Текст книги "Реальность сердца"

Автор книги: Татьяна Апраксина

Соавторы: Анна Оуэн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 49 страниц)

– Почему же именно Фиор?

– Не к восемнадцатилетнему же Гоэллону мне обращаться? Королевский первенец хотя бы совершеннолетний и не последний в своем роду…

– А вы – вы знаете, что нужно делать? – встала Кларисса. Нужно было решать.

– Да.

– Что ж, будь по-вашему. С утра я напишу господину регенту.

Граница Церковных земель проходила по гряде невысоких холмов, тянувшихся от предгорий Невельяны до самого Четверного моря. От границы до Нерукотворного Храма было недалеко, не больше тридцати миль – один дневной конский переход, и то если не слишком торопиться. Никто границу не охранял, она лишь была обозначена врытыми в землю невысокими столбами, верхушки которых были увенчаны бронзовыми языками пламени.

– Интересно, кто их начищает? – Саннио зажмурился, когда яркий блик от полированного металла попал в глаза. – Так и представляю себе, как ходят и каждый день…

– И носят с собой приставную лестницу, – кивнул Андреас. – Здесь добрых два моих роста.

– Вон Храм, – показал вперед Альдинг. Саннио перевел взгляд от столба к горизонту и невольно присвистнул, отпустив поводья. Гигантский черный цветок рос прямо из земли, блистая под небесным светом ярче стекла, ярче бриллианта. Храм был огромен. Притулившийся поблизости небольшой монастырь с белеными стенами казался рядом с ним совсем крошечным, детской лодочкой рядом с высоченным особняком. С высоты холма люди, подъезжавшие верхом к воротам монастыря выглядели и вовсе букашками. Мощеная дорога вела вниз, петляя между полого понижавшихся холмов. По краям, словно в окрестностях столицы, росли высокие ясени. Они тоже помогали представить себе истинную высоту Нерукотворного Храма. Трое путешественников потрясенно глядели на черное сверкающее чудо. Первым опомнился Андреас.

– Мы достигли Храма, но не цели.

– Верно, – кивнул Альдинг, опуская с лица косынку. Полоса между низко надвинутой на лоб шляпой и щеками была светло-серой от пыли. Дождя на западных землях не было уже давно; должно быть, все дожди мира пытались смыть сейчас Собру. Обычно здесь лило с первых дней осени, Междуречье должно уже было превратиться в непроходимое болото, но купцы, везшие товар из Тамера рассказывали, что непривычная сушь стоит с начала лета. В придорожных кабаках много болтали о грядущем конце мира, предрекая, что с погоды все только начинается… Пока что конец мира пришел к бруленским и скорийским еретикам, но, впрочем, оказался совершенно нестрашен. Святой поход, как и предрекал Реми, оказался красивой шумной прогулкой наиболее деятельной и бестолковой части собранских владетелей; однако, руководили всем высшие иерархи орденов, и даже от бестолковости особой беды не вышло. Пару замков, владельцы которых упорствовали в ереси, осадили, взяли штурмом, передали в руки расследователей из ордена Блюдущих Чистоту; остальные, заслышав, что все делается с одобрения и по воле герцога Скоринга и назначенного наместником Брулена владетеля Эйка, потихоньку потянулись в церкви сами. Ровно так, как и ожидал от них беглый регент. Попутно они громко проклинали покойного казначея, который все это заварил – а теперь, гляди-ка, они же крайними и оказались… Саннио, бывшего в курсе того, что обсуждалось на королевских советах с назначения Фиора вторым советником его величества, тогда еще его величества Араона, это нисколько не удивляло. В дороге молодые люди много беседовали, постепенно приходя к выводу, что у них на глазах произошло множество удивительных событий, подоплеку которых они так и не поняли. Ни одна из попыток сообразить, что же на самом деле было на уме у большинства действующих лиц, – и селедки с ним, с непостижимым герцогом Скорингом, но хотя бы у герцога Гоэллона, – так и не увенчались успехом. В памяти всплывали многие подробности, а детали происходившего наверняка были связаны друг с другом, вот только при попытках сложить цветные стекла мозаики в единое целое, получалась сущая ерунда. Куда забавнее оказалось другое: слишком уж легкая дорога. Ни единой досадной мелочи, ни единого затруднения в пути, в который трио собралось в одночасье на рассвете. Уже один отъезд из дома стоил многого: Саннио до последнего момента был уверен, что сейчас появится Бернар Кадоль и состоится печальная сцена «Никого никуда не пущу!», придется объясняться и приказывать всей данной наследнику властью – а капитан охраны проспал, прочие же гвардейцы, охранявшие дом, вполне благосклонно отнеслись и к сборам, и к отъезду спозаранку. Если им вслед и отправили погоню, то она не успела, заблудилась или ее поглотила бездна: ни единый человек не догнал веселую компанию, мчавшуюся на запад быстро и беспрепятственно. Быстро – однако ж, не быстрее герцога Гоэллона, которого они так и не догнали.

