Текст книги "Кумир"

Автор книги: Стив Сомер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

Минуты не прошло, как зазвонил телефон.

– Говорит Фаулер.

– Мне надо сыграть в покер. И как можно быстрее.

– Миттлмен читает лекции в Аннаполисе. А Бонден сейчас в Чарльстоне. Его мать при смерти.

– Вернуть их сюда. Немедленно. Когда вы сможете собрать всю группу?

– В шесть вечера.

– В четыре.

– Совсем не можете ждать?

– Совсем.

9.50.

Манкузо как раз надевал куртку, когда в кабинет вошел Росс с чемоданом.

– Я прямо из аэропорта.

– Пошли. Только что звонил Скотт.

На лифте они спустились на третий этаж.

– Что слышно о Петерсене? – спросил Росс.

– Мертв.

– Не врешь?

– Группа захвата нашла его.

– Группа захвата?

– Была наводка.

– Чья?

– Санта Клауса. Откуда, черт подери, я знаю?

Они вышли на третьем этаже.

– Что-нибудь нашли у него в комнате?

– Выжжено там все было. Балтиморские полицейские работают на совесть. Семь раз отмерят, прежде чем один раз отрежут. Ну что там с этой девчонкой?

– Полна энергии,– ответил Росс.– Мечтательница. Любит Фэллона. Лучше его на свете нет.

– А как насчет кожаных ремней?

– Что?

Манкузо помешкал перед дверью в кабинет Скотта.

– Ты ее трахал? – спросил он.

– А тебе-то что? – Росс стиснул зубы.

– Ничего.– И посмотрел Россу в глаза.– Так да?

– Нет,– сердито ответил Росс, оттолкнул Манкузо и открыл дверь.

– Как насчет свидания с Рамиресом? – спросил Скотт у Росса.

– Этот старый идиот… Еле до него добрались.

– А из Петерсена вышел прекрасный бифштекс. Я всегда говорил, что у вас вместо головы задница.

– Мы стараемся, Скотти,– сказал Манкузо.– Только наши свидетели мрут один за другим.

– Что, черт дери, это значит?

– Всю дорогу играем с неполной колодой.

– Манкузо, это все дерьмовые отговорки.

– Это уж точно.

– Вот что, парни, добудьте мне что-нибудь. Или я выведу вас из дела. И отправитесь гонять наркоманов в Гарлеме.

– Это обещание или угроза? – спросил Манкузо.– Пошли,– кивнул он Россу.

– Постой ты, чертова задница,– сказал Скотт. Он взял со стола какую-то бумагу.– Мне тут приказ пришел: прислать тебя в Белый дом.

– Кого-кого? Меня?!

– В семь тридцать сегодня вечером. В офис мистера Бендера.– Скотт встал и протянул ему лист бумаги с президентской печатью.

– Ступай домой и, ради всего святого, переоденься. Не являйся туда в этом дерьмовом костюме.

– Ты шутишь? – Манкузо уставился на бумагу, а Росс вытягивал шею и во все глаза смотрел на нее через плечо приятеля. Бумага была подлинной.

– Ну да,– осклабился Скотт.– Ты же у нас герой, так тебя перетак. Агент-одиночка выследил убийцу Мартинеса. И убил. Великий разгребатель дерьма Джо Манкузо.

Когда они вернулись к себе, Манкузо скомкал лист, скрепленный президентской печатью, и зашвырнул его в корзинку для бумаг позади письменного стола. Потом сел и повесил голову, злой как черт.

– Жульничество, малыш. Разве ты не видишь, что весь мир одно проклятое жульничество?

– Знаешь, Джо, ты совсем измочаленный.– Росс оглянулся на корзинку для бумаг. Затем наклонился, выдернул письмо из мусора, уселся за свой письменный стол и попытался его расправить.

– Они ж нас просто используют. Неужто не понимаешь, сукин ты сын? – сказал Манкузо.

– Ты что, ничего в жизни не ценишь, Джо? – Росс восхищенно смотрел на смазанные чернила, на трещины в личной печати президента.

– Заткнись! – сказал Манкузо и потянул на себя письмо. А затем принялся читать так громко, чтоб потайные микрофоны, записывающие их беседу, услышали все до последнего слова.

Письмо гласило: "Агент Джозеф Ф. Манкузо, сегодня, в понедельник 15 августа 1988 года, в семь тридцать вечера вы должны быть в Белом доме – лично явиться в кабинет мистера Луиса Бендера, чтобы встретиться с президентом. Он вручит вам официальное признание за вашу выдающуюся роль в деле защиты законов Соединенных Штатов Америки".

