Текст книги "Реальность сердца"

Автор книги: Татьяна Апраксина

Соавторы: Анна Оуэн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 49 страниц)

– Не сомневался, что так и будет. Ну, маршал с возу, моим винным погребам легче, – весть об измене Агро герцога Алларэ нисколько не впечатлила. Его величество король Араон III изволил пожаловать господина маршала в отставке особенным доверием: назначением наместником графства Мера, и Агро с радостью согласился; ему еще и обещан был пост главнокомандующего в будущем военном походе против ереси. Громогласные уверения в преданности «малому королевскому совету» и ненависти к «сопляку» оказались сущим пшиком. Отставной маршал держал сторону герцога Алларэ лишь до тех пор, пока его не любили во дворце – за реплики во время Ассамблеи, за частые визиты в особняк Реми. Как только опала окончилась, Агро помчался во дворец принимать новое назначение – только подковы коня сверкали. Пресловутая благодарность герцогу Гоэллону, поднявшему его из полковников в маршалы, тоже оказалась не слишком долговечной.

– Сейчас это даже выгодно нам. При встрече будьте с ним искренне любезны. Вообще держитесь так, словно этот пост для мерца – дело рук любого из вас, – подмигнул Реми. – Ну и довольно об этом. Седьмой, праздничный день шестой седмицы девятины святого Галадеона оказался богат на события. Начался он с явления архиепископа Жерара, продолжился очередными новостями из дворца – изменой Агро, назначением владетеля Эйма наместником графства Къела; теперь же все с напряженным интересом ждали окончания Большого совета. Любой в особняке герцогов Алларэ был уверен, что совет закончится не менее скандально, но как именно – делались ставки. Саннио совершенно не был азартен, зато знал за собой известную скаредность, мешавшую ему потратить на такую чушь, как пари, даже одну монету, поэтому в спорах не участвовал. Зато он вел записи. К четырем часам их набрался целый лист. Пока молодой человек, притулившись за столом, переписывал набело список ставок, в комнате резко потемнело. Порыв ветра из окна швырнул на пол чернильницу, вырвал из рук лист ткани. Саннио подскочил, обернулся. Восточный ветер принес грозу, да не простую, а праматерь всех летних гроз. Небо почернело, словно и по нему кто-то расплескал чернила. Эту густо-лиловую тьму прорезали частые белые сполохи. Деревья сгибались едва ли не вдвое, а вода не падала, как ей заповедано от века, вниз; струи летели параллельно земле и били, словно арбалетные стрелы. Пока юноша воевал с окном, не желавшим опускаться под натиском ветра, он вымок с ног до головы. Вода была на диво холодной, капли были перемешаны с мелким градом. Наконец, окно опустилось. Саннио оглянулся. Разгром ветер учинил преизрядный – лежавшие на столе свитки, футляры с письмами, книги и бумаги отчасти сдуло на пол, отчасти забрызгало водой; но не возьмись юноша за створу, со стола вообще бы все смыло. Тут только до него дошло, что со своим списком ставок, увы, безвозвратно погибшим из-за буйства стихии, он забрел в личный кабинет герцога Алларэ. Хозяин стоял в проеме, отделявшем спальню от кабинета, и с интересом следил за прыжками незваного гостя.

– Вы спасли мои бумаги, – улыбнулся Реми. – Пойдемте ко мне, у меня есть плед. Явившемуся без вызова, должно быть, на шум дождя, льющегося в окно, слуге герцог приказал развести огонь в камине, подать горячего вина и навести порядок в кабинете. Саннио тем временем оглядывался по сторонам. В этой комнате он еще не был. Пока алларец лежал в постели, он предпочитал спальню второго этажа: туда помещалось больше гостей, не оставлявших его в покое. После того, как Реми переехал в свои апартаменты, сюда, наверное, имели право входить только Сорен и Андреас. Спальня герцога разительно отличалась от всех прочих комнат особняка. Хоть в ней и не было окон, здесь было светло – должно быть, благодаря гладко отполированным стенным панелям, в которых многократно отражался свет единственного подсвечника. Светло-серый, словно утренний туман, граб чередовался с розоватой грушей и бледно-желтым кленом. Разительный контраст отделке стен составляла темная основательная мебель. Широкая кровать без балдахина, два кресла, механические часы на высокой подставке в углу, прикроватный столик – вот и вся обстановка. Ни зеркал, ни цветного стекла, золота и бронзы. Это было весьма неожиданно. Зато запах трав, витавший в комнате, был Саннио отлично знаком. Сбор «Милосердие Матери» – душица, пустырник, конопляное семя, малая толика болиголова. Вчерашняя ловля мух перед Эйком, разумеется, даром не прошла. Герцог Алларэ все-таки непостижимый человек. Терпеть боль ради красивого жеста…

