Текст книги "Кумир"

Автор книги: Стив Сомер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

Впрочем, Сэм Бейкер мог видеться с генералом когда угодно – вот только сам генерал не мог его видеть сквозь зеркальные стекла той комнаты. Если президенту, как это было сейчас, предстояло какое-то особо трудное решение, он спускался сюда, садился один в центральное кресло и рассматривал очередные, сделанные из космоса, снимки мирной планеты Земля. Когда морские пехотинцы высаживались в Гренаде или когда бомбардировщики, покинув свою базу в Грешэм-коммон, обрушивали смертоносный груз на Ливию, он всегда мог прийти в подземный Центр и понаблюдать по спутниковой связи за тем, как разворачивается очередная драма.

В данный момент, однако, в помещении за зеркальными стеклами все было тихо: на электронных табло одна половина столь знакомого ему мира была погружена в сон, в то время как вторая бодрствовала, а он, вознесенный в своем воображении над земным шаром, любовался его голубыми водами, коричневатыми континентами и серебристыми облаками, не уставая дивиться этой сотворенной Богом Земле.

А ведь вполне может настать и такой день, когда ему придется сесть в это самое кресло и принять Решение. Невыносимое, ужасное Решение, которое дано принять человеку в канун Страшного суда. Что ж, тем счастливей чувствовал себя Сэм Бейкер, сидя сейчас в этом кресле, пока на Земле еще царил мир. И пусть эта память о мире посетит его в тот миг, когда, не дай бог, придется отдавать приказ о его уничтожении…

– Извините, сэр,– тихо произнес генерал Гейнор в прижатую к уху телефонную трубку.

– Это вы меня извините, генерал. Я чуть забылся.

Гейнор поглядел на табло:

– Со мной это тоже случается, сэр. Иногда.

Сэм Бейкер почувствовал, что оба они отлично поняли друг друга.

– Я хотел бы выяснить у вас, генерал…

– Что именно, сэр?

– Как вы узнаете, что я нахожусь здесь? Вам что, звонят и сообщают, что я спускаюсь?

– Нет, сэр. Никто не звонит. Это ваше сиденье…

– Сиденье?

– Я хотел сказать: ваше кресло. Когда вы в него садитесь, оно нагревается, и у меня здесь загорается световой сигнал.

– Благодарю вас, генерал.

В дальнем конце коридора между тем раскрылись бронзовые двери лифта, и Генри О'Брайен, директор ФБР, ступил в коридорный сумрак.

– Привет? – неуверенно произнес он, вглядываясь в окружавшую его темноту.– Есть здесь кто-нибудь?

Президент выпрямился в кресле:

– Я здесь, Генри! Проходи и садись.– Бейкер похлопал по сиденью ближайшего к себе кресла.

О'Брайен, продолжая моргать, приблизился и сел рядом с президентом. На душе у него, как всегда, когда он находился в обществе главы государства, было неспокойно. Толстый живот любителя пива перевешивался через пояс брюк; верхняя пуговица рубашки, по обыкновению, расстегнута, толстый твидовый пиджак (один и тот же летом, и зимой) немоден и безвкусен. Словом, обыкновенный полицейский, не более того. Правда, наделенный природной смекалкой и пользующийся доверием Сэма Бейкера.

– Ага! Вот оно, значит, какое, это самое место,– оглядевшись, заметил шеф ФБР.

– Это самое место,– повторил за ним президент.

– Святая Мария, Матерь Божья,– перекрестился О'Брайен.– Помолись за нас, грешных, сейчас и в час смерти нашей. Аминь.

– Аминь,– повторил за ним президент.

Некоторое время они сидели молча.

– Есть какой-нибудь прогресс?

О'Брайен знал, что тот имеет в виду:

– Нет, сэр.

– Понятно.– Бейкер откинулся в кресле.– А те, кого вы в ФБР бросили на это дело, они что-то смогут обнаружить?

– Маловероятно.

– Разыщут они убийцу, Петерсена?

– Не думаю. Ведь никаких следов.

Президент задумался.

– Конечно,– продолжал О'Брайен,– если бы мы опубликовали его фото в газетах…

– Генри, присяга, которую ты принимал, она для тебя священна? – перебил его президент.

О'Брайен вздрогнул, набрал в легкие как можно больше воздуха. И ответил:

– Да, конечно.

– А ты бы ее нарушил? Если бы я тебя об этом попросил?

– Надеюсь, вы не станете о таком просить, мистер президент.