– Все рекорды побила эта хреновая бумажка! – С этими словами Манкузо оглянулся, словно ждал аплодисментов.

– Я и не думал, Джо, до чего же ты известный человек,– сказал Росс.

– А, мать твою.– И Манкузо опустился в кресло, почти скрытое папками и бумагами, наваленными на его столе.

Росс встал, взял из рук приятеля бумагу, сунул ее в папку и положил поверх всех остальных бумаг.

– Спасибо,– сказал Манкузо.

– Не за что,– ответил Росс.– Так что ты сегодня делаешь?

– Ну, у меня встреча в Белом доме. А ты?

– Хочу еще раз прокрутить запись.

– Какую запись?

– Убийства Мартинеса.

– Да плюнь ты. Ради всего святого. Человек мертв. Дело закрыто.

– Не для меня.

– Послушай, Дэйв,– сказал Манкузо.– Когда ты прекратишь дергаться да разыгрывать из себя бойскаута?

Росс схватил Манкузо за грудки:

– Вот что, Джо! Я выслушал твою печальную историю, как Бюро тебя против шерсти погладило. Что ж, мне очень жаль, что вся твоя карьера была сплошной ошибкой. И я знаю, ты хочешь протянуть еще три месяца и выпасть в осадок. Но я… Я-то хочу разгрызть этот орешек. И я уверен, что-то мы прохлопали в этом деле. А я хочу его раскрыть. Кляни все на свете. Но хоть не стой у меня на пути. И дай мне делать мое дело! – И он отпустил куртку.

Манкузо уставился на него. На мгновение в его глазах блеснуло нечто сродни истинной любви. Но он тут же расхохотался.

– Чтоб тебе подавиться! – разозлился Росс. И на сей раз можно было не сомневаться: он действительно этого хотел.

10.00.

В это утро, пока такси везло ее от дома Терри в Джорджтаун, Вашингтон выглядел непривычно странным. Она смотрела в окно на пробегающие мимо нее дома. Они были непроницаемы. В их секреты не проникнешь. Так ей казалось – впервые за долгие годы. Она почувствовала, как двери Вашингтона захлопнулись перед ней.

Когда в самый первый раз в 1976 году она попала в Вашингтон, то сразу уяснила себе: это город для "своих". Только "свои люди" могли здесь двигать дело. Все прочие часами просиживали в приемных – и только штаны протирали. Или ждали, пока неповоротливая мельница бюрократической системы смелет их ходатайства. А у "своих людей" были связи. Они-то умели нажимать на кнопки. В памяти их телефонов были заложены секретные и домашние номера. Секретарш они знали по именам, жен и мужей – по их последним романам. У "своих людей" были кровные связи. В этом скрытном городе профессиональных лжецов только они одни могли говорить друг другу правду.

Аутсайдерам было чертовски трудно проникнуть в этот замкнутый мир. Зато никакого труда не составляло вылететь из игры, вновь оказаться вне, когда вы уже чувствовали себя в безопасности. По беспроволочному телеграфу в этой столичной деревне все знали, что некто уже "внутри". Ведь все были повязаны. И в тот же самый день становилось известно, что некто из игры вылетел.

Сегодня аутсайдером почувствовала себя Салли. Но почему? Мчась домой через весь город, она внезапно поняла – почему. Когда она прибыла в Майами, портье вручил ей массу просьб ответить на звонки: из "Тайм", "Ньюсуик", "Вашингтон пост", Си-Эн-Эн, Си-Би-Эс, даже из "Крисчен сайенс монитор". И кучу других. Срочных – "Позвоните, пожалуйста!" Но когда она вернулась после обеда с Россом, в ее почтовом ящике подобных просьб не было. Ни одной вчера утром. И ни одной сегодня. Она была так озабочена, что сразу не поняла – поток иссяк. Все произошло, как обычно в Вашингтоне, внезапно, без предупреждения. И чем это еще кончится, неизвестно.

Она расплатилась с таксистом, подхватила чемодан и, невзирая на его тяжесть, взбежала по ступенькам к своей двери. Швырнула чемодан, метнула сумку, шляпу и солнечные очки на кушетку, схватила телефон и набрала номер.

– Одри Пирс слушает.

– Од? Это Салли.

– Привет, крошка. Как поживаешь?