– Скидывайте камизолу и ложитесь греться.

– Куда?

– На шкаф, вероятно? – Реми разлегся на кровати, потянулся и кивнул на плед, брошенный на спинку кресла. – Сделайте одолжение, сокровище, помогите мне укрыться. Холодно… Саннио хмыкнул, потом стащил промокшую насквозь шелковую тряпку и с удовольствием разделил с герцогом плед, хоть и единственный, но оказавшийся достаточно широким и длинным. Под ним можно было бы уместить и пятерых – как и на кровати; это радовало: в предложении Реми было нечто смущающее. Одно дело – валяться так с Сореном или Андреасом, и совсем другое – с герцогом Алларэ, который в свое время от души потрудился, чтобы заставить Саннио держаться от себя на расстоянии чуть длиннее вытянутой руки.

– Я вас забросил в последнее время, – сказал Реми. – Мы больше ссорились, чем разговаривали по душам. Что у вас нынче на уме, прекрасное дитя?

– Ничего хорошего, – неожиданно для себя признался Саннио. – У меня там целый ворох разных вещей, и одна другой паршивее. Но я никому этим не досаждаю, как вы учили.

– Надо же, целый ворох! Кто бы мог подумать! Дядя пропал, двое воспитанников тоже пропали, все четыре посланных на восток отряда не вернулись и не сообщили о себе… что еще?

– Вы хорошо осведомлены, – изумился молодой человек.

– Руи еще когда просил приглядывать за вами, вот я и стараюсь по мере сил. Есть что-то еще?

– Нет, пожалуй.

– Кошмары вас больше не мучают?

– Нет, благодарю. Святая реликвия защищает.

– Вот и славно. Слушайте, Сандре, мне казалось, что Руи вас учил разным гаданиям…

– Так и есть.

– Почему же вы ничем не пользуетесь? Он говорил, что вы одарены никак не меньше его и очень прилежны.

– Неужели? – изумленный Саннио повернулся на бок и уставился на герцога Алларэ. Похоже, тот не издевался и не обманывал. – Мне он говорил другое.

– Верю, верю. Тем не менее… Я вдруг подумал: у меня в ближайших соратниках – полностью обученный предсказатель, и что? И где польза? В вас даже его высокопреосвященство верит, а вы в себя?

– Простите…

– Полно вам извиняться! – Реми раскинул руки, скользнув рукавом мимо затылка Саннио. – Просто на свои вопросы вы могли бы таким образом себе ответить. Да и у меня пара-тройка найдется… Молодой человек опер голову о ладонь, а свободной рукой натянул мягкий пропахший корицей плед до самой шеи. Он бессовестно пользовался тем, что его и Реми разделяло не больше локтя, чтобы разглядывать алларского герцога. Шутит? Забавляется? Да нет, непохоже. Нечеловечески, скульптурно правильное – но в то же время живое и подвижное, – лицо выражало вполне искренний интерес.

Удивительно, но штрихи усталости – и темные тени под глазами, и резкие складки у губ, – не лишали герцога Алларэ той блестящей красоты, которой он прославился на всю страну. Просто золотая маска, словно под резцом лучшего мастера, обретала неповторимые черты; второй такой быть не могло.

– О чем вы думаете с таким видом, сокровище?

– Наверное, хорошо быть таким красивым… – Саннио прикусил язык и покраснел, но Реми не стал смеяться.

– Удобно, – поправил он. – Люди охотнее пойдут за рослым красавцем, чем за плюгавым уродом. Равнять красоту и ум, красоту и благородство – глупо, но так повелось со времен рыцарей… Это весьма печально, на самом-то деле. Судить нужно не по походке, а по следам.

