Текст книги "Гарри Поттер для взрослых или КАК ОНО БЫЛО (СИ)"

Автор книги: Татьяна Уревич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 112 страниц)

– Что делать, – развёл он руками, – если так оно и есть.

– Это… это… – задохнулся Гарри, – противоречит…

Он не мог подобрать подходящих слов.

– Ну, мой мальчик, и чему же это противоречит? – не без иронии спросил Барин.

Гарри враждебно молчал. А потом понял, чем он может уязвить Будогорского.

– Вы вор! Вы украли тарелку! – выпалил он.

– Бог с тобой, Гарри! – рассмеялся Барин. – Клянусь тебе, я не такой уж великий чревоугодник, чтобы воровать тарелки с едой!

– Не с едой! – топнул Гарри. – А с золотым яблоком! Попросишь его – и оно показывает любого человека, чем тот в данную минуту занят.

– Значит, тарелочка с голубой каёмочкой, – повторил Будогорский уже звучавшую в устах Гермионы фразу. Он задумался. – Нет, Гарри. Не я её ставил и не мне её забирать. А в отношении желания подсматривать… в этом есть что-то нечистоплотное – вроде чтения чужих писем…

– Я просто желал знать…

– Каждый охотник желает знать, где сидит фазан…

„Это что ещё за белиберда?“

– В отношении желаний вот что я тебе скажу: подчас наши желания могут быть весьма опасны… И как часто желаемое мы принимает за действительное! – впрочем, как и действительное за желаемое!.. Да и знаем ли мы в действительности то, что на САМОМ деле желаем?

У Гарри голова пошла кругом.

– Говорите нормально! Я ровным счётом ничего не понял из того, что Вы сказали!

– Как не понимаешь и того, что с тобой происходит…

– Ничего особенного со мной не происходит…

– Давай тогда проанализируем ситуацию: ты покинул дом, где тебя воспитали… Послушай, Гарри, не перебивай меня! – поднял руку Барин. – Ты расстался со своей девушкой. У друзей ты не находишь понимания. На площади Гриммо тебя преследуют воспоминания о твоём крёстном. А здесь… другие призраки: в первую очередь, конечно, Альбуса Дамблдора. И прочих, не будем называть их имён. Ты растерян. Тебе кажется, что ты в полном одиночестве… Так ведь?

У Гарри не было сил противоречить. Так оно и было – он словно потерял почву под ногами. Казалось, надо учиться жить заново.

Будогорский привлёк его, упирающегося, к себе.

– Будь ты девочкой, я бы посоветовал тебе поплакать, – профессор ободряюще похлопал его по плечу. – Знаешь, говорят, настоящий друг отличается умением СОпереживать и умением СОрадоваться. При чём второе значительно сложнее. Я бы хотел сделать первый шаг к нашей с тобой дружбе. Садись.

Он усадил его на диван рядом с собой.

– Думаю, обед мы уже пропустили.

Барин хлопнул в ладоши, и на стол легла скатерть. На ней были нарисованы разные яства. Стоило Будогорскому произнести несколько слов на чужом Гарри языке, как кушанья материализовались. Профессор взял из чугунка в центре стола дымящуюся картофелину. Перебрасывая её из руки в руку, он подмигнул Гарри.

– Слышал что-нибудь о скатерти-самобранке?

– Читал, – неохотно ответил Гарри.

– Ну, тогда угощайся. Очень рекомендую тебе перепелов на вертеле или во-он того молочного поросёнка, – он привстал и потянул на себя окорок, стряхивая с него кудрявую петрушку.

Еда показалась Гарри СКАЗОЧНО вкусной. Он попробовал и соления, и копчения, и варения – словом, всё, что посоветовал ему Барин. Правда, гордость русской кухни (заливное из стерляди и квашеная капуста с клюквой) не понравились ему. Зато обычный студень и хрустящие солёные грузди были выше всяких похвал. Когда они пили чай, который им наливал с прибаутками весёлый пузатый самовар, Будогорский посерьёзнел и, положив на блюдце недоеденный блин с белужьей икрой, дал понять таким образом, что хочет что-то сказать Гарри.