– Фифти-фифти.

Одри взяли в "Пост" в тот же день, что и Салли. Они были в одной связке. И вместе отбивались от приставаний мужчин-репортеров. Между ними установилась почти кровная связь.

– Так же. Что готовишь?

– За этим я тебе и звоню. Никто не молотит в мою дверь, чтоб узнать что-нибудь про Фэллона. Что случилось?

– Теперь мы обращаемся к Крису. Говорят, ты сейчас в расслабухе.

– В расслабухе? – Салли с трудом выдохнула эти слова.

– Ну да. Уехала. Или что-то в этом роде.

На минуту Салли задумалась.

– Забудь, что мы говорили по телефону, ладно.

– Какому еще телефону?

– Как я тебя люблю, Од!

– Я тоже, детка.

Салли повесила трубку и откинула голову на диванный валик. Холод сковал ее тело. Как горько было у нее на душе. Она не знала, что ей теперь делать: смеяться или плакать, надраться или запустить в окно чем-нибудь тяжелым. Дела пошли хуже, чем она ожидала. Терри заявил Бейкеру, что не собирается фигурировать в совместном списке кандидатов на пост президента и вице-президента в качестве вице. Крис сделал свой ход конем. И полиция округа Колумбия ищет ее, хоть и не знает, что она у них под носом.

Вот как все сошлось вместе. Она почувствовала, что не просто в западне – ее загнали в угол. Через три дня в Сент-Луисе начнется съезд. Через три дня молоток председателя призовет партию назвать своих кандидатов. У нее нет выбора. У нее нет времени. Но одно она знала прекрасно: как бы больно ей ни было, одну роскошь она не может себе позволить – жалеть себя. Она встала, попыталась стряхнуть оцепенение и отправилась в вестибюль забрать почту, скопившуюся в почтовом ящике.

Там были обычные счета и рекламные объявления. И еще лист фотостатной бумаги, в которую обычно заворачивают фотографии при пересылке. Он был сложен и, что странно, без марок. Словно кто-то собственноручно бросил его в щель почтового ящика. На гладкой стороне был скопирован рисунок фоторобота. Тот самый, что изображал молодую проститутку, которую видели со Стивеном Томополусом. Женщину двадцати с небольшим, длинноволосую, с широкими скулами, широко расставленными прелестными глазами. На обороте фотостата кто-то нацарапал одну строчку шариковой ручкой. Она гласила: "Думаю, нам стоит поговорить. Томми".

11.15.

Манкузо должен был признать: в ЦРУ знали, на что тратить деньги налогоплательщиков. У ФБР было стрельбище в Куантико – этакое «старье берем». Вокруг кольцо мертвых деревьев, и целая улица, состоящая из одних фасадов, а в них столько дырок, что, когда дул легкий ветерок, просто начинался концерт. Зато у чертова ЦРУ имелся настоящий охотничий клуб. Целое стрельбище с ловушками и тарелками для стрельбы – вдруг на США нападет какая-нибудь утиная стая. Треклятый Уилсон в самом деле был одет как член охотничьего клуба. С иголочки! Манкузо чувствовал себя глуповато, стоя на линии для стрельбы по тарелкам, в своем старом мешковатом костюме, купленном в дешевом универмаге «У Сирса».

Уилсон сделал всего один выстрел, и глиняная мишень рассыпалась.

– Ты шикарный убийца, Уилсон,– сказал Манкузо.– Я всегда это знал.

Уилсон даже не обернулся. Потом крикнул:

– Стреляю!

И еще один глиняный голубь тут же взлетел. Он выстрелил и разбил его также вдребезги.

Потом Уилсон повесил ружье на плечо и отошел назад.

– Теперь твоя очередь!

Манкузо вставил патрон в левый ствол двустволки.

– Так как же ты это делаешь?

Уилсон даже шею вытянул, чтобы посмотреть.

– Стреляю! – закричал Манкузо.

Но мишень взлетела так быстро, что он промахнулся по крайней мере на шесть футов, а отдача ружья едва не заставила его потерять равновесие.

– Нечто вроде этого я и ожидал,– произнес Уилсон.

– Я навестил твоего друга Петерсена. Вчера вечером,– заметил Манкузо, когда они поменялись местами.

– Неужели? А где?

– В городском морге Балтимора.

– Стреляю! – крикнул Уилсон.

Голубок взлетел, он выстрелил, и тот шлепнулся в грязь. Уилсон выбросил стреляную гильзу и шагнул назад.