– Хорошо вам так говорить! – язык все-таки стоило прижать зубами… Реми расхохотался в полный голос, жмурясь и сверкая зубами. Отсмеявшись, он смерил собеседника взглядом и вновь посмеялся.

– Подождите пару лет, Сандре, и вам расхочется прятаться от зеркал. Вы еще не видите себя, и уж тем более – не любите. В ваши восемнадцать я тоже ужа-асно страдал по поводу своей несуразности…

– Вы?!

– Я. Не верите – спросите Руи, когда он вернется. Его это, помнится, искренне забавляло, а меня раздражало, что он не понимает всей глубины моей скорби. Все мальчишки одинаковы. Мне еще тогда категорически отказала одна дама… отказала – это мягко сказано. Я залез к ней на балкон, точнее, почти уже залез, и вот тут-то она меня треснула по пальцам каким-то вазоном с цветами. Оставалось только падать вниз, между прочим – на брусчатку. Дама оказалась горласта и языката, так что половина Убли услышала такую отповедь! Помимо прочего я оказался наглым уродом, это было обиднее всего остального. Я оч-чень переживал! А ваш дядя счел это невероятно смешным… – Реми мечтательно прикрыл глаза. – Хорошее было время. Покойный король только год как сел на трон, у него только что родился наследник, и ничто не заставляло предполагать, что и он скатится в безумие как отец и брат…

Саннио попытался представить себе молодых короля Ивеллиона, Реми, дядю – но у него ничего не вышло. Тогда ему было три года, и он играл во дворе монастыря святой Кариссы с другими сиротами-подкидышами. Когда герцог Алларэ забирался на балконы к несговорчивым дамам, пределом мечтаний малыша, едва научившегося выговаривать свои имя и фамилию было выбраться за ворота или залезть на морковную грядку к монахиням.

– Теперь мы с этим наследником едва не воюем, – хмыкнул молодой человек и потянулся, чтобы поставить пустой кубок на пол. – А король…

– М-да, молчание тут лучше слов, – кивнул Реми. – Девятый час… как бежит время. Скоро вернется архиепископ, и мы опять узнаем много нового о своей глупости, недальновидности и отсутствии чувства долга.

– Он всегда был таким?

– Нет, двадцать с лишним лет в ордене заметно улучшили манеры дядюшки Жерара. Кстати, они с вашим отцом очень дружили, так что можете рассчитывать на благосклонность его высокопреосвященства. То есть, на утроенные нотации, выговоры и придирки.

– Я думал, в Блюдущие вступают лет в тринадцать, – удивился Саннио.

– Нет, тогда он прошел испытания, как и все мальчики Собраны, но отказался. Кстати, Сандре, а как вы улизнули от братьев-испытателей? В вас они должны были вцепиться клещами – одаренный сирота…

– Я тогда болел горячкой. Думали, что я вот-вот помру, какие там испытания…

– Нам всем повезло, а Руи – особенно, – вполне серьезно сказал Реми. – Род Гоэллонов не прерывался со времен первого короля, а тут только ваше чудесное явление спасло династию.

– Дядя мог бы жениться…

– Мог бы, мог бы. И я мог бы – вот толку с того… Впрочем, тут мы вторгаемся в область, обсуждать которую нам не подобает. К тому же к нам поднимается Сорен, и я думаю, что с новостями.

Не только с новостями, но и с глубоким возмущением на лице, обнаружил Саннио, увидев в проеме приятеля. Сорен крайне болезненно реагировал на любые, и подлинные, и мнимые посягательства на его положение самого близкого к герцогу Алларэ человека. Андреаса он еще готов был терпеть, как безусловно полезного, а вот остальным предназначались гневные взгляды и презрительно задранный нос. Алессандр весьма старательно проигнорировал все это выразительное негодование; Сорен хороший друг, но никто не безупречен, у всех своя дурь. У этого – такая. Однако ж, взглядом еще никто никого не убил, а до поступков в духе Рене бруленец никогда не опускался. Но – определенно, эти двое были Сотворившими предназначены друг другу в наказание, назидание и живой пример… который ни Рене Алларэ, ни Сорен Кесслер воспринимать не желали. «Ну и к селедкам ваши возвышенные страдания!» – подумал Саннио, попутно отметив, что любимое ругательство алларцев прицепилось к нему намертво. Селедки, наверное, тоже ужасно страдали: к ним поминутно кого-нибудь или что-нибудь отправляли, и ладно бы нечто ценное, так нет – лишь то, что ни одному доброму человеку не нужно. Минутным молчанием выразив свое отношение к увиденному – Реми только улыбался, любуясь картиной, – Кесслер соизволил открыть рот и сообщить, что архиепископ Жерар вернулся, намеревается провести ночь в доме родича, велел подать ему вина, выговорил за то, что его челядь разместили вместе с прислугой…