– Я и не собираюсь. Напротив, я как раз хочу просить тебя оставаться верным присяге, что бы ни случилось. Обещаешь?

– Да, сэр!

– Тогда ответь мне: почему это дело расследуют только двое твоих агентов?

Вместо ответа О'Брайен уставился на президента.

– Я же задал тебе вопрос. Почему делом Мартинеса заняты всего два человека?

О'Брайен продолжал смотреть на него так, словно тот говорил на непонятном ему языке.

– Генри!

– Но это был… – О'Брайен запнулся… – приказ.

– Приказ? Чей?

О'Брайен не отвечал. Потом наконец заставил себя произнести:

– Да вообще-то, мистер президент, ваш!

– Мой?

– Да, я получил его непосредственно от мистера Бендера.

Теперь уже Бейкер в упор уставился на О'Брайена. Красный глазок у него под рукой отчаянно замигал, но президент, казалось, этого не замечает.

Теперь-то уж Сэм Бейкер понимал: дело зашло слишком далеко. И глубоко. Толща темной воды кипит предательскими круговоротами, которые тащат тебя в такие глубины, куда не проникает, кажется, и сама смерть. Сейчас он сам барахтался там, беспомощно шевеля ногами и руками, не зная, куда и как выплыть. Сидящий перед ним О'Брайен – всего лишь ненадежная скала, за которую не ухватишься в этом бушующем море.

– Мистер президент… телефон, сэр!

– Обещай, что будешь рядом со мной всю эту неделю, Генри. Хорошо?

– Можете на меня рассчитывать, мистер президент.

– Благодарю.

Бейкер наконец взял трубку.

– Говорит президент.

Звонила Кэтрин, его секретарша.

– Мистер президент, в одиннадцать тридцать у вас встреча с послом Габона. Вручение верительных грамот. Короткая церемония, фотографы приглашены.

– Спасибо, Кэтрин.

Он было собрался повесить трубку, когда она добавила:

– Звонил вице-президент Истмен. Сказал, что тоже примет участие.

8.25 (по центральному времени) [57]57
  Это время на час отстает от восточного.


[Закрыть]

Тед Уикофф был весь в поту, то и дело вытирал платком лоб, все больше ослабляя узел галстука.

– Хорошо, чего мы сейчас ждем?

Арлен Эшли улыбался благодушной улыбкой южанина, но зеленые сузившиеся глаза глядели недобро.

– Миста [58]58
  То есть мистер (принятый на Юге США выговор)


[Закрыть]Уикофф, мне поручили показать то, что вы просили. И я должен это сделать – хочешь не хочешь. Но кое-что мне не по душе. Вы понимаете, сэр, о чем я?

– Вы так ставите вопрос? Что ж, прекрасно.

– Весь наш газетный фонд переведен на микрофильмы и доступен широкой публике. В том числе и вам, сэр.

– Извините, мистер Эшли, я спешу.

– Знаю, миста. И если мое начальство хочет, чтобы вы просмотрели наши редакционные статьи…– Он начал перекатывать карандаш между пальцами.– Что ж, я с удовольствием окажу вам все возможное в этих условиях гостеприимство.

Поднявшись, он направился в отдел новостей, один из самых больших в хьюстонской "Пост". Отдел этот был весьма мало похож на тот, где пятнадцать лет назад начинал свою журналистскую деятельность Тед. Тогда он убедил газетных боссов, что его весьма приличные оценки (средний балл три и восемь десятых [59]59
  В некоторых американских вузах принята 4-балльная система.


[Закрыть]) и опыт внештатного редактирования газеты в колледже заслуживают того, чтобы доверить ему место практиканта в «Трентон таймс». Молодому специалисту по сравнительному литературному анализу новая работа показалась упоительной. Его тогдашним кумиром был Хемингуэй, он верил, что тоже сумеет из репортера вырасти в романиста. Однако два года единоборства с черным стареньким «Ундервудом» [60]60
  Одна из распространенных в прошлом марок пишущих машинок.


[Закрыть]принесли ему лишь ворох письменных отказов от таких солидных изданий, как «Нью-Йоркер», «Парис-ревю» и прочих. Между тем его сокурсник, с которым он делил комнату в общежитии, Дик Стэнтон, перешел из практикантов в штатные репортеры, занимаясь освещением работы муниципалитета на страницах «Филадельфия инкуайрер». Помнится, весь первый курс Уикофф потратил на то, чтобы совратить Стэнтона с пути истинного, на старших курсах он уже делился им с приятелями. И вот теперь «его» Стэнтон – репортер экстра-класса – за счет информации, поставляемой ему знакомой из городской ратуши. А он, Уикофф, сочиняет некрологи для своей «Трентон таймс»!