– Расспросим в монастыре, – добавил Литто. – Если, конечно, господин герцог в нем побывал.

– Мы не говорили об этом раньше, – Андреас отпустил поводья. – Но мы не знаем, зачем сюда ехал господин герцог Гоэллон. Сюда. Но что дальше?

Наследник герцога уныло вздохнул. Сюда, да. Все трое это знали, все трое были готовы сорваться вслед, только поняв – со слов Альдинга, – куда именно направиться. Только вот оказавшись на Церковных землях, которые были не так уж и велики: даже в самой широкой части клин, вбитый между Огандой и Собраной, составлял не более полусотни миль, – растерялись. Найти здесь человека совсем нетрудно: расспроси паломников да монахов в монастыре, и получишь ответ. Но едва ли дядя приехал на богомолье. Если его не догнали, значит, он уже где-то там, впереди. Может быть, входит сейчас в черную громадину, отбрасывавшую крестообразную тень на многие мили вокруг.

И – что? Что делать? Ехать к Храму? Блуждать по каменным лабиринтам, да еще и не имея возможности избавиться от спутника-монаха, не по голове же его бить, чтобы отвязался? Делать что-то, не зная, что и зачем – наказание хуже не придумаешь…

– Альдинг, у тебя нет никаких соображений на этот счет? Литец нахмурился, потер затянутой в перчатку рукой пальцы другой: пытался покрутить на пальце перстень. Этот жест повторялся каждый раз, когда барона Литто спрашивали о дальнейших планах, о том, что делать, нужно ли торопиться.

– Нет, – с самого утра Альдинг был особо неразговорчив и мрачен.

– Тебе опять нехорошо? – прищурился Андреас. – И ты опять молчишь?

– Нет, – едва заметная гримаса; Альдинг стащил с головы пропыленную шляпу. – Мне… странно. Я словно оглох, – рука скользнула за воротник кафтана, потом протянула Саннио цепочку с подвеской. – Нет… и так не лучше.

– Тогда попробуем подумать? – пожал плечами Ленье. – Только давайте спешимся.

Через десяток минут, когда все трое уселись на травку под столбом, бывший подмастерье лекаря продолжил.

– Мы почти не говорили о том, что нас тут ждет. Наверное, нужно было раньше… – Андреас тоже стащил шляпу и теперь вертел ее на кулаке. – Мы хотели догнать герцога Гоэллона, так?

– Да, – кивнул Саннио, не слишком понимая, зачем повторять прописные истины.

– Мы не знаем, что и где он хочет сделать. Когда, как. Мы не знаем ничего, – Ленье говорил, словно извиняясь перед товарищами. – Мы даже могли опередить его, ведь мы не уверены, ехал ли он прямо сюда…

– Ну да, да! Но найти здесь человека не так уж и сложно!

– Конечно. Но… Саннио, ты так уверен, что твой дядя будет рад нас видеть? – слегка улыбнулся Андреас.

