Текст книги "Реальность сердца"

Автор книги: Татьяна Апраксина

Соавторы: Анна Оуэн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 49 страниц)

– Благодарю вас, господин герцог, – эллонский наследник криво усмехнулся.

– Воин и Мать, – вздохнул Реми. – Кертор, сделайте милость, прогуляйте эту бадью с закваской по Кандальной улице, пока от него весь дом не скис.

– Я могу отказаться от этой чести?

– Не можете.

– Господин Гоэллон, не спорьте с герцогом. А то вы рискуете прославиться, как первый человек, отправленный к веселым девицам под конвоем, – усмехнулся Флэль.

– Ну, отчего бы конвою не развлечься…

– Вы дали обет целомудрия? – поинтересовался герцог.

– Не могли бы вы оставить меня в покое? – Гоэллон побледнел.

– Не мог бы. – Зрелище было редкое: первый красавец Собраны с покрасневшими от возмущения ушами. Герцог Алларэ невольно стал родоначальником новой моды на коротко остриженные волосы, которые раньше считались уделом больных и тамерских рабов, но самому ему эта мода была не к лицу.

– Господа! – вскинул руки Кертор. – Зачем эта ссора? Если господин Гоэллон не хочет…

– Господин Гоэллон хочет, чтобы от него отвязались!

– С вашего позволения, я вас покину, – Флэль коротко поклонился и вернулся в дом. Быть крайним в объяснении невесть с чего впавшего в покаянное настроение юноши и упрямого герцога Алларэ ему не хотелось. Чем закончился разговор, он не знал и не интересовался. Нашлись более важные дела. Бывший маршал Агро, не согласившийся с отставкой, негодовал и требовал немедленной сатисфакции. Мерский здоровяк, конечно, был разумнее своего покойного предшественника, но, надо понимать, маршальская должность накладывала свой отпечаток на любого. Грубоголосый здоровяк так буйствовал, заливая горе вином из запасов герцога Алларэ, и так настаивал на срочном, именно сейчас и ни часом позже вооруженном восстании, что Кертору хотелось треснуть его по голове пустой бутылкой, которых на столе громоздилось уже множество.

– Я оскорблен! – ревел маршал в отставке, вымещая гнев на столешнице. – Разве я заслужил подобное поношение? Почему все бездействуют?!

– Господин маршал, разумеется, вы ничем такого не заслужили. Но не думали ж вы, что самозванец простит вам и Ассамблею, и все прочее?

– Мои заслуги перед отечеством…

– Никто их не забудет, господин маршал. Мы все разделяем ваше негодование, – утешал его Флэль, стараясь не намекать на то, что войну все-таки выиграл не Агро. Маршал проспится и сам вспомнит, кому обязан званием. Сейчас же важно, чтобы он, признанный лидер мерских владетелей, не натворил лишнего. – Очень скоро вы сможете воздать обидчикам по заслугам.

– Я поеду во дворец! Я выскажу этому сопляку в лицо все!

– Давайте еще выпьем? – не без испуга предложил Кертор – вот еще чего не хватало, так это скандалов во дворце! Маршал с радостью согласился; через некоторое время лакеи перенесли сонное тело в гостевую спальню. «Почему мы бездействуем?» – этот вопрос звучал в особняке уже не раз, пусть каждый знал на него ответ. Керторец слегка позавидовал братьям, которые прибудут как раз к началу войны. Им не придется томиться в ожидании, изображать из себя бездельников и пустословов. Из родного баронства – сразу к делу, просто и удобно. «Может быть, юный господин Гоэллон попросту заскучал от безделья? – вспомнил Флэль недавнюю сцену во дворе. – Немудрено, в общем – но нужно же уметь ждать…»

– Вас прислал герцог Алларэ?

– Нет, я приехал по собственному желанию, – у королевского бастарда был, как всегда, прозрачный взгляд святого заступника или отшельника. – Если мое общество вам в тягость, то прошу меня простить.