В 1974-м один из сотрудников муниципалитета в Филадельфии вступил в героическую борьбу с губернатором штата, покрывавшим неполадки в работе пожарного управления. Перипетии этого противостояния оказались столь захватывающими, что Тед Уикофф буквально поглощал все появлявшиеся в "Инкуайрере" репортажи, тогда как "Трентон таймс" оставалась лежать нечитаной на парадном крыльце родительского дома, куда по утрам бросал газеты почтальон. Наконец он отправился в Филадельфию, остановил свою машину перед одной конторой и, войдя, дождался, когда из кабинета вышел внушительных размеров мужчина – тот самый, что единоборствовал с губернатором.

– Что тебе, черт подери, нужно? – рявкнул на него Дэн Истмен – а это был именно он.

Однако Тед все-таки успел втиснуться вместе с ним в кабину лифта.

– Работы.

– А что ты можешь?

– Разузнавать все про всех.

– Например?

– Кто докладывает про вас "Инкуайреру".

Истмен тут же нажал на кнопку "стоп": дернувшись, кабина повисла между этажами.

Обернувшись к Теду, Истмен угрожающе потребовал:

– Говори, кто это?

– Если я скажу, мне нужна будет новая работа. Потому что это будет стоить мне моей нынешней.

Истмен смерил его взглядом.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать три.

– Скажешь правильно, и я тебя беру.

– Паола Тэрнер.

– Иди подотрись!

– Ну, как хотите.

Уикофф нажал на кнопку спуска, лифт поплыл вниз. Но Истмен снова ткнул пальцем в "стоп":

– Откуда ты знаешь?

На шее у него вздулись жилы, он был в гневе. Да, на это чувство он способен и тогда бывал страшен. Но Уикоффа это не испугало. Наоборот, даже возбудило.

– Но я же сказал, что умею все про всех разузнавать,– ответил он, не повышая голоса.

– Посмотрим,– бросил Истмен, и лифт поехал вниз.– Позвони мне на следующей неделе. Как тебя зовут, детка?

– Скажу, когда позвоню.

На следующий день, в пятницу, "Инкуайрер" поместила короткую заметку на двенадцатой полосе: "Паола Тэрнер, сотрудница аппарата Дэна Истмена, уволилась по собственному желанию в связи с переходом на службу в частную компанию". В понедельник Уикофф позвонил Истмену и попросил о встрече.

– Что я должна сказать патрону, на что сослаться? – спросила секретарша.

– Сошлитесь на нашу поездку в лифте.

Снова взяв трубку, она передала ему, что встреча назначается на ближайшую пятницу. Когда в указанный час Уикофф явился, его сразу провели в кабинет: Истмен уже ждал его.

– Ты учился в колледже "Бодуэн", работаешь в "Трентон таймс" и мечтаешь стать великим романистом.

– Вижу, вы наводили обо мне подробные справки. Весьма польщен.

– Что еще мне остается узнать?

– Я гомосексуалист.

Истмен презрительно скривился.

– Понимаю, что это на любителя. Ладно, а почему я должен тебе доверять?

– По двум причинам.

– Ну?

– Я намерен преуспеть в жизни.

– А во-вторых?

– У меня отсутствует совесть.

– В свои двадцать три ты редкостное дерьмо,– фыркнул Истмен.

– У меня, между прочим, есть и другие бесценные качества.

– Например?

– Никогда не заметишь: вру я или нет.

– Ладно. Но чтобы в офисе этими твоими педиками и не пахло!

– Идет.

– Сто пятьдесят в неделю. Хочешь – начинай, не хочешь…

– Когда приступать?

– Считай, что ты уже приступил.

Как только о его переходе к Дэну Истмену стало известно, ему позвонил Дик Стэнтон:

– Слушай, ты, педераст вонючий. Я знаю, кто продал Паолу Тэрнер.

– Но тут политика, Дик. Лично я против нее ничего не имею.

– А моя политика – вышибить из тебя мозги вместе с дерьмом!

– Да? А как ты отнесешься к тому, если твои друзья по кегельбану узнают, что ты в свободное время занимался тем, что подставлял свою задницу?…

На другом конце после долгого молчания трубку со всего маха швырнули на рычажки.