– Ох… Сомневаюсь! Он, конечно, не запретил, но…

– …но рассчитывал на то, что мы будем более благоразумны, – Литто тряхнул волосами, усмехнулся. Гоэллон в очередной раз подумал, что невероятно трудно поверить в то, что другу – всего шестнадцать; семнадцать исполнится только зимой. Из всех троих литец казался самым старшим, так было с самого начала, хотя ни сам Саннио, ни тем более Андреас к разряду «юных балбесов» не относились. После этой мысли в голову пришла вторая, об оставленном в столице Сорене. Вот уж кто был полной противоположностью обоим товарищам Саннио – и порывистый не по годам, и безрассудный не по воспитанию. Каким образом Реми надеялся воспитать из Кесслера своего преемника? Чудом? Святой Реми Алларский, чудотворец, покровитель вразумляющих юношество – прекрасная картинка… и какую статую можно было бы отлить! И вот этому-то святому мог бы взмолиться герцог Гоэллон, дабы вразумление трех других представителей юношества – по дружбе, даже не так, при злоупотреблении данной властью – прошло с большим успехом. К счастью, такого святого нет, молиться некому – но дядя ведь и без помощи высших сил может всех так… вразумить, что мало не покажется.

– Алессандр, ты еще с нами? – Литто легко коснулся рукава. – Мы решили, что сейчас поедем в монастырь и расспросим там постояльцев гостиницы.

– Да, я с вами, да… – выходить из задумчивости не хотелось. – Погодите. Лучше поехать кому-то одному, а двое разобьют лагерь неподалеку. Это ведь не запрещено?

– Нет. Вон и вон, – Альдинг указал направление прямо шляпой, – палатки. Вон в той, судя по цвету флажков, кто-то из саурских владетелей. Расспросы, которыми занимался Андреас – Саннио понадеялся на то, что его-то дядя не опознает со ста шагов не приглядываясь, – не дали никаких результатов.

Паломника, хоть как-то похожего на герцога Гоэллона, никто не видал; не видели и роскошного жеребца агайрской породы, которого замаскировать куда сложнее, чем человека.

– Что ж, заночуем поближе к входу в Храм, – решил Альдинг. – Так, чтобы был виден вход. Будем нести стражу по очереди. Впрочем… ночью паломников не водят, но вход ведь не закрыт. Мы могли бы пройти внутрь…

– Если нас поймают, то выгонят, – вздохнул Саннио.

– Не думаю, – Андреас сделал кроткое лицо. – Паломников ночью не пускают, чтобы они не заблудились. Входить не запрещено. Скажем, что не утерпели.

– Вот ты говорить и будешь, – Гоэллон улыбнулся. – У тебя так трогательно получается!

– Хорошо. Надеюсь, здесь нет конокрадов? Иначе кому-то придется остаться. Я могу, но я не хотел бы…

– Пойдем все вместе, – решил Саннио. – Как стемнеет, так и пойдем. Хоть осмотримся. Осматриваться оказалось затруднительно. Все трое не жаловались на ночное зрение, но внутри Храма оказалось куда темнее, чем снаружи. Одинокий факел почти не разгонял густую плотную тьму, напомнившую молодым людям день смерти короля Ивеллиона. Тот же самый едва ли не липкий мрак окружал шедших рядом товарищей, заставлял спотыкаться и задевать стены на поворотах. Редкие факелы, висевшие на стенах, большей частью уже догорели; новые повесили бы утром. Можно было различить только гладкие, словно стекло, каменные стены, такой же ровный и скользкий пол, округлые, словно проплавленные гигантской иглой входы в пещеры, которых оказалось не счесть. Саннио, на время забрав у Ленье факел, заглянул в пару, но почти ничего не разобрал. Увидеть свод было невозможно, а внутри было пусто. Кое-где из камня били небольшие фонтанчики. Самым удивительным для молодого человека оказалось, что воздух в Храме очень свежий, даже прохладный, и совсем не чувствуется запаха сырости. Проходы оказались довольно тесными, идти втроем было уже неудобно. Андреас шел позади, освещая дорогу остальным двоим. Путь выбирали по факелам, не сворачивая в те проходы, в которых не замечали шандалов. Дорога неуклонно поднималась, но едва заметно, и подъем почти не чувствовался. Пройдя десяток кругов, Саннио предложил сделать привал.

– Так мы можем дойти до самого верха. А еще тут пещер полным-полно… Все это просто не обыщешь! Здесь спрятаться можно где угодно.

– Здесь можно спрятать армию, – заметил Альдинг. – Или две. А уж один господин герцог… Андреас!..