– Это он вам все выговорил? – герцог Алларэ искренне развеселился. – А вы что же?

– Позвал вашего камердинера.

– Вот и славно. Сорен, присоединяйтесь к нам. Я хотел бы с вами обоими посоветоваться… По лицу приятеля, разумеется, втиснувшегося между Реми и Саннио, юноша смог без зеркала определить, что у него самого сейчас написано на физиономии: запредельное удивление. Вот чего-чего, а такого еще не было. Герцог Алларэ приказывал, расспрашивал, отправлял туда или сюда с поручениями – но советоваться с «младшим поколением» он до сих пор не собирался.

– Вы оба выслушали предложение Эйка, а потом – его высокопреосвященства, – Сорен покраснел пятнами. – Что вы об этом думаете?

– Да пошли бы они к Противостоящему! И тот, и другой! – еще ярче вспыхнул Кесслер. – Мириться с этим… даже на словах… Саннио прикрыл глаза. Что сказал бы на его месте дядя? Не угадаешь, и не дотянешься с вопросом. Приходится, все-таки приходится выбирать самому; и ладно бы за себя, но ведь за все герцогство. За Бернара и Бертрана, за славную добрую Магду и всех домашних, за тех, в герцогстве Эллона, кого он даже никогда не видел. За отправленных на запад Готье и Файе, за эллонские полки, расквартированные в столице, за крестьян, рыбаков и ремесленников, что платят налоги и надеются на защиту герцога Эллонского…

– Вы верите в то, что зимой самозванца удастся свергнуть без войны?

– Это будет сделать проще, чем сейчас.

– Господин герцог Алларэ, – Саннио невольно стиснул ворот рубахи. – Я обещал, что Эллона поддержит вас в любом решении. Так и будет, пока от меня хоть что-то зависит. Выбирать – вам. Я пойду за вами, – голос вдруг осип, скатился почти до хрипа. – Но если мое слово что-то значит… Я не хотел бы войны. Я знаю, что мой герцог не хотел бы этого. Вы дали Скорингу девятину жизни, чтобы избежать войны с Тамером и потери западных земель…

– Предатель!.. – Кесслер острым кулаком ткнул его в плечо.

– Замолчите немедля, Сорен! – рыкнул Реми. – Продолжайте, Сандре.

– Я все сказал.

– Благодарю. Что ж… Сорен, дерните за шнур! – и, когда слуга явился, герцог распорядился: – Ужин в Восточную столовую – в одиннадцать. Пригласите всех, и его высокопреосвященство со свитой, разумеется. За ужином Саннио, сидевший по левую руку от герцога Алларэ, негромко заметил – в основном, для королевского бастарда, сидевшего по правую руку от хозяина, что в старом обычае, по которому и супругу, и почетного гостя сажают на другой конец стола, напротив главы дома, воплотилась вся мудрость предков.

– Да, и супругу, и гостя порой приятнее видеть издалека, – кивнул Фиор. Сомнительное удовольствие соседства с его высокопреосвященством разделили Андреас Ленье, терпение которого не мог поколебать и архиепископ, и Рене Алларэ, выпущенный из-под домашнего ареста – надо понимать, в усиление наказания. Ужин, впрочем, ничего испортить не могло: дом алларских герцогов многие годы славился мастерством поваров и безупречным подбором вин.

