Текст книги "Гарри Поттер для взрослых или КАК ОНО БЫЛО (СИ)"

Автор книги: Татьяна Уревич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 112 страниц)

Так что в этом смысле он всё делал правильно.

Сейчас у него в активе было двадцать семь человек. Помимо десяти ивангородских ребят были двое из посёлка Волосово – звёзд с неба не хватали, но мальчишки славные: близнецы, Гуревич Гена (старший) и Боря. Трое – из Капорья: Яцун Алёшка, Вася Бирюков и Калинов Паша. Четверо из Выборга: Фролов Женя, Ферулёв Женя, Синайко Рома и Сомов Антон (их Северус окрестил „командой интеллектуалов“). Один из Приозерска – сильный такой пацан, Иванов Саня. Был паренёк из местечка со смешным названием Мартышкино – чудаковатый Коля Шацков. Разношёрстная троица из Лодейного Поля: Шумилов Саша, Васильев Лёша и задиристый Артём Шелехов (к ним особенно было неудобно добираться – и Юля советовала Северусу научиться, наконец, водить автомобиль). Парочка из Луги: Григорьев Сергей и Шеркевич Кирилл (бессменные КВНщики). И последний, самый ему полюбившийся, мальчишечка из деревни Токсово. Директором Токсовского детдома был как раз-таки мужчина. Северус видел его два раза и оба раза тот был в невменяемом состоянии (пьян, как сапожник). Токсово – курортное место в Ленинградской области. Тем более странно, что детский интернат был в таком плачевном состоянии: длинное бревенчатое здание с удобствами на улице и настоящей русской печью. Более всего детский дом напоминал барак для гастарбайтеров… Короче, мрак. И именно там обитало это солнечное существо. С любопытными зелёными глазищами, рыжими вихрами и россыпью весёлых веснушек. Учителя жаловались, что рот у него не закрывается ни на минуту. Что он успевает делать одновременно тысячу дел: говорить, хохотать, писать, грызть ногти, толкать ногой соседа, корчить рожи, читать под партой книжку, перестраивать в портфеле солдатиков, жевать пирог, оставшийся от завтрака… и т.д. и т.п. И при этом успевать по всем предметам на „отлично“! Почему-то Северуса привлекали люди, являющиеся его полной противоположностью: Лили, Юлия, Будогорский… теперь вот ещё этот мальчуган. Видимо, в этом и состоит „единство и борьба противоположностей“: тянет к тому, что есть полная твоя противоположность. Только так слагается одно целое… Возвращаясь к мальчонке, надо сказать, что и нарекли его вполне подходяще: Денис Мультфильмов. Воспитатели рассказывали, что когда он был детсадовцем, выглядел, словно герой мультика: большеголовый, глазастый, кудрявый, на крепких коротких ножках. Итак, у него двадцать семь человек. Двадцать семь… Теперь предстоит осмотреться в городе – что ТУТ твориться в подобных учреждениях. Ранее Северус кое-что слышал о бесчеловечном обращении к детям-сиротам (в частности в России). Так вот, на деле оказалось, что это не более чем досужий вымысел сердобольных обывателей. Юлия иногда читала ему вслух (если считала, что это его „разовьёт“). Северусу нравилась русская речь, и чаще всего он просто слушал звук её голоса, не вникая в суть. Но в этом случае постарался проникнуть в сердце прочитанного. Книга называлась как-то витиевато, он не запомнил. А вот автора запомнил хорошо – Марсель Пруст. Пруст описывал состояние женщины, которая рыдала, читая медицинскую энциклопедию, оставаясь при этом равнодушной к действительным страданиям своей сослуживицы… Как часто мы упиваемся надуманными страстями, не замечая боли ближних своих!.. Всё это к тому, что люди жалеют бедных, брошенных деток, издеваясь при этом над своими. Он встречал директоров детдомов „любителей заложить за воротник“, безучастных, занимающихся не своим делом… но не садистов. Ради справедливости стоит заметить, что и НЕувлечённые своей профессией были в меньшинстве. Так вот. Когда наберётся воспитанников числом 50, он отдаст документы сирот на рассмотрение в Святейший Синод для подписания их митрополитом Петербургским и Новгородским. Дети были трудные – „дички“ – одним словом. Глядя на них, он вспоминал себя в их возрасте, и сердце сразу начинало щемить. А он отчаянно начинал любить своих ещё не рождённых малышей. В воскресенье Юлия с утра унеслась в бассейн. Оттуда она собиралась заехать к „сватье“ (так, кажется, она называла свою будущую родственницу, мать Юриной невесты). Снегг лежал в спальне и тупо пялился в телевизор, к которому пристрастился в магловском мире. Шёл „Телемагазин“. „Интересно, какой дурак всё это покупает?.. – лениво думал он, глядя на экран. – Хоть бы Будогорский весточку подал…“ Северус вздрогнул – дверь приоткрылась, и в комнату вплыла Юлькина кошка. Она подняла изящную головку и осуждающе посмотрела на него.