Источник света, выбитый невесть чьей рукой, пролетел по проходу, покатился по полу и тут же затух. Тьма ударила по глазам, по ушам – липкая живая тьма, в которой чувствовалось чужое присутствие. Через мгновение Саннио ощутил его куда острее: в шею сзади уперлось острие не то меча, не то кинжала. Тот, кто молча угрожал оружием, не слишком хорошо думал, что делает: юноша прыгнул вперед, развернулся еще в воздухе, рванул из ножен свой кинжал, слегка присел, как учил Бернар. Левой рукой он вытаскивал шпагу. Бить наугад не хотелось, где-то впереди стоял Андреас: Саннио слышал его, но не мог вычислить расстояние. Альдинга он чувствовал в полушаге от себя. Тот стоял с рапирой в руке, затаив дыхание. Ясно было, как все случилось: они сдуру остановились прямо у входа в очередную громадную пещеру. Непонятно только, кто на них напал, зачем, и что теперь делать. Драться в кромешной тьме? Изумительная перспектива…

– Назовите себя! – рыкнул он, сам удивляясь тому, сколько злости в голосе. Ошибка – вместо этого неведомый противник ударил на звук, и Саннио сам не осознал, каким чудом сумел понять это и отбить в сторону клинок, метивший в грудь.

– Андреас, назад! – прошипел он, досадуя на приятеля, застывшего впереди, как раз там, где и стояли враги.

– Я бы с удовольствием, – спокойно ответил Ленье. – Но увы… В чем именно заключалось «увы», Саннио мог только предполагать. Не ранен, но не может двигаться. Едва ли его удерживает тот же самый противник, стало быть, впереди не меньше двоих. И это в лучшем случае… по звукам казалось, что все-таки двое. Один рядом с Андреасом, другой напротив Саннио. Видит Воин, а также все прочие боги, законные и самозваные, он не хотел сражаться, не умел, всегда считал, что не сможет! Но если уж пришлось встретиться с кем-то вот так, лицом к лицу… …в полной темноте – хуже не придумаешь: этому его даже не учили!.. Ножны не хотели подаваться резкому рывку, кожаный ремешок сначала растянулся едва ли не вдвое, и только потом лопнул с коротким треском. Саннио швырнул ножны вперед и тут же ударил, ориентируясь на звук.

Короткий вскрик, потом еще один – Саннио быстро отступил к стене и не ошибся: промедли он хоть секунду, его сбил бы с ног Андреас. Спутник сумел как-то избавиться от угрожавшего ему оружием противника. Еще один выпад, на этот раз не достигший цели, шаг вперед…

…и вспышка бело-голубого света, ударившая по глазам – сильнее, чем кулаком.

Саннио выронил кинжал и прижал ладонь к лицу, выставив вперед шпагу, но ему очень больно и резко надавили на запястье, заставляя пальцы разжаться. Он ударил кулаком вперед, промахнулся и почувствовал, что соперник уже сзади, рядом с Альдингом. Звон падающего клинка…

– Замрите все! Все, я сказал! Араон!.. – устрашающий громкий рык.

– Кто? – изумленно выговорил Саннио, потом засмеялся, растирая по лицу слезы, выступившие из глаз. – Ваше высочество… вечно же от вас…

– Я вас хотя бы не задел, – послышался знакомый голос.

– Ну, вы очень старались… Что с вами?

– Плечо…

– Простите…

– Вы напросились, – тот, кто недавно рявкнул на весь Храм, тоже звучал как-то знакомо. Саннио осторожно разжал левый глаз. Видел он еще через пелену цветных пятен, но силуэты разобрать мог. Его высочество принц Араон, прижимавший ладонь к плечу, но так и не опустивший шпагу, а за ним – высокая белокурая девица. Ханна Эйма. Чудесная встреча, чудесные обстоятельства. Саннио оглянулся и обнаружил знакомого по поездке в Тиаринскую обитель монаха, спасителя короля Элграса и исповедника Араона. Еще не лучше…

– Вы сильно ранены? – подошел к Араону Андреас. – Раздевайтесь, я должен хотя бы осмотреть вас.