В вычищенной до блеска посуде отражалось пламя свечей, гроза бессильно билась в плотно сомкнутые ставни, не пугая, но только прибавляя уюта. Большой камин щедро делился со всеми теплом, а из курильниц по углам тянуло свежим дымком. Вплоть до десерта Саннио считал, что ужин дан в честь гостя, архиепископа, однако ж после того, как слуги в очередной раз наполнили кубки, Реми преподнес присутствующим сюрприз.

– Господа! – поднялся он. – Прошу внимания! Гости, ожидавшие услышать очередную здравицу, коих уже прозвучало немало – в честь его высокопреосвященства, принца Элграса или кого-то из присутствующих, – не сразу замолчали и повернули головы.

– Прежде всего я хотел бы поблагодарить каждого из вас за то, что вы со мной. За верность и преданность, в которой я имел честь убедиться за эту девятину. Сегодня я выслушал каждого из вас. Благодарю всех, кто помог мне принять решение. Я выбираю мир и процветание державы, – короткий резкий кивок. – Но я не считаю для себя возможным протянуть руку тому, на ком кровь моих близких. Честь не позволяет мне подобное. По обеденной зале пролетел сквозняк, хоть окна и были закрыты. Молодой человек смотрел на архиепископа, и не только он. Многие переводили взгляд с главы ордена Блюдущих Чистоту на герцога Алларэ.

– Все вы знаете законы и обычаи герцогства Алларэ. Я, Реми Алларэ, милостью Сотворивших герцог Алларский, могу передать титул, цепь и перстень тому от нашей крови, кого считаю достойным, – продолжил зеленоглазый красавец. Саннио полюбовался почти пятью десятками – свиту архиепископа, керторцев и многих других сторонников алларской коалиции, не входивших в «малый королевский совет» – челюстей, с трудом удерживаемых на месте. Мгновением спустя ему понадобилось прикусить нижнюю губу, а то рот открылся бы сам собой.

– Вы знаете и другое: одним из Алларэ становится тот, кого я назову этим именем. Нам не нужны молебны и свидетели, довольно слова герцога Алларского. Фьоре, поднимитесь. – Судя по лицу королевского бастарда, все это было для него полной и полнейшей неожиданностью. – Вот – кровь от нашей крови, Алларэ из Алларэ, и – вот ваш герцог! Вынырнувший из-за спины Реми слуга подал две приоткрытые золотые шкатулки. Реми сам надел на шею Фиора, склонившего голову, цепь, протянул ему на ладони кольцо. Застывшие в изумлении гости переглянулись, медленно осознавая происшедшее только что у них на глазах, потом поднялся Гильом Аэллас, салютуя кубком.

– Радуйся, герцог! Следом за ним поднялись и остальные, поздравляя, улыбаясь, провозглашая славу. Особой радости на лице новопровозглашенного герцога Алларского Саннио не увидел, но с удовольствием осушил кубок за его здравие и пожал руку, сказав: «Поздравляю!». Потом он поглядел в противоположный конец стола. Архиепископ одобрительно кивал, а вот стоявший рядом с ним Рене Алларэ застыл, словно пораженный молнией. Даже с места Алессандра было видно, что непутевый наследник побледнел до оттенка первого снега. Кажется, Фиор впридачу к титулу получил и кровного врага.

5. Собра – окрестности Собры

– …если бы у вашего отца было чуть больше смелости, вы сейчас занимали бы трон, а я был бы вашим советником. Надеюсь, мой герцог оставит за мной эту должность при своей персоне?

– Реми!

– Слушаю, мой герцог! – смех, легкий, как шелк. Сцена на балконе достойна была пера Эллерна. «Бастард-герцог», ну чем не драма, которую впору ставить на сцене королевского театра! В седьмой, праздничный день. В шестой – «Герцог-секретарь», историю похождений Алессандра Гоэллона. Удивительное дело, герцог Алларэ… бывший герцог Алларэ пренебрег своей вечной страстью к оригинальности и уподобился двоюродному брату. Тот сделал наследником бастарда своего брата, а этот пошел дальше: отдал герцогскую цепь бастарду сестры. Новая собранская мода, обглодай ее акулы Огасского моря до косточек!..

– Простите, что прерываю вашу задушевную беседу, – Рене отдернул занавесь и опустился на одно колено и склонил голову. – Я хотел бы знать, как новоиспеченный господин герцог Алларэ решит мою судьбу!