Теперь, четырнадцать лет спустя, Тед Уикофф был в Хьюстоне, где пытался разыскать в архиве "Хьюстон пост" хоть что-нибудь, что могло бы заставить замолчать Терри Фэллона.

В дальнем конце отдела была отгорожена застекленная каморка: спущенные жалюзи не позволяли сотрудникам видеть, что там происходит. Сев за стол, Эшли включил терминал "Ай-Би-Эм" и дождался, когда засветится экран (в зеленоватом свете было что-то потустороннее). В контрольной строке появилась надпись: "ПОЖАЛУЙСТА, СООБЩИТЕ КОДОВЫЕ ДАННЫЕ".

Повинуясь команде, Эшли набрал цепочку букв и знаков. Прокрутив их в своем мозгу, машина отозвалась: "ПОЖАЛУЙСТА, СООБЩИТЕ КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА".

Эшли тут же напечатал: "ФЭЛЛОН ТЕРРИ – СЕНАТОР".

Экран заморгал, на нем появился список газетных материалов в хронологической последовательности, начиная с 1976 года. Заголовок первого из них, сопровождаемого, как и остальные, кратким резюме, гласил: "ПРЕПОДАВАТЕЛЬРАЙС-КОЛЛЕДЖА ДОБИВАЕТСЯ МЕСТА В МУНИЦИПАЛИТЕТЕ".

– Ну вот,– Эшли встал, уступая Уикоффу свой стул,– теперь отметьте то, что вас интересует, нажмите кнопку ввода – и нужная вам статья появится на экране. Если понадобится ее текст, нажмите другую кнопку – "печать"…

– Спасибо,– поблагодарил Уикофф, садясь за компьютер.

Эшли, улыбнувшись, вышел и прикрыл за собою дверь клетушки.

9.40.

– Куда? В Майами? – переспросил Барни Скотт.– Какого хрена вам там надо? Отпуск у вас, что ли? – И он с отвращением взял командировочное удостоверение, словно это была не бумага, а завонявшаяся рыбина.

– Там находится некто Рамирес,– объяснил Манкузо.– Нам надо с ним переговорить. Чего ты ко мне привязался?

Росс, прислонившись к стене в углу кабинета, молча наблюдал за происходящим.

– А на что вам эта "мокрая спина" [61]61
  Так в США презрительно называют мексиканцев (многие из них, попадая в страну нелегально, переходят через пограничную реку Рио-Гранде).


[Закрыть]?

– Он знает, кто подослал убийцу к Мартинесу,– ответил Манкузо.– Он у них губернатор в изгнании или что-то в этом роде.

– Не нравится мне это,– процедил Скотт, изучая удостоверение.– Четыреста десять баков на ветер!

– Послушай, Скотт, по мне – пусть этим займутся ребята из нашего отделения в Майами. Мне на это вообще наплевать!

– Нет уж,– возразил Скотт.– Дело это ваше, вам двоим его и расхлебывать. А парней из Майами сюда нечего впутывать.

Он подписал бумагу и передал ее Манкузо.

– Спасибо,– поблагодарил тот.– А вот еще удостоверение. Для девушки.

– Какая еще девушка?!

– Пресс-секретарь. Она будет связной. Без нее нам не обойтись.

Скотт нехотя подписал вторую бумагу.

– Дерьмо это все, ребята! Вам, конечно, наплевать, что наши налогоплательщики вынуждены раскошеливаться на такое говно!

– Да я ночь не спал, все горевал об этом!

И Манкузо направился к двери. В холле он передал обе бумаги Россу.

– Поедешь ты.

– Я? Почему?

– Ей, видишь ли, не ндравится, как я выражаюсь.

– Кому? – Росс попытался изобразить на своем лице обиду, хотя на самом деле предложение Манкузо привело его в восторг.

Манкузо вызвал лифт.

– Езжай домой, пакуй чемодан. А я скажу нашей Джин Большие Сиськи, чтобы она заказала авиабилеты.

Росс положил удостоверение в карман.

– А ты чем займешься?

– Фэллоном. Слишком уж он идеальный для нормального смертного.

Белая стрелка указателя прыгнула наверх, Росс вошел в кабину.

– Знаешь, Джо, иной раз меня прямо тошнит от тебя.

Створки дверей, захлопнувшись, разделили их.

11.25.

Гамильтон Тэйт, заведующий протокольным отделом госдепартамента США, вел церемониальную процессию по направлению к Голубой гостиной на втором этаже Белого дома. Следом за ним шел президент, стараясь хоть как-то связать воедино те разрозненные сведения о Габоне, которые он почерпнул из прочитанных на ночь материалов об этой стране. Сейчас в его памяти осталось только одно: Габон расположен в ста пятидесяти милях к северу от Анголы, западноафриканской страны, где в тот момент находились тысячи кубинских военных советников.