– Нет-нет, что вы… Ни в коем случае! Я очень рад…

– Алессандр, вы не обязаны принимать меня лишь ради соблюдения законов гостеприимства. Саннио покраснел. Ларэ попал в точку: хозяин думал в первую очередь о правилах приличия, которые требовали достойно принять и развлечь гостя, даже нежеланного. Гость же оказался проницателен, даже слишком, наверное. Выражение лица Саннио, спустившегося в гостиную, рассказало ему все, и теперь оставалось только заглаживать очередную неловкость. Поссориться с Фиором – вот только этого не хватало! Бернар и остальные гвардейцы хмуро косятся на молодого господина и молчат, алларцы удивляются и подшучивают, Реми же постоянно цепляется к каждому слову; единственный из всех, еще не высказавшийся на счет поведения Саннио – Ларэ. Если еще и его оттолкнуть, остается одна дорожка: прыгнуть в Сойю с моста.

– Простите, пожалуйста. Я в последнее время только и делаю, что… – Саннио безнадежно махнул рукой, не зная, как определить свою бесконечную дурость. – Приглашаю вас отобедать.

– Благодарю. Аппетита у обоих не было, так что предстояло огорчиться еще и Магде. Голуби под сливочным соусом, печеные карпы и пряная свинина были донельзя хороши, но Саннио лениво отковырял по кусочку от каждого блюда, тем и ограничился, гость же съел все, что подкладывал ему слуга, но с видом безразличным и унылым. Вино Саннио приказал подать в свой кабинет.

– В последнее время вы не жалуете нас своим присутствием, – заметил Фиор.

– Накопились дела, которые требуют моего внимания. Скоро пятая девятина. Подати, выплаты, пожертвования… Герцог не успел объяснить мне все, что я должен знать. Приходится учиться на скаку.

– Это единственная причина?

– Нет, – Гоэллон слегка рассердился: почему он должен давать отчет каждому, кто спросит? Разве приведенного объяснения недостаточно? – Я не желаю лишний раз огорчать господина герцога Алларэ своим видом, своими словами и прочим…

– С чего вы взяли, что это так?

– У меня была возможность в этом убедиться.

– Алессандр, что с вами происходит? – Ларэ отставил бокал.

– Что бы со мной ни происходило, это касается только меня, и я справлюсь с этим сам! – отрезал Саннио; благие намерения пошли прахом – и кто просил гостя лезть к нему в душу? Реми выразился вполне внятно: молчи, не подавай виду… – У герцога Алларэ есть для меня поручения?

– Я привез письмо для господина капитана Кадоля, но это было только поводом посетить вас, – Фиор терпеливо улыбнулся.

– Передайте герцогу Алларэ, что все его распоряжения будут выполнены в точности и в срок.

– Я передам. Что мне ему ответить, если он будет о вас спрашивать?

– Что я неукоснительно следую данному им совету!

– Алессандр, вы уверены, что верно поняли этот совет? – господина Ларэ, оказывается, тоже можно было рассердить. Глаза потемнели, как небо перед грозой.

– Вы чудите, как мой брат-принц, но ему-то и пятнадцати еще нет!

– Что опять не так? – Гоэллон неторопливо встал с кресла, расправил манжеты и поднял со стола бокал и поднял его на уровень груди. Вино билось в стенки. – Я говорю – и неугоден, я молчу – я вновь неугоден? Чего изволите желать от меня вы, герцог Алларэ, все прочие? По какому праву, хотел бы я знать?!

– Послушайте меня, Алессандр… Через пять минут Саннио сидел в кресле, красный как рак и мокрый, как мышь. Фиор говорил недолго, но в два десятка фраз он ухитрился уложить отповедь, подобную которой юноша не слышал и от дяди. При этом ни одного обидного слова, ни одной ядовитой колкости не прозвучало.

– Мы носим свое горе, тревоги и боль в себе. Мы служим – своей земле, своему королю, своему сюзерену. Мы несем свою ношу безропотно и гордо, – закончил Ларэ. Слова, уместные в проповеди или книге, в устах королевского бастарда звучали и буднично, и просто, без напыщенной торжественности. Старший брат по крови говорил с младшим…

– Я только не хотел никому досаждать! Не более того… – после долгой паузы прошептал Саннио; до него начало доходить, насколько неприличным и постыдным выглядело все его поведение в последние дни. Позор и для девицы на выданье, а уж для наследника Старшего Рода… – Я дурно себя чувствую в последнее время.

– Вы больны? – встревоженно спросил собеседник.

– Едва ли. Я просто не могу спать…

– Отчего же?

