Текст книги "Реальность сердца"

Автор книги: Татьяна Апраксина

Соавторы: Анна Оуэн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 49 страниц)

– И тут – то же самое… Кровь. Все на крови. Если не на крови, так на жизни.

– А ты хочешь, чтобы было иначе? – удивился Саннио. – Даром? Даром, как говорится, за амбаром.

– Нет. Не хочу. Я лишь хочу, чтобы это, – кивок вверх, – не называло себя ни добром, ни мерилом праведности. Если они, как слуги, творят желаемое за плату, то они и есть слуги, а не что-то высшее. И я этих слуг не нанимал!

– Альдинг… – предостерегающе вскинул руку Гоэллон. Вокруг и так творилось что-то нехорошее, тревожное. Стены мелко, тонко постанывали и уже не казались такими надежными и прочными, как раньше.

– Если слышат – пусть слушают, – улыбнулся северянин. – Я не буду больше принадлежать к их Церкви. Мне не нужны ни такие дары, ни такие чудеса.

– В «заветники» пойдешь?

– «Заветникам» больше некому молиться, – Альдинг кивнул на парящую темную лужу. – Нет. Я просто хочу быть последовательным, если ты меня понимаешь.

– Нет, – признался Саннио. Воздух все больше казался густой патокой. Дышать было трудно. – Не понимаю.

– Я не хочу этих богов, а потому не хочу и их чудес. Было бы не слишком достойно отвергать кого-то и пользоваться его дарами, верно?

– Верно, конечно. Но как бы ты хотел, чтобы было? – камень под ногами неприятно подрагивал, и Саннио опасался, что сейчас Альдинг доболтается и боги обрушат Храм на всех и вся: и на богохульника Литто, и на остальных, и на ни в чем не повинных паломников, разбивших лагеря внизу. Эти боги на такое были вполне способны. Один собор они уже развалили, не обратив внимание на то, что никого, кроме служек и настоятеля, в нем уже нет.

– Чтобы не сбывалось то проклятье. Ни по ошибке, ни по случайности. Чтобы, если уж боги ошиблись, они сами исправили свою ошибку – любой ценой, хоть собственной гибели. Чтобы они не ждали, пока пострадавшие невинно найдут способ просочиться в щель между законами, что приняли они, чужаки, и как-то избавиться от участи, на которую обречены. Чтобы тот, кто поверг их вековечного врага и соперника, не погибал случайно…

– Это не случайно, – вздохнул Саннио. – Это я дурак…

– Перестань, я знаю, что ты увидел и о чем подумал. И проклятье, все то же проклятье. А потом – Араон, он самый слабый из нас, и он умер бы, а эти забрали бы его целиком, без остатка, и считают, что так и должно быть… Стены уже казались совсем зыбкими – темный пар, грозовые облака. Неужели Альдинг этого не видел? Только Саннио? Гнев богов или что-то иное?

– Понимаешь, они всегда, всегда забирали нашу жизнь в обмен на чудеса. Это не их чудеса, это наши чудеса, сделанные нами! Они только… – Альдинг, наверное, впервые в жизни не мог подобрать слово. – Издают новые указы, как король Собраны! Говорят, чтобы сбылось – но может сбыться и без их слова, была бы сила, как у той тамерки…

– Откуда у нее сила?

– От самозванца, явившегося вместе с Противостоящим. Знаешь, как его звали? Ингальд. Забавно, верно? Саннио не сразу понял, о чем говорит друг; он никогда не любил играть в анаграммы. Потом до него дошло.

– Он стоял за моим плечом еще у колыбели. Он и его птицы. А эти, – еще один кивок вверх, – молчали и не вмешивались. Никогда не вмешивались. Они запрещали нам стрельный состав и древние языки, уничтожали старые книги – но не вмешивались, когда Ингальд вкладывал свое проклятие в уста тамерки, когда проклятые умирали, даже когда ты стрелял! Я не хочу поклоняться подобной силе, она мне не нужна!