У дверей Голубой гостиной Тэйт остановился, оглянувшись на президента.

– Они говорят на французском и на банту.

– И какой они, по-вашему, предпочтут?

– Боюсь, разговор пойдет на банту, сэр. У всех у них на уме "Корни" [62]62
  Книга негритянского писателя и популярный телесериал, где прослеживаются африканские корни американских негров.


[Закрыть]. В Африке сейчас это модно.

– Тут ничего не поделаешь,– вздохнул президент.

В своем фраке со стоячим воротничком габонский посол как две капли воды был похож на всех на свете дипломатов. Высокого роста, с волнистыми шрамами на обеих щеках, похожими на кошачьи усы, он как раз пожимал руку Дэну Истмену, когда в гостиной появился президент.

– Мисса президент! – Сложив обе руки вместе, посол отвесил церемонный поклон.

– Доброе утро, господин посол. Добро пожаловать к нам в Вашингтон – от имени народа и правительства Соединенных Штатов.

Посол наклонился к переводчику, и тут вперед выступил Дэн Истмен.

– Доброе утро, мистер президент! Все это время я безуспешно пытался с вами связаться.

– Здравствуйте, Дэн! – Бейкер пожал протянутую руку.

Взяв президента за локоть, Тэйт поставил его между Истменом и послом: это был наиболее фотогеничный ракурс.

– Мисса президент! – начал при свете замелькавших фотовспышек свою приветственную речь на банту посол Габона.

Стоя сбоку от него, Истмен достаточно громко спросил:

– Когда же мы наконец поговорим? Вы сами знаете о чем.

– Попозже,– произнес Бейкер, улыбаясь фотографам. Истмен тоже улыбался. Между тем переводчик начал свой перевод.

– Наш президент, досточтимый Эль Хадж Омар Бонго, шлет вам свои наилучшие пожелания и благодарность нашего народа за ту щедрость, с которой…

– Тысячу проклятий, Сэм, – прошипел Истмен,– вы что, даете мне от ворот поворот?

– Говорите тише!

– Извините, сэр.– Переводчик был сбит с толку.

– Я не вам,– продолжая улыбаться, пояснил президент.– Продолжайте, пожалуйста.

– … великий американский народ помогает развитию нашей экономики и…

– Если вы думаете, что, заменив меня Фэллоном, вы что-то выгадаете, то вы просто рехнулись,– заявил Истмен под стрекот и вспышки камер.

– Да я ничего такого не думаю!

Перестав переводить, переводчик на мгновение замер с открытым ртом.

– Нет, нет, продолжайте, прошу вас,– повторил президент и, обернувшись к Истмену, добавил: – Приходите завтра, мы все обговорим.

Переводчик что-то зашептал на ухо своему послу, тот в ответ радостно заулыбался.

– Он придет к вам завтра с большим удовольствием!

– Это я не о нем! – переполошился президент.– А о другом,– указал он на Истмена.

– Черта с два я приду завтра,– не унимался тот.– Сегодня или никогда!

Переводчик зашептал на ухо послу.

– Зачем вы это переводите? – вышел из себя президент.– Послушайте, Дэн, мы все обсудим завтра.

– Может быть, пару фото с вице-президентом? – предложил Тэйт, чтобы увести Истмена подальше от Бейкера.

Засверкали вспышки, посол схватил руку Истмена и начал трясти ее.

– Этот номер у вас не пройдет! – произнес Истмен угрожающе, стоя вполоборота одновременно к камере и президенту.

– Здесь же пресса, Дэн! – попробовал урезонить его Бейкер. В голосе президента звучали стальные нотки.

– Плевать на прессу! – Истмен стряхнул руку посла, словно грязную половую тряпку, и повернулся к президенту: – Пусть я сдохну, если позволю вам сбросить меня за борт. Полечу я – полетите вы, так и знайте!

– Хорошо, Дэн, хорошо!…– Президент изо всех сил старался удерживать на лице улыбку.– Не заставляйте меня краснеть от стыда за ваше поведение.

Посол в недоумении переводил взгляд с одного разъяренного руководителя страны на другого; в комнате вовсю стрекотали камеры.

– Будьте вы все прокляты! – С этими словами Истмен, растолкав толпу фотографов, выскочил вон.

