Текст книги "Гарри Поттер для взрослых или КАК ОНО БЫЛО (СИ)"

Автор книги: Татьяна Уревич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 69 (всего у книги 112 страниц)

– Отойди, и я оставлю тебя в живых.

– Нет! – волосы матери разметались по плечам, зрачки сузились как у кошки.

– Тогда ты умрёшь первой! – выносит смертельный вердикт Волан-де-Морт. – Авада Кедавра!

Младенец смотрит на гостя с удивлением, но без испуга. Видимо, он уверен, что с ним ничего не случится.

– AVADA KEDAVRA!

Гарри вновь видит сноп золотисто-зелёного света и чувствует сильное жжение в шраме…

Он потряс головой и приложил ладонь ко лбу.

– Тебя что-то беспокоит? – серые глаза Барина следили за ним с беспокойством.

Гарри помотал головой.

– Хотя… да, – решился он. – Вы что-нибудь знаете о моих дедушке и бабушке?

– Какие именно тебя интересуют дедушка с бабушкой?

Гарри устыдился. Он, сохраняя настороженное отношение к тётушке Петунье и дяде Верноне, игнорировал и память об отце и матери Лили Эванс.

– В общем, меня интересуют и те, и другие, – немного слукавил Гарри. – Но спрашивал я о родителях отца.

Ростислав Апполинарьевич, смахнув белоснежным носовым платком пыль со стула, уселся и пристально посмотрел на Гарри. Выдержав паузу, он сказал:

– Я проделал кое-какую работу, дабы узнать как можно больше о том, что могло связывать тебя и Волан-де-Морта. Не скрою, мне помогали… Но!..

Будогорский порывисто встал и наклонился к самому лицу Гарри.

– Пока я не намерен тебе об этом рассказывать! – торжествующе закончил он.

– Как? – разинул рот Гарри.

– Ты должен дойти до всего своим умом. Поэтому мы здесь… Тихо!

Барин встал у простенка между окнами и бросил в Гарри заклятие, которое сделало его бестелесным. Сам же словно вошёл в стену (и сделал это чрезвычайно своевременно). Окно вспучилось – будто на него натянули бычий пузырь. К своему ужасу Гарри увидел, как в стекле, ставшим вдруг резиновым, прорисовываются черты человека… Они были ему незнакомы. Вслед за лицом появилось и туловище. Его голова была бы пропорциональна для человека ста семидесяти сантиметров, но рост этого незнакомца составлял не более метра. Черты монстра обозначились резче. Оконная резина (та, которая должна быть стеклом) лопнула, и показались яркие клоунские глаза – такие, как на „ходиках“ в квартире Рона. Глазищи шныряли по комнате, выискивая нечто. Взгляд этих неестественно синих с зелёными тенями глаз в обрамлении намалёванных поверх век ресниц постепенно становился отсутствующим. В конце концов он померк, а потом и вовсе потух. Стекло распрямилось и приобрело свой первозданный вид.

Барин отлепился от стены и снял с Гарри заклинание.

– Ч-что это б-было? – заикаясь, Гарри указал на окно.

– Джокер. Никогда не слышал о нём?

– Разве что в „Бэтмене“, – Гарри поёжился.

Он удивлялся, что никто в его волшебной бытности не упоминал нечто, явившееся сюда пару минут назад. Честное слово, впечатлений от увиденного хватит до конца жизни!

– Любая фантазия, как правило, родится не на пустом месте, – назидательно произнёс Будогорский.

– Джок-кер служит Волан-де-Морту? – всё ещё запинаясь, спросил Гарри.

– Джокер продажный. Служит тому, кто платит.

– Почему я до сих пор о нём не слышал?

– Джокер – редчайший экспонат даже в нашем волшебном мире. Ты думаешь, это карлик, раскрасивший себе лицо?

– Ну да, примерно так…

– Ан нет. Представь себе жуть: новорожденный Джокер выглядит так же. Но, конечно, меньше в размерах. Собственно, размер Джокера – показатель людской подлости. Этот был весьма скромен. Так что я склонен скорее радоваться, чем огорчаться. Хотя все и уверяют, что мир катится ко всем чертям, но, судя по Джокеру, всё не так уж и плохо.

Барин засунул руки в карманы джинсов и возбуждённо мерил шагами комнату.

– Садись, – бросил он. – Слушай.

Гарри послушно сел.