– Мне снятся дурные сны. Мне кажется, что меня кто-то хочет подменить во сне. вытесняет из тела… – раз проговорившись, остановиться было трудно. – Мне снится один и тот же сон, я не могу его запомнить, а ведь всегда запоминаю сны. Темный, тошный… Словно змея обвивает и душит!

– Сколько вы уже не спали?

– Седмицу, наверное. Не помню… Мэтр Беранже сказал, что я совершенно здоров и посоветовал мне пить травы. Это я и сам бы мог сделать. Я знаю все сборы. Но сны не уходят, только проснуться тяжелее.

– Когда это началось?

– В тот день, когда вас ранили. Герцог Алларэ просил меня сделать что-то непонятное. И я будто бы призвал по свою душу всех демонов!

– Собирайтесь, – поднялся гость. – Поедем к герцогу Алларэ.

Через пару часов Саннио, все существо которого упиралось против поездки и тем более против исповеди, сидел в кабинете Реми и, под двумя такими разными, но одинаково пристальными взглядами, рассказывал все заново. Господин Ларэ оказался отменным доносчиком: он не только запомнил каждую фразу, но и повторил все перед алларцем слово в слово.

– Реми, я не знаю, чего вы хотели, но вижу, к чему это привело, – подвел итог бастард. – Извольте что-нибудь с этим сделать. Алларэ молчал долго, очень долго – Саннио даже показалось, что он заснул в кресле. Взгляд был устремлен к холодному камину, но для Реми там, наверное, плясали языки пламени, синие тени играли на белой облицовке, а уголья вспыхивали и гасли, притягивая к себе. По каминной плитке вились виноградные листья, узор, который в этом доме был повсюду. На гербе герцогов Алларэ была ветвь с золотыми цветами и девиз «Радуйся!», но гроздья винограда сгодились бы куда лучше.

– Не знаю, смогу ли, – сказал герцог наконец. Губы едва двигались. – И я должен объяснить, почему. Есть сила, что Бдящие братья зовут волшебной, колдовской… Она позволяет многое. Убеждать и привлекать, подчинять и исцелять.

Нас было трое, владеющих ей. Было… Скоринг знал, что делает, сила узнает силу. А я тогда очень хотел бежать… – Реми осекся, потом продолжил уже ровным голосом. – Большая часть прежних умений мне недоступна. Саннио вспомнил шелковую паутину прикосновений, которой оплетал любого собеседника Реми. Ладонь на запястье, узор, который танцуют пальцы перед глазами во время разговора, блики изумрудов в кольцах… колдовская пляска жестов и касаний, чарующая и завораживающая. Угадал ли он, или Реми имел в виду нечто другое? Как догадаться? И кто третий? Альдинг Литто?

– Что же делать Алессандру? – продолжил Ларэ. – Вы…

– Я все помню. Без защиты вы не останетесь, – на туго обтянутых кожей скулах проступили желваки. – Вы заставили меня задуматься, Сандре. А теперь хорошо бы задуматься вам. То, что преследует вас во снах – оно и впрямь вам незнакомо? Молодой человек сосредоточился, глядя в свою чашу. На дне осталась крошка пряностей, обломки коричной трубочки, смешные стерженьки гвоздики. Густой осадок лениво колыхался, когда Саннио качал чашу из стороны в сторону. Выплеснуть бы его на ткань, как во время гадания!

Ответ был близко, совсем близко. Холодное, липкое чувство страха, собственной ничтожности и бремени грехов, которое приносили сны, нестройная мелодия, тьма, вползавшая в виски…

– Собаки, – сказал он. – Собаки в Сауре. На поляне. Там…

– Я знаю об этом, – быстро кивнул Реми. – «Заветники». Опять они… Но каким образом?

– Брулен, – сказал Фиор. – Принц Элграс…

– А потом вы, Фьоре.

– Я? – опешил бастард.

– Вы такой же сын своего отца, как принц, как это сокровище. Золотая кровь. Если бы принца хотели убить, не было бы побоища. Есть яд, есть наемные убийцы, есть еще сотня способов избавиться от соперника. Вас, Фьоре, тоже хотели похитить, а не убить. Потом Сандре, почти успешно перессорившийся со всеми… – вот теперь до Саннио дошло, почему именно герцог Алларэ многие годы возглавлял тайную службу его величества. Еще один облик Реми, так непохожий на маску развратного бездельника, на личину самозваного коменданта. – Но обе попытки похищения – дело рук человеческих, а вот Сандре…

– Чудо в соборе тоже дело рук человеческих? – нахмурился Фиор. – Не слишком ли для этих рук?