– Кто его сделал? – спросил он.

– Местная группа захвата.– Манкузо загнал патрон в ствол.– Он стал прахом. Стреляю!

Он выстрелил, но глиняный голубь как ни в чем не бывало летел, описывая широкую дугу, и упал незадетый в конце леса.

– Дерьмо! – выругался Манкузо.

– Подлюга он был, вот и все.– Уилсон занял позицию для стрельбы.

– Что верно, то верно.

– Так и должен был кончить. Стреляю!

На сей раз взлетели два голубя. Уилсон выстрелил дважды, и обе мишени упали в красную грязь. Он встал рядом с Манкузо.

– Петерсен хорошо стрелял? – спросил Манкузо.

– Блестяще.

– Лучше тебя?

– Никто не стреляет лучше парня, который убивает, чтобы жить.

Манкузо загнал по патрону в каждый ствол ружья и вышел на линию стрельбы. Он крикнул: "Стреляю!" Выстрелил дважды и дважды промазал.

– Дерьмово же ты стреляешь,– сказал Уилсон.

– Я мыслитель, а не боевик.– И Манкузо выбросил стреляные гильзы.

Подобное заявление заставило Уилсона расхохотаться. Но когда он встал в позицию, Манкузо заметил:

– Так кто же навел местную полицию?

– Я-то думал, мыслитель вроде тебя все ответы сам знает.

– Компания навела?

– Нет, Джо, это не мы. Компания, чтоб ты знал, копов не приглашает. У них грязная работа. А тут важно, чтоб все было чисто.

Он выстрелил дважды и разбил обе птички, но Манкузо не спешил выходить на линию для стрельбы.

– Ты сообщишь кому-нибудь, где был Петерсен?

– Не обязан,– ответил Уилсон.– Тот, кто его нанимал, уже сам знает.

Манкузо поглядел на Уилсона. Тот потрогал янтарную оправу очков для стрельбы, потом водрузил их обратно на нос.

– Петерсен путался под ногами, пойми, Джо. У нас. У своего босса. Мы так надеялись, что вы закроете его счет. Не получилось. Похоже, кто-то проявил нетерпение.

Улыбаясь, он уставился на Манкузо. Как хотелось Манкузо врезать сейчас Уилсону кулаком!

– Кто его нанял? – спросил он.

– Не знаю,– пожал плечами Уилсон.– Но на твоем месте я б непременно выяснил, как они узнали, что ты был там.

ПОЛДЕНЬ.

– Это не просто неловкость, Сэм,– сказал О'Доннелл.– Весь Холм переполошился.

Они сидели в личной столовой президента на третьем этаже Белого дома. Стол был накрыт на троих.

– Очень сожалею, но ничем не могу помочь,– произнес президент.– Как насчет ланча?

– Ланч? В такое время?

Открылась дверь, и вошел Лу Бендер.

– Доброе утро, мистер спикер.

– Лу,– сказал О'Доннелл,– Лу, объясни президенту, что он не может отменить появление директора ФБР перед собранием руководства конгресса без объяснений.

Но Бендер лишь улыбнулся и, усаживаясь, заметил:

– А что у нас на ланч?

– Я, кажется, нахожусь в сумасшедшем доме.– О'Доннелл быстро покончил с мартини.

– Еще один? – спросил президент.

– Да!

Президент позвонил в маленький хрустальный колокольчик, и вошел официант.

– Майкл, еще один мартини для спикера. Сухой, с лимоном.

– Хорошо, сэр.– И официант вышел.

– Вы что, находите мои возражения несерьезными? – спросил О'Доннелл.– И что смешного в том, что я говорю?

Президент и Бендер обменялись улыбками.

– Хорошо. Так в чем дело? – настаивал О'Доннелл.

– ФБР нашло человека, который застрелил Мартинеса.

– Что?! – О'Доннел переводил взгляд с одного на другого,– Где мой мартини?

Дверь открылась, и официант внес запотевший стакан на серебряном подносе, поставил его перед О'Доннеллом и вышел.

О'Доннелл поднял стакан, словно дорогой подарок.

– Боже, благодарю тебя, Богоматерь, Святого Патрика и Святого Иуду,– изрек он и осушил свой стакан наполовину. Потом поставил его и заметил:– Что ж, Сэм, мы снова на коне.

– Лу…– обратился президент.