– XVIII век – век картёжников. Игра. Азарт. Шулера высочайшего класса. Издаётся множество законов, карающих нечистоплотных игроков… И в то же время отдать долг – дело чести. Парадокс! Поэтому обманные ухищрения неисчислимы: система знаков, наколки, крап… Всё это в большом ходу. Тогда-то, по государеву высочайшему повелению, клонировали первого Джокера. Его миссия заключалась в разоблачении нечестных игроков. Так что создан изначально он во благо. Но вскоре Джокер стал властолюбив. Он начал диктовать свои условия. А если его, мягко говоря, встречали непониманием, Джокер шёл напролом, угрожая и подличая. Наконец его наглость разрослась до небывалых размеров. Он не мог уже помещаться в обычном помещении. И он… лопнул.

Гарри прыснул. Барин строго посмотрел на него.

– Именно „лопнул“. И ничего смешного в этом нет – Большой Джокер превратился в десяток мелких. Они входят в доверие, притворяясь этакими контролёрами нравственности. А потом с удивлением узнаёшь: они оборачивают всё, что вызнали о тебе, во зло тебе же. Лицемеры, сладкоязычные и лживые ханжи – вот кто такие Джокеры. Да, совсем забыл: поначалу Джокеры были миловидны. Но впоследствии, чтобы люди не обманывались на их счёт, волшебники раскрасили им лица. Так, по-крайней мере, сразу знаешь, с кем имеешь дело. И вот ещё что: если тебе когда-нибудь понадобится шпион, лучше Джокера эту работу никто не сделает.

– Ничего не понимаю!

– Чего ты не понимаешь?

– Почему, если Джокер так хорош, его услугами всё-таки пользуются редко?

– Значит, не понимаешь?

– Нет.

– Раскинь мозгами, Гарри. Джокер, безусловно, выследит, вынюхает всё, что пожелаешь. Но первым же тебя и предаст, продаст… со всеми потрохами. Причём с превеликой радостью… Разумеется, за бóльшую цену.

– А-а… Волан-де-Морт не боится…

– Что Джокер его предаст? – усмехнулся Барин. – Нет. Для Тёмного Лорда Джокер – одноразового пользования… Я, правда, доподлинно этого не знаю, но думаю, что не ошибаюсь…

– Что же нам делать?

– То, что и собирались. Только в более плотном режиме. Короче, собирайся. Сходим в одно место. Кстати, тебе надо и самому как-то освоить заклятие дезиллюминации. Надоело всё время обращать тебя в воздух.

Ростислав Апполинарьевич картинно взмахнул полой мантии, сделав и себя, и Гарри невидимыми. Вслед за этим превращением они рука об руку трансгрессировали. Гарри оглянулся. Будогорский перенёс его на кладбище. Не торопясь, он переходил от одной могилы к другой. Гарри пошёл следом. Джон Поттер 27 января 1927 г. – 30 октября 1980 г. Маргарет Поттер 1 мая 1927 г. – 30 октября 1980 г. И краткая эпитафия: ПОКОЙТЕСЬ С МИРОМ!

– Что ж, с полным основанием можно сказать, что „они жили счастливо и умерли в один день“… – произнёс Будогорский. – Но могли бы прожить и подольше… Ты как считаешь?

– Наверно…. – прошептал Гарри. – К их смерти причастен Волан-де-Морт?

– Без комментариев… пока. Следуем дальше.

У Барина, видимо, был выработан маршрут. Время от времени он притормаживал и просил Гарри запомнить ту или иную фамилию: Энджи Симпсон (скончавшейся в 1966), Энтони Смит (дата смерти: 1943), Аманда Маккой (1900)… Мало-помалу они оказались в той части кладбища, где захоронения уходили вглубь веков. Глаза выхватили из сгущающейся темноты заколоченный склеп. Барин подтолкнул его к нему.

– Ну же, приятель… Нам именно туда. Заходи!

У Гари пересохло во рту: „Как это – ‚заходи‘?“. Порой легкомысленный профессор поражал его своей бесшабашностью. Не желая показывать, что обескуражен, Гарри попытался отодрать доску от заколоченной крестом двери. Спиной он почувствовал сдавленный смешок Барина.

– Что? – Гарри сердито посмотрел на него.

Тот подмигнул.

– Как говорит одна моя знакомая… которая, кстати, близко знакома с одним нашим ОБЩИМ знакомым, – понизив голос, добавил он, – В конце концов: ты волшебник или нет?