– Н-не знаю, – вздохнул взъерошенный подросток. – Не очень больно. Что вы тут делаете?

– А вы? – спросил Саннио.

– Я полагаю, что все мы делаем тут одно и то же, – сказал брат Жан. – И с одинаковой неосторожностью. Ханна, для чего вы схватились за оружие? Северянка пожала плечами, потом, как ни в чем не бывало, принялась переплетать косу. На поясе красовалась длинная рапира старой работы, такие любили Бернар и Эмиль. Андреас хлопотал вокруг Араона, досадуя на то, что все инструменты оставил в лагере, а теперь остается только наложить повязку и вернуться. Крови, к счастью, вытекло не так уж и много, да и удар Саннио был несильным, всего лишь укол. Вот стой принц хотя бы на треть шага ближе, не миновать бы беды…

– Обсудим все снаружи, – распорядился брат Жан; судя по голосу, он рассердился не на шутку. А еще он был уверен, что именно он здесь старший. Спорить Саннио не решился. – Разворачивайтесь, молодые люди.

6. Собра – Беспечальность – Церковные земли

«Фиор, прошу вас сегодня с утра почтить меня визитом. Я была бы вам крайне признательна, явись вы без сопровождающих». Записку доставили спозаранку. Герцог Алларэ сложил вчетверо лист надушенной бумаги с изящной виньеткой в виде еловых ветвей по краям, улыбнулся: он был рад приглашению. Кларисса выбрала удачный момент. В связи с тем, что его величество Элграс отправился отдыхать в загородную резиденцию, королевский совет решил сделать себе небольшую поблажку и на пару дней отрешиться от государственных забот.

Господин регент мог себе позволить навестить госпожу Эйма; охрана же поворчала – да и согласилась с подобным «безрассудством». Учитывая, что улицы Собры были наводнены и городской стражей в удвоенном числе, и агентами тайной службы, решительно ничего безрассудного в этом не было. Даже мышь не могла проникнуть в столицу незамеченной.

– Я хочу, чтобы вы побеседовали с моим гостем, – госпожа Эйма сама открыла дверь. До того приглашенному пришлось самому устроить лошадь в конюшню, что было несколько удивительно. – Точнее уж, я хочу, чтобы вы его выслушали. Дальше решать вам. Хозяйка была прекрасна, как всегда, но Фиор с полувзгляда понял, что сегодня она встревожена куда больше обычного; еще – устала. Легкие голубоватые тени под глазами не могла скрыть и пудра. Отчего-то показалось, что Кларисса не спала всю ночь, но провела ее отнюдь не в танцах.

– С кем же?

– Вы увидите, – уклончиво качнулись изумрудные серьги. – И… я была бы признательна, если бы разговор в моем доме обошелся без смертоубийства.

– Приложу к этому все усилия. – Шальная догадка щелкнула по виску. Нет, этого быть не может…

– Прошу, – Кларисса распахнула дверь кабинета. – Если я вам понадоблюсь, я буду неподалеку. Дверь закрылась, Фиор, прищурившись, оглядел вполне знакомую комнату, щедро залитую светло-серебристым осенним светом. В первый миг ему показалось, что в кабинете никого нет; потом он заметил в кресле, стоявшем у окна, широкоплечего черноволосого незнакомца в мягкой белой рубахе. Ярко-алая косынка перехватывала глубокий вырез. Так расхаживали огандские моряки…

– Добрый день, господин регент! Благодарю вас за то, что согласились прийти, – человек, сидевший в кресле, не счел нужным подняться.

– Вы?! – вот голос не узнать было сложно. В следующее мгновение он уже стоял рядом с креслом, держа гостя Клариссы за воротник. Беглый герцог Скоринг, оказавшись на добрую ладонь над полом, не вспылил и не попытался вырваться; напротив, в глазах мелькнуло детское радостное удивление. Герцог Алларэ и сам удивился тому, как это вышло – скориец был шире в плечах и тяжелее, но сейчас Фиор мог выкинуть бывшего регента в окно одной рукой. Мог – и хотел.

– Где?! – сквозь зубы спросил он.

– Простите, кто – где?

– Где Ханна?