– Для Скоринга не слишком, наверное. Хотя…

– Реми, вы смогли бы проделать подобный фокус?

– Я никогда не черпал из тех источников, что «заветники». Нужно быть куда менее брезгливым… – поморщился герцог Алларэ. Саннио слушал разговор, едва понимая, в чем суть. Слишком сложно. Это стоило обдумать потом – вспомнить каждую фразу столько раз, сколько понадобится. Сейчас его больше всего интересовало, сможет ли Реми положить конец ночным кошмарам и постоянному желанию уйти прочь, подальше ото всех. Уехать на остров Грив, о котором он только слышал, бродить там по морскому побережью, и не видеть, не слышать, не чувствовать ничьих взглядов… Выспаться, наконец. Ухо бывшего секретаря ловило каждое слово беседы – въевшаяся в плоть и кровь привычка, но смысл ускользал. Силы, кровь, чудеса; опять и опять эта проклятая песня, навязшая в зубах, как модный мотивчик. Его наследие – чудеса, кровь и силы. Перстень наследника давил на палец, тянул руку вниз, к земле. Любимое, такое нужное кольцо, без которого он чувствовал себя голым, в последние дни казалось чужим, тяжким, лишним. Знак наследия, доставшегося ему. Потом пришла мысль, которая – Саннио мысленно отвесил себе оплеуху, – должна была возникнуть в голове первой; прежде постыдного нытья и жалоб: дядя. С ним-то что? Если принцу, бастарду и наследнику герцога что-то угрожает, то ведь и сам герцог в опасности…

– Мы должны пригласить архиепископа Жерара, – сказал Ларэ.

– Мой почтенный родич начнет с того, что наложит на меня очищение, а закончит объявлением святого похода.

– Святой поход и так состоится.

– Несомненно, но в свое время. Да и клеймо на лбу мне ни к чему. Сандре – тем более.

– Без этого можно будет обойтись. Архиепископ весьма благоразумен.

– Пока вы ведете с ним переписку, он таким кажется. Но вы еще не имели несчастья познакомиться лично. А я еще помню, как он уходил в орден… Дед тогда едва не проклял его, и было за что.

– Реми, нам нужен тот, кто чует ересь и способен разобраться во всех хитросплетениях заговора Скоринга. В конце концов, я не хочу оказаться под ножом на алтаре, да и для Алессандра такой судьбы не желаю!

– Я это обдумаю. Сейчас же, Фьоре, сделайте одолжение, откройте тайник. Снимите портрет Старого Герцога… – Саннио оглянулся, покосился на изображение мощного мужчины в алом бархате, похожего на Гильома Аэлласа, только лет на двадцать постарше. – Теперь нажмите на сучок на панели. Отлично. Возьмите шкатулку. Нажмите этим дамам на их несравненные груди…

Саннио с интересом наблюдал за тем, как Фиор обращается с небольшим ларцом из белого полированного дерева. На крышке две щедро наделенные Матерью девицы демонстрировали свои прелести, и похвалиться им было чем. Молодой человек не без интереса вспомнил недавнее предложение герцога Алларэ насчет прогулки по Кандальной улице. Определенно, в этом было нечто привлекательное. Может быть, господин Кертор не будет против?..

– Вам пора обзаводиться любовницей, – от Реми не скрылся живой интерес на лице Алессандра. – Видите, Фьоре, естественные устремления юного организма не способны победить даже козни «заветников»…

– Это обнадеживает, – бастард наконец-то справился со шкатулкой. – Что вам подать?

– Нет-нет, мне – не надо, избавьте! Передайте Сандре медальон с черным камнем. Гоэллон принял на ладонь угловатый осколок вулканического стекла в тяжелой золотой оправе. Камень едва заметно вибрировал и словно бы притягивал к себе весь окружающий свет. Сгусток теплой темноты на тонкой цепочке. С обратной стороны оправы были вычеканены язык пламени и знак Нерукотворного Храма.