– Прости, Муська, я забыл тебя покормить, – Снегг опустил руку, думая, что та потрётся о неё носом.

Но не тут-то было. Муся развернулась и величественно прошествовала на кухню.

– О-хо-хо, – закряхтел Северус, спуская худые ноги на ковёр. Тапки как всегда куда-то задевались. Он встал на четвереньки и стал вслепую шарить под диваном. Когда наконец обувка была найдена, ещё стоя на карачках, он увидал две ноги, ОБУТЫХ, МУЖСКИХ. Снегг поднял глаза. Перед ним стоял ухмыляющийся Барин.

– Привет, старина! – Ростислав протянул ему руку.

– Я бы посоветовал обратиться тебе к психиатру, – буркнул Северус, поднимаясь с колен. – Может, он вправит тебе мозги.

– Что опять не так?

– Смерти моей желаешь – вот чего, – оттеснив плечом Будогорского, Снегг прошёл на кухню, запахивая на ходу халат.

– Какой ты! – прищёлкнул языком Барин.

– Какой?

– НЕ-любезный.

Будогорский уселся на кухонный табурет и вытащил из одного кармана сигареты, а из другого серебряную ладанку, увитую финифтью. Северус поставил кошачью миску на газетку и вопросительно глянул на гостя.

– Это ещё что?

– А это, милый друг, „сурприз“! Даю три попытки: итак, это…

– Мощи твоей бабушки.

– Неинтеллигентно и неправильно.

– Вторичный продукт?

– Ответ неверный.

– Тогда сдаюсь.

– Держи, – Будогорский протянул ему флакон. – Открой его.

Северус пожал плечами и выдернул пробку. По кухне поплыло розовое марево. Постепенно оно сгустилось до состояния материальной субстанции. Будогорский преклонил колени и дёрнул Снегга за полу халата. Тот неуклюже примостился рядом.

– Что за цирк? – нахмурился он. – Выглядим, как два олуха…

Будогорский ткнул его локтём.

– Увидишь… Приветствуем тебя, о Фея Вдохновение! – Будогорский склонил голову (в то время как Снеггом овладел приступ истеричного смеха).

– Поднимитесь с колен, – мягко и в то же время властно прозвучал женский голос. – Вы одни из немногих, на кого я могу смотреть не сверху вниз, а глаза в глаза.

Северус с изумлением взглянул на „Вдохновение“, которое, казалось, было соткано из тумана, подцвеченного розовой акварелью.

– Вы не замечали меня, верно? – обратилась она к Сверусу с улыбкой. – И, тем не менее, работали со мной рука об руку. Даже самые талантливые и трудолюбивые не обходятся без меня… хоть и не видят. Сейчас у вас, правда, другая Муза – и я вам не нужна. Но это вовсе не означает, что вы выпали из моего поля зрения… Так что же вы хотите?

Снегг повёл плечами – Будогорскому виднее, для чего он притащил сюда Фею, словно глюк, в своей ладанке.

Тот начал издалека.

– Глубокоуважаемая Муза! Вы со своими сёстрами, несомненно, дружны с ангелами-хранителями, ибо и те, и другие призваны покровительствовать людям?

Фея молча кивнула.

– В таком случае, – продолжал Барин, – не окажете ли Вы содействие двум нуждающимся?

– Можете не продолжать. Я помогу вам. Речь идёт о Хранителях, не правда ли? Так вот: в ночь с четверга на пятницу каждый член Ордена их увидит своего ангела-хранителя в ночных сновидениях.

– Как мы поймём, что это он? – с раздражением вскинулся Снегг.

– Поймёте, – снисходительно наклонила голову Вдохновение и рассыпалась на тысячи искр, которые, подобно хвосту кометы, закружились по спирали, прежде чем влететь в изразцовый флакон.