– Рене, я не собираюсь вводить новых обычаев. Поднимитесь. – Просто великолепно! Еще часа не прошло с тех пор, как господин Ларэ, отродье безумцев, которому Ивеллион и свою фамилию не дал, и родне матери запретил, стал герцогом, а уже обзавелся таким властным голосом. Действительно, что ли, представил себя на троне?.. – Недавно вы говорили, что в замке Алларэ весьма недовольны отсутствием управляющего. Это так?

– Да, господин герцог.

– Тогда я просил бы вас вернуться в замок и продолжить управление родовыми владениями.

– Повинуюсь, мой герцог! – Рене откланялся и вышел вон. Несколькими минутами позже он велел Пьетро собрать багаж в течение часа и доложить, когда все будет готово. Слуга молча поклонился и вышел, но в походке была заметна радость. Без малого две седмицы он прислуживал запертому в своей спальне господину. Как полагается хорошему слуге, Пьетро ни словом, ни жестом не выдал своего недовольства несправедливостью герцога к своему наследнику, но Рене видел, на чьей стороне парень, родившийся в замке Алларэ и служивший господину управляющему уже девять лет. Это немного утешало; особенно потому, что все прочие после несостоявшейся дуэли старательно делали вид, что не знают никакого Рене Алларэ, а гвардейцы охраняют – невесть зачем! – пустую спальню. Превращенный в пустое место Рене счел ниже своего достоинства ссориться с гвардией брата. Он валялся на постели, раскладывал пасьянсы, перечитал все, что нашлось в кабинете, благо, от прежнего гостя осталась целая куча так и не прибранных слугами свитков. Знакомые наизусть пьесы Эллерна были неизменно увлекательными, нашелся и десяток доселе незнакомых сонетов – их Рене выучил, зная, что рано или поздно сумеет обрадовать Кари; три богословских трактата превосходно заменяли снотворное питье.

Заключение было и утомительным – из-за вынужденного безделья, и унизительным, но никто не смог бы упрекнуть Рене Алларэ, что тот ведет себя недостойно.

– Рене, я хотел с вами поговорить до отъезда. – Проклятье, неужели бывший бастард, этот лицемерный тихоня никогда не оставит его в покое?! Даже здесь, в кабинете, где управляющий не велел зажигать свечи, наслаждаясь темнотой и тишиной.

– Слушаю, мой герцог.

– Прежде всего я должен сказать, что решение Реми удивило меня не меньше, чем вас… – Теперь это называется так – «удивило»? Ну да, господину Ларэ нет смысла говорить «оскорбило»… Рене оглядел силуэт незваного гостя, своего нового господина и герцога, застывший напротив окна. В полной темноте комнаты его легко было перепутать с Реми, только королевский бастард был шире в плечах и вообще как-то основательнее, без присущей Реми скользящей змеиной легкости. И осанка – совсем не та. Сутулый герцог, какая печальная история…

– Господин герцог, вы не обязаны мне что-то объяснять.

– И все же я попрошу вас меня выслушать до конца, – ох ты, лучше бы ты так фехтовал шпагой, как языком. Герцог Алларский, рыбам на смех… – Я не желаю какого-либо недопонимания между нами. Уважение, которое я испытываю к Реми, не позволило мне спорить с ним. Надеюсь, вы разделяете мои чувства. Я хотел бы видеть в вас не только брата, но и друга. Вы прекрасно справлялись с управлением землями, и я надеюсь, что и впредь смогу на вас положиться, как полагался Реми.

– Можете не сомневаться. Каждую девятину я буду присылать подробнейший отчет.

– Это лишнее, я доверяю вам. Вы должны знать, что я одобрю любое решение, касающееся дел управления. – «И только их», прекрасно понял намек Рене. – Я не считаю, что арест – подобающее для вас положение, именно поэтому прошу вас вернуться в замок.

– Благодарю за такую щедрость!

– Рене, если вы так уж хотите ссоры, я пойду вам навстречу.

– Я хочу вернуться домой, к жене и детям.