Автоматически Будогорский придал своему тембру интонации Юлькиного жизнерадостного голоса.

Гарри расслабился и достал волшебную палочку.

– Погоди, Гарри. Не торопись, – Барин остановил его руку. – Давай-ка вот что предпримем.

Он взял Гарри за руку и неожиданно взлетел с ним на куполообразную крышу ветхого строения. Будогорский подтащил к себе ускользающего Гарри и заглянул в чудом сохранившийся витраж фальшивого второго этажа. По тому, как он отшатнулся, Гарри понял: что-то не ладно. Не удержавшись, он припал к разноцветным стёклам.

– Ай! – заорал Гарри, проваливаясь внутрь и пытаясь отодрать чью-то руку, сдавившую ему горло.

Очнулся он с чувством, что его изодрали на мелкие клочья взбесившиеся коты. На самом деле, это были тысячи стекольных осколков, впившихся в его тело и лицо. Гарри поднёс руки к глазам. Он их видел – значит, действие дезиллюминирующего заклятия окончилось. Видеть-то видел… но смутно: очки – в который раз! – разбились. Будогорского рядом не было. Но и один Гарри не был. Лицо, которое он теперь знал как Джокера, смотрело на него с глумливой улыбкой.

– „Мальчик, который выжил“, – приторно прогнусавил Джокер.

Гарри отвернулся.

– Что здесь забыл „мальчик, который выжил“? – наклонясь ещё ниже и, продолжая улыбаться, пропел монстр. – Отвечай же. Я жду. Будешь упрямиться, я дам знак Сам-Знаешь-Кому. Тогда тебе не поздоровится.

Самое интересное, что, угрожая, Джокер сохранял свою нарисованную улыбку.

– Пошёл к чёрту! – процедил Гарри.

– Ты сделал свой выбор, – Джокер выпрямился. – И ты пожалеешь.

Он воздел руки к небу (вернее, к потолку) и зашевелил губами… Но буквально сразу же был сбит с ног кем-то быстрым и точным. Оглушён. И обвит верёвками наподобие кокона. В рот Джокера влетел вместительный кляп – так что его и без того большие глаза просто вывалились из орбит. На нос Гарри водрузились очки, и он получил возможность осмотреться. Кряхтя, он кое-как встал. Ноги разъезжались на полу, усеянном разбитыми стёклами. К немалому своему унижению, Гарри почувствовал, как крепкая рука Барина удерживает его за шкирку. Но глядя в широко распахнутые глаза противного Джокера, Гарри постарался ни словом, ни взглядом, ни вздохом не выдать присутствие другого человека. Гарри ощутил, как его слегка встряхнули за шиворот и развернули лицом к многоярусной домовине. Он вздрогнул. А ноги сами понесли к последнему прибежищу кого бы то ни было. Затаив дыхание, Гарри провёл рукой по краю гроба. Обозначилась едва различимая надпись. Он наклонился ниже, чтобы разобрать. „Прадеду – правнук“ – гласила она.

– Открывай! – дохнул ему в ухо Барин.

Гарри передёрнуло. Но, сосредоточившись на мысли о безвременно ушедших родителях, погибшем Дамблдоре, отдавшем за него жизнь Сириусе, Гарри усилием воли заставил себя притронуться к крышке. И ничуть не удивился, когда та не поддалась.

– М-м! – выпучив глаза, Джокер пытался привлечь внимание Гарри.

– Выслушай его мысли. Не вынимай кляп из его лживого рта, иначе он обморочит тебя, – предостерёг его шёпотом Будогорский.

Гарри установил зрительный контакт. Мысли у Джокера путались: страх, сквозь него пробиваются картинки, казалось бы, не относящиеся к делу… „Весёлый Роджер“… нет, это не печально известный пиратский флаг – а просто горка костей, увенчанная черепом… Скачущий всадник с „саблей наголо“… Всадник – средневековый рыцарь, а в руках у него… меч Гриффиндора! Рыцарь поднимает забрало и… на него смотрят глаза… страшно знакомые… Бог мой, это глаза его отца! Рыцарь снимает шлем… Нет! Гарри вскрикнул. А Джокер, почуяв неладное, прикрыл сине-зелёные очи. Но Гарри уже увидел всё, что должен был увидеть: во всаднике в рыцарских доспехах он узнал Годрика Гриффиндора и, похоже, Гарри состоит с ним в родстве – недаром же глаза Гриффиндора так напоминают глаза Джеймса Поттера!.. А меч? Может, им следует открыть гробницу? Но где его взять?