– Надевайте. Проверим, правду ли говорят об этих святынях. Спрятанный под рубахой медальон больно ожег кожу, словно был раскаленным добела. Боль едва не заставила вскрикнуть, а потом рассосалась, оставив по себе приятное ощущение, напоминавшее тепло от перцовой настойки, которой его растирали во время простуды.

– Не советую полагаться только на церковную цацку. Она лишь подпорка для разума, но не заменит его, – Саннио покоробило пренебрежение, с которым герцог Алларэ говорил о реликвии. Медальонов с частицами алтаря Нерукотворного Храма насчитывалось едва ли три десятка, и большинство принадлежало церковникам, главам орденов и их присным. – Однако ж, посмотрим, посмотрим…

– Благодарю вас, герцог.

– Отблагодарите меня делом, сокровище. Будьте внимательнее к своим мыслям и желаниям. Мы имеем дело с какой-то бесовщиной, так будьте осторожны. А то придется выпороть вас крапивой…

– Крапивой? – удивился Саннио. – Розги уже не в моде?

– Крапивный лист, муравьиный яд и пчелиное жало, – с улыбкой напомнил Фиор народное поверье. – Проверенные средства от искушений Противостоящего.

– Лучше муравьи!

– Учту, – Реми рассмеялся. – Еще раз возьмете на ум всякую дурь, посажу вас голым задом в муравейник. Идите, дитя мое, и грешите от души! «Заветники» не выносят радостей плоти, так огорчите их всерьез. Фьоре, а вы как раз останьтесь… Судя по тому, как на следующее утро у Саннио звенело и мутилось в голове, «заветники» должны были обрыдаться от огорчения. Кертор и Эвье оказались преизрядными любителями насолить отвратным еретикам – и обильными возлияниями, и чревоугодием, и женолюбием. Церковь Собраны тоже не считала все это за добродетели, но как пошутил Флэль «что омнианцу малый грех, то «заветнику» крюк в брюхо». Засыпая сном без всяческих сновидений в компании пышнотелой и веселой не только по призванию, но и по характеру девицы, молодой человек показал кому-то язык. Должно быть, мрачному образу постнорожего еретика, который должен был скорчиться от загнанных в брюхо крюков. Вполне понятная похмельная головная боль начисто перешибла тоску и страх, одолевавшие Саннио в последние дни. В присказке Бернара «от уныния хорошо помогает плеть» оказалось куда больше здравого смысла, чем раньше казалось его подопечному. Если предел мечтаний состоит в кубке вина и горячем завтраке, думать о чем-то ином попросту не получается. Вместо слуги с завтраком в дверном проеме нарисовался отвратительно свежий и до зависти цветущий Кертор. Рыжая нахалка, лежавшая рядом, вместо того, чтобы прикрыться покрывалом, изогнулась кошкой и подмигнула новому гостю.

– До чего приятные господа у нас нынче, – промурлыкала она. – Надеюсь, надолго?

– Ах, милочка, слов нет, как жаль тебя огорчить, но увы! Господин Гоэллон, поднимайтесь!

– Зачем? Куда?

– Прокатимся верхом, потом посетим королевские купальни.

– Верхом?! – издевается, не иначе. На нем самом уже прокатились верхом, и теперь это весьма явственно чувствуется.

– Вы все-таки не смыслите в развлечениях… – огорчился Флэль. – Вставайте, вставайте! Надо учиться! В первые полчаса Саннио чувствовал себя мешком со страданиями, который вот-вот выпадет из седла, но потом и головная боль, и тошнота куда-то делись, а на смену им пришло наслаждение. Крокус летел быстрее ветра, двое спутников рядом хохотали, едва поспевая за юношей, который гнал коня по скошенному лугу. Они заехали довольно далеко в предместья, когда Бертран Эвье дал команду возвращаться. Проветрив голову, Алессандр чувствовал себя куда лучше, чем раньше. Медальон на груди грел, но больше не обжигал, мир казался цветным и красивым, а не вчерашним, похожим на то, что можно увидеть через закопченное стекло. Бертран и Флэль больше не раздражали, не вызывали желания спрятаться от них в темной комнате.