Сэм Бейкер остался стоять посреди комнаты с печальной улыбкой.

10.40. (по центральному времени).

Теду Уикоффу не хотелось признаваться в этом, но факт есть факт. История возвышения Терри Фэллона, бывшего преподавателя Райс-колледжа (оклад 11 тысяч долларов в год), больше всего напоминала сон наяву. На экране дисплея перед глазами Уикоффа будто вырастала фигура Линкольна наших дней, странствующего рыцаря, бесстрашно вступающего в единоборство с хьюстонской мафией: грязная разноязыкая толпа "усталых и голодных" [63]63
  Перефразированные слова из стихотворных строк на постаменте статуи Свободы в Нью-Йорке.


[Закрыть]под его руководством смогла одержать сокрушительную победу над своими недругами.

Тут было все, что обычно налицо в мелодраматических телесериалах: Фэллона грозились убить; на газоне перед его домом сожгли крест; в окно его конторы стреляли… Но, вопреки всему, он ни разу не свернул с избранного пути, не изменил своей цели – равные права и единый закон для всех. И вот он уже сплотил вокруг себя белых и выходцев из Латинской Америки, так что в Хьюстоне возникло некое подобие братства людей…

Тед Уикофф снял очки, потер уставшие глаза. Да, ничего странного в том, что деятельность Фэллона в бэррио и других кварталах бедноты принесла ему победу сперва на выборах в муниципалитет, а затем и в конгресс, нет. Как и в том, что губернатор штата избрал именно его, чтобы заменить проворовавшегося сенатора Везсрби. И не удивительно, если Сэм Бейкер сочтет его идеальной кандидатурой на пост своего нового вице-президента.

Но был во всей этой эпопее некий контекст, притом весьма красноречивый. Почти все статьи, о возвышении Фэллона, его борьбе с сильными мира сего, непреклонности и преданности идеям народовластия были написаны одним автором – Салли Крэйн. Сама она объясняла это просто: однажды по чистой случайности она встретила этого человека в квартале бедняков – том самом, где, невзирая на протесты жильцов, были снесены десятки их лачуг.

Вот он на фотографиях. Высокий и стройный, с распущенным узлом галстука, с закатанными выше локтей рукавами безукоризненно белой рубашки. Рыжеватые волосы по-мальчишески вьются, одна из прядей упала на глаза, как у Джона Кеннеди. Вот он утешает старуху, вот пожимает руку одному отчаявшемуся, другому, третьему… По-испански он говорит так, словно это его родной язык. И говорит то, что понятно каждому: "валенсия" – мужество, "персистенсия" – упорство и "эсперанса" – надежда.

По словам Салли Крэйн, сражение Фэллона за место в хьюстонском муниципалитете по своему духу больше всего напоминало средневековую пьесу-мистерию.

Когда же Уикофф перешел к кампании Фэллона по выборам в конгресс, общий тон статей разительно изменился: он стал теперь сухим, почти репортажным. Оказалось, что попросту изменился их автор. Из множества материалов ни один больше не принадлежал перу Салли Крэйн.

– В чем дело? Она что, взяла и перестала о нем писать в 1976-м?

Арлен Эшли поглядел на Уикоффа поверх очков:

– Перебралась на север. В ваши края.

– В Вашингтон?

– В "Вашингтон пост", эту "Правду на Потомаке", как мы ее тут зовем.

– Она считалась хорошим репортером?

– Да нет, репортер она неважнецкий,– засмеялся Эшли,– но сочинитель что надо. Я ей прямо сказал: "Тебе бы романы писать, а не газетные статьи!" Идеалистка – вот кто она была! А Вашингтон как раз для таких. И для дураков.

Уикофф оставил это замечание без внимания.

– Она что, была в него влюблена?

– Ну, наверное.

– Скажите, они были любовниками?

– А с какой стати, спрашивается, я должен отвечать на подобные вопросы?

– В общем, она уехала в поисках лучшей работы?

– В общем, она уехала, когда он женился.

Уикофф перелистал несколько своих листков.

– Да, вот у меня тут колонка светской хроники: "Принц и Принцесса Царства Света"…– Хихикая, Тед принялся читать вслух.– "Невеста плыла среди них, как плывет самая прекрасная музыка, которую вам только доводилось слышать среди тишины летнего дня. Даже пересмешник [64]64
  Птица из отряда воробьиных: хорошо поет, копируя различные звуки (отсюда название).