– Вы желаете, чтобы я отвечал в этом положении или все-таки соблаговолите меня поставить обратно? – Скоринг еще и улыбался, приподнимая бровь. Ему определенно нравилось болтаться над полом.

– Простите… – Фиор разжал кулак, сам уже недоумевая, что заставило его начать драку.

– Не стоит извинений. Господин герцог, почему вы задаете этот вопрос мне?

– Я ошибся. Едва ли вы могли иметь отношение к исчезновениям.

– Исчезновениям? – Равнодушие сменилось явной тревогой. – Кто же еще, помимо девицы Эйма, у вас пропал?

– Монах из ордена Блюдущих Чистоту и принц Араон. Алессандр Гоэллон, барон Литто и Ленье из моих вассалов. Три седмицы назад… – регент не знал, зачем говорит это стоящему слишком, неприятно близко герцогу Скорингу. Может быть, потому, что еще мгновение назад считал, что скориец явился требовать выкуп за похищенных. Может быть, просто потому, что тот спросил.

– Вот, значит, как, – в тусклом темном янтаре полыхнули недобрые искры. – Я могу предположить, где все эти молодые люди. Заодно и заверить, что я к их исчезновению действительно не имею никакого отношения. У меня, знаете ли, было вдоволь других дел!

– И где же они?

– Отправились на запад, на Церковные земли. Фиор недовольно передернул плечами. Об этом он знал сам, слышал и от расследователя, присланного архиепископом Жераром. Полученные от монаха объяснения его не удовлетворили, но других у престарелого расследователя не было. Герцог Скоринг никак не мог считаться добрым омнианцем – но и он сказал то же самое.

– Может быть, вы еще и знаете, зачем?

– Знаю. Они отправились вслед за герцогом Гоэллоном – кивнул предшественник; имя эллонца прозвучало как ругательство. – Четверо из названных вами – дети серебряной крови, едва ли не самой чистой в Собране. Разумеется, они откликнулись на призыв сердца мира.

– Простите, на что?! – О воле сущего мира Фиор уже выслушал от расследователя, теперь ему собирались поведать старую песню на новый лад? – О чем вы?

– Объяснить это будет не так уж просто. С вашего позволения, я сяду, – Скоринг уселся в кресло, попутно подобрав оброненный несколько минут назад предмет. Фиор задержал взгляд на черной гладко полированной рукояти хлыста, но не понял, зачем гостю эта вещь. – Не знаю, интересовались ли вы поверьями островов Хокны. Там и поныне рассказывают о том, что, создав наш мир, творец создал и его сердце, средоточие силы. Оно не угасло и когда создатель покинул мир, уйдя восвояси на тысячи лет. Все потомки первого племени были тесно связаны с ним. Это в некотором роде и банк, в который каждый отдает толику своей силы, получая при необходимости ее назад с процентами, и королевский совет для всего мира.

– Я слышал подобные рассказы…

– Теперь вы увидели доказательства того, что они верны. Вытворенное герцогом Гоэллоном поставило под угрозу само бытие. Сердце мира не желает подобного исхода событий и стремится влиять на происходящее силами его обитателей. В первую очередь тех, кто может услышать зов.

– Герцог Гоэллон… – Фиор вздохнул.

– Как? Неужели у вас не вызывает восторга его последняя выходка, исполненная глубочайшей предусмотрительности?

– Вы о взрыве в горах?

– Да, разумеется, именно о нем.

– Не вызывает, – еще раз вздохнул герцог Алларэ. – Я нахожу это слишком рискованным и неоправданным.

– Вы всегда отличались деликатностью в оценках, – оскалился Скоринг. Фиор удивился тому, как легко было понимать бывшего регента. Раньше он казался актером, лицо которого было скрыто под белилами и краской. Откровенность – или игра в откровенность? – Я считаю, что это сущее безумие. Впрочем, должен вас обрадовать: проход открыт, препятствий больше нет. Вы сможете им воспользоваться, если понадобится.

– Этим вы и занимались в последнее время?

– Да, конечно. Это же и заставило меня обратиться к вам. Не прояви герцог Гоэллон себя с весьма неожиданной стороны, вы были бы избавлены от необходимости меня лицезреть. Я не собирался делать ничего подобного, но господин герцог дважды вмешался в мои планы и попросту вынудил меня втянуть еще и вас.