– Очень хорошо. Не смею вас больше тревожить, вы, кажется, хотели уехать сегодня же. В этом нет нужды, но гроза закончилась, а я не стану вас удерживать насильно. У новой метлы оказались мягкие кошачьи лапы…

Рене сообразил, что пришло ему на ум, и расхохотался. Метла с лапами, ну надо же! Жаль, что этим образом ни с кем не поделишься – просто не поймут, примут за умалишенного. А ведь он прекрасно описывает Фиора Алларэ, милостью Реми Алларэ – герцога. Метла новая, метет по-новому, куда там старой, и задушевно так вцепляется в собеседника мягкими лапами… чтобы выпустить острые когти. «Если вы хотите ссоры, я пойду вам навстречу!» – повторил про себя Рене. Вот так. Ровесник, выросший селедки знают где, в королевском поместье, чужак, наполовину Сеорн, управляющий Энором, вечно опускавший прекрасные глаза, красневший и бледневший, когда на него обращали внимание, заговорил резче Реми. Кровь? Да уж, кровь. Кровь тетушки Амели. Она тоже всегда казалась тихоней, словно подменышем среди братьев и сестер, вот только в тихом омуте водились отменные зубастые щуки. Вот и щучонок от того же корня, высидевший себе титул, как Амели – любовь короля Сеорна. Когда Фиор зимой гостил в замке, он глаз от пола не подымал, все прятался по библиотекам и дальним комнатам. Рене даже поверил в то, что родич – мирный малый, претерпевший от вздорного отца слишком многое, а потому шарахающийся от собственной тени. Старался развеселить, развлечь – и вот оно как все обернулось… Что до Реми – о нем Рене даже и думать не хотел. Благодарность за сделанное оказалась слишком хороша. Публичное унижение, арест, теперь – занявший его место чужак. Вот такая вот награда брату за верность. Все эти мальчишки, вертевшиеся вокруг Реми, эллонцы, даже керторец-пустышка… всем, кроме Рене, находилось место рядом с герцогом, для всех у Реми было слово и поручение, улыбка и шутка. Только не для двоюродного брата и наследника.

– Все готово, господин Рене.

– Отлично. Седлай коней, я сейчас спущусь. На лестнице Рене молился об одном – не встретиться ни с кем из гостей и родичей; но Сотворившие пренебрегли его молитвой, или Противостоящий оказался сильнее. На лестничной площадке стояли Алессандр и Сорен. Первого покидавший сей гостеприимный дом Рене еще готов был вытерпеть, в конце концов, юноша ничего дурного ему не сделал, а вот второй… Торжество на лице бруленского неумехи – не то, что хочется запомнить напоследок.

– Вы нас покидаете? – младший Гоэллон, кажется, был удивлен. – Очень жаль!

– Алессандр, о чем вам жалеть?

– Мы не успели стать друзьями, – изрекло эллонское чудо, похоже, что вполне искренне, и протянуло руку. – Желаю легкого пути!

– Господин Алларэ, я вам очень признателен за все. – Мать и Воин, и второй туда же! Куда игла, туда и нитка, вот уж воистину. Рене пожал обе протянутые руки и, резко развернувшись, пошел вниз. На этот раз его молитвы были услышаны, и никто навстречу больше не попался. Дорога к Алларским воротам вела через половину города. До мостов и через Правобережье – на северо-восток. Правобережье, разумеется, бурлило и по ночам. Чем ближе к воротам, тем ниже делались домики, ухоженные живые изгороди постепенно сменялись заборами, крепкими, но уродливыми. Брехали, заслышав всадников, псы. Какая-то подгулявшая компания, попавшаяся навстречу, сперва загородила дорогу, но быстро разобралась, что к чему и убралась на обочину.

Жаль. Рене сейчас не отказался бы от хорошей драки. Пусть и с простолюдинами, вооруженными дубинками, но можно было бы велеть сопровождающим постоять в сторонке, так что сражение прошло бы на равных. Пусть исход известен заранее…

За воротами было тихо. Мало кто разъезжал заполночь, так что Рене наслаждался тишиной, видной на пару миль вперед пустой дорогой, размеренной поступью коня и свежестью, особо приятной после седмиц дикой жары. Ливень начисто вылизал дорогу, листву и придорожную траву, прибил душную пыль и напитал воздух влагой.