– Может, ты замечал, Гарри, – заговорил он, – что в начале становления дружбы кто-то один вынужден снимать барьеры, которые мы инстинктивно расставляем, защищая свои скелеты в шкафу? Барьеры снимаются искренностью и откровенностью, ибо какая дружба без взаимодоверия?.. Ну, это так, лирическое отступление… Я хочу тебя спросить: ты никогда не задумывался, почему именно семнадцатилетний рубеж ознаменован как совершеннолетие?.. Пожалуй, я отвечу на этот вопрос сам: в этом возрасте мы уже имеем определённый багаж знаний и накопили тот или иной жизненный опыт. И мы вольны распоряжаться этими знаниями. Нам открываются двери в мир, который подчас встречает нас враждебно. Мы получаем диплом, дающий нам право сделать выбор дальнейшего пути. Увы! Иногда нам кажется, что если ошибусь, перепишу всё наново, да и дело с концом! Ан нет, в жизни так не бывает. Стоит принять неправильное решение, и оно может стать необратимым. Вспомни молодого Барти Крауча или Северуса Снегга – они стали Пожирателями смерти на последнем курсе Хогвартса. Так что не ты один испытываешь муки этого возраста. Хорошо, если рядом есть человек, способный поддержать тебя и направить. А если нет, тогда кричи КАРАУЛ! Русские говорят: „Ум хорошо, а два лучше“. Жить, конечно, надо своим умом, но принимать серьёзные решения, не посоветовавшись, – это история уже совсем другого порядка. Могу сказать тебе, что и я когда-то, обуреваемый тщеславием, сделал роковую ошибку, в результате которой погиб человек… два человека. И был я, к своему стыду, на пару лет старше тебя… Поэтому и спешу предостеречь тебя от подобных глупостей.

Гарри примолк. Его потрясло, что учитель признаётся в подобном: „по моей вине погибло два человека…“

– А если не с кем посоветоваться?

– Тебе-то? Не скромничай! Во-первых, у тебя есть проверенные друзья, которые, по-моему, тебя ещё ни разу не подводили. За что же ты их обижаешь своими недомолвками и дутыми на пустом месте секретами? Во-вторых, у тебя есть девушка, которая тебя любит – и не говори мне, что вы расстались „для её же блага“! Представь, если случится непоправимое, а вы будете в разлуке? И, наконец, у тебя есть я, – Будогорский улыбнулся. – Считай меня своего рода преемником Альбуса. Ведь с ним ты начал расследовать дело о крестражах, а со мной, надеюсь, закончишь. Сегодня после уроков заходи ко мне со всеми, кого утвердил Министр для поездки в Россию. А теперь пойдём-ка, Гарри, мы уже опаздываем – сейчас ведь мой урок.

Ростислав Апполинарьевич махнул рукой – и скатерть-самобранка сложилась.

Глава 7. Санкт – Петербург.

Северус увидел группу хогвартских школьников, которые были в сопровождении приятного мужчины с лучистыми серыми глазами. Их взгляды пересеклись. Снегг равнодушно отвернулся – вернее, сделал вид, что отвернулся. Исподволь он наблюдал, как молодые волшебники Хогвартса протягивали на контроле паспорта и билеты. „Значит, это и есть ‚симпатичные молодые люди с чистыми помыслами и отважными сердцами‘: Гермиона Грейнджер, Рональд Уизли с сестрой, Долгопупс (о, господи!), Лавгуд (эта-то что здесь делает?) и, конечно, Поттер“. Гарри Поттер выглядел интеллигентным юношей, улыбчивым и воспитанным. Все они летели одним рейсом. Северус не опасался, что его узнают. Оборотное зелье вновь до неузнаваемости изменило его внешность. Документы у него, тем не менее, были в полном порядке. Дело в том, что он их попросту украл. Украл у зазевавшегося магла в русском посольстве. И в придачу выклевал у него клок волос. Поступок, прямо скажем, неблаговидный. Но изготавливать фальшивые документы ему показалось опасным. Почему? Он и сам не знал. Но вступать в спор со своей интуицией не рискнул. А так ему достался паспорт на имя Иванова Сергея Ивановича 1960-го года рождения. И Дамблдор сказал, что сочетание фамилии-имени-отчества очень удачное – фамилия Иванов у русских очень распространённая. У Сергея Ивановича Иванова было добродушное круглое лицо, объёмистая лысина и слегка отвислый животик. В целом он производил впечатление добряка с не очень высоким показателем IQ. Это тоже расценивалось как положительный момент (если учесть, что он должен произвести хорошее впечатление на массу канцелярских работников). Тёмный Лорд решил вопрос с размещением ребятишек для своей будущей школы очень просто: он распорядился, чтобы Нарцисса Малфой в 24 часа освободила своё родовое поместье. Северус присутствовал при этом разговоре.