Будогорский потряс ладанкой и деловито изрёк:

– Когда у нас четверг?

– Завтра… вроде.

– Ну, вот. Значит, завтра мы и узнаем своих небесных покровителей.

– Лучше скажи, как ты загнал Фею, как джинна, в бутылку?

– Сева, ну как ты всё-таки прямолинеен, ей-богу! – с деланной досадой воскликнул Барин. – Это же не Фея Вдохновение, а всего лишь её голограмма. Её слабый отклик, как эхо… Однако, как видишь, и этого хватило, чтобы произвести на тебя впечатление. Я бы мог, между прочим, пересказать тебе всё это на пальцах. Но ты же, право слово, Фома неверующий…

Северус тупо смотрел на него.

– Я что-то не пойму… Это блеф?

– Послушайте, Снегг! Вы в кого трансфигурируетесь – не в барана, часом? – хохотнул Будогорский.

– Сам ты баран! Русско-Английский Баран, – разозлился Северус.

– Ладно, ладно. Внимай моим словам, неразумный. Я работал над одной штукой… Конкретно: над прохождением сквозь стены…

Снегг фыркнул.

– Какого дьявола тебе это надо, если можно просто-напросто трансгрессировать?

– Не трансгрессировать, а переместиться, – поправил его Барин. – Но и перемещение не всегда возможно. Поэтому-то мне и пришло в голову, как решить сей деликатный вопрос: так сказать, „привиденческим“ образом. Для чего надобно и самому уподобиться призраку: обесцветить себя (это умеешь даже ты – через дезиллюминацию), какое-то время не принимать пищу и, желательно, при выключенном свете… последнее я выяснил путём многократных опытов. Признаюсь, что удалось мне эта задумка не сразу. Но результата, после многочисленных проб и ошибок, я достиг… Тут-то ко мне и явилась прекрасная незнакомка. Завязался непринуждённый разговор, как это бывает (у меня, во всяком случае), в ходе которого я выяснил, с кем имею дело. Оказывается, при наборе нескольких слагаемых – а именно: отсутствие яркого освещения, некоторое воздержание и, главное, наличие научного или какого-либо другого достижения – глазам смертного предстаёт одна из Муз – Фея Вдохновение (она идёт на контакт охотнее её девяти сестёр)…

– Насколько мне известно, Муз всего девять. Ты сбился со счёта, – проворчал Снегг.

– Заблуждение, мой друг! Ошибка древних эллинов! – вскричал Будогорский. – И об этом упущении есть уже немало публикаций… Ты просто не сведущ во всём, что не касается сугубо матерьяльного… Ну, да я не об этом… Мне пришла в голову гениальная идея: что если выспросить Вдохновение об ангелах-хранителях – коль Дамблдор считает, что они заменят отсутствующих во плоти любимых?.. Резонанс был положителен – она их знала и согласилась разузнать имена всех, интересующих нас. Дело за малым: как довести информацию до твоего сведения, чтобы заслужить хотя бы малую толику благодарности за проделанную работу? Пришлось потрудиться ещё над созданием голограммы. Эта область была мною уже мало-мальски изучена, посему много времени не заняла. И вот: „чуть свет уж на ногах – и я у Ваших ног…“ Жду оваций.

– Жди, – лаконично оценил его „выступление“ Снегг.

– Понятно. Другого я от тебя и не ожидал… – притворно вздохнул Барин. – Что ж, Вдохновение – это хорошая новость. Теперь, как водится, плохая. Волан-де-Морт активизировался. Его оргии приобрели поистине чудовищные масштабы. Ходят слухи, что он купается в крови во время своих пиршеств подобно самым ужасающим упырям.

– Эка новость, – устало отмахнулся Северус.

– Да нет, ты не понял. „Купается в крови“ – не метафора. Так и есть. Он принимает ванны из крови младенцев, которых в большом количестве поставляет ему Фенрир Сивый. В стране началась паника. Дети исчезают из-за школьных парт среди бела дня. Наш Министр магии вошёл в сношения с Министром „маглии“. Пора действовать сообща – считают они.