– Морду бы набить таким богам! – от всей души сказал Саннио. «Ну что ж, попробуйте!» – прозвучал смутно знакомый голос. Эллонский наследник, кажется, уже слышал его. Довольно давно, и тогда этот человек говорил серьезно, слегка напыщенно, а теперь он с трудом сдерживал смех. Оба друга одновременно вздрогнули и оглянулись, но пещера была абсолютно пуста… …а потом и Саннио, и Альдинг, наверное, моргнули – или уж моргнула сама пещера, моргнула, и перестала быть зыбкой. Зато прямо напротив Саннио и Альдинга, на самом краю темной ядовитой лужи, стояли двое. Ошеломленно озираясь, поддерживая друг друга, недоумевая. Ровным счетом ничего божественного в них не было, не то что четверть часа назад. Двое людей, высокий мужчина в дорожной одежде, пропыленной, выжженной злым светом южного Предела, и статная полногрудая женщина, чем-то похожая на Ханну. Толстая, в руку, коса, округленные янтарные глаза. Красивые глаза, да и женщина красивая. Смуглолицый мужчина с перебитым носом таким понятным жестом обнимал ее за плечи. Муж. Защитник. Оба взирали на Саннио, как на виновника всех горестей и бед, но без гнева, только с одинаковым вопросом. Двумя вопросами: «За что?» и «Как мы тут оказались?». Малейшее стремление к мордобитию оставило Алессандра раз и навсегда.

Для начала ему захотелось куда-нибудь провалиться подальше от алтаря и зримых последствий собственной опрометчивости в словах. Реми Алларэ не раз говорил Саннио, что язык его доведет до Предельной северной пустыни, а то и куда подальше – но вот что до подобного, так и Реми вообразить не мог, наверное. Молодой человек даже потер глаза, надеясь, что боги окажутся видением и расточатся, как полагается добропорядочному видению; он едва не приложил ладонь к сердцу с молитвой – потом до него дошло, что в данной ситуации это было бы несколько неосмысленно.

– Здравствуйте, – ляпнул он в следующий момент. Мужчина, приподняв бровь, поглядел на Саннио, потом обернулся, взглянул на потолок. Мысли его были просты, понятны и прекрасно читались по открытому добродушному лицу. Воина интересовало, кто же это им так подсуропил. Младшего – и отнюдь не трудами этой парочки, а ровно наоборот, это молодой человек еще помнил, – Гоэллона это тоже интриговало до крайности; но он никак не мог вспомнить, кому же принадлежал тот смеющийся голос. Что делать, он не знал. Покосился на Альдинга – тот тоже не знал. Только что читал гневные речи, грозился выйти из лона Церкви и вообще всячески выражал свое недовольство богами, а теперь, стоя лицом к лицу с ними, замер, словно его окатили из кадки ледяной водой. Такой, с хрустящими на поверхности льдинками, которые застревали в волосах и не сразу таяли. Как в школе мэтра Тейна учеников окатывали… Очень хотелось, чтобы дядя ненадолго отвлекся от Араона; Саннио уже подозревал, что у него появится приемный двоюродный брат, и это было справедливо и правильно, но не мог бы герцог все-таки оторваться от юного спасителя и сделать что-нибудь с этим… с этими?..

– Так-так-так… – Руи, должно быть, услышал мысли – а потом увидел, чему они посвящались и осекся, впрочем, ненадолго. – Ни на минуту оставить одних нельзя! Что вам всем мешало дать мне спокойно умереть – это, право, лучше, чем любоваться вашими выходками! – Саннио не без ехидства подумал, что дядя тоже понятия не имеет, что же теперь делать. Но сообразил он быстро. – Прощу прощения… господа, за этот инцидент. Легкий поклон; герцог Гоэллон даже в тяжелой кольчуге ухитрялся двигаться стремительно и элегантно. Дама в широком старинном платье впервые пошевелилась, поднесла руку к виску и заправила за ухо прядь волос оттенка пшеничной соломы. Боги – бывшие, надо понимать, боги – внимательно смотрели на герцога Гоэллона. Так же Саннио недавно рассматривал алтарь: десяток раз читал описания, а тут увидел своими глазами и предмет лишь отчасти походил на свой словесный портрет. Должно быть, и смертные из горних высей тоже выглядели как-то иначе. Очень хотелось спросить, как – но молодой человек прикусил язык, справедливо предполагая, что получит тяжелый подзатыльник.