– Зачем Вам такой большой дом, милая? – вкрадчиво осведомился Волан-де-Морт у матери Драко. – Уж не надеетесь ли Вы, что я позволю в скором времени вернуться в Англию Вашему сыну? Знайте, он жив только потому, что мистер Снегг проявил неслыханное благородство! Кстати, Северус, Вы ведь остались без прислуги? Хвост Вас раздражал – и, надо признать, он это умеет, эльфа у Вас нет… Может, Нарцисса Вам подойдёт? А? Что скажете?

Северус не спешил с ответом. Он пакостно улыбался, глядя на дрожащую от унижения Цисси.

– Я подумаю, сэр.

– А пока Вы думаете, миссис Малфой может пожить в доме сестры. Кстати, Беллатриса ещё не собрала свои пожитки? Я же велел ей отправляться стеречь племянника! Пусть поторопится!.. Эти ужасные Малфои – равно как и Лестрейнджи – доставляют мне одни неприятности в последнее время, – пожаловался Волан-де-Морт Северусу.

„Тёмный Лорд явно зарвался, – продолжал размышлять Снегг. – Так, глядишь, он и вовсе останется без единомышленников“. Впрочем, ему это было только на руку. Сам он с недавних пор был в фаворе у Лорда. Именно с его, северусовой, подачи Беллатрису должны удалить с глаз. Стоило Северусу раз-другой намекнуть, что сестра Нарциссы сомневается в некоторых людях тёмного двора, и что именно она вынудила его дать Непреложный обет, её участь была решена. Беллатрисе надлежало покинуть брега туманного Альбиона с тем, чтобы опекать Драко в Соединённых Штатах Америки.

– Мы, оказывается, соседи, – дружелюбно обратился к нему единственный взрослый волшебник из хогвартской команды и протянул руку. – Будем знакомы. Ростислав Апполинарьевич Будогорский.

Северус посмотрел на него внимательней: вот почему его лицо показалось ему знакомым! На последнем курсе Хогвартса тот преподавал у них защиту от тёмных искусств. Будогорский мало изменился. В двадцать лет он был этаким „качком“ в среде волшебников и проповедником здорового образа жизни. „Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья!“ – вспомнил Северус лозунг молодого профессора. Летом Будогорский жарился на солнце, зимой купался в проруби и круглогодично бегал трусцой. По мнению Снегга, выглядело это по-идиотски.

 – Иванов. Сергей Иваныч, – придав себе глуповатый вид, растянул губы в улыбке Снегг. – Вы по каким делам в Россию?

– Думаю, Вы догадываетесь, – шепнул ему на ухо Будогорский.

Северус подумал, что, наверно, ослышался.

– Что, простите? – спросил он, моргая белёсыми ресницами.

– Думаю, Вы догадываетесь, – более внятно повторил Будогорский.

– О! Боюсь, Вы ошиблись! Не за того приняли! Так бывает! – замахал пухлыми ручонками Иванов – Снегг, приклеив к губам дурацкую улыбочку.

– Бросьте! Я слишком близко от Вас стоял в очереди на контроле, Северус, – так же, шёпотом, сказал Ростислав Апполинарьевич. – Отчего бы Вам не признаться, что Вы это Вы?

– Да. В этом я готов признаться: я – это я, – хмыкнул в ответ Снегг.

– Взгляните: ребята в совершенном восторге. Они первый раз совершают полёт авиалайнером. Им не до нас, если Вы ЭТОГО боитесь, – продолжал Будогорский.

– Я не боюсь. Я просто Вас не понимаю, – холодно сказал Северус, косясь на пассажиров в соседних креслах.

Будогорский махнул рукой – тут же соседка справа пролила кофе на юбку и понеслась в туалет замывать пятно, сосед слева склонил голову на плечо и мгновенно уснул.