– Где же обещанная пророчеством толпа чужих тварей?

– Помилуйте, какая там толпа, – скориец взмахнул рукой и захохотал, нагнувшись вперед, словно приглашая Фиора вместе посмеяться над анекдотом, который он сам же и рассказал. – Примерно одна телега существ, способных прогрызать камень. О них уже можно не беспокоиться, они живут очень недолго.

«Вот так, – подумал регент. – Одна телега каких-то неведомых существ. Которые – всего-то, какие мелочи – грызут камень. Очень просто, очень легко, даже смешно, наверное…» Чужим был он сам, герцог Скорийский, чужаком до мозга костей – не от мира сего в дословном понимании: порождением иных, невероятных миров, где обитают и твари, способные грызть скалы, словно бобер – деревья, и есть еще многое, неведомое и непостижимое, но главное – чужое. Инородное.

– Для чего же я вам нужен?

– Видите ли, господин герцог Алларэ… – собеседник сделал паузу, повертел рукоять хлыста, потом резко поднялся. – Я пришел предложить вам… пожертвовать жизнью. Для блага всего мира и в первую очередь – вашего брата. Вполне вероятно, помогая мне, вы погибнете. Хотя это не является неизбежным, но шансы достаточно велики. Мне нужна ваша кровь. В буквальном смысле. Я не могу поручиться, что вы это переживете. Однако ж, трудами герцога Гоэллона мы с большой вероятностью погибнем все.

– Господин герцог Скоринг… – Фиор склонил голову. – Я поклялся своему брату не совершать того, что может быть сочтено самоубийством, и поклялся его жизнью. Я не хотел давать подобную клятву, но что сделано – то сделано. Я помог бы вам…

– Это крайне досадно, впрочем, принимая во внимание причину вашего отказа… – собеседник досадливо растирал висок, отвернувшись к окну. Предыдущее все же не было игрой, а вот теперь скориец прилагал много сил, чтобы скрыть разочарование.

У него почти получалось: Фиору едва не показалось, что он в кабинете один. – Что ж, вы правы, вы не можете рисковать собой. Конечно, можно приложить усилия, чтобы избежать подобного исхода, но…

– Может быть, вы объясните, для чего это нужно?

– Да, разумеется. Я был уверен, что вы уже полностью осведомлены. Я хочу провести обряд, который позволит избавиться и от Противостоящего, и от Сотворивших. Покончить с угрозой, которую представляют собой и одни, и другой. Герцог Гоэллон же всеми силами стремится мне помешать. Я рассчитывал использовать для обряда вернейших адептов Противостоящего, но, благодаря стараниям герцога, это невозможно. Он же слишком поздно решился действовать. Сейчас затеянное им приведет только к катастрофе. С вашей помощью я мог бы это предотвратить и все-таки осуществить свой план, но – мне придется обойтись без вашей помощи. Благодарю, что согласились выслушать меня, а не сразу позвали городскую стражу.

– Вы ведь не просто хотели избавиться от богов, но и призвать на их место другого? – Фиор на всякий случай убрал руки за спину. – Скажите, какого цвета глаза у вашего покровителя? Герцог Скоринг удивленно повернул голову. По усталому лицу проскользнула легкая тень недоумения. Вопрос: «Какая разница, не жениться ж вы на нем собрались?» едва не соскользнул с губ – Фиор буквально услышал эту невысказанную мысль.

– Такого… серо-голубого, точнее сказать не могу, – скориец небрежно махнул рукой, обвел комнату взглядом, ища предмет подходящего оттенка. До последней минуты регент надеялся на то, что все это – череда дурацких совпадений и недоразумений. Герцог Гоэллон никак не обосновал свою уверенность в том, что проклятьем Золотая династия обязана богу-самозванцу. Оставалась еще надежда на то, что он ошибся, а проклятье – дело рук Противостоящего, оказавшегося истинным творцом, но ныне – разрушителем. Но «серо-голубые», а точнее – серо-синие, сизые, оттенка голубиного крыла были у той тени, что совсем недавно попыталась ударить в спину. Герцог Скоринг же, вопреки всем расчетам и надеждам, оказался верным соратником этой твари…

– Вы… – голос сорвался, но Фиор заставил себя говорить громко. Ему сейчас было наплевать на все правила приличий. – Вы так желаете всех спасти?! Вы говорите о благе мира и о многом прочем, но вы даже не лжец, вы – тварь под стать своему божеству!

