьбы не уйдёшь. Милые девушки везде и повсюду, а ты одна-единственная… Для меня, по-крайней мере.

Гарри подумал, что Рон по обыкновению шутит. И хотел было уже присвистнуть, но увидел, как встретились взгляды его друзей, и в месте их пересечения возникла маленькая молния.

„Может, им стоило поехать без меня?“ – подумал он. Но вслух произнёс:

– И всё же… ты не ответила на вопрос. Может, ты знаешь украинский язык?

Гермиона фыркнула и посмотрела своим характерным „гермионовским“ взглядом

– Я знаю русский… Впрочем, как и вы. Этого достаточно. Все украинцы прекрасно понимают русский язык.

Рон наклонился к уху Гарри и голосом Гермионы прошептал:

– Не ожидала, Гарри, что ты такой же олух, как Рон.

Во дворе кемпинга (который был похож на самый обычный загородный коттедж) работали два дворника – по виду отец и сын. Они убирали снег вручную – широкими деревянными лопатами. Рон скривился. Но тем, похоже, работа доставляла удовольствие. Во всяком случае, никакого внешнего неприятия они не выказывали.

– Каки гарны хлопцы!

Ребята встали, как вкопанные.

– Батя, то ж дивчина, ти шо?! – мальчишка бесцеремонно ткнул в Гермиону пальцем.

Родственнички, опершись на рукояти лопат, заливисто заржали. Гермиона нахмурилась и, сдвинув брови, решительно шагнула вперёд.