Снегг обхватил себя за плечи и подошёл к окну. В окнах напротив мелькали люди. Некоторых из них он знал (визуально): на четвёртом этаже у лифта жил художник со смешной фамилией Борщ, на этом же этаже, но слева от лифтовой кабины, жили молодожёны – большую часть своего времени они проводили в спальне… Десятки окон – сотни людей. И каждый из них мнит себя центром Вселенной. А сами так уязвимы! Отними у них любимого человека, ребёнка – и они разбиты, обескровлены… Чтобы сделать этот вывод, можно, собственно, и не заглядывать в чужие окна. Сколько лет сердце его самого обливалось кровью при воспоминании о той роковой роли, которую сыграл в судьбе Поттеров. Можно ли такое искупить?.. Выходит, можно, если ему послан ныне сущий на Земле прообраз Лили – Юлия.

Он обернулся к Будогорскому.

– Я знаю, зачем ему это. Он начал разлагаться. Шутка ли: большая его половина мертва. Забыл тебе рассказать, каков он был при нашей последней встрече – впечатление, знаешь ли, не из приятных. Любопытно, что омовение кровью – часть древней магии. Той самой, которую Тёмный Лорд презирает, так как ядром её является самопожертвование. Он неверно всё понял – всегда, кстати, был дилетантом…

– Что же он понял неверно? – серьёзно спросил Ростислав.

– Всегда были демагоги от науки. Болтают, болтают… Опираются на псевдонаучные факты. Кем была эта кровожадная венгерка, которая без устали плескалась в крови девственниц? … забыл её имя… – извращённой личностью и садисткой. То же можно сказать и о небезызвестном тебе Маркизе де Саде: психика нарушена, нетрадиционные сексуальные ориентации… Отсюда и вытекают соответствующие последствия. Де Морт в этом смысле подлинный их преемник. Сам он никогда не был силён в определённом смысле. Но окружи себя пугающими ритуалами, возьми в культ насилие, замешанное на крови, – вот тебе и слава героя-искусителя. И вся идеология.

– Северус! – картинно всплеснул руками Будогорский. – Ты прямо ритор! Что ж тебя подвигло на сей монолог?

Снегг сделал кислую мину.

– А потому что… Нечего…

– Ну, допустим, – принял это невразумительное объяснение Барин. – Но я тебе ещё не всё сказал. Я не сказал, собственно, САМОЙ новости.

Он подошёл к Северусу и положил ему на плечо руку.

– Тебя скоро запросит к себе Тёмный Лорд. С завербованными учениками.

– Ты откуда знаешь?

Будогорский опустил глаза.

– Нарцисса сказала.

Недосказанное Снегг прочёл в беспутных глазах приятеля.

– Хорошо, что предупредил. Сегодня же переберусь в гостиницу. Вероятно, что Сам-Знаешь-Кто захочет выйти на связь.

И вот Черных Иван Григорьевич стоит в аэропорту. Один. Хоть в этом вопросе удалось отбиться от Тёмного Лорда. Набор детей в школу Миргородского приостановили. Документы подали на рассмотрение. А самому Снеггу, наскоро простившемуся с Юлией, пришлось собираться. Сейчас он был мрачен и сосредоточен. Что, прямо скажем, никак не вязалось с его дебиловатой внешностью (вернее, с внешностью Ивана Григорьевича). „Э-хе-хе. Что-то мне предстоит увидеть в туманном Альбионе?“ То, что ничего хорошего, можно не сомневаться. А конкретнее? Через три часа Северуса уже принимал Волан-де-Морт. Лорд был страшен: его лицо заметно оплыло и стало влажным, несмотря на толстый слой пудры. Но и сквозь грим проглядывали зеленовато-бурые участки кожи – так что весь этот макияж был тщетен и по-клоунски нелеп. Наверно, Тёмный Лорд об этом догадывался, так как в его залах царил полумрак.

– Вы простыли? – участливо поинтересовался Снегг.

– Глупости! – рявкнул Волан-де-Морт, зябко кутаясь в утеплённый плащ. – Вы прекрасно знаете, что я никогда не болею!

– Нет, я не знал, – стараясь держаться как можно естественней, ответил Северус.

– Это другое, – просипел Тёмный ЛОРД, – ГОЛОС ЕГО ПОСТОЯННО МЕНЯЛ ТЕМБР: ОТ РУССКОГО БАСА до дисканта „а ля Форинелли“. – Вы нужны мне. Кругом одни болваны! Ни на кого нельзя положиться!

– Чем я могу быть Вам полезен, сэр?

– Вы просто будете рядом. Ничего другого не требуется. Мне нужен советник… друг… – поколебавшись, – выдавил он, – если желаете.