Бендер взял слово:

– Я назначил пресс-конференцию на восемь вечера. Сегодня. Три телекомпании. Вся команда в сборе. Мы хотим, чтобы ты и Гаррисон были на трибуне.

– Изумительно,– сказал О'Доннелл.

– Ни слова до того,– сказал Бендер.– Пусть пресса немножко подумает. Твердый орешек для нее.

– Ах, сладкая месть! – потер руки О'Доннелл.– Истмен должен будет уйти. На его место ты сможешь назначить Фэллона. И идти на съезд в полном порядке.

Но на это восклицание президент ничего не ответил.

– Хоть теперь не говори мне, что ты не хочешь Фэллона,– взмолился О'Доннелл.

– Я этого не сказал.

– Значит, ты возьмешь его?

– И это я тоже не сказал.

– Послушай, Сэм, хоть сейчас не будь разборчивым женихом. Ты и Фэллон в одном списке – и съезд будет для нас увеселительной прогулкой. А без этого получится просто базар. Скажи, что ты берешь Фэллона, и покончим со всем этим.

– Нет.

– Но почему?

– У меня есть свои причины.

– Какие же?

– Чарли, ты поверишь мне,– вздохнул президент,– если я скажу, что Терри Фэллон фанатик войны, да еще с комплексом мессии?

– Лу, ради всего святого…– О'Доннелл поглядел на Бендера.

Но Бендер только пожал плечами и развел руками.

– Я и не надеялся, что ты поверишь,– сказал президент.– Но хочешь, я предложу тебе сделку?

О'Доннелл заметно воспрял духом.

– Я пойду еще дальше,– продолжал президент.– Я обдумаю кандидатуру Терри Фэллона. Но не как вицепрезидента, которым он станет. А как президента, которым он может стать. Ты поддержишь меня?

О'Доннел поднял голову и посмотрел на президента из-под копны белых как лунь волос.

– О чем ты говоришь, Сэм?

– Полагаю, ты знаешь, о чем.

Все трое притихли на время, посидели в молчании. Затем президент сказал:

– Я ведь знаю, что О'Брайен советовался с тобой, прежде чем ФБР предъявило свои претензии Везерби.

О'Доннелл продолжал улыбаться, а наблюдавший за ним Бендер дивился его невозмутимости. Говорили, что он умеет это делать лучше всех других политиков. И были правы. Наконец О'Доннелл произнес:

– Да, было дело.

– И ты дал свое добро?

– Что из этого? Везерби проходимец. Ему было не место в конгрессе. Вот и все.

– Не совсем, Чарли,– заметил президент.

– Что еще? – О'Доннелл прикинулся невинным херувимчиком.

– Я хочу знать, не ты ли подбил Фэллона явиться к О'Брайену со своими голословными утверждениями.– О'Доннелл возмущенно фыркнул, но президент продолжал.– Я хочу знать, не была ли то сделка, дабы вывести Везерби из сената и ввести туда Фэллона.

– А что, если была?

– Так была?

– Сэм… эх, Сэм…– вздохнул О'Доннелл.– Когда губернатор Тэйлор назначил на оставшийся срок вместо Везерби Фэллона, партия получила место в сенате без предварительного голосования, без выборов, не истратив на избирательную кампанию ни единого дайма [123]123
  Американская монета в десять центов.


[Закрыть]. Какое ж в этом бесчестье?

– Чарли, я задаю тебе вопрос. Ты вступил в сделку с Фэллоном, что он получит место в сенате, если даст соответствующие показания на Везсрби?

О'Доннелл все еще улыбался, но блеск в глазах исчез вовсе.

– Послушай, Сэм, ты главный в Белом доме, я главный в конгрессе. Мы оба ответим перед богом и нашими избирателями за грехи наши. И давай оставим этот разговор.

Лу Бендер дотянулся и взял хрустальный колокольчик. Явился официант и положил конец очередному раунду.

12.20.

Когда Манкузо вернулся, Росс сидел сгорбившись за своим письменным столом. Он не спускал глаз с изображения на видеомониторе, левая рука была занята дистанционным управлением, а правая быстро делала заметки. На голове были наушники, и он даже не взглянул на вошедшего Манкузо. На столе перед ним лежала трехфутовая полоса белого картона. Голубой карандашной линией она была разделена на семь сегментов. И каждый обозначен большим красным номером. В каждом из первых шести квадратов лежала одна из латунных гильз, использованных при убийстве. Но седьмая гильза была выкрашена черным. Манкузо тряхнул головой и насмешливо хмыкнул. Это заставило Росса поднять голову.