– Ну что ж, – сказал дядя, пожимая плечами. – Значит, будем жить.

– Долго и счастливо? – ехидно спросил Саннио.

– Да разве ж с вами, драгоценнейший мой, это возможно? Боги неловко – неумело – улыбнулись.

– Придется, а то куда же вы от нас денетесь? – ухмыльнулся Саннио. И получил-таки подзатыльник.

Эпилог: вино для гостя

Садитесь к столу, не стесняйтесь, тени, Мы так давно с вами не беседовали…

Олег Ладыженский

Гильом Аэллас взглянул на календарь – шестой день пятой седмицы девятины Святого Иораса, дарователя чуда времени. Точнее, уже полчаса как седьмой, праздничный. Господин казначей сильно сомневался, что отныне имеет смысл по праздникам посещать храмы Сотворивших, но подозрениями своими делиться с окружающими не спешил. Только с немногими – королем, герцогом Алларэ, с господином начальником королевской тайной службы и остальными соратниками по «малому королевскому совету», который стал большим королевским советом. На широкой столешнице из мореного дуба перед Гильомом лежала пресловутая черная тетрадь. Открыта она была на последней странице. Слева бумага, справа – гибкая обложка из неведомого материала, оказавшегося весьма практичным. Как казначей ни старался, но некоторые неприятности на долю тетради выпали. Ее передавали из рук в руки, и каждый второй норовил поскрести обложку ногтем, спасибо еще, что на зуб не пробовали; ее роняли, а господин Алларэ ухитрился пролить немного вина. Черный материал, и гладкий, и шероховатый на ощупь, выдержал все. Только самую малость потускнел и слегка поцарапался. Невесомая бумага же уцелела полностью.

Господина казначея очень интересовало, чем же герцог Скоринг делал записи, уж явно не пером и не кистью. Вроде бы чернилами, но даже лучшие чернила пропитывали слишком тонкую бумагу и оставляли безобразные отпечатки на следующих листах. Страница была исписана крупным твердым почерком военного или купца, без свойственных благородным господам изящных завитушек и прочих каллиграфических изысков. Словно приказ полковника армии Собраны; собственно, в таковом чине герцог Скоринг и вышел в отставку. Записи заканчивались на середине. Последняя фраза вызвала у Гильома тяжкий вздох, уже третий по счету: «Дальше соображайте сами!». Ни даты, ни подписи, ни приложенной печати. Просто крупные чуть кривоватые буквы с размашистым таким, выразительным восклицательным знаком. Соображалось, к крайнему стыду господина казначея, очень плохо. Очень, очень плохо. То ли вводить пенсии для всех, достигших шестидесятилетия. То ли, для начала, только для вдов и сирот. Состояние казны позволяло и первую, весьма радикальную меру, но Гильом боялся ошибиться. Не ляжет ли бремя выплат непомерным грузом на казну? Один раз пообещав беднякам подобное, уже не возьмешь свои слова обратно – подобные щедроты как пирожок. Съесть-то его можно, а вот обратно уже не получишь. Пирожок. Получишь только нечто весьма непотребное. Слишком уж баловать народ нельзя – так и работать не захотят, копить на сытную старость, будут надеяться на вспомоществование от короля. Но, как и предсказывал молоденький врач-владетель, цеха разорялись на глазах. Вдовы мастеров, которые раньше могли продать в рассрочку членство в цеху подмастерью и получить пожизненное содержание, начинали бедствовать и жаловаться. Пока что тихо. Завтра – могут и громко. Герцог Скоринг, на пару с покойным батюшкой, не в ночи будь помянут, разбаловали столицу и научили ее бунтовать… Герцог Скоринг – где он теперь? Помолиться ему – или все же помолиться за упокой его души, за избавление от посмертных мук? Гильом щелкнул пальцем по последней издевательской строке и нехорошо выругался. Пропавший из тюремной камеры бывший регент причинил своим исчезновением немало бед. Пришлось учреждать королевскую опеку над Скорой: от всего рода осталась девица Фелида. Господин казначей вспомнил устроившую весь переполох рыжую красотку и покачал головой. Забирать из тайной службы Фелиду пришлось ему: и король высказал желание с ней побеседовать, и тайная служба стенала, что у них не постоялый двор, и девицам из Старшего Рода никак невместно ночевать в кабинете главы тайной службы. Даже в его отсутствие. Скорийка, которой Аэллас кратко пересказал что вышло из ее жалобы, с трудом удерживала слезы, краснела, бледнела и отчаянно дрожала под маской удовлетворенной мстительности. Дослушав до конца – роль Реми и палача в исчезновении ее старшего родича Гильом, разумеется, опустил, – она бесформенным кулем осела на стул и даже дрожать перестала. Только косилась на слегка облупленный потолок кабинета, словно ожидала оттуда удара молнии. Вернуться к Клариссе она отказалась наотрез.