Это был удар ниже пояса. Быть двадцать четыре часа рядом с Волан-де-Мортом! За что ему это наказание? Но вслух Снегг благоразумно произнёс:

– Благодарю покорно за оказанное доверие. Разрешите собрать кое-какие вещи? Завтра я прибуду… Во сколько Вы назначите?

– Я встаю рано. Если откровенно, я не сплю вовсе. Поэтому буду Вам обязан, если Вы явитесь к 8-и утра.

– Слушаюсь, сэр.

Северус подошёл к руке Хозяина и заранее прикрыл глаза, зная, что его ожидает. Трансгрессируя в свой Паучий тупик, Северус уже приготовился вдохнуть знакомый запах пыли пополам с сыростью. Чёрт бы с ними, с этими ароматами одиночества и заброшенности, но только не та жизнь, которую уготовил для него Тёмный Лорд! Он в отчаяньи швырнул мантию на диван и хотел было по стародавней привычке щёлкнуть пальцами, чтобы материализовалась бутылочка шотландского виски. Но что-то было не так в его холостяцкой берлоге… Запах! Как раз запаха, в предвкушении которого у него возникло желание назюзюкаться до бесчувствия… его не было! Мало того, в помещении витал какой-то другой аромат. Он бы даже сказал приятный. И не совсем чужой. Северус взбежал по лестнице и распахнул дверь в свою спальню.

– Тьфу на тебя! – он собирался приложить ещё словечко покрепче, как вдруг одеяло зашевелилось и рядом с Будогорским возникла голова Нарциссы Малфой.

Лицо его окаменело.

– Будогорский, жду Вас внизу, – холодно сказал Снегг, оставляя их с Нарциссой наедине.

„Всё-таки без бутылки здесь не обойтись“, – и откупорил шотландское.

Появление Барина он проигнорировал.

– Ну, может, хватит дуться? – жеманно надув губы, спросил Будогорский, присаживаясь напротив. – А?

Он по-мальчишески подпёр кулаком щёку.

Северус залпом опрокинул рюмку неразбавленного виски.

– Дуться??? – взревел он. – Дуться?!

Снегг подлетел к Будогорскому и схватил его за грудки.

– Ты идиот или прикидываешься?

– А ты не ори! – оторвав его руки от лацканов своего пиджака, тоже повысил голос Будогорский. – Во-первых, твоя квартира под печатью Хранителя, коим является Дамблдор. Во-вторых, Нарцисса под заклятьем Империус. В-третьих, нам же нужен свой человек в волчьем логове?.. Так что я делаю благое дело. Между прочим, даже жертвую собой.

Обаянию Будогорского невозможно было противостоять.

– Отдалась она тебе тоже под заклятьем Империус? – смягчился Снегг.

– Это нет! – горделиво выпятил грудь Барин. – Произвёл на даму неизгладимое впечатление.

– За что и поплатился, – съязвил Северус. – Хочу тебе сказать, что Империус – не панацея.

– Только не моё заклятье. Империус – это для вас, дурачков. У нас же существует „заклинание забвения“. У человека зомбируются некоторые участки памяти, а в остальном он ведёт обычный образ жизни. Для миссис Малфой я – по одну сторону её сознания (и это держится в величайшем секрете от Тёмного Лорда, мужа, сестры, сына – короче, ото всех). Все остальные – по другую. Впрочем, ей лучше не ведать о некоторых моментах твоей, богатой на приключения, жизни… Параллельные прямые не пересекаются. Потому-то она никогда не выдаст ни меня, ни тебя. Кстати, она всё время твердит, что обязана тебе. Чем только? – Я так и не понял. Может, расскажешь?..

– В другой раз, – буркнул Северус.

– В другой, так в другой, – не стал настаивать Будогорский. – О! Гляди! Спускается! Как сомнамбула!

Нарцисса шла будто наощупь. Или как Русалочка, только что обретшая ноги.

– Домой! К ребёнку! – приказал ей Будогорский. И она тут же трансгрессировала.

– Да-а… Информатор из неё ещё тот, – в замешательстве промямлил Снегг. – Слушай, а ты не считаешь, что это бесчеловечно: ТАК использовать Малфой?.. Да и вообще… тебе что, баб мало? На мой взгляд, всё это попахивает извращенством.

– Ты думаешь?.. Строго говоря, ты прав: жаль, что она не помнит в полной мере, какое наслаждение получает от общения со мной.

Барин внезапно расхохотался и так же внезапно посуровел.