– Чего тебе надо? – спросил он и повесил наушники на шею.

– Ничего,– ответил Манкузо, уселся, бегло просмотрел кипу бумаг на своем письменном столе – не найдется ли чего еще незнакомого.– Кто-нибудь звонил?

– Нет.

– Почта?

– В ящике.– И Росс показал на шкаф для хранения документов, что стоял за дверью.

Манкузо повернул голову и глянул. На шкафу стоял новый, внутри и снаружи скрепленный проволокой ящик с двумя отделениями. Левое отделение было помечено: РОСС. На правом зияла пустота.

– Что, мать твою, это значит? – спросил Манкузо.

– Так я собираюсь находить свою почту каждое утро, начиная с сегодняшнего. Вместо того чтоб рыться в твоей куче дерьма.

– Трогательно,– сказал Манкузо.– Это весьма трогательно.

– Брось, Джо.

– Где ж ты раздобыл этакую армейскую штуку? – Манкузо закурил сигарету.

– Тебе-то что?

– Ничего. Просто любопытно.– Он выпустил дым и откинулся на спинку кресла.

Росс принялся изучать его. Понурый, уже немолодой полицейский. Концы галстука мятые и болтаются порознь. Один угол воротника задран. Бесцветные волосы поседели, над бровями выступили пигментные пятна. Скоро Манкузо попадет в отбросы общества, станет забытым пенсионером где-нибудь в Майами, или Бруклине, или Санкт-Петербурге. Начнет без конца перелистывать газеты да слоняться по улицам, ища, с кем бы поговорить. Они будут еще долго болтать о нем в баре "У Герти". Болтать о Джо Манкузо, что ненавидел свою работу и свою жизнь, а любил "бурбон", что под занавес своей карьеры получил приглашение в Белый дом и благодарность, которую не заслужил и которой вовсе не желал, – награду за ничегонеделанье, за то, что оказался не там, где надо, и не тогда, когда надо. Ведь он на пороге старости и одиночества. Росс смотрел на него и не испытывал гнева. Только жалость.

– Что ты собираешься делать после отставки? – спросил он мягко.

– Хм?

– Планы строишь на это время?

– Тебе-то какое дело?

– Мне – никакого.– Получив столь резкий отпор, Росс уставился на Манкузо.– Никакого, разрази тебя гром.– И потянулся за наушниками.

– Надеюсь, ты никому не сказал, что у нас есть ниточка, ведущая к Петерсену? – спросил Манкузо.

Но Росс уже надел наушники. Он не слышал, что сказал Манкузо. А если и слышал, отвечать не пожелал.

14. 25.

В мелкие клочья разорвала Салли лист фотостатной бумаги. Потом приняла горячую ванну и заварила себе чашку кофе без кофеина, смешав его со столовой ложкой виски. Когда нервы успокоились, она накинула легкий розовый коттоновый халатик и позвонила Тому Картеру. Как раз перед тем, как часы пробили двенадцать.

– Ты вернулась? – удивился он.

– Да.

– Как насчет ланча? Что-нибудь в час у "Мэзон Бланш"?

– Да нет… спасибо. Я немного устала от путешествия. Думаю, сегодня мне лучше посидеть дома.

– Так я и предполагал,– ответил он.– Я загляну к половине третьего.

– Послушай, Томми, у меня здесь куча работы. Речь Терри для…

– Увидимся в полтретьего. Не волнуйся. Я забегу всего на минутку. В полчетвертого у меня деловая встреча. Чао, детка.– Он повесил трубку.

И вот сейчас она смотрела из окна гостиной, как Томми поднимается по ступенькам к ее двери. При себе он держал свернутую трубочкой папку. Она слышала, как он насвистывает.

Когда затренькал дверной звонок, она на минуту остановилась, чтоб собраться с мыслями. Затем сделала глубокий вдох и пошла открывать.

– Прекрасно,– сказал он, входя, снял куртку и плюхнулся на кушетку.– Как там в Майами?

– Там все тихо.

– Ну и плохо. А здесь что происходит! Ты изумишься.

– Я наслышана.

– Вице-президент жаждет крови президента. Конгресс волнуется. А знаешь ли ты, что Бейкер собирается обратиться к нации сегодня в восемь вечера?

– Нет…– Последняя новость потрясла ее.