[Закрыть]забыл свою песню, прерии затаили дыхание…" – Уикофф сложил газетный лист, на его губах заиграла презрительная ухмылка.– А всего через год Принцесса отправилась в дурдом, а Принц – в конгресс. Царство Света кончилось.

– Между прочим, эту заметку написала Салли.

От удивления Уикофф даже рот открыл:

– Вы меня разыгрываете?!

– Она уже собралась в Вашингтон и сама напросилась, чтобы это было ее последним редакционным заданием. Я тогда подумал: а почему бы нет.

– Но зачем? Почему?… Из любви? Или из ненависти?

Эшли поднялся.

– Итак, если я вам больше не нужен…

Уикофф остановился в дверях:

– А этот дурдом, он где, собственно, находится?

– Как раз при выезде из города. Так что вы его не минуете,– ответил Эшли, заключив:– Приезжайте, всегда будем рады видеть вас у себя.

12.05.

В спальне дома для гостей, расположенного прямо за особняком Фэллона, Салли уже успела распаковать свои вещи. В этой комнате ей довелось провести не одну ночь: теперь она стала для нее почти что домом. Случалось, она тащилась по выложенной булыжником дорожке к этому увитому плющом коттеджу после затянувшихся далеко за полночь споров относительно того или иного программного документа, с которым предстояло наутро выступить сенатору. Порой, когда важные гости, участники очередного обсуждения, загасив недокуренные сигары, разъезжались в своих длинных лимузинах, она и Терри выходили вместе через заднюю дверь его дома и шли сюда, минуя по пути плавательный бассейн и земляной очаг, где во время больших сборищ жарились бифштексы. Им под ноги мягко стлались световые круги, отбрасываемые на дорожку неяркими фонарями. В такие минуты они обычно молчали: слишком уж утомительны бывали эти обсуждения, чересчур запутаны проблемы, когда никак не удавалось примирить требования общественности, с одной стороны, и соответствующую статью Конституции – с другой.

Терри привык полагаться на ее суждения, убедившись, что Салли, не упуская из виду сути обсуждавшегося вопроса, всегда оказывалась способной раньше других увидеть и все выгоды, которые он сулит. Одним словом, когда она была рядом, Терри Фэллон мог не сомневаться в конечном успехе дела.

Экономка Фэллона, дородная датчанка Катрин, обычно глядела на них двоих из окна, когда они удалялись в сторону коттеджа. Когда же они останавливались перед его дверью, она из деликатности тут же отворачивалась.

Потом Салли какое-то время еще стояла с ним рядом, прислушиваясь к стрекоту цикад в ночи, ощущая разгоряченной щекой восточный ветер с Чесапикского залива. При тусклом свете невысоких фонарей она видела, как он устал, как старят его эти дни, ночи и годы вашингтонской жизни. Он оставался еще энергичным и притягательным, но возраст – средний возраст! – был уже не за горами. Иногда он наклонялся и целовал се, как муж целует жену, с которой прожил лет двадцать,– с благодарностью и почтением. И потом, следя за тем, как он возвращается по дорожке к себе, как над крышей большого дома занимается восход, на фоне которого выделялись его согнутые под тяжестью забот плечи, она с особенной остротой ощущала, сколько радости упущено ими обоими в этой жизни,– и никогда он не бывал ей так дорог, как в подобные минуты.

Но сегодня все было по-другому. Сегодня под пляжными зонтами возле бассейна сидели бдительные вооруженные люди с портативными рациями. Стоя у открытого окна своей спальни, Салли могла слышать доносившееся до нее слабое попискивание этих раций.

Неожиданно зазвонил телефон.

– Мисс Крэйн? – осведомился сотрудник секретной службы, сидевший на переносном коммутаторе в большом доме.

– Да?

– У меня на проводе некто мистер Бенсон из Ассошиэйтед пресс. Будете с ним разговаривать?

– Да, спасибо.

– Салли?

– Да, Боб.

– Не пропусти полуденные новости.

– Что-нибудь произошло?

– Бейкер с Истменом выясняли отношения прямо в Голубой гостиной перед дюжиной фотографов! Снимки уже пошли в эфир.

– А что там было?

– Бейкер приветствовал какого-то африканского бонзу, и тут вдруг заявляется Истмен, начинает склоку с президентом и уходит, хлопнув дверью. Посмотри картинки – не пожалеешь. От злости оба просто писали горячим кипятком. У твоего шефа комментарии будут?

– Никаких комментариев.

– А общие соображения?

– Вее это одно мальчишество,– пожала плечами Салли.