– Отчего Вы отвергаете союзничество? – настаивал Барин.

– Какого рода? – осторожно спросил Снегг.

– Пока Дамблдор подобен призраку, а для всех остальных Вы преступник, Вам необходим свой человек, – был ответ Будогорского.

 – И Вы тот самый человек? – вопросительно посмотрел на него Северус.

– Тот самый. Можете на меня положиться, – с готовностью отозвался хогвартский профессор.

Снегг знȧком попросил подойти стюардессу.

– Пожалуйста, будьте так любезны, посмотрите, нет ли свободного места в бизнесклассе. Я доплачу, – попросил он.

– Пройдите за мной, – сказала бортпроводница. – Бизнескласс почти пуст.

– По-крайней мере, дайте мне знать, когда потребуется помощь! – крикнул ему вслед Барин.

Северус ничего не ответил и не обернулся.

При таможенном досмотре он вновь встретил делегацию от Хогвартса. Будогорский пытался поймать взгляд Снегга – Северус старательно прятал глаза. Эта встреча взволновала его. Конечно, союзник был нужен. И Будогорский ему, в общем-то, симпатичен. Но Северус слишком хорошо знал его историю, чтобы поддаться самообольщению. Молоденькая беременная жена Ростислава была убита Пожирателями. Будогорский что-то раскопал, что было не по нутру Тёмному Лорду. Сначала ему пригрозили – тот оставил угрозу без внимания. Тогда-то всё и случилось… Произошло несчастье незадолго до падения Волан-де-Морта. Зная подоплёку этого дела, трудно поверить в отсутствие западни со стороны Будогорского – как пить дать, он осведомлён о прошлом Снегга. И, как следствие, причастности (пусть косвенной!) к смерти его жены. Северус вышел из здания аэропорта и поймал такси. Из окна машины он видел, как Будогорского окружили его ученики. „Его любят, – глядя на лица подростков, с грустью подумал Северус. – Не то, что меня. Если у Юлии, как говорил Дамблдор, ‚дар внушать любовь‘, то у меня, наверно, обратный дар – внушать НЕлюбовь“.

– Куда едем, Командир? – спросил его таксист.

– Не могли бы Вы показать мне город? – неожиданно для себя попросил Снегг.

– Нет проблем. Часа за три осмотрим все достопримечательности, – трогаясь с места, заверил его водитель.

– Я бы не стал так торопиться. Сколько стоит Ваш рабочий день?

– Тыщу баксов, – хитро сощурившись, солгал шофёр.

– Идёт, – не стал с ним торговаться Северус.

Выехав на шоссе, они с ветерком понеслись по асфальтированной трассе с односторонним движением. Через тополиную аллею была встречная полоса. Северус отметил разнообразие моделей автомобилей – большинство немецкого производства. Когда-то, ещё в доме родителей, он собирал вырезки из старых журналов и знал отличительные признаки той или иной модели. Надо сказать, что с тех пор автомобилестроение шагнуло далеко вперёд.

– Домой или в гости? – прервал его наблюдения водила.

Северус посмотрел на него в зеркальце – взгляды их встретились. Они оба усмехнулись.

– В гости, – ответил Снегг.

– В Питере никогда не был?

– Был. Проездом.

– Ты тогда говори, где понравится – будем тормозить.

– При въезде в город остановишь.

– Это правильно. Там у нас мемориал Героическим защитникам Ленинграда. Установлен в одну из годовщин победы над фашистской Германией. А сейчас налево посмотри. Здесь Пулковская обсерватория. Целый учёный городок.

Будучи неуверенным в том, что такое „обсерватория“, Северус не стал переспрашивать.

– Подъезжаем, – проинформировал его водитель такси.

Ещё издали он заметил гранитную стелу, на которой значились цифры 1941 – 1945. Таксист припарковал машину и обернулся к элитному пассажиру.

– Мне с тобой пойти? – спросил он.

– Да. Если Вас не затруднит.

– Не затруднит, – заверил его тот.

Спустившись в подземный переход, водитель купил в цветочном киоске пару гвоздик.

– Я оплачу, – предложил ему Северус.

– Не надо, – строго посмотрел на него шофёр. – Для тебя это так, забава. А у меня, почитай, в годы Великой Отечественной все родичи сгинули.