– Простите?.. – скориец вскинул руки, словно пытаясь возразить, но Фиор его не слушал. Не мог, не хотел… не получалось.

– Тот, кем вы хотите заменить Сотворивших – я хотел бы увидеть его лицом к лицу, с оружием в руках… Да нет, честная сталь – слишком большая роскошь для подобного отродья! Виселица или сточная яма будут под стать! И я утопил бы его своими руками! За барона Литто, за герцога Гоэллона, за моих братьев, за всех, кому это ваше самозваное божество испортило жизнь! Вам стоило бы поговорить с бароном Литто. Спросить его, во что ваш дражайший друг превратил жизнь подростка.

– О чем вы? – стоявший напротив человек и так не отличался смуглостью кожи, но тут он побледнел до синевы.

– От кого вы пытаетесь нас спасти? Ровно от того существа, от той дряни, которой мы и обязаны проклятием, да, господин герцог Скоринг? От твари, которая устроила это все, от начала до конца! – голос подвел, сорвавшись на хрип, но слова еще не кончились. – Это его вы пытаетесь возвести во владыки мира?! Вам мало того, что уже случилось из-за проклятья? Всех этих смертей и сломанных жизней? Вы хотите, чтобы весь мир оказался в его власти? Кем, скажите на милость, нужно быть, чтобы искренне затевать подобное?!

– С чего вы взяли?..

– Об этом мне рассказал герцог Гоэллон. Но, знаете ли, я и сам имел возможность убедиться. В ночь после того, как я услышал о проклятии, как мы все узнали… – уже приходилось выжимать из связок каждое слово. Фиор прижал ладонь к горлу. – Тогда я и увидел, какого цвета глаза у вашего божества. Во плоти оно ко мне не явилось, конечно. Но познакомились мы близко. И угадайте, чего эта мерзость от меня хотела? Подтолкнуть к самоубийству. Уже после данной мной клятвы… То, что последовало за этим признанием, Фиор, герцог Алларский, запомнил до конца своих дней. Там, где только что стоял живой человек – изумленный, потрясенный, не вполне верящий своим ушам, – вдруг образовалась пустота. Пустота эта была ростом с самого герцога Алларэ, пошире в плечах и весьма плотного сложения.

Силуэт был – а вот герцога Скоринга, которого впервые за все время знакомства Фиор сегодня чувствовал, как живого человека, а не портновский манекен, там больше не было, осталась лишь оболочка. В которую затягивало, словно в водоворот. На мгновение регенту показалось, что сейчас морок развеется, и на месте застывшего ледяным столбом скорийца проявится сизоглазая тварь во плоти, и это было бы прекрасно, потому что шпагу при входе в дом герцог Алларэ не отдал. Он не знал, можно ли убить воплощенное самозваное божество, но постарался бы… Ничего подобного не случилось. Только – рухнул в кресло человек, до того стоявший неподвижно; рука поднялась, но упала, так и не дойдя до лица – или до ворота рубахи, Фиор так и не понял…

Пронзительным незнакомым доселе холодом, сосущей пустотой тянуло от сидевшего совсем близко – в полутора шагах – ходячего призрака, портрета, выполненного бездарным художником, сломанной куклы…

– Господин герцог… – Фиор застыл, пытаясь понять – как, почему это вышло, неужели из-за его крика, из-за брошенных в лицо слов? Пустота звенела, резала слух, пугала до того животного страха, который Фиору еще не доводилось переживать никогда.

– Мама… – прошептал он, и тут же – и откуда только взялся голос – позвал уже громко: – Кларисса! Госпожа Эйма влетела в кабинет разъяренной рысью. Оплеухой, полученной Фиором, можно было бы свалить с ног мужчину чуть менее крепкого сложения.