Гроза пришла с Фаирского моря, и теперь в воздухе припахивало солью, водорослями и мокрым песком. Запах этот напоминал о доме, о родном замке над скалами, где внизу билось в камни неумолчное море. Оно убаюкивало лучше песен кормилицы, лучше ласк жены. Колыбельная, под которую вырастали все Алларэ. Все, кроме нынешнего герцога. «Подумай о Противостоящем – он и начнет искушать», говорили церковники. Не врали. Стоило вспомнить бывшего господина Ларэ, как почти оставившая Рене досада вновь овладела им с прежней силой.

Мелькнули огни постоялого двора. Там играла музыка, тянуло приятным дымком от жареного на решетке мяса, слышался смех. Рене отвернулся. Скоро он будет дома. Музыки и танцев в замке Алларэ всегда с избытком, и смеха довольно тоже. Детей, Карисы, младших братьев… Вот только возвращаться в замок собакой, сперва побитой, а потом получившей в знак благоволения прежний ошейник – стыдно, тошно, противно!

– Господин желает ехать всю ночь? – спросил Пьетро перед очередным съездом с дороги. Слугу манили огни очередного трактира.

– Господин желает… Поворачивай! Мы возвращаемся в столицу!

Вчерашняя гроза к полуночи затихла, до утра простояла блаженная прохладная свежесть, а на рассвете небо вновь затянули низкие тучи. Часом позже они разразились отвратной мелкой моросью, по-осеннему холодной и неутомимой. С неба капало и капало, и конца-края этому не предвиделось: тяжелая серая пелена висела от горизонта до горизонта. Собираясь во дворец, Кларисса выслушивала от служанок новости. Хельги сидел рядом, молча внимал девичьему щебетанию, иногда потирал бровь. Одни известия были изумительнее других. Прямо на королевском совете по приказанию короля были взяты под стражу трое его членов. Двоих обвинили в пособничестве еретикам, третьего – в ереси. Герцог-регент нисколько не препятствовал подобному исходу дела, напротив, подсказал королю, что каждый член королевского совета должен предстать перед архиепископом Игнасием на предмет тщательной проверки, не является ли он тайным пособником «заветников». Отдельного внимания требовала маленькая подробность: к рассвету вся Собра отменно знала, что подсказал герцог-регент королю, и как на это ответил король. В коалиции герцога Алларэ тоже не обошлось без скандала; не стоило и сомневаться, что Реми найдет, чем удивить столицу, чтобы не оставаться в долгу перед дворцом. Так и вышло. Оба события волновали добрых горожан примерно в равной степени – хотя какое ж им, в сущности, было дело до того, кто возглавляет Старший Род Алларэ? Однако ж, любой житель Собры, хоть владетель, хоть мелкий чиновник, хоть поваренок – существо особой породы. Ему есть дело до всего, до графов и герцогов, до королей и регентов. Обсуждают их с тем же усердием, что соседей и родственников, а то и с большим. Такова столица. По случаю дождя герцог-регент принимал госпожу Эйма в зимнем саду. Огандские мастера сотворили истинное чудо: огромные листы гнутого стекла удерживались тонкими посеребренными рамами, почти незаметными, и оттого казалось, что между небом и землей нет никакой преграды. В ясную погоду стекло, наверное, и вовсе не было заметно; но сейчас капли дождя стекали по нему вниз. Главным недостатком зимнего сада была духота, но зато здесь росли растения с дальнего юга – лимоны, померанцы, гранаты и даже гордость садовников, кофейное дерево. По слухам, напиток из его обжаренных плодов обладал необыкновенными бодрящими свойствами. Мода на него прибыла вместе с огандским королевским театром. Госпожа Эйма все собиралась проверить на себе действие чудодейственного снадобья, но пока не было повода. Кларисса посмотрела на тоненькое чахлое деревце, окруженное подпорками. Непохоже, что скоро от него дождутся плодов… Второй час беседы о столичных событиях вогнал Клариссу в скуку. Сегодня герцог-регент выглядел куда более усталым, чем обычно, и собеседник из него вышел не блестящий. Впрочем, ей доводилось развлекать и во сто крат более косноязычных, скучных и противных господ. Дело есть дело.