– Говорят, он хочет рассказать все о деле Мартинеса. А может, и подать в отставку.– Томми глянул на свои часы.– Мне надо обратно в офис через минуту. Есть у тебя что-нибудь выпить?

Она сходила на кухню и принесла ему "Канадиан клаб" [124]124
  Марка виски.


[Закрыть]со льдом. А пока ходила, до нее дошло, что все в этом городе, видимо, знают о выступлении Бейкера по телевидению сегодня вечером. Все, кроме нее. И еще до нее дошло, что ни Терри, ни Крис, никто из телекомпаний даже не позаботился о том, чтобы пригласить ее. И она четко осознала: если не будет действовать быстро, двери Вашингтона закроются перед ней навсегда.

– Выпьешь за компанию? – спросил он, когда она протянула ему стакан.

– Нет.

– Как знаешь.– Он залпом опрокинул стакан.– А как тебе рисуночек? Я подумал, они что-то напутали с твоими волосами. Или в тот вечер волосы и впрямь были стянуты назад?

– Какой еще рисунок?

– Фото которого я послал тебе. Рисунок женщины, что была с парнем из секретной службы как раз перед тем, как он приказал долго жить.

– Не делай из себя посмешище! – Она заставила себя рассмеяться.– То была вовсе не я.

– Не будем дурачить друг друга, Салли.– Он открыл папку. Там была фотография с рисунка, но в отличие от фотостата, который он послал ей, здесь были точно прорисованы оттенки ее кожи и волос, мягкие тени, что лежали под ее скулами, и теплота ее глаз.– Это девушка, с которой я жил в Лагримасе,– сказал Томми.– Девушка, которую я любил.

Он сказал это с такой горечью и с такой страстью, что она даже испугалась. Но тут же взяла себя в руки и сказала:

– Неправда. Я даже рядом с тем отелем не была!

– А где же ты была?

– Здесь.

– С кем?

Пару дней назад она смело могла заявить: "С Крисом". Но сейчас она уже не могла так сказать и сознавала это.

– Одна,– произнесла она наконец.

Томми закрыл папку. И снова уселся.

– Ты же была репортером. Ты знаешь, как работает его голова. Репортер видит двух человек вместе – при том, что вместе им быть не положено. Он тут же спрашивает себя, о чем это они там толкуют? О чем они вообще могут толковать? Вот так и ты с парнем из секретной службы. О чем это вы могли толковать поздно вечером в баре отеля?

– Я не была там, ты только зря тратишь время.

– Предположим… предположим, Мартинеса убил не безумный иностранный террорист, как нам сообщили. Предположим, целью был вовсе не Мартинес. Предположим, целью был сенатор Терри Фэллон,– продолжал он.

– Бред какой-то.

– Так уж и бред? Разве это не объясняет, почему дело не осталось целиком за ФБР? Разве это не объясняет, почему вмешалась секретная служба? Разве это не объясняет, почему ты сидела в баре отеля и почему парню час спустя вышибли мозги?

– Ерунду ты городишь,– сказала она и попыталась встать. Но он схватил ее за запястье.

– А знаешь, Салли, я мог бы состряпать хорошенькое дельце: заговор для защиты интересов Терри Фэллона. Чтобы он смог оказаться в списке кандидатов в вице-президенты. Чтобы Бейкер смог баллотироваться на второй срок.

– Не собираюсь я сидеть тут и слушать весь этот бред, Томми.– Салли выдернула руку и встала.

– Ага, ты предпочитаешь услышать это в новостях?

Она ждала этой угрозы и была к ней готова.

– То, о чем ты говоришь, вовсе не новость. А просто выдумка.

– А читается как новости.– Он снова открыл папку и вручил ей два напечатанных на желтой бумаге текста. Она пробежала глазами первую страницу и сразу сникла.

– Садись-ка, любовь моя,– сказал он и положил подушку близ себя на кушетку.

Под дерзким заголовком "Кто стоит за?" шел целый набор пакостных предположений и размышлений.

"Чиновники службы по охране законности, отказавшись назвать себя, тем не менее утверждают, что таинственная женщина, которую видели с Томополусом за несколько минут до его смерти, вполне может быть Салли Крэйн, пресс-секретарь сенатора Терри Фэллона, который в свою очередь принимает участие в расследовании секретной службы. Полиция округа Колумбия имеет основания вызвать мисс Крэйн в суд для допроса по подозрению в убийстве".

– Что за мерзость! – Она швырнула бумаги ему на колени.– Ни одна телекомпания это не примет. И ни одна уважающая себя газета не напечатает.