– Ищущий да обрящет! – прошипел Будогорский.

„На что он намекает? – Гарри уже отчаялся найти ответ. – Попробовать манящие чары?“ Гарри даже развеселился. Шутка ли! – подманить меч, находящийся за сотни миль! И, дурачась, он выкрикнул:

– Акцио, меч Гриффиндора! – видя корчи Джокера, Гарри уже не был уверен, что затея такая уж дурацкая.

Он прислушался. Характерный свист возвестил, что приближающийся клинок рассекает воздух. Гарри выставил руку – его пальцы сжали рукоять великолепного оружия. Чудеса! Он и не знал: то ли ему восхищаться собственным мастерством, то ли невероятной удачей… Скорее второе… Стоп! О каких таких таинственных помощниках толковал ему Будогорский? Сегодня, чёрт возьми, он заставит сказать ему всё! Гарри с ожесточением рубанул по замку саркофага. Только меч коснулся благородного дерева, рубины на эфесе холодного оружия зажглись кровавым цветом. Мычание Джокера стало так выразительно, что походило на классические вокализы.

– Гарри, поторопись! – вновь зашелестел Барин.

Гарри сунул в образовавшийся проём между крышкой и основанием гроба руку – та коснулась холодного гладкого металла. Доспехи! Это они! „Как же мы их потащим, прости господи!“ – ужаснулся Гарри.

– А вот как, – ему в руку упал спичечный коробок. – Вспоминай уменьшающее заклятие!

Но вспомнить нужное заклинание ему так и не удалось. Вокализ Джокера исполнялся уже на „фортиссимо“. Дверь в усыпальницу распахнулась настежь. В обозначившемся на фоне чёрного неба силуэте мужчины Гарри узнал… Сами-Догадываетесь-Кого. „На сей раз он меня прикончит… Сколько уже может везти?“ – обречённо подумал Гарри и опустил волшебную палочку… И вслед за этой упаднической мыслью понял, что трансгрессирует. Ещё до того, как осознал, что спасся, Гарри почувствовал на своём лице пощёчину.

– За что? – взвыл он, хватаясь за щёку.

– За трусость, – безапелляционно заявил Будогорский. – Для „пра-пра-правнука Гриффиндора ты слишком малодушен.

Обычно мягкий тон Барина был суров.

– Волан-де-Морт прав: никаких особых талантов у меня нет. Просто мне всегда помогали, – Гарри опустил голову.

– Ну же, сынок! – глаза Будогорского вновь засветились добротой. – Не знаю, что на тебя нашло. Смотри, меч Гриффиндора по-прежнему у тебя в руках, никуда не делся. А ну-ка, припомни, кому даётся в руки реликвия твоего славного предка? – Только достойным!

Гарри слегка приободрился.

– Но мы так и не добыли доспехи, – вздохнул он.

– С чего ты взял? – Барин протянул ему коробок. – А это ты видел? К счастью, я соображаю быстрее… чуть-чуть.

Оглядевшись, Гарри только теперь сообразил, что они в доме Джона и Маргарет Поттер.

– ‚Сматываем удочки‘, – в ответ на немой вопрос Гарри, сказал Будогорский.

Через пару минут они уже находились у ворот Хогвартса.

– У тебя есть вопросы? – невозмутимо отряхивая обшлага мантии, зайдя в свой кабинет, поинтересовался Барин.

Гарри уселся в учительское кресло и, воспользовавшись тем, что его не ругают, закинул ноги на стол.

– Вопрос первый: что Вы знаете о моих предках: как близких, так и дальних? Второй: что ещё за таинственные ‚помощники‘, о которых я ровным счётом ничего не знаю? И, наконец, вопрос третий: доспехи – действительно крестраж? И если это так, как Вы об этом догадались и что надо сделать, чтобы его уничтожить?

Будогорский провёл по волосам.

– Я отвечу тебе, невежественный, невоспитанный поросёнок. Когда скинешь свои ноги с кладбищенской землёй (между прочим, с прахом ТВОИХ предков) с моего стола.

– Ну, уж и ‚с прахом‘, – проворчал Гарри, убирая, тем не менее, ноги.

– А теперь мы пройдём в директорский кабинет. Думаю, тебе знаком ОМУТ ПАМЯТИ… Как говорится, ‚лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать‘.