В королевских купальнях молодой человек еще не был. Огромное здание из белого мрамора было выстроено века три назад, вскоре после легендарного пожара. Тогдашний король Собраны отстроил столицу заново, из угольев и праха, и на пепелище взошли десятки белокаменных соборов, школы, лечебницы, проявились просторные площади с фонтанами, ровные дороги, сады и парки. Были построены и королевские купальни, посещение общих залов в которых стоило – уже который век – ровно один серн. Столько, сколько мог позволить себе даже нищий. Казне не приходилось тратиться на содержание купален, оно окупалось за счет других залов.

В одном из таких и оказался Саннио. Зеленый с прожилками литский мрамор стен, отделанный зеленой изразцовой плиткой неглубокий бассейн с горячей водой, темное, почти черное дерево, густой запах шалфея, тимьяна и мяты, настоянных на меду. После скачки это оказалось особенным удовольствием, а, отдавшись в умелые руки банщика, молодой человек ощутил себя взятым в Мир Вознаграждения заживо. Судя по сладкой истоме в теле, спор омнианцев и ноэллианцев разрешался просто: приют праведных находился в Собре, в королевских купальнях.

– Приятно так повеселиться напоследок, – сказал смуглолицый Бертран, когда банщик ушел. – Последние спокойные денечки…

– Обидно будет, если все это великолепие сгорит, – повел рукой Флэль. – Надеюсь, столицы война не коснется. Бертран только пожал плечами и погрузился в воду с головой. Вынырнув через добрую минуту, он откинул с лица мокрые волосы и потянулся. Через грудь, от левого плеча почти до пупка тянулся старый темный шрам.

– Где вы были ранены? – спросил любопытный керторец за мгновение до того, как рот открыл и Саннио.

– Охранять нашего герцога – служба не из легких, – улыбнулся Эвье и потянулся к стоявшему на бортике запотевшему кувшину. – Нет, все-таки никогда я «заветников» не пойму. Вот весной в Сауре было дело…

– Что за дело и при чем тут «заветники»? – не понял Саннио.

– В герцога стрелял наемный убийца. Промахнулся. Стали расследовать. По первому разу получилось, что нанял его покойный маршал, да вот только как бы он успел, мы едва прибыли. Второй раз копнули глубже – тамерцы, но тоже странно. Потом разобрались. Алларский владетель один, Роне. Написали Рене Алларэ, герцог-то в Шенноре был… Тряхнули его – а он сам в ереси по уши, и половина домашних. Так Рене их повесил на стене замка. Вместо расследования… – Бертран сердито стукнул стаканом о плитку бортика, брусничный морс плеснулся на руку. – И все концы – петлей на шее.

– Рене недальновиден, – Кертор потер ладонью висок. – Хотя налет на крепость…

– Красиво было сделано… Спутники принялись обсуждать похождения Рене, а Саннио изумленно переваривал услышанное раньше. Дядя даже словом не обмолвился – неужели счел это событие незначительным? Ох, с ума бы не сойти, право слово, с таким господином и родственником! Самого Бертрана, кажется, больше волновало прервавшееся расследование, а не покушение. Реми как-то со смехом рассказал о том, как на него в проулке напали пятеро бандитов, приняв за обычного подгулявшего прохожего. Интересная получалась у высшей знати Собраны обыденная жизнь. Богатая на события.

– А шрам, – мысли Эвье ходили весьма причудливыми путями, – это спасибо нашим неугомонным соседям и дурости покойной королевы. С исповедью – ох, веселая была заварушка…

– И вы тоже знали? – У Саннио возникло подозрение, что он в доме герцога Гоэллона наименее сведущий из всех.

– Узнал на Ассамблее, что там было, – хохотнул Бертран. – Хотя в руках грамоту держал.

– При чем тут тамерцы? – озадачился Флэль, но Эвье только развел руками и пробурчал что-то вроде «знал бы при чем – всех убил бы». Молодой человек испытал некоторое облегчение. В паутине тайн, оплетавших труды герцога Гоэллона на поприще блага отечества он был не самой бестолковой мухой. Следующая мысль заставила его подавиться ледяным морсом: а ведь настанет время, когда придется становиться не мухой, а пауком. С его-то задатками?!

«Это же просто прелестно! – подумал Саннио, которого в четыре руки стучали по спине, а он пытался одновременно откашливаться и хихикать. – Бедная, бедная наша держава, бедный король Элграс, бедный я!..»