– Вероятно, в каждом из нас живёт частичка Волан-де-Морта… Правда, одному противно её носить в себе, а другой её холит и лелеет.

Снегг решил переменить тему.

– Ты сказал ей „к ребёнку“… Как это понимать? Какой ещё ребенок?

– Ну, так Валя же. Девочку теперь надо стеречь более, чем всегда. Сивый лютует. Я даже предложил Нарциссе устроить Валентину к нам в Хогвартс. Но как она объяснит её отсутствие Волан-де-Морту? Хотя, похоже, ничего кроме своего пошатнувшегося здоровья Лорда не интересует.

– Я с завтрашнего дня буду вынужден жить в замке Тёмного Лорда, – вспомнил вдруг Северус. – Сейчас собираюсь выбросить все лишние воспоминания…

– Нет, Сев, не сейчас, – обеспокоился Барин. – Сегодня четверг.

– Да, да, понял. Хорошо, тогда завтра… Как быть со связью?

– Никак, – отрезал Ростислав. – Тебе нельзя рисковать.

– Согласен, – поколебавшись, кивнул Снегг. – Ты позаботься о Юлии. Объясни ей. И поторопи там всех с Эликсиром… Знаешь что? Думаю всё же Т. Лорд будет меня изредка отпускать… Пойдём-ка.

Он провёл Будогорского в лабораторию и отодвинул стену между спальней и собственно лабораторией. Нарисовался сейф величиной с хороший шкаф. Северус положил руку на дверь сейфа – скрипнув, она приотворилась. Взгляду открылись десятки полочек. На каждой – столько же ящичков. В каждом ящичке что-то было.

– Здесь, – сухо произнёс Снегг и указал второй ящик на самой верхней полке. – Здесь будешь оставлять сообщения в случае крайней нужды. Я буду поступать так же… Давай прощаться, что ли.

Северус протянул Будогорскому руку… А потом передумал и сердечно обнял, похлопав по спине. Ночью к Снеггу „явился“ Дамблдор. Он, как всегда, уже был в курсе всего произошедшего. Обещал в ближайшее время не беспокоить. Остаток ночи снилась Юлия – и так, и этак. В разных, так сказать, ракурсах. Она присела к нему на колени, прижала к себе его голову (как часто делала наяву) и прошептала: „Я твой ангел – хранитель. Я защищу тебя. Ничего не бойся… И выкинь всё из головы!“ – Что он и сделал первым делом на следующий день. Перед тем, как отправиться на плаху.

Глава 12. Доспехи Бога.

Теперь вернёмся немного назад. В Хогвартс. К Дню всех святых. В Британии (так же, как и в России) по-прежнему стояли удивительно ясные, солнечные дни. Хотя по утрам всё ещё буйную зелень прихватывал самый настоящий морозец. В этом году Хэллоуин решили сделать выходным днём. Более того, утро последнего дня октября должно было быть ознаменовано как битва двух команд по квиддичу. В связи с тем, что лучшие игроки выбыли, а новые должным образом не тренировались, в результате долгих дебатов объединили оставшихся членов гриффиндорской команды с когтевранской; а слизеринский факультет – с пуффендуйским. Всё это было достаточно странно… Но за бесподобные минуты полёта, захват снитча и общий, ни с чем не сравнимый азарт игры, Гарри готов был соединиться и со слизеринцами. На двух объединённых репетициях Большой игры всё было не так уж и плохо. Конечно, он сознавал, что для победы готовиться надо было серьёзнее, но… Гарри было доверено выступать капитаном „Когтей Грифов“ против Забини, капитана „Пуф – Слизи!“. „Пуф! Слизь!“ – как вы догадываетесь – не было названием команды противника. Это имечко присвоили им игроки Когтеврана и Гриффиндора. Сами же они гордо именовали себя „Салазар+…“. Поистине только незлобивые студенты Пуффендуя могли выносить вздорный нрав слизеринцев, которые без конца награждали вновь приобретённых товарищей глупыми кличками, насмешками и издёвками… но играли, надо признать, неплохо. Пуффендуй подарил команде выдержку и настойчивость, Слизерин – напористость и самоуверенность. В целом это давало неплохие результаты. Гарри нервничал. Хотелось выиграть, но не любой ценой. Известно, что Рон – игрок страстный, но человек настроения, играет неровно. Поскольку Когтевран славился своим голкипером, его решено было поставить на ворота, а Уизли оставить в запасе. Каким это явилось ударом по самолюбию Рона, говорить не надо. От Гарри в данном случае ничего не зависело, но он отчего-то чувствовал себя виноватым… Однако (что радовало) дружба на сей раз не разладилась. Они по-прежнему вместе занимались, острили, сидели рядом на уроках, собирались в Хогсмит (в Хэлоуин планировалось первое посещение деревни). Вне зависимости от того, будет пойман снитч или нет, игру решено было прекратить к 15-и часам. Победителем назовут того, кто наберёт наибольшее количество очков. Гарри не собирался уступать „Пуф – Слизи“. Пусть его команда играет отнюдь не блистательно, всё же один козырь у неё есть наверняка. Пуффендуйский ловец, Мартин Корвин, – слабачок. И Гарри хотел взять реванш, поймав снитч… Только бы успеть! Размышляя таким образом, он не заметил, что уже несколько минут шкрябает ложечкой по дну пустого стаканчика с йогуртом.