Дважды повторять было не надо. Гарри бежал впереди Будогорского, с готовностью открывая перед ним все попадающиеся на пути двери. А вот и знакомая статуя Горгульи.

– МЫ! – Ростислав Апполинарьевич приветственно махнул ей рукой, та беспрекословно открыла вход. Они оказались на лестнице, ведущей в покои Директора.

С тех пор, как здесь поселилась МакГонагалл, тут мало что изменилось. Казалось, кабинет всё ещё ждал своего прежнего хозяина. Гарри провёл рукой по письменному столу с привычными безделушками.

– Ты забыл, где стоит ЧАША? – Будогорский взял его за руку, и они вместе подошли к Омуту…

Вновь директорский кабинет. Однако нет в нём ни милых штучек Альбуса Дамблдора, ни портрета его самого. Из тени шкафа вышел Том Реддл. На вид ему лет пятнадцать. В руках Реддла гусиное перо. Он нервно его покручивает. Дверь скрипнула. Гарри не успел отстраниться – сквозь него прошёл Финеас Найджелус.

– В чём дело, Том? – на лице Финеаса печать озабоченности. – Поступил сигнал, что у детей пропадают вещи.

– Этот сигнал поступил от Джона Поттера, не так ли? – придав своему лицу самое благостное выражение, спросил Реддл.

– Допустим, – неосмотрительно согласился Директор.

– Я могу объяснить, – вкрадчиво сказал Том. – Всё дело в том, что нам нравится одна и та же девушка – Маргарет Симпсон.

– Маргарет? – оживился Найджелус. – Думается, она покорила не только ваши сердца… Однако это не повод для наговора.

– Совершенно с Вами согласен, – смиренно склонил голову юный Волан-де-Морт (Гарри готов был поклясться, что в глазах у него плясали черти).

– Можешь идти, Том, – проговорил Директор. – Я поговорю с Поттером.

Пряча усмешку в углах красиво очерченного рта, Реддл вышел за дверь. Будогорский и Гарри, переглянувшись, последовали за ним. Не успел Реддл выйти в коридор, как черноволосый худенький паренёк остановил его сильным тычком в плечо. Глаза будущего Тёмного Лорда загорелись злобой.

– Ты даже не пользуешься волшебной палочкой, Поттер?

– Чтобы набить тебе морду, палочки не надо. И так справлюсь. Это даже доставит мне удовольствие, – отвечал задира-дед, поплевав себе на ладони.

– Сказывается твоё плебейское происхождение, – процедил Реддл.

– Уж чья бы корова мычала…

– Ты на что намекаешь? – сжал кулаки несостоявшийся пока Лорд.

– Не ‚намекаю‘, а заявляю! – вскинул голову Джон Поттер.

– Ах ты, свинья! – вышел из себя Волан-де-Морт и бросился на своего собеседника.

Будогорский взял Гарри за руку, и они вновь очутились в кабинете Директора конца 20-го века. Просто нет слов! Ещё вчера казалось невероятным, что заключённый Сириус Блэк оказался лучшим другом его отца и – мало того! – одноклассником Снегга… А сегодня выяснилось, что его дедушка (который по его подсчётам должен быть чуть ли не ровесником Альбуса Дамблдора) хорошо знаком с Волан-де-Мортом!.. Чёрт возьми, почему Дамблдор никогда не рассказывал ему об этом?.. Да и Хагрид тоже… Что за манера! – окружать всё ореолом таинственности? В конце концов, что с того, что Том Реддл знал деда Гарри?.. Получается, Маргарет Симпсон – его ветреная бабка? Неужели, по словам Финеаса Найджела, она ‚вскружила голову‘ самому Тёмному Лорду?

– Нет, – бесцеремонно ворвался в поток его мыслей Будогорский. – Реддл и в юности был на редкость хладнокровен: блестящий ум, староста школы, красавец… Девушки были не прочь закрутить с ним роман. Но они его не интересовали. Хотя не отрицаю, до сих пор живы очевидицы, которые свидетельствуют, что по ЭТОЙ части у Волан-де-Морта всё как у всех. Кстати, будучи чрезвычайно любознательным молодым человеком, он попробовал себя на всех любовных фронтах. Этот интерес сублимировал потом в интерес наблюдателя… Так что воздержание Тёмного Лорда исчисляется десятилетиями. Но, как это не покажется тебе странным, многие до сих пор вожделеют тела Волан-де-Морта. Знаешь, Беллатриса Лестрейндж…

– Знаю, знаю, – не вытерпел Гарри. – На эту тему Вы готовы говорить часами.