Они оказались в зале под открытым небом. По форме зал напоминал кольцо. В центре, на постаменте, размещалась скульптура матери, держащей на руках погибшего сына. Памятник был завален цветами. Мимо них прошли совсем ещё желторотые школьники с испуганными мордашками.

– Тут есть небольшой музей. Зайдём?

Северус утвердительно кивнул.

Экспозиция была посвящена Блокаде Ленинграда. В музее звучала скорбная музыка. На одной из стен демонстрировалась кинохроника военных лет. Плёнка шипела, изображение было с пробелами. Снегг присмотрелся: закутанная в платки, по снегу шла женщина. Она тянула за собой санки, на которых лежал ребёнок лет двух. Он был мёртв. Следующий кадр – очередь за хлебом. Длина её казалась неизмеримой. Лица людей, получавших по куску чёрного хлеба, почерневшие, безразличные. Картинка фильма снова переменилась. Северус увидел большеголовых скелетообразных дистрофиков со вспученными животами. Руки – веточки, ноги – палочки, рёбра можно пересчитать – все они на приёме у врача. После очередной чёрно-белой паузы взгляду открывался ров, заваленный истощёнными до крайности мертвецами. Надо рвом стояли гитлеровцы в щёгольской военной форме и начищенных до блеска сапогах. Они глумливо улыбались, глядя, как некоторые из жертв в этом месиве тел ещё подают признаки жизни. Северус вышел на воздух. „И к этой чудовищной бойне причастна чуть! Маглы об этом и не догадываются!“ Он ощутил рядом присутствие другого человека. Это был русский таксист. Молча они дошли до машины.

– Сергей Иванович, – протянул руку таксист.

Северус не помнил, чтобы называл ему своё новое имя. Он с недоумением смотрел в лицо уже немолодого человека, изборождённое глубокими морщинами. Тот пояснил:

– Меня зовут Сергей Иванович… Целый день с тобой бултыхаться будем – так что познакомиться не помешает.

– Меня тоже зовут Сергей Иваныч, – буркнул Северус.

– О! Тёзки, значит! – хохотнул словоохотливый водитель. – Ну, теперь слушай… я тут гидом повыступаю малехо. Мы выезжаем на Московский проспект – одну из крупнейших магистралей города. Слева и справа здания Московского универмага. Это станция метро „Московская“. Там, за фонтаном, Московский райсовет. Перед ним памятник Ленину. Далее – Московский Парк Победы. Если хочешь, выйдем, погуляем, – он посмотрел на Северуса в зеркало (тот покачал головой). – Да там и смотреть-то особенно нечего… аллею Славы, разве что. Вдоль неё установлены бюсты героев Отечественной войны. Меня там в пионеры принимали – это что-то вроде ваших бойскаутов… Я ведь коренной ленинградец – сейчас говорят „петербуржец“. Вся моя жизнь – в городе на Неве.

– Нева – наша главная река. Недлинная, но полноводная, – тут же пояснил водила. – Сейчас, когда дамбу сделали, наводнения хоть и случаются, но уже не такой разрушительной силы – как, скажем, году этак в 1824-м. Это наводнение ещё Пушкин описал в „Медном всаднике“. Ну, мы его сегодня ещё увидим.

– Кого? – спросил Снегг. – Пушкина?

Водитель расхохотался.

– Ты что, приятель! Пушкин давно умер. Его застрелил Дантес. На дуэли. Из-за Гончаровой.

– Из-за кого? – сглотнул Северус.

– Ну, из-за жены своей. Дантес – французский посланник – положил глаз на жену Пушкина, Наталью Гончарову. Александр Сергеевич, знамо дело, такого стерпеть не мог. Кровь его негритянская забурлила – и давай стреляться. Только сам под пулю-то и попал.

– Так этот ваш Пушкин негр был, что ли? – совсем запутался Северус.

– Пушкин – великий русский поэт, – назидательно произнёс Сергей Иванович.