– А зачем им это надо? – улыбнулся он и убрал бумаги обратно в папку.

Она-то знала, как он прав. Такую историю необязательно печатать, чтобы дискредитировать. Каждая сенсация начинается со слухов. Подобный отчет, сфабрикованный Вашингтоном, дающий общую картину и не предназначенный для печати, не останется без внимания. Не много понадобится времени, чтобы кто-нибудь взялся за телефон, позвонил в полицию округа Колумбия и спросил, действительно ли они собираются вызвать Салли Крэйн на допрос. Конечно, полиция слыхом не слыхала ни про какую Салли Крэйн. Но после этакого звонка они призадумаются. И немного понадобится времени, чтобы ее в самом деле вызвали на допрос, а слухи обернулись правдой. В отчаянии она села на кушетку. Она была потрясена.

– Ты… не ты же начнешь эту кампанию,– сказала она.– Томми, ты не…

Он наклонился к ней, в его глазах сверкнула злая ухмылка.

– Поиграла со мной как кошка с мышкой во время интервью Фэллона, а?

Она положила руки на колени, вся сжалась, стараясь унять дрожь.

– Ведь так было дело? – мрачно переспросил он.

– Ну ладно, да.

– И выбрала именно меня, потому что знала, что я люблю тебя. Ведь так?

Она не могла отрицать – это была правда. Она выбрала его телекомпанию, потому что знала, что он все еще испытывает к ней страстное чувство. Знала, что именно это делает его более уязвимым. Однажды она даже всплакнула от стыда за свое поведение. Теперь, похоже, могло повториться то же самое.

– Да,– сказала она.– Я прошу прощения, Томми. Я знаю, что я…

– О, я понимаю.– Он мягко обнял ее за плечи.

– В самом деле? – Ее глаза увлажнились.

– Да, конечно.

– Я не имела в виду…

– Знаю,– сказал он.– И вот что я думаю: пришло время пересмотреть наши отношения. Как ты считаешь?

– Пересмотреть?…

Кончиками пальцев он коснулся ее лица и легко поцеловал в губы. Всего раз. Она уставилась на него. А он принялся расстегивать пояс.

– Я думаю, пришло время понять друг друга,– сказал он и расстегнул брюки.– А как думаешь ты?

– Нет, Томми, ну пожалуйста. Я не могу.

Через ширинку своих боксерских трусов он нашел то, что искал.

– Не будь такой стыдливой. Однажды тебе это понравилось.– Он толкнул ее голову себе в колени.

– Нет,– взмолилась она.– Не надо. Пожалуйста.

Но он был неумолим, и она вынуждена была покориться…

– Пусть это будет пока нашей маленькой тайной,– сказал он. Затем встал, взял папку и куртку.– Сейчас мне надо бежать. Но я зайду завтра во время ланча. А ты надень что-нибудь сексапильное. Договорились?

Она лежала с закрытыми глазами, дрожа от отвращения и ощущения собственного падения.

– Между прочим,– сказал он,– ты знала, что Фэллон принял наше приглашение на интервью?

Его слова заставили ее открыть глаза.

– В четверг, в восемь.– Он оглянулся на нее, остановившись в дверях.– Мало, черт возьми, времени.

Она села и уставилась на него.

– А, так ты не знала. Ха, малость выпала в осадок. Скорей возвращайся в курс дела, Салли. Ты же не захочешь пропустить такое зрелище, а?

Казалось, весь дом зашатался, когда он захлопнул за собой дверь.

15.10.

Когда Манкузо вызвали в офис к директору ФБР О'Брайену, он представлял себе, что речь пойдет о его приглашении в Белый дом. И о том, чтобы его ботинки сверкали, а он сам не ковырял в носу, если ему выдастся пожать руку президенту. Мисс Татл, секретарша О'Брайена, оторвалась от пишущей машинки и взглянула на Манкузо, едва он вошел в приемную. Казалось, она так же "рада" его видеть, как он – находиться здесь.

– Зачем вы пришли, агент?

– Он хочет видеть меня,– сказал Манкузо.

– Подождите.– Она кивнула на кресло и взялась за телефон.– К вам агент Манкузо, сэр. Да, сэр!

Но как только Манкузо уселся, она раздраженно бросила:

– Не рассаживайтесь и не заставляйте директора ждать.

Она нажала кнопку, отпирающую директорскую дверь, и тут же отвернулась, тряхнув кудряшками.