– Ты полагаешь? – хмыкнул Барин. – Хорошо. Давай отвлечёмся от гниющего тела Лорда (Гарри изобразил рвотный позыв). – Поговорим лучше о твоей бабушке. Сейчас ты её увидишь.

Вновь они нырнули в чьи-то воспоминания (‚Интересно, ЧЬИ?‘). У окна сидела беременная женщина. ОЧЕНЬ беременная. Прямо-таки на сносях. Тем не менее лицо её выражало живость. Светлые волнистые волосы волнами сбегали с плеч и заканчивались ниже талии. Взор голубых глаз незнакомки был обращён к чему-то (или кому-то) за окном. Гарри подошёл на шаг ближе. Во дворе он увидал молодую женщину. Та в одной руке несла крынку, а другой придерживала пуховый платок, маскирующий округлую фигуру женщины, которая в скором времени станет матерью… Что-то знакомое почудилось Гарри в её движениях… ‚Фу-у!‘ – выдохнул он. – Ну и глупость же пришла ему в голову!.. Точно такое же сосредоточенно-упрямое выражение было иногда у его тётушки Петуньи, когда она решала какую-нибудь хозяйственную задачу. ‚А что, если?..‘ – Гарри взглянул на Ростислава Апполинарьевича – тот, как бы невзначай, отвернулся. В этот момент женщина в комнате распахнуло окно.

– Элиссон, не звони! Дверь открыта! Поднимайся! – крикнула она подруге, которая согласно кивнула.

– Марго, зачем ты открывала окно? Простудишься, – начала с укора вошедшая. – Держи. Это тебе. Козье молоко.

Она поставила крынку с молоком на стол. После чего подружки обнялись и одновременно рассмеялись.

– Ну, как ты? – Элиссон кивнула на живот Марго.

– Нормально. А ты?

– Мне-то что…

Гарри даже рот приоткрыл. Потому как теперь сомнений не было: так могла выглядеть его собственная тётка, прибавь ей доброты в глазах да оживи её рот улыбкой. Оказывается, Петунья могла быть красавицей – если б не желчный характер!.. Гарри почувствовал тычок в рёбра – это Барин тронул его локтём. Видимо, более ничего интересного здесь увидеть и услышать не ожидалось.

На этот раз Будогорский спросил Гарри:

– Ты понял кто есть кто?

Гарри кивнул.

– Только… Я не понял… Родителями моей матери ведь были маглы, так?

– Так.

– Почему в таком случае они дружили с Поттерами, которые были волшебниками?

– Что ж, многие волшебники считали Поттеров экстравагантной парой… Мне кажется, они просто были лишены снобизма, присущего, скажем, семье Малфоев… или твоему домовому эльфу… Нам предстоит ещё пару раз окунуться в омут памяти. Готов?

– Готов! – зажмурившись, Гарри вновь склонился над чашей.

Они оказались в доме, бедность которого рвалась наружу из облупившейся мебели (хоть её и прятали под тщательно вывязанными салфетками), щербатых полов (но старательно натёртых), вылинявших ситцевых занавесок (стоявших дыбом от крахмала).

– Петти! – слабым голосом позвал дочку ещё не старый, но крайне измождённый мужчина. – Будь добра, принеси мне воды.

– Сейчас, папочка! – этот надтреснутый голос принадлежал, несомненно, его тётке. Ей лет десять. Странно, то же озабоченное выражение лица, что присутствовало у неё в сорок, было уже в детстве.

В комнату вошла Элиссон. На руках она держала Лили. Девочка выглядела больной. Рыжеволосые обычно и так бледнокожи, но в лице этого ребёнка, что называется, ‚не было ни кровинки‘. Глаза смотрели тускло. Ротиком она делала посасывающие движения. Вновь появилась Петунья. Она подняла голову отца и помогла ему напиться.

– Мамочка, ты говорила, если я буду хорошей девочкой, то могу взять яблоко. Я сделала уроки и покормила курочек… – Петунья пытливо взглянула на мать. Та опустила глаза.

– Петти, детка… Дело в том, что я отдала твоё яблоко Лили. Крошка так тянула к нему свои ручонки, что я не смогла ей отказать. Ты же знаешь, доктор сказал, если она будет хорошо питаться, есть надежда, что когда-нибудь она сможет ходить… А ты… Бог и так дал тебе здоровье….