– Госпожа Эйма меня убьет, – промокая платочком глаза, сказала Фелида.

– Не убьет, ну что вы? – потом Гильом вспомнил бледную яростную Клариссу в Шенноре. – Может быть, высечет розгами, но вы, госпожа Скоринг, это заслужили. Высекли девицу Скоринг или нет – Гильом не интересовался; только сдал ее с рук на руке госпоже Эйма. Посмотрел, как супруга наместника Къелы сдержанным жестом указывает рыжеволосой девице на дверь дома, сопровождая это ледяным: «Поднимайся наверх, с тобой мы поговорим утром!». Подумал, что не хотел бы оказаться поутру на месте Фелиды, но везти ее сейчас к Элграсу было бы слишком жестоко. Тем более, что торопиться было уже некуда. Король побеседовал с Фелидой через день после всех событий. Гильом при этом присутствовал, и тут уж он точно не хотел быть на месте девицы Скоринг, ибо «ябедная дура» была лишь одним из доставшихся на долю скорийки определений. Алларец подозревал, что лишь его присутствие удерживает его величество от выражений покрепче; несколько девятин странствий невероятно расширили набор бранных слов, которыми пользовался юный король, к тому же некоторые он сочинял сам.

Фелида долго делала лицо каменной статуи, приседала в реверансе после каждого определения, которым награждал ее король, а потом открыла нежный розовый рот и объяснила, что пообещал с ней сделать родич и опекун за несогласие выйти замуж за брата его величества. Король поперхнулся очередным ласковым словом и извинился. Гильом тогда тоже удивился и подумал, что герцог Скоринг – одновременно и великомученик, и великомучитель. Кем бы он ни был, его отчаянно не хватало. Тетрадь закончилась. Привезенная герцогом Гоэллоном стопка книг, вероятно, предназначалась школярам из соседнего мира, но для собранского казначея, владетеля, который мог управиться с собственным поместьем – да, может быть, и с герцогством управился бы, – была высшей премудростью, одолеть которую самостоятельно он не мог. И герцога Гоэллона не было тоже. Никто не мог поведать, что означают многие слова, которые даже не были объяснены. Буквы были знакомые с детства, родные буквы общего языка – слова чужие и непостижимые.