– Вы же сами сказали „негритянская кровь забурлила“…

– Я что-то не пойму, по-русски ты здорово балакаешь, а ничегошеньки из нашей истории не знаешь, – сердито прервал его новый знакомец. – Александр Сергеевич был не то чтобы негр… Дед его, Ганнибал, тот, действительно, африканец по происхождению. Его царь Пётр Великий ещё арапчонком к себе на службу взял. Воспитал. Дал чин дворянский. Вот от Ганнибала-то и пошло потомство с горячей кровью… На Мойке, если тебе интересно, это всё подробно рассказывают.

Зачем и где в процессе мойки рассказывают о русском прославленном поэте, для Северуса опять-таки осталось загадкой, но уточнять он не стал.

– Сейчас мы проезжаем мимо крупного промышленного предприятия „Электросила“. Там у меня батя сорок лет оттрубил. Теперь и не знаю, чем они там занимаются… Утюги, наверно, делают, – недовольно проворчал Сергей Иваныч.

Чем плохи утюги, тоже оставалось неясностью (так же, как и почему для выпуска утюгов выстроен столь гигантский завод).

– Вот уже и Обводный канал. Раньше это был самый край Петербурга. Канал этот – что-то вроде сточной канавы. Все отходы сливаются в него. Он даже зимой не замерзает. Чуть левее – Балтийский и Варшавский вокзалы. Нет нужды туда ехать – один из самых муторных районов. Мы лучше в центр рванём. Там тебе поинтересней будет. Вот уже и Техноложка – большой технический вуз… А теперь я покурю. Устал.

Сергей Иванович откинулся на сиденье и задымил. Северус с любопытством оглядывал архитектуру города. Дома были большей частью серые. Улочки узкие. Юлия рассказывала, что где-то около года жила на Севере (он не выяснял, почему) и больше всего скучала не по друзьям и родственникам, а по Петербургу. Похоже, шофёр тоже искренне привязан к родному городу. И что в нём такого, в этом сдержанном, суровом городе? – нет ответа…

 – Мы тут свернём с Московского. Поедем по набережной Фонтанки. На ней раньше (впрочем, как и сейчас) любили селиться всякие вельможи. Так что много красивых домов увидишь. Смотри: это Большой Драматический Театр. Сокращённо БДТ. Там играли великие мастера сцены: Лебедев, Лавров, Стрежельчик… А это площадь Ломоносова. Про Михаила Васильевича Ломоносова слышал когда-нибудь? Нет? Чему вас только в школах учат! – Сергей Иванович пришёл в раздражение. – У нас вашего Эйнштейна каждый двоечник знает!

„Русский двоечник, может, и знает… А я вот, признаться, с трудом припоминаю, кто это“, – чуть было не ляпнул вслух Снегг. А одержимый русской историей Сергей Иванович уже вещал:

– Михайло Ломоносов – сын простого рыбака. Прошёл пешим ходом за торговым обозом от Архангельска до самой Москвы – столь велико было в нём желание учиться! Был уже молодым человеком – рослым таким детиной! – а сидел за партой с сопляками. Все над ним посмеивались. Да только смеётся тот, кто смеётся последним! Вскорости отправили Михайло Васильича в Германию. А вернувшись в Россию, он много открытий сделал – в самых разных областях: в физике, в химии. Картины складывал из мозаики! Стихи писал! Стал Президентом наук! Основал Московский Университет! Так-то!.. О! Чуть поворот из-за тебя не прозевал. Мы сейчас проедем через Аничков мост, а там по Невскому чуток. И выйдем у Инженерного замка. Я вот уже в туалет захотел, – непринуждённо сообщил он Снеггу.

То, что Невский – центральная улица Санкт – Петербурга, Северус знал. Но они ехали по нему совсем недолго. Такси свернуло на одну из окрестных улочек и остановилось у кирпично-розового монументального здания. На замок, однако, по понятиям британца, оно похоже не было. Скорее, на дворец – несмотря на мрачную историю, которую без промедлений поведал Сергей Иваныч (в замке был убит один из русских царей). В сопровождении таксиста Северус дошёл до Летнего сада – бывшей резиденции основателя города, Петра I. Потом они пересекли Марсово поле, задержавшись у Вечного огня (памяти павшим во время одной из русских революций), и оказались у необычайной красоты русской православной церкви.

– Тут был убит другой русский самодержец – Александр II. Поэтому храм носит название „Спас на крови“ и расположен в необычном для православной церкви месте – практически на воде, – с удовольствием рассказывал Сергей Иванович.