Глаза Петуньи налились злыми слезами.

– Скоро и я буду больной – как она! Мне тоже нужны витамины! Я ребёнок! – выкрикивала Петти, захлёбываясь слезами. – Всё из-за неё! Это её год назад понесло на дорогу, где проезжал этот чёртов грузовик! Спасая её, отец стал калекой! А у нас совсем нет денег!.. Ей всё равно уже не поможешь!

– Петти, – мать подошла к старшей дочери и погладила её жёсткие кудри. – Если бы не папа, твоей сестрёнки могло бы уже и не быть. А отец поправится… Надо только верить…

Элиссон замолчала на полуслове и задумалась.

– Э-ге-гей! – в комнату заглянул ещё один персонаж.

Со встречи с ним в коридорах Хогвартса его дед изменился. Но не настолько, чтобы его нельзя было узнать: угольно-чёрные волосы топорщились в разные стороны, а глаза смотрели весело. За руку он держал… ну, точно свою маленькую копию! Вихрастый, черноглазый… это был, конечно же, Джеймс Поттер.

– Друзья, хорошие новости! Я нашёл одного чудака, который за вашу халупу предлагает сумасшедшие деньги!

– Сколько? – слегка оживился другой его дед.

– 100 тысяч фунтов!

– Он ненормальный? – выразил сомнение Том Эванс.

– Похоже на то, – не стал спорить Джон.– А ещё он отдаёт в придачу дом в Лессингтоне. Место там не ах… но городишка маленький, зелёный. Рядом с домом приусадебный участок. В огороде что-то посажено.

– Джон! Ты волшебник! – счастливо засмеялась Элиссон.

– Да, – серьёзно подтвердил маленький Поттер. – Самый лучший волшебник!

Петунья, которая по-прежнему хмуро подпирала стену, услышав заявление Поттера-младшего, развеселилась. Прикрыв рукой кривоватые зубы, она захихикала…

Туман окутал Гарри. Он потерял из виду Будогорского.

– Что такое?

– Просто воспоминание закончилось слишком резко, – ответил ему Барин.

Ростислав Апполинарьевич взял с директорского стола последний пузырёк и вылил его содержимое в Омут. Не дав Гарри задать ни единого вопроса, они провалились в пучину безвестных воспоминаний. Серый осенний день. Люди в плащах под зонтами столпились у свежевырытой могилы. Гарри поёжился: у них с Будогорским зонта не было. Ливень, словно почуяв, что они уязвимы более остальных, хлестал по ним с удвоенной энергией. Барин описал над ними дугу – дождь прекратил падать им на головы. У Гарри появилась возможность взглянуть повнимательнее на державшего речь у края насыпного холмика человека. Это была молодая, даже юная женщина.

– Они были прекрасными людьми! – голос оратора сорвался. – ПРЕКРАСНЫМИ! Благодаря их поддержке я и мой отец встали на ноги – в буквальном смысле этого слова. Причём действовали они совершенно бескорыстно. Велик не тот, кто может посочувствовать в горести, а кто порадуется в радости! И не было людей более искренних четы Поттеров!.. Я говорю так совсем не потому, что они были мне родственниками…

Лили заплакала, но не остановилась.

– Может, я знала их и меньше, чем некоторые из вас, но не хуже! И я даю слово, что отомщу их убийце!

Она подняла тоненькую руку и сжала её в кулак. Но никому этот жест не показался смехотворным.

– Лили! Тебе нельзя волноваться! – к жене подходил Джеймс. Обняв её, он отвел её в сторону. Тут только Гарри сообразил, что его мать беременна… им.

К надгробию вышел незнакомый Гарри волшебник… Или знакомый? Ба! Да это же Аластер Грюм – без своего вращающегося глаза, зато с родной ногой.

– Не будем размазывать сопли! – рубанул он рукой сырой воздух. – Лили с Джеймсом дали серьёзный отпор Волан-де-Морту. Жаль, что не уберегли стариков… Ну, я думаю, что ни Маргарет с Джоном, ни Элиссон с Томом не жалеют, что их жизнь закончилась так же славно, как и все прожитые годы! Наше дело: походить на них не только мужеством, но и тем, как они принимали и жизнь, и смерть… Да-с…

Немного нелепо закончил он, отворачиваясь от глаз, устремлённых на него. Гарри понял, что ‚железный‘ Грюм пустил слезу. У него тоже защипало в носу. Но в следующее мгновение Гарри уже видел серо-голубые глаза Будогорского. Они уже были ‚на берегу‘, вне омута.