– Гарри! Ты слышишь меня? – донёсся до него голос Будогорского.

Гарри вопросительно посмотрел на склонившегося к его столу профессора.

– Зайди ко мне в кабинет после завтрака, – улыбнулся ему Ростислав Апполинарьевич и лёгкой походкой прошёл к столу преподавателей.

– Наконец-то, – проворчал Рон, размазывая желток по тарелке.

– Что ты делаешь?! – брезгливо передёрнулась Гермиона.

– Да ну его, – отодвигая глазунью, пробурчал Рон.

– Между прочим, желток – кладезь витаминов… – начала свою просветительскую деятельность Гермиона.

– Оставь, Гермиона, – поморщился Гарри. – Давайте лучше прикинем, что такого мог нарыть Барин.

– Думаю, что… – задумчиво произнесла она и осеклась. Возле их стола стоял Забини.

– Поттер, у тебя озабоченный вид. Предчувствуешь поражение? – красивое лицо слизеринца искривилось в усмешке.

– Смеётся тот, кто смеётся последним, – парировал Гарри.

– Ну-ну, – Забини подбросил в воздух маленький мячик – наподобие теннисного – и тут же его поймал.

– Лавры Малфоя не дают покоя? – подколол его Рон.

– То есть? – нахмурился капитан противников.

– То и есть. До своего знаменитого сокурсника тебе далеко… слава богу, – пояснил Рон.

– Пойдёмте, ребята, – поставил точку в словесной перепалке Гарри.

Неразлучная троица с шумом отодвинула скамью и встала в свой немалый рост: Гарри был всего лишь чуть-чуть ниже Рона (а тот – не много, не мало – метр восемьдесят пять!), Гермиона за последний год тоже вытянулась до метра семидесяти пяти. Так что выглядели они солидно. Джинни посматривала как бы мимо, но в то же время ревниво. Будогорского в столовой уже не было. Гарри вздохнул и, шлёпнув Рона по руке, поплёлся в кабинет профессора один. Когда он заглянул к Барину, тот стоял у одной из своих фотографий и, сжав ладонями виски, что-то сосредоточенно шептал себе под нос.

– Сэр? – дал о себе знать Гарри.

Будогорский отнял ладони. Лицо его прояснилось.

– Предпочитаю „господин“, – поправил его Барин.

– Что? – Гарри никак не мог привыкнуть к оборотам речи учителя.

– Неважно, – отмахнулся Будогорский. – Подойди сюда.

Он поманил Гарри пальцем и указал на фотографию довольно мрачного содержания: сельский погост (причём в сумерках). Стоило только сфокусировать взгляд на каком-нибудь объекте, он зрительно увеличивался в размерах и как будто приближался. Такого фотографического эффекта Гарри ещё не видел.

– Это Годрикова впадина, – торжественно изрёк Ростислав Апполинарьевич.

Гарри вздрогнул.

– Ты хотел туда поехать. И поедешь. Вернее, поедем МЫ. Я и ты, – уточнил Будогорский (давая этим понять, что Рон и Гермиона остаются в Хогвартсе).

– Но почему? – взбунтовался Гарри.

– Потому, что наш визит придётся на 31 октября. Думаю, Рон захочет защищать честь команды „Когти Грифа“. Он встанет на ворота. Голкипер временно переквалифицируется в нападающего – вместо Джинни Уизли. Сама Джинни заменит ловца. То есть тебя. Она уже дала согласие.