„Русские, похоже, склонны увековечивать всё, что так или иначе связано со смертью“, – отметил Снегг. Возле храма Воскресения Христова (его второе, менее известное название) толпились иностранцы – Северус услыхал английскую речь. На предложение примкнуть к экскурсионной группе он ответил отказом.

Некоторое время они постояли на набережной канала и полюбовались открывающейся перспективой: на фоне фонтана раскрывали свои объятия анфилады Казанского собора. Что-то он уже слышал об этом месте…

– А где тут Педагогический университет? – спросил он.

– Да рядом с Казанским.

– Там учится моя девушка, – зачем-то поделился Северус.

– Ну-ну, – как-то странно хмыкнул шофёр… И сказал, что нужно возвращаться к машине.

Продолжили они свой экскурс, забравшись на крышу Исаакиевского собора. Северус уже жалел, что поддался лёгкому на подъём Сергею Ивановичу. Обещанный вид был НИЖЕ всяких похвал: крыши, крыши, крыши… уходящие за горизонт. Когда спустились с верхотуры собора, Сергей Иваныч поволок его к Медному всаднику. Оказалось, „Медный всадник“ – это памятник их легендарному царю-Петру. Он (Пётр) восседал на лошади, взвившейся на дыбы. Скульптура помещалась на огромном валуне, у которого шумно праздновалась свадьба.

– Встретить брачующихся – хорошая примета, – ввёл его в курс дела Сергей Иванович. – У нас такой обычай: молодожёны едут после ЗАГСа сюда. Пьют шампанское, фотографируются… Ты чегой-то без фотика?

– Успею ещё. Нафотографируюсь.

– Ну, дело, как говорится, хозяйское. Сейчас я тебя на Дворцовую отвезу. Если хочешь, так погуляй. А хочешь – в музей сходи. А я чего покушать соображу.

Северус почувствовал угрызения совести. Совсем он замордовал старика (хотя ещё вопрос: кто кого).

– Нет, – воспротивился он. – Обед за мой счёт. Да и в Эрмитаж я один не пойду – боюсь заблудиться.

– В центре жратва дорогая, – честно предупредил его Сергей Иванович.

– Ничего. Как-нибудь справлюсь, – ответил Снегг, похлопав себя по карману – Тёмный Лорд снабдил его щедрыми командировочными.