Бенсон рассмеялся. В этот момент в дверь постучали.

– Я готова, Крис! – крикнула Салли, возясь с сережкой, которая никак не хотела застегиваться.

– Но прошло уже двадцать минут! Сейчас десять минут первого, а ровно в половину тебе надо быть в "Maison blanche" [65]65
  "Белый дом "( франц.) – название ресторана.


[Закрыть]. А мне… предстоит ланч с прелестным молодым человеком из «Уильяма и Мэри» [66]66
  Один из немногих в США колледжей с совместным обучением.


[Закрыть].

– О другом ты, видно, думать неспособен?

– Мама внушала мне, что секс – это гадость. Как раз за это я его и люблю.

Кивнув стоявшему возле черного хода агенту секретной службы, они вошли в дом.

– Он уже спрашивал про вас,– сообщила экономка.

Терри в задумчивости сидел у окна своего кабинета в голубом шелковом халате, ноги на подушках. Ослепительное солнце образовывало нимб вокруг его головы. Неудивительно, что сейчас он показался Салли почти херувимом.

– Ты хотел меня видеть?– тихо спросила она.

– А… да. Доброе утро, Крис. Слыхали, Бейкер и Истмен… Прискорбно! Двое столь достойных людей…– Терри покачал головой и продолжил: – Мне звонил Эшли.

Салли оживилась:

– Арлен Эшли? Из хьюстонской "Пост"?

– Он самый. Сегодня утром у него побывал один человек, которого мы с вами должны знать.

– Кто это?

– Просмотрел всю их подшивку обо мне. И о тебе расспрашивал.

– И это был кто-то, кого мы знаем?

Терри пристально посмотрел на Криса.

– Да, Тед Уикофф.

Крис начал на глазах надуваться от гнева: казалось, он вот-вот лопнет.

– Этот… грязный джорджтаунский педик! Да я ему… все яйца вонючие размозжу!

– Успокойся, Крис. Ничего страшного тут нет,– заметил Терри.– То, что напечатано в газетах, это уже достояние истории. Нам скрывать нечего.

Ван Аллен, однако, продолжал злобно шипеть:

– Да это… это…

– Конечно, кому понравится, что его использовали. Но тут ничего не поделаешь: политика. На ошибках учимся. Но главное-то ведь остается при нас, не так ли? Мы горды тем, что мы есть, тем, за что мы боремся.– Терри поднялся, стараясь не потревожить при этом раненый бок.– И нам, повторяю, нечего скрывать, мы доверясм друг другу и заботимся друг о друге. Прав я или нет?

– Прав,– подтвердил Крис, подставляя Терри свое плечо.

– О'кэй,– подытожил тот.– Теперь вы двое отправляйтесь в город и плотно пообедайте. А ты, Салли, не позволяй Томми Картеру морочить тебе голову.

– Не волнуйся, босс!

– Ну а ты, Крис, будь поразборчивей…

– Эшли не говорил, что теперь собирается делать Уикофф?

– По-видимому, попробует повидать родителей Харриет.– И, заметив широко открытые глаза Салли, добавил: – Идея, по-моему, не самая удачная… Итак, встречаемся около двух!

Пройдя через забитую агентами и партийными боссами приемную, они вышли на улицу. В конце проезда толпились телерепортеры – в надежде хотя бы мельком взглянуть на Терри Фэллона. Некоторые из них, знакомые Салли, сразу же засыпали ее градом вопросов:

– Что, Фэллон уже видел фото?

– Как его мнение насчет Истмена и президента?

– Бейкер решил в его пользу?…

В ответ Салли только качала головой. Крис между тем предъявил агенту свое удостоверение, и тот отправился за их машиной: в гараж теперь вход тоже был запрещен.

– Эй, Салли! – не унимались репортеры.– Скажи нам хоть что-нибудь!

Улыбнувшись, она помахала им рукой,– что означало: комментариев не будет.

Когда они сели в машину, Крис сказал:

– Знаешь, я чувствую себя в полнейшем дерьме. Полнейшем!

– Да,– утешила его Салли как могла.– Нам всем предстоит многому учиться.

Агенты в это время расчистили для них путь в конце проезда, оттеснив репортеров и отодвинув барьер. Голубая "тойота" Криса покатила по Кресент-драйв. И тут что-то заставило Салли неожиданно обернуться. Сзади, в толпе репортеров, мелькнуло чье-то лицо. Оно было явно чужим и совершенно ей незнакомым. Впрочем, нет, она все-таки видела его раньше. Только вот где?