Гарри задохнулся от возмущения: „дала согласие“. Интересно, как давно она согласилась? Не далее как вчера они тренировались, и Джинни словом не обмолвилась.

– Вчера она ещё ничего не знала. Я сообщил это Джинни буквально перед твоим приходом, – ворвался, как всегда, в вихрь его мыслей Будогорский.

Гарри застонал от разочарования.

– Ну почему? Зачем это нужно делать в первый праздник? Да ещё вместо матча по квиддичу? Как-никак я капитан!

– Я уверен, что Рон согласится принять на себя эту ношу… А Гермиона его поддержит, – улыбнулся Барин.

– Я тоже так думаю, – язвительно передразнив интонацию профессора, Гарри стоял уже на пути к дверям.

– У меня есть веские причины на то. Поверь мне, Гарри.

– Вот как?! Может быть, Вы соблаговолите их поведать? – всё с тем же сарказмом бросил ему Гарри, даже не обернувшись…

И вдруг ноги понесли его вспять. Он так и вернулся к учительскому столу – спиной вперёд. Недоумевая, он повернул негодующее лицо к Будогорскому.

– Вы применили заклятие Империус?

– Конечно, нет. У русских нет такого заклятья, – посмеиваясь, Барин охорашивал свой чисто выбритый подбородок.

– Какая разница, как оно называется! Суть от этого не меняется!

– Не буду с тобой спорить, – промурлыкал Барин. – И это первая причина, по которой я выбрал 31-е. Нам нельзя пропускать учебные дни: это заклинание вы могли бы уже знать, не просиди мы с тобой месяц в тайге.

– Но я-то тут при чём?! – начал было возмущаться Гарри, но Ростислав Апполинарьевич дал знак, чтобы он помолчал.

– Во-вторых: мы все в смертельной опасности. С другой стороны, такое положение вещей уже третий год сряду… Но в моём распоряжении оказались новые сведения, и нам надо торопиться… И, наконец, в-третьих… – Будогорский протянул Гарри номер „Ежедневного пророка“.

Гарри развернул газету. На первой странице красовался шарж на Тёмного Лорда. Выполнен он был с большим мастерством: дементорские осклизлые лапы судорожно сжимали ворот на непомерно длинной шее, норовившей уронить маленькую змеиную головку… на которой, тем не менее, красовалась корона. Гарри хмыкнул и посмотрел на фамилию журналиста: бессменный репортёр Рита Скитер. Гарри глазам своим не верил…

– Она всего лишь женщина…не смогла устоять против моего чертовского обаяния, – смущённо крякнул Барин. – По-моему, шарж вышел удачным.

Будогорский явно ждал похвалы и, ей-богу, он её заслуживал! „Наш пострел везде поспел“, – припомнилась Гарри пословица, которую он слышал от русских.

– Откуда такие душераздирающие подробности? – Гарри ткнул с омерзением в карикатуру Волан-де-Морта.

– Что тебе сказать, мой дорогой мальчик… Не перевелись ещё богатыри на земле аглицкой, – глаза профессора засветились лукавством.

– Вы хотите сказать, что у Тёмного Лорда кто-то шпионит на нас?

– Заметь: не я это сказал! – захохотал Барин. – Иди. Бери газету и прощайся с друзьями.

Гарри машинально взял „Пророк“ и на ватных ногах отправился в Гриффиндорскую гостиную. „Кто? – сверлила его мысль. – Я его знаю? Нужно быть поразительным смельчаком… или двойным агентом, как Северус Снегг“. Снова всплыло ненавистное лицо: желтушного цвета кожа, мешки под глазами… эти глаза никогда не смотрят просто, а будто пронзают тебя неприятно-тяжёлым взглядом. Жёсткая линия рта. Характерный – „снегговский“ – нос, который то понуро свисает вниз, то (в случае душевного подъёма) задран кверху как вороний клюв. Любопытно, что лицо Сириуса всегда ассоциируется только с теми фотками, которые остались у него после смерти крёстного. А вот Снегг… прямо как живой стоит у него перед глазами! Гарри потряс газетой перед портретом Полной дамы – та без разговоров уехала в сторону. В последнее время она стала чересчур пугливой и не терпела, когда на неё повышали голос или замахивались. Гарри сообразил, что на этот рпаз причиной её ретировки стал портрет Волан-де-Морта в газете. Он усмехнулся и перешагнул через порог-раму.