Обедали в одном из прибрежных кафе. Северус положился в выборе блюд на „Иваныча“ и понял, что дал маху. Стояла та самая пора, которую именуют на Руси бабьим летом. И жирный шашлык – не самое удачное, что мог бы сейчас переварить его бунтующий желудок. Но для жизнерадостного, краснолицего и коренастого водителя аналогичных проблем не существовало. Будь его воля, он вновь бы полез под исаакиевские купола. Так или иначе, Северус ознакомился ещё со славной историей Адмиралтейства (за время прогулки по Александровскому саду шашлык всё-таки нашёл своё место в его системе пищеварения). Затем они вышли на Дворцовую площадь, и неутомимый Сергей Иванович потащил Северуса к отдельно стоящему зданию Нового Эрмитажа. Надо сказать, на него произвели впечатление атланты, поддерживающие портик входа. Но он уже был так замотан, что пафосные толкования о „единственном в своём роде“… чего-то там… у него в одно ухо влетали, а в другое, не задерживаясь, вылетали. На территории Петропавловской крепости экскурсия длиною в день закончилась. Северус расплатился со своим проводником и, получив от Сергея Иваныча визитку с реквизитами, остался на Петропавловском пляже дожидаться ночи. Времени было около семи вечера. Погода стояла прекрасная. Северус улёгся на один из разбросанных лежаков и, подставив солнцу рыхлую физиономию Иванова Сергея Ивановича, неожиданно для себя задремал. Проснулся он уже в сумерках, изрядно озябнув. Северус пошарил рядом с собой – его ботинки, слава богу, были на месте. Он потёр спросонья глаза – внезапно возникло ощущение, что что-то не так… Ну, конечно! Он проспал три часа – срок оборотного зелья вышел! Пользуясь тем, что поблизости никого нет, Снегг спешно обратился вороном и взлетел на крепостную стену. Вид, который открывался с этого места, не мог приесться: чёрные волны гоняли по реке маленькие судёнышки, на Ростральных колоннах зажглись факелы. Ему предстояло сегодня найти звезду, сопутствующую всем влюблённым. Она приведёт его к Юлии. Ни разу перед ним не стояла подобная задача. Всё это было как-то по-мальчишечьи глупо. И где-то даже стыдно. Скажи кто-нибудь, что он, Северус Снегг, в свои 37 лет будет лазить по крепостным стенам чужой страны в надежде увидеть Путеводную звезду, он бы первым высмеял столь нелепую шутку. Но вот он здесь, глядит в беззвёздное небо и ждёт… не зная чего. Путеводная звезда у каждого своя. Невозможно её описать… Может, ему она и вовсе не явится. Но Северус не сдавался. Ноги уже занемели. Глаза начали слезиться. На другом берегу Невы снопами взлетали розовые искры – наверно, мальчишки взрывали петарды. Но нет, не похоже, чтоб это были петарды – эти взлетали и падали в невские воды совершенно бесшумно. Вдруг одна искорка заплясала над рекой и, скользя по водной глади, стала приближаться. Она становилась всё больше и ярче. Вплотную приблизившись к нему, взметнулась высоко-высоко… и понеслась. Ворон Снегг едва поспевал за ней. Временами звёздочка скрывалась в кронах высоких деревьев – и Северус находил её только по слегка видимому шлейфу, который та за собой оставляла. Они пересекли трамвайные линии. Позади осталась рыночная площадь. Путеводная звезда нырнула в коридор строительной площадки – он за ней. Вот шумное сборище питерской молодёжи у кинотеатра (не успел прочесть какого именно). И тут звезда скрылась в арке петербургского двора. В его кромешной тьме Северус потерял свою путеводительницу. Он кружил над домами, пока не разглядел наконец розовую светящуюся точку. Она висела на уровне последнего этажа и слабо мерцала. Как только он подлетел, Путеводная звезда вспыхнула на прощание и растворилась в ночном воздухе. Северус присел на уличный подоконник и прижался к стеклу. Ничего не разглядеть – всё в комнатных цветах. Во втором и третьем окнах – густая москитная сетка. Четвёртое – тёмное, оно зашторено плотными занавесками. Пятое (похоже, кухня) было распахнуто настежь. Не задумываясь, он влетел в квартиру и превратился в человека. Забыв о правилах хорошего тона (да и об элементарной безопасности тоже), Северус выбежал из кухни и, очутившись в длинном коридоре, стал открывать все встречающиеся на пути двери. Третья дверь принадлежала комнате с цветами. На широком диване, при невыключенном ночнике, спала Юля. Рядом были разбросаны листы её дипломной работы. Снегг опустился на колени и смотрел, как она спит. Юлия открыла глаза и обвила его шею руками.

– Северус! Ты пришёл! – прошептала она.

На следующий день Северус проснулся поздно. Спал он так крепко, что никаких сновидений с Дамблдором, выступающим в главной роли, не видел. Он потянул носом воздух: пахло волшебно. Обмотавшись простынёю, Снегг пошлёпал на кухню. Юля разложила вокруг себя тетради и учебники и делала поспешные правки. Одновременно она жевала блин, не глядя макая его в банку со сметаной.

– Садись, – распорядилась она. – Пока ты спал, я сделала много нужных и полезных дел.

– И каких же? – поинтересовался он, протягивая руку к тарелке с горкой блинов.

И тут же получил шлепок по руке.

– Слушай, ты вообще руки когда-нибудь моешь? – насупилась Юлька. – Мало того, что меня всю ночь грязными руками лапал, так ещё за стол немытым лезешь… Придётся наслать на тебя Мойдодыра!

Юля фыркнула собственной шутке.

– Кто такой Мойдодыр? – Северус, не обращая внимание на её добродушную воркотню, засунул в рот кружевной блинчик.

– „Умывальников начальник и мочалок командир“, конечно, – расхохоталась она. – Вижу, с классикой советской поэзии ты не знаком, мой дорогой невежественный поросёнок.

– Зато я знаю много чего другого, – отбился он.

– Например? – Юлька насмешливо изогнула бровь.