– Садись, – Барин указал Гарри на стул.

Гарри опустился в кресло.

– Итак, я поясню: мир чародеев не был для Эвансов чем-то фантастическим. Ещё до того, как Лили пошла учиться в Хогвартс. Может, теперь ты лучше поймёшь и свою тётю: она была лишена детства отчасти по вине твоей матери (так, по-крайней мере, она считала). Если Лили доставалась львиная доля заботы, ласки и вкусненького, то Петунье оставались только стирка, уборка, готовка и уход за больными… Пожалуй, не слишком весёлые занятия, а?

– Значит, мои отец и мать знакомы с детства?

– Так-то оно так, – задумчиво побарабанил по краю стола Будогорский. – Но вряд ли они это помнили, когда встретились в Хогвартсе… Какое-то (и весьма продолжительное время) Эвансы не общались с Поттерами. А на чём бы я действительно хотел остановиться, так это на убийстве старшего поколения Поттеров и Эвансов. Их убил Волан-де-Морт. Это ясно. Почему не руками своих пособников, а лично? Чем ему помешали Эвансы? Связаны ли между собой эти смерти? Непонятно. Твоим родителям по двадцать. Они выпускники Хогвартса и смогли – по словам Грюма – противостоять Сам-Знаешь-Кому. Опираясь на пророчество, это был уже второй случай их противостояния… Хотелось бы узнать обо всё этом больше. Охочусь за свидетелями, готовыми поделиться воспоминаниями… Пока таковых не находится.

Будогорский глубоко вздохнул. Гарри подошёл к нему и пожал руку.

– Ростислав Апполинарьевич, спасибо Вам. Вы знаете… это очень важно для меня.

– Знаю, мальчик мой.

– И спасибо за сегодня. И вообще…

Барин положил руку поверх руки Гарри и пожал её.

– Иди, отдыхай. У нас ещё полно дел: тебе – узнать, чем закончился матч по квиддичу, мне – поломать голову, как вскрыть крестраж, заключённый в доспехах.

И Будогорский легонько подтолкнул Гарри к выходу.

Глава 13. Ящик Пандоры.

Снегг стоял на балконе православного храма, где обычно размещаются певчие во время службы. Он не был крещён. Но, поскольку с недавних пор волею судеб стал русским священником, всерьёз заинтересовался религиозными традициями. Вначале чтобы утереть нос Юльке и её верному пажу Будогорскому. Потом зацепило по-настоящему – когда понял, что богословские вопросы сродни философским. Северус пришёл к выводу, что православное христианство как нельзя лучше соответствовало духу русских. А уж об этом особом ‚духе‘ Снегг наслушался достаточно. Практически каждое застолье заканчивалось одинаково: Юлия со Славкой начинали спорить, всё более ожесточаясь и переходя в конце концов на крик. В центре их споров были две животрепещущие темы: ‚Кто виноват?‘ и ‚Что делать?‘ (с их же слов). С одной стороны он не понимал зачем так кипятиться, а с другой – ощущал зависть к этим двоим: что-то незримое связывало их… Может, любовь к живописи, музыке, литературе… Тысяча других мелочей: отношение к своей стране, своему городу, своей нации… Они находили забавными одни и те же вещи и даже смеялись над одним и тем же… Вначале Северуса утешал тот факт, что Юля – профан в делах волшебства (тут уж ОН мог дать ей фору!). Но теперь его подруга знала чуть ли не больше его самого. И вот теперь, своими собственными руками (вернее, языком), он, считай, вырыл себе могилу – из одного только стремления показать, как уверен в самом себе, – поручив ПРИСМАТРИВАТЬ Будогорского за Юлией… Ну, что за идиот?! (он, не Будогорский, конечно) Или он не знает Славкину репутацию? ‚Конечно, я должен доверять Юле… Да и не в том она положении, чтобы флиртовать с мужчинами‘… Но доводы разума подчас бессильны перед сердцем, которое, казалось, увеличивалось в размерах, стоило ему только подумать о Юлии и Будогорском… Вот и сейчас он пытался заставить себя думать о великолепии убранства русской церкви… но мысли опять и опять возвращали его обратно в Россию.

– Спускайтесь к нам, Северус! – крикнули снизу.