– Инфляция, – вслух повторил Гильом Аэллас. – Ценообразование. Монополия. Пустые, но звучные слова соскальзывали с языка, как ореховая скорлупа, или как заговор бабки-ведуньи, выдававшей себя за могущественную ведьму. Взять бы, да подарить эти книги такой бабке – уж она-то наберется в них премудрости. «Девять раз твою инфляцию на восток и монополией сверху!». Реми Алларэ, прочитавший ученые труды, только пожал плечами и высказался на тему болота, в которое все дружно залезли, а как теперь вылезать – неведомо. Гильом помнил, как смотрел на него, непривычно спокойного, и думал вовсе не о мудреных словах и непостижимой чужой науке – о самом бывшем герцоге Алларском. Беспамятном, легком и светлом, словно и не было ни того дня, ни погибшего по собственной дурости юноши. Тейн не соврал и не ошибся. Реми действительно ничего не помнил, точнее уж, помнил что-то не то. По его версии, он и впрямь собирался в Шеннору для беседы с герцогом Скорингом по душам. Поскольку его очень волновали вопросы целостности государственных границ и грядущего вторжения чужих тварей. А палача с собой взял, чтобы заодно припугнуть господина Эйка, который своим молчанием уже окончательно утомил и оскомину набил. На госпожу Эйма и регента действительно накричал, было дело – потому что эти двое невесть что себе возомнили и пытались удержать его от исполнения прямых обязанностей: допроса государственного преступника. А королевского представителя он под горячую руку неверно понял, за что премного извиняется и перед господином казначеем и перед его величеством.

И не имеет ни малейшего понятия, с какой стати и каким образом этот треклятый государственный преступник испарился из запертой камеры. Сбежал, подлец, не иначе. А Сорен… на эту тему господин Алларэ говорить отказывается, потому что это касается только его и покойного. Впрочем, казалось, что со дня потери прошел добрый год, если не все пять лет. Куда больше Гильома пугало, что о подлинных событиях того дня помнили лишь несколько участников. Он сам, регент, госпожа Эйма, мэтр Те йн. Остальные – даже плененный комендант – забыли все напрочь к утру следующего дня. Да, зачем-то всем в одночасье понадобился арестант. Да, господин комендант был против того, чтобы в крепость ломились все и сразу, но не более того. Впору было предположить, что им четверым это все приснилось, а на самом деле все было так, как считал Реми, комендант, его заместитель, спутники Тейна… Даже чудеса на месте остались! И время определялось, и навигаторы водили корабли, и об распространении удушливого поветрия пока что гонцы не сообщали. Вот только показания тщательно допрошенного палача никак не выходили из памяти. Особенно начало рассказа, согласно которому жертва до последней возможности уговаривала Реми не доводить дело до логического конца. Имея в виду алларский обычай, а вовсе не свою участь. Жизнь, дескать, стоит того, чтобы ее жить, а то, что собирается сотворить с ним господин Алларэ – и понятно, и вполне оправданно ввиду сложившихся обстоятельств. А в городе может случиться новый бунт, и господину главе тайной службы найдется дело… Придумать подобное палач не мог.

Поверить в то, что и вправду так было – такое могло быть – Гильому не помогал и протокол допроса. Читать протокол тоже не хотелось: вдруг становилось мучительно стыдно, словно он подглядывал за чем-то недопустимым, не имея возможности прекратить. Правда, порой Аэлласу тоже хотелось сотворить с герцогом Скорингом что-то непотребное. При виде проклятой строки – так и особенно. Взбаламутил воду – и где его теперь искать? «Реформатор наш, спуститесь с небеси?»

– Соображайте! – сердито буркнул казначей. – На основании чего, хотел бы я знать?

– На основании вот этого, – палец постучал по корешку верхней, непотребной расцветки, книги. Желтое, красное, оранжевое, все это блестит – ну мыслимое ли дело, чтобы книга выглядела таким чудовищным образом?.. Гильом медленно поднял глаза, посмотрел на стоящего рядом с его столом высокого светловолосого человека в ослепительно белой рубахе и ярко-алой огандской косынке. То ли свечей было недостаточно, то ли он был самую чуточку прозрачным.

– Господин герцог, подскажите, пьют ли в божественном состоянии вино?

– Пьют, господин казначей, – кивнул гость. – Особенно, если предстоит работать всю ночь.

© Copyright Апраксина Татьяна, Оуэн А.